ИЗМЕНЕНИЕ СЛОВАРНОГО СОСТАВА ЯЗЫКА — появление и исчезновение слов в языке и преобразования в структурной организации лексической системы.

Изменения словарного состава русского языка, несомненно, должны быть признаны как развитие. Если в морфологии русского языка (как в других индоевропейских) мы видим свертывание, исчезновение многообразия структуры, то словарный состав языка неизменно растет, и структурная его организация усложняется.

 

I. Словарный состав на момент формирования языка русской народности

Состав словаря общеславянского языка уже подвергался изменениям. Так, по свидетельству П.Я. Черных, слово лес в общеславянском языке первоначально значило или могло значить, как свидетельствует сравнительная грамматика индоевропейских языков, 'потаенное место', 'место, где можно укрыться от врага', 'убежище' и только позже получило современное значение 'лес'. Слово медведь, явно метафорическое по значению, вытеснило собой в общеславянскую эпоху какое-то (неизвестное нам в точности) другое слово для обозначения данного животного (ср. лат. ursus). Основу словарного фонда древнерусского языка (восточно-славянского, X–XIV вв.) составляла лексика тематических групп «человек, люди» (терминология родства; название частей человеческого тела; терминология, отражающая общественные отношения); «животный мир»; «природа» (неживая); «труд» (орудия обработки земли; растения, имеющие сельскохозяйственное значение; скотоводство, бортничество, льноводство); «материальная культура» (пища, одежда, обувь, жилище); «духовная культура» (религия и искусство, отвлеченные понятия); «населенные пункты и имена людей» (см. Основной словарный фонд).

В древнерусский и старорусский (XIV–XVII) периоды складываются группы слов, обозначающие меры длины, веса и т. п., средства передвижения, деньги, военная и общественно-политическая лексика. В IX в. появляется и входит в обращение новый государственно-этнический термин Русь (руськый, русичь). Его происхождение неясно: от финского Ruosti, по мнению Томсена; от греческого Ros; от реки Рось – одного из притоков Днепра; от русый, по мнению А.И. Соболевского, т. к. многие древние племена именовались по цвету (ср.: половцы — от южнославянского плав – 'светло-желтый, блондин'; русы значило 'красный, рыжий').

Первые известные нам заимствования относятся к общеславянскому периоду: блюдо – от готского binds – 'стол'; скот — от готского skatts – 'деньги'. К более поздним заимствованиям из древнегерманских языков (готского, древневерхненемецкого) считаются также кънязь (от kuning – род); король (из Karl – имени Карла Великого); цъсарь – (из kaisar) и т. д.

 

II. Изменение словарного состава XIV–XVII вв

В старорусский период (XIV–XV вв.) складываются основы языка русской народности, в XVI–XVII вв. формируется фонд национальной общерусской лексики, который «выразился в том, что целый ряд новых явлений в языке, возникших на русской почве в разное время, получил до начала XVIII столетия широкое распространение в пределах Московского государства, точнее говоря, русской национальной территории» (П.Я. Черных). В язык входят слова, родиной которых являются разные уголки государства – и север, и юг, и северо-восток; появляются окончания – ой, – ей из – ый, – ий: злой (из злый), слепой (из слепый), мою (из мыю); складываются новые формы им. – вин. мн.ч. имен существительных не среднего рода на – а, – я: города, края (из городы, край) и т. д. Формируется язык московских «приказов» (государственных канцелярий), который распространяется по всей территории страны.

«Наряду со словами среднерусского, московского и подмосковного происхождения, в XVII в. составлявшими лексическое ядро словарного состава нового общерусского письменного языка, московский приказной язык начинает пополняться словами областными, местными: северными и северо-западнорусскими – на севере, южнорусскими на юго-западной и южной окраине Московского государства, сибирскими – в Сибири и т. д. Многие из них становятся нормой» (П.Я. Черных).

Среди таких локальных явлений можно назвать, например, отмеченные И.А. Малышевой в таможенных книгах холмогорские варианты слова английский – англонский, огланской, оглонский (дополнительно к известным в XVIII в. аглинский, английнский, энглишский) или зафиксированные Л.Г. Паниным в деловых памятниках Западной Сибири слова: забока — 'вдающаяся в берег часть реки, речной залив'; бутылы — 'грубые крестьянские сапоги'; доха – 'шуба мехом наружу'; малахай – 'меховая шапка'; ялань – 'пригорок, возвышенность'; урман – 'тайга'.

В XVI–XVII вв. в язык входят такие слова, как мужик – 'крестьянин'; обращение господа, вор в значении 'бунтовщик, смутьян'; смута – 'бунт, мятеж'. Пополняется бытовая лексика (квашня, огурец, чеснок, петух, бумага, карты, зонтик, весить, водка, хозяин); общественно-политическая (государство, государь, правительство – 'власть, управление'); военная (зелье – 'порох', порох, стреляти – 'стрелять из ружья'; пулька, затем пуля; снаряд; ружье – 'вооружение'; пехота, солдат); техническая (лебедь – 'ось или вал с коленчатой рукоятью', домница – 'домна', руда). Ямщина, ямская гоньба (введенная в период татаро-монгольского нашествия, ям — от монгольского дзям — 'дорога', известно с ХII в.) заменяется почтой и т. д.

 

III. Лексические изменения конца XVII–XVIII вв

Конец XVII в. (т. н. Петровская эпоха) и XVIII в. известны большим количеством новых слов, введенных в русский язык. С одной стороны, это ЗАИМСТВОВАНИЯ (см.), с другой – возникновение значительного количества новых слов на базе русской системы словообразования. «В XVIII в. новые слова появляются на основе более широкой словопроизводственной базы, чем в предшествующий период. В этот период было меньше факторов, как структурных, так и семантических, которые до и после него препятствовали словообразованию» (Мальцева И.М., Молотков А.И., Петрова З.М. Лексические новообразования в русском языке XVIII в. Л.: Наука, 1976. С. 38).

Отмечается сильный рост класса прилагательных, семантика которых развивается в сторону большей абстрактности: артеллерийный – артилерный – артиллерийский – артеллерийский; кащелярийный – канцелярный – канцелярийский – канцелярский; кормежный, дороговизный, позвонковый, перепонковый, селезеночный, соляночный, монаршеский, супружеский, французский – францужский, пустыннический, ремесленнический и т. д.

Интенсивно увеличиваются новообразования от глагольных основ, что свидетельствует о тенденции к семантическому сближению глаголов и имен: чувствительный, орательный, умилительный, отзывательный, омерзительный, привлекательный, терзательный (и терзающий), угрожателъный (и угрожающий) и т. д.; обозревание, слушание, произнесение, упущение, гонение, дозволение, предуведомление, известие и т д. (суффикс – ениj заимствован из старославянского языка). Растет количество существительных на – ость (суффикс заимствован из польского языка): слезливость, частность, искренность, безбоязненность, почтительность, рассудительность – рассудливость.

В этот период происходит устранение словообразовательной дублетности (характерной наряду с вариативностью для языка XVI в., когда начинается общий процесс демократизации русского языка в связи со становлением норм национальной системы (В.Н. Рогова)), дифференциация синонимичных однокоренных параллелей на фоне общей картины неупорядоченности языковых процессов и разного рода индивидуальных отклонений от общих закономерностей.

