В нашем доме есть черный ход, ведущий в подземный гараж. О нем мало кто знает, только жильцы. Да и те никогда им не пользуются. Но на случай экстренной ситуации в каждой квартире имеются ключи. Выход на запасную лестницу идет с общего балкона. Правда, дверь порядком поржавела… Однако предусмотрительно прихваченные молоток и стамеска не понадобились. Дверь легко ответила на легкий поворот ключа и, слегка скрипнув, открыла мне пахнущий плесенью и кошками темный лестничный пролет. Кто-то совсем недавно открывал ее.

Свет на кухне не стала выключать. Более того, вытащила с антресолей огромного плюшевого медведя, замотала его голову полотенцем, обрядила в свой банный халат и посадила спиной к окну, слегка приоткрыв штору. Если за мной следят, то это должно дезориентировать преследователей.

Освещая свой трудный путь фонариком, я медленно спустилась вниз. В гараже было тихо и гулко. Каждый мой шаг отдавался в голове тревожным эхом. Для довершения образа бесстрашной сыщицы мне оставалось угнать чужой автомобиль. Но, во-первых, я выпила, а во-вторых, в тюрьму все-таки не хотелось. “Ничего, ничего, — шептал мне внутренний голос, — в тюрьму ты еще успеешь. Не знаешь, сколько нынче дают за незаконное пересечение границы по фальшивому паспорту?” “Не знаю”, — сказала я внутреннему голосу.

Я долго плутала дворами, прежде чем решилась выйти на дорогу, голосуя протянутой рукой. Уже через минуту жизнерадостный небритый азербайджанец мчал меня в направлении международного аэропорта. Всю дорогу я косилась назад, пытаясь понять, есть ли за мной слежка или мне все-таки удалось уйти.

— Слюшай, потеряла что? Да? — широко улыбнулся мне смуглый сын интеграции. Как-то чересчур быстро он согласился на дальний маршрут. Даже торговаться не стал. Может, он тоже, того… купленный?

Но обошлось без эксцессов. Я приехала в Шереметьево за час до регистрации. Было время и кофе выпить, и немного прийти в себя. Баров в аэропорту теперь в избытке, имея неприхотливый вкус и рано просыпающийся аппетит, можно сносно позавтракать. Что я и сделала, заказав у клоунски разодетого официанта омлет с беконом и чашку двойного эспрессо. Я уже не первый раз коротала время до отлета в этом кафе. Здесь относительно вкусно и недорого кормили, а слегка придурковатый интерьер радовал яркими красками.

Регистрацию прошла без проблем. Да здесь практически и не смотрели в паспорт. А вот несколько метров до таможенного контроля дались мне непросто. Так тряслась я только накануне ответственного свидания с Лешкой. И тогда и теперь мне грозило разоблачение. Лешка мог догадаться, что я вовсе не владелица фирмы, уверенная в себе и в своем будущем, не ждущая снисхождения Анастасия Голубкина, а так… девочка Настенька без особых планов на жизнь. Строгая таможенница, совсем наоборот, могла понять, что я — Анастасия Голубкина. Я ведь проходила через этот турникет уже не раз, и уже не раз в компьютер заносились мои данные. А если она вспомнит мое лицо? “Дура, твое лицо и по особой надобности не очень запомнишь”, — опять заворчал внутренний голос.

Фуууу!!! Уффффф!!! Слава тебе, Господи. Ты есть и ты так удивительно добр ко мне.

Я прошла в зону беспошлинной торговли и устремилась к ближайшему туалету посмотреть, как сидит на мне рыжий парик. И тут случилось страшное. Я поняла, что забыла в кафе сотовый телефон. Вылетать в Амстердам без телефона было сущим безумием. Проситься выйти обратно и проходить таможню второй раз было и вовсе верхом идиотизма. Даже для такой безалаберной девицы, как я, это было слишком. Но... Я робко потрусила к таможне. Дама в зеленой форме долго не могла понять, что я от нее хочу, а потом согласно кивнула:

— Оставляйте паспорт и идите.

На совершенно негнущихся ногах побрела в сторону зала ожидания. Медленно и печально. Хотя, по-хорошему, следовало бежать во весь опор. Чем дольше у них на руках этот чертов поддельный паспорт, тем отчетливей звон наручников.

— О да! Вы забыли у нас телефон, — смущенно улыбнулся мне похожий на финна парень в красном колпаке, — сейчас принесу.

Какие милые люди, какое отличное заведение. Сервис высокого уровня. Парня не было минут двадцать. За это время я поседела, похудела килограммов на пять и раз десять пересмотрела свои планы на жизнь.

— Увы, его уже сперли, — грустно сказал он мне, — кто-то из наших постарался. Знаете, как бывает…

Чтобы я еще раз в это кафе?! Да ноги моей…

Второй незаконный проход через границу дался проще. Если мне повезет добраться до Копенгагена, я и глазом не моргну, протягивая пограничнику фальшивую ксиву. Конечно, отсутствие связи сильно огорчало, но пути назад не было. В крайнем случае куплю телефон в Амстердаме. Вот только девочки не знают его номер. Ладно, что-нибудь придумаю.

Многолюдная площадь Дам оказалась именно такой, как я ее нарисовала в воображении, а плавучий цветочный рынок поразил в самое сердце. Завораживающее зрелище — настоящее летнее буйство на фоне холодной зимней воды. Я растерянно бродила в толпе туристов, надеясь, что те, кому я нужна, найдут меня сами.

Как же амстердамская толпа отличалась от московской! Если здесь и были тщательно и солидно одетые люди, то все как один итальянцы или русские. Итальянцы вообще любят одеваться броско и дорого. Это роднит их с нами, детьми дефицита и нищеты. Дорвавшись до ярких шмоток, мы готовы экономить на всем, лишь бы выглядеть на уровне.

