— А вы везунчик, майор. — Голова в хирургической маске склонилась над моим животом. — Пару сантиметров правее, и все — моя помощь бы не понадобилась.

В боку защипало, но все было терпимо. Затем тугая повязка стянула живот, и врач с нотками удовлетворения в голосе произнес:

— Через неделю-полторы вы сможете совершать нормальные пешие прогулки, а чуть позднее — и занятия физкультурой. Завтра сниму повязку, и на этом моя помощь закончится. Петр Константинович, — врач повернул голову в сторону дверей, где маячил Паук, — проследите, чтобы молодой человек не спешил с физическими нагрузками. Хотя регенерирующие способности у него фантастические, но ранение — есть ранение. Все эти ваши шпионские игры не могут позитивно влиять на процесс выздоровления. Лежал бы сейчас в госпитале в нормальных условиях и под надлежащим надзором… — Он резко замолчал и раздраженно махнул рукой.

— Выздоравливай. — Паук подмигнул и повел врача в прихожую.

Почти неделю я маялся, как больной, а точнее — раненый. Все-таки на милицейском посту меня угораздило поймать пулю в бок. Ранение — так себе, не очень серьезное. Ни чего важного не задело, но кровушки потерял много. Тогда, в горячке короткой схватки и из-за Светкиного состояния, я и не осознал, что ранен, и лишь большая кровопотеря заставила в последний миг потерять сознание. Мне-то что, и не с такими ранами выкарабкивался, а вот Светке повезло. Если судить по рассказам Альбины и Паука, которые навещали меня по несколько раз каждый день и почти поселились в моей квартире, все медики госпиталя, куда той ночью отвезли девушку, просто ошалели от данного случая. Моя ведьмочка не только выжила, но и выздоравливала слишком быстро, говорят, что через неделю-полторы ее выпишут домой.

Здоровье здоровьем, но за дни вынужденного безделья для того, чтобы ясно осознать сложившуюся ситуацию времени хватало с избытком. И чем я больше анализировал прошедшие события, тем больше они мне не нравились. Десятки убитых и раненых, жесточайшая конкуренция силовых структур, странный НИИЧАВО и ощущение обмана — при каждом звонке в дверь будешь невольно настораживаться в ожидании следователя, конвоя, киллера или другой неприятности, а тут еще и недостаток информации. Паук и Альбина на мои вопросы отвечали уклончиво, ссылаясь на распоряжения Свиягова, а сам шеф на следующий день после моего ранения укатил в Москву, оставив заминать последствия всей нашей деятельности Прошкину.

— Иваныч. — Из-за приоткрытой двери показалась физиономия Паука. — Завтра уезжаем в первопрестольную.

— Я в отпуске. — Столь неожиданное сообщение немного выбило из задумчивого состояния. — К тому же, больной.

— В том-то и дело. — Прошкин вошел в комнату и присел на стоящий около кровати стул. — Меня отзывают в институт, и обеспечивать твою безопасность будет некому.

— То есть, я под следствием?

— Нет. — Усмехнулся Паук. — В этом вопросе все отрегулировано. Перед законом ты чист, твоя фамилия не проходит ни по одному эпизоду, алиби у тебя железное, но кроме правоохранительных структур имеются и другие конторы, которые копают под институт, где работает твоя подруга. Есть организации, имеющие интерес к наследству Инквизитора.

— А я здесь при чем?

— Слишком много знаешь.

— Да ладно. — Я успокаивающе махнул рукой. — В дела Урманского я не лез, и лезть не хочу.

— Пол часа назад Инквизитора застрелили прямо на больничной койке. Начинается борьба за его наследство. А ты, мой милый друг, в последнее время зафиксировался, как его лучший друг и соратник.

— Жалко мужика. — Протянул я, лихорадочно обдумывая новость. — Все-таки один из немногих порядочных людей, что привелось встретить в этом гадюшнике.

— Это — не все. — Голос Паука стал жестче что ли. — На нашего человека в его окружении также была совершена попытка покушения.

— Иван?

— Он самый. К счастью мы успели ликвидировать киллера в самый последний момент. Не секрет, что Иван является одним из претендентов на место главы питерского филиала Ордена. К тому же, фискальные органы опечатали офис Инквизитора и арестовали все финансовые счета.

— Во, блин, заварилось. — Я, стараясь не тревожить раненый бок, слез с кровати начал одеваться.

— Ты куда собрался? Самолет только завтра.

— А я не на самолет. Хочу до Светы съездить, в госпиталь.

— Реакция прогнозируемая. — Хмыкнул Прошкин. — Только ехать туда не нужно.

— Почему? — Даже выработанная годами службы «покладистость» вступила в противоречие с тревогой за девушку. — Я не на службе, а мешать мне встретиться с дорогим для меня человеком ты не имеешь права. Да и не сможешь.

— Ты создаешь проблемы не только себе, но и всем. На тебя, возможно, готовится покушение, мои люди задействованы для других дел, обеспечить твою безопасность не кому, а ты игнорируешь мои рекомендации.

Вот урод. Да плевал я на эти рекомендации с Эйфелевой башни. Пускай сам себе рекомендует. Внезапная злость взбодрила, но рассудительности не потерял.

— Я сам себе обеспечу безопасность. Или вообще в Москву не поеду, пока не буду убежден, что со Светкой ни чего не случится.

— А что с ней может случиться? Она вообще не при делах. — Какая-то фальшивая нотка прозвучала в голосе майора. — Тебе о себе самом нужно беспокоиться, а женщина твоя в полной безопасности. Госпиталь под контролем.

— Урманский тоже в госпитале лежал? — Паук молча кивнул. — Засунь такой контроль себе в жопу. Хочу лично убедиться в Светкиной безопасности. Тем более, чего бояться за меня. Я не лежачая мишень. Делов-то, смотаюсь туда, а потом обратно, и буду ждать самолета.

— Нет, один не поедешь.

— Поехали вместе.

Прошкин на несколько секунд задумался и мотнул головой:

— Я сейчас не могу, но с тобой поедет Альбина.

— Женщина — антикиллер? — я усмехнулся.

— Она — один из самых опытных специалистов оперативной части.

— Вызывай ее, и поехали.

— Минут через тридцать. Устроит?

— Конечно. И еще, машина будет или такси вызывать?

— Тогда через час.

— Вот и ладушки. — Не обращая внимания на недовольную физиономию Паука, я потянул его к двери. — Жду ровно час, а потом вызываю такси.

Выпроводив Прошкина из квартиры, я критически осмотрел свой гардероб: что-то маловато осталось приличной одежды. Еще пара-тройка таких приключений и надеть будет нечего. Хотя, живы будем — не помрем. Будет время, куплю что-нибудь серьезное или пошью.

Телефонный звонок оторвал меня от процесса глажки в самый кульминационный момент. А именно при отпаривании стрелок на брюках. Еще с курсантских времен въедливые сержанты приучили возводить рутинный в принципе процесс в некотором роде искусство.

— Сережа? — Женский голос в телефонной трубке звучал знакомо. — Это я — Светина мама.

— Добрый день, Елена Тойвовна. Я вас очень внимательно слушаю. — В том, что Светку ранили, ее мать меня не винила, но, разговаривая с ней, я ощущал дикое чувство вины за то, что не смог уберечь ее дочь. Каждый раз, когда в телефоне я слышал ее голос, в душе возникало ощущение вины.

— Сережа, вы сейчас поедете Светлану навестить? — Я издал утвердительный звук. — Будьте осторожны. Вам угрожает большая опасность. Опасайтесь человека за вашей спиной. Вы меня слышите? И обязательно заберите Свету из больницы.

— Из госпиталя. — Машинально поправил я.

— Какая разница. Ей обязательно нужно быть сегодня дома.

— К чему такая спешка? — Поинтересовался я, хотя со словами женщины согласился на все сто. — Там квалифицированные врачи, хороший уход и, к тому же, все бесплатно.

— Там ей угрожает опасность. Я знаю. И только дома я смогу ее защитить от чего угодно.

— С чего вы это взяли? — Спрашивая, я почему-то подумал, что сам стал напоминать Паука с его «умными» советами и вопросами.

— Я все-таки ведьма, если это вас не шокирует. Мне ведомо многое и в том числе, что может случиться очень скоро. Ладно, вы меня поняли?

— Конечно. Для Светы я сделаю все, что в моих силах. Будьте уверены.

— Вот и хорошо. — Голос в трубке смягчился. — Я догадываюсь во что вы вляпались с моей дочей, но все сейчас зависит только от тебя. Поэтому будь осторожен и привези Свету домой. Ну, все. Успехов тебе, герой.

И это, возможно, моя будущая теща? Я отключил трубку. Такое впечатление, что все мои мысли, намеренья и поступки на виду у всех. Странно это.

Не прошло обещанного Пауком часа, как от двери донесся стук.

— Товарищ майор, это я — Альбина. — Прапорщица куталась в пуховик, поправляя марлевую маску на лице. — Прошу извинить, я немного простудилась. ОРЗ или ОРВИ, но лучше перестраховаться.

— Проходи. — Я дождался, когда войдет, и, захлопнув дверь, поинтересовался. — Машина где стоит?

— Возле дома, но за рулем сидеть буду я. — Альбина помахала связкой ключей. — Чего тянуть? Поехали.

Корпуса окружного военного госпиталя находились не так уж и далеко от Московского вокзала, занимая почти целый квартал. В отсутствие пробок от дома туда ехать не больше получаса, ну, а с учетом заторов, немногим больше такого же времени. Не смотря на множество приказов самого высокого начальства пропускной режим в госпитале оказался слабеньким. Удостоверения личности хватило, чтобы спокойно пройти на территорию. Прапорщица Альбина немного растерянно посматривая по сторонам последовала за мной. Мне ж расположение хирургического корпуса известно давно, еще по курсантским временам.

Несколько палат находились в самом конце коридора. Там же на скамеечке сидел одетый в белый халат парень, в котором я узнал одного из новоиспеченных бойцов из нашей конторы. Правда, со мной он на боевые операции не ходил, но оно и верно — ко мне в отряд попадали только опытные бойцы, а ему еще до такого статуса пахать и пахать. Увидев меня, он привстал и, поздоровавшись, молча мотнул головой в сторону последней двери.

Уже заходя в палату, я ощутил сильный порыв жаркого ветра со сладким ароматом лилий. Тело само сработало на ставший в последнее время узнаваемым запах опасности. Рефлекторно развернувшись в падении на колено, я краем глаза уловил удлиненный ствол пистолета и сразу же ударил по держащей его руке. Оружие со стуком упало на пол, но, продолжая движение, мои пальцы захватили кисть и резко вывернули ее, надежно зафиксировав руку нападавшего. Взметнувшийся из-под ног рой синих искр закружился вокруг нас. Задевая мою кожу, они отскакивали с легким щекотанием, но каждое их соприкосновение с руками и незакрытыми частями лица противника вызывало у него судорожные сотрясения всего тела. У Альбины против меня шансов не существовало. Не смотря на не до конца зажившую рану в боку, скрутить отчаянно сопротивлявшуюся прапорщицу труда не представило. Не сильным, но точным ударом в определенную точку организма я отключил возможную убийцу на некоторое время и замер, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг.

