Истошный вопль Марты переполошил весь замок, и не прошло и нескольких минут, как все собрались в комнате Хельмута. При виде трупа мужчины побледнели, а женщины были на грани обморока и истерики. Впрочем, Потсдорф также был на грани обморока, и глядя на его бледное лицо, можно было опасаться, что он хлопнется без чувств.

Бейкер боялся, что при виде трупа женская половина замка будет вести себя излишне эмоционально, впадёт в истерику или ударится в слёзы. Но он не учёл, что здесь также была и Мари, которая обладала несгибаемым характером, а иной раз совершала истинно мужские поступки. Увидев, что ещё чуть — чуть, и Ангелика упадёт в обморок, француженка быстро взяла её под руку и сказала побледневшей Габи, стоявшей рядом и не спускавшей взгляда с трупа:

— Это зрелище не для наших глаз. Пойдёмте отсюда.

— Да — да, — пробормотала Габи, не отрывая глаз от трупа. — Да — да… конечно. Конечно.

Мари вывела Ангелику из комнат, и Габи медленно вышла следом.

Инспектор взглянул на оставшихся в комнате. Прибежали все, даже служанки. Прижавшись друг к другу, они с ужасом смотрели на тело.

— Всем выйти, — жёстко приказал Бейкер. — Ждать меня в библиотеке и никуда не выходить. Всё ясно?

— Ясно, — поспешно сказал бледный как смерть Потсдорф, и, подавив в себе тошноту, вытащил Бинди Би за дверь.

Великая певица почти была в обмороке: ей стало дурно при виде вздувшегося синего лица повешенного.

Вилма, прижав платок к губам, поспешно выполнила приказ полицейского. Следом за ней так же поспешно вышли Марта и служанки.

— Помогите, — коротко сказал инспектор Райне.

Тело уже успело окоченеть, и им пришлось потрудиться. Острым перочинным ножиком Бейкер срезал петлю выше самого узла, и когда труп несчастного дворецкого лежал на полу, аккуратно разрезал у шеи.

— Что — то не так? — спросил Райне, видя, как инспектор внимательно осматривает тело.

— Вы заметили, что нигде нет предсмертной записки?

Райне огляделся, затем прошёлся по комнате. Записки нигде не было.

— Вот именно, — подчеркнул Бейкер, когда Райне сказал, что ничего не нашёл. — Предсмертной записки нет. Обычно самоубийца пишет предсмертное письмо. Или Хельмут так торопился отправиться к праотцам, что забыл черкануть нам пару строчек, либо… Послушайте, вы же не подумали, что он решил уйти таким способом?

— А разве это не так?

— Он не решил. За него решили, — Бейкер кивнул на тело. — Взгляните.

На шее трупа была видна тёмная ровная борозда.

— Замкнутая, горизонтально расположенная борозда, которой не бывает при самоповешении. Его задушили верёвкой, а уж потом на этой же верёвке подвесили к потолку, попытавшись инсценировать самоубийство. — Бейкер быстро взглянул на Райне: — Это не самоубийство. Его убили.

Он поднялся и бегло осмотрел комнату.

— И нигде нет предсмертной записки…

— Обычно самоубийцы не забывают об этом… И тело уже закоченело, значит, убийство произошло три — четыре часа назад.

— Значит, его убили либо сразу после полуночи, либо позже, — сказал женский голос.

Мужчины оглянулись. Мари стояла на пороге, прислонившись к косяку двери, и смотрела на тело.

— Вы подслушивали? — нахмурился Бейкер.

— А что вы хотели от особы, которая нагло прикрылась именем вашей знаменитой тётушки? — отпарировала француженка.

— Я приказал всем перейти в библиотеку и оставаться там до моего прихода. Почему вы ослушались?

— Потому что я и минуты не думала, что это самоубийство.

— Почему не думали? Неужели совсем не умеете?

— Оставьте ваши шуточки при себе, господин из Скотланд — Ярда, — холодно посоветовала Мари.

— Слушаюсь. Значит, вы решили, что Хельмута убили.

— А вы подумали, что именно Хельмут убил Фреджа и напал на Потсдорфа, так?