Приезжая к родителям, я всякий раз поражаюсь, до чего шикарно выглядят провинциальные барышни. Пожалуй, их гардероб — это основное вложение капитала, на него идет едва ли не зарплата всей семьи. Многие до сих пор предпочитают экономить на еде, на путешествиях и даже на собственном здоровье, лишь бы только пустить пыль в глаза. Одетая в норковое манто дама запросто может жить на жалкие гроши, откладывая копейки на очередную шмотку. И все равно это смотрится бедно. Потому что цвет кожи серый, зубы плохие, нет спокойной уверенности в глазах. Как-то раз, оказавшись в Женеве, я была поражена, до чего местные старички и старушки напоминают румяные пряники. Чтобы так выглядеть в восемьдесят лет, надо всю жизнь дышать горным воздухом, есть здоровую пищу и не дергаться из-за дефолтов и кризисов. Этой сытой свежести не добиться ни с помощью шикарных одежек, ни под ножом пластического хирурга.

Жители Амстердама и его постоянные гости выглядели именно так, как хотела бы выглядеть я, будь у меня достаточно смелости. Казалось, им плевать на моду, на классовые и возрастные условности. Вот впереди идет парочка, похоже, что мама с дочкой. Обе в высоких кожаных сапогах, увешанных какими-то фенечками, в залихватски заломленных шляпах, в невообразимых пальто до того неожиданного, но вместе с тем элегантного покроя, что можно помереть от зависти. А рядом девушка, укутанная в мягкую узорчатую шаль, а за ней семейная пара в вытянутых свитерах и жилетках из кожи “мексиканского тушкана”. Респектабельный дядя в тонком кашемировом пальто и с серьгой в ухе, зеленоволосый панк, весело хохочущий в запредельно дорогую телефонную трубку, старушка с аккуратными седыми буклями в полосатых гетрах, бомж в импозантном сюртуке, с благородно потертым фетровым головным убором в качестве урны для жертвоприношений. Красивая яркая толпа, чуждая предрассудков и немного шальная. Немцы, как всегда, выделяются своим затрапезным видом, японцы— доведенной до совершенства безликостью, а Настенька Голубкина — своим идиотским выражением лица, потому что даже приблизительно не знает, что ей делать.

Меня, похоже, тут никто не ждет. Телефона у меня нет. Сама я позвонить тоже никуда не могу. Девочки наверняка сменили номер, не стоит и пытаться достать их по старому. Времени у меня часов шесть. Возможно, съеденная Теодором инструкция объясняла, как ими распорядиться. Моей же фантазии на это не хватало.

А хорошо бы приехать в Амстердам с Лешкой. Мне так нравилось с ним путешествовать. И хотя пока мы успели побывать только в Турции и в Чехии, я уже всей душой полюбила наши совместные вояжи. В прошлой жизни с первым мужем мы изрядно поколесили по миру, но все поездки были безнадежно испорчены его дурным характером. В любой точке земного шара он вел себя так, как будто каждый очередной день может закончиться на кладбище и потому надо успеть как можно больше — пройти сорок километров пешком, обойти все имеющиеся в городе музеи, экономя при этом на еде и воде. Он не умел просто жить, а настоящий отрыв не мыслил без обильного возлияния. Внутренний дискомфорт никогда не отпускал его, напряжение он мог только залить. Лучше всего водкой. К счастью, это уже не мои проблемы.

С Лешкой отдыхать мне нравилось. Можно было бездельничать, сидеть, не думая о времени, на лавочке в приглянувшемся парке, молчать, смотреть, думать. Точнее, не думать. Просто быть. Каждый обед он мог превратить в праздник, а вечер устроить таким образом, что его хотелось растянуть до бесконечности. Ах, Лешка… Ну неужели какая-то там природная древняя сила, о которой пытался толковать мне Гришка, стоит того, чтобы перечеркнуть все, что было?

Конечно, я взрослая девочка и прекрасно понимаю, что идеальных людей нет. Идеал существует лишь в воображении отдельно взятого человека, и для каждого он свой, он так же неповторим, как узор ладони. Можно наделить идеальными чертами живого человека, но, даже мастерски сшитый, этот костюм все равно потребует подгонки. По ходу дела придется отпороть пару-другую деталей, а то и вовсе перекроить фасон. Куда разумнее и человечнее уступить ближнему без боя право быть таким, какой он есть, и любить его таким, понимать, принимать. Загвоздка в том, что мужчина твоей мечты, как в фокусе объектива, меняется при наведении на резкость. Ты полюбила общий контур, общие очертания, а теперь, когда узнаешь его день ото дня все лучше, проявляются конкретные детали. Заранее их не рассмотреть, ни одна, даже самая проницательная женщина на такое не способна. И тут судьба бывает очень коварна. Ты легко бы могла смириться с неряшливостью, храпом, рассеянностью, неумением вбить гвоздь. Ты посчитала бы за счастье иметь в доме обжору и лежебоку. Но по злому року тебе выпадает аккуратный, рассудительный, трудолюбивый и хозяйственный кобель.

Из столицы тюльпанов и марихуаны я улетела, так и не узнав, зачем прилетала. Это было самое странное путешествие в моей жизни — на такси до центральной площади и обратно. И несколько часов бесплодного ожидания.

Прошло два часа, потом три, четыре… Время близилось к вечеру. На меня стали коситься стражи порядка. Хотя они тут и казались весьма либеральными на вид, откровенно скучающая личность, весь день толкующаяся у цветов, их напрягала. А меня уже напрягал этот город. Любой город напрягает, когда ты в нем не у дел, незваный гость, пассажир, севший не в тот поезд.