 

IV. Изменения словарного состава языка в XIX в.

XIX в. – это век формирования норм современного русского литературного языка, оформления его стилей. XIX в. – золотой век русской классической литературы – характеризуется особой ролью в развитии словарного состава русского языка художественных произведений, становлением правил использования слова для усиления изобразительно-выразительной силы текста.

1. Продолжает расти количество слов в языке. Это видно из сопоставления «Словаря Академии Российской» 1789 г. и «Словаря церковнославянского и русского языка» 1847 г. Если в первый словарь вошло 43 257 слов, то во второй уже 114 749.

Создаются новые слова в связи с развитием категорий лица и абстрактности. Становится продуктивным суффикс – тель, обозначающий лицо по характеру поступков и кругу деятельности: угнетатель, ревнитель, подражатель, возражатель, укрыватель; щедринские новообразования: пенкосниматели, попиратели (авторитетов), изрыгатели (проклятий) и др. Многообразны образования с суффиксом – ист-: шишковисты, карамзинисты (В.Г. Белинский); ерундисты и ерундистки (М.Е. Салтыков-Щедрин).

Продолжает пополняться группа слов на ‑ость, ‑ство, – ение. Появляются новые аффиксы ‑изм-, ‑изирова-ть: либерализм, паразитизм, аскетизм, иезуитизм; идеализировать, цитировать.

Часть прилагательных, возникших в начале века, на – ический, в конце века заменяется формами с суффиксами ‑ск-, ‑н-: философический – философский, характеристический – характерный, нервический – нервный, энергетический – энергичный.

2. Происходит активное взаимовлияние стиля художественной литературы и других стилей литературного языка, формируется из приказного языка официально-деловой стиль, создается на основе издающихся журналов и газет публицистический стиль, возникает в связи с развитием научной мысли через становление национальной терминологии научный стиль. Литературный язык активно впитывает и своеобразно использует в художественных текстах чиновничье-канцелярскую лексику (литературные донесения, реестры писателей, свободен от постоя в отношении мысли – В.Г. Белинский), публицистическую лексику (возникают слова законодательство, свободомыслие, попустительство; частотны слова веяние – времени, жизни; среда – окружающая, давит, заела; дух – газеты, статьи и т. д.); термины: абстрактно-философские (миропонимание, гуманность), политической экономии (афера, биржа, дивиденд, концессия, субсидия, тариф и др., например, в поэзии Н.А. Некрасова), военные (взять приступом, бить тревогу, держать в осаде, дать отбой), естественнонаучные (зародыш, мозг, связки, дарвинизм, атомизм, скальпель).

Интересным нам представляется пародийный текст К.М. Станюковича, воспроизводящий речь героини, влюбленной в действительного статского советника: «Ваше превосходительство! Принимая в соображение, что мгла страсти обуревает мою душу, что возбуждение оной не противоречит видам родителей, а напротив, ими поощряется, что бифуркации, т. е. перемещения чувства моего, до гробовой доски не предвидится, и на основании определительно вашим превосходительством выраженных конгломентарных движений, – имею честь почтительно доложить вашему превосходительству, что я согласна быть вашей любящей, глубоко, неизменно, непрерывно, искренне, нелицеприятно и неукоснительно любящей супругой, лишь бы мое чувство споспешествовало видам вашего превосходительства».

3. Литературный язык активно пополняется за счет диалектов и просторечия. Так, в словаре 1847 г. по сравнению со словарем 1780 г. сняты стилистические характеристики («просторечное») со слов вздор, вышколить, коверкать, тупица, остолбенеть. Кроме того, в этот период из диалектов и просторечия в литературный язык вошли слова бытовать, суть, розги, самодур, противовес, обрядовый, бесшабашный, бубнить, жулик, забористый (примеры в п.п. 1–3 А.И. Ефимова и А.И. Горшкова).

4. В этот период времени упорядочиваются заимствования. Они подвергаются не только фонетико-грамматическому, но и семантическому освоению. «Словарь В. Даля приводит более 750 заимствованных слов и их производных, возникших в употреблении в 1820–1850 гг.: бюрократия, индустрия, инициатива, популярный, претензия и т. д.» (Д.Н. Шмелев).

Происходит переоценка роли старославянизмов. Например, у М.Е. Щедрина они используются для создания сатирической экспрессии обличительно-патетического слога, служат моделью образования словосочетаний: «внести мир и благоволение в сердца человеков», «обнимем друг друга и прольем слезы умиления», «поставить перед лицо свое», «и пусть оскудеет рука, которая решится написать обвинительный приговор», «грехи лица сего» и т. п. (примеры А.И. Ефимова).

5. С выразительными свойствами слова связано развитие категории качества. Оно проявляется в адъективных словосочетаниях, устойчивых сочетаниях с родительным определительным, сравнениях и метафоризации (примеры А.И. Ефимова): 1) «Глаза ее неподвижные и полные неизъяснимой грусти» (М.Ю. Лермонтов); « полный содержания разговор» (Л.Н. Толстой), «полон злобы, полон мести» (А.С. Пушкин); 2) храм науки, предмет страсти, иго деспотизма, поприще литературы, луч надежды, пальма первенства, весна жизни;

3)

«Он прям, как аршин, поджар, как борзая собака , высокомерен, как губернаторский камердинер , и загадочен, как тот хвойный лес , который от истоков рек Камы и Вятки тянется вплоть до Ледовитого океана» (М.Е. Салтыков-Щедрин); 4) «Куда, куда вы удалились , Весны моей златые дни» (А.С. Пушкин); «Гостить я буду до денницы И на шелковые ресницы Сны золотые навевать» (М.Ю. Лермонтов).

 

V. Изменение словарного состава языка в советский период

Социальные изменения в обществе, происшедшие после 1917 г., с необходимостью сказались на изменениях в лексике русского языка.

Продолжают действовать тенденции, заложенные в системе в конце XIX – начале XX вв.: общий процесс детерминологизации терминов (переход из научных стилей в общенародный язык, особенно, по-прежнему, выделяются военные термины, переходящие в публицистическую, а затем в художественную речь), засорение литературного языка так называемыми «канцеляритами», развитие социально-политической лексики, обогащение словарного состава диалектизмами. Заметны и новые явления: резкий переход части слов из активного словарного запаса в пассивный, смена экспрессивно-эмоциональной окрашенности некоторых лексем (что связано со сменой общественно-политического строя), появление новых сложносокращенных слов, черты т. н. «советского новояза» – распространение политических ярлыков, вымывание лексем отдельных традиционных тематических групп, эвфемизация языка. В целом отмечается снижение влияния на литературный язык художественного стиля (до появления парадоксального, с точки зрения XIX в., вопроса: можно ли считать язык художественной литературы литературным языком?) и повышение влияния на него устных форм национального языка – разговорной речи и просторечия.

I. Продолжает расти количественный состав лексики русского языка. Так, если в «Словаре церковнославянского и русского языка» 1847 г. (без изменений переизданного в 1867 г.) 114 749 слов, то в «Словаре современного русского литературного языка» (1950–1965 гг.) без данных церковнославянского языка их более 120 000. В новом издании словаря (2003–2007 гг.) должно было быть зафиксировано более 230 000 слов (издание прервано).

