ВОЗВРАЩЕНИЕ

Однажды отец послал его в поле за пропавшей овцой. Когда наступил полдень, он свернул с дороги, прилег в роще в проспал там пятьдесят семь лет. Проснувшись, он опять пустился за овцой в уверенности, что спал совсем недолго, но, не обнаружив ее, пришел в усадьбу и увидел, что все переменилось и хозяин здесь новый.

Диоген Лаэртский Эпименид

Его приветствуют красавицыны взгляды, Но, холодно приняв привет ее очей, В лицо перчатку ей Он бросил и сказал: "Не требую награды!" Ф.Шиллер.

Перчатка

 

Глава 1

Виновники переполоха находились меж тем в двух шагах – и на расстоянии, рассудку едва доступном!..

Незнакомые встревоженные птицы – туча птиц! Увидать их столько сразу можно было разве что где-нибудь на заполярных островах, до которых предприимчивое человечество XX столетия успело дотянуть свои цепкие руки. А пчелы! Прозрачные лопасти крылышек с трудом держали в воздухе эти мохнатые комья золота и меда…

Пахло свежей травой и листвой, пахло водной прохладой и тиной, но царствовал над всеми запахами один: поднимаясь от самой земли сквозь пышные кроны деревьев к яркому небу, к солнцу – удивительно маленькому из-за непривычной прозрачности атмосферы, – все здесь пронизывал тончайший обольстительный аромат диких роз.

Таким они увидели этот мир, который – это легко понять – вовсе не показался им чем-то обыденным и заурядным.

– Если я сошла с ума, – сказала Марианна, – то очень хорошо, что вместе с тобой, а не с Арнумом Гентчером, вот был бы ужас-то, правда?

– Для Гентчера, – ответил Рей.

***

В несчастье, постигшем главу оккультистов накануне вечером, повинен был г-н Аусель: это он внезапно помянул об услышанной в "Фазане" новости насчет того, будто д-ра Даугенталя разыскивают – и, возможно, теперь подслушивают – при помощи телепатических методов, так он выразился.

– Биллендон подтвердил слух.

– Ничего, коллеги, – сказал Даугенталь, – мы это экранируем! – Он помолчал. – А теперь рассказывайте по порядку!

– Двенадцать лет назад, – начал г-н Аусель, – я получил от здешнего окружного нотариуса господина Когля письмо с приглашением прибыть по делу о каком-то забытом наследстве…

***

Минуем для краткости обстоятельства, известные уже читателю. Выяснилось к ним вдобавок лишь одно: после обеда па террасе во дворике ратуши г-н Аусель высказал-таки г-ну Коглю пожелание, утаенное от прочих: он просил права хотя бы заочно объясниться с таинственным Некто. К его удивлению, и это оказалось возможным! Вскоре он получил пришедшее на адрес своей канцелярии письмо, которому суждено было изменить все существование, а под конец даже личность ректора модного колледжа.

***

"Господин Аусель, очень может быть, что, узнав мою историю, Вы попросту перестанете мне доверять вообще и усомнитесь даже в несомненном – в деловой стороне нашей затеи. Происшедшее со мною слишком невероятно, я долго думал, что подобного приключения не доводилось переживать никому, но, видимо, заблуждался.

Тем не менее я готов исполнить Вашу просьбу, отнеситесь к рассказанному как Вам будет угодно.

Итак, когда-то очень давно, не спрашивайте, когда именно, в дальнем углу Ноодортского округа поселилась, ради тамошнего климата, одна молодая семья, а друг этой семьи получил приглашение приехать в гости.

Я вижу его сейчас перед собою, этого тоношу: его бородку, модного тогда фасона, и глаза, совершенно щенячьи из-за выражения веселого любопытства. Он не знает своего будущего, мне оно известно: это мое прошлое. Невозможно поверить, общего у нас – всего лишь те шрамы от царапин, которые он нажил в детстве и следы которых я по сей день ношу на увядшей морщинистой коже. Но этим молодым человеком, г-н Аусель, был я!

Ранним утром сошел я, с поезда из трех влекомых паровозиком вагонов на платформу в Ноодорте. Вокзал вы знаете, он не переменился. Никем, к своему удивлению, не встреченный, я решился нанять экипаж. Возница долго не мог взять в толк, куда ехать, он говорил, что городка такого не знает, а название его заимствовано из бабушкиных сказок. Поладив на посуле хороших чаевых, пустились все-таки в путь. Несколько часов ушло на блуждания по проселочным дорогам, на споры и вздоры, но я твердо держался указанных в письме примет, и, к великому удивлению возницы, мы очутились, наконец, в виду городка, где сразу распрощались. Возница уехал, что-то бормоча, я вскинул дорожный мешок на плечо и пошел, разглядывая улицы и переулки, упиравшиеся в остатки крепостных стен. Густой лес подступал со всех сторон к городку, тесня запущенные огороды. В главных подробностях сей пейзаж Вам знаком, не так ли, г-н Аусель?

День был будний, поэтому никто не попался навстречу, тем не менее я без всякого труда нашел и улицу, и дом, стоящий в глубине двора, отворил калитку, постучался. Никто не отвечал, я вспомнил, что служанка глуховата. Дверь оказалась незаперта, и я без дальнейших церемоний вошел.

Крича: "Эй, хозяева! Эй, лежебоки, сюда!" – стоял я в обширной прихожей под широкой дубовой лестницей. И опять не отозвался никто. Что это означает, я понял, увидав на лакированном китайском столике возле очага распечатанную телеграмму. Телеграфист отправил гостя другим поездом! Сейчас меня встречают на вокзале, служанка же, как всегда, отлучилась к соседям.

Я не был огорчен, ничуть: из моего появления получался полновесный сюрприз. Без стеснения пообедав чем бог послал и поблагодарив служанку заглазно за ее труды, поскольку ожидание затянулось, не найдя другого занятия, вознамерился пока осмотреть дом, который мне казался любопытен.

Низкая дверь вела в обширную залу, служившую, по-видимому, гостиной. Крыша у нее была стеклянная, свет падал поэтому сверху, отражаясь в огромном сверкающем зеркале. Обтянутые штофом стены и новая мебель показывали, что мои друзья приложили немало трудов для создания привычной им обстановки и, стало быть, уберутся не скоро; это меня, правду сказать, огорчило.

В дальнем конце залы, в глубине какой-то арки, я увидел еще одну дверь, открытую прямо в лес. Аромат диких роз втекал в дом, деревья касались его ветвями, куковала вдалеке кукушка. Соблазн прогуляться в чудном этом лесу возник неодолимый ад, и где была причина ему противиться?

Помню, что, стоя уже на пороге, я, как в детстве, спросил:

– Кукушка-кукушка, сколько лет мне жить?, Кукушка умолкла, словно поперхнувшись.

– Эх ты, лгунья! – сказал я на это. Пристыженная, она принялась тогда куковать без умолку, суля века: надоело считать.

– Довольно уж, хватит! – сказал я, засмеявшись. И кукушка послушно умолкла!..

По едва заметной тропинке я ушел навстречу самому необычайному приключению и его еще более необычайным последствиям, ушел, так и не увидев дома, где не суждено мне было гостить, чтобы вернуться странным образом в мир, мной навеки утерянный и навеки меня утерявший, стать загадкой без разгадки, всем и ничем, исчезнуть – не исчезая, бесследно, беспамятно, немо. Вы первый, кто узнает, что когда произошло во время прогулки, которая до сего дня не окончена.

Странен был этот лес. Ни одно насекомое не жужжало, ни одна травинка не шевелилась в неподвижном воздухе, деревья стояли, будто каменные. Текуч был один аромат диких роз, никогда я не видывал их в подобном изобилии!

Взглянув на небо, я понял причину необыкновенной тишины: готовилась буря. Там, наверху, она уже бушевала, тяжелые тучи стремительно неслись со всех сторон в каком-то вихре, обнимающем целиком горизонт. К счастью, как мне казалось, я не отошел слишком далеко от дома. Я сразу повернул назад. Солнце продолжало мне светить, даже когда тучи сшиблись в середине неба: последний луч опирался в землю, как световая колонна. Может быть, это он и ввел меня в обман.

Я не боялся заблудиться; чувство направления было у меня как у почтового голубя, и дорога казалась знакомой: снова перешел я по камушкам речку с тихой, почти стояч чей водой, покрытой листьями и цветами водяных лилий, поднялся по склону холма. Но там, где ожидал увидеть дом, нашел лишь невысокий покрытый травою бугор между деревьями! И пятнышко солнечного света, трепеща, выхватывало из грозовой мглы то покосившуюся изгородь, то в глубине маленького садика, у самого подножья бугра, ветхий сарай, служивший, вероятно, для хранения садового инструмента.

У меня не было выбора: ливень уже начался, капли, шипя, колотились в листве. Я вбежал в садик, где, можно сказав, еще стоял белый день, и кинулся скорее под Крышу, успев только заметить, что сад давно заброшен, зарос весь сорной травой и никто не сбирает плодов. Много раз я возвращался туда мысленно, гадая, что это был за сад, потому что мне не довелось увидеть его снова.

В сарае было покуда еще тепло и сухо. Можно было даже не без удобства прилечь и любоваться грозою через открытую дверь. Я наклонился, чтобы придвинуть и разровнять охапку сена, чем был сам удивлен: откуда ж мне известно, что оно здесь имеется? Впрочем, может быть, дело тут в его запахе.

Я опоздал в последний раз взглянуть на солнце. Кровавый просвет в тучах сомкнулся. Тьму взрезала молния, отпечатав в глазах ландшафт, который вдруг показался мне давно, очень давно знакомым. Но откуда?

Разумеется, я мог побывать тут когда-нибудь в детстве и забыть об этом. Но воспоминание было свежо. Совсем недавно видел я и этот сад, как, впрочем, и реку, и лес, в воспоминании также озаренный молнией! И этот сарай, и сено "Должна быть, еще… – продолжал я напряженно вспоминать, – лестница! Каменная лестница!" Тут я рассмеялся несколько принужденно. Да, я видел все это, и видел недавно: во сне! Сходство было, во всяком случае, поразительное. Занятный был сон: лестница вела в подвал, где находились странные предметы. Но очутиться снова – и наяву – в таком месте – это, знаете ли, способно привести человека в замешательство.

Я искал объяснений, а ливень между тем усиливался. Худая крыша потекла, я начал искать местечка посуше. Ливень превратился в настоящий водопад, прогибавший ветхие доски кровли. Забурлило и под ногами. Стоя по щиколотку в воде, я слышал, как поток уносит сено и щепки. "Ну и пристанище!" – подумал я. Впрочем, для этой погоды годился бы разве ковчег. Положение становилось опасным. Даже сквозь гром было слышно, как по-мышиному повизгивают гвозди: сарай шатало, словно худую клячу. Следовало уйти, пока он не рухнул.

"Найти бы этот подвал, как во сне!" – подумалось мне невольно. Я и на миг не принял мысли этой всерьез. Но, оглянувшись, при свете молнии увидел то, что нашел бы сразу, кабы искал.

В каменном уступе, на который опиралась жалкая кровать, была дверца без ручки, отворявшаяся внутрь, я толкнул ее и вошел, сам не зная, как догадался – это сделать возможно, сон продолжал руководить мною я наяву.

За высоким порогом виден был ряд ступенек, высеченных в камне, вели они вниз, под своды подвала, где светила оплывшая свеча на грубом, едва оструганном столе. Возле свечи стоял старенький школьный глобус, а перед ним в деревянном кресле сидел какой-то старик С белой бородою во всю грудь. Я поздоровался с ним, он ответил движением бровей, что скрывали глаза. Но не произнес ни слова.

– Погода собачья, – сказал я, не закрывая двери, чтобы непрерывающийся за спиною гром объяснил ему мое положение. – Вы слышите?

– Слышу, – проговорил он, наконец, как-то неумело, словно бы позабыв, как это делается. – Что ж, вы готовы остаться здесь?

– Если позволите, – сказал я.

– Превосходно, – сказал он, – а я готов зато уйти.

– В такую-то грозу?.

– Мне это нравится.

– Что ж, дело ваше?

Я принимал его за сторожа или садовника. Зачем его и сдерживать, коли он так стремится убраться? Здесь, может быть, нередки грозы, он привык, а то еще шашни завел где-нибудь в деревне по соседству, старый хрыч! Общество малоприятное, да и кресло тут только одно…

– Помните: таково было собственное ваше желание, – сказал своим деревянным голосом старик, направляясь к лестнице. Не понравился мне его тон: то ли намек, то ли даже угроза, я не успел этого понять.

Неуклюже, как будто стреноженный, поднимался он по ступенькам и вдруг возле самой двери, которая оставалась по-прежнему отворенной, что-то замычал себе под нос по привычке одиноких людей, перед самим собою не стесняющихся. Кажется, я различил мелодию, мне была знакома эта старинная песенка, и сразу показалась знакомою и фигура, и вся повадка этого старика.

– Послушайте! Кто вы, как ваше имя? – закричал я снизу, сильно почему-то встревоженный.

Но он только рукой махнул, не то прощаясь, не то показывая, что не желает отвечать. Рука была желтая, сухая, бессильная – рука монаха или кабинетного ученого. И дверь захлопнулась за ним с нежданным долгим звоном, низким, басовитым. Громовые раскаты сразу перестали быть слышны. Оборвалась и мелодия.

"Это новый сон – продолжение старого, – думал я, – или старого не было вовсе: снится, будто он приснился!" Доказательством реальности было лишь промокшее до нитки платье, но присниться ведь могло и это, и охвативший меня озноб, от которого зубы стучали, хотя в подвале было тепло и сухо, а в кресле уютно. Я чувствовал, что попался в какую-то ловушку, последние слова старика содержали на нее намек. Но кто помешает мне вырваться? Дождь не остановил старика, не остановит и меня! Обогреться и обсушиться я смогу в доме друзей. На волю, скорее на волю, ни за что не останусь здесь, где так давя г уходящие во мрак своды, бог уж с нею, с грозой.

Литой позеленевшей бронзы дверь скупо отражала свечное пламя. И на ней, как снаружи, не было ручки. Отворялась же она, как Вы помните, внутрь.

Охвативший меня приступ паники все-таки был непонятен. Что из того, что ручка отсутствует? Должен быть способ отворять эту дверь изнутри, он будет найден, он, разумеется, прост!

Поднявшись по ступенькам, я убедился, однако, что дверь была пригнана к своему месту без всякого зазора. Не удавалось обнаружить и малейшей щелки, пальцы нащупывали только литой орнамент, струившийся вдоль краев Возможно, это были письмена, которых никто так и не сумел прочесть, возможно, в них заключена разгадка, я этого не знаю… Я извлек из портмоне пилку для ногтей – мы ведь, г-н Аусель, были в свою пору щеголями! – но ее острому кончику тоже оказалось решительно некуда проникнуть.

Озноб миновал, меня теперь кинуло в жар. Должна, должна эта дверь открываться, иначе как бы мог входить и выходить сам старик, здесь обитавший? Почему он не сказал, как это делается? Не тут ли смысл его последние странных слов? Существует какой-то секрет, скрытая пружина или рычаг, надо только найти!

Я снова ощупывал пальцами линии литого узора, принялся затем за стены, за порог – в надежде найти выступ или торчащий гвоздь, который довольно будет нажать или повернуть шляпку, чтобы дверь сама собою распахнулась. Ничего не нашлось. Тогда я ударил по двери, легонько, потом сильнее и еще сильнее. Бронза не загудела, дверь не шелохнулась, будто впаянная в стену. Не попытаться ли выкрошить камень, хоть с краешку, чтобы втиснулась пилка?

Проба отняла немало времени. Камень не поддавался, мне не удалось добыть его и крошки, самомалейшей пылинки! И еще странность: я не слыхал звуков собственной работы – скрежета металла о камень, будто пилка и вовсе не касалась его, несмотря на тяжкие мои усилия. Подобное бывает только во сне, однако я страшился и думать о снах.

Слепая ярость мало-помалу охватывала меня. Я принялся колотить чем попало: и кулаком, и пилкой, зажатой в другом кулаке, она разломилась, поранив руку, и это, наконец, отрезвило меня.

Шатаясь, бледный, с прилипшими ко лбу волосами – таким я видел себя как бы со стороны, я побрел снова вниз по ступенькам и рухнул в кресло без сил.