Схватка длилась считанные секунды, но Светка успела вскочить с койки и запахнуться в куцый госпитальный халат. Прижав палец к губам и призывая этим жестом к молчанию, я осторожно защелкнул задвижку на двери и только после этого шагнул навстречу девушке.

— Подожди, — Светка удивленно посмотрела за мою спину, — кто это?

Бросив настороженный взгляд на обездвиженную прапорщицу, я машинально потер глаза. Из-под сдвинутой во время схватки вязаной шапочки виднелась короткая стрижка ежиком. Отстранив девушку нагнулся и сорвал марлевую маску. Знакомые все лица! Это ж тот самый гэрэушник, что сопровождал господина Гершвица во время моей последней операции в Азию. И как я его схомутал? Наверное, помощь свыше. Последнюю фразу, по-моему, произнес в слух, так как почти сразу услышал голос Светки:

— Амеша Спента. Она нам сегодня покровительствовала, как делала это в последнее время постоянно.

— Ладно, потом поговорим. — В какой-то миг мне показалось, что у девушки цвет глаз изменился на изумрудный, но думать об этом времени не было.

Показав Светке, где она должна стоять, я осторожно приоткрыл дверь, готовый к любым неожиданностям, но в коридоре царили тишина и покой. Особенно покой касался бойца, который стоял на охране, точнее — вечный покой. Из его горла торчала рукоять метательного ножа, пригвоздившая незадачливого охранника к стене. Своей смертью боец спас меня. Киллер, понадеявшись на пистолет и мое чуть приторможенное предстоящей встречей с подругой состояние, оставил нож в первой жертве. Если б у него нож оставался в руках, у меня шансов выжить оказалось бы на порядок меньше.

— Как это понимать? — Генерал раздраженно плюхнулся в кресло, не отводя сверлящего взгляда с моего лица. — После тебя остаются только трупы людей находящихся на государственной службе. Ты понимаешь, какой шум стоит в верхах? Ответственные лица уже вспотели придумывать отмазки для прокуратуры, прессы и долбанных депутатов. Министр обороны, хоть и «пиджак», но и ему никакой огласки не нужно.

— Зато у него есть повод и дальше гробить свое министерство. — Не удержался я. — Чем не новый повод для череды непонятных реорганизаций?

— Заткнитесь, майор. — Лицо Свиягова побагровело, но тотчас он взял себя в руки и ровным голосом продолжил разнос, хотя взгляд остался таким же буравящим. — Мы разворошили такой гадюшник, что вы и не представляете. Полетят не только погоны, но и головы. Лизоблюды и доброхоты впереди своего визга полетят докладывать министру о подробностях нашей службы, а некоторые проституты с большими погонами захотят надеть белые одежды обличителей и борцов за демократию. — Последнее слова генерал не произнес, а выплюнул. Столько яда было в его интонации. — Если вы считаете, что все эти руководящие телодвижения вас не коснутся, то за вашу жизнь я не отдам и ломаного гроша. Да и за свою, тоже. Слишком много высокопоставленных чиновников оказалось замазанными во всей той заварухе, что закрутилась вокруг нас, а в первую очередь — вокруг личности майора Рябова.

Шеф скользнул взглядом по сувенирам развешанным на стене и опять посмотрел в мое лицо, но злости в его глазах уже не наблюдалось.

— Поймите, мой юный друг, сейчас идет передел власти на самом высшем уровне. МВД, УИН, Минобороны, ФСБ и прочие структуры, имеющие реальную силу, резко окунулись в пучину громких скандалов. Народу доводятся факты беспредела и вопиющего безобразия, якобы творимого работниками низшего и среднего звена. Создается, так называемое, общественное мнение. Большая часть имевшихся случаев была создана искусственно и соответственно отредактирована. К примеру, тот милицейский майор, который устроил бойню в одном из московских супермаркетов, являлся подставленным козлом отпущения. Его умело подвели к совершению преступления. Или смерть адвоката в следственном изоляторе, которую также запрограммировали заранее. Затем идут чистки, реорганизации, перестановки руководящих лиц, большие денежные вливания на оргмероприятия и, в следствии, появление новых лиц на политическом и финансовом небосклоне. Жизни отдельных людей приносятся в жертву большим целям. Вся эта заваруха вокруг Питерского НИИ и Накки-ярви, всего-навсего хороший повод поиметь крупные дивиденды одной из группировок во власти. Такие виновники, как вы, уважаемый Сергей Иванович, живут очень мало. Максимум до суда, и то, если суд нужен, как бесплатное шоу для народных масс. Жертву приводят в соответствующее состояние, чтобы она случайно ни чего не вякнула не по делу, продажные борзописцы и прикормленные репортеры, пафос, негодование и торжество правосудия, а чуть позднее нелепая смерть на этапе. Схема отработана еще во времена Берии и ни когда сбоя не давала. Другой вариант, он более прост, виновник погибает раньше и вместо надгробных речей неожиданно вскрываются нелицеприятные факты. Вот ты в своей квартире хранишь компромат на наш отдел?

— В смысле? — Рассказанное генералом вполне укладывалось в череду «странностей», случившихся в последнее время, но вопрос немного застал меня врасплох.

— Без смысла. — Свиягов качнул подбородком. — Выйдешь ты сейчас на улицу, тебя случайно собьет автомобиль. Личность твою установят, потом здесь появится милицейский наряд, которому придется зайти в квартиру, так как дверь почему-то окажется не закрытой. Рутинный осмотр жилья и случайно найденная папка с очень опасным компроматом. У одного из честных служителей правопорядка окажется бывший одноклассник-журналист, и так далее и тому подобное.

— И что же теперь? Занимать глухую оборону и ждать, когда меня подловят?

— Немножко не так. — Шеф мельком посмотрел на часы. — Через два часа тебя отвезут во Ржевку, а оттуда самолетом в Москву. Отпуск у тебя прекращен в связи со срочным выездом в командировку. В длительную командировку. Месяца на три-четыре.

— А…

— На все сборы тебе два часа. Если не уедешь, то быстро превратишься в покойника. Я лично заеду за тобой, а кому придется расхлебывать заварившуюся здесь кашу, тебя не касается. Вопросы?

Я молча покачал головой. В том, что генерал своих людей ни когда не бросал, в отделе знали все, но уверенности, в том, что все закончилось хорошо, не было.

— За девушку свою не беспокойся, она будет под надежным присмотром. — Добавил Свиягов, поворачиваясь к двери. — Собирайся сам, время не ждет.

Закрыв дверь я задумался, пытаясь разобраться в последних событиях. Когда сразу же после неудавшегося покушения я позвонил генералу, тот приказал немедленно ехать домой и ждать его самого. Через три часа его злая физиономия нарисовалась перед моей дверью. Тут и ежу понятно, что приехал он не из Москвы, а откуда-то поближе. Хоть Паук и говорил, что для отдела наступили тяжелые времена и почти открытым текстом намекал, что армейские реформы могут коснуться и нашей структуры, Свиягов продолжал быть где угодно, но только не в первопрестольной. По всей видимости Светкин НИИЧАВО оказался на столько лакомым кусочком, что московские подковерные игры отошли на второй план. Уж в чем-чем, а в отсутствии умения держать нос по ветру генерала не обвинишь, а значит, именно здесь, в Питере, закрутилась основная интрига, в которую окунулся он. Вроде бы и меня надо держать рядом, как наиболее информированного человека, но отправка в командировку, это тоже какой-то ход. Как не нравится ни чего не понимать, но в свои замыслы руководство меня пока не посвящает.

За час до назначенного Свияговым времени, загудел мобильник.

— Майор. — Голос генерала прорвался через какой-то треск, похожий на помехи. — Ржевка ждет. Хватай свою подругу и бегом в аэропорт. Машина за тобой на подходе. Если по дороге возникнут проблемы, то добирайтесь самостоятельно, но уже другим транспортом. В этом случае, буду ждать тебя в отделе. По прибытии, сразу ко мне.

— Так точно. — Ни чего не ясно, но что-то произошло. Если шеф срочно гонит, значит и в самом деле положение аховое.

— Прошкин сейчас принесет тебе все самое необходимое, а дальше действуй по обстановке.

Генерал отключился и почти сразу зазвенел дверной звонок. Неужто Паук? Оперативно, очень оперативно. Прошкин топтался за дверью, но в зоне обзора виднелась еще чья-то тень.

— Кто там?

На мой вопрос Паук недовольно нахмурился, но ответил сразу же.

— Да я это, я.

— Если ты, то ответь, чье резюме висело у тебя на двери год назад.

— Слушай, ты, Павлик Морозов, мне сейчас не до приколов.

— А кто рядом с тобой стоит?

— Серега, это — я. — Голос Ходули убедил, что это не очередная подстава с фальшивыми сотрудниками и сотрудницами.

Взъерошено-злой Прошкин прошмыгнул в квартиру и протянул ключи от машины:

— Внизу стоит «шестерка», в багажнике сумка с оружием и снаряжением. Ходков будет тебя сопровождать и, если что, прикроет. Пока, герой.

— А что с Альбиной?

— Что-что? В госпитале, говорят, выживет. Черепно-мозговая. Хорошо, что вовремя заметила соседка, когда из магазина возвращалась. Я ж ее к тебе отправил, да не дошла. — Прошкин горестно вздохнул. — Обложили нас со всех сторон, даже не знаешь откуда очередная пакость вылезет. Ладно, забирай свою подругу, и езжайте. Глядишь, без вас поспокойнее будет.

Площадкой ниже уже ждала Светка, рядом с которой стояла ее мать. Женщина печально посмотрела на меня и тихо пошептала:

— Береги Светочку, Сережа. Вместе у вас все получится. А будете врозь, беды не миновать. — Затем она повернулась к маячившему за моей спиной Ходуле. — А ты, молодой человек, берегись зеркал и темных коридоров.

— Не понял. — Удивленно произнес Ходуля. — Каких зеркал?

— Любых. От этого будет зависеть твое будущее.

— А мне ни чего не предскажите? — С кривоватой улыбкой поинтересовался Паук.

— А смысл тебе говорить, ты же все равно не веришь. — Светланина мама повернулась к Прошкину и злым голосом заговорила. — Я тебя предупреждала, что твоей женщине беда грозит? Ты только посмеялся. Где твоя женщина? Был ты Фомою не верящим, им и остался. Я скажу тебе, что смерть твоя в шапке полосатой ходит, да не поверишь ты. Лучше уезжай домой, там, глядишь, и смерть тебя не найдет.

— Накаркаешь.

— Нет, я тебя предупредила, а дальше сам думай.

Во Ржевку мы добрались по Питерским меркам очень быстро. То ли удачно сложилась ситуация на улицах, то ли просто повезло не попасть в пробки, но через тридцать минут наша машина уже подруливала к аэропорту.