Возникают новые слова: 1) по известным словообразовательным моделям, для обозначения лиц по их общественному положению, партийности; виду деятельности; наименования новых профессий и производственных операций и т. д.: партиец, пораженец, кружковец, передовик, беспризорник, отличник, частник; нефтяник, мостовик, доменщик, прокатчик; фрезеровка, шлюзование; красноармеец, многотиражка, всесоюзный, пятилетка, идейно-воспитательный, научно-исследовательский;

2) широкое распространение получают аббревиатуры и сложносокращенные слова: СССР (Союз Советских Социалистических Республик), ВЦСПС (Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов), КГПУ (Красноярский государственный педагогический университет), РОНО и РайОНО (Районный отдел народного образования), колхоз, комсомол, главреж (главный режиссер), зам, пом, спец, дир (директор);

3) новые слова возникают и в результате появления у слов нового значения: пионер (юный пионер), спутник (спутник Земли), династия (рабочая династия);

4) появляется много заимствований, это, в основном, терминологическая и общественно-политическая лексика (блюминг, экскаватор, радиолокатор, телевизор; ленинизм, социализм, фашизм, ревизионизм);

5) расширяется словарный фонд за счет так называемых внутренних заимствований – слов из диалектов и просторечия, перешедших в литературный язык: глухомань, косовица, путина, кондовый, новосел, окот, профан, коржик, доярка, баламут, гостинец, изморозь, затемно, замшевый, стан (полевой стан), ток (примеры Д.Н. Шмелева).

В послеоктябрьский период в литературу пришли молодые писатели со своим видением жизни, своим языковым опытом. Нормированный русский язык не вмещает всех впечатлений, всех эмоций. С другой стороны, некоторым из них этот нормированный язык был не очень и знаком. Масса слов «из запре-делов русских словарей» проникла в художественную литературу. Все это привело к известной дискуссии о языке 30-х гг., в результате которой победила точка зрения М. Горького («литератор должен писать по-русски, а не по-вятски, не по-балахонски»), и элементы народной речи надолго исчезли из художественных текстов. Новый всплеск разных мнений взбудоражил 60-е гг., когда писатели утвердили свое право на выбор выразительных средств из разных форм существования национального языка.

В советский период складывается своеобразная периферия русского литературного языка – литературные диалектизмы (косвенные указания Д.Н. Шмелёва, Т.С. Коготковой и др.) и литературные просторечия (Ф.П. Филин);

6) словарный состав литературного языка увеличивается за счет перехода в общенародный язык терминов как в результате частотности употребления в терминологическом значении, расширения сферы использования (как следствие высокого уровня общеобразовательного минимума и большого значения отдельных отраслей науки в обществе), так и через изменение семантики, переосмысление: стоматолог, окулист, кардиолог, невропатолог; забой, штрек, шахта, лава. Формируется слой специальной лексики как периферии литературного языка: лазер, пропашник, профилировать, уплотнитель; вакуум — 'состояние сильно разреженного вещества' и духовный вакуум, политический вакуум – 'состояние изоляции'; зенит – 'наивысшая воображаемая точка небесной сферы, находящаяся над головой наблюдателя' (в астрономии) и в зените славы – 'высшая степень, предел чего-нибудь'; координаты — 'величины, определяющие положение точки на плоскости или в пространстве' и оставьте мне свои координаты – 'сведения о местонахождении кого (чего) – нибудь'; термины узкого распространения не входят в литературный язык и известны только специалистам: ганглий – 'нервный узел', фитофаг – 'травоядное животное', супплетивизм – 'образование форм слова от разных корней: человек – люди'.

Особое распространение получают военные термины, очень частотные, прежде всего, в годы Великой Отечественной войны и в первое послевоенное время: котел – 'окруженная вражеская группировка', взять в клещи, самоходка (пушка), светомаскировка, бронебойщик; с переосмыслением: штаб стройотряда, командир производства, фронт работ, битва за урожай.

II. Устаревает значительное количество слов, связанных со старым общественно-политическим строем и системой государственного управления: царь, городовой, экзекутор, столоначальник, департамент, губернатор, мещанин, богадельня, подать, прислуга, инородец; старой системой образования: гимназия, классная дама, гувернер и т. д. Эти слова становятся ИСТОРИЗМАМИ (см.) и переходят в ПАССИВНЫЙ СЛОВАРНЫЙ ЗАПАС (см.). Из официально-делового стиля уходят некоторые обращения, титулы, отдельные формулы вежливости: ваше превосходительство, ваше сиятельство, сделайте милость, милости прошу, благоволите сообщить и др.

III. Часть слов меняет эмоционально-экспрессивную окрашенность: от отрицательной к положительной (голытьба, голодранец – ср. роман Ф.И. Наседкина «Великие голодранцы»), от положительной к отрицательной (барыня, чиновник, мадам, обыватель, мещанин, лакей).

IV. В первые десятилетия советской власти появляются новые личные имена, связанные с идеологией, технической революцией и т. п.: Трактор, Электрина, Майя, Октябрина, Ким (Коммунистический интернационал молодежи), Нинель (обратное прочтение от «Ленин»), Вилен, Виль (Владимир Ильич Ленин) (ср.: Виль Липатов — известный писатель-сибиряк; Трояновский Виль Александрович (Учитель в художественной литературе. Красноярск: КГУ, 1984)), Травиата (по опере Дж. Верди), Онегин (по роману в стихах А.С. Пушкина) (ср. известный певец Онегин Гаджикасимов).

V. В советский период произошло «вымывание» слов некоторых тематических групп из активного словарного запаса. Наблюдения показывают, что исчезновение слова из употребления, а затем и пассивного словарного запаса – сложный многоступенчатый процесс. Слова уходят из речи по разным причинам. Прежде всего в связи с исчезновением реалий, малым их распространением, преимущественно городским нашим существованием. Так, например, становится малопонятной лексика, связанная с лошадьми: денник, дрожки, двуколка, гарцевать; каурый, карий, буланый; рысак, иноходец; галоп, карьер и т. п. Интересно, что эти слова малоизвестны и деревенским жителям. В определении места и степени активности такой лексики мало помогают толковые словари, в основе которых лежат тексты классической русской литературы. «Современные литературно-художественные тексты в лексике… далеко ушли от текстов литературно-художественной классики XVIII–XIX вв. Все реалии этого времени: названия одежды, утвари, оружия, топонимика, социальные реалии, инструменты, средства транспорта и другое подобное – все изменилось» (Рождественский Ю.В. О современном положении русского языка // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 1995. № 3. С. 129). Уходят слова и в связи с направленностью развития общества, социальной невостребованностью, «по холостящему советскому обычаю» (А.И. Солженицын). Такова лексика, характеризующая человека (его внешность, черты характера и т. п.): испитое лицо, дебелая женщина, дородный мужчина, горемыка, кроткий, благодарный, великодушие, благодушие, благорасположение, досужий и т. д.; лексика природы: лог, пойма, плес, урочище, каньон, теснина и др. Еще недавно в Приенисейском крае были широко известны и употребительны не только диалектоносителями, а представителями разных слоев сельского и городского населения следующие слова (т. н. локальная лексика): елань – 'поляна в лесу'; колок — 'участок леса в поле'; взлобок – 'крутой пригорок'; бык – 'отвесная скала на берегу реки, прибрежный утес'; щеки — 'скалистые берега'; шивера – 'каменистый мелководный участок реки'; куржаветь, закуржаветь – 'индеветь, заиндеветь'; куржак и др. Все реже употребляют в речи – а многие просто не знают – названия трав, кустарников, птиц той местности, где живут. Экзотически выглядит текст: «А еще в неприглядно густом черемушнике попались Верещаге красноголовник, жесткая плясун-трава и ядовитая живокость… Рассуждал Верещага, растирая на ладони розовые цветки дудника… В изобилии росли желтушник и горошек, подмаренник и медунка. И как назло не было лишь заветного зверобоя… Вот размашисто уходил от лисы в караганник пугливый заяц… Затем достал из колчана сорванный еще в степи про запас пучок травы ирбен, высек кресалом огонь… убивал зверя или находил съедобные коренья сараны и кандыка» (А.И. Чмыхало).