— Я не исключаю этой версии, — осторожно заметил Бейкер.

— А по — моему, вам хочется сказать классическую фразу: «Это сделал дворецкий».

— А по — моему, вам лучше вернуться в библиотеку, — не остался в долгу Бейкер. — Это зрелище не для женских глаз.

— Как себя чувствует Ангелика? — спросил Райне, продолжая смотреть на тело. — С ней всё хорошо?

— Она впервые увидела повешенного, так что я не скажу, что она в порядке. Как я понимаю, его задушили, а потом подвесили сюда? — уточнила Мари и подняла глаза на балку, на которой и был обнаружен дворецкий.

— Послушайте, для человека, который не является ни полицейским, ни писателем детективов, вы неплохо мыслите, — похвалил Бейкер.

— Мне пришлось перечитать все книги вашей знаменитой тётушки, чтобы не попасть впросак. И что вы думаете делать? — поинтересовалась Мари, переводя взгляд с инспектора на Райне. — Как будем ловить убийцу?

— Будем? — поднял бровь Бейкер.

— Конечно, будем. Раз уж вы двое не дали мне свершить возмездие, так дайте хоть в сыщика поиграть. Тем более что остальные уверены, что я — та самая Берта Мур, ваша дражайшая тётушка, — добавила Мари, кинув взгляд на инспектора. — И все будут удивлены, что знаменитая писательница детективов не участвует в расследовании. Могут возникнуть подозрения.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы участвовали в расследовании.

— Понимаю. Это просто ужас как опасно, — насмешливо уточнила Мари.

— Именно, — подтвердил Бейкер.

В его глазах появились уже знакомые Мари смешинки, и француженка заподозрила, что инспектору доставляет огромное удовольствие не только иронизировать над ней, но и просто разговаривать.

— Вы снова надо мной издеваетесь.

— Ну что вы, как можно. А теперь всё же объясните, почему вы решили, что это убийство?

Мари пожала плечами:

— В свете последних событий только эта версия приходит на ум.

— Может быть, Хельмут увидел что — то или понял логическую последовательность действий убийцы? — предположил Райне. — А если он вздумал шантажировать, то это — результат шантажа.

— Так или иначе, но он убит, и нужно перенести тело в погреб.

В углу послышался слабый шорох, и когда все взглянули в данном направлении, то поняли, что совсем забыли про повелителя моды. Руппрехт, крепко прижав к себе странно притихшую собачонку, почти прилип к стене и не сводил широко распахнутых глаз с трупа.

“Чёрт, он же всё слышал!” — одновременно подумали Райне, Бейкер и Мари. — ” Он слышал про подмену!”

— Что вы тут делаете? Я же сказал всем покинуть помещение, — сердито сказал Бейкер.

— Простите… я просто… — начал лепетать повелитель моды. — Я раньше никогда… повешенный…

— Он всё слышал, — тихо сказал Райне, глядя на застывшего Руппрехта.

— Не думаю, — так же тихо ответил инспектор. — Он сейчас в таком состоянии, что ничего не воспринимает.

Бейкер был прав: Руппрехт действительно ничего не слышал, потрясённый увиденным. Он по — прежнему крепко прижимал к себе Ди — Ди, и Мари, подойдя, мягко взяла его под локоть и вывела из комнаты.

Мужчины проводили её взглядом.

По дороге Руппрехт что — то несвязно бормотал про себя, а француженка успокаивала его, ведя в библиотеку:

— Сейчас выпьете что — нибудь горяченькое, успокоетесь, придёте в себя…

— Да — да, горяченькое… — бормотал повелитель моды. — Что — нибудь горяченькое. Может быть, скотч…

— Можно и скотч, но лично я имела в виду горячий чай или кофе.

— Можно и кофе, — беспрекословно согласился Руппрехт. — Почему бы и нет…

Мари видела, что он до сих пор не может отойти от увиденного. Бедняжка Ди — Ди была так сильно прижата к груди, что не могла даже гавкнуть. Но похоже, что собачонка даже и не думала подавать голос, напуганная невиданным доселе поведением своего хозяина, который так прижал её к себе, что ей грозило удушение.