Оставалась надежда, что вернется ушедший старик или кто-нибудь другой забредет в этот сад, что менее вероятно… Но вернется ли старик сегодня? Он может не вернуться и завтра, а уж свеча догорает! Что, если он вернется лишь через несколько дней? Или не вернется никогда? Вдруг и он чужой в этом саду: сад, боже мой, так запущен!.. А если он умер в дороге: ведь такая была непогода! Или, вернувшись, преспокойно оставит дверь закрытой: ему просто ничего тут не понадобится, а из-за тяжелой двери не слыхать ни единого звука! Но надо стучаться, стучаться!..

Встать я был не в силах. Да и мог ли старик воротиться так скоро!

В голове словно жужжал весь разговор с ним, от слова до слова. Я пытался отогнать воспоминание и снова к нему возвращался, размышляя, нет ли в нем иного, не очевидного смысла? Желание старика уйти: разве не мог он уйти прежде, сам, по собственной охоте? Сказка про перевозчика невольно взбредала на ум, про перевозчика, который уступил свое весло пассажиру, и тот остался прикованным к этому веслу, пока не освободился от него подобным же образом. Кто этот старик: посетитель или хозяин, либо его служащий? И что здесь: жилище, сторожка? Более похоже на последнее. Нет ни постели, ни кухни.

С ужасающей ясностью припомнилась истинная причина паники: в том злополучном сне я осужден был на вечное заточение! Вечное, г-н Аусель!

Сердце мое сжалось в комок. Но разум отказался принять столь нелепую возможность. Старик, если он тоже был здесь заточен, попросту умер бы с голоду. Однако ведь я и того не знаю, долго ли он дожидался спасения, сколько свечей успело Догореть. У меня была только одна, сгоревшая наполовину!

Так что еще было в том сне? Какие-то люди, веселье и розовые лепестки. Тихая музыка, долгий полет. Или это был другой уже сон?

Облокотившись о стол, я обхватил голову руками и принуждал себя вспоминать, надеясь найти разгадку в вещем сновидении. Но мысли опять не желали подчиняться, совершали бег свой собственным тайным путем, не помню их. Р глазах все поплыло, я полагал, от усталости. Над столом парил огромный окутанный туманом шар!

Да, г-н Аусель! И в первую минуту я подумал, что разволновался чрезмерно, что это кружится голова, а оттого туманятся глаза.

Я приступаю к главной части моего рассказа, когда мое расставание с самим собою начиналось. Немногие становятся чужды себе, своей молодости до такой степени, хотя судьба моя, делается мне понятно, не явилась единственным исключением. К несчастью, догадка о других подобных судьбах возникла слишком поздно, когда у меня осталась только та забота, которую я буду просить Вас со мною разделить. Эти рассуждения вам не будут понятны, я же не могу, к сожалению, сказать большего.

Он чужой мне теперь, этот попавшийся в ловушку мальчик Но все-таки я когда-то был им, и дряхлое сердце мое щемит от последнего расставания. Довольно об этом. Перейдемте к делу.

Я откидывался в кресле – и туман исчезал, шар уменьшался в размерах, пока я не увидел вновь перед собою, со вздохом облегчения, обыкновенный старенький школьный глобус, насаженный на косую ось, увенчанную медной шишечкой. Того, что я знал о разнообразии оптических иллюзий, казалось довольно для понимания происшедшего. Не стоило беспокоиться. Однако, минуту спустя, я заметил, что разрисованный картонный шарик, с которого я не сводил глаз, еле заметно вращается! Конечно, я мог машинально крутнуть его перед тем и этого не запомнить. Я и не думал усматривать новую загадку в этом жалком учебном пособии, вертится – и пускай себе вертится, пускай движутся размалеванные контуры материков и океанов, с одного боку глобуса освещенные ровным пламенем свечи, с другого скрытые тенью – имитация дня и ночи, урок географии, предмета, по которому я без того достаточно успевал в свои школьные годы.

Тихое вращение не замедлялось, не желая останавливаться, хотя пора бы!

Я снова приблизился к шарику, на сей раз не торопясь. Он медленно рос в глазах, пока я к нему наклонялся, но линии теряли ясность: появлялся облачный покров, укрывавший обширные области. Еще ближе – и он становился размытым, на теневой стороне замерцали огни, на освещенной поверхности морей я увидел корабли, они казались неподвижны; приблизившись еще, я уловил и движение, оно сделалось стремительным, когда я вздумал разглядеть одно суденышко вблизи. Океан бушевал подо мной, я валился в него с высоты, какая-то игла едва не воткнулась мне в глаз, это был громоотвод на верхушке мачты! Я едва уклонился, пролетел над кормою судна, скользящего с гребня волны, брызги пены осыпали мне лицо. Я слышал запах моря и мог очутиться в волнах, когда догадался откинуться назад в своем кресле. Иллюзия пропала, но я не мог ошибаться: я видел хлопочущих на палубе людей, слышал их голоса и готов был поручиться, что это не какие-нибудь модели, нет!

Самый подлинный земной шар вращался в дымке облаков над грубым дощатым столом.

"Не может быть, – устало думал я. – Все равно это копия, макет, страшная, одним словом, игрушка. – Но притом сознавал, что напрасно пытаюсь оградиться от очевидности – И кукла ведь похожа на человека, а уж игрушечная железная дорога уступает настоящей только размерами, – так продолжал я себя уговаривать. – Кто-то приходит в назначенный час заводить механизм, а если забудет свою обязанность, оно портится, пылится, ржавеет, замирают все фигурки, становится нужен ремонт или хоть смазка!" Я слегка повеселел и задумал поставить небольшой опыт.

Через мгновение я увидел железнодорожный вокзал в Ноодорте. Поезд, означенный в телеграмме, тронулся как раз в обратный путь. Друзья мои, обманутые и огорченные, садились в коляску.

– Не печальтесь, – шепнул им я, – забудьте обо мне!

Стыдно и по сей день, г-н Аусель… Было не до них, ни до кого! Мысли мчались бешено. Никто не уверил бы меня, что я видел перед собою заводные макеты моего друга и его молоденькой жены, они сыграли свою роль, и довольно хотелось, чтобы они вправду обо мне позабыли, я вовсе не намеревался вернуться к ним в дом, другими были теперь мои планы! Я, с детства почитатель Стивенсона и Дефо, мог предпринять любое путешествие, чему прежде мешала стесненность в средствах, осуществить затею, какую угодно смелую, проникнуть и туда, куда не в силах был никто пробраться. И оба полюса, н Лхасса сделались не менее доступны, чем какая-нибудь Флоренция! Любая голова способна вскружиться от этого, я же, г-н Аусель, был молод, я так далек был от того, чтоб прозревать, сколь судьба обычная завидна…

И все-таки я вскоре передумал. Простое благоразумие подсказывало предпринять первую высадку здесь, вблизи Ноодорта, где у меня есть приют, где я смогу, выйдя из дома друзей, вновь найти путь к этому дивному глобусу и владеть им в глубокой тайне. Помимо того, следовало позаботиться и о способах возвращения из более далеких путешествий. Одна осведомленность о мировых делах, никому в такой степени не доступная, поможет заработать кучу денег, хотя бы посредством игры на бирже, все мое будущее делается обеспеченным при помощи этой славной игрушки!

Я избрал подходящее место, приблизился к Земле вплотную и прямо из своего деревянного кресла мягко опустился ногами в траву нежно-зеленой лужайки. Приключение окончилось! Стол, свеча и глобус – все исчезло. Вместо темных сводов над головою простиралось небо, грело солнышко. Я поспешил к дороге. И поспел вовремя: коляска катилась навстречу. Милые лица друзей обернулись на оклик, но никто не отозвался на мои слова. Честное слово они только удивились ненужной дорожной встрече, не знали, кто этот прохожий и с чего ему вздумалось их окликать. Они не узнавали меня!

Потрясенный, я долго смотрел им вслед. Неужели не скольких слов, нечаянно сказанных, было довольно для та кого, хоть и не слишком приятного, но без спору, чудодейственного результата? Разумеется, я был уязвлен, потому что любил их, понимал, что виноват сам, но, сделанного не воротишь, думал больше о том, что не оценил, как видно, полученного подарка. Надо поспешить, чтоб никто не опередил, не нашел прежде меня дороги к моему глобусу!

О старике – его владельце или распорядителе – я уж и думать забыл!

Попытка снова взять экипаж на привокзальной площади окончилась глупейшим образом из-за моего знакомого возницы, только что возвратившегося. Завидев меня вновь перед собою, он в изумлении вытаращил глаза, на предложение повторить поездку отвечал тем, что хлестнул свою лошадь да крикнул что-то на местном диалекте своим ждущим седоков сотоварищам, промчавшись мимо них. Слов его я не понял, но последствием их было то, что ни один везти меня не согласился, я видел, как иные украдкой осенили себя крестом. Возможно, тогда в этой местности были живы еще предания, позднее утерянные, мне было все недосуг это выяснить.

Не добившись ни от кого толку, я решился отправиться пешком, но хотя знал дорогу, умудрился снова заблудиться посреди какого-то нескончаемого пустыря. Кое-как, уже глубокой ночью сумел добраться к себе домой, улегся в собственную постель, преотлично выспался, а проснувшись, обнаружил себя, сидящим все в том же деревянном кресле перед столом, на котором горела все та же свеча и медленно вращался мой глобус!..

Я думаю с тех пор, г-н Аусель, что было бы, если бы я сам не хотел сюда вернуться? Имелся ли шанс получить вновь свободу, или я был обречен с самого начала, может быть, еще прежде своей поездки, может быть, еще от рождения? Не знаю, не знаю, не знаю!

Замешательство мое продолжалось недолго. Я тут же отправился улаживать всяческие личные свои дела и прожил день самым обыкновенным образом, видя вокруг знакомые лица; во мне тоже никто не увидел никаких перемен, не удивились даже скорому приезду. И опять я вечером улегся в постель, а утром проснулся в кресле.

Позднее оказалось, что довольно лишь глубоко задуматься, позабыв об окружающем, чтобы здесь очутиться, довольно и попросту этого пожелать, причем ни одна живая душа не замечала подобных отлучек.

Смешно, г-н Аусель, вспоминать, как пьянила меня мысль: передо мною весь мир, и я – его владелец! Описание моих занятий и приключений потребовало бы множества толстых томов. Появиться когда угодно и где угодно, поступить как угодно и направить ход событий любым угодным мне образом – да, все это я мог, и я, к стыду своему, действовал вовсю!.. Не скорой обнаружил, как скован последствиями собственных действий, вернее сказать; желаний, ибо пожелать и означало действовать. Сколь страшно оружие мысли, каким Мы без разбору пользуемся, и в повседневности, когда, для осуществления требуются руки, орудия, труд, но еще страшнее, когда видишь, что мысль осуществляется непосредственно, незамедлительна! Начинаешь понимать, что думать – это искусство, которым мы не умеем владеть, не желаем учиться, и в том повинны.

Да, могущество мое было велико, да, мне довольно было пожелать, чтобы дело исполнилось! Но я был обязан принять все, что из этого проистекало, и ничего не мог повернуть вспять, ничего исправить, последствия были подчинены уже законам несокрушимым и ничему другому не подвластным – законам мысли! Ей же можно было противопоставить лишь другую мысль, но она влекла свои неумолимые следствия, люди и обстоятельства вступали в борьбу, которой я мало чем мог помочь: все действовали ведь, по моей воле.

– Приведу пример, какого менее других стыжусь: я искал встреч с моими прежними друзьями из Ноодортской округи, добиваясь, чтобы они вспомнили меня, узнали, но не имел никакого успеха, я был для них новым знакомым, вполне безразличным.

Мне желалось блага для человечества, было бы мудро пожелать этого и устраниться, нынче бы я так именно и поступил. Однако в те далекие дни я, нашпигованный теориями, воображал, будто бы знаю точно, в чем благо это заключается, и всячески его добивался. Описание моих похождений составляет целые тома новейшей истории – позор, который я унесу и в могилу. Я не хотел худого, поверьте мне, ради бога. Но во всем том худом, что свершилось, повинен. Как гнусно окончились бесчисленные предприятия, затеянные с наилучшими намерениями! Это, к сожалению, не все.

При своем небывалом могуществе, я ощущал и сопротивление – не со стороны каких-то отдельных лиц. Иногда я начинал поневоле ненавидеть человечество за его тупость и косность, за то, что оно непрерывно чинит помехи собственному благу, и эта ненависть приносила злые плоды. Добавьте к этому нечаянные мысли и желания, над коими мы не властны, вообразите, что и обрывок мысли действует полноправно, а в дальнейшем, в виде следствий, и самоуправно!

Я учился мыслить и желать, избегая всяческих случайностей. И все же мне скоро стало не до общего блата: только бы исправить, что возможно! Имени своего я Вам не скажу. Вы вправе именовать меня г-н Счастливый Случай, говорю это, разумеется, о иронией. Больше права у меня все же называться г-ном Несчастным Случаем.

Я стал круглосуточным работником, даже во сне меня не оставляли мои заботы. Чаще всего я снился себе хозяином ткацкой фабрики, оставшимся в одиночестве посреди станков, остановить которые нельзя. Пряжа поминутно рвется тут и там, и я мечусь между станками, связывая нити, и обнаруживаю все новые и новые безостановочные обезумевшие станки. Были другие сны, скоро я понял, что снятся они неспроста, иногда с их помощью случалось выходить из затруднений, если я умел понять подсказку, но подсознание, где они рождаются, иногда шутило со мной злые шутки…

Чем больше я уставал, тем чаще мысли мои обращались к началу моего приключения, к его загадке. Нет, я не замышлял еще побега, отказ от всемогущества не прост! О том, чтобы выбраться отсюда насовсем и вести обычную жизнь, я не думал. Но только я никак не мог обнаружить городка на моем глобусе. Много раз являлся я в эти места, брел по знакомым приметам и не находил ничего, городок словно бы земля поглотила. Означает ли это, что никто не найдет запущенного сада, не вступит в полуразрушенный сарай и не отворит мою дверь?

Сперва это меня мало заботило. Лишь уставая, принимался я за поиски, если находил для этого минуту. Шли годы, все меньше становилось свободных минут, все копилась моя тяжкая ноша, заставляя уж под собою шататься. С горечью сознавал я себя не хозяином мира, как когда-то, а всеобщим рабом, нерадивым и неумелым, жалким, хнычущим Атлантом, живою подпоркою.

Я давно не был счастлив и не мог быть счастлив, потому что заслуживал суда и справедливой расправы.

Усталость лишала сил, я чувствовал, как равнодушие овладевает много, мало-помалу становясь главным качеством остывающей души. А затем, г-н Аусель, произошло нечто чудовищное.

Я увидел сон: в неких джунглях мы с какими-то товарищами ищем древнюю Книгу. Вся мудрость мира заключена в ней, для спасения мира должна она быть найдена, а находка сохранена в тайне.

Мы нашли ее. Оплетенная корнями вывернутого бурей огромного дерева, она была как новенькая, в переплете с застежками. Поверх переплета блестело тоненькое гладкое золотое кольцо. Чтобы оно не потерялось, я надел его на палец, раскрыл книгу и увидел, что не пострадали и листы. Книга не была написана ни буквами, ни иероглифами: рисунок за рисунком сменялись на листах, легко и радостно было понимать простой их смысл.

Я сумел только до середины просмотреть Книгу, когда на поляне появилась женщина. Расслабленное тощее тело, облаченное в какой-то белый балахон, измятый и нечистый, двигалось будто бы помимо желания владелицы, подталкиваемое невидимой силою. Нелепо, угловато дергаясь, она подошла и упала без сил возле Книги!

А мы должны были уйти, оставив здесь Книгу на время, чтобы после за нею вернуться. Рисковать Книгою нам не было дозволено и даже преступление ради Книги почиталось бы благим делом, не требующим прощения. Но я сказал своим товарищам:

– Какой вред Книге способно причинить это жалкое существо? Оставим ее!

И они со мною согласились. И, вернувшись, мы не нашли уже Книги. Только та женщина, неподвижная и безгласная, лежала посреди поляны. Я схватил ее за плечи, спрашивал, спрашивал, но пусты, бессмысленны были ее глаза, говорившие лишь о том, что ответа дожидаться бесполезно.

И мы ушли, но вскоре я заметил, что никто не в состоянии ответить отказом ни на одну мою просьбу; каждый становился необыкновенно добр в моем присутствии. И я догадался, что разгадка в кольце!

Я был снова счастлив, г-н Аусель, в этом сне, как в свои давние лучшие дни. Я пользовался этим даром со щедростью и полагал, что дарю людям счастье, они ведь становились добры и друг с другом! Это было прекрасно!