VI. В этот период проявляются черты так называемого «советского новояза»: а) возникновение идеологических речевых штампов, часто с неопределенной семантикой (надежда человечества, люди доброй воли, в едином трудовом порыве, прогрессивное человечество); б) создание политических ярлыков (враг народа, вредитель, саботажник, ревизионист, диссидент); в) экспансия «канцеляритов»: «Случаев заражения (СПИДом) при переливании крови не реализовано» (Центральное радио, пример А.П. Сковородникова); вспомним, как герой А.И. Райкина «наложил резолюцию» на письмо любящей женщины и т. п. Интересный текст приводит в своих записях К.Г. Паустовский: «Вот маленький пример, взятый из речи хозяйственника: «Я не имею возможности провентилировать факт занижения норм ассортимента промтоварных точек, так как мне предложили закругляться». Если мы представим туговыйного хозяйственника, внезапно начавшего закругляться у нас на глазах, то эта косноязычная фраза приобретает почти мистический смысл» (Кому передавать оружие: К 90-летию со дня рождения К.Г. Паустовского / публ. Г.А. Арбузовой // Юность. 1982. № 6. С. 94); г) эвфемизация языка проявляется в следующих примерах: высшая мера — 'смертная казнь'; десять лет без права переписки – 'расстрел'; трибунал — 'военный суд'. «Социально-психологической подоплекой эвфемизмов была боязнь назвать вещи своими именами или же желание скрыть подлинные реальности» (А.П. Сковородников).

 

VI. Изменения лексики периода перестройки и начала XXI в.

В это время, в связи с изменением общественно-политического строя, проявляются некоторые черты, сходные с послеоктябрьским периодом: резкий переход части слов из активного словарного запаса в пассивный, смена экспрессивно-эмоциональной окрашенности некоторых лексем; продолжают действовать политические ярлыки, активна эвфемизация языка. Остается основная тенденция предшествующего периода: ослабевает влияние на литературный язык художественной литературы и возрастает влияние устных форм национального языка, в этот период – жаргонов (процесс жаргонизации). Растет словарный состав литературного языка. Как новые явления можно рассматривать: а) введение в активное употребление ряда историзмов, церковнославянизмов и экзотизмов; б) распространение большого количества заимствований, преимущественно из английского языка (процесс англизации); в) появление сложносокращенных слов – названий фирм, предприятий, магазинов – от собственных имен их владельцев (одно из проявлений персонификации языка); г) употребление ряда слов со смещенной семантикой: в названиях должностей, учреждений, управленческих органов и т. п. используются лексемы, ранее обозначавшие явления, на несколько порядков более высокие; д) проникновение в русский язык сквернословия. Кроме того, учёные отмечают: сокращение территории распространения русского языка, рост его персонификации, расширение круга пользователей публичной речью, перераспределение не только между активным и пассивным лексическим составом, но и между стилями литературного языка и стратами национального языка, впервые в истории государства русский язык был квалифицирован как государственный.

1. В связи с социальными изменениями многие ранее частотные слова и словосочетания перешли или в разряд историзмов или стали словами малочастотными, лексикой ограниченного употребления: партком, партсобрание, общественная работа, колхоз, исполком, передовик производства, социалистическое соревнование, маяки пятилетки, товарищеский суд, пионер и др. Они квалифицируются как советизмы.

2. Часть слов меняет эмопионально-экспрессивную окрашенность: коммунисты часто заменяется на производное – коммуняки; отрицательную окрашенность приобретают слова: активист, агитатор, партиец. Реприза Е.В. Петросяна: «Все мне что-нибудь советуют, у нас даже страна недавно так называлась —“страна советов”». По наблюдению А.П. Сковородникова, так же используется слово патриот, патриотический: «Врагов не боятся. Кто бы ни пришел – уголовник или патриот, вождь или сексот» (Московские новости, 1991, 3 февраля); ура-патриоты, патриоты застоя (Известия, 1990, 31 марта). «Создано даже специальное слово для ассоциации патриотизма с фашизмом: национал-патриот» (А.П. Сковородников).

А такие слова, как господа, белые, богатые, буржуазный, казино, миллионер, диссидент и др., утрачивают отрицательную окрашенность значения («употребляются без идеологического приращения» – Русский язык конца ХХ столетия… С. 37). Некоторые слова не могут сменить эмоционально-экспрессивный вектор, и тогда или действует закон эвфемизации языка: рынок рабочей силы вм. безработица, ночные пансионаты вм. ночлежные дома, обслуживающий персонал вм. слуги, кадровая оптимизация вм. сокращение — или возникают новые заимствования, обозначающие реалии, уже имеющие в языке свою номинацию: мафия вм. преступность, коммерция вм. спекуляция, путана вм. проститутка и др.

3. Активно функционируют в публицистической устной и письменной речи политические ярлыки, как старые – шовинисты, антисемиты, черносотенцы, так и новые – гомо-советикус, сексот, славянофил (см. раздел «“Славянофилы” и “западники” сегодня» в кн.: Волобуев П.В. Человек и общество. Современный мир: учебное пособие для 11 класса общеобразовательных учреждений. М.: Просвещение, 1994. С. 204–212), красно-коричневый, экстремист, партократ, аппаратчик, деструктивные силы и др. (набор представлен А.П. Сковородниковым). Вошли в язык новые общественно-политические термины с неопределенной семантикой: мировое сообщество, цивилизованное человечество, страны содружества.

4. Значительна эвфемизация языка. Так, употребляются слова эскортуслуги вм. организованная проституция, коррупция вм. взяточничество. Интересную подборку современных эвфемизмов (социальных, а не этических) приводит А.Д. Васильев: неработающие вм. безработные, кадровая оптимизация вм. сокращение рабочих мест и др. Ср. в XIX веке: «Вместо нашей национальной “старухи” (т. е. взятки) цивилизация стала протежировать иностранцев и иностранное: разные “промессы”, “комиссии”, “паи в предприятиях” и т. п., вследствие чего выражение “взял взятку” потеряло на Руси всякое значение как по мизерности сумм, так и по неприличию формы и заменилось выражениями: “он заработал на таком-то деле”, “он взял за комиссию”, “он выговорил себе промессу”, причем выражения эти получили самое облагороженное значение решительно во всех языках культурного общества» (К.М. Станюкович, цит. по: Ефимов А.И. История русского литературного языка. М.: Учпедгиз, 1957. С. 324).

5. Происходит актуализация историзмов и некоторых церковнославянизмов, что связано с основной доктриной нашего общества – Возрождением: земство, департамент, губернатор, гимназия, дума, лавка, купечество и др. Эти слова создают иллюзию возвращения старых явлений, хотя, в сущности, являются часто номинацией новых социальных реалий. Несомненно, требуется лексикографическое уточнение новых значений этих слов.

