Анжелика довела их до дверей и, бросив: «Мне нужно сдавать коллоквиум», поспешила уйти. Не исчезла, как обычно, а дробно простучала каблучками по лестнице, как будто здесь, в подвале у неё не было возможности исчезнуть – только на верхних этажах…

Марта задумчиво слушала стук Анжеликиных каблучков и не спешила открывать дверь, но дверь открылась сама, недвусмысленно приглашая войти.

Первой через порог шагнула Анна Юрьевна, сразу следом за ней Пётр Ильич.

Марта с удивлением отметила, что Анна Юрьевна спокойна. Вошла в огромный, мрачный каменный подвал, освещённый факелами, вставленными в специальные держатели на стенах и с нарисованной на полу вписанной в круг пентаграммой с символами по пяти углам пятиугольника, словно в квартиру потерпевшего – мало ли чем он увлекается…

Пётр Ильич с интересом посматривал по сторонам и не отпускал руку Анны Юрьевны. Остановились перед пентаграммой, не торопясь переступить черту, тем более, что сегодня все линии светились холодным фосфорным светом.

Марта с Полиной встали по обе стороны от Анны Юрьевны и Петра Ильича.

– Надеюсь, пыток никаких не будет? – едва слышно прошептал Пётр Ильич.

Но в пустом помещении с высокими арочными потолками тихий шёпот усилился эхом.

– Не будет! – раздался насмешливый голос ректора.

Огненная ведьма Блейза вышла из-за широкой колонны, поддерживающей свод. Она была в длинном чёрном балахоне с капюшоном. Марта узнала её по голосу и манере двигаться и говорить, хотя голос и исказился эхом.

Следом за ректором вышли ещё три человека и встали рядом с ней. Они несли толстые витые свечи. Такая же свеча была в руках у Огненной ведьмы Блейзы.

Неожиданно входная дверь позади Марты хлопнула и в кабинет магических обрядов вбежал Серафимович – тоже в чёрном балахоне, капюшон сбился назад. Декан приостановился, приводя себя в порядок и успокаивая дыхание, потом прошёл вперёд и встал между двух групп. Марта со странным удовлетворением отметила, что он тоже не заступил за черту.

Балахоны скрывали лица, и Марта вглядывалась и пыталась понять, кто те, трое? Агафья Тихоновна, Февронья Статс и Ольга-Варга? Вероятно… Но что-то в позах и манере двигаться подсказывало ей, что это не они. Или всё-таки они?

Пока она размышляла, из-за колонны вышли ещё люди и принялись выстраивать внешний круг, послышалось тихое пение, тоже усиленное эхом.

«Странно, – услышала Марта мысль Полины. – Когда была лекция Серафимовича, эхо так не усиливало его голос»

«Точно! – мысленно ответила Марта. – Интересно, что они хотят сделать?»

«Не знаю…» – Полина пожала плечами, и это выглядело странно – как будто она в своих мыслях и далеко от реальности.

«Я думаю, они попробуют пробудить силу Полины» – послышалась мысль Анны Юрьевны.

Марта с Полиной вздрогнули и уставились на неё.

«Извините, девочки, не знаю, как, но я ваши мысли слышу, – мысленно сказала Анна Юрьевна и добавила: – Думаю, нам не стоит привлекать внимание к этой маленькой способности. Не надо всем знать, что мы можем вот так общаться».

Марта была полностью солидарна с Анной Юрьевной. Полина тоже согласилась, что мысленное общение лучше оставить в тайне.

«Интересно, – мысленно спросила Полина, – А преподаватели могут слышать, как мы думаем?»

Анна Юрьевна с интересом посмотрела на стоящих по ту сторону пентаграммы и ответила:

«Думаю, нет. И это может быть нашим преимуществом. Всё не так, как…»

Додумать мысль она не успела. Внешний круг был замкнут, пение усилилось и по залу поплыл тонкий розовый аромат.

Серафимович поднял руки, широкие рукава скатились, представив взору часы в металлической оправе. Марта смотрела на этот предмет – чужеродный в подвале с нарисованной на полу пентаграммой и чуть не пропустила момент, когда вслед за нарастающим пением линии начали светиться сильнее.

Пение и всё усиливающийся аромат роз сдавили виски, Марта почувствовала тупую головную боль, по коже пробежал озноб. В глазах у неё помутилось, создалось ощущение, что пентаграмма пульсирует в такт Мартиному сердцу и зовёт её ступить во внутрь. Не сильно, но настойчиво.