— Добро пожаловать в Копенгаген! Температура воздуха за бортом два градуса выше ноля, ветер…

Пройдя по длинному пустому коридору копенгагенского аэропорта в зал для курящих, я неторопливо распечатала пачку легких ментоловых сигарет… Зажигалка куда-то запропастилась. Ни в одном кармане ее не было. В сумке тоже. Зато некстати нашелся второй мой заграничный паспорт. Это был весьма неуместный пассаж. К тому же у меня было четкое ощущение, что именно настоящий свой документ я предъявила для регистрации в амстердамском аэропорту.

— Возьмите. — Худенькая девушка, почти подросток, протянула мне зажигалку. — Сигареткой не угостите?

Русских сейчас везде много, и обычно я безошибочно определяю соотечественников. Но эта пигалица, пока сидела рядом, не вызвала никаких подозрений. Я чуть было не сказала ей, что курить вредно, но вовремя придержала свой педагогический пыл.

— Ну конечно, — с отсутствующим видом молвила девица, — вы, Настя, такая рассеянная! Молчите, ради бога, не надо орать. Теперь спокойно отвечайте, почему вы столько времени торчали на этом дурацком рынке? И почему вы так одеты, черт вас побери? Где ваша оранжевая куртка?

Я слегка улыбнулась, глянула на часы, покрутила головой и, словно продолжая разговор о достопримечательностях аэропорта, парировала ответным вопросом:

— Может, тогда расскажете, чем заслужила быть свидетелем столь чудесного события — воскрешения со дна морского?

Страх снова разрядом прошелся по моему телу. Даже голова закружилась. Но я постаралась не подать виду.

— Да не бойтесь, ничего потустороннего. В любой стране есть мужчины, к любому мужчине есть подход, даже если он ну о-о-очень важный карабинер. Ну конечно! А почему именно вы?.. Просто никого другого под рукой не было. Так какого черта вы, Настя, так вырядились? Вы не умеете читать?

— Так получилось, — коротко ответила я, — записка донесла до меня лишь часть текста. А на ваши инструкции я чихать хотела. Считайте, что я давно мечтала побывать на площади Дам.

— Ну-ну… считайте, что я вам поверила. Конечно!

В это время к нам подскочила еще одна девочка-белочка, кудрявое создание, ничего общего не имеющая с первой. Нарядились они на славу. Сегодня я не то что не назвала бы их красивыми, я бы их вообще не заметила.

— Ну конечно! — растянула рот до ушей вторая близняшка. — Настя, это вы? Замечательно! Просто замечательно!

— Мария, у нас мало времени, нет никакого резона мелькать тут у всех на виду. Анастасия, излагаем коротко! Как вы уже поняли, нам угрожает опасность. Мы спаслись только чудом. За нами объявлена охота.

— Ну конечно! Особенно после того, что случилось с Фимой.

— А что случилось с Фимой? — по-прежнему стараясь сохранять на лице расслабленное простодушие, спросила я.

— Он утонул, — насупилась одна из сестер. — Фима — их человек.

— Чей?

— Вам, Настя, непременно надо всюду сунуть свой нос? Лишняя информация вредит процессу пищеварения.

— Ну конечно!

— Конечно!

— В таком случае идите к черту!

Копившийся все это время стресс превратился в чудовищную усталость. Откинувшись на обтянутую синей кожей спинку, я прикрыла глаза. По большому счету мне было все равно, что они скажут. Я знала — девочки уже придумали вполне убедительную версию и заранее отрепетировали спектакль. Они вознамерились использовать меня в своих целях до конца, и поделать с этим я ничего не могу. Смешно и пытаться. Если им удалось играючи разделаться с профессионалом Фимой, всплыть с морского дна и уломать на подлог международного масштаба итальянские правоохранительные органы, то меня они сожрут, не моргнув глазом. Даже и топить не придется. На чем же все-таки прокололся Ефим?.. Впрочем, это уже неважно.

Теперь мне было ясно, что девочки, скорее всего, никогда не теряли связи со своим загадочным отцом. Все произошедшее — их общий план, одно на троих мероприятие, в результате которого они стали богатыми наследницами. Не исключено, что в обозримом будущем печальная участь постигнет Ангелину и Анвара. Спектакль завершится к радости режиссера большим кассовым сбором.

— Ну конечно, Настя! У вас на лице написано, что вы нам не верите. И не поверите ни одному слову. Можно подумать!

Я встала, подхватила с пола рюкзак и пошла прочь. Терпеть не могу людей, которые считают, что им позволено все. Иллюзий не питаю — кому-то и впрямь отсыпано больше прав. В силу внешних и внутренних данных, состояния счета, родословной. Это естественно. Но никому не позволено манипулировать моими человеческими порывами! Ведь я их пожалела тогда! Я плакала, когда узнала об их гибели, я искренне горевала, что больше никогда не увижу этих негодяек, а потом так же искренне радовалась, что они уцелели. Эх, пораскинуть бы мне мозгами чуть раньше! Но всю свою жизнь я иду на поводу у эмоций, включая рассудок лишь тогда, когда мало что уже можно поправить.

— Подождите, — тронула меня за плечо Мария, — подождите, пожалуйста. Дело в том, что нам очень нужны деньги.

— Ловко вам удалось все провернуть.

— О чем вы?

— Не знаете? Да? Смерть Федора вам удалось очень ловко обставить, но вот со всем остальным вы прокололись!

— Что за бред? Вы что, думаете, это мы его убили?..

— А кто? А? Международная мафия?

— Можно сказать и так.

— Что???

— Не кричите, пожалуйста. Если мы вызовем подозрения, у нас могут быть очень большие проблемы. А если нас, Настя, найдут, то смерть — это самое легкое, что может приключиться с нами. И с вами.

— Я тут ни при чем, не надо перекладывать с больной головы на здоровую.

— Можете думать, как вам угодно. Но поверьте — достанут и вас. Бросьте обижаться! Мы готовы быть с вами откровенными.