Церковнославянизмы возвращаются, как отмечает Н.Г. Самсонов, в цитировании библейских текстов или пересказе Библии; особенно часто они используются в качестве заглавий и эпиграфов. Возвращаются некоторые церковнославянские грамматические формы слов, например, звательные формы (Отче наш, Господи, Боже, Сыне, Иисусе, Христе, Владыко), падежные формы имен (ея, нея; святаго духа, на небеси; словарь В.И. Даля – «Толковый словарь живаго великорусского языка» и др.). Л.К. Граудина приводит названия новых фильмов, в которых используются церковнославянизмы: «Ныне прославися, сын человеческий», «Чада светлой России», «Спаси, Боже, люди твоя», «Древо животворящее» и т. д. Близко к возвращению церковнославянизмов стоят и некоторые изменения в современной орфографии: написания с прописной буквы, использование букв старого дореформенного алфавита, хотя сегодня они, несомненно, носят характер стилизации: Бог, Богоматерь, Пасха, Рождество, Евангелие; торговый домъ, лЂта, обЂт. Расширяется сфера использования церковнославянских элементов в специальной проповеднической литературе, издаваемой в последние годы значительными тиражами (например: Мень А. Таинство, слово и образ. Л.: Терро-Логас, 1991; Фаст Г., священник. Свет и тени Голгофы. Красноярск: Енисейский благовет, 1993; Фаст Г., протоиерей, Майстренко В. Небесная лествица: Диалоги. Красноярск: Енисейский благовест, 1994 и др. книги этого издательства).

6. Значительная часть слов, обозначавшая в доперестроечный период явления только нерусской действительности, теперь широко вошла в нашу жизнь: мэр, муниципалитет, офис, спикер, парламент, президент, рэкет, абсентеизм и мн. др. Этот процесс уже отмечается толковыми словарями: мэр – 'глава муниципалитета, муниципального управления в некоторых зарубежных странах' – МАС, 1982; мэр — 'глава муниципалитета' – Ож., 1994; абсентеизм — 'в буржуазных странах: уклонение от участия в выборах, вызываемое антидемократическим характером избирательного права, а также систематическое отсутствие на заседаниях членов коллегиальных органов' – МАС, 1982; абсентеизм – 'уклонение избирателей от участия в выборах в государственные органы' – Ож., 1994 и др.

Актуализация экзотизмов примыкает к англизации русского языка, т. к. определяется общей ориентацией социума на Запад, в какой-то мере она противостоит актуализации историзмов. Так, необъяснимо, почему используется сейчас в русском языке слово мэр, а не городничий или бургомистр (городничий — 'в России до середины XIX в. начальник уездного города'; бургомистр – 'в некоторых европейских странах и в России в XVIII–XIX вв. глава городского управления' – МАС). Иногда изменения в значении таких слов (с ограничением в использовании типа «в капиталистических странах», «за рубежом» и т. п.) рассматриваются как устранение недостатка в работе лексикографов советского периода, определяемого излишней политизацией толковых словарей (А.П. Сковородников, 1998). С этим не всегда можно согласиться, т. к. значительная часть таких слов действительно не употреблялась в тот период по отношению к русской действительности, а частотность подобных ограничений объективно отражала наличие «железного занавеса» (Л.Г. Самотик, 1999). Таким образом, изменения в значении этих слов представляют процесс актуализации экзотизмов, который по значимости не уступает процессу актуализации историзмов.

7. С внедрением экзотизмов тесно связана «англизация» русского языка. В текстах, устной речи используется большое количество английских слов, обозначающих как новые для общества явления (менеджер, свингер, армреслинг), так и дублеты русской лексики (тинейджер – 'подросток', прессинг — 'давление', консенсус — 'соглашение', шоу — 'представление'). Англизация – не собственно русское явление, все европейские языки ей подвергаются в той или иной мере, что связано с американизацией европейской массовой культуры. В какой-то степени это, вероятно, и своеобразная реакция социума на вхождение страны в мировое сообщество после длительного «затворничества». «Нельзя упустить здесь и других опасностей языку, например, современного нахлыва международной английской волны. Конечно, нечего и пытаться избегать таких слов, как компьютер, лазер, ксерокс, названий технических устройств. Но если беспрепятственно допускать в русский язык такие невыносимые слова, как уик-энд, брифинг, истэблишмент, и даже истеблишментский (верхоуставный? верхоуправный?), имидж – то надо вообще с родным языком распрощаться» (Солженицын А.И. Русский словарь языкового расширения. М.: Наука, 1990. С. 3). «Мы лепим этот свой странный имидж, сколачиваем истеблишмент, работаем на модулях, предаемся хобби, прячемся от мафиози и рэкетиров, слушаем брифинги и контравью, участвуем в ток-шоу, гала-шоу, даже в супер-шоу, гуляем в диснейлендах, питаемся с маркетов, закусываем в гриль-барах, поем шлягеры, читаем бестселлеры или, на худой конец, дайджесты, смотрим триллеры, пускаемся в вояжи и круизы, упиваемся шармом, ловим кайф, имеем консенсусы, координации, консолидации и интеграции (результат налицо!), пребываем в эйфории от суверенизации (вот уж гениальное словцо!). И, в общем, говорим туфту и явно катимся к эбис… Последнего люкса в обиходе пока нет, сим рекомендуем» (Дмитровский А. Что за имиджем? Цит. по: Сковородников А.П. Вопросы экологии русского языка. Красноярск, 1993. С. 34). Английские параллели насаждаются в школьные учебники: «Нет опыта достижения консенсуса (соглашения) в общественной жизни», «сциентизм и антисциентизм (от англ. science – наука)» (Девятова С.В., Купцов В.И., Волобуев П.В. Как оценить концепции В.И. Вернадского и И.С. Шкловского? «Славянофилы» и «западники» сегодня // Человек и общество. Современный мир: учебное пособие для 11 класса общеобразовательных учреждений. М.: Просвещение, 1994. С. 180, 218). Особо серьезную опасность представляет своеобразная мода разового использования английской параллели в тексте: «Он носит бадж ('значок') полицейского», «не каждое растение пригодно для джуса ('сока')», «из-за интенсивного трафика ('движения транспорта')» (примеры А.П. Сковородникова).

8. В названиях фирм, предприятий, магазинов и т. п. используются сложносокращенные слова от личных имен их владельцев, например в Красноярске: банк «Крас-Надежда» – банкир Надежда Константиновна Гаврильченко; фирма по поставке труб «Лукас» – владельцы Лукьянов и Ассеев; фирмы, магазины, малые предприятия: «Гаваир» – Галя, Валя, Ира; «Евсал» – Евгений, Сергей, Александр; «Иней» – Игорь, Николай, Евгений; «Оллавел» – Олег, Лариса, Виктор; «Суранж» – Суркова Анджела Ивановна; «Дмитрос» – Оськин Дмитрий Михайлович; «Салют» – Сальников Юрий Тимофеевич; «Сарвир» – Жалимов Сарвир Орасхович; «Ханнаф» – Ханнанов Рафиль; «Дюгсен» – Дриц Юрий, Гикалов Сергей, Елизаров Николай; «Дроша» – Дровяников, Шалаш; «Ромкол» – Романов, Колмаков; «Азив» – Азанов, Иванов; «Кардис» – Карапетян, Дидюк, Соболев; «Кевипс» – Кулаков Евгений Владимирович, Игорь Петрович Смирнов; «Кэмбик» – Крылов, Экзархов, Мунцев, Бибиков, Косенко; «Лартакс» – Ларионов, Тарасевич, Кельманов, Суровцев; «Сбелак» – Сбейти, Лапин, Кулёв; «Теркли» – Терентьев, Климович; «Фебур» – Фелоринин, Бурачевский (по данным городской администрации, 1998 г.). (См.: Китайгородская М.В., Рязанова Н.Н. Персонификация как мотив городских номинаций // Русский язык конца XX столетия (1985–1995). М.: Языки русской культуры, 1996. С. 347–348).