Внезапный стон выдернул её из этого мутного состояния. Марта глянула в ту сторону, откуда он раздался, и увидела, что Пётр Ильич мучительно переступает с ноги на ногу, а пол у него под ногами раскалился… Но Пётр Ильич продолжал держать Анну Юрьевну за руку. Хотя видно было, что он испытывает сильные мучения.

Марта не успела ничего сказать или как-то привлечь внимание преподавателей, как Анна Юрьевна с усилием, граничащим с остервенением, принялась рвать подол своего платья. Он не поддавался, и женщина с отчаянием дёргала его.

Ничего не выходило – платье было на редкость прочным.

– Ну пожалуйста! – с отчаянием в голосе взмолилась Анна Юрьевна, и ткань поддалась.

Оторвав подол и разорвав его на две примерно равные части, Анна Юрьевна склонилась к ногам Петра Ильича и обернула его ступни… Закрепила так, чтобы можно было ходить и ткань не падала.

Пётр Ильич вздохнул с облегчением. Марта ощутила, что жар на полу начал спадать, видимо, форменная одежда действительно служила защитой.

Глянув снова на преподавателей, Марта почему-то не удивилась, что они не обратили никакого внимания на это маленькое происшествие. Усмехнулась про себя – это происшествие выдернуло её из гипнотического состояния, в которое она уже почти погрузилась. Глянув на Полину, поняла, что и та тоже осознаёт себя здесь и сейчас.

Линии между тем действительно светились сильнее и пульсировали.

В какой-то момент, когда пение достигло накала, Серафимович взмахнул розой. Марта удивилась – откуда он её взял. У него руки были пустые, когда он воздевал их к верху, сверкая своими часами.

Но тем не менее, теперь в руках у Серафимовича была роза – алая, бархатная… Он взмахнул ей, и из воздуха стали появляться и падать внутрь пентаграммы розовые лепестки. Вскоре пол был покрыт нежным благоухающим ковром. Однако, все линии оставались свободными – не закрытыми лепестками.

Марте вдруг очень захотелось чая – того самого, который они пили с Полиной – смесь зелёного и красного чая с лепестками роз и кусочками персика… «Сны китайского любовника». Чая захотелось настолько сильно, что у Марты пересохло в горле и задрожали руки. Марта сжала кулаки и медленно вздохнула.

И вдруг она увидела, что в одном углу пентаграммы стоит чашечка того самого чая… свежезаваренного по всем правилам чайного искусства… Чашечка тонкого фарфора и изящной формы… Ей захотелось подойти, взять эту чашечку и отхлебнуть небольшой глоточек изысканного напитка…

Марта тряхнула головой, сбрасывая наваждение, потом подняла глаза на Серафимовича и спросила возмущённо:

– Вы что, издеваетесь?

Пение на миг сбилось, Серафимович вздрогнул и с удивлением посмотрел на Марту.

– Если вам нужно, чтобы мы встали в углы пентаграммы, – с вызовом продолжила она, – скажите прямо и объясните, зачем.

– Да! Не нужно с нами так! Скажите прямо, что мы должны делать. Мы не дети, поймём, – поддержала её Полина.

Марта с удивлением и уважением посмотрела на подругу – неужели та наконец-то поняла, что преподаватели манипулируют ими?..

Пение снова дрогнуло, просело, потеряло стройность, но ректор махнула рукой и начала дирижировать. Хор выправился, но в нём больше не было той гипнотической магии.

Сквозь пение Огненная ведьма Блейза сказала, обращаясь к Марте, Полине и Анне Юрьевне:

– Наверное, вы правы и нужно сказать, что мы хотим… Мы хотим узнать природу силы Полины и пробудить её силу. Для этого нужно, чтобы вы…

Один из троицы в балахонах, кто стоял рядом с ректором, подошёл и шепнул что-то на ухо ректору. Она задумчиво пожала плечами и сказала:

– А что, это мысль! – и обратившись к Серафимовичу, сказала только одно слово: – Стихии…

Он кивнул, взмахнул розой и запел-заголосил другое заклинание.

Сначала ничего не происходила, а потом в том углу пентаграммы, где стоял знак земли Γαια, появилась полупрозрачная, светящаяся голубоватым светом, змея Шуша. Она свернулась кольцами и замерла.

В углу, где стоял знак воды ύδωρ, появилась лебедь Лелевеля, тоже полупрозрачная, она встрепенулась, вытянула шею и захлопала крыльями. Потом сложила крылья и села.