— Задушите собачку — то, — сказала Мари, заметив это, и повелитель моды слегка ослабил хватку, но Ди — Ди из рук не выпустил.

Мари проводила еле передвигающего ноги Руппрехта на кухню. Она не думала, что там будет баронесса, Марта или кто — то из слуг, но служанки: одна из них Лизелотта, а вторая — Инге — на кухне действительно были, однако просить их о чашке горячего кофе не было смысла: потрясённая прислуга ни о чём другом, как о погибшем Хельмуте, говорить не могла.

— Да как он мог так? — слезливо и шепеляво вопрошала невысокая худощавая блондинка с тонким искривлённым носом — Лизелотта. — Как он мог пойти на такое?

— Никогда бы не подумала, — вторила Инге, пожилая полная женщина с тёмными взбитыми волосами. — Зачем он решил покончить жизнь с самоубийством? Ведь так всё хорошо было…

Лизелотта шумно высморкалась в платок и снова слезливо заговорила:

— Моя мама всегда мне говорила: самоубийство — самый тяжёлый грех. Самый тяжёлый что ни на есть, и что самоубийц хоронят за пределами кладбища, без отпевания.

— Правильно говорила твоя мама, — отозвалась Инге. — Самоубийство — страшная вещь, но я не могу понять, почему Хельмут решился на это.

— Ой, я не знаю, не знаю!.. — заныла Лизелотта и стала сморкаться, когда на кухне появились Мари и повелитель моды.

— Что — то случилось? — испуганно спросила Инге, увидев, что Мари почти тащит на себе Руппрехта.

— Ему нужно что — нибудь успокаивающее. Он в шоке.

Инге вскочила и бросилась хлопотать вокруг повелителя моды, который никак не мог придти в себя, а Лизелотта снова ударилась в слёзы, периодически сморкаясь в большой носовой платок.

Решив воспользоваться ситуацией, Мари стала осторожно расспрашивать о Хельмуте. Лизелотта охотно вступила в разговор, и пока Инге суетилась вокруг безучастного ко всему Руппрехта, рассказала, что Хельмута знает только с положительной стороны, что он служит тут давно и никаких нареканий не имел, своё дело знал и нос в чужие дела не совал.

— И ничего странного вы не видели, — уточнила француженка.

— То есть?

— Может, в последнее время Хельмут вёл себя подозрительно. Нет?

— Подозрительно? — переспросила Лизелотта и вдруг одушевилась: — А ведь правда, ваша правда! Было такое. Он вчера был какой — то рассеянный, понимаете? Обычно он собран был, знал, что делал, а вчера у него всё из рук валилось.

— Да хватит тебе выдумывать, — сердито сказала Инге, на минуту оторвавшись от повелителя моды. — Придумала тоже!

— И ничего я не придумала, — запальчиво выпалила Лизелотта. — Вот те крест — не выдумала! Он даже тарелку разбил, хотя это раньше за ним не наблюдалось. Ну, грохнул он эту тарелку и грохнул, а я и говорю, мол, что случилось, Хельмут, почему ты такой рассеянный? А он сказал, что ничего он не рассеянный, просто не выспался. В общем, отговорился ерундой, но я тогда подумала, что действительно не выспался… — поникшим голосом сказала Лизелотта и виновато взглянула на Мари: — Я совершила ошибку, да?

— Лучше бы поменьше болтала, — сердито заметила Инге. — Мама тебе не говорила, что болтать — тоже тяжёлый грех?

— Скрывать правду — тоже, — с обидой ответила Лизелотта и снова высморкалась в платок. — Я не собираюсь ничего скрывать. Если Хельмут вёл себя странно — значит, вёл. Если он действительно странно себя вёл?.. А посуда, между прочим, не казённая — с нас вычтут. Марта знаете какая лютая насчёт этого!

— Кстати, а она где? — поинтересовалась Мари.

— Не знаю. Кажется, вместе со всеми в библиотеку пошла, как полицейский велел.

— Тогда почему вы здесь?