Но опять – до поры. Прелестная женщина согласилась выйти замуж за ненавистного ей дрянного человека – сделалась так добра, к несчастью всей дальнейшей жизни. Надзиратели по доброй воле выпустили из тюрьмы потрошителя: наученный не попадаться, он вскоре опять принялся за свое ремесло-Дар оказался преждевременным. Должно быть, он предназначался тому, кто узнает Книгу до конца, но не было еще такою человека.

Сняв кольцо, я бросил его в воду.

Проснулся я с думою об избавлении. И вот тут, это и случилось!..

Я весьма заботился о том, чтобы не выделяться из толпы, и Вы г-н Аусель, встречали меня не раз – и, конечно же, не запомнили. Теперь иве, сидящему в кресле, причиняло неловкость что-то непривычное: это была огромная, во всю грудь, пышная седая борода!

Жизнь моя окончена, остаток ее посвящу заботе об освобождении. Если я не мог жить как все, то хочу, по крайней мере, умереть по-человечески – не как крыса в этом проклятом подземелье!

Да, конечно, я могу покидать его когда вздумается и даже сейчас нахожусь не там: я давно облюбовал достойное убежище на воле и намерен, освободившись, провести в нем остаток своих дней. Моя комната тиха и уютна, окно открыто в парк, я слышу крики птиц и шелест листвы, различаю запахи подступающей осени. За обыкновенном столом я пишу Вам письмо, которое будет отправлено по почте Вот она, жизнь, какая мне по сердцу! Никому из окружающих не закрадывается в голову малейшего подозрения, даже мой обычай держать дверь всегда на запоре объясняют старческой причудой.

Но, г-н Аусель, стоит уснуть или крепко задуматься – и Вы догадываетесь, что происходит. А ведь с каждым днем мне труднее передвигаться и процедура возвращения, все же требующая усилий, кажется ужаснее и отвратительнее. Пуще всего боюсь, что когда-нибудь не смогу этого сделать.

Попыток избавления предпринято было немало, ни одна не оказалась удачна: ведь действовал я наугад, не имея доныне объяснения чудовищной своей судьбе. Возможно, что я не оказался достаточно настойчив, когда еще хватало сил, что существовал более достойный выход, чем свалить ношу на чужие плечи. Поздно пришедшая догадка обличает вновь мою несостоятельность, однако и каяться поздно!

Впрочем, это было затеяно поначалу лишь в виде опыта. Я однажды предположил, что недоступное мне может сделаться доступным для других, не подвластных никаким зарокам. Честный нотариус получил известные Вам указания, которые весьма его удивили: я готов был на любые условия, ничуть не веря в успех, проявил крайнюю неосторожность. Как был я поражен, узнав, что и нотариус, и все им приглашенные нашли без труда дорогу в покинутый, забытый миром городок, сознаюсь, это повергло меня даже в трепет. На мое счастье, среди вас не нашлось человека с воображением, никто, как догадываюсь, не проник в истинный смысл предложенных условий, а потому все требования, включая даже Ваши, г-н Аусель, оказались далеко не чрезмерны!

Они могли быть любыми – и были бы все непременно исполнены, как исполняются в свой срок без остатка уже высказанные пожелания, за исключением тех, которые вступают в несовместимое противоречие, – тут дело решается в пользу того, кто высказался первым. Своими руками вы изготовили себе судьбу, таково было ваше право, такова цена моей свободы.

Нет смысла спрашивать у меня, как и когда сбудется все занесенное на скрижали г-на Когля, я не могу этою знать и не смею вступать в дальнейшие разъяснения: мы касаемся опасной темы. Для себя я хотел немного: лишь надеялся, что, когда городок будет вновь населен, кто-то пойдет опять прогуляться по лесу, кто-то откроет дверь… Но сразу вспоминается сказка о перевозчике. Случались минуты уныния, я все же, г-н Аусель, сознательно я никогда и никому подобной участи не пожелал!

Может быть, в Вашей власти ускорить события. Может быть, зная об опасности, позаботясь о том, чтоб не подвергнуть ей ни себя, ни другого – несведущего, Вы захотите отворить дверь темницы. Тогда, прошу Вас, будьте осмотрительны! Поиски следует вести в ближайшей окрестности, самое большее, в двух часах ходьбы, в направлении примерно к югу или юго-востоку от окраины. Ничего не могу добавить к описанию дома, из которого вышел на эту прогулку, да и цел ли он нынче! Сад, должно быть, заглох окончательно, изгородь и сарай превратились в труху, однако никуда не мог подеваться небольшой холм посреди леса, ничего не сделалось каменной стене под его травянистым покровом и бронзовой двери.

Это единственный способ нам увидеться, о котором могу Вас даже умолять. Ни при каких обстоятельствах не измышляйте другого: без того достаточно людей, по моей вине страдающих, а наказание было бы тяжким – буду ли я в силах Вас спасти?

Остерегайтесь!

Благодарю Вас заранее.

Подписи не было.

– "Кто-то стоит у штурвала"! – проговорил после долгой паузы Рей, с печальной иронией передразнив патера.

– У штурвала! – буркнул Биллендон, перебирая и рассматривая листки почтовой бумаги, исписанные четким, каллиграфическим почерком – позабытым "рондо".

– Знаете, что я на вашем месте бы сделал?

– Догадываюсь, – суховато отвечал г-н Аусель. – Но я не настолько недоверчив – я просто искал, и искал добросовестно, всеми средствами – вплоть до аэрофотосъемки. Консультации с геологами, археологами, геофизические приборы… – Он махнул рукой.. – И ничего, за все эти годы – ничего ровно!.. Мае тоже приходило в голову, господин Биллендон.., но не то, что вам: я думал иной раз – не ошибся ли он? Та ли эта местность? Тот ли город?..

– ..тот ли это дом, из которого он вышел? – закончил за него Биллендон. – Значит, неспроста вы все принюхивались! Тот, господин Аусель, зря сомневаетесь. Штофные обои – они: были, остатки я ободрал вместе со штукатуркой, паучья тут тоже было – страх!.. Можем вам показать еще фокус. Рей!..

Рей вскочил и направился к зеркалу, но Даугенталь остановил его жестом, протянул руку… Ее невидимое продолжение заставило дрогнуть и медленно отвориться массивную раму. Даже зная, в чем дело наблюдать это было все-таки чуть страшновато! Г-н Аусель кинулся к открывшейся арке.

– Поле, – хмуро произнес Даугенталь – другого качества. – Он опустил руку. – Ну, кто хочет взять весло? – Шутка – если это была шутка – прозвучала нерадостно.

Шаги г-на Ауселя затихли в глубине арки, на лестница Слышно стало, как он чиркает там зажигалкой.

– Иероглифика?.. – донеслось бормотание. – Но послушайте!.. Или это та самая дверь, или… Но я не могу ее открыть!

– Спускайтесь, профессор, – сказал Даугенталь. – Осторожней, там круто!.. Что пришло в вашу умную голову?

– Улетучилось и то, что было, – признался г-н Аусель, щурясь на свет и пошатываясь. – Биллендон, не найдется глотка?., нет, не надо! Неизвестная система письма. Думаю, система фонетическая, но знаки происходят от иероглифов – не египетских и не китайских. Узор – своего рода стенография, традиционный изобразительный стиль.., только на это нужна не одна тысяча лет развития! С чем мы имеем дело, господа? Как она отворяется?

– Никак, – ответил Рей, – но если сумеете…

– Что? – перебил Биллендон. – Так ты думаешь.. – Он чуть не заикался от волнения. – Дверь-то тут при чем? Думаешь, господин Аусель в той стороне не искал? Какая разница?..

– Помолчите, не тревожьте свою совести, – сказал Даугенталь – на редкость мягко. – Никто Не виноват. Так надо: плод поспел и скоро упадет. Кто хочет взять весло?

– Мы слишком много рассуждаем и ничего не делаем, – проговорил г-н Аусель в нетерпении, – Если он там… – г-н Аусель указывал на дверь.

– ..то вы ничего не сумеете сделать, – закончил за него Даугенталь, – да он и не там – не по ту сторону двери. Все в изумлении умолкли.

– Храм Януса, вы говорили? – продолжал в тишине Даугенталь, обводя помещение взглядом. – Храм Януса, профессор, был копия этого храма, фальшивка… Он не работал. Этот работает, – он тоже указал на дверь, – и будет работать, пока не… Гм…

– Вот как? – воспользовался паузой г-н Аусель. – Значит, я не слишком ошибался! – Он даже чуть порозовел от удовольствия. – Но ведь это только остатки здания!

– Ничего не значите сказал Даугенталь, – все пустяки.,. Это машина. Нет машины древней и надежнее, можете даже взорвать, но…

– Простите, дружище! Янус – двуликий бог, один из ликов его глядит в прошлое, другой… Господи, так что же выходит-то у рас, Даугенталь? Машина!.. Машина… – язык его не слушался.

– Нет, – сказал Даугенталь невозмутимо, – не машина времени, хотя насчет эффекта этого Р, ван Винкля вы молодец: догадались… А это, можете считать, автоматический экзаменатор. Помните, я провалился у вас на истории искусств? Так-перетак, теперь, думаю, все провалимся! Справку о Болезни не примут, экзамен не будет отложен! Профессор Аусель, вставайте: профессор Космос хочет задать вам вопрос!.. Садитесь, очень плохо, приходите опять через сто, через двести, через триста лег! Но и это еще не все, что машина умеет.

– Какой-то кошмар… – прошептал г-н Аусель.

– Ха-ха, не беспокойтесь, вам не дадут весла: вы психопат и алкоголик. Нет, необходим нормальный Зрелый человеческий экземпляр, а норма – большая редкость, годится, может быть, один человек на планете – думаю, что так и есть, и, судя по всему, он готов.., почти готов это сделать!..

– Где найти его, как узнать?..

– Дожидаться, – отвечал Даугенталь преспокойно. – бы еще не все нам рассказали, профессор Аусель.

– Да, – сказал г-н Аусель после минутного колебания, и признаюсь во всем!.. Видите ли, в конце концов я все же усомнился, заподозрил мистификацию и… – остальное он проговорил с отвращением, медленно присоединяв слово к слову, – нанял сыщика, чтобы проследить за нотариусом и установить местонахождение Клиента…

– Ого! – воскликнул Биллендон. – И что ваш сыщик?..

– Понятия не имею ни о чем, кроме того, что заплатил ему вперед… Я ничего ему не открывал, он должен рыл проследить все контакты – любые…

– Но донесения поступали?

– Господин Биллендон, – г-н Аусель это произнес не без торжественности, – я в тот самый день запил и провел это время в абсолютном беспамятстве!

– Вам повезло, – сказал Даугенталь. – Но правильнее, вас спасли.

– Так-так-так!.. – сказал Биллендон, скребя в затылке. – Перета!..

Реванула синена, странным образом – дважды. Из прихожей послышались шаги: Молодой человек возвращался после того, как увидел, что в окнах Дамы, трижды мигнув, погас свет.

– Вот еще случай!.. – Сказал Биллендон. – Эй, зайдите-ка сюда! – позвал он гостя, и тот появился в дверях.

***

Всем почти одинаково запомнилась эта минута и последовавший разговор, уточнить пришлось лишь отдельные реплики, так что, можно считать, восстановлен он здесь с точностью до Запятой.

– Вы много чего знаете, – с такими словами обратился к страннику Биллендон. – так не сумеете ли отворить вон ту дверь?

Пожалуй, эти слова привели собеседника в замешательство, но поручиться трудно.

– Ваше ли дело об этом просить? – отвечал он, довольно некстати. – И не поздновато ли для прогулок?

– Это уж кому как!..

– Отчего не попробовать? – сказал молодой человек, рожав плечами. – Только сами уж, ради бога, гуляйте: я ни за какие коврижки не соглашусь!

Удивил ли его обнаруженный за зеркалом тайник? Хоть вид такой он обязан был сделать – или уж решил откинуть всякое притворство? Не располагаем ничьими показаниями на этот счет.

Рей протянул ему фонарик, молодой человек его не взял. Все столпились возле арки у подножья лестницы, затаив дыхание… Дверца не скрипнула, отворяясь… Она оставалась открытой, когда странник спускался по ступенькам назад в мастерскую. Не дух древних мистерии ворвался в нее, но обыкновенный влажноватый ночной воздух!

– Я могу идти спать?

– Спокойной ночи, – сказал Биллендон.

– А на сон грядущий, – добавил молодой человек, – если господин Аусель не против, я прихватил бы это письмо! – он указал на стопку каллиграфически исписанных листков.

– Его содержание вам известно, – уверенно сказал Даугенталь.

– Не могу припомнить всех подробностей… Даугенталь кивнул.

– Да, память могла быть получше! Меня вы помните? Да нет, не в эти дни! – Даугенталь опережал ответы. – Это было несколько.., могу сказать точнее.., нет, ничего не скажу!..

– Коллега! – сказал г-н Аусель в страшном волнении. – О чем мы… Боже мой, если этот юноша – только он! – может войти…

– Ха! – отвечал Даугенталь. – Мы все войдем в эту дверь – отправляйтесь хоть сейчас, пожалуйста! Только кто, интересно мне, выйдет? А он вообще не желает входить и может этого не делать, его право.

– Верно, – сказал молодой человек, поворачиваясь к нему и глядя на него во все глаза. – Доктор Даугенталь!.. – голос его сделался глуховат. – Вы правы, память у меня оказалась похуже, чем я думал, но все же я припомнил кое-что – нет, не все… Почему вы так недобры? Я знаю, что вы можете больше, чем говорите, – нам всем не в пример. Кто из них, – он указал на окружающих, – знает, что вы способны видеть даже мысль в момент ее рождения? Я не говорю…

– И не говорите, – невозмутимо отвечал Даугенталь.

– Почему вы не хотите ничего отдать из того, что имеете? Почему не пойдете туда сами?

– Отвечаю: потому что я урод – машинка для размышления, у меня не развита душа, она – зародыш. Если бы я оказался на вашем месте, знаете, что я стал бы делать? Я но стал бы делать ничего! Вы – жаль огорчать, но скажу в лицо: вы тоже не принесете удачи!

– Может быть, еще не поздно изменить.., я хочу сказать – заменить…

– И вакансия останется свободной. Это будет означать хаос, катаклизм, хотя, наверное, что-нибудь предусмотрено…

– Кого же хотели бы вы на этом месте видеть?

– Не знаю, – сказал Даугенталь. – Если бы коллега Рей и эта девчонка сделались одной личностью, это было бы самое лучшее из всего, что мне известно. Но этого нельзя, и они еще не люди. Пойдете вы, ждут вас…

– Я не пойду.

– Вы пойдете и причините огромный вред. Я знаю, что вы намерены сделать.

– Я не пойду, но снова спрашиваю вас: почему вы так недобры? Да, я сделал бы то, чего вы боитесь, если бы пошел, но почему вы этого боитесь?

– Потому что этим способом вы можете покончить вообще с человечеством – расой разумных существ. Да, горько, что люди страдают, но страдая, они развиваются, эволюция продолжает идти…

– Пусть развиваются не страдая?

– Он думает, это возможно! – желчно произнес Даугенталь. – Страдание – плата за эволюцию, а эволюция – единственный признак того, что существование имеет логический смысл.

– Оно его имеет?

– И он обнаруживается в эволюции! Что могли бы, думать о смысле своей жизни вирусы, водоросли, мхи, лишайники, на какое отчаянье были бы осуждены? Но мы знаем, что жизнь их имела великий смысл: они подготовили для нас планету, сделались нашими предками. Рассуждайте по аналогии, смысл всякого существования обнаруживается только в следующем эволюционном слое – только потомки…

– Обнадеживающее заявление!..

