Таксист вел машину на большой скорости. Несмотря на то, что мягкие рессоры делали езду комфортной, Оля, прикрыв глаза, видела другое — нутро бурого от красной грязи и пыли бронетранспортера, оскаленное лицо Скрытникова, его сухие губы и ярко-серые глаза. Он подмигивает, а она протягивает Диме фляжку с водой.

— У тебя денег-то хватит? — спрашивает вальяжный пожилой таксист с роскошными баками.

Он без страха посадил в салон красивую молодую женщину. Стоило лишь взглянуть на точеную ногу, уперевшуюся высоким каблуком замшевой туфли в резину пола, и на то, как дамочка небрежно бросила дорогую сумочку и блаженно потянулась, словно кошка, выгнув спину, — всякие мысли о неплатежеспособности клиентки отлетали прочь.

Но сейчас низкий загорелый лоб водителя нахмурился. Он видел в зеркало: выражение лица женщины становилось странным, стоило ей прикрыть глаза. Будто в эту секунду она надевала белую гипсовую маску.

Женщина не ответила на его вопрос. Открыла зеленые глаза, закурила. Салон наполнился дымом дорогих сигарет.

Все-таки водителю было неуютно. Десять тысяч — деньги даже сейчас не маленькие. Хотя чего проще заставить оплатить «неустойку». Так он в своей жизни поступал не раз. С нее, например, можно снять плащ. Или загнать машину в темный тупик, пересесть на заднее сидение и заставить бабенку платить натурой.

Шофер сделал глотательное движение. Женщина усмехнулась, закинула ногу на ногу и сказала негромко:

— Смотри на дорогу, водила.

— А я куда смотрю? — хрипло ответил он.

Машина вынесла Олю на Тверской бульвар. Он был еще зеленым. Деревья, лавочки, первая свежесть утра и, наконец, взошедшее над серой Москвой солнце… О Москва! Когда-нибудь ты станешь такой, какой должна быть. Великим городом великой России.

На глаза Оли навернулись слезы. Нервы — дрянь. Она бывала разной, но только в последние месяцы стала сентиментальной. Могла заплакать и загрустить от того, что увидела сломанную и брошенную розу… Роза действительно была прекрасна. Алая, бархатистая, она валялась на заплеванном асфальте южного города.

«Вот так и девочек наших топчут», — подумала тогда Оля.

После приступов сентиментальности и меланхолии она становилась злее и была готова на самые беспощадные поступки. Москва ведь тоже была огромным прекрасным цветком, попавшим в грязные руки.

— Останови, — властно сказала Оля, и, прежде чем таксист успел раскрыть рот, она уже стояла на тротуаре перед старой зеленой дверью проходного двора. Только водитель еще не знал, что двор проходной.

Поглаживая свои кудрявые баки большим желтым пальцем, таксист готовился схватить наглую бабенку. Но она никуда не убегала и не собиралась этого делать.

Из кармана плаща она достала пачку тысячерублевых бумажек, а другой рукой дамочка выхватила из сумки средних размеров пистолет. За последние годы таксист научился разбираться в оружии.

— Девочек русских возишь к гадам? — улыбаясь чуть накрашенными губами, спросила Оля. — За доллары жопу любому лизать готов?

Таксист молчал и смотрел в дуло пистолета. Он ничего не понимал. Ужас парализовал его.

— Слушай, дрянь, — Оля сунула пачку денег в его жирную и еще продолжавшую оставаться наглой морду, — если ты на четвереньках проползешь вокруг своей «тачки» и крикнешь, что ты гад, то я отдам тебе твои десять тысяч…

— А если нет? — спросил шофер. Спорить он не собирался, просто привычка торговаться сработала до конца.

— Ничего особенного не случится, — усмехнулась Оля. — Ты поедешь, а я пойду.

— Вы не выстрелите?

— Вот видишь, уважать начал. Первый раз ко мне на «вы» обратился.

Оля бросила деньги и пистолет в сумку, поправила ее на плече и пошла не спеша к зеленой двери. За ее спиной взревел мотор.

Проходной двор встретил ее вонью и темнотой. Она поморщилась. И от запахов, и от того, что так глупо вела себя. Наверное, этот дурак не пойдет в милицию, но что-то он обязательно расскажет друзьям.

Ей нужно срочно лечить нервы. Она может попасть в историю, просто потому, что ей захочется пошутить. В этой стране ведь все шутят? Вот и ей иногда надо отвести душу.