— Ну конечно! — Я криво улыбнулась и пошла дальше.

— Настя, хорошо! Давайте так. Услуга за услугу. Вы нам поможете, а мы поможем вам. У вас ведь сейчас проблемы в семье?

Я задумалась… Они что, умеют читать мысли?

— По вашему лицу можно читать, как по открытой книге. К тому же за все наше путешествие ваш Леша ни разу вам не позвонил, а сейчас от вас разит долгим воздержанием. Все довольно просто. Давайте мы поможем вам решить эту проблему. Хотите?

— Хочу, — помимо своей воли сказала я.

— Тогда вернемся в курилку. Пожалуйста.

Как маленькая послушная девочка, я засеменила обратно. Я была старше этих вертихвосток почти в два раза, но они “сделали” меня, найдя единственную уязвимую точку.

— Мы вам расскажем…

И они рассказали. Лучше бы я все-таки не возвращалась. Ушла бы в буфет, в окружении добропорядочных граждан выпила бы чаю, съела бы булочку и сама решила проблемы с Лешкой. В любом случае я представляла, какую помощь могут предложить мне они. На это я была несогласна даже под угрозой провести остаток жизни в синих чулках. Было минутное помешательство, когда я подумала, что баба с возу — кобыле легче. Но довольно скоро в голове просветлело. За свое счастье, конечно, можно и нужно бороться, но далеко не все способы хороши. И мораль здесь ни при чем, просто терпеть не могу насилия ни в каком виде.

С самого детства Анна и Мария знали — прав сильный. И люди будут плясать под твою дудку, если ты сам уверен в своей правоте. Их уверенность родилась вместе с ними. Иначе и быть не могло. Едва ли не с младенческого возраста они всегда, везде и во всем были лучшими — самими красивыми, самыми умными, самыми здоровыми. Они обладали прекрасной памятью, физической ловкостью, необыкновенными способностями ко всему, чем бы ни занимались. Неприятности и опасности они чувствовали за версту и умели найти подход к любому — взрослому, ребенку, мужчине, женщине. В жизни им встретились лишь два человека, с которыми они не смогли управиться. Но об этом чуть позже.

Им было смертельно скучно среди обычных заурядных людей. Ни занятия спортом, ни бесконечные проказы, ни победы над мальчиками, а потом и над взрослыми мужчинами не могли утолить их вечно беспокойные души. Изнутри их словно пожирал огонь, требующий постоянного расширения пространства. Сестры даже обрадовались, когда новый кавалер Ангелины, очень скоро ставший ее законным мужем, предложил им поехать за границу. Это обещало хоть какую-то смену обстановки, новых людей, новое поле деятельности. Они были уверены, что через год заскучают и, скорее всего, вернутся обратно, чтобы скоротать в бесшабашной России оставшиеся до совершеннолетия годы. Уж потом-то они развернутся!

Однако ни через год, ни через два они не покинули школу. Это и физически невозможно было сделать. Но даже если б ворота отворились настежь, Анна и Мария сто раз бы подумали, прежде чем шагнуть за порог. В школе они научились управляться не только с окружающим миром, но и с самими собой.

Это была очень странная школа. Она имела название “Молния” и свои особые порядки и секреты обучения. Учеников на каждом потоке — двадцать душ. Перед тем как принять сестренок на постой, с них взяли письменное обязательство, никогда ни при каких обстоятельствах не рассказывать остальным ученикам о своем прошлом. Нельзя было даже говорить о том, из какой страны приехал. Вместо имен — прозвища. Анна — Фея, Мария — Стрекоза. Среди основных предметов — история, психология, языки и боевые искусства. Последним уделялось едва ли не больше времени, чем всем другим учебным дисциплинам, вместе взятым. Возможно, только благодаря этому подопечные тетушки Боннор держались в установленных дисциплинарных рамках. Все как один, здешние мальчики и девочки были деятельными неугомонными натурами. Их энергии мирное русло не годилось.

Сама тетушка Боннор, особа внешне медлительная, сдобная и благодушная, была железным человеком. Вне пола, вне привычной морали, вне добра и зла. Эдакая надзирательница на все времена. За нарушения била, и удар у нее был поставлен не хуже, чем у тренера по карате. Но мало кто что-нибудь нарушал. К вечеру детки валились на свои жесткие кровати, точно маленькие мертвецы. Здесь не было ни одного, кто имел бы хоть грамм лишнего жира. Далеко не все были так красивы, как Фея и Стрекоза, но все были яркими, неординарными людьми. Помимо классических видов мордобоя, какие только смогло изобрести человечество, подростки изучали мировую историю оружия, учились не только нападать, но и быть неуязвимыми. Это ценилось даже выше.

От родителей из учебной программы “Молнии” секрета не делали. Ее преподносили как ноу-хау в борьбе с трудными характерами отпрысков. Правда, трудный характер был не единственным условием, которое выдвигали перед соискателями на право обучения. Требовалось пройти сложное многоуровневое тестирование. Только по его результатам зачисляли в школу. Если итоги не устраивали педагогический совет, никакой самый толстый папин-мамин кошелек не мог спасти. Отсеянных разбойников пристраивали в другие заведения. В любом случае родители не спешили поднимать переполох по поводу дискриминации своих непутевых чад. Кому охота публично признаваться в том, что сын или дочка нуждается в корректирующем воспитании. Тем более что цена вопроса автоматически отсекала людей среднего класса. А известные состоятельные персоны не любят повышенного внимания к себе.

После первого года обучения Анна, она же Фея, и Мария, она же Стрекоза, а также восемнадцать их школьных друзей — Мартышка, Викинг, Лис, Барон, Сирень, Тигр, Рыбак и другие уже не питали иллюзий относительно высоких педагогических устремлений своих учителей. Целью учебы было не исправить характеры подопечных, а научить их маскироваться, прятать свою истинную сущность. В качестве эталона рассматривалась тетушка Боннор, в которой ни один человек не распознал бы натуру жестокую, беспощадную и сокрушительно сильную. Даже по локоть в крови, ее руки пахли бы пирогами с черникой и вишней.