Фигура генерала маячила возле трапа транспортника со знаками принадлежности к ВВС. Одетый в летную куртку, он почти не отличался от членов экипажа, которые с озабоченным видом стояли около открытой аппарели. Увидев подлетающую к самолету «жучку», он призывно махнул рукой и показал на корму самолета.

Ходуля притормозил рядом со Свияговым и с ухмылкой произнес:

— Станция Березай, кому надо — вылезай. — Повернувшись, добавил. — Вам на трап, а я пока эту лайбу в самолет закачу.

Стечение обстоятельств, или другое что, но, на сей раз, мне сильно повезло. Прав я или не прав, и, все-таки, встреча с работниками прокуратуры для меня оказалась бы полным крахом. В таких ситуациях огласка ни когда не нужна. Расследование деятельности ложной Альбины и смерти охранника потянуло бы за собой часть цепочки предшествующих событий, что ни кому из высокопоставленных лиц, замешанных во всей череде акций вокруг Светкиного НИИ и Накки-ярви, не захотелось бы светиться. Прогнозируемо, что в таком случае все свидетели начнут резво умирать по различным «естественным» причинам. А первыми в этом списке значились бы я и Светка.

Такой расклад еще в самолете мне разъяснил генерал. А по прибытию в Москву почти сразу я предстал перед руководством отдела.

Мой подробнейший доклад продолжался до вечера. Генерала и Дядю Арчила, который еще не снял нашлепки с лица и повязку с головы, интересовали все детали, даже, на первый взгляд, не имеющие ни какого отношения к произошедшему. Рассказывая, я периодически бросал взгляд на большие настенные часы, отмечая про себя, что нахожусь здесь достаточно много времени, и Светка, наверняка, уже беспокоится. Теперь она дожидалась, сидя у телевизора в моей служебной квартире.

— Сергей Иванович, — голос Свиягова вернул меня к действительности, — я, конечно, мог бы извиниться, но сейчас даже личные вопросы могут значительно повлиять на состояние дел. Об эвакуации вашей подруги в Москву решение принял я, а оно далось мне после больших сомнений. Все-таки работник института, вокруг которого творится очень много непонятного, да и сама она относится к контингенту, имеющему для нашего отдела определенный интерес. Хотелось бы определиться в качестве статуса Светланы Геннадьевны.

Лицо Свиягова оставалось невозмутимым, лишь присутствовала какая-то непонятность во взгляде. Сбоку хищной птицей подался вперед Дядя Арчил.

— Она моя невеста, товарищ генерал. — Мне стало наплевать на мнение начальства, и желание отстоять Светку, что бы это не стоило, придало решимости. — И она не контингент, как вы выразились. Если вы считаете, что моя личная жизнь должна вписываться только в выполнение служебного долга, то я готов хоть сейчас написать рапорт на увольнение из армии. Можете не волноваться, я ни куда не побегу делиться информацией о службе в отделе. Для этого здесь другие люди имеются.

— На счет увольнения решать вам. — Саркастически усмехнулся генерал. — Ваш полк расформировывают, он попал в программу сокращения Вооруженных Сил. У вас есть реальный шанс попасть под сокращение, учитывая, что количество специалистов по физической подготовке и спорту в войсках уменьшается более чем в десять раз. На счет баек о нашей работе, то публичные высказывания о ней нам не страшны, прослывете пустозвоном и встанете на учет в психиатрический диспансер. Вы сами в праве выбирать судьбу, но есть достаточно много других вариантов дальнейшей жизни. Некоторые связаны со службой в армии или в нашей системе, есть интересные проекты в сфере наших интересов, но без обязательного ношения погон. Решайте сами. А что касается вашей невесты, это ваш выбор и ничего тут не посоветуешь, хотя, вы сами должны понимать, что последствия Питерских событий могут коснуться не только вас, но и ее. Все понятно?

Конечно, понятно, не дурак. Я молча кивнул и вскинул голову в ожидании указания покинуть начальственный кабинет.

— В строевой части получите необходимые документы и выедете в Архангельск на расчет с полком. По возвращении доложитесь о принятии решения по дальнейшей службе или увольнению. В вашу часть я позвонил и все вопросы, связанные с увольнением, в любом случае буду решать только я. Вопросы? Ну, если их нет, до завтра свободны.

Я молча встал, переваривая полученную информацию, и направился к выходу. Стоило подойти к двери, как меня окликнул Мастурадзе:

— Майор, пока будешь думать и решать свои вопросы, будь вдвойне внимателен и осторожен. И Светлана Геннадьевна тоже. Вне стен института мы не всегда сможем тебя защитить.

На пару секунд замерев, давая понять, что все услышал и понял, я вышел.

Намеки, намеки, намеки. Где-то грубые, где-то завуалированные, но все — намеки, сплошная недосказанность.

В маленькой комнате на первом этаже, которую использовали в качестве курилки, стояла тишина. Рабочий день давно закончился, все разошлись по домам, и можно спокойно обдумать, что нам грядущий день готовит. Об увольнении из армии раньше и думать не приходилось, устраивало все. Конечно, далеких перспектив себе не строил, но именно служба давало какую-то гарантию на будущее. Несколько лет еще послужить в отделе, затем на какую-нибудь штабную должность и в сорок пять на пенсию. Такие общие планы меня устраивали. В полковники или генералы стремиться с моим дипломом бессмысленно, тянуть лямку в качестве начфиза воинской части глупо, да и военная реформа практически ликвидировала такую должность. Уйти на «гражданку»? Еще не поздно начать все с нуля, но как-то жалко заработанной выслуги.

Скрипнув, приоткрылась дверь и в курилку заглянул Паук. Увидев меня, Прошкин криво улыбнулся и приветственно взмахнул рукой, будто мы не виделись давно.

— Ты слышал? — шепотом произнес он, доставая сигарету, — Петрович сукой оказался. Продался падла ГРУшникам. Меня, гадина, подставил.

— Ну-у-у… — неопределенно протянул я, пытаясь не показать своей неосведомленности. Петрович являлся прямым начальником Паука и возглавлял оперативную часть. Лощеный, всегда холодно вежливый, он не пользовался любовью и уважением подчиненных, но большинство боевых операций и различных акций за пределами страны разрабатывал лично и безукоризненно. Настоящий штабной аристократ. Обладая аналитическим складом ума, плюс выраженной во всех поступках педантичностью, он, по общему мнению, соответствовал более высокой должности, но почему-то карьеру делать не спешил.

— Ты представь, — начал распаляться Прошкин, — слил инфу по Питерским делам и взял группу наемников от моего имени. Слава богу, что генерал разобрался, а то мне кранты мигом настали бы.

— И где он сейчас? — поинтересовался я.

— Петрович? В ГРУ перешел. В обед пришел приказ, подписанный начальником Генерального Штаба, а через час он уже убыл к новому месту службы.

— Оперативно сработано. Хрен достанешь его теперь.

— Достану. — Лицо Прошкина побагровело от злости. — Сколько ребят полегло из-за этой падлы.

— Остынь. Ничего ты ему сделать не сможешь. Сам должен понимать, что в секретных акциях все идет по сценариям, написанным вверху, и отдельно взятая личность ни чего не добьется, ища правды и справедливости. К тому же, тебя можно поздравить с повышением, ведь со стороны на эту должность ни кого ставить не будут.

— Нужна ли она мне после всего случившегося. — Паук махнул рукой. — Эта головная боль, а не должность. Теперь здесь работы непочатый край. Ведь все действующие и планируемые разработки придется перелопачивать, чтобы эта сука не смогла их себе присвоить.

— Вот, видишь? — Я понимающе улыбнулся майору. — Ты уже начал работать и у тебя должно все получиться.

— Если весь наш отдел не расформируют. — Буркнул в ответ Прошкин. — Чует мое сердце, что кадровые реформы дотянутся до нас, а в свете последних событий, может, даже очень скоро.

— Пожуем — увидим. — Я пожал плечами и быстро попрощался с майором, пока он не загрузил меня еще какой-нибудь бредовой идеей.

Хотя… на счет бредовых идей я, возможно, поторопился. Все может быть, и выводы Прошкина — наверняка не простые эмоции, а анализ сложившейся обстановки. Только у меня свои проблемы, которые необходимо решать.

Узнав о предстоящей поездке в Архангельск, Светка сначала загрустила, но вскоре на ее лице возникла улыбка:

— Поедем вместе. Домой мне пока ехать нельзя, твой генерал, еще в самолете, настойчиво рекомендовал посидеть с недельку в Москве, но скучать в одиночестве мне не хочется.

— Светик, сама подумай. Это не прогулка при луне. Поездом туда и обратно, малознакомый город, я буду занят. Не таскать же тебя по территории полка, пока я буду подписывать обходной лист. И вообще, здесь для тебя безопасней. — Я постарался аргументировать свое решение о поездке в одиночку.

— Мне с тобой будет спокойнее, а на счет безопасности можешь не волноваться. Я тебя никому в обиду не дам.

Вот тебе и на. Я чуть не поперхнулся чаем, выслушав такое заявление, но Светка, приблизив свое лицо, проникновенным голосом добавила:

— Я все-таки ведьма, и могу иногда предугадывать будущее. Пока ты ходил на службу, я попробовала погадать. Конечно, всего необходимого в твоем доме не нашлось, но даже простого гадания с зеркалом и свечами хватило, чтобы почувствовать неприятности, которые могут возникнуть в дороге. Я чувствую, что мои способности стали намного сильнее, наверное, это случилось после ранения. Что-то изменилось во мне, иногда я начинаю ощущать в себе способность совершать сложные магические действия, о которых раньше имела только смутное представление. А сны? Почти каждую ночь мне снится подземная пещера, где меня встречает одетая по-восточному женщина, и она учит меня чародейству. Именно — чародейству, другим словом это не назвать. Я сначала думала, что немного схожу с ума, но, проснувшись, понимаю, что многое приснившееся я могу выполнять и в самом деле. Эта женщина, словно сидит во мне, но страха нет, наоборот, как мудрая мать она помогает мне и в чем-то — тебе. Когда я гадала, именно ее силуэт возник в глубине зеркала, и именно ее голос прозвучал в моей голове с пожеланием не расставаться с тобой. Хотя, я и без нее не хочу тебя терять.

Глаза Светки подозрительно заблестели, и она уткнулась лицом в мое плечо. Нежно придерживая девушку, я поцеловал ее в мокрую щеку, а в голове вился рой мыслей. Та божественная зороастрийская суть, что я невольно вывез из разгромленной деревни, и помогавшая мне в некоторых сложных ситуациях теперь взяла под свою плотную опеку мою девушку. Мое желание спасти Светку, когда она умирала от тяжелых ранений, богиня исполнила. Но что станет платой за это ее воздействие на ставшего мне близким человека? Чем это чревато для нас?

Словно услышав мои мысли, Светка неожиданно подняла голову и тихо произнесла:

— Не волнуйся, все будет хорошо. Она не принесет нам зла. У нас теперь есть своя берегиня, которая станет хранить наше благополучие, для того, чтобы мы помогали ей бороться со злом. — Глаза девушки налились изумрудным цветом. — Делай, что делаешь, и случится то, что суждено. Твоя жизнь, твоя работа, твои мысли — все соответствует целям Амеша Спента. Именно такие люди, как вы, а не твердолобые фанатики, стоят на передней линии борьбы со злом.