– Ха! – отозвался Даугенталь. – Но я пока говорю о логическом смысле, коллега! Наша логика, наш интеллект не обнаруживает в существовании этого смысла, намек на него усматривается в эволюции. Но душа о нем подозревает! Это нелогично, что человек желает жить, нелогично, но мудро. Смотрите-ка: логично поступивший самоубийца объявляется сумасшедшим – и никто из вас не удивлен. Когда вы стоите там, под окошками, вы думаете о смысле жизни? Нет, вы его просто имеете! Правильно, что человеку этого мало, потому что он не вирус и не мох, он может сам вести свою эволюцию, искать логический смысл, который есть тайна. Отвечу, сколько сейчас могу: человек – сам ключ ко всем тайнам, а лучше сказать, он сам должен превратить себя в этот ключ, как это делается – не загадка, мы каждый день это делаем, только всегда ошибаемся. Мир же не так глуп, как нам кажется, чтоб нам довериться. Испорченный ключ открывает фальшивые двери! Так и останется, пока вся наша деятельность будет пародией на те, что мы должны были бы делать по-настоящему. Вот вам еще: жизнь кажется бессмысленной тому, кто не ищет в ней смысла или делает это вяло. Энергичные поиски – даже одни только поиски, коллега! – уже снабжают нас этим смыслом до отказа. Величайшие тайны открываются не умнейшим, а настойчивейшим – тем, кто неотступен Думаете, зря называли греки Платона божественным, думали, что Пифагор и Эмпедокл имеют сверхъестественные возможности? Не входя в детали, одержимость, углубленность в тайны мироздания на самом деле приносят знание этих тайн.., и кое-какое умение! Может быть, и сама логика не столь неуязвима и должна быть преобразована. Может быть, должны быть преобразованы мы сами, чтоб возникла новая логика.

– И может быть, – подхватил странник, – то, чего вы боитесь, – это и есть нужный путь…

– К тупику, – сказал Даугенталь.

– Не может быть! Но если и так, пускай человечество даже не развивается, только не страдает.., не страдает, как нынче – горько, унизительно, недостойно даже существ, которые не обладают разумом! – Сказано это было с истинной страстью.

Даугенталь ничего не ответил.

– Ну. – сказал Биллендон, – я так и не понял, кто победил маленький Давид.., или маленький Голиаф! Даугенталь рассмеялся.

– Поздно спорить! Профессор Аусель, если вы хотите взять у своего сыщика отчет, вытащите его из-под лестницы, Иначе он стащит письмо.

По сведениям, полученным от г-на сыщика, за истекшие месяцы? нотариус отлучался из своей конторы только однажды: на прошлой неделе он посетил некое частное убежище для престарелых в пригороде столицы…

 

Глава 2

Г-н Аусель еще вечером чуть не ринулся продолжать срои поиски. Его кое-как уговорили дождаться хотя бы рассвета – решающий аргумент Биллендон выставил из своего шкафчика со спиртным… Надобно отметить, что интерес, проявленный г-ном Ауселем к содержимому шкафчика, был на этот раз не слишком пылок – только достаточен, чтобы внять разумным советам. Но на заре, когда внезапный звон колоколов взбудоражил весь дом, г-н Аусель окончательно собрался в путь. Его не удерживали Даугенталь напоследок сказал:

– Не надейтесь найти то, что ищете, коллега: найдете то, чего не ищете!

Г-н Аусель не ответил. Он поднялся по ступенькам до открытой двери, перешагнул высокий каменный порог и оттуда, из глубины ниши, ведущей наружу, крикнул им:

– Я скоро вернусь!

– Ты уже вернулся, – как бы про себя – и довольно загадочно – пробормотал Даугенталь.

Рей покосился на него с некоторым недоумением. Он не все понял в той довольно сложной теории, что излагалась ему вечером. Эта теория трактовала время как особое пространство, где процессы можно себе представить в ролях, обладающих протяженностью и массой, рельефом…

Выводы противоречили очевидности: Рей видел за таинственной дверцей всего-навсего г-на Ауселя, с трудом продирающегося сквозь тот самый кустарник, который вчера доставил кучу хлопот и царапин ему самому. А там, дальше, за кустами, белела плитняковая ограда усадьбы Ничего не изменилось, кроме только запаха, – ровно и мощно вливался в открытую дверь запах цветов шиповника…

Это лишь и помешало Рею выскочить вслед за г-ном Ауселем. Ректор может вести себя как ему угодно, а Рей должен в срок явиться в колледж, хотя при этой мысли у него зубы ныли: Марианна сразу в подробностях распишет девчонкам, и класс весь будет хохотать, а ты сохраняй невозмутимость… Не отвяжется она, как видно, никогда – чего зря надеяться!..

– Рей! – послышалось из прихожей.

"Легка на помине!" – подумал он и заспешил навстречу, рассудив справедливо, что тайну двери Марианне знать ни к чему.

Он думал, он решал, но ничего уже от решений его не зависело, последний случай задать Даугенталю несколько важных вопросов – и тот был упущен.

– Рей! – затараторила Марианна. – "В городе будет мятеж, вот тебе браунинг – отстреливаться! Ой, запах – как в оранжерее! Это что тут у вас?

Не дав ему опомниться, она проскользнула мимо – в мастерскую, охнула… Рей, вбежав следом, увидал ее уже на лестнице!

– Сумасшедшая, постой! – завопил он.

Куда там…

***

Когда начальник оккультного отдела, согласно предписанию, проник в незапертый дом, там уже не было никого – даже Звереныша, но это обнаружилось не сразу: реципиенты ничего не учуяли.

Начальник был ужасно расстроен: организовывать оборону – вовсе не по его части, разбазаривание интеллекта – таково имя этому, господа! Топчась в прихожей, он, отдавал довольно бестолковые распоряжения своим сомнамбулическим сотрудникам, они медлительно их исполняли и невозмутимо принимали новые, противоречащие прежним. Прибытие агентов, доставивших оружие, довершило дело к инструкциям президентши эти типы добавили несколько слов от себя.., или своего настоящего шефа, какая уж разница!..

Да-с: переплет!.. И дернул же черт за язык сказануть президентше, что ее телохранители – люди Тургота. Думал оказать услугу государству, чтоб ему пусто было! Как теперь быть? Использовать особые способности? Не выйдет, агенты явно предупреждены: мешают говорить, смотрят в сторону. Кто, интересно, их проинструктировал?

Сотрудникам хорошо, они в состоянии транса, даже за собственные поступки не несут ответственности Бандиты, конечно, потребуют, чтобы он истребил лишние сведения, из памяти подчиненных, прежде чем примутся за него самого. И все будет шито-крыто: приближаются уже с ревом. и грохотом, под звуки духового оркестра те, кого обвинят потом в злодеянии…

Пожаловаться ее превосходительству? Э, ворон ворону глаз не выклюнет, все, по-видимому, согласовано.., или соответствует имеющемуся давно соглашению – опаснейшая мысль!.. Самому пустить в ход оружие?

Пистолет ходуном ходил в его руке. А уж у них-то ручка не дрогнет, не в таких бывали переплетах, профессионалы, не управишься…

Агенты вышли на крыльцо, чтобы стеречь входную дверь снаружи. Оккультист отер пот. Чего он так разволновался? Ничего не потеряно, пока в его руках Даугенталь и еще кое-кто поважнее: мадмуазель Марианна.

Где они, кстати?

Передышка была использована для того, чтобы обыскать дом, где не обнаружилось ни одного обитателя. Начальник оккультного отдела пришел уже в полнейшее отчаяние, когда один из реципиентов, повинуясь случайно отданному распоряжению, взял мысленно след Марианны.

С этой минуты пошла без перебоев информация – довольно увлекательная!.. Им неплохо, черт побери – там, где они находятся, всем неплохо, – и никому нет никакого дела до его переживаний!

Где у них этот запасной выход? Никто не имел приказа оборонять пустой дом. Агенты, коли им угодно, пускай отбиваются, это их специальность, пускай даже доблестно падут на пороге, окажут такую любезность… Итак?..

***

Марианна легко перемахнула через ограду, которая накануне показалась Рею гораздо выше, чем на самом деле, – правда, она была почти скрыта кустами. Там, дальше – должен быть пологий склон…

Дальше и впрямь был пологий склон, но над кустарником возносили деревья свои тяжелые разлапистые кроны – начинался лес!

Рей на бегу оглянулся. Дом был еще виден…

***

Но как из наружной ниши выбралась в заросший двор команда оккультистов во главе со своими позеленевшим от неприятностей начальником – этого увидеть было уже некому.

Что сейчас там у них в доме начнется! Рев толпы и грохот оркестра сотрясали даже циклопические стены мастерской. Хорошо, что существует этот запасный выход, найти его оказалось пустячным делом, ушедшие не догадались сызнова его замаскировать. Ну, понятно, разве можно было ждать такого оборота!

Оккультисты проявили зато осмотрительность: рама зеркала надежно прикрывала арку у них за спиной. Обороняйтесь без нас!..

Начальник ждал пальбы, а потому не сразу обратил внимание на странную подробность: шум толпы и звуки оркестра, которые здесь, снаружи, должны были звучать гораздо громче, были теперь едва слышны. Что за непонятная акустика?

Загадка не показалась опасной, она ничего не могла значить рядом с тем, чего удалось избежать. Они живы, они на свободе – ну так за дело! И Даугенталь не уйдет: вся местность оцеплена войсками, откуда-нибудь да поступит сигнал о его появлении – долго ли своевременно подоспеть… А еще важнее приглядеть за мадмуазель Марианной – это зачтется!

– Где она? – обратился он к реципиенту, и тот голосом Марианны ответил:

– Гляди: река! Давай-ка искупаемся!

Черт побери, откуда здесь река? Да и леса никакого вроде бы не значится… Впрочем, чего они стоят, эти карты генштаба? Копируют с одних и тех же образцов, а выдают за новые – и получают денежки, старый фокус. Но вот ведь дрянь – задумала купаться!

Он мысленно прикусил язык. Что за пропасть – никакого контроля над мыслями! Знает же сам, что начисто их стереть ни в одном мозгу не удастся, всегда останутся хоть следы следов – при некотором опыте… Вот, опять! Ну-с, начинаем думать как положено: следует позаботиться о том, чтобы милая мадмуазель не утонула случайно в этой паршивой речонке – благоговейней, почтительней! – и не огорчила тем свою уважаемую матушку, – вот так будет правильно. Да и самим не мешает оказаться подальше от этого разнесчастного дома, да поскорее! Бр-р!

Он бы сам с удовольствием искупался, но его удерживает долг.

Оккультисты, перебравшись через ограду, углубились в лесную чащу. И опять же некому было увидеть, когда наступило время, как громадный черный пес, приплясывая от нетерпения, выволок за собой на веревке сержанта Дамло и как тот упирался, как сапожищи вспарывали дерн… Пес рванулся изо всей силы, веревка лопнула, славный сержант повалился на спину, пятная форменный сюртук соком травы.

Выбежавший следом репортер с легким злорадством прокомментировал событие, затем продолжал на бегу, преследуя собаку и полицейского:

– Мы очутились в очаровательном уголке, дорогие радиослушатели, я не подозревал, что окрестности так хороши – полная неожиданность! Какие краски и ароматы, а цветы – это что-то невиданное, райский сад в день творения! Не могу поверить собственным глазам – спрашивается, где они были прежде? Честное слово, хочется остаться здесь навсегда: небо.., солнце.., не нахожу слов!

Репортер испустил в микрофон очень внятный лирический вздох.

 

Глава 3

Железный Звереныш настиг их уже на берегу.

Облепленный рыжими муравьями, он выкатился из кустов, замер от счастья: сыскалась работа! И сразу принялся набивать свой контейнер чистейшим речным песочком, вообразив, будто это особая пыль. Вскоре он уже суетился, выбирая участок для свалки.

Муравьи деловито за ним наблюдали.

Марианна сразу плюхнулась в воду, Рей задержался, увязывая пожитки в узлы.

Прозрачная вода лесной реки была прогрета солнцем до самого дна, отличалась от воздуха только на ощупь. А течения почти не было, хоть против него плыви вдоль плавных медлительных изгибов берега, по которому, иногда пропадая из виду, колесил нагруженный узелками Звереныш.

– Скоро есть захочется, – сказала Марианна, – тогда сбегаем накупим всего и опять удерем сюда!.. – "Дурочка, бедная дурочка!" – подумал Рей с жалостью, но промолчал. – Так рада, что приехала! В резиденции, конечно, веселее, музыка играет целый день, но тебя гвардейцы не пропустят… Здесь, стояла бы хорошая погода, жить бы до старости, зачем нам колледж! – "Как еще туда запросишься!" – подумал Рей. – А он чтобы нас не нашел!

– Кто? – спросил Рей.

– Детектив, – сказала Марианна, – скоро пришлют! Когда мамочка едет на воды, папочка всегда нанимает детектива, так принято, но это ерунда: развестись я все; равно не разрешу! И ты думаешь, когда единственная дочь сбежала с бесприданником…

Поперхнувшись, взглянула исподтишка. Не обратил внимания, или не расслышал, или давно перестал слушать Слава богу, хотя и обидно. Угораздило мамочку делать запросы в особое бюро!.. Лучше бы вовсе ничего не знать. Молчать тяжело, болтать неделикатно.

Марианна перевернулась на спину, подставив солнцу носик – пускай его облупится, раз она такая несчастная! Речка потихоньку несла энергичное тельце в глубину леса под смыкающиеся над головою своды древесных крон, не знающие угомону руки плели под водою венок из водяных лилий. Как Офелия! Стриженая голова Рея мрачновато чернела в тени, он устало сопел и, кажется, непрочь был обсушиться. "Тучен и одышлив", – вспомнила Марианна и хихикнула из воды.

– Чего ты? – спросил Рей.

– Сравнила тебя с Гамлетом, – ответила Марианна – Опять глупости!..

– Ой!..

Они открыли этот мир и думали, что он принадлежит им. Оказалось, что не совсем. С берега донесся рев и топот.

***

Виноват был Звереныш. Продолжая колесить меж стволами, он обнаружил нечто восхитительное: покрытый глинистой подсохшей коростою бок незнакомого существа, растянувшегося в сладкой дремоте поперек лужи.

Звереныш скинул узелки, удлинил телескопические конечности, выдвинул коготки и ринулся производить уборку!

Животное, фыркнув, вскочило.

Марианне и Рею видывать такое доводилось только в зоопарке да на картинке! С клыками, со щетиною, свисавшей до земли, зверь устремился к воде. Звереныш за ним, а над кустами, подобно взрывам, возникали другие мохнатые туши: оказалось потревожено целое стадо. Под топотом трясся берег. Первый беглец всколыхнул реку, словно катер. Вода забурлила как кипяток, когда в нее обрушились остальные.

Фыркая, злобно косясь, проплывали они мимо человечьих детенышей, но либо не сочли их стоющей добычей, либо, полагая, что для такой паники должна быть важная причина, спешили спастись. И не одни они: воздух потемнел от птичьих стай и пчелиных роев, и чьи-то стремительные силуэты пронеслись в ветвях, свисающих к воде!..

Когда все успокоилось, Марианна спросила дрожащим голосом:

– Рей, откуда здесь обезьяны?

– Что?!

– Обезьяны! Белые, без шерсти!

– Это тебе с перепугу почудилось?

– Ничего не почудилось, я плыла на спине и увидела! Без шерсти, без хвостов… Послушай, Рей, это не обезьяны, это еще хуже: дикари, белые дикари! Как интересно! Они прыгали там, будто Тарзаны!

Такова была первая встреча с обитателями нового мира, и она кажется нам не лишенной своего значения… Понятная наивность, – скажут нам. Да, разумеется. Но не только!

– Ты с ума сошла, – сказал Рей. Тут-то Марианна и ответила:

– Если я сошла с ума, то очень хорошо, что вместе с тобой, а не с Арнумом Гентчером, вот был бы ужас-то, правда?

– Для Гентчера! – буркнул Рей.

– Враки: Арнум бы очень обрадовался!

"Где твой Арнум? – подумал Рей, содрогаясь от бесполезной, а потому и бессмысленной жалости. – Где Арнум Гентчер, великий лоботряс, где его инкрустированный аэробус для веселых компашек, где сами компашки, а также слуги, егеря, пилоты, матросы и вся эта хлопотливая скукота? Где все? Где все?" Он был в предположениях поспешен. Стрелки таинственного механизма не завершили своего оборота, и помянутый Гентчер не рассыпался пока еще во прах, был живехонек и, стало быть, развлекался вовсю, добивая каникулы, и не оборвалась еще невидимая нить связи со всем, что оставалось позади, – вскоре предстояло в этом убедиться.

Рей ничего не сказал Марианне. Та продолжала плести свой венок, который как-то умудрилась не выронить даже в суматохе.

***

Они вышли на белую песчаную косу, попрыгали, избавляясь от воды в ушах, разлеглись на горячем песочке.

– Есть ужасно хочется, – призналась Марианна, – поднялась из-за тебя в такую рань!

Рей пропустил это мимо ушей. Обломком ветки он пытался начертить на песке план местности, нанося на него все, что удалось сегодня увидеть. Внимание его особо привлекал холм довольно правильных пирамидальных очертаний, отличавшийся от других этой формой и значительной высотою: вершина его была скрыта облаком!