Очень быстро все подростки безоговорочно подчинились новым жизненным установкам. Педагогов, воспитателей и тренеров они вознесли чуть ли не на небеса. Те стали для них идолами, пророками новой веры. Из неофитов дети быстро превратились в фанатично преданных делу адептов.

Но Анна и Мария решили: где на них сядут, там и слезут. До поры до времени они вели себя тихо. То, чему учили в школе, действительно было интересно девочкам. Но верили они только в себя. Природа подарила им удивительные мозги. Как компьютер с хорошей защитой, они охотно закачивали в себя новые программы, но ни один вирус не проникал в матрицу. Может быть, именно потому, что их было двое. Они были маленьким, но очень сплоченным сообществом.

Пребывание в школе было максимально закрытым, что заранее обговаривалось с родителями еще до начала учебы. После того как дети переступали порог заведения, обратного пути не было. А если кому-то из папочек или мамочек пришла бы в голову идея забрать детей в середине программы, пришлось бы выплачивать неустойку, существенную даже для кармана миллиардера. И спустя три года детки уже были готовым продуктом. Родители и на смертном одре не узнали бы, кого вылепили из их капризной глины.

Анна и Мария, несмотря на то что полностью разделяли многие вдалбливаемые в их головы постулаты, окончательное право выбора оставляли за собой. Уж такими они были норовистыми девицами. Им не нравилось, когда ими пытались управлять. Это создавало им, если хотите, физический дискомфорт. Шагать в ногу, пусть даже и с избранным меньшинством, бунтаркам не улыбалось.

Противостоять, оставаясь внешне совершенно послушными, было непросто. Каждый ученик регулярно посещал психолога, и это был всем психологам психолог. Он сумел бы нащупать брешь даже в филигранно подогнанных частях человеческой души. Но повторимся: у девочек была счастливая особенность — не допускать внутрь вообще ничего. Вся внешняя информация словно оседала на съемных дисках. Конечно, если бы они не были близнецами, кто знает, удалось бы им выстоять. Но все их таланты автоматически следовало умножить на два, и тут количество перерастало в качество. Да еще в какое! Они были сообщающимися сосудами, один из которых на время мог становиться резервным, служить компостной ямой, где перерождалась в гумус вся дрянь, которой накачивали их чуть ли не круглосуточно.

Это только так кажется, что боевые искусства в повседневной жизни — всего лишь хобби, невинная блажь мирного человека, мечтающего о драйве. Ничего подобного. Когда изо дня в день ты берешь в руки оружие, когда сталь клинка блестит на солнце и режет глаз, когда в ладонь уверенно ложится рукоятка смертельно опасного кинжала или меча, когда ты овладеваешь тысяча и одним способом борьбы с незримым врагом, постепенно само понятие “противник” становится абсолютным. Еще не видя крови, ты уже мечтаешь ее пролить. Первая же капля способна запустить древний как мир механизм превращения в воина. Никакой мистики или особой сложности здесь нет. Не надо учить человека жестокости, надо приучить его к оружию. И не просто как к некоей абстрактной выдумке изощренных умов или произведению искусства, а как к способу идти вперед, как к программе выживания, как к радости, как к награде. Оружие должно стать для человека таким же необходимым, как альпеншток для альпиниста, и тогда все остальное свершится само собой.

Здесь готовили воинов. Безжалостных, хитрых, выдержанных, ловких, практически неуязвимых. За ничтожно малое время из учеников делали эдаких сверхлюдей без страха и упрека. Владение катаной или бхаджем вряд ли могло пригодиться в современной жизни, скорее, это было манком для падких на экзотику юношей и девушек. Когда смертельная отрава, незримо лежащая на любом оружии, в достаточном количестве проникала в кровь, начинались уроки стрельбы, основы разведки, химия ядов и физика взрывов. И еще с десяток дисциплин, призванных помочь выпускникам в их дальнейшей карьере. У каждого был свой путь, но общая сеть была сплетена настолько искусно, что претендовала едва ли не на мировой охват. Ведь это были не простые дети простых родителей. Это были потомки славных династий миллиардеров и известных политиков. Они с рождения были вхожи в самые высокие круги. Многих тетешкали на руках короли и президенты. Стоит ли говорить, сколько дверей было открыто перед ними самой судьбой. И в эти двери готовились войти по-настоящему опасные гости.

Кто стоит за школой, подопечные тетушка Боннор, разумеется, не знали. У каждого был свой наставник, который вел его не только на протяжении всего обучения, но и в дальнейшем. И каждый наставник держал связь с десятком учеников, разбросанных по всему миру. Система, разделенная на автономные участки, работала бесперебойно. Не исключено, что были и другие подобные школы.

У Феи и Стрекозы наставником был Охотник, выпускник этой же школы, старше их всего лишь на десять лет. Девочки первый раз столкнулись с мужчиной, на которого не действовали их чары. Охотник первый раз столкнулся с девочками, на которых не действовали его чары. С этой точки зрения они были равными противниками. И все-таки девочки оказались чуть сильнее. Чуть дальше, чем он, они могли просчитывать ходы, и шаг их, когда они обходили врага с тыла для внезапной атаки, был чуть тише. Конечно, они с ним спали. Все наставники в обязательном порядке совращали учеников, ведь секс был одним из инструментов влияния в этом мире. И этот инструмент ученики тоже должны были освоить в совершенстве.

За полгода до выпуска каждый из воспитанников получал экзаменационное задание. Вместе с наставником они выезжали за пределы школы и решали данную им задачу, как правило, вовсе не простую. Анне с Марией выпало уйти от погони. За ними была объявлена самая настоящая охота. В случае провала убийство им, конечно, не грозило, но...