По-видимому, на моем лице возникло изумленное выражение. Светка испуганно ойкнула и извиняясь прошептала:

— Даже не знаю, чего это меня понесло…

— Все нормально. — Я коснулся губами ее губ и долгим поцелуем исключил возможность дальнейшего разговора.

Вся поездка заняла несколько дней. Даже в тронутом безалаберностью расформировывающемся полку все вопросы с подписанием нужных документов решились в два дня. Сев на обратный поезд в Москву, я ощутил смесь удовлетворения быстрым расчетом и беспокойства от слишком легкого расставания с, пусть даже формальным, местом службы. Армейский опыт подразумевал бесконечное толкание в тыловых службах для оформления всяких ордеров, ведомостей, денежных компенсаций и прочих «радостей» бытия. А тут? Как по накатанной колее. Даже в финансовой службе компенсационные деньги выдали в течение нескольких минут без задержек и ссылок на отсутствие средств. Но, что сделано, то сделано, и остался всего лишь один «пустячок»: думать, что же делать дальше. Свиягов слишком щепетилен, чтобы не выслушать по возвращению моего решения о дальнейшей службе.

Заснеженные деревья проплывали мимо громыхающего поезда, но Светка, не отрываясь от окна, любовалась северной тайгой. Убогие деревушки и полустанки дымили трубами печей, и поезд пролетал мимо, как мираж другой жизни. В вагоне слышался обычный для таких поездов шум: приглушенные разговоры, топот ног и звяканье стаканов, но к моему удивлению все происходило как-то пристойно. Почти все места оказались занятые офицерами из архангельского гарнизона, направляющимися в Подмосковье на знаменитые курсы «Выстрел». Такой нехитрый вывод можно было сделать, вслушиваясь в разговоры в задымленном сигаретным дымом тамбуре. Мелькнуло даже несколько лиц, замеченных мною в переформировываемом полку. Ни чего необычного, учитывая систему продажи билетов через военную железнодорожную кассу, и все-таки… что-то ненатуральное казалось в такой ситуации.

— Не волнуйся, все будет в порядке. — От непонятных тревожных мыслей меня отвлек голос Светланы, которая оторвалась от созерцания бегущего мимо окна леса и посмотрела на меня.

— А с чего ты взяла, что я волнуюсь? — Я постарался улыбнуться, как можно беззаботнее.

— Во-первых, это у тебя на лице написано, во-вторых, после ранения я стала ощущать не только твои эмоции, но и твое состояние на более высоком уровне, ну… — Светка наморщила лоб, словно пытаясь подобрать слова, — как это бывает у близнецов, которые даже на большом расстоянии ощущают радости и невзгоды друг друга. А в-третьих, я гадала, и ни чего плохого, ни карты, ни поверхность воды не показали.

Входная дверь сдвинулась, и в образовавшемся проеме появился наш сосед по купе, представившийся Виктором. В дорогом деловом костюме, он казался совершенно не похожим на военного.

— Я извиняюсь, но все-таки мы где-то встречались. — Чуть заплетающимся языком произнес он и совершенно трезвым взглядом окинул все купе.

— Возможно, но навряд ли. — Я отодвинул лежащий на столике журнал, показывая, что готов выслушать случайного попутчика.

— Все возможно. — Вяло махнул рукой Виктор, и присаживаясь на свое место добавил. — Армия — это такая организация, где все когда-нибудь пересекаются или имеют общих знакомых почти во всех гарнизонах. У меня, к примеру, уже пять мест службы поменялось. С Запада на Восток, с Юга на Север… так и узнаешь воочию, как велика страна. Теперь в Москву, и кто знает, куда дальше пошлют.

— В рекламе штатовских Вооруженных Сил имеются слова: «Служа в армии, вы сможете повидать мир», но их мир не намного больше нашего. — Поддержал разговор я, включаясь в традиционные вагонные разговоры, которые по своей откровенности намного превосходят обмен мнениями средь друзей или знакомых. Какая-то грань российского менталитета дает возможность высказать наболевшее или похвастаться перед незнакомыми людьми о том, что даже близким доверить не сможешь. В западных странах такое обычно является признаком плохого тона, но у нас широкая славянская душа плевала с высокой колокольни на трагикомизм подобного общения. Посидели, поболтали, излили душу и на сердце стало полегче, а потом расстались, будто ни когда и не встречались. Плевать, что жуликов в поездах много, но спокойный разговор под перестук колес и покачивание вагона, несущегося сквозь ночную тьму, да еще сдобренный стаканчиком водки, да под общую закуску…

— Юсовцы — придурки. — Виктор поднял перед собою палец. — Для них служба в армии — работа, но не защита своей Отчизны. Наемные рабочие, которые будут выполнять свои функции за деньги и в определенных контрактом бытовых условиях. Если что не так, начнут судиться, бороться за права и требовать от государства их выполнения. Дебилы. Еще ни один вражеский танк не разнес их дом, намотав на гусеницы кишки мирных жителей, еще ни один житель этой долбанной страны не ощутил на себе всех прелестей военного вторжения, а ведь учат других как жить. Не хочешь жить по ихнему, на — получи боеприпас с обедненным ураном на свой дом, не хочешь признавать великие общечеловеческие ценности, на которых зиждется американский мир, на — подыхай с голоду. Зажравшиеся ублюдки. Слово такое придумали — политкорректность. Сейчас у них президент негр, а завтра вообще станет непонятное существо нетрадиционной ориентации. И опять будут пытаться учить остальной мир жить по их подобию.

— А что ты хотел от страны, не имеющей истории?

— Честно? — Виктор расплылся в ухмылке. — Чтобы они заткнули свою великую американскую мечту себе в одно место и не учили ни кого жить. У себя мы разберемся сами, и соседи наши разберутся, и другие страны, где еще не профукали такие понятия, как честь, традиции предков и чувство собственного достоинства.

— А если они все-таки добра хотят для других стран, где жизнь труднее и тяжелее? — неожиданно спросила Светка.

Вы в самом деле в это верите? — Повернувшись к Светке, Виктор изобразил на лице удивление. — Большинству американцев по барабану, что происходит за порогом его дома. Они индивидуалисты, для которых достаточно считать, что если ими уплачены налоги, они свой долг стране отдали, и пусть теперь государство защищает их. То, что мы называем общественным мнением, это практические действия по принятию какого-то политического или экономического решения. Они, как малые дети, верят телевизору, газетам и Интернету. Да ну их. — Виктор повернулся ко мне и, заговорщицки подмигнув, предложил. — Пойдем, покурим?

По тамбуру стелился такой табачный дым, что в пору топор вешать. Двое крепких на вид молодых человека, не выпуская изо рта сигарет, вполголоса обсуждали какую-то Маню, строящую из себя недотрогу. На нас, занявших другую половину маленького отсека для курения, они особого внимания не обратили.

— Мужики, вы хоть бы дверку приоткрыли. Задохнетесь. — Добродушно улыбаясь, произнес Виктор, чуть повернув голову в сторону курильщиков.

— Да мы уже все. — Ответил один из них и, приоткрыв дверь прохода, закинул окурок в грохочущий железом полумрак.

Только мы остались вдвоем, как послышалась мелодия мобильника. Виктор досадливо поморщился и извлек из кармана телефон.

— Да? Погоди. — Он прихлопнул спиной дверку перехода. — Говорите… В Котласе?… Зачем?… Ну, надо, так — надо. Все, отбой связи.

Помолчав минуту, затем, убрав телефон в карман, Виктор с каким-то странным выражением лица посмотрел на меня и негромко произнес:

— Придется скоро выходить. Появились срочные дела.

— Да ты ж вроде в Москву ехал. — Что-то в голове не складывалось.

— Я же говорю — дела. — Он неопределенно взмахнул рукой и неожиданно сказал. — Вообще-то, я — сотрудник особого отдела ФСБ по Архангельскому гарнизону и оказался в одном с вами вагоне не случайно. Просто мне необходимо вас предупредить о некоторых вещах, да и присмотреть, чтобы с вами в дороге ни чего не случилось. Погодите. — Видно Виктор что-то уловил в моем взгляде. — Ваша контора всегда была у нас на виду. Не знаю, обратили ли вы, что в такой серьезной организации, как ваш институт, не имелось штатных представителей нашей службы.

Я неопределенно пожал плечами, одновременно прикидывая, к чему этот разговор. Вербовка? Попытка организации «стукачества» на какого-нибудь сослуживца? Переманивание в свою контору?

— Наша служба негласно курирует все организации, которые занимаются деятельностью подобной вашей. Нам по сути дела плевать на исполнение законности, так как интересы государства выше законов, принятых напыщенными депутатами. К вам с нашей стороны претензий нет, даже не смотря на кучу трупов в Накки-ярви. Они заслужили такую участь, но сейчас речь о другом. Как нам стало известно, ваш отдел расформируют, а институт переподчинят, как и все подобные научные организации, новому руководству, которое станет заниматься только чистой наукой и новыми технологиями. Естественно, что из подчинения министерства обороны их выведут. Что из этого получится? То же самое, что везде и всегда в нашей стране. Надеюсь, пояснять не нужно. Конечно, некоторые перспективные направления мы возьмем под свой контроль, но только те, что представляют интерес в вопросах безопасности страны. Проект «Накки-ярви» относится к таковым, но наша контора не может напрямую вмешиваться в деятельность различных общественных организаций и структур из-за сложившейся обстановки в стране, хотя ряд мер принимается. Есть мнение, что самым лучшим способом решения проблем, связанных с такой деятельностью, является подбор на ключевые посты честных и порядочных людей, для которых слово Отчизна не пустой звук, которые смогут правильно применить свои силы и умения для того, чтобы государство не захлебнулось в возможном потоке хаоса.

— Это напоминает обычную вербовку. — Я ощутил, как мое лицо расплылось в хищной ухмылке.

— Отнюдь, я с вами откровенен, как молодая прихожанка на первой исповеди. Вас вербовать бесполезно и глупо. Вы нужны таким, как вы есть сейчас. Не мне, не нашей конторе, а государству. Пусть звучит выспренно, но мы стараемся опираться в работе на нормальных и адекватных людей. И чем их будет больше на различных должностях, постах и в ключевых местах, нам будет проще заниматься именно своими функциями. Не надо ни чего говорить, просто задумайтесь о том, что вы еще не сделали для своей Родины. И еще, мой маленький совет: увольняйтесь из армии пока не поздно, иначе вас просто сожрут или уберут с жизненного горизонта, как носителя многих интересных для различных властных группировок секретов. — Виктор мельком взглянул на часы. — Через полчаса я схожу. Говорить: «до встречи», не буду, но запомните, что я очень рад нашему сегодняшнему знакомству. Кстати, в купе вы до Москвы доедете без соседей — незачем иметь в попутчиках непонятных посторонних пассажиров. И будьте осторожны. Любой передел важной собственности всегда сопровождается чередой внезапных смертей. Удачи.