— Мы? — растерялась Лизелотта и оглянулась на Инге. — Мы…

— Ну да, вы. Вам также было велено пройти в библиотеку и ждать инспектора.

— А я не знаю, почему мы здесь… — пробормотала Лизелотта и снова оглянулась на Инге. — Наверное, чисто машинально сюда пришли. По привычке. Мы всегда на кухне чай пьём, новостями делимся, сплетнями…

Последнее слово явно вырвалось, ибо после него Лизелотта стала поспешно сморкаться в платок, а потом снова ударилась в слёзы и начала причитать, пока Инге не прикрикнула на неё:

— Что за истерика, Лизелотта? А ну прекращай немедленно! А вы не беспокойтесь, фройляйн Мур, — взглянула она на Мари, — Мы сейчас приведём в чувство герра Руппрехта и пойдём в библиотеку.

— Я видел тело Фреджа, но это не произвело на меня такого впечатления, — пробормотал Руппрехт. — А этот дворецкий… сколько он висел, раз выглядит так?

— Не думайте об этом, — посоветовала Инге. — Лучше выпейте кофе.

— Да — да, кофе, — послушно сказал Руппрехт и отпил несколько глотков, вздрогнул, удивлённо взглянул в чашку, а потом поставил её на стол. — Теперь я в порядке, спасибо.

Очевидно, Инге плеснула горячительного в кофе, ибо выглядел повелитель намного лучше: щёки порозовели, и Ди — Ди уже не так сильно была прижата к груди.

— Я в порядке, — повторил Руппрехт и, пошатываясь, поднялся. — А что вы там плеснули мне в кофе?

— Ром.

— Возьмём на заметку, Ди — Ди, — сказал повелитель моды собачонке и нетвёрдым шагом вышел из кухни. Следом за ним вышли Лизелотта, продолжая держать платок, и Инге.

Последней вышла Мари, но перед этим она внимательным взглядом осмотрела кухню, и уж потом закрыла за собой дверь.

Весть о самоубийстве Хельмута шокировала и удивила всех. С какой стати повесился этот почтенный старик? Какая мысль или вина побудила его покончить с жизнью?

Ничего не понимающие и окончательно выбитые из колеи гости последовали приказу инспектора и собрались в библиотеке.

— Это не смешно совсем, — глухо сказала сквозь платок, прижатый к губам, Бинди Би, опустившись на свою излюбленную тахту. — С какой стати старик решил покончить с собой? Нелепо, просто нелепо. Бинди Би ничего не понимает. Абсолютно ничего не понимает великая Бинди Би!. Зачем старикан решил повеситься?

— Ты ему надоела, вот и повесился, — буркнул Потсдорф.

После увиденного он погано себя чувствовал и еле сдерживал приступ тошноты. А как он должен был себя чувствовать после лицезрения вздувшегося синего лица и вывалившегося языка?

Ангелике тоже чувствовала себя неважно. Она старалась гнать от себя мысли о Хельмуте, но лицо мертвеца то и дело вставало перед глазами.

— Подумать только, ещё вчера он был жив… — пробормотала она. — Ходил, разговаривал… Зачем он это сделал, зачем?

— Надеюсь, Скотланд — Ярд с этим разберётся, — проворчал актёр. — И вообще, мне иногда кажется, что этот длинный англичанин не случайно появился в замке. Словно знал, что здесь будут происходить убийства.

— Вы ещё скажите, что он и есть убийца, — сердито сказала Габи.

— Не исключено. Откуда мне знать, почему он появился в замке? Может быть, специально приехал за физиком, а потом кокнул его.

— Что за бред? — брезгливо поморщилась Габи. — С какой стати ему ехать за Фреджем? И уж тем более убивать его?

— Потому что физик знал что — то, что могло сильно навредить Скотланд — Ярду. Вот он и приехал следом, а затем выбрал удобный момент и отравил физика.

— Что за ерунду вы несёте? Что мог знать Фредж, чтобы инспектор — сам инспектор, полицейский! — мог убить его?