– Когда мы поженимся, – продолжала Марианна, рассердившись, – я буду варить тебе кофе и вообще работать не покладая рук, как мамочка, но пока что раздобыл бы хоть кусок хлеба, честное слово!

Рей и тут промолчал, хотя услышал. Не хотелось объяснять девчонке, что им придется самим изыскивать теперь способы пропитания и, должно быть, не слишком привычные, но какие? Над этим он сам ломал себе голову.

Поныв еще немножко, Марианна успокоилась и замолкла. Солнышко так славно пригревало, и спать, пожалуй, хотелось даже больше, чем есть… Внезапно она встрепенулась:

– Ты слышишь?

Издали донесся чей-то крик. Рей вскочил на ноги.

***

Черный пес появился в кустах на берегу беззвучно, как призрак, затем под его лапами с шорохом взорвался песок: пес мчался к ним!

– Кьерк! – закричала Марианна.

Он попросту взлетел от счастья и приземлился ей пол ноги, взвился снова, облизал ей нос, прижался боком к коленкам, почти обняв ее гибким, глянцевым корпусом, так что хвост чуть не касался мокрого черного носа! Он вывалил язык, оглушительно дыша, ребра выперли, хвост ходил ходуном, морда была глупейшая… Звереныш, оставив узелки амуниции, рискнул подкатиться к собаке с услугами, Кьерк сперва зарычал, потом, видать, понял что-то по своему, по-собачьи: они со Зверенышем братски обнюхались. Железный брат принялся за свое дело. Кьерк повел кровавым глазом на Рея: кто, мол, такой?

– Кьерк, это Рей! Подойди, поздоровайся! Пес, прихрамывая, подошел к Рею и с видом посла иностранной державы протянул ему лапу – окровавленную, с налипшим песком. Марианна, увидев, охнула:

– Бедненький!.. И накормить тебя нечем, сами, брат, с голоду помираем!

– Вот и хорошо, – некстати сказал Рей и пояснил в ответ на недоумевающий взгляд Марианны. – Хорошо, что он прибежал. Ты с ним оставайся, можешь даже поспать. А я вправду сбегаю, попробую добыть чего-нибудь.

У него не было никакой охоты брать с собою девчонку в эту маленькую экспедицию – вовсе не за едой…

Марианна помедлила, но, взглянув на израненные лапы Кьерка, согласилась.

– Ладно, только ты поскорее! А если встретишь каких-нибудь девчонок, не вздумай к ним приставать!

Оставшись с Кьерком и Зверенышем, она перебралась поближе к берегу, в густую тень деревьев.

***

Начальник оккультного отдела проморгал появление Кьерка из-за того, что хлопот у него прибавилось, все требовало внимания и размышления, а лучший из реципиентов не был обязан докладывать о том, о чем начальство не спрашивало. Так возник этот пустячный дефицит информации, повлекший неисчислимые бедствия!

Позднее он корил себя за то, что долго оставался в заблуждении, будто со своею командой находится в ближайшей окрестности городка, – и это зная, что городок со всех сторон окружен – взят в кольцо десантными частями с целью не дать Даугенталю возможности ускользнуть! Давно пора было натолкнуться на какой-нибудь передовой дозор, а местность между тем оставалась совершенно безлюдной. Один вопрос любому реципиенту, один ответ – и надо было бы строить какие-то совсем другие планы, планы спасения.

Необходимость в том была, и самая грозная. Из разговора президентши с генералом по телефону сделалось ясно, что не только карьера, сама жизнь висит на волоске. Оккультист знал, как волосок этот легко обрывается, тем более, если тебя обвиняют в провинностях, из которых мельчайшая – дезертирство. Еще важнее – кто обвиняет, от этого зависит, будут ли выслушаны твои оправдания.

Он точно знал, что от него будут в любом случае избавляться. Ну так он сам их от себя избавит, и постарается это сделать без урону. Его еще доставят с эскортом к границе, которую он изберет, чтоб пересечь, а там.., вот там и подумает о дальнейшем!

Рея, отправлявшегося на разведку, оккультист решил не трогать: так даже лучше – меньше шуму. Выждал, когда тот скроется из виду, и затем приказал сотрудникам вполголоса:

– Вперед! За дело, ребята!

***

Кьерк, насторожившись, заворчал. Марианна в полусне велела ему молчать. Затем ей послышался скрип песка под чьими-то ногами. Рей возвращается? Она приоткрыла один глаз и увидела двух незнакомцев довольно отвратительного – какого-то одурелого – вида.

– Кто вы? – спросила Марианна, садясь.

Они не ответили и не остановились – так и продолжали приближаться на цыпочках, хотя это было теперь бессмысленно – однако ведь инструкции никто не изменил!

Один из незнакомцев потянул из кармана наручники. Марианна вспомнила о пистолете в сумочке, но спохватилась – не было нужды…

– Фас! – крикнула она.

Кьерк, скрытый в тени, слившийся с нею до неразличимости, давно был готов – он словно выстрелился… Все было окончено вмиг: оба противника распростерлись на песке, один с расквашенным носом. И все же ни выражение лиц, ни взгляд не изменились – будто ничего не произошло.

– Молодев – сказала Марианна Кьерку. Тот заскулил от счастья, взбил хвостом песок, не ослабляя, впрочем, бдительности – косясь на лежащих.

– Если бы вы прилично себя вели… – обратилась к ним Марианна. – Ой, а это кто? Кьерк!..

– Здравствуйте, драгоценнейшая мадмуазель! – закричал издали начальник оккультного отдела, сияя широкой гнилозубой улыбкой.

– А, гипнотизер! – отозвалась она. – Это ваши? – Марианна указала на распростертых сотрудников.

– Как можно! – отвечал брезгливо оккультист. – Не имею к мерзавцам ни малейшего отношения. Прибыл по поручению вашей матушки…

– Дар – сказала Марианна. – Вас только н не хватало! Ладно, пришли так сидите. Вот сейчас придет Рей… – Она украдкой зевнула в кулак.

– Какая хорошая собака! – льстиво произнес оккультист, в самом деле садясь.

– Он папин, – сказала Марианна, – натаскан его охранять, но меня любит больше: удрал из дому, пешком всю дорогу, бедняжка! – погладила Кьерка и снова прикрыла зевок.

– Я вижу и вам хочется спать, – проговорил оккультист озабоченным, крайне сочувственным тоном. – Устали, бедненькая!

– И не говорите…

– Даже двинуться лень, верно? Отдых вам совершенно необходим!

– Давно бы спала, кабы не эти связывальщики… – Вот и поспите, а мы с собачкой их посторожим! Правда, собачка? А потом доставим куда следует, там разберутся!

– Я недолго!.. – бормотнула Марианна.

– Ну? – сказал оккультист, хвастливо оглядывая лежащих. Те тупо молчали. – Не могут справиться с пустячным поручением. Во все надо входить самому! Беда с вами, – прибавил он добродушнее, так как во всем случившемся не было ничьей вины, кроме его собственной. Этим живым роботам придется сообщать капельку самостоятельности, но не теперь – после, после!.. Им всем хорошо: они спят, а вот ему после бессонной ночи…

Он с хрустом потянулся, однако Кьерк, до этого смотревший снисходительно, приподнял губу, издал невесомое рычание. Оккультист опасливо опустил руки. Не мелькнул;! ли на лицах подчиненных усмешка? Быть этого не могло, но он все равно обиделся.

– Рано радуетесь!.. пробормотал он.

– Я вам сейчас докажу! Мадмуазель! – позвал он. – Девочка! Спи, но слушай меня, слушайся меня! Спи, но прикажи собаке лежать! Потом ты встанешь и пойдешь за мной! Слушайся меня: спи…

– Отстал бы, ар – донеслось до него. – Болтаешь как заведенный: спи да спи, без него не знают, вот скажу Кьер… – посапывание возобновилось.

– Ты будешь спать, – выждав, продолжал гипнотизер – без прежней уверенности, – будешь слышать мой голос, и когда…

– Р-р-р!.. – вмешался Кьерк, обнажая клыки. Гипнотизер обмяк. Наступила долгая тишина, которая прервалась затем топотом сапожищ: появился Дамло. Кьерк поприветствовал приятеля взмахом хвоста.

– У, паршивец!.. – сказал Дамло грозно. Поглядел на Марианну. – Так, дрыхнут! А это что за народ?

Гипнотизер щелкнул Пальцами, и сержант уставился на эти пальцы, не понимая, что в них так блестит.., блестит.., блестит…

– Сейчас мы уснем, – приговаривал гипнотизер задушевно, – и посмотрим хорошие сны.., самые лучшие сны., увидим все, что нам захочется – так спится крепче.., крепче.., что нам желается, то и увидим, а чего не желается.,.

– Уснем, конечно… – непослушными губами выговорил Дамло. – Хотя глупости.., не время…

Он встрепенулся, однако противник был настойчив.

– Уснем, уснем!.. – проворковал он, поводя легонько пальцами.

– Но я желаю видеть все как есть на самом деле, – из последних сил бубнил Дамло, проваливаясь в сон, но еще барахтаясь, – и неукоснительно исполнять.., продолжать неукоснительное…

– Попробуйте, я согласен! – снисходительно разрешил гипнотизер. – Это даже весьма любопытно, вы мне сообщите после, что получится, мы, считайте, поставили опыт!.. Спите, спите, я ведь сказал…

– Вот они где! – послышался ласковенький голосочек г-на сыщика. – Нуте, что у нас тут происхо…

– Происхо – перебил гипнотизер, возвращая себе полуутерянную амбицию.

– Узнаете, что происхо! Кто таков?

– Я частный детектив, – оробело ответил сыщик. – Как я догадываюсь, вы из главного…

– А журналист, конечно, следует за вами?

– Следует!..

– Ну-ка вздремните!

– Но я не хочу!

– Они все не хотели, сказал гипнотизер, – но, как видите, спят! Эй, господин журналист, не стесняйтесь, идите сюда!

Звук этого голоса заставил репортера оцепенеть в момент: это был как-никак третий сеанс. Он подошел уже спящим. От этого гипнотизер почувствовал себя в редкостной форме, хотя руки тряслись от усталости. Вокруг стоял дружный храп. Индуктор и реципиент разоспались за компанию: на них тоже подействовало Оставалась бодрствовать только собака – укор самолюбию, вредная тварь!

– Не попробовать ли? – спросил себя гипнотизер и уставился на Кьерка.

Кьерк лежал, не отводя взгляда. Конечно, он вскочил бы при неосторожном движении, но никто делать таковых не собирался, жесты были скупы, плавны, точны, вполне приемлемы с собачьей точки зрения…

Это, или переливы храпа, повлияло и на пса. Он зевнул. показав всю красу ужасающей пасти и длинного, как транспортер, языка. Челюсти гипнотизера тоже раздвинулись в неудержимом ответном зевке. Черт возьми, нелегкие выпали сутки, предстоящие будут не легче.., нет, не легче.., все как-нибудь обойдется, обойдется!..

Перед ним мерцали добродушно-кровавые божьи глаза "Обойдется без чего? – подумал гипнотизер, – А чего?.. Ничего…" Во всеобщий храп влилась новая чарующая нота. Так шальная мысль сгубила всю блистательно задуманную затею. Драгоценное время было упущено.

Когда Рей вернулся, Кьерк неохотно позволил ему разбудить Марианну, и та была чрезвычайно удивлена окружившим ее многочисленным обществом. Никого не тревожа, они вместе с Кьерком и Зверенышем удалились…

– Куда мы идем? – спросила Марианна.

– Я нашел удобную пещерку… И еще кое-что, – осторожно ответил Рей, оглянувшись на спящих. Но все-таки эта фраза дочти чудом застряла в дремотном мозгу одного из реципиентов…

Таинственный механизм продолжал свою неумолимую работу.

 

Глава 4

В то время как одни прохлаждались в дремучем лесу, другие трудились, трудились не зная устали.

Народонаселение и муниципалитет должны были, наконец, оценить своего мэра. Гостиница впервые оказалась переполненной. Номеров не хватало. Вестибюль был загроможден тоннами чемоданов. Портье поминутно симулировал инфаркт.

Персонал следовало заменить, и мэр его заменил, дело пошло веселее, однако проблема размещения прибывающих обострялась, пока неповоротливому населению внушали идею брать постояльцев. Громадная партия складных кроватей, доставленных воздушным транспортом, пошла нарасхват, пластиковые палатки тоже, хотя иные жмоты-туристы приволокли с собой собственное дранье, а назначенные мэром цены казались кое-кому чрезмерными. Возражающим указывали, что каждая палатка является одновременно сувениром: супруга и дочь градоправителя наклеивали на них герб города, тайно придуманный и срочно отпечатанный в крохотной городской типографии на бязевом полотне. Остаток тиража был позднее распродан так же и, между прочим, по цене, превышающей первоначальную стоимость палатки: тугодумы спохватились!

Громкоговорители, позаимствованные у вооруженных сил, во всю мочь транслировали репортаж из загадочного леса, пока он длился, а когда прервался, – было объявлено, что по техническим причинам, – принялись повторять его в записи. Вовсю шла торговля входными билетами, пришлось отворить ворота На улицу, а народ все прибывали прибывал!

В приемной ратуши, помимо орды газетчиков, томился знаменитый охотник-миллионер, направлявшийся в Северную Африку, но изменивший маршрут в надежде поохотиться в этом лесу. Ему требовалась лицензия и ночлег: места в гостинице не досталось ни ему, ни многочисленной челяди Насчет лицензии сомнений не было. Согласно репортажу, зверье там водится, пускай чего подстрелит, жалко, что ли. А насчет ночлега – придется, пожалуй, пристроить его здесь, в кабинете, на диванчике.

Секретарша доложила о приходе какой-то ученой делегации. Мэр покривился.

– Подождут, – коротко заявил он в ответ на перечень титулов, у него было более важное дело, держа телефонную трубку, он ждал совместного решения министерств почт и финансов насчет выпуска специальных памятных почтовых марок с тем, чтобы основная часть поступила в распоряжение муниципалитета. Надо будет еще подослать человечка – пусть организует ошибочку при печатании: две-три штуки, хо-хо, как после взовьются филателисты! Сколько взять с миллионера за ночлег?

Трубка загудела: говорила столица. Совершенно недостойная центра массового туризма связь. Принять меры! – Он черкнул на листочке. – Канцелярию придется расширить. Учредить секретариат. Дамочка не справляется, к тому же, как выяснилось, атеистка, вот что творится код самым носом! Между прочим, не позвонить ли в Ватикан? Есть же у них списки рекомендованных кинофильмов, отчего не быть таковым же для рекомендованных мест посещения? Обязаны они о нас заботиться, – если не произойдет какая-нибудь реформация, чего допускать не следует, – пускай не портят наших отношений с Римом! Переводчики будут нужны, да чего там – будут, – они уже сейчас необходимы. Тут в кабинет без доклада ворвался какой-то лощеный господинчик с забинтованной головой. Мэр, прижав трубку плечом, кликнул секретаршу, велел выкинуть нахала вон и продолжал кричать:

– Да-да! Завтра, ну там ладно: послезавтра! За наш счет? Послушайте, можно подумать, я имею в виду свои интересы! Я имею в виду сначала ваши интересы! Что?

Связь внезапно оборвалась. Полсекунды трубка молчала, затем в ней, без предуведомления, послышался тихий внятный голос г-на президента. Первая его фраза была совершенно непригодна для цитат. Вторая прозвучала так:

– В приемной у вас сидит господин Жюстип. Примите его немедленно.

– Слушаюсь, – отвечал г-н мэр смиренным полушепотом: связь была теперь выше всяких похвал.

– Вы нашли мою дочь? – была третья фраза главы государства.

Мэр ответил, как решил заранее:

– Ведем поиски!

Не "ведутся", не "ведут", именно "ведем", потому что есть оттенки и оттенки. Афронт не очень-то его смутил. Эта романтическая история с дочкой его превосходительства вовсе не вредила букету, нужен только такт, но за тактом дело не станет; важно, чтобы сведения исходили откуда-нибудь со стороны, не от муниципальных служащих, пускай они там, во дворце, после сами разберутся в фамильных делах, это не проблема, а проблема – где Дамло, почему он до сих пор не явился и не представил искомое, и вообще – какова причина того, что прервался репортаж? Не съели же их всех там звери или те дикари, о которых бормотал реципиент! Хм, дикари!..