Фээсбэшник вышел, а я остался в тамбуре обдумывая услышанное. Не маленький тревожный звоночек, а бой тяжелых колоколов. Получается, что почти все силовые структуры нацелились на паранормальные явления, и что самое интересное — не зависимо друг от друга. Вроде бы ревнители государственных интересов, но как-то сами по себе, словно противоборствующие банды. А самое поганое, что во всех их действиях люди — не более, чем расходный материал. Самая свара почему-то идет в родном министерстве обороны, но, по всей видимости, и в других структурах взаимоотношения не лучше. Уволиться из армии и стать вольным стрелком, перспектива утопичная. Тут Виктор намекнул правильно, говоря о носителях интересных секретов. Оставаться на службе? Но если отдел расформируют, переходить непонятно куда и в чье подчинение, вопрос еще тот. Вернуться в войска? Большого желания нет. Ну, найдут должность начфиза или поставят командиром роты, а дальше? С той дуристикой, что творится в линейных частях, где показуха является самым важным показателем служебной деятельности, даже мельком соприкасаться не хочется. Ладно, приеду в Москву, а там решу.

В купе Виктор спокойно собирал сумку, а Светка сидела в уголке, уткнувшись в толстый журнал. Увидев меня, она встрепенулась и с укоризной сказала:

— Долго куришь, я уже соскучиться успела.

— До свидания, счастливого пути. — Виктор махнул ладонью и вышел из купе, а через несколько минут поезд начал торможение.

— Он не собирался ехать до Москвы. — Спокойным будничным голосом произнесла Светка, и, внимательно посмотрев на меня, спросила. — О чем вы говорили в тамбуре?

— Да так, — я придал лицу безразличное выражение, — в общем-то, ни о чем. О перспективах военной службы, о королях и капусте, а также об общей обстановке в стране. Ни чего такого, на чем стоит заострять внимание.

— Ну-ну. — Протянула с непонятной усмешкой девушка и, отвернувшись к окну, почти сразу воскликнула. — Смотри!

По перрону в сопровождении нескольких человек шел Виктор. Повернув голову в нашу сторону, он приветливо помахал рукой, затем резко повернулся и направился к большой черной машине, стоявшей возле въезда на платформы.

Поезд мчал сквозь темную зимнюю ночь, но в вагоне не спали. Та умиротворенность, когда под общей крышей люди выпадают из обыденности в объятья Морфея, не наступала. Шорох шагов по коридору, хлопанье дверей, приглушенные разговоры касались слуха на грани восприимчивости, и сквозь шум вагонных колес, призванный стереть живые звуки в качающийся усыпляющий ритм, слышалась песня. Под гитарный перебор сквозь какофонию дорожного шума доносились слова.

— Да ты, Семеныч, романтик. — Донесся чей-то голос. — На дворе уже двадцать первый век, а тебя все на былое величие России тянет. Нет, я не говорю, что песня плохая, но сейчас немного настроение не такое. Давай что-нибудь наше.

— Без проблем. — Я узнал голос одного из куривших в тамбуре, когда мы туда выходили с Виктором. — Но это последняя. Потом — спать.

Негромко звякнула гитара, будто ее неудачно перехватили за гриф, и зазвучала песня.

Москва встретила нас легким морозцем и обычной суетой на перроне. Не отягощенные скарбом, мы без задержек покинули вагон и, не заходя в сам вокзал, стали обходить его в сторону метро.

— А, золотой мой, давай погадаю, судьбу расскажу. — Вынырнувшая из-за угла группка закутанных в цветастые платки цыганок целеустремленно направилась в нашу сторону. При всем моем нормальном отношении ко всем национальностям, проживающим в нашей стране, да и во многих других государствах тоже, эти настырные, пестро одетые, представители не отягощенного федеральными законами народа всегда вызывали чувство настороженности. Даже дело не в том, что они все профессиональные мошенники и кидалы, умеющие выдрать из кошелька обычного человека всю наличность, а именно в способности воздействовать на жертву психологически, с помощью чар, не поддающихся рациональному объяснению. Конечно, годы советской власти и значительные социальные и культурологические изменения в последнее время оказали влияние на жизнь, в общем-то, закрытого от посторонних людей народа, что и сказалось на их возможностях и религиозных пристрастиях, но основные методы получения денежных средств остались прежними.

Я, подхватив Светку под руку, ускорил шаг, но моя ведьмочка неожиданно остановилась.

— Погоди, Сережа. — Она с любопытством посмотрела на приблизившихся цыганок, и ее рука выскользнула из-под моей. В какой-то момент мне показалось, что Светкины глаза позеленели, но девушка уже повернулась в сторону внезапно замолкших гадалок.

Наглые, шумные, достаточно агрессивные в толпе женщины замерли в двух шагах от нас, не предпринимая ни каких попыток приблизиться. На их лицах застыло удивление вперемешку с испугом.

— Ну? Что вы хотели сказать? — В голосе Светки почудились странные модуляции, напомнившие голос зороастрийской богини, которая стала для нас своеобразным ангелом-хранителем.

— Мы… — Начала говорить самая старая цыганка, опуская лицо, но ее прервал представительный смуглый мужчина, одетый в дорогую, тонко выделанную, дубленку, который внезапно появился откуда-то сбоку.

— Что такое? — Он широко улыбнулся всеми тридцатью двумя золотыми зубами и, сохраняя веселое выражение лица, переспросил еще раз, внимательно всматриваясь почему-то в меня. — У вас что-то случилось?

Я было открыл рот, чтобы подоступнее послать всю эту шайку-лейку подальше и еще дальше, как ощутил легкое касание Светкиной руки и последующее предупреждающие пожатие, типа — помолчи.

— Ты! — Моя ведьмочка резко развернулась к подошедшему, который, по всей видимости, и был тем самым цыганским бароном, что определяют жизнь в своих общинах. Ее черты лица неуловимо изменились, все больше напоминая то воплощение богини Амеша Спента, а глаза, аж, полыхали зеленым огнем. На груди сквозь одежду появилось светящееся изображении человекоголовой птицы Ахура Мазда. — Хочешь нового проклятия на все ваше племя?

Барон рухнул на колени, и вместе с ним грохнулись на утоптанный снег остальные представители кочевого народа. Редкие прохожие замедляли шаг, чтобы понять происходящее, но, определив в коленопреклоненных людях цыган, сразу же ускоряли ход, стараясь покинуть это место.

— Встаньте. — В Светкином голосе ощутилась неодолимая сила, которой сопротивляться невозможно. Цыгане робко поднялись и замерли. — Вы что-то хотели мне сказать?

Самая старая из цыганок с выражением обреченности сделала шаг вперед и, не отрывая взгляда от Светки, сдавленно пробормотала:

— Прости нас, неразумных детей. Мы ни словом и ни делом ни как не хотели нарушить покой богини. Просто многие давно уже не верят в то, что боги есть. Вся наша жизнь, которой мы гордимся, и весь наш жизненный уклад, который основан на свободе от чужих помыслов, некоторыми глупцами понимается, как презрение к образу жизни других людей. Не гневись, богиня, мы ведь тоже твои дети, хотя и не очень послушные и разумные.

— Хорошо. — С этими словами на Светкиной груди погасло золотистое сияние Ахура Мазда, а ее внешность приняла обычное выражение. — Идите своею дорогой.

Заметное напряжение на лицах цыган сменилось радостными улыбками. Однако незримую дистанцию в два шага от нас они не нарушили, но и уходить не собирались. Старая цыганка приблизилась к Светке и в поклоне проговорила:

— Изволь погадать твоему кавалеру. Глядишь, и старуха Земфира чем-то поможет, об опасности какой предупредит.

— По руке? — В глазах девушки заиграли бесенята.

— Конечно, ведь на ладони вся судьба записана.

Я не то чтобы не верил в хиромантию, но большого доверия к ней не испытывал. Дело не в правильности результата, а в умении толковать увиденное. Сами линии, бугорки и другие метки на ладони дают только поверхностный слой знаний, исходя из которых можно сделать общие выводы. Тысячи дилетантов с умным видом «определяют» судьбу по размерам складок кожи и зачастую потом удивляются отсутствию правильного результата, придумывая сходу новые толкования. В принципе, это касается всех видов гадания. Только обладающие экстраординарными возможностями люди могут не просто прочесть увиденные знаки, но и связать их с десятком параметров выходящих за рамки обычного восприятия. Взять, к примеру, нервные окончания, выходящие к коже, кроме осязательных и болевых сигналов они дают информацию о происходящем в глубине организма, они воздействуют на состояние ауры человека и именно они являются той сенсорной системой, которая служит одним из способов связи с тонким миром. А ладонь можно сравнить с радаром, но ограниченного действия.

Цыганка осторожно развернула мою кисть к своему лицу и, чуть подслеповато щурясь, начала подушечками пальцев водить по линиям ладони, словно сканируя ее. Местами казалось щекотно, иногда ощущалось легкое жжение, а на некоторых участках кожи возникало чувство тепла и горячие волны порою достигали плеча. Делала все старуха молча, лишь иногда тяжелый сиплый выдох вырывался из ее горла, будто она тащила на себе неподъемную тяжесть. Светка и обступившие нас цыганки внимательно смотрели на действия Земфиры, в глазах некоторых отчетливо читалось изумление, но у большинства на лице застыл благоговейный ужас.

— Твоя работа трудна и очень опасна. — Заговорила тихим голосом цыганка, прижав свою ладонь к моей, и упершись невидящим взглядом в лицо. — Да только нравится она тебе. Без нее тебе жить будет тяжко, а жить тебе предстоит долго. Впереди будет очень много опасностей, которых не преодолеть без поддержки Ахура Мазда и воинства Амеш-Спента. Но стоит тебе предать ее, как вся твоя жизнь может превратиться в ад. Ты — воин, и твоя цель жизни должна быть служением богине. — Цыганка на несколько мгновений замолкла, словно прислушиваясь к чему-то, затем заговорила вновь. — Очень скоро в твоей жизни произойдут большие изменения, от которых зависит вся твоя дальнейшая судьба. Через несколько дней ты должен уехать домой и там начнешь новую жизнь, в которой тебя поведет богиня с изумрудными глазами.

Она оттолкнула мою ладонь, и в ее глазах появилось осмысленное выражение. Чуть подслеповато щурясь, цыганка посмотрела на меня, словно увидела в первый раз, и глухо произнесла:

— Берегись тех, кто сейчас решает, что тебе делать дальше. Не верь тем, кто дожидается тебя в зеркалах.

Маленькими шажками старуха отошла к своим соплеменницам и оттуда сипло прошипела:

— Береги свою богиню!

Странно, при всей своей недоверчивости к этому племени, я ощутил какую-то уверенность в правильности произнесенных слов. Как будто перед глазами чуть-чуть приподняли тяжелый непрозрачный занавес, и на мгновение открылся неизвестный опасный, но в то же время и прекрасный мир.

Нежное прикосновение к локтю и Светкин голос:

— Сережа, что она тебе сказала?