— Ну откуда я знаю? Наверное, что — то очень важное, раз сам полицейский не сдержался от убийства. И потом, что вы так возмущаетесь, дорогая моя? Полицейский тоже человек. И он может убить. Это даже удобно — никто не заподозрит.

— А что вы про себя скажете? Я вот вас подозреваю. Вы были знакомы с Фреджем раньше и, узнав, что он приглашён, отправились следом. Не знаю, как вы вытребовали себе приглашение, но вы здесь — и он, ваш враг, тоже. Так всё было?

На протяжении всей речи Габи актёр слушал, бледнея на глазах — хотя дальше уже было просто некуда, а услышав вопрос, воскликнул:

— Вы с ума сошли?! Что вы такое говорите?

Но Габи не слушала и продолжила, повысив голос:

— Вы разыграли комедию, убедив всех, что никогда раньше с ним не встречались, а когда настал удобный момент, отравили его.

— Что?! — почти взвизгнул Потсдорф. — Да как я мог его отравить?! Да я всегда был у всех на виду! И я был пьян в стельку!

— Вы притворились пьяным. Пьяного никто не заподозрит, ведь верно?.. И вы не всегда были на виду, так что вы спокойно могли убить Фреджа.

Потсдорф потерял дар речи и молча, вытаращив глаза, смотрел на Габи.

— И может быть, Хельмут не повесился, а его убили. Вы убили: хладнокровно, рассчитав каждую минуту. Дворецкий видел, как вы подсыпали яд в бокал физика. Хельмут решил немного пошантажировать вас, но вы его задушили, а потом инсценировали самоубийство.

— Дворецкого убили?! — с ужасом спросила Ангелика.

— Вы ей поверили?! — покраснев от злости, закричал Потсдорф. — Поверили этой сумасшедшей?! Да она несёт невесть что! Старикана никто не убивал, он повесился — сам!

— А я утверждаю, что это вы его убили!

— Что за чушь?! — перешёл на фальцет актёр. — Что за чушь вы несёте?!

— А вы докажите, что это не чушь, — наседала Габи. — Докажите, что вы не убивали Франца Фреджа и Хельмута!.

— И докажу! На меня было совершено покушение! Забыли? — Потсдорф указал на повязку на голове. — Меня чуть не убили, и я еле спасся. Что вы на это скажете, доморощенный сыщик?

— Вы сами ударили себя по голове, чтобы отвести от себя подозрения.

— Да вы с ума сошли?! — взвыл Потсдорф. — Что вы такое говорите? То же самое я могу сказать и про вас, и про вашего шефа, и про всякого, находящегося в этой комнате! Каждый с таким же успехом может оказаться убийцей, так почему вы выбрали именно меня? Вот вы, вы! — и актёр ткнул пальцем в Габи. — Чем вы докажете, что это не ваших рук дело? Какие у вас доказательства своей невиновности? Или вон ваш шеф. Может, этот идиотский образ влюблённого в свою ничтожную шавку придуман для того, чтобы никто не заподозрил? А что, очень даже подходяще!

— Не говорите чепухи, — презрительно бросила Габи.

— Почему же это чепуха? По — моему, очень даже вразумительно и логично. Или это чепуха потому, что исходит от меня и обвиняет вас? Ну так вы первая, моя дорогая, начали. И кстати, где ваш шеф?

Руппрехта в библиотеке не было.

— А ещё должны за ним присматривать, — ядовито сказал Потсдорф. — Какая же вы после этого ассистентка?

— И нашей знаменитой писательницы тоже нет, — сказала через платок Бинди Би.

Габи не ответила. Вскочив с кресла, она снова огляделась, словно думала, что в первый раз не увидела шефа, а потом решительно направилась вон из библиотеки.

— Скотланд — Ярд приказал никуда не выходить, — вслед сказал актёр.

— Мне нужно знать, где мой шеф, а ваши советы мне не нужны!

Но только Габи сделала шаг, как дверь открылась, и Руппрехт неуверенно вошёл в комнату. На руках у него по — прежнему была Ди — Ди, которая вела себя странно тихо.

— А, всем привет, — бесцветным голосом сказал повелитель моды.