9. В этот период заметно смещение значений слов, обозначающих события, организации, должности, общественные посты. Их семантика на несколько порядков выше обозначаемых ими явлений (согласно толковым словарям): президент, съезд, конференция, правительство, парламентарий, управление, президиум, конфедерация, командующий и др., например: президент — 'глава республиканского государства, а также некоторых крупных научных учреждений' – и президент фирмы, президент школьного клуба и т. д.; правительство — 'высший исполнительный и распорядительный орган в стране' – и правительство города Москвы, правительство области; парламентарий – 'член парламента (руководящего органа страны)' – и парламентарий законодательного собрания края; управление – 'крупное подразделение какого-нибудь учреждения, крупное административное учреждение' – и переименование Крайоно в Главное управление народного образования, а районо в Управление народного образования при администрации района; командир – 'начальник воинской части, подразделения', до недавнего времени от командира отделения до командира корпуса (взвода, роты, батальона, полка, бригады), и командующий — 'начальник крупного войскового соединения', до недавнего времени командующий армии, в военное время фронта, в мирное – округа, группы войск – и теперь командующий бригады, командующий дивизии и т. п.

10. Широко распространяется сквернословие в русском языке, от сравнительно теперь безобидных задница, трахнуть, сволочь до прямого мата. «Следует, разумеется, отличать дешевые приемы речевой экспрессии, демонстрирующие, по сути дела, творческую импотенцию автора или некий социальный или доктринальный вызов, от художественно мотивированного употребления внелитературной лексики. Однако потеря чувства меры подстерегает здесь даже крупных художников» (А.П. Сковородников). Так, у В.П. Астафьева в одном из последних крупных произведений, «Прокляты и убиты», читаем: «Весь мир – бардак, все люди – бляди» (Прокляты и убиты // Новый мир. 1992. № 11. С. 74); «Командир обращается к нам как к людям, а они жопы отвесили, губы расквасили!» (№ 11. С. 200).

Используется табуированная лексика и в современных романах Дины Рубиной (Рубина Д. Вот идёт Мессия! // Иерусалимский синдром: Рассказы. М.: Эксмо, 2008. С. 7–392.):

– «Мар Штыкерглед, как ты надоел нам, блядь!» (с. 122); «И вот эта “ а курве ” его углядела» (с. 131); «Читаешь, бля , молитвы по три раза на день, куска человеческой свинины не даёшь мне проглотить, замучал всех со своим кашрутом …» (с. 163).

Используется мат даже в поэзии:

Причин появления сквернословия в современной публичной речи и художественных текстах, очевидно, много. С одной стороны, в современной культуре идёт смешение художественной литературы и так называемой альтернативной, всегда существовавшей в русском обществе, но известной в узком, преимущественно мужском, кругу. Альтернативные произведения писали и А.С. Пушкин, и А.Н. Толстой… Но эти произведения не были рассчитаны на широкую публику. В альтернативной литературе всегда использовалась обсценная лексика, но в художественные печатные тексты она не допускалась. Теперь же, например, произведения Э. Лимонова печатаются в центральных художественных журналах. Некоторые писатели, видимо, приближаясь к натурализму в манере письма, переносят его и на речь. (Так оценивал, например, роман «Прокляты и убиты» сербский литературовед Слободан Маркович, выступавший на Съезде русистов в г. Красноярске). С другой стороны, освобождение от цензуры как-то само собой привело к устранению в некоторых издательствах литературных редакторов и даже корректоров, что сказывается на качестве текстов. Очевидно, сказывется и стремление пост-модернизма к эстетизации неистетичного.

Значимо при этом и особое строение русского языка – языка контрастов. Известен изощрённый русский мат, используемый во многих языках мира, но в русском литературном языке нет слов для обозначения некоторых интимных частей тела, состояний и т. п. (это или детские слова, или грубо-просторечные и нецензурные, или медицинские термины; вспомним используемое в переводах заниматься любовью и др.). На русском литературном языке неприлично публично говорить о перхоти, прокладках, стуле, зуде и подобных вещах. В других европейских языках и даже других славянских (например, по свидетельству носителя языка, доцента КГПУ С.А. Агаповой, в сербском) это не совсем так. Есть следующее утверждение: «Что естественно, то не безобразно». Поэтому иногда насыщенными сквернословием выглядят пословные переводы иноязычных текстов.

11. Как своеобразное отталкивание от огрубления русской речи в бытовом общении появляются новые ласкательные образования, чаще при обращении: Наденька Ивановна, Светочка Петровна; дежурненькая, дежурик, дежурочка (в речи телефонисток г. Красноярска). Частотны в Красноярске прилагательные: дороговастенький (магазин), богастенькая (родственница), тяжеловастенький (арбуз). Такие формы в большой степени характерны, очевидно, для речи женщин.

Деминутивы (слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами) широко используются в сфере обслуживания: Вам причёсочку ? Какую открыточку выберете?

Однако в современном русском языке, несомненно, отмечаются и другие моменты. Так, в публичной речи процесс доступности сопровождается снижением ее действенности и достоверности. Доверчивость наших вкладчиков во многом определяется доверием к публичному слову, которое в прошлом обеспечивалось ответственностью средств массовой информации за достоверность сообщаемого. Теперь же ответственность за содержание выступлений и публикаций ложится на авторов. Публичное выступление в недавние времена предполагало реакцию власти, публичная речь как бы апеллировала к властям. Теперь же это совсем не обязательно, и многие дискуссии рассчитаны на «выпускание пара». Публичная речь в последние десятилетия стала спонтанной (неподготовленной). Частично этим объясняется общее впечатление о её сниженности. Таким образом, формируется новая позиция публичной речи в общественной жизни страны.

Ситуация с русским языком последних десятилетий частично реализует тенденции его развития, заложенные в системе задолго до этого. Некоторые формы изменения соответствуют изменениям в русском литературном языке после 1917 г.

Продолжают действовать в языке многие заложенные издревле тенденции развития: как во всех индоевропейских языках, увеличивается словарный состав национального языка (в том числе литературного). По свидетельству ряда учёных (В.П. Тимофеева), словарный состав развитых национальных языков сегодня составляет около миллиона слов. При этом сворачиваются грамматические формы слов (например, утрачивается склонение русских числительных (собрано с триста участков), увеличивается число наречий, сложных предлогов за счет предложно-падежных сочетаний существительных (до востребования, без разбору; в течение, в продолжение), в разговорной речи не склоняется первая часть личных имён (у Пётр Иваныча, с Татьян Петровной, к Алексей Васильичу) и др.).