Мэр отогнал неприятную мысль другой, но тоже неприятной: следовало все-таки принять академиков, пускай наука поучаствует, а то сенсация за сенсацией, богема какая-то, Лурд самозванный, некрасиво и несолидно. Букету нужна упаковка и лента, не какая-нибудь, подобранная со вкусом! Рамка нужна. Рамки нужны! Ладно, позовем попозже, поизвиняемся подольше, поймут: сами люди занятые!

– Введите господина Жюстипа! – приказал мэр секретарше. Эта формула применялась впервые вместе обычных "впустите" или "пригласите".

Г-на Жюстипа ввели. Это был тот самый лощеный господинчик, которого с минуту назад отсюда выставили. Он, не подавая руки и не ожидая приглашения, уселся, но на лице не видать было следов обиды, это хорошо, разделаться поскорее!.. И охотник все ждет – лишь бы не ушел, он украшает приемную получше, чем голова носорога, газетчики от вида его сатанеют. Ерунда, это станет бытом, знаменитости повалят валом, будем с ними еще небрежничать. Вести светскую хронику в газете – мэр не только собирался ее издавать: к вечеру должен был выйти уже и первый номер, тираж небогат, после можно его увеличить, делать в день два выпуска, а при нужде – экстренный. Подписку, подписку живее наладить! Сенсации кончатся – газету хоть закрывай, а подписчик никуда не денется, можно перепродать его вместе с изданием любому пресс-концерну!..

– Слушаю вас, господин Жюстип, – сказал мэр, разглядывая без стеснения бинтованную голову посетителя. Интересно, где его так отделали и кто?

Жюстип показал ему серую книжечку. Мэр тщательно в нее вчитался и вернул.

– Понимаю, – нервно сказал он. – Итак?

– Примите поздравления с наступающим благоденстрием, – начал Жюстип.

– Благодарю, – сказал мэр суховато. – Чем можем быть полезны?

– Все здесь превосходно организовано, отвечал Жюстип, – и успех обеспечен, но имеется пункт, вызывающий озабоченность. Взгляните! – Он развернул план города, где усадьба Биллендона обведена была карандашным кружочком.

– Да, – мэр кивнул, – я и сам озабочен! Шляются кто попало! Я уже дал указания. Теперь муха не пролетит без моего указания или хотя бы бесплатно!

Г-н Жюстип усмехнулся.

– Вы блистательный администратор, позвольте выразить вам мое восхищение, господин мэр! Но дело заключается в том, чтобы закрыть туда всякий доступ!

– Как?!

– За исключением особо уполномоченных на это лиц, – уточнил Жюстип. – И эти лица уже прибыли в город. Не радо вопросов. Имеется утвержденный господином президентом предварительный план генштаба…

"Принесло сюда этот генштаб!" – подумал г-н мэр с преогромной досадой. Еще было доложено о появлении целой колонны бронированных машин около усадьбы Биллендона.

Причин переполоха в военных сферах, как можно попять, было несколько. Некоторые приватно намекают на скандал, будто бы возникший при попытке заставить Союзное командование оплатить все, или частично расходы на внезапную, ни с кем не согласованную десантную операцию. Кажется, генштаб республики был обвинен в соучастии в финансовых аферах каких-то высокопоставленных лиц, союзники заявили, что не позволят больше себя грабить, и настояли на совместной ревизионной поездке, уверенные, что схватят кое-кого за руку. Однако, по прибытии, пришлось столкнуться с не вполне обычной ситуацией, вызывающей совершенно особый профессиональный интерес.

– Господа генералы сами туда направились, – продолжал Жюстип, указывая на кружочек, – чтобы провести рекогносцировку на месте. Ваше дело – передать в мое, подчинение национальных гвардейцев. Насколько мне известно, их местный отряд сформирован из муниципальных служащих?

– Да, – пропыхтел мэр, не глядя Жюстппу в лицо.

– Значит, собрать их – труда не составит. Я возглавлю охрану объекта…

– Почему этого не сделают сами военные – вон их тут сколько?

– Гвардейцы должны быть в штатском и без оружия, – невозмутимо отбился Жюстип. – Допуск иностранцев и прессы признан преждевременным, но теперь их не прогонишь, мы с вами призваны…

– Кабинет не мог успеть принять решение о конфискации земель, – перебил мэр в приливе холодной ярости. – поэтому начатые на объекте, как изволите выражаться, работы должны…

– ..быть прекращены, – закончил за него Жюстип. – Вопрос о возмещении убытков не в моей компетенции. Это все?

– Нет, не все! Муниципалитет получил заявки на земельные участки и счел возможным их удовлетворить… – Он почти не лгал: незаполненные бланки лежали в сейфе. Г-н мэр намеревался лично и через подставных лиц завладеть изрядным участком этого самого леса, которого еще и глаза не видел: все было некогда. – Доложите начальству…

Жюстип понимающе усмехнулся.

– Уверен, что все будет аннулировано, – сказал он. – Очень уж вы, господин мэр, торопитесь! Это дискутабельно: входит ли лес в городскую черту! – Мэр бессильно кивнул на план города. – Ну, формально-то вы правы!

– И по существу, – сказал г-н мэр. – По существу! повторил он, так как не расслышал собственного голоса. В голове у него копошились еще и другие слова: о священном праве частной собственности и прочем, но Жюстип не станет этого слушать, Жюстипа не прошибешь, да и что от этой сошки зависит, нечего бисер метать!

– Попрошу господина мэра немедленно отдать все необходимые распоряжения, – официальным тоном пробарабанил г-н Жюстип, вставая.

***

Сорок генералов стояли на лесной поляне. Мотоколяски и свита, переносные холодильники с закусками и все прочее расположилось на почтительном отдалении.

– В общем, визуальное наблюдение мало что прибавило, – озабоченно сказал низенький сердитый начальник генштаба. – То, что нам надо знать, надо знать в точности! Доложите, до чего додумались наши эксперты, – обратился он к другому генералу.

– Предполагается, – начал тот. – что мы имеем дело с пространством, свернутым на необычный манер. Роль комиссии экспертов исполняла группа коллег д-ра Даугенталя, прибывших специально для переговоров с ним, но вынужденных изменить свои функции. Единого мнения у них, разумеется, не было. В протоколе упоминаются иные измерения, параллельные миры, а также возможность групповых иллюзий в результате внушения – это казалось всего правдоподобнее из-за участия служащих оккультного отдела, о чем знали, однако, не все. Шеф оккультистов, начальник разведки, также здесь присутствовавший, не спешил делиться подозрениями.

– Только, ради господа, без этих… – морщась, перебил доклад начальник генштаба я пальцами изобразил в воздухе без чего. – Мы даже не знаем, сколько у нас этого свернутого пространства, по-человечески говоря, территории, надеюсь, много! Что предлагают ВВС? Стоп, не надо: спутник не запустите!.. Разведка?

Самый невзрачный из генералов сообщил бесцветным, внятным голосом:

– Доставлена оболочка небольшого аэростата, баллоны к нему, корзина и аппаратура для наблюдения. Ожидаю распоряжений.

– Образцовый ответ. Все должны понимать, – продолжал начальник генштаба, – что, возможно, изменится вся стратегическая ситуация. Запасная неуязвимая территория. кому такое счастье снилось! В случае войны сможем эвакуировать даже часть Гражданского населения, стоит подумать, не сделать ли это заранее! Не нам решать. Были слухи о каких-то дикарях. Сколько бы их ни было, это не послужит препятствием. Между тем противник останется доступен по-прежнему! Противник у нас не дурак, так что во главу угла я ставлю проблему секретности. Не представляю, как пресечь утечку информации при существующих условиях. Разведка имеет предложения?

– Рискованные, – сказал невзрачный генерал.

– Рискуйте!

– Наилучшим способом было бы впустить сюда всех этих людей, – сказал начальник разведки, указывая в ту сторону, с которой доносился гул толпы, рвущейся к воротам и сдерживаемой из последних сил гражданской гвардией.

– Риск был напрасен: проиграли, – заявил начальник генштаба. – И беда-то в том, что здесь их без того слишком много уже шляется, сумеем ли всех обезвредить!

– Отчего же тогда не впустить остальных? – возразил начальник разведки и докончил вполголоса:

– Но никого не выпустить!

– Как?!

Невзрачный генерал пожал плечами.

– Не знаю. Катастрофа. Обвал. Ведутся спасательные работы. Никого спасти не удалось. Что останется? Болтовня по радио? – Скажем, что это была радиопьеса. Газетные утки? Кто на них обращает внимание! Послезавтра обо всем забудут.

Начальник генштаба сдвинул фуражку на затылок.

– А ведь остроумно, черт вас побери!

– Спасибо, – холодновато поблагодарил разведчик.

– Но у этого плана есть уязвимое место.

– Какое?

– Наш генералитет. – Он скупо улыбнулся. – Господ генералов придется выпустить, не так ли? Солидный, женатый народ. Главное несчастье для контрразведки – жена – Господин президент тоже женат! – бухнул командующий ВВС со свойственным этому роду войск залихватским либерализмом.

– Вы хотите сказать, что мы не можем изолировать господина президента? – глаза разведчика словно бы покрылись инеем. – Справедливое замечание!

– Обсудим, господа! – остановил эту маленькую перепалку начальник генштаба. – Имею самые широкие полномочия от главнокомандующего. Готов утвердить любое подходящее решение. Прошу высказываться. Итак, господа?

 

Глава 5

– Господин мэр болен, – сказала Жюстипу заплаканная негодующая секретарша, – он не может вас принять.

– Ах, не может?! – прошипел Жюстип, отворяя пинком дверь в кабинет. – Ах, болен!.. – Он осекся.

В кабинете стоял запах эфира и другой медицинской пакости, а также дегтя, каковым еще разило от г-на Эстеффана, несмотря на белый халат и предварительные гигиенические процедуры. Г-н Эстеффан держал шприц.

Г-н мэр, видать, выбыл из строя надолго. Он сам занимал теперь бедный клеенчатый диванчик, лишаясь возможности сдать сей в аренду охотнику-миллионеру. Впрочем, охотник вместе с челядью и коллекцией драгоценных ружей все равно уже отбыл, и Жюстип хорошо знал куда.

На груди мэра возвышался мешочек со льдом. На полу стоял тазик для кровопусканий – и он определенно применялся!.. На столе – прибор для переливания крови, этот еще не был применен.

Завидев Жюстипа, мэр попытался подняться, г-н Эстеффан остановил его. Слабым голосом мэр произнес:

– О боже, что с вами, господин Жюстип?

– Со мной? – повторил Жюстип. Врываясь в кабинет, он точно знал, что будет с мэром! Но рыхловатое тело на диванчике не было мэром, оно было почти что ничем. Мешочек со льдом, от которого сквозь рыжеватую поросль сочились ручейки на дерматин, выглядел почему-то всего убедительней. Ярость, бессилие, стыд и досада душили Жюстипа, взаимно гася друг друга.

– Да, с вами, господин Жюстип! – прошептал мэр, вдруг прыснув бессильным смехом.

Вопрос, и верно, стоило задать. Лоск г-на Жюстипа был буквально разодран в клочья, остатков элегантного костюма не хватило бы на приличную набедренную повязку. Секретарша в приемной размышляла о том, что ратуша не место для благовоспитанных девушек, багровые пятна на ее щеках прямо-таки прожгли добротный слой пудры!

Жюстип рухнул на стул.

– Скоты! – сказал он.

– Господин мэр, вам трудно говорить, – сказал г-н Эстеффан. – Если позволите, я задам необходимые вопросы господину…

– Жюстипу, – прошептал мэр и сделал легкое движение рукой. – Жюстип – Эстеффан…

– Гвардейцы разбежались, – сказал Жюстип, – по чьему-то сигналу! Не только разбежались: приняли участие! Они все теперь там – гвардейцы, туристы… – Он безнадежно махнул рукой. – И даже солдаты!

– Где? – спросил мэр. В его голосе возникла признаки тембра.

– Где же – в лесу, – отвечал Жюстип. – все в лесу! Мэр следил за ним из-под опущенных век. А Жюстип, кусая губы, вспоминал тот миг, когда слабый заслон вдруг растаял, а его самого завертело, как юлу в водовороте, лишенного возможности применить оружие, бессильного, швыряло, терзало и, наконец, оставило – почитай, в одних бинтах. Ярость снова охватила его.

– Я убежден, что вы имеете к этому непосредственное отношение, господин мэр, – сказал он.

Выйдите, Эстеффан! – прошептал мэр и жестом пресек возражения.

– Мальчишка! – сказал мэр, не без труда усевшись. Мешочек шмякнулся на пол, мэр вытер грудь простыней. – Я давно перешел на покер, хотите знать, а ваши игрушки…

– Игрушка? – звонко повторил Жюстип. – Я не рыба, не глушите меня! Мне наплевать, что тайная полиция не ладит с контрразведкой. Хотите объяснений – требуйте их, могу намекнуть – у кого. Но не советую.

– Вот как? – сказал Жюстип, глядя расширившимися глазами.

– Ага, так. Я потребитель, пользуюсь плодами конкуренции. Вы портили мне лучший аттракцион, я распродал больше восьми тысяч входных билетов, должен был вернуть деньги, то есть их потерять!.. Помогать вам за этот грабеж? Получая противоречивые распоряжения, выполняй те, которые выгодны, выгодны городу. – таков мой девиз. Исходя из него, я помог господам генералам, но не спрашивал, почему им этого захотелось!

– В какой форме передан был приказ?

– Я не помешаю вам самому выяснить. Не это важно. Ваш прежний приказ в силе?

– Не отменен…

– Превосходно! – мэр потер одну пухлую ладошку о другую. Публика получила свое, претензии не принимаются – тем более, что они удовлетворены отчасти за счет декретных сумм военного ведомства; туристы в штатском! – тут он даже захихикал. – Но мне тоже теперь ни к чему, чтобы затаптывали мои участки и портили мой лес. Что ни говорите, это законная собственность. Решать будет суд, а не вы. Погуляли – довольно! Давайте исполним теперь ваш приказ. Хотите вышвырнуть всю эту публику вон, до генералов включительно?

– Хочу! – молитвенно произнес Жюстип.

– Сейчас вас оденут, – сказал мэр, поднимаясь с дивана. – Нам понадобятся противогазы!

***

Но Жюстипу потребовалось еще и умыться: он принялся обдирать с головы бинты, мэр с содроганием готовился увидеть раны и запекшуюся кровь, но голова тайного агента оказалась целехонька, только волосы была склеены каким-то стекловидным составом, Жюстип принялся с остервенением драть их ногтями.

– Найдется ацетон или бензин? – спросил он. У секретарши нашлось. Жюстип провонял ацетоном всю ратушу, сделав воздух пожароопасным, а потом долго плескался под душем, оборудованным по указанию г-на мэра в закутке за кабинетом, разумеется, за счет муниципальных средств.

***

Когда открытый серебристый "Чеппелино" отчалил наконец от подъезда ратуши, город был снова пуст, как в доброе старое время, которое мэр нередко с умилением номинал в своих публичных речах.

Почти пуст: у фонтана, под окнами президентши, маячил все тот же, успевший примелькаться, молодой человек, измученный долгим ожиданием и приставаниями патрулей, которые были теперь там же, где все.

Его фигура весьма удачно дополняла группу леденцовых рыб, смотрел он, как я они, вверх, туда, где за окнами металась Она, в материнском отчаянии повторяя обеты, из-за которых он, собственно, и страдая…

В мастерской Биллендона уцелело от прежнего только зеркало на стене да камин, все прочее было вынесено людским потоком прочь, обломки рассеяны в затоптанных кустах.

"Чеппелино" остановился, люди вышли в отправились в путь под заповедные синие небеса по извилистой просеке, наспех пробитой в лесу для генеральских мотоколясок…

***

Пробудившийся, наконец, гипнотизер схватился за голову.

– Мы пропали! Мерзавцы, нашли время спать! – обрушился он на сотрудников. – Докладывайте!

Но истинный масштаб бедствия он осознал только услыхав, что его скорый на расправу генерал находится, почти в непосредственной близости… Стеная, заметался, будто кролик, странно контрастируя со всеми остальными, замершими в скульптурных позах. Он насилу удержался от бессмысленного бегства: куда бежать? Генерал найдет его на краю света, но все-таки не так сразу!.. Девочка, то есть мадмуазель Марианна, теперь далеко, и это не так плохо, надобно избавиться от остальных свидетелей, чтобы их то же не сразу нашли, скрываться в одиночестве и не здесь, а где, где?