— А ты что, не слышала? — Я удивленно посмотрел по сторонам, но ни каких цыган вблизи не увидел. — А где они?

— Ромалы? — В глазах девушки мелькнули зеленые огоньки. — Да уже, наверно, к перрону подходят.

Ни чего себе! Я в раздумье потер подбородок, затем хлопнул по карману. Бумажник на месте, кейс с документами при мне. Странные какие-то цыгане.

— Так что она тебе сказала?

Я постарался повторить услышанное от старухи. К своему удивлению, смог это сделать почти дословно, и даже повторив интонации, которые уловил в голосе Земфиры. Глядя, как удивленно открывается Светкин рот, я переспросил:

— Ты ни чего не слышала?

— А что я могла услышать? Старуха взяла тебя за руку, и так молча простояли, смотря друг на друга. Я уж подумала, что что-то не так. Особенно, когда старая Земфира ушла, а ты остался стоять неподвижно. Хорошо, ощутила, что с тобой все в порядке, а то я им устроила бы аутодафе. — Светка хищно улыбнулась, но ее глаза лучились весельем.

— Беречь тебя наказывала. — Произнес я, подхватывая девушку под руку. — Поехали домой, там поподробнее расскажу, а то здесь обстановка не очень…

Я оборвал фразу, поняв, что, и в самом деле, в воздухе повисла какая-то напряженность. Стараясь не выдавать своей настороженности, незаметно огляделся. Вроде бы все нормально, но своим чувствам и ощущениям я всегда доверяю. Любая мелочь, любое несоответствие обстановке — все складывается в подсознании, вызывая ощущение тревоги или дискомфорта. Еще не выявлен источник опасности, ее направление или степень угрозы, а тело готово к действию на рефлексах, органы чувств заработали в предельном режиме, сканируя все вокруг. Именно такая способность дает возможность выживать в самой сложной обстановке, но сами собой такие инстинкты у человека давно размыты и частично утрачены в поколениях относительно спокойной жизни. Нужны годы тренировок и экстремальной практики, чтобы уметь так реагировать. Да, я сейчас не на боевой операции, но и в Москве, да и не только в ней, порою от человека требуются иной раз запредельные способности для выживания.

— Ты что? — Светка ощутила мое состояние, и в ее голосе почувствовалось небольшое напряжение.

— Не нравится мне здесь. — Я оттеснил девушку поближе к стене и, прикрывая собой со стороны открытого пространства, быстро повел в сторону улицы, ведущей к метро. Слишком пусто на этом участке у вокзала, где мы представляем идеальную мишень для кого бы то ни было. В толпе укрыться проще.

Моя ведьмочка согласно кивнула и прибавила ходу. Ее глаза угрожающе позеленели. Ставший за последнее время привычным, аромат цветущих лилий разнесся в морозном воздухе. За мусорными баками, стоящими в закутке впереди нас, раздалось громкое айканье. Затем между ними мелькнула человеческая фигура, и на заснеженный асфальт упало черное долгополое пальто. Через мгновение из него выскочил здоровенный рыжий котяра, который оглашая окрестности протяжным мяуканьем, переходящим в утробный вой, большими скачками понесся к ближайшему жилому дому. Всего две или три секунды, и этого мохнатого недоразумения простыл и след.

— Кошак. — прокомментировал я случившееся, явно ощущая, что гнетущее чувство тревоги пропало.

— Не простой кошак. — Светка подошла к мусорным бачкам и ногой пошевелила брошенное на снег пальто. — Разве могут простые киски, даже такие упитанные, разгуливать в одежде?

— Киски — нет. — Я уже представил, что скажет моя подруга, и не ошибся.

— В институте мне приходилось видеть оборотней. Да и в «Гнезде дракона» тоже. Мне кажется, что сейчас мы видели такого же представителя нечисти. — Она зацепила ногой за воротник пальто и немного его потянула на себя. Стали видны торчащие из-под полы брючины. — Интересный комплект для выбрасывания на помойку.

Сбоку нарисовалась фигура бомжа. В том, что этот представитель хомо сапиенс и является оным, стало ясным с одного взгляда. Одежда, запах, выражение бородатого немытого лица — все признаки низшего социального сословия человеческого рода, не желающего переходить из последней стадии деградации к нормальному образу жизни.

— Оставь для убогого. — Скрипящим голосом проговорило это существо, только по антропологическим признакам считающееся человеком. — Тебе, дамочка, такая обнова ни к чему, а мне пригодится.

Светка брезгливо сморщила рот и инстинктивно отступила назад, почти прижавшись ко мне. Бомж сноровисто подхватил одежду, свернул и быстро упаковал в извлеченный из кармана пакет. При этом он успел обшарить карманы пальто. Содержимое карманов вызвало у него недовольное восклицание. Несколько красочных визитных карточек и небольшой моток шерсти оранжевого цвета и больше ни чего.

— Жмотье! — В раздражении бомж бросил «трофеи» на снег и быстро удалился, скользнув в приоткрытое окошко вокзального подвала.

— Сережа, смотри. — Светка отвлекла меня от брезгливой оторопи, вызванной появлением этого персонажа российской жизни. Девушка ковырнула носком брошенные визитки, одна из них перевернулась, и даже стоя я смог прочитать надпись на одной из них: «Добро пожаловать в Накки-ярви!».

— Пойдем отсюда. — Я подхватил Светку под локоть и потащил ее в сторону метро. Девушка не возражала, но на ее лице отчетливо отразился какой-то мысленный процесс. Да и замолчала почему-то сразу же после моих слов. Ничего, приедем домой, она выскажет свои мысли и сомнения, а я — свои.

Да только мысли у меня немного разбегаются. Слишком непонятно многое, а делать досужие выводы не хочется. Странные цыгане, помойный кот, бомж, визитка. Можно ли это связать воедино? Или это события не взаимосвязанные друг с другом? Есть над чем подумать, хотя интуиция кричит, даже вопит истошным гласом. А еще непонятки по поводу дальнейшей службы. Нет, тут я себе вру. Не озвучил, но уже настроился на увольнение в запас, и единственное сомнение вызывает специфика деятельности в последние годы. Не верится, что просто так отпустят на вольные хлеба. Наверняка постараются захомутать для дальнейшей работы во благо страны. Есть подозрение, что даже в нашей конторе бывших не бывает. А что это значит? Ладно, завтра на прием к генералу, а там, думаю. Окончательно станет ясно.

До дома мы добрались без происшествий. Светка всю дорогу мочала, вроде бы погруженная в свои мысли, но я ощущал, что ей не терпится высказать свое мнение по поводу странных событий, произошедших после выхода из поезда. Но даже дома, к моему удивлению, она ни чего конкретного не произнесла и, лишь со смущенной улыбкой, предложила сходить к штабу и доложиться о прибытии.

— Ты отнеси документы, а то дома держать их не стоит. — Добавила моя ведьмочка. — Чует мое сердце, что пока мы отсутствовали, у тебя на работе появились интересные новости.

— Ты думаешь? — Я немного удивился предложению моей ведьмочки. Что-то настойчиво она меня из дома выпроваживает, а ведь только минут двадцать прошло, как мы зашли в квартиру.

— Я знаю. К тому же, я хочу немного погадать на свечах, а ты мне будешь мешать.

Я мешать? Но высказать свое отношение к Светкиным словам я не успел. За ее спиной неожиданно появилась зороастрийская незнакомка и, укоризненно покачав головой, показала рукой в сторону лестницы.

— Ладно, но я недолго. — Шагнув в коридор, попытался приблизиться к довольно улыбающемуся образу богине, но та сама шагнула мне навстречу и словно приведение прошла сквозь меня, обдав запахом цветущих лилий.

Улыбчивые ребята с внимательными глазами чувствовали себя на КПП хозяевами. Погоны прапорщика или сержанта ни о чем не говорили, под пятнистой курткой могли прятаться любые офицерские погоны, но с синим просветом. Это ощущалось по их повадкам и отсутствию хамоватости, присущей солдатам, которые получили какую-то власть над теми кто их гонял как сидоровых коз по плацу или на тактическом поле. У этих высшее образование и манеры так и перли, несмотря на видимость невысокого чина.

— Дежурный по КПП прапорщик Васильев. — Представился один из них и тотчас спросил. — Цель вашего визита?

— Я-то здесь служу, а, вы, с какого подразделения? — Включаю дурака по полной. — Где ваша повязка? И вообще, почему пропускной режим осуществляют лица не знающие офицеров отдела? Кто ваш командир подразделения?

Мой начальственный рык если не произвел должного впечатления на этого явного лже-прапорщика, то две личности в сержантских погонах немного задергались, а один из них машинальным движением даже одернул полы куртки.

— Данный объект со вчерашнего дня передан под охрану нашей воинской части. — Невозмутимо ответил человек, представившийся дежурным. — Пропускной режим изменен. Проход на территорию только согласно списка, подписанного начальником караула. Предъявите, пожалуйста, документ удостоверяющий вашу личность. Если вы есть в списке, то мы вас пропустим.

— А откуда ваш начкар знает списочный состав отдела? — Поинтересовался я, доставая удостоверение личности с вложенным в него командировочным предписанием. Тот в ответ пожал плечами и внимательно рассмотрел документы. Затем сверился с обтянутым файлом планшетом и произнес:

— Извините, но вашей фамилии в списке нет. Прошу вас подождать прибытия начальника караула. — Электронные замки на дверях защелкнулись и стекло, отделяющее дежурку от прохода, резко опустилось.

В кабинете Паука стоял полумрак, только свет от уличного фонаря тускло вливался через единственное двухстворчатое окно. Сам Прошкин, наплевав на все запреты, курил, стряхивая пепел в пустую консервную банку.

— Вся эта фигня началась на следующий день после твоего отъезда. Сначала не появился шеф, затем приехала группа из военной прокуратуры и нас всех собрали в классе для совещаний. Соблюдители законности, мать их вашу. — Паук выругался, затушил сигарету, и его рука снова потянулась к пачке. — Пока нам песочили мозги о якобы грубых нарушениях законности и финансовой дисциплины, они опечатали все остальные помещения и сменили караул. Потом их старший, который из главной военной прокуратуры, объявил, что Свиягов находится под домашним арестом, а вся наша контора после проведения ревизии будет расформирована. — Прошкин залпом выпил, налитый в стакан коньяк. — Представь, наш отдел расформировывают. И делают это очень спешно. Уже всем заправляют пришлые из генштаба. В кадрах вообще устроили беспредел: либо — в запас, либо — в Северо-Кавказский округ. Гражданский персонал отправили под подписку в оплачиваемый десятидневный отпуск, и обязали явиться не раньше срока окончания отпуска. Все научные эксперименты прекращены, а военнослужащие каждое утро прибывают в учебный центр на развод, где выдаются пропуска сюда в отдел. Кому пропуска не выдали, те обязаны находиться в учебном комплексе весь рабочий день для занятий по строевой, уставам, физической и государственной подготовке. Там один хрен из Управления боевой подготовки изгаляется. Тебе сегодня повезло. Если б я не находился в тот момент в караульном помещении, когда ты пришел на КПП, то, скорее бы всего, тебя захомутали бы в комендатуру для выяснения личности. Сам понимаешь: гауптвахта, беседы с представителями компетентных организаций, прочие потягушки времени. Продержали бы допоздна, а затем предложили бы прибыть с утра в учебный центр на развод на занятия. Есть еще одна неприятная тенденция. — Паук заговорил почти шепотом, настороженно поглядывая на входную дверь. — Всех, кто был задействован в Питере, почему-то в отдел кадров не вызывают. Штатных офицеров и прапорщиков дрессируют в учебном центре, будто им завтра итоговую проверку сдавать, а прикомандированных, вроде тебя, потихоньку возвращают в свои части. Кто-то упорно распространяет слухи, что направление работы института не укладывается в новую военную доктрину и министерство обороны почти все подобные проекты сворачивает. Так сказать, идеологическое обоснование ликвидации нашего отдела и института. Тебе знать не положено, но наш куратор из министерства обороны неожиданно умер. То ли инсульт, то ли инфаркт, хотя краем уха я слышал, что он якобы повесился. Свиягов сам был простым исполнителем ряда проектов, а рулил всей нашей деятельностью один очень хитрый генерал из оперативного управления. И так во время он умер.