Полторы недели сестры жили как в бреду. Они ежечасно меняли адреса, колесили по всей стране, но везде чувствовали за собой слежку. Им никак не удавалось от нее избавиться. И только к исходу второй недели они поняли, в чем секрет задания. Тогда они подпустили преследователя на предельно близкое расстояние, дали ему возможность рассмотреть себя со всех сторон. Делали это очень осторожно, чтобы он не понял их замысла. А потом убили его. По-настоящему. И это была твердая пятерка. Именно такого решения ждала экзаменационная комиссия.

По итогам последнего теста часть учеников была отбракована. Нет, все они оставались верными солдатами неизвестного полководца. Но им стало доставаться чуть меньше внимания со стороны преподавателей и тренеров, к ним стали проявлять чуть менее строгости. Анна с Марией поняли, что провалившихся ждет весьма скромная карьера. А вот им по замыслу было уготовано большое будущее. Но Фея и Стрекоза решили, что рано делать выводы. Труп неизвестного мужчины, который, конечно, не был ангелом и за которым наверняка водились грехи и посерьезнее, чем расправа над молоденькими агентами, неожиданно лег слишком тяжелым грузом даже на их души… Убивать девочкам не понравилось. Бывает так, одному нравится, другому нет. Если очень надо, то сделать это они сумеют, но внутри навсегда поселилось отвращение к самому акту насилия.

Охотник был все-таки человеком очень проницательным. Что-то такое про девочек он понял. Скорее, даже почувствовал. После решающего испытания их защитный слой стал чуть толще, его уже можно было при желании нащупать. И он решил не оставлять девочек без надзора еще какое-то время.

— Это был Фима? — тихо спросила я.

— Вы, Настя, просто удивительно догадливы, — усмехнулась Мария, — ну конечно!

— Но… я видела его там, в Калькутте… Его тошнило, он был так неуклюж…

— О-о-о, это старая и очень печальная история! Знаете, Настя, мы думаем, у того, кто там, на небе, отличное чувство юмора. Ну конечно! Фима работал в каком-то жутко секретном отделе жутко секретной организации. Он этим очень гордился, не утерпел — похвастался. Стрелял предателей. Ну иногда травил или вешал. А попутно выполнял кое-какую работенку для клиентов “Молнии”. Он давно с этой компанией дружит. У Фимы были очень большие планы на жизнь!

— Что же их нарушило?

— Он так и не раскололся, но думаем, что у него начался токсикоз.

— Что??

— Ну да, чему вы удивляетесь? Если съесть много апельсинов, может начаться диатез, а если много-много убивать, то случается аллергия на убийства. Вы видели, как его корежит? Это еще что, один раз он чуть не умер, когда смотрел “Терминатора”.

По словам Анны и Марии, с некоторых пор организм Фимы не принимал ни трупов, ни крови, даже киношных.

— Вот так, Настя, такая печальная биография у нашего Охотника, — улыбнулась мне Анна. — Одна ему дорога оставалась — в наставники. Но в теории он, конечно, был дока. Одних лишь способов удушения знал более ста.

Некстати вспомнился Гришка. Мой коллега вынужден был уйти из органов, как он сам говорил, по очень похожей причине. Если Ефима тошнило при виде крови и трупов, то Гришка покрывался пятнами и чесался при столкновении с некоторыми категориями особо непорядочных людей. Укрывателей налогов он еще терпел, а вот насильники, например, доводили его до отека Квинке. Долгое время я считала, что коллега придумал эту хохму во время очередного запоя. Но как-то к нам зашел клиент, с виду мужик как мужик, ничего примечательного. Ну, может, глазки слишком быстро бегали. Стоило Григорию поздороваться с ним за руку, и началось! Шея его побагровела, щеки пошли неровными красными пятнами, он долго вертелся на стуле, а потом не выдержал и, закатав рукава, стал ожесточенно чесать руки. Про того мужика выяснились потом кое-какие не слишком симпатичные подробности, а я стала беречь коллегу от общения с мерзавцами. После женитьбы Гришкин недуг практически сошел на нет, но иногда он все-таки почесывался, смотря новости первого канала.

За широкими окнами аэропорта с ревом поднимались с земли самолеты. Еще немного, и аэробус Скандинавских авиалиний, следующий рейсом Копенгаген—Москва, унесет меня прочь от страшных сказок. Я приеду домой, налью полную ванну воды и буду играть в русалку, лишь изредка всплывая на поверхность, а потом лягу спать, а потом посплю еще немного и еще чуть-чуть. А когда наконец проснусь, то выяснится, что у Лешки никогда не работала секретарь Леночка, а Анна и Мария — это просто красивые женские имена.

…Накануне выпускного вечера каждый ученик получал свое первое настоящее задание. Задание девочек заключалось в том, чтобы слегка пощипать кошелек отчима. “Надо делиться, — сказала им тетушка Боннор, — эти деньги пойдут на процветание школы”. И вручила схему их же родного дома, где крестиком был помечен тщательно замаскированный сейф. В сейфе, по словам школьной начальницы, хранилось семнадцать редких драгоценных камней. Их-то и надо было под шумок прибрать к рукам, заменив фальшивками.

Дальше все проще простого. Девочки должны были поехать в путешествие и в назначенные дни и часы передать настоящие камни доверенным людям. В Калькутте, Гонконге и Амстердаме. В Венеции их ждала короткая встреча со связником, а дальше — заслуженный отдых на честно заработанный гонорар. “А если провалитесь, мы уберем всех, — сказала добрая воспитательница, — и вас, и вашу мамочку, и отчима за компанию”. Потом она очень ласково погладила девочек по головкам и добавила: “И вашего папочку тоже”.