Посреди кошмара размышлений до него даже не сразу дошел смысл известия о благодетельной затее г-на мэра! Наконец, он понял ее и одобрил.

– Неплохо! – пробормотал в задумчивости. – Надо подсобить ему.., гм, так и сделаем! – что-то вроде улыбки исказило его тонкие белые губы, – Репортер, подойдите! По теряйте за мной…

***

Взвыла мощная сирена, позаимствованная в пожарное депо. Эхо умножило звук, расцветило его тонами, незнакомыми человеческому уху. Могло почудиться, что пробудилась от спячки какая-нибудь злобная ископаемая тварь.

Четверо в противогазах шли по лесу. Шофер с "Чеппелино" крутил ручку сирены, двое поднимали над головами фанерный щит, на котором с обеих сторон были намалеваны устрашающие черепа и надписи: "Опасно! Воздух ядовит! Возвращайтесь!". Когда сирена умолкла, голос, усиленный динамиком, прокричал на весь лес:

– Слушайте, слушайте! Пребывание в лесу опасно для жизни! Воздух ядовит! Возвращайтесь! Вам будет оказан; срочная медицинская помощь! Немедленно возвращайтесь! Слушайте, слушайте! Пребывание в лесу опасно для жизни!

– Давайте сирену! – проговорил один из четверки, приподняв маску противогаза. Снова раздался вой. Людские протуберанцы, расползавшиеся по всем направлениям, стали стягиваться в первоначальную кляксу.

 

Глава 6

Африканский охотник, как человек наиболее опытный, принял на себя руководство операцией. Он шел в окружении своей челяди – с драгоценными ружьями на изготовку. Подал знак, и толпа, согласно предварительному уговору, разделилась на два рукава… Люди в противогазах очутились в кольце.

– Где мэр? – спросил охотник, внезапно появляясь из кустов – Который из вас мэр?

– В чем дело? – спросил Жюстип сквозь маску, глухо, небрежно берясь за опустевший лацкан.

– Нас заманили сюда, взяв за это деньги, – отвечал охотник, – потом объявили, что мы отравлены – Он тяжело дышал. – А когда мы кинулись за помощью, не нашли ни выхода, ни города: мышеловка захлопнулась! Вот зачем нужен мэр!..

– Как так?! – пробормотал Жюстип, бледнея под массой – Но мэр нам заплатит! – продолжал охотник. – Эй! – Один из челядинцев подал ему маленький приемник, усилил звук. Слегка поднадоевший голос репортера забубнил – без обычного темперамента.

– Инициатором этой великолепной акции массового туризма является господин мэр. В данную минуту он любуется результатами своей деятельности, находясь, я повторяю – Конечно, кто еще виноват! – закричали вокруг. – Отравитель! Спекулянт! Мерзавец!

– Все они одного поля ягода! – пронзительно прокричал чей-то голос.

– Правильно! Всех на осину! – подхватила толпа. Г-н Эстеффан зажмурился в нехорошем предчувствии. Жюстип успел обернуться к г-ну мэру – да так и обмер!.. Г-на мэра давно след простыл!

Мэр замедлил бег только под угрозой апоплексического удара. Кололо в боку, гудело в голове, дыханье было шумным, как у скакуна.

Он оборотился – никого!.. Прислушался, насколько позволял органный гул в ушах, – не слыхать и погони.

Запах цветущего шиповника коснулся его рыхлых ноздрей. Мэр выбрался из кустов на одну из звериных троп. Факт ее существования его поразил, он замер как вкопанный. Не говорило ли это на самом деле о существовании народонаселения? Конечно, оно может оказаться всяким В белых дикарей он не верил, но допустим даже, что дикари тут обитают… Он оглядел себя критически, попытался втянуть живот. При его комплекции с дикарями уж лучше не связываться бы. Слишком в нем много калорий. Соблазн для них может оказаться неодолимым. Накинутся, снимут скальп да и слопают. Повернуть назад?

В ушах мэра стояли еще жалобные вопли Эстеффана, яростный крик Жюстипа. Нет, назад возвращаться нельзя. У всякого крупного общественного деятеля имеются недоброжелатели. Человеческая природа далека еще от совершенства! Насчет дикарей бабушка надвое сказала, а там уж наверняка отлупят, это как минимум. а дикари – что же… Вот идет он, безоружный, с сердцем, исполненным кроткой благожелательности… Мэр оглянулся вокруг. Ишь, хорошо-то как! Солнышко свети г, Цветочки цветут. Он сморщился в умильной гримасе. Вот так и идти. Славный пожилой человек.., прогуливается, никого не трогает, зачем его обижать? Дикари – тоже люди!

Эвон как развопились! Даже как-то оскорбительно для здешней первозданности!.. Но куда он идет? К господам генералам он не пойдет, это точно. Так и взяли тебя генералы под крылышко! Их превосходительство, поди, сами сейчас верещат с перепугу. Козел отпущения насущно им не обходим. Отыграться на безвинном человеке – это по-ихнему! Не выйдет! Перед ним стоит простая и привычная задача: переждать, отсидеться.

Кажется, подобно молочным зубам, в нем прорезывались первобытные инстинкты. Он вовремя юркнул в кусты, даже прежде, чем заметил вышагивающего навстречу Биллендона. А вступать с ним в беседу не входило в его планы.

Биллендон, должно быть, услыхал все-таки какой-то шум, потому что остановился и громко позвал, озираясь:

– Рей!

Отвечало ему только эхо.

"Так-так, – думал мэр, потея в кустиках и глядя в ту сторону, куда Биллендон удалялся, – именно так, черт побери, так, а не иначе! Ах, мой милый Августин, поживи-ка ты один!.." Затем он углубился в заросли.

***

Биллендон не стал одним из живых скульптурных экспонатов в маленьком музее незнакомца, потому что не присоединился к компании, возглавленной Дамло: чего бы ради?

Он остался в одиночестве и довольно скоро встретил г-на Ауселя, не нашедшего того, что он искал, зато успевшего опростать утреннюю фляжку – из Биллендонова шкафчика… Г-н Аусель объявил ему намерение направиться к себе домой. Биллендон решил воздержаться от дискуссии.

Поддерживая спутника, шагал он по тропинке вдоль берега, вверх по течению, и, хотя никогда этой реки не видел, ему все отчего-то казалось, что ходил он и прежде этой самой дорогою. Г-н Аусель был мрачен, сутулился и по сторонам не глядел, но в направлении, похоже, не сомневался. Биллендон немного ему завидовал. Он и сам сейчас бы с удовольствием хватанул бы чего-нибудь покрепче минеральной!

Он думал так и продолжать путь берегом, но г-н Аусель весьма решительно потянул его вверх по пологому склону.

Так они наткнулись на поросшие травою развалины кирпичной арки. Биллендон начинал кое-что понимать!..

– Печальное место, печальное! – проговорил г-н Аусель несколько минут спустя, когда Биллендон нашел повалившийся каменный крест с именем одного из своих предков – споим собственным именем. – Мне хотелось бы утешить вас в этой потере, если окажете честь навестить мое жилище!.. Там остался небольшой запас.., но нет стакана! – вспомнил он озабоченно. – Ничего, найдем что-нибудь! Там, господин Биллендон, случается находить преудивительные вещи! – язык его слегка заплетался по-прежнему, зато объявился приступ словоохотливости, может быть, из сочувствия. – Я не рассказал вам? Когда-то я нашел даже маленького мальчика!.. Вообразите себе мой ужас!

– Ну? – с усилием произнес Биллендон.

– У него все ручонки были изжалены крапивой! – сказал г-н Аусель и заплакал.

– И куда вы его девали?

– Господин Биллендон, вы, кажется, считаете меня пьяницей? – спросил г-н Аусель с глубокой обидой. – за нелепые шутки? Вы его прекрасно знаете: это Рей, я сам дал ему это имя!

– Рей? – от неожиданности Биллендон остановился, в груди у него словно застучал кузнечный молот. – Так он что – сирота?

– Кажется! Я наводил справки, но вы же знаете нашу полицию! Получается – но это, конечно, гипотеза, наиболее правдоподобная.., так вот: он был похищен по ошибке, а его родители убиты по ошибке: они оказались бедными людьми, семья какого-то почтового служащего… Не знаю, все ли так. Концы, в общем, сходятся. Это опять банда Тургота!..

У Рея нет родителей! Биллендон ушам своим не верил. Что значит привычка не задавать лишних вопросов – вообще стараться их не задавать! Он давно мог бы знать это, давным-давно, почти с самой весны! Экая же досада! А он-то думал…

Но весной его сбило с толку название знаменитого колледжа, обучение в котором обходилось сказочно дорого – из-за репутации инкубатора гениев. Когда-то это была скромная частная школа, и владелец ее – как выяснилось, г-н Аусель! – исходил из уверенности, что воспитать гения – самое простое дело. Для этого нужен только нормальный, здоровый ребенок. Изучи его, выясни одаренность – не имеет значения, какую и в чем, какая-то есть непременно, она проявится в преобладающем интересе, и только этого следует не проморгать, а затем надобно развивать этот интерес, непрерывно его поддерживая и удовлетворяя, воспитывать доминанту, как сказал г-н Аусель, раскачивая подсознание, тревожа его и вовлекая в деятельность сознания. "Мы считаем себя большими умниками, – говорил он, – но большая часть нашего мозга, самая древняя, развитая и мощная, занята всяческой чепухой, элементарным жизнеобеспечением, она попросту отказывается от участия в решении тех вопросов, которыми занято наше сознание. Например, будь вражеский король на шахматной лоске реальным врагом или пищей – добычей, она, будьте вверены, сработала бы, нашла бы такие варианты, каких не сыскать во всей шахматной литературе. Мощь ее видна по проявлениям – по таким, например, как открытие периодической системы элементов. Сознание великого химика билось над этой задачей долго, мучительно и бесплодно, подсознание же выдало решение мгновенно: во сне. Может быть, оно сделало это, оберегая от опасности рассудок? Не важно! Существенно лишь, грубо говоря, вовлечь в сознательную работу большее количество мозгового вещества, а это оказалось возможно…" У школы были успехи, это привело ее почти к гибели: владелец и ректор не сумел противостоять давлению высокопоставленных лиц, колледж набит оболтусами, из которых ничего нельзя сделать хотя бы потому, что родители бесцеремонно вмешиваются, поучая преподавателей… Г-н Аусель считал жизнь свою пропащей. Рей также его разочаровал отсутствием интереса к исторической науке, но нельзя же было препятствовать его натуральным наклонностям! – так, слегка пошатываясь, разглагольствовал г-н Аусель па пути к своей железной келье. Биллендон едва слушал. Никогда не воображал он, что так обрадуется чужой беде. У Рея нет родителей – превосходно! Невозможно желать лучшей новости!

– Вот о чем говорил этот Когль! – воскликнул он, вдруг вспомнив загадочные слова нотариуса о сюрпризе, который его ожидает, – не таком, как хотелось бы, но все-таки, – так, кажется, было сказано?

– Это не совсем то, чего мы желали, а? – сказал в ответ на эти слова г-н Аусель и повел рукою вокруг себя. – Мир-приют, мир-убежище! Ха! Мы должны будем поститься – или пастись на этих лужайках, как он это себе представляет: Биллендон, питающийся лепестками роз? Господни Биллендон, я предсказываю…

– Кто платит за его обучение? – перебил Биллендон.

– Чье, господина Когля?

– Рея, – сказал Биллендон.

Г и Аусель понял больше, чем было сказано.

– Вы намерены его усыновить? Я не имел бы возражений, но, господин Биллендон.., не могу обсуждать эту тему в таком виде! – проговорил он твердо и трезво.

***

Первобытные инстинкты продолжали воскрешаться, они помогли г-ну мэру избежать еще одной встречи, хотя, может быть, и напрасно.

Люди шли цепочкой, издали он не видел их лиц и забился в кусты, подозревая, что ищут они его – прочесывают лес. Одеты – стало быть, не дикари.

Пересидев в кустах, он стал пробираться в ту сторону, с которой они явились: теперь-то уж сюда направятся в последнюю очередь!

На песчаной косе мелькнуло что-то.., вроде бы, человеческая фигура? Мелькнула – и скрылась. "Пещерные жители?" – подумал мэр.

Ну что ж!.. Если все-таки лес обитаем, если придется здесь оставаться хоть сколько-нибудь долго, контакта с туземцами не миновать. Выдающийся организатор всегда найдет себе место в обществе. Надлежащее место! Или сумеет его освободить, когда оно случайно окажется занятым. Разобраться в обстановке, расположить к себе людей, приглядеться, выждать…

Так – не без приятства – размышлял он, подбираясь к берегу. Подобрался, засел в кустах. Рискнуть? Воздержаться?

– Какое славное местечко! – пропел он. И сразу убрал голову, затаился… "Не отвечаете, сволочи?" – ласково подумал он.

Может быть, не поняли? По-каковски они тут балакают?

– Хав ду ю ду! Парле франсе! – крикнул он.

Никто не отозвался.

Г-н мэр снял башмаки и скользнул в глубь кустов бесшумнее, чем ящерица.

Если в лесу нет вообще никаких туземцев, кроме этого, – тем лучше. На время, пока толпа не опомнится и не призовет своего естественного руководителя, лесному человеку придется делить с ним кров и пиво, коли у него есть. Да надо еще подумать, стоит ли являться на призыв-то! Кончится у них жратва, дохнуть начнут как мухи, а он тут, как древний Цин… Цинци… Любит господин президент поминать в речах всяких этих древних цинциронов, леший их побери. Лично он, одним словом, нигде не пропадет, пускай-ка выкусят!..

Отчаянным дурным грозным голосом он завопил: . – Сдавайтесь, вы окружены!

Испуганный вскрик был ему ответом, – а человек, который боится, полезен: его страх экономит твое время и энергию, – думал г-н мэр.

– Что, сдаетесь? – спросил он, по-прежнему скрываясь.

– Сдаюсь!..

– Руки вверх! – приказал мэр, взмахнув кончиком сувенирного ключа. – Ну, уже?

– Уже!.. – проблеял противник жалобным полушепотом.

"Победа или смерть!" – пронеслось почему-то в голове у мэра, но нет – он не вырвался из кустов, как вихрь, он только выглянул из них. Перед ним с поднятыми руками и наполовину обритой макушкой стоял у воды гипнотизер – один, без сотрудников. Бритва валялась на песке у его ног.

– Отвернитесь, – скомандовал мэр, вступая на захваченную территорию. Гипнотизер повиновался. Мэр охлопал его карманы, завладел пистолетом и сурово спросил:

– Кто вы такой?

– Я все скажу, – промямлил гипнотизер, – только не позволите ли сперва?.. – Он указал на бритву. "Жиллет" с двойным лезвием, – отметил мэр про себя. – Можно бриться насухо, но это, должно быть, чертовски мучительно!

– Что за спешка? – сказал он. – Ладно. Добривайтесь и отвечайте! – Он сам вложил бритву в ладонь пленника, уселся на корточках, приготовился слушать.

– Я – нерешительно начал гипнотизер. – Вы имеете понятие об оккультизме? – спросил он вдруг.

"Так.., так.., так! – подумал мэр и чуть не присвистнул от догадки. – Ах, мой милый Августин, Августин…" Он почесал пистолетом за ухом.

– Зачем спрашивать об этом человека, который содержал когда-то на свой счет целую орду гадалок и астрологов? – отвечал он лукаво. – Причем, заметьте, они едва окупали расходы на свое содержание! Можно сказать, я делал это исключительно из уважения к таланту.

– Любопытно бы знать, как называли это другие! – язвительно вырвалось у гипнотизера.

– Что? Да вы нахал, мой любезный! Мне даже стыдно за свою откровенность! Да не вертитесь, стойте как стоите и глядите не на меня, а куда глаза глядят! Фокусов не потерплю! Никто это никак не называл, потому что никто и не знал ничего. Я благодетельствовал анонимно. Таков уж мой характер. Верьте не верьте, а душа у меня тонкая, и даже в бизнесе, если хотите, я в первую очередь ценю, – он поцеловал кончики своих грязноватых пальцев, – эстетическую сторону! Молод был, горяч, желал служить обществу. Но оккультисты меня разочаровали.

– Каким образом?

"Ты у меня разговоришься! – думал мэр. – Ишь, ожил, хорек!" – Каким? – повторил он. – Оказались шарлатанами. Вздумали нажиться на своем искусстве. Как сговорились: принялись все работать на биржу, в один голос! Вы не представляете, что тут началось: ведь с ними консультировались многие!.. – Он растекся в улыбке. – Я не смог им этого простить… Пришлось моим прорицателям уносить ноги подобру-поздорову. И этот сокрушающий удар по невежеству также нанес ваш покорный слуга!