— Мне кажется, что он не последний. — Тихо выразил я свое мнение.

— Конечно. Кто-то очень озабоченный нашей деятельностью начал резко рубить все концы. И мне кажется, что все мы, кто так или иначе занимался питерскими делами либо получим случайный инфаркт, либо сядем в тюрьму без шансов выйти оттуда живым, либо будем вынуждены менять работодателя.

— По-моему ты малость преувеличиваешь, да к тому же это не пьяный разговор. — Я кивнул на вновь налитый стакан.

— А я специально под вечер по пол пузыря закачиваю, пусть видят, что тупой по жизни майор еще и пьянь. Глядишь, как тупорылого придурка уволят и оставят, в конце концов, в покое.

Да, в покое. Именно таких и упокоивают в первую очередь, чтобы по пьяне языком не трепали. Нет, майор, не ту тактику ты выбрал.

Я уже хотел высказать свою мысль Прошкину, как тот неожиданно посмотрел на меня абсолютно трезвым взглядом и очень тихо, почти на грани слышимости, произнес:

— Правильно думаешь. Пускай так думают и другие. Я послезавтра уеду очень далеко, и пусть меня ищут до морковкиного заговенья. И подарочек приготовил прекрасный. Все материалы по Питеру я случайно сжег вместе с текущими документами оперативного планирования, а там почти все было в единственном экземпляре.

Лицо Паука исказилось в злой усмешке, затем он звякнул стаканами и, громко рыгнув, проговорил:

— Ладно, Серега, пора по домам. Отосплюсь, и завтра же рапорт на увольнение по оргштатным изменениям. Достало все, буду огурцы в деревне выращивать.

На улице тускло светились фонари, обрамленные желтым морозным ореолом, и безлюдная территория института казалась какой-то мертвой зоной. Словно весь комплекс выдернули из жизни и поместили в потустороннее пространство. Скрип снега под подошвами, казалось, разносился на десятки метров, но даже он казался безжизненным.

— Во-во, — Прошкин прислушался и повернул ко мне голову, — умер наш объект. Можно его вычеркивать из современной истории. Сначала сплавят нас, затем начнут разворовывать имущество, а потом и землю продадут под какой-нибудь коммерческий проект.

Зато за КПП сразу же ощутилась Москва. Шум мчащихся автомобилей, громкая музыка, обрывки разговоров — все обрушилось мгновенно, словно мы пересекли невидимую границу.

— Ну, бывай. — Майор махнул рукой и широким шагом двинулся к переходу.

Я запоздало взмахнул в ответ и достал почти пустую сигаретную пачку. Завертел головой, высматривая ближайший киоск, но едва повернулся в сторону светящегося яркими огнями стеклянного стакана с вывеской «Пиво и сигареты — круглосуточно», как за спиной сквозь рев мотоциклетного двигателя послышался специфический звук, который ни с чем спутать невозможно. Мимо торпедой пролетел мотоциклист в полосатом шлеме и скрылся среди потока машин.

— Твою бого-душу мать! — Разнесся бешеный вопль Паука. — Дебилы мотоциклетные! Я вам ниппеля в задницу закручу! Убью заразу!

Вид у Прошкина был еще тот. Синяя клякса краски стекала со лба на лицо, а другая метка красовалась на груди. Сам майор, размазывая краску по лицу, уже матерился похлеще пьяного извозчика.

— Давай, я тебя до дома доведу. — Я аккуратно, чтобы не вымазаться в краске, подхватил вопящего Паука за локоть и одновременно сунул ему в руку носовой платок. — Вытри лицо.

— Ты видел, что сделал этот дебил?! — Возмущенно проорал майор, стараясь протереть заляпанные глаза.

— Успокойся. — Чтобы утихомирить разбушевавшегося майора, мне пришлось его немного встряхнуть. — Пошли быстрее отсюда.

— Да какого хрена…

— Два выстрела. Один в район аорты, другой — контрольный в голову. На твое счастье — пейнтбольными шариками, а не пулями.

Я потащил замолкшего Прошкина через переход. Тот на какое-то время замолк и, неожиданно успокоившись, спросил:

— Типа, последнее предупреждение?

— Типа, да. — Внезапное прозрение Паука меня особо не интересовало. И так все ясно, как божий день. Бывшего начопера списали. Скорее всего, в кабинете стояла прослушка, и наш сегодняшний разговор стал той последней каплей, которая включила демонстрацию покушения. Наверняка просчитан психологический портрет майора, и его реакция на подобные действия. И становится понятно, что после такой демонстрации, у него остается только один вариант. Как там он откровенничал: уезжать в деревню выращивать огурцы… и ни в коем случае из той деревни и носа не высовывать. — Тебе наглядно показали, что для здоровья лучше тихо уйти в отставку и вернуться в родные пенаты. Сдается мне, что в слишком серьезные игры мы заигрались. Все как-то слишком резко…

— Во-во, слишком резво. — Перебил меня Паук. — Пошли они все… Ладно, я сам до дома дойду. Прозрел и дорогу вижу. Жаль, что до пенсии чуть-чуть не хватает.

— Сдается мне, что будет у тебя пенсия, только персональная и разовая.

— Шутник. — Майор кисло улыбнулся и крепко схватил меня за руку. — Все, бывай. Тебе завтра в учебный центр, а я — в кадры, пенсию выпрашивать. Прощай.

Прошкин резко развернулся и быстрым шагом пошел в сторону дома.

В кабинете начальника учебного центра находилось три человека, но все они к родному министерству обороны ни какого отношения не имели, хотя один из них носил на плечах полковничьи погоны с синими просветами. Главное место за столом занимал худощавый мужчина, одетый в дорогой темный костюм. Его породистое лицо казалось непроницаемым для любого проявления эмоций, но в глазах при моем появлении промелькнуло какое-то выражение, как у кота, углядевшего жбан со сметаной. Остальные сидели на приставленных сбоку стульях и с невозмутимым видом просматривали какие-то бумаги.

— Присаживайтесь, Сергей Иванович. — Выслушав мой доклад о прибытии, мужчина кивнул в сторону свободного стула напротив его стола. — Возможно, разговор с вами займет достаточно много времени.

Я присел на предложенное место и при этом постарался незаметно оценить ситуацию. Сегодня, а скорее — сейчас, должна решиться моя дальнейшая судьба. Не зря меня с утреннего построения выдернули в этот кабинет, когда всех остальных бедолаг отправили сдавать нормативы по преодолению полосы препятствий. О случившемся с Пауком и других неприятностях института Светке я говорить не стал, но в положенное время прибыл в учебный центр, пообещав своей ведьмочке решить все вопросы об увольнении за один день. И как в воду глядел. Рабочий день только начался, а уже на беседу вызван.

— Меня зовут Владимир Михайлович, я работаю в администрации президента Российской Федерации. — Представился мужчина. — Здесь же присутствуют люди, имеющие непосредственное отношение к вопросам безопасности страны и высших лиц государства. Их пока представлять не буду, но если наша беседа придет к приемлемому результату, то они сами вам представятся.

Он развернул перед собой толстую папку, на обложке которой я успел разглядеть свою фамилию. Оперативно. Только вчера вечером я сдал свое личное дело в институт, а сегодня утром оно уже здесь.

— Мы ознакомились с вашим послужным списком и теми документами, которые хранились в отделе и не подлежали хранению в личном деле. Даже на основании бумаг можно сделать выводы о том, что вы отличный офицер и профессионал, но те вопросы, что мы хотели бы с вами обсудить, требуют взглянуть на вас воочию. — Владимир Михайлович отодвинул папку от себя и, слегка наклонив голову, уперся взглядом в мое лицо. — Вы, наверно плохо представляете, что, ввязавшись в события последнего месяца, влезли в сферу интересов нескольких мощных структур. Именно ваше появление в Санкт-Петербурге послужило катализатором, выявившим отношение этих структур к проблеме Накки-ярви. Нам многое стало ясно, и теперь сия проблема стала проблемой руководителя государства. Наличие такого места на территории страны может повлиять на все политические расклады, как в России, так и во всем мире. Даже поверхностный анализ последствий, если станет известно об Накки-ярви определенному кругу лиц, я не говорю о всеобщей известности, может привести к катастрофе, сравнить которую можно с Апокалипсисом. В настоящий момент все, что касается Накки-ярви, отнесено к высшей категории секретности, и допуск к этим сведениям определяется лично президентом. Для тех, кто уже имеет какую либо информацию о данном феномене составлена специальная программа по предотвращению утечек. Вы — один из тех, кто знает многое и… — представитель администрации президента сделал паузу, — у вас есть два пути. Первый — никогда и нигде даже не вспоминать об увиденном и услышанном, плюс ряд ограничений в виде запрета на контакты и выезда за пределы страны. Второй — продолжить работу в данном направлении, но для решения задач, сформулированных лично руководителем государства. Настала пора принимать решение.

Владимир Михайлович замолчал и начал демонстративно листать мое личное дело.

Лукавит этот представитель высшего эшелона власти, тут и к бабке не ходи. Один путь или больше двух, никакого значения не имеет. Нужен я им, да только способ привлечения к решению их задач выбран какой-то неправильный. Ведь прекрасно понимают все сидящие в этом кабинете, что высокими словами и упоминанием президента меня не проймешь. Нет в душе щенячьего восторга от громких слов и должностей, а есть большая мера цинизма и недоверия к власть имущим. Сидящего передо мной человека дураком назвать нельзя, да и его спутники даже на самый поверхностный взгляд выглядели слишком серьезно. В чем здесь подвох? Тут даже не логически, а на уровне подсознания становится понятно, что подвох есть. Хотя вывод может лежать на поверхности. Может они ждут не только моего ответа, а еще и моей реакции, как на немного пространное предложение, так и при озвучке своего решения.