Продолжает действовать тенденция демократизации литературного языка, которая на первом этапе его развития (Х – ХVIII вв.), в форме книжно-письменного языка, представлена была в конкуренции двух начал: старославянского и русского, а с ХIХ в. – в конкуренции письменных и устных форм речи. Последняя проявлялась в изменении доминирующих стилей литературного языка: вначале это были книжные стили (прежде всего художественный, в дальнейшем – официально-деловой через т. н. «канцеляриты» и научный через десемантизацию терминов), затем устный (разговорный) и даже устные формы внелитературной речи (диалектной, просторечной и – в последние десятилетия – жаргонной). Постоянно эта тенденция проявляется в пополнении словарного состава литературного языка за счёт слов из диалектов, просторечия и жаргонов, в резком расширении круга пользователей литературным языком после 1917 г. и публичной речью в годы перестройки.

Несмотря на сокращение территории распространения русского языка, рост его персонификации, расширение круга пользователей публичной речью, перераспределение не только между активным и пассивным лексическим составом, но и между стилями литературного языка и стратами национального языка, впервые в истории государства русский язык был квалифицирован как государственный. Федеральный закон «О государственном языке Российской Федерации» № 53-ФЗ вступил в силу 01.06.2005 г. (Российская газета. 2005. 7 июня. С. 10).

IV. Каковы же перспективы развития (изменения) русского языка? Профессор Лесосибирского педагогического института Б.Я. Шарифуллин одно из своих выступлений на конференции озаглавил так: «Будет ли русский язык диалектом английского языка?» Не будет. Во-первых, нельзя забывать, что большое количество заимствований пришло в последнее десятилетие в литературный язык (или окололитературные формы речи), но не в русские народные говоры, не в просторечие. Нужно отметить принципиально различную позицию относительно заимствований в литературном языке и народно-разговорной речи. Прежде всего, это отличие касается количества заимствований. В литературном русском языке, как ни в каком другом европейском, их очень много (считается, что это определяется такой особенностью нашего менталитета, как толерантность). Так, в «Толковом словаре иноязычных слов» Л.П. Крысина отмечается 25 тысяч заимствований только трех последних столетий (кроме старославянизмов). В теории существуют несколько точек зрения как русских, так и зарубежных лингвистов об основе современного русского литературного языка, отказывающих в приоритете языку русскому. Некоторые считают, что эту основу составляет старославянский (французский, польский) язык.

В отдельные периоды нашей истории заимствований становится особенно много (например, в эпоху Петра I). Но далеко не все они остались в русском языке, среди них было много слов-«однодневок», другие стали языковыми символами эпохи – архаизмами и историзмами (аглицкий, авантаж, ассамблея и т. д.). Многие слова, столетиями функционирующие в русском языке, так и осознаются заимствованиями. Это достигается, прежде всего, способностью русского литературного языка использовать т. н. не полностью освоенные заимствования, т. е. слова, не вписывающиеся в русскую систему. Это, например, фонетически неосвоенная лексика: сохранение твёрдого согласного перед гласным переднего ряда [э] – па[нэ]ль (в русском языке с середины ХVIII в. – П.Я. Черных), каш [нэ] (с середины ХIХ в.) и т. д.; в высоком стиле речи сохранение предударного [о]: [по]эт (с начала ХVIII в.), [шо] ссэ (с начала ХIХ в.), [со]нет (с 1-й половины ХVIII в.). Грамматически неосвоенная лексика: кофе (в русском с 1762 г.), тюль (с 1-й половины ХIХ в.) – относятся к мужскому роду, а не среднему и женскому; пальто (со 2-й половины ХIХ в.), кино (с 1923 г.) не изменяются по падежам и числам и т. д.

Народные же говоры и просторечие если принимают заимствования, то сразу же включают их в русскую орфоэпическую и грамматическую систему: радиво; колидор; лисапед, пальто – пальта – пальту… и т. д. (т. н. вторичные заимствования). Нельзя также забывать, что новые элементы присущи не всем стилям и жанрам литературного зыка. В основном речь обычно идет о публицистике, художественной литературе (не рассматриваются изменения в научном и официально-деловом стиле). Таким образом, русский язык имеет определенный запас прочности, ему вряд ли страшны заимствования.

Гораздо серьезнее процесс жаргонизации литературного языка. Жаргонизмы опасны не своим количеством, а особой организацией, отличной от народно-разговорной, положенной, в свою очередь, в основу литературного языка: системой номинации (в том числе вторичной); отношением к вариативности, словообразовательному гнезду; особой внутренней семантической группировкой и т. д. Если литературный язык «прогнётся» под их давлением, его система значительно трансформируется. Фокус культуры (Е.А. Найда) воровского арго – это извращенный секс, насилие и разного рода мошенничества; основной стиль общения – агрессивный, одна из коммуникативных задач – уничижение человека (снижение образа жертвы, например лох), что психологически оправдывает преступления.

Оптимистично на будущее русского языка смотрят ведущие учёные страны. «Суммируя все изменения, можно сделать вывод: «порча» языка, о которой так много пишут, затрагивает не систему языка, а языковую способность (умение говорить) и, следовательно, порождаемые тексты» (Русский язык конца XX столетия (1985–1995). М.: «Языки Русской культуры», 1996. С. 18). Но между системой языка, языковой способностью и текстами существует не только односторонняя связь, изменения языковой способности и текстов могут повлечь за собой изменения языковой системы. Ещё в 1987 г. В.Г. Костомаров предполагал, что «можно ждать значительных стилистических перегруппировок – от переоценки качества членов синонимических, параллельных, соотносительных рядов до изменения и смещения принципов отбора и композиции языковых средств» (Костомаров В.Г. Перестройка и русский язык // Русская речь. 1987. № 6. С. 6). Серьёзная перестройка языка фиксируется и Г.Н. Скляревской: «Языковые факты производят впечатление лингвистического хаоса: непропорциональное разрастание отдельных микросистем, ломка устойчивых языковых моделей, словообразовательная избыточность, неумеренные лексические перемещения от периферии к центру и т. п. При поверхностном взгляде эти явления могут быть расценены как свидетельство порчи, болезни языка. Однако, как нам представляется, наблюдаемые процессы уместно было бы сравнить с внешними проявлениями болезни…, которые воспринимаются как сама болезнь, но в действительности являются реализацией приспособительных, защитных сил организма. Не так ли кризисные состояния языка, совпадающие с кризисными состояниями в обществе, свидетельствуют об активности адаптационных механизмов языковой системы, об её способности к саморегулированию?» (Скляревская Г.Н. Состояние современного русского языка: Взгляд лексикографа // Русский язык и современность: Проблемы и перспективы развития русистики. Т. 1. М., 1991. С. 262–263).

Нельзя забывать, что русский литературный язык отличается от всех других разновидностей национального языка своей нормативностью (кодифицированная норма), т. е. существует техника, с помощью которой общество может воздействовать на его развитие.

Один из первых разделов монографии «Русский язык конца ХХ столетия» озаглавлен – «Мы не нормализаторы». В лингвистике давно уживались два подхода к языку: нормативный и описательный. Первый превалировал в исследованиях литературного языка, второй – при изучении диалектов, просторечия, разговорной речи и т. п. Русский литературный язык по факту существования (от речи, текстов) стал изучаться с 60-х гг. Эта новая по тому времени научная парадигма дала неожиданные результаты: появилось понятие регионального варианта литературного языка и т. д. В наши дни по факту существования изучаются разные уровни литературного языка, даже орфография (см. работы Н.Д. Голева, В.Я. Булохова (КГПУ), например: Булохов В.Я. Словарь ошибочных написаний школьников. Красноярск: РИО КГПУ, 2000. 378 с.). Нормализаторская деятельность, оставаясь приоритетной при изучении русского литературного языка, должна предваряться описанием существующего его положения.