Там, где был знак άήρ, символизирующий воздух, появился Заграй. Он потряс головой, а потом вскинул гордо рогатую голову. Интересно было смотреть на светящегося голубым оленя, зная, что он златорогий.

Серафимович повернулся к девушкам, чтобы предложить им пройти к своим зооморфам, но тут в углу пентаграммы, где стоял знак огня έιλή, появилась ящерица. Она выглядела так же, как остальные зооморфы – была полупрозрачной и светилась голубым светом.

– Яра? – растеряно прошептал человек, только что разговаривавший с Огненной ведьмой Блейзой. И Марта по голосу узнала Агафью Тихоновну.

Ящерица между тем обежала вокруг себя, устраиваясь поудобнее и вдруг замерла. И лишь глаза время от времени вращались – каждый сам по себе.

Огненная ведьма Блейза и Серафимович не сговариваясь уставились на пятый угол пентаграммы, где был начертан знак, символизирующий идею, дух – ίδέα. Но он оставался пустым.

Марта вспомнила картину над коридорчиком в их комнату. Там под дудку козлоногого Пана танцевали четыре девушки. Четыре! И животных пришло четыре. Значит, Пётр Ильич появился не случайно!

Но тут она вспомнила, что именно говорила ей Шуша в ночном видении – мужчина пришёл со своей женщиной… То есть не сам пришёл, откликнулся на зов, а пришёл с женщиной. Она тут главная, не он…

Что-то тут не вязалось…

Но ведь их четверо! И зооморфов на пентаграмме тоже четверо…

«Ты думаешь, это он?» – мысленно спросила Полина.

«Не знаю. С одной стороны, всё сходится, а с другой…» – Марта оглядела растерянную Анну Юрьевну и Петра Ильича.

«А почему он тогда не слышит наши мысли?» – снова спросила Полина.

«Не знаю, – ответила Марта. – Может, потому что он мужчина?..»

«Или четвёртый – не он» – отчётливо подумала Анна Юрьевна.

Между тем пение окончательно сбилось, хор распался и вскоре смолк. Линии пентаграммы и круга попритухли и зооморфы исчезли.

В кабинете магических обрядов воцарилась всеобщая растерянность.

Огненная ведьма Блейза стремительно подошла к девушкам – напрямик, через пентаграмму.

– Был ли с вами кто-то ещё, какая-то женщина? – резко спросила она у Марты, Полины и Анны Юрьевны.

– Где? – ответила вопросом на вопрос Анна Юрьевна, а Марта с Полиной отрицательно покачали головами.

– В комнате девушек, когда сработало заклинание, – нетерпеливо пояснила Огненная ведьма Блейза.

– Ну со мной была моя следственная бригада – оперативный работник и эксперт…

– Они женщины или мужчины? – перебила Огненная ведьма Блейза.

– Мужчины… – ответила Анна Юрьевна.

– Оба?

– Да…

– Точно?!

– Да что случилось-то?! – не выдержала Марта.

– Заклятием крови связаны, как оказалось, четверо… Кто четвёртая женщина?!

И Марта, и Полина, и Анна Юрьевна были в растерянности. Из-за напора ректора они чувствовали себя виноватыми, но не могли понять в чём. На лице Огненной ведьмы Блейзы читалось бешенство и отчаяние. Она смотрела на них и казалось готова была испепелить на месте. И было непонятно, что удерживает её.

Подошедший к ней сзади Серафимович аккуратно взял её за плечи и шепнул успокаивающе:

– Ну что ты? Время ещё есть…

– Время?! – резко обернувшись к нему закричала Огненная ведьма Блейза. – Не говори мне о времени! Его нет у нас! Оно закончилось, ушло в песок, рассыпалось в прах!..

И вдруг… Огненная ведьма Блейза расплакалась.

Серафимович обнял её успокаивающе. И заозирался, отыскивая взглядом кого-то. Тут же подошла Агафья Тихоновна, всё ещё в балахоне, но капюшон уже был снят, и, приобняв Анну Юрьевну и Полину сказала мягко:

– Пойдёмте в столовую, позавтракаем.

Марте было странно видеть ректора плачущей. Это так не вязалось с тем образом, который она себе нарисовала. Да и вообще – взрослый человек, ректор университета магии… Ведьма! И вдруг плачет, как обычная девчонка, которую сильно обидели или отняли интересную игрушку.

«Взрослые тоже плачут» – мысленно усмехнулась Анна Юрьевна.

«Я понимаю» – подумала Марта.