Небольшое напряжение, что возникло в начале разговора, отпустило. То подсознательное решение, что я носил в душе последние дни, но не хотел себе в нем признаваться, дало шанс реализоваться. «Вольным стрелком» не стать все равно, но и потерь будет меньше.

— Какова будет моя роль? — озвучил свое решение.

— То есть, вы согласны. — полу-вопрос, полу-утверждение прозвучало в голосе Владимира Михайловича.

— В принципе — да, но меня интересует статус.

— Достаточно высокий, на порядок выше настоящего. Из армии вас уволят по организационно-штатным мероприятиям и назначат с состав администрации президента. О характере работы узнаете после собеседования с полковником Ивановым. — Кивок в сторону полковника. — Еще два дня на решение вопросов по расчету с Вооруженными Силами, и начнем работать. — Представитель президента передвинул папку с личным делом полковнику и встал из-за стола. — Я вас покидаю, но приказ об увольнении выйдет сегодня, а приказ о зачислению на новую работу — сегодня вечером. До свидания.

Едва за Владимиром Михайловичем закрылась дверь, в дело вступили остальные.

— Касьянов Дмитрий Сергеевич, заведующий отделом специальных проектов. — Представился гражданский. — А это — полковник Иванов Егор Иванович, специалист по вопросам режима секретности. Раз вы согласились на предложение, то нам есть о чем поговорить.

Он сделал паузу и выжидательно посмотрел на меня, но игры в гляделки не получилось. Стоило нам встретиться взглядами, как прозвучал вопрос.

— В чем была главная ошибка господина Урманского?

Да, вопрос, конечно, интересный. А интересен лишь тем, что у сидящего передо мною человека наверняка уже имелось свое мнение об Инквизиторе.

— Покойный, — я подчеркнул это слово, — был хорошим администратором и не плохим финансистом, имел авторитет среди тех, кого можно назвать иными видами существ, если можно так характеризовать всякую нечисть и нежить. Не зря его величали Инквизитором — ведь он возглавлял филиал ордена на северо-западе страны. Только этого оказалось недостаточно. Он окружил себя не теми людьми. Именно они его и подвели, а точнее — предали. Вячеслав, некоторые сотрудники института и, наверняка, кто-то из колдовской братии не только сливали информацию налево, но и подставляли своего шефа в решении кое-каких вопросов. Кроме доморощенных спецслужб за ним наблюдали не только олигархи и криминал, но и, наверняка, иностранные представители.

— А как можно исправить сложившуюся ситуацию?

— Очень просто. Поставить во главе той общественной организации, что возглавлял Урманский, своего человека, на место Инквизитора другого своего человека, но чтобы они знали, каждый, свою нишу, заменить руководство института и во всех этих трех структурах провести кадровые чистки. Одновременно через средства массовой информации кинуть дезу для остальных. Я думаю, что сейчас вы этим и занимаетесь.

— Мы занимаемся. В том числе и вы. — Послышался голос полковника. — А так вы сказали почти правильно.

— Егор Иванович! — С каким-то упреком в голосе произнес Касьянов. — Детали обговорите потом, в Питере. — Затем он снова уставился неподвижным взглядом в мое лицо и спросил. — Вы в бога верите?

— В какого? — Переспросил я, пытаясь понять, в чем тут подвох.

— В Иисуса Христа, конечно.

— В бога — да, а что касается персоналий, то у меня сложилось мнение, что в этом направлении слишком велик выбор. Даже, говоря о христианстве, иной раз задумаешься, что же это такое. Иудейская ересь или религиозный ревизионизм? Почему тогда не иудаизм? Что правильнее: православие, католичество, лютеранство, баптизм или какое другое течение? По моему мнению, для разных групп людей существуют различные теологические представления. Менталитет, образ жизни, исторические традиции, идеология — вот слагаемые выбора религии. Смысл любого обращения к богу, это — вера, а мы верим в черт знает что. Знания людей несовершенны, наука делает прорывы только в определенных направлениях, то, что не входит в официально признанные постулаты, замалчивается или подвергается остракизму. — Я перевел дыхание, а на лицах моих собеседников возникло удивленное выражение. — Я верю. Верю в то, что кто-то или что-то есть. Назвать его можно как угодно: Иисус, Яхве, Будда, Заратустра, Аллах или еще как-нибудь, но название не есть суть. Вопрос веры напрямую связан с личностью человека, его воспитанием, отношением к окружающей действительности, нравственными и моральными принципами. Вот только я не могу воспринимать ту прослойку, которая монополизирует право быть посредником между человеком и богом. Мне не нужен чиновник от какой либо религиозной конфессии, который станет решать, во что и как мне верить. Мой опыт дает право верить и в паранормальные явления, не объяснимые наукой, но в религиозные постулаты они не всегда укладываются.

— Браво! — Касьянов изобразил несколько хлопков в ладоши и еще один вопрос. — Насколько вы считаете опасной запредельную зону в Накки-ярви?

— В другом конце туннеля?

— Да. И возможно ли распространение той опасности в наш мир?

— Дмитрий Сергеевич, я там был всего два раза, и каждый раз возникали проблемы. Проблемы, связанные с людьми из нашего мира. — Коль пошла такая пьянка, режь последний огурец. Я постарался быть до конца откровенным. — Там для нас ни чего не понятно и не известно. Вывод: очень опасно, но при определенных условиях выжить можно. Что касается вашего второго вопроса, мое мнение может оказаться субъективным, но если мы сами не захотим, ни что оттуда не вылезет. Однако, нет гарантий, что какой-нибудь монстрик не выползет в другом месте. Тот мир связан с нашим не одной точкой. Только на поляне с арками-переходами находится этих переходов несколько штук, и как они взаимосвязаны ни знает ни кто. А сколько еще таких мест на земном шаре?

— Спасибо за откровенный ответ, ваша точка зрения будет учтена. — Касьянов аккуратно сложил лежащие на столе бумаги в папку и протянул мне визитку. — Когда рассчитаетесь с армией, позвоните по последнему телефону, и добро пожаловать на новую работу. Вопросы?

Вопросов, конечно, хватало, но вряд ли я получил бы на них ответ. Хотя…

— Когда я получу выписку из приказа об увольнении? И все вопросы мне придется решать не здесь, а в институте, значит, мне нужен пропуск на его территорию.

— Без проблем. — Полковник достал из своей папки конверт и протянул в мою сторону. — Там выписка и пропуск на двое суток. Когда все закончите, сдадите их начальнику караула.

Я внимательно прочитал выписку из приказа об увольнении. Все, как положено. Номер, сегодняшняя дата, подпись, печать. Оперативно. А ведь обещали только к вечеру.

— Приказ состоялся бы в любом случае. — Спокойно пояснил Иванов. — Лично для вас вопрос увольнения стоял однозначно, различие лишь в формулировке. Для носителя таких знаний смысла в продолжении службы в войсках нет, а все сходные структуры в Минобороны мы расформировали с последующей передачей в наше подчинение. Я могу извиниться за то, что мы сделали выбор за вас, но сами понимаете — режим полной секретности.

— Не надо. Вы все равно угадали. Идти в войска в период военной реформы, это не лучший способ продолжения профессиональной деятельности. — Тут и так ясно, что новые работодатели все просчитали до мелочей, но, все равно, на душе остался какой-то неприятный осадок: женили без меня… — Только, пожалуйста, постарайтесь согласовывать подобные решения со мной лично и заранее.

— Учтем. — Полковник встал, бросил короткий взгляд на часы. — К сожалению, время уходит, а нам предстоит еще много дел. До свидания.

Пожимать руку на прощание не стал, да и предложено не было, но когда я подошел к двери, то услышал голос Касьянова:

— Сергей Иванович, вы не возражаете, если одним из ваших помощников мы предложим стать капитану Ходкову?

— Если только он сам будет не против. — С этим словами я вышел из кабинета.

Понедельник — день тяжелый. Особенно, если он приходится на первый рабочий день на новом месте. И в новом, неизвестном для себя качестве.

— Сергей Иванович, это перечень мероприятий на текущий месяц. — Фелиция качнула свом необъемным бюстом, протягивая лист с распечаткой и стопку черных визиток. — Наиболее важные отмечены жирным шрифтом. И ваши визитные карточки.

Я посмотрел на свою секретаршу, но лицо девицы-накки казалось бесстрастным, лишь в ярких зеленых глазах ощущалась какая-то грусть. Отведя взгляд, протянул руку к стопке визиток и поднял верхнюю. На черном фоне карточки рельефными готическими буквами, выделенными серебряным цветом, красовалась надпись: «Фонд „Северо-Западный регион“. Руководитель центра социальной и психологической реабилитации Рябов Сергей Иванович». Ниже, в столбик, — перечень из шести телефонных номеров. На обратной стороне визитки имелся рельефный рисунок, напоминающий пентаграмму, точно такой же, что и на печатке перстня, полученного мною перед выездом из Москвы, поверх тонкими серебряными линиями скалился силуэт собачьей морды с факелом в зубах.

Вспомнились слова Касьянова, вручившего это массивное украшение: «Таких перстней не более двух на каждый федеральный округ, в Москве их чуть больше. Это не просто символ невидимой власти, это еще и напоминание об ответственности за принятые решения. Один у вас, а второй у того человека, который будет работать с вами в связке и выполнять ваши функции в случае вашего отсутствия». Знак Инквизитора полученный из рук представителя администрации президента. А где же Церковь? Или теперь вопросы нежити и нечисти попадают под функции государства? Чем не нонсенс?

— Фелиция, я пригласил для встречи несколько человек.

— Они в приемной, у Ивана.

— Приглашай и организуй для всех кофе. — Накки кивнула. — И еще, для тебя участие в таких встречах также обязательно.

Ждать долго не пришлось. Зашли они все вместе.

Дядя Арчил, а точнее — директор Светкиного НИИ доктор медицинских наук Мастурадзе Арчил Филиппович. На пальце его руки красовался перстень с известной печаткой.

Светка, которой предстояло возглавить новый отдел института по работе в Накки-ярви. Моя ведьмочка счастливо щурилась, потирая новое обручальное кольцо на правой руке. Ведь я обещал ей медовый месяц провести на базе в Накки-ярви.

Иван, бывший помощник Урманского, а теперь мой заместитель по правовым вопросам, и одновременно старший менеджер по связям с общественностью. Правда, кроме общественности он должен заниматься связями с большим количеством государственных и не только организаций.

Ходуля, он же начальник службы безопасности и комендант правительственного объекта «Накки-ярви». Что поделать, но для «президентской дачи» необходим именно такой волчара.

Последней зашла Фелиция. Мои глаза и уши среди нелюди и нечисти. Официально — мой референт. Только почему-то этот референт постоянно бросала удивленные взгляды за спину Светке, где небрежно облокотившись на журнальный столик стояла, пока невидимая для большинства присутствующих, зеленоглазая женщина — одно из воплощений бога Ахуры Мазда — моя Амеша Спекта.

Моя команда. Мне с ними работать. С теми, кто посвящен в тайну Накки-ярви и будет обеспечивать жизнь этого очень загадочного места.