В последние годы многое делается в этом направлении. Меняется понятие нормы, издается масса справочной литературы; переиздаются «старые добрые» учебники и словари; ведутся интересные и информативно значимые радиопрограммы; организуются конкурсы и гранты для теоретической разработки проблем культуры речи; Советом по русскому языку при Президенте была разработана Федеральная целевая программа «Русский язык» на 1996–1997, 2002–2005, 2006–2010 гг. Общество осознало значение русского языка. В «Послании Президента РФ Дмитрия Медведева Федеральному Собранию» от 12 ноября 2009 г. говорится: «Мы обязаны беречь единое культурное пространство России, развивать программы обучения русскому языку, который является символом единства нашей страны».

 

VII. Изменения лексики как системы

Изменения словарного состава языка носят регулярный характер, некоторые его формы проявляются на всех этапах исторического развития, некоторые присущи только отдельным периодам.

1. Абсолютный характер имеет количественное увеличение слов в языке. Способы появления новых слов также стабильны: образование по известным словообразовательным моделям, заимствование и изменения семантики.

2. Стабильно усложнение семантической структуры лексики на уровне отдельного слова и на уровне межсловных отношений.

3. Лексика литературного языка имеет постоянные источники пополнения. Дополнительно к вышеперечисленным в п. 1 общенациональным – т. н. внутреннее заимствование (перемещение слов из других форм национального языка: диалектов, просторечия, жаргонов) и перераспределение лексем между стилями. В формировании лексического фонда литературного языка ведущее положение вначале занимали книжные стили (прежде всего художественная литература), в последнее время все большее значение стали приобретать устные формы речи (разговорная речь, просторечие, жаргоны). Таким образом, проявляется устойчивая в русском литературном языке тенденция к демократичности.

4. Лексическая система древнерусского языка отличалась: а) синкретичным (диффузным) характером значения многих слов, нерасчлененностью их семантики (В.В. Колесов, Л.С. Ковтун); б) лексической дублетностыо (Л.П. Крысин); в) многообразием признаков, выбранных для номинации реалий (окно связано со словом око – «глаз», стена со словом стоять и т. д. – Л.П. Крысин). В последующие периоды развивается полисемия, которая закрепляется в словарях. Общее направление ее развития – от конкретного к абстрактному, реже – обратное (Д.Н. Шмелев). В способах номинации доминирует функциональный признак (Л.П. Крысин): спальник – 'мешок для сна'; бумага – газетная, писчая, оберточная и т. п. Складываются межсловные отношения на основе типов парадигм (эпидигматика, парадигматика, синтагматика) и общности значения – синонимические, антонимические, позднее – гиперо-гипонимические, слова-конверсивы, слова-перформативы – и межсловные отношения на основе общности формы (которые более «лингвистичны», присущи в значительной степени науке о языке) – омонимические, паронимические.

5. Лексика языка – наиболее подвижный языковой уровень, и, однако, именно лексика наиболее стабильна, консервативна. В русском языке сохранилось значительное число элементов общеславянского языка (в том числе индоевропейского характера), восточнословянской лексики в активном употреблении. Слова – наша связь с прошлым.

6. Для XVIII в. характерно большое количество словообразовательных вариантов слов (А.И. Молотков).

7. В периоды смены общественно-политического строя наблюдаюся переход групп слов в пассивный словарный запас, смена эмоционально-экспрессивной окрашенности слов, заметный рост неологизмов.

Сохранение основного словарного фонда и традиционных способов появления новых слов оставляет, несмотря на большую подвижность, и лексический уровень языка равным самому себе.

См.: ИСМТОРИЗМЫ, АРХАИЗМЫ, НЕОЛОГИЗМЫ, СЛОВА УСТАРЕВШИЕ

 

Литература

1. Васильев А.Д. Историко-культурный аспект динамики слова. Красноярск: РИО КГПУ, 1994. 195 с.

2. Васильев А.Д. Введение в историческую лексикологию русского языка. Красноярск: РИО КГПУ, 1997. 104 с.

3. Васильев А.Д. Современное российское языковое законодательство: юрислингвистический анализ и комментарии: монография. Красноярск: СибЮИ МВД России, 2005. 152 с.

4. Горшков А.И. История русского литературного языка. М.: Высшая школа, 1961. 194 с.

5. Калиновская В.Н. Словарь русского языка XIX века //Русская речь. 2005. № 2. С. 96–98.

6. Ларин Б.А. Лекции по истории русского литературного языка (X – середина XVIII в.). М.: Высш. Школа, 1975. 327 с.

7. Мальцева И.М., Молотков А.И., Петрова З.М. Лексические новообразования в русском языке XVIII в. Л.: Наука, 1976. 372 с.

8. Рогова В.Н. Словообразовательная система русского языка в XVI веке. Красноярск: Краснояр. кн. изд-во, 1972. 528 с.

9. Русский язык конца XX столетия (1985–1995). М.: Языки русской культуры, 1996. 480 с.

10. Самотик Л.Г. Русский язык на рубеже веков // Научный ежегодник. Вып. 1. Красноярск: КГПУ, 2000. С. 120–128.

11. Сковородников А.П. Вопросы экологии русского языка. Красноярск: КГУ, 1993. 204 с.

12. Черных П.Я. Очерк русской исторической лексикологии: Древнерусский период. М.: Азбуковник, 2000. 144 с.

 

Словари

1. Аникин А.Е. и др. Из истории русских слов: словарь-пособие. М., 1997.

2. Козинец С.Б., Санджи-Гаряева З.С. Словарь советизмов: наименования лиц. /Пед. ин-т Сарат. ГУ. Саратов, 2009. 70с

3. Максимов В.И. и др. Словарь перестройки. СПб., 1992.

4. Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Толковый словарь языка Совдепии. СПб.: Фолио-Пресс, 1998.

5. Словарь древнерусского языка XI–XIV вв.: в 10 т. М.: Наука, 1988; и посл.

6. Словарь русского языка XI–XVII вв. / под ред. С.Г. Бархударова (Вып. 1–6), Ф.П. Филина (Вып. 7–10), Д.Н. Шмелёва (Вып. 11–14), Г.А. Богатовой (Вып. 15–26). М.: Наука, 1975–2002. Вып. 1–26.

7. Словарь русского языка XVIII в. / под ред. Ю.С. Сорокина. Л., СПб.: Наука, 1984–2004. Вып. 1– 14.

8. Словарь русской народной речи Сибири XVII – 1-й половины XVIII веков / сост. Л.Г. Панин. Новосибирск: Наука, 1991.

9. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам: в 3 т. СПб., 1893–1912; 3-е изд. М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей, 1989.

10. Толковый словарь русского языка конца XX века. Языковые изменения / под ред. Г.Н. Скляревской; Российская академия наук, Институт лингвистических исследований. СПб.: Изд-во «Фолио-Пресс», 1998.

11. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: в 2 т. М.: Русский язык, 1993.