Метресса знала, чем можно взять шустрых, но все-таки не в меру романтичных малышек. Папочка был их идеей фикс долгие годы, и со временем мысль воссоединиться с родителем, найти его и припасть к широкой груди стала настоящей манией. В жизни даже очень сильного человека должна быть отдушина, для Анны и Марии таковой стал их беспутный папенька, которого близняшки любили без памяти, хотя никогда не видели. Может быть, потому, что он был предметом их постоянных разговоров, бередил их души нежными письмами, но так ни разу и не объявился, оставаясь Мистером Икс, тайной, загадкой. Может быть, потому, что им не хватало родительской любви. И теперь тетушка Боннор грозилась лишить их надежды на вожделенную встречу.

— Она никогда не бросала слов на ветер, уж вы поверьте! Как вы понимаете, в школу не брали случайных детей. У всех были мамочки и папочки высшей категории, будущие дойные коровы для “Молнии”, точнее, для приращения и без того немалого капитала ее настоящего владельца.

— Да…— вздохнула я. Мне показалось, что в зале стало меньше света. Мир вокруг меня неотвратимо погружался во мрак.

— Не вздыхайте так! Мы думали, это будет обычная кража! Кража в очень крупных размерах, но не убийство! Вы что, думаете, мы знали, что он погибнет? Да за кого вы нас принимаете? Ну конечно! Нет, нет, мы понятия ни о чем не имели. Бедный Фредди! Разве мы хотели его смерти?

— Нет?

— Конечно нет! Мы испугались. Если бы вы знали, как мы испугались! Ведь что получалось? Получалось, что есть человек, который не просто все-все знает про нашу семью, но еще и не гнушается никакими средствами. И этот человек, имеющий доступ в наш дом, знающий про сейф, находился постоянно рядом. Он-то и мог устроить взрыв.

— А кто имел доступ в ваш дом?

— Многие. Десятки человек. Для специалиста обнаружить захоронку — проще простого.

— Так еще проще самому украсть камни.

— Ну конечно! Неужели вы не понимаете, Настя? Им надо было связать нас! Получить над нами власть! Что камни? Так, сущие пустяки. Они — только повод.

— Ну хорошо. Вы украли камни, вывезли из страны. Дальше? Никак не возьму в толк, зачем кому-то понадобилось устраивать взрывы во всех городах, где вы были?

Девочки вдруг приуныли.

— Когда Фредди умер, мы решили, что теперь уж никто точно не хватится камней. И мы на всякий случай захватили с собой в путешествие еще и фальшивки. Знаете, у нас были кое-какие планы… В общем, мы решили, что будет правильнее оставить настоящие бриллианты у себя. Фальшивки лежали в точно таких же коробочках, как и настоящие. Нам велено было, не открывая, положить их в сейф. Мы и не открывали. Просто положили не в сейф, а в чемодан. Только и всего. Но оказалось… В общем, вы, наверное, и сами догадались. Да?

— Они и были причиной взрывов? То есть в коробочках с фальшивыми бриллиантами находились взрывные устройства?

— Да. Каждый раз, приходя в назначенное место, мы должны были оставлять коробочку, прикрепив ее к обратной стороне столешницы. После первого взрыва мы еще не были в этом уверены. Но после второго сомнений не осталось. Вот так, Настя, это мы виноваты. Мы шли в это кафе, как на праздник, потому что думали — самые умные, самые хитрые!

— И самые красивые? Вырядились, как на парад.

— Согласны, это было ребячеством. Теперь-то мы понимаем. Но самое странное знаете что? Самое странное, что после того первого взрыва Фима решил, что за нами охотятся спецслужбы! Они ничего не поняли! И мы подыграли! Мы попросили… в общем, договорились с одним человеком, чтобы на нас напали. Была такая драка, Настя, если бы вы видели!

— Я видела.

— Вот даже как? А вы молодец. Ну конечно! И виду не подали. После второго взрыва Фима совсем занемог, испугался. Ни секс, ни еда его не могли успокоить. Он испугался и принял решение от нас избавиться. Представляете, он решил, что мы не заметим его акваланг! Из Амстердама, это практически его родной город, он улетал с дополнительным багажом. Мы, конечно, проверили чемоданчик. Еще бы! Пришлось спешно покупать в Венеции новую одежду.

— Зачем?

— Ах, Настя, ну это же проще простого! Мы купили куртки на пару размеров больше, чтобы под ними можно было спрятать спасательные жилеты и комплекты сухой одежды. А уж привести в негодность клапан акваланга смог бы и ребенок. Когда Фима, помахав нам ручкой, нырнул в глубины, мы даже плакали. Честное слово. Ну конечно! Мы по-своему его полюбили. Прыгнули следом и поплыли к берегу. Дальше вы все знаете. Катер взорвался. Началось обычное светопреставление. А мы, дождавшись утра, спокойно уехали на вапоретто обратно. Вы оценили наш трюк с саквояжем? Ну конечно! Нам непременно надо было, чтобы карабинеры вышли на вас.

— Слушайте, я все понимаю, но я-то вам на что сдалась? Зачем было тащить меня в эти дальние дали?

— Ну конечно! Настя, простите, но мы подумали, что опасно самим провозить через границу настоящие камни… с курьером куда спокойнее. А тут вы появляетесь на празднике! Какое счастье, подумали мы, что нам послана женщина с таким простым лицом, которое ни у одного таможенника не вызовет и тени подозрения! Мы, кстати, не сразу поняли, кто вы такая. Спросили Фредди, оказалось, что он вас в первый раз видит. А потом уж прямо почти перед самым фейерверком Ангелина к нему пристала. И он вдруг заявил, что нанял детективов. Черт его знает, зачем он это сделал, но это было так кстати! В общем, мы спрятали бриллианты в вашей куртке… Не спрашивайте, как, когда. Это наши профессиональные секреты.

— То есть вы использовали меня втемную? Так?

— Получается, так. Простите, Настя, мы сожалеем, но другого выхода у нас не было!

— Знаете, я могла бы, конечно, сказать вам какие-то слова сейчас… Но у меня нет сил…

— Ну конечно! А вы думаете, у нас они есть? Мы все просчитали, мы были почти у цели. И тут по вашей милости все приходится начинать с нуля.

Я молчала. Молчали и девочки. Через три выкуренных сигареты голова моя начала кружиться, а язык ворочаться.

— Записку сожрал Теодор… Это свинья… декоративная. Я успела выхватить у него только клочок. Знаете, а ведь я обрадовалась, что вы живы.

— А сейчас снова огорчены?

— Не знаю, — пожала я плечами, — я уже ничего не знаю. Зачем вам алмазы? Зачем вам так много денег? Извините, девочки, но я… не совсем вам верю. И я вас боюсь.

— Ну конечно! — дурашливо всполошилась Мария. — Мы ведь вас сейчас убьем. Сначала отравим, потом расчленим на мелкие куски и оставим по фрагменту в каждой урне этого аэропорта. Или скормим рыбам. Или просто прирежем в клозете. Вам, Настя, что больше нравится?

— Лучше рыбам, — подумав, сказала я.

— Хорошо, — с самым серьезным видом сказали девочки. — А деньги нам для дела нужны. Хотите, скажем?

Я промолчала.

— Мы мечтаем сровнять эту чертову школу с землей! И тетушку Боннор, и всех сучьих тренеров, и учителей всех до одного, и сами стены. У нас просто глаза от счастья слезятся, когда мы все это представляем.

— Вот как?.. — удивилась я.

— Да-да, Настя, именно так! И еще мы хотим найти своего отца. Мы уверены, он не хочет встречаться с нами, потому что беден, потому что он несчастный человек, и, может быть, у него нет денег даже на приличную одежду. Ангелина его бросила, она всегда любила богатых. Каждый месяц, когда мы еще в Москве учились, мы находили в кармане своих школьных пальто письма. И там же мы оставляли ответы. Он наблюдал за нами, он о нас заботился. Если бы не он, мы были бы совсем одиноки, потому что никто, никто не понимал нас. Только он один! И мы… мы любим его, мы ему поможем! И мы это сделаем, даже если бы вам пришлось сесть в тюрьму за контрабанду алмазов.

— Нет уж, в тюрьму, если хотите, сами. Но послушайте, кто этот человек, который владеет школой? Тетушка Боннор?

— Нет, она лишь подручная. Настоящего владельца никто не знает. Но пока вы рыдали по нашей безвременной кончине, мы успели кое-что выяснить. Это русский! Мы еще удивлялись, почему русский язык в “Молнии” учат так основательно?

— Должно быть, очень серьезный человек.

— Серьезнее некуда. Пройдет еще лет пять, и у него будет в кулаке весь мир. Человек, который все это придумал, — гений. Схема проста, но она уже приносит свои плоды.

— А вы решили, значит, спасти мир?

— Мы решили спасти себя. Ну а заодно и мир. Так получилось. К сожалению, эти люди очень серьезные противники. И самое страшное, что они настольно не похожи на злодеев, что шанс разоблачить их — мизерный.

— Так уж и не похожи?

— А вы? Вы что-то поняли? Да вы видели тетушку Боннор.

— Видела? Не может быть!

— Еще как может.

— Когда и где? — накинулась я на девочек.

— Знаете что, Настя? Меньше информации, крепче сон. Если мы вам скажем, вы не сможете держать себя в руках и все испортите.

— Да, — поддержала ее сестра, — именно так. Нам удалось перетащить на свою сторону двух очень хороших людей. Один из них ближе некуда для тетушки Боннор. Так что, считайте, у нас все уже схвачено.

— Господи, во что я влипла? — завопила я, забыв о всякой осторожности. На меня стали коситься люди. Девочки тут же вскочили. Зашикали на меня и потащили прочь из курилки.

— Ладно, хватит! У вас регистрация через полчаса закончится, а вы нам тут все зубы заговариваете. Слушайте внимательно.

Инструкции по поводу своих дальнейших действий я получала уже на ходу. От меня требовалось — свести внешние контакты к минимуму. Не заводить новых знакомств, не ездить за пределы Москвы. Каждый день класть в свой кошелек по несколько камешков и далее, ни о чем не тревожась, ехать по одному из нескольких маршрутов. Маршруты прилагаются. По возвращении не впадать в истерику, обнаружив исчезновение кошелька. Если кошелька нет, значит, все идет по плану.

— У вас, оказывается, и без меня хватает помощников. А не проще ли избавиться от камней разом?

— Не проще. Делайте, как вам сказано. Да… насчет вашего Леши…

— Нет-нет, я передумала. Не надо ничего такого. Я как-нибудь сама.

— А мы и не собирались решать ваши проблемы за вас. Один ма-а-а-аленький совет. Так сказать, практическая рекомендация. Когда будете говорить с вашим милым… Ну не знаю, может, захотите поскандалить или подлизаться, представьте перчик.

— Что-о-о-о?

— Не в этом смысле. Обычный перец, настоящий, молотый. Он рассыпан везде. По всей квартире. Вам надо двигаться и говорить так, чтобы не поднять облако перца. Иначе вы задохнетесь.

— Что за бред?

— Да попробуйте, чем вы рискуете? То же самое в машине, когда будете ехать с ним рядом, там повсюду будет рассыпан перец. Малейшее резкое движение, и у вас начнут слезиться глаза, щипать в носу. Это очень, очень жгучий перец…

Я очнулась, когда рядом со мной никого уже не было. Часы показывали пять минут четвертого… Мне пора было на регистрацию. Бегом.