Гипнотизер хихикнул.

– Анонимно?

– Привет от генерала! – сказал на это мэр. Гипнотизер опять уронил бритву.

– Вы.., вы знаете?

– Что знаю, то знаю, а кое-что еще непрочь узнать. Личная тайна иногда приносит состояние, с удовольствием выясню, на что годится тайна государственная, она должна быть мечтой шантажиста, вам, как я понимаю, известна их целая куча, и мы с вами подробненько побеседуем, мой дорогой! Только, чур, глаз на меня не пялить, пальчиками не манипулировать: ежели я что такое замечу, стрелять буду без предупреждения! А теперь – выкладывайте!

Гипнотизер начал горестный свой рассказ.

– Из любого положения можно найти выход, – дослушав, сказал наставительно мэр. – А вы, вместо того, чтобы его искать, затеяли тут, извините, бритье! Зачем это? Для маскировки?

– В общем, да!.. – отвечал гипнотизер. – Я плохой индуктор и никуда не гожусь как реципиент, но моим собственным подчиненным ничего бы не стило меня найти, если бы генерал приказал…

– Стыдно, стыдно! Удариться в панику из-за какого-то генерала! Ему еще, может, солонее вашего придется!

– Тс-с!.. – зашипел, содрогаясь, начальник оккультного отдела.

– Распустить, разогнать, потерять таких помощников! – продолжал мэр, не обращая внимания на его испуг. – Вам при них цены не было! Мы беды бы не знали! Сиди себе, поплевывай в потолок, получай исчерпывающие сведения, вдумывайся, анализируй, планируй и осуществляй!.. Гм… Да, очень жаль. Но мы это поправим. Беру вас к себе на службу!

– Благодарю, – озадаченно отвечал гипнотизер.

– Благодарности после! Кабы не перетрусили, сами могли бы понять, что местность эта вообще вне всякой юрисдикции. Законы устанавливать будем мы, точнее, я!

– Но, – начал осторожно собеседник, – насколько я знаком с обстоятельствами.., вас, пожалуй, в клочья разорвут…

О роли своей в возникновении этих обстоятельств он мудро умолчал, как, впрочем, еще кое о чем, например, о запасном убежище – о пещерке в недрах пирамидального холма. В момент появления мэра он как раз готовился отправиться туда, чтобы увидеть воочию все, что обрисовали ему посланные в разведку индукторы. Следовало заодно взглянуть на пленников, которые теперь там содержались, так сказать, убедиться в сохранности, да и внушить им дополнительно кое-что…

– Меня? – мэр сильно изумился. – В клочья? Гм, я думаю, они уже угомонились. Эстеффан получил свое и еще один тип – по заслугам! Вам следует понимать, я был против этой затеи, но когда тебе в нос тычут такую серенькую книжечку, у тебя поневоле меняется точка зрения. Вот пускай он и покажет свою книжечку им всем. Пускай объяснит, для чего понапрасну вызвал панику. А пойдете к ним вы? Что? Собираетесь возразить?

– Я боюсь! – признался гипнотизер. – Вы не представляете, страшно трудно…

– Представляю: вы обыкновенный психопат! – загремел мэр. – Распущенность, дряблость, отсутствие воли! Я этого не потерплю! Мои служащие…

– Но…

– Не перебивать! Я его, видите ли, нанимаю исключительно по доброте, без рекомендаций, зная склонность к нарушению служебного долга. Как он благодарит? Увиливает от первого же пустякового поручения!

– Господин мэр!..

– Это ли работа: подойти к людям, из которых никто его не знает, – в аптеке ведь вас не запомнили? – найти, кого укажу, да шепнуть на ушко, чтобы собрал надежных ребят, между прочим, гражданских гвардейцев – служащих муниципалитета, дело официальное! Ну, а потом…

– Это совсем другое дело, господин мэр! Я с удовольствием окажу вам такую услугу!

"Где-то дал я промашку!" – подумал мэр.

– Чего же вы боялись? – добродушно спросил он. Гипнотизер либо не сумел, либо не успел увильнуть от ответа.

– Я думал.., вы пожелаете, чтобы я применил свои особые способности, – выговорил он. – Я, понимаете ли, не в форме.., и народу очень уж много.., боялся…

"Ох и дурак же я!" – думал мэр в это время. С чарующей ласковостью он проговорил.

– Ну конечно же, конечно, дорогой мой, я хочу, чтобы вы их применили! Это будет, так сказать, второй этап. Мои люди помогут вам, защитят, не беспокойтесь, они вооружены, имеют даже автоматы. Усыпите всех, это будет гораздо надежнее!

– Это верно, – сказал гипнотизер. – Обыкновенно я внушаю, чтоб видели то, что им желается.

– ..а делали то, чего желается нам, – закончил мэр. – Главное дело – не трусьте! Попадется вам генерал – гипнотизируйте и генерала! Почему это вам раньше-то в голову не пришло, тоже мне, оккультный работник!

– Мне трудно будет, господин мэр, одному.., без помощников…

– Мне тоже! – ответствовал мэр. – Эх, знать бы, где хотя бы этот чертов сын Дамло!

Гипнотизер лишь ухмыльнулся про себя. Он-то хорошо знал, где и Дамло, и еще кое-кто, да только сообщать это покуда никому не намеревался.

 

Глава 7

Но хоть он и знал, где Дамло, но разве только с помощью реципиента мог бы выяснить, что этот самый мирно, спящий в надежном убежище Дамло все-таки в эту минуту пребывает не где-нибудь – у себя в кабинете в заново сделанном помещении полицейского участка, где полы сверкают свежим лаком, а в окна вставлены никелированные решетки! Прежний обшарпанный стол, ножки коего противозаконно повреждены были крысами, отправился на свалку, его заменил полированный новехонький красавец – впору бы для префекта!

И все же сержант не был вполне доволен. Он размышлял, даже рука его, протянувшись за кружкой, янтарно сиявшей на столе, остановилась на полдороге. Вот как он позднее излагал эти важные, но несколько запутанные размышления:

"Я желал видеть во сне все, как оно есть на самом деле, и этот хмырь мне разрешил… Но того, что я вижу, на самом деле быть не может. Тогда это надувательство, но кто кого надувает? Делаем следственное допущение раз я это вижу, значит, так оно и есть на самом деле. Вывод? Вывод тот, что и на самом деле начинает происходить.., и возникать то, что я вижу во сне, поскольку я могу видеть все, что пожелаю, а желаю видеть только то, что на самым деле есть?! Уф-ф, начнем сначала…

Теперь так: если я во сне пожелал что-то увидеть, а оно из-за этою на самом деле появляется, чтобы я мог увидеть только то; что есть на самом деле, тогда.., полиция разорится вконец – это что будет, если каждый сержантишка, согласно моему образцу, потребует оборудовать себе эдакий-то кабинет! Значит, нельзя допускать. Но с другой стороны, должны быть в полицейской службе маленькие радости? Покуда я здесь, пускай остается как есть, а когда покину помещение, – он горько вздохнул, – пускай сделается опять как положено. Ну вот, а теперь приступим м неукоснительному исполнению".

Совесть его успокоилась, он потянулся за кружкой, мигом высосал пиво. Углы рта распрямились, глаза вновь обрели уставной блеск.

Он кивнул своим мыслям – и на пюпитре появилась га-чета, напечатанная как бы специально для Дамло: крупным шрифтом она скорее напоминала афишу.

– Пишете? – пробормотал сержант, как обычно, приступая к чтению. – Ну, пишите, пишите!

И углубился в текст.

Через несколько минут он был в курсе всех местных новостей и прямо-таки забурлил от негодования.

– Ах стервецы! – восклицал он. – Ах мерзавцы! Как справлять службу, скажите вы мне? – Пот лился с него градом.

Дочитав, нажал кнопку. Подлокотник откинулся, открыв ящик, где лежали наручники, пистолеты, дубинка и Другие инструменты, необходимые для работы. Дамло выбрал ножницы. Сопя, выкромсал из газеты нужный кусок, положил его в папку с надписью "Совершенно секретно". Швырнул выпотрошенную газету в корзину. Положил на место ножницы, привел подлокотник в исходное состоянии. Потянулся за пивом, но тут расцветшая на его физиономии ухмылка превратилась в гримасу. Он с сожалением поглядел на кружку, которая была снова полна, на стол, на полы и решетки. Погрозил себе чешуйчатым коричневым пальцем. Задумался снова, только в этот раз ненадолго. И ухмылка опять расцвела до ушей.

– А чего? – сказал он сам себе. – Есть маленькие радости – пользуйся! Только не распускайся! И не торопись.

Время имеется. Подождем – дождемся! Это ведь тебе не блох ловить!

Нажатием другой кнопки он заставил спинку кресла откинуться, а подставку для ног приподняться. Водрузил на последнюю ноги в порыжевших сапогах, вспомнил о пиве, мощным глотком опорожнил кружку, вытер донце рукавом, поставил кружку па место, полюбовался безупречным ее отражением в полированной поверхности стола, расстегнул верхнюю пуговицу мундира и позволил себе издать краткий неофициальный смешок. Жизнь была прекрасна, кружка снова полна, а уж мысли-то, мысли!..

Мысли его носили строго деловой характер.

Дамло сидел и ждал.

***

Тем временем редкая цепочка людей, вооруженных автоматами, полукругом охватила лесной бивак, паля для острастки над головами. Среди них можно было узнать и гостиничного портье, и заведующего ветеринарным пунктом – косоротика, как про себя окрестил его Дамло. Да и все прочие были служащие муниципалитета – гражданская гвардия, которой, согласно уставам, никаких автоматов иметь вроде бы не полагалось. Подвешенные на ремнях под мышками, одновременно выхваченные и пущенные в дело, эти скорострельные игрушки произвели сильнейшее впечатление на публику, захваченную врасплох, не смогли сопротивляться и десантники, разрозненные и лишенные командиров: тех потихоньку отделили от толпы заранее и, обезоружив, держали под прицелом.

Поднявшись на возвышение под охраною автоматчиков, гипнотизер обратился к толпе с краткой, бодрой, мгновенно усыплявшей всякого слушателя речью…

***

Дамло обеспокоенно зашевелился в кресле. – Так не годится, – задумчиво сказал он пивной кружке. – "Сплетница" все-таки редко выходит, с ней много воз, ни.. Но почему эта штука помалкивает? – Он подвинул на ладони свою молчащую радиосерьгу. – Нет, пускай опять заговорит, дает оперативную информацию – только без пропусков! – А мы послушаем, что там и как!..

***

И президентша у себя в апартаменте наклонилась к внезапно ожившему радиоприемнику. Голос спящего репортера забубнил в нем лениво:

– Каждому свое: господину африканскому охотнику обещана охота на дракона, солдату – маршальский жезл… Этот начальник оккультного сектора, несомненно, мастер своего дела, сумел за один сеанс погрузить в гипнотическое состояние добрых десять тысяч присутствующих и снабдить их самыми роскошными сновидениями!.. Бедняга зато остался почти без голоса…

– Боже мой, какой ужас! – прошептала ее превосходительство. – А этот – еще называется отец!..

Вызвав г-на президента к телефону, она потребовала, чтобы он немедленно выезжал.

***

Ерзая в кресле, накаленный, негодующий Дамло вслушивался в радиорепортаж, и ею подбрасывало от желания схватить дубинку, помчаться принимать меры. Но, во-первых, он пока еще толком не знал, как это сделать, следовало разобраться, во-вторых, всему свой черед: у него было неотложное дело. Дамло ожидал посетителя и дождался за дверью послышался шорох.

– Войдите! – барственно проговорил Дамло. Пришедший слабо ойкнул: возглас застиг его, как было предусмотрено, врасплох.

– Входите сказано вам, господин сыщик! Дверь отворилась беззвучно, как все двери в участке после ремонта, наконец-то произведенного на средства муниципалитета Сыщик отвесил поклон.

– Трудимся, господин Дамло? – осведомился он затем, косясь на пиво.

– Само собой, – сказал Дамло. – А мы? Все шарим, все вынюхиваем, подглядываем, подслушиваем? И думаем, что я не знаю, за каким чертом мы сюда явились!

– Но, господин Дамло, – пролепетал сыщик, – я вовсе не за этим, уверяю вас!.. То есть…

– Не за этим? – с расстановкой повторил Дамло. – За чем – не за этим? За каким не за этим? Что вы имеете в виду, дьявол вас побери, когда говорите, что пришли не за этим?

– Честное слово, господин Дамло.

– Ну-ну!.. – оборвал Дамло со свирепым добродушием. Щелкнули кнопки, приводя подставку и спинку кресла в исходное состояние. Дамло застегнул свою верхнюю пуговицу Положил руки на,стол. – Мне все известно. Можете не оправдываться!

– Ей-богу…

– Я все сказал. Состава преступления не усматриваю. Кто на вашем месте поступил бы иначе?

– Вот именно, кто? – горячо поддержал его сыщик.

– Значит, сознаетесь?

– Сознаюсь!..

– А в чем?

– В том, что зашел выразить вам свое почтение, господин; Дамло!

– Теряем время. Советую не вилять!

– Я не смею…

– Чего? Сказать правду?

– Вилять, господин Дамло! Как это можно, в вашем присутствии? Я всем и всегда говорил: нашего Дамло не проведешь! Верьте в искренность…

Дамло снова взмок. Сейчас его утопят в словах, долго не пробарахтаться!.. Коварное искусство допроса никогда не станет доступно ему, надо смириться. Эх-хе-хе, все козыри на руках, карты даже крапленые, раз в жизни захотелось поиграть, как кошка с мышкой, а что выходит: мышка играет кошкой, Так подумал Дамло, и ему стало грустно. Однако в этом ли его сила? Нет, его сила не в этом!

– Господин частный детектив, – сурово, со спокойным достоинством заговорил Дамло, – как стало известно полиции, вы направились сюда в надежде, что это помещение пустует. Вы намеревались тайно проникнуть в кабинет, занимаемый.., ну, в мой кабинет, и, дьявол вам в печенку, произвести здесь обыск с целью обнаружить какие-нибудь записи, сделанные указанным мной, чтобы, словом, выведать, каким манером этот самый Дамло раскрывает преступления! Ловко, ничего не скажешь!

– Непостижимо! – прошептал, бледнея, сыщик. – Невозможно!

Он тут же сообразил, что такое поведение равноценно признанию. Следовало выкарабкиваться.

– Это несправедливое обвинение… Дамло уверенно продолжал:

– Пойманный за руку преступник продолжал.., продолжает отрицать свои намерения в расчете на отсутствие свидетелей. Он думает сейчас, что раз никому; не проболтался, то и выдать его некому, поэтому запирается!

Сыщик захрипел. Дамло сострадательно подвинул ему кружку – придется ее после выкинуть. Пить сыщик не стал: не мог. Но самый жест Дамло благоприятно повлиял на душевное состояние подследственного.

– Ужасно, господин Дамло! – сказал он наконец. – Вы правы, но я.., я только что это задумал.., возник умысел.., ни одна живая душа не знает! Видно, черт вам помог, прошу прощения, господин Дамло!

Дамло просиял.

– Ладно, ладно! Пейте пиво. Только осторожнее: не простудитесь. – Сыщик судорожно отхлебнул. – А теперь о деле. Обокрасть не позволю, могли убедиться. Но продать, господин сыщик, могу! Ну? – Он уставился на подследственного. – Какая ваша цена моим секретам?

Сыщик замотал головой.

– Нет! – сказал он. – Лучше уж мне держаться подальше.., если позволите, господин Дамло! При всем моем уважении. Бессмертие души, господин Дамло…

Тут Дамло взорвался.

– Душа! – зарычал он. – Свихнулись, что ли, как аптекарь? Чихать мне на вашу душу, ишь, не хватало заботы! За вами знай Доглядывай, чтоб тело не нарушало!..

Ругань Дамло придала сыщику каплю бодрости.

– Господин Дамло, вы не могли бы осенить себя крестом?

– Чего не осенить, осеню, пожалуйста! Ну? Что скажете?

– Но все-таки поклянитесь еще по-христиански, что не связаны.., сами знаете с кем, и, я полагаю, мы сможем потолковать.., об условиях!

Дамло поклялся.

– Только не воображайте, что я из кожи лезу с вами сторговаться! – перешел он вслед за тем в наступление. Хотите – покупайте, хотите – нет, только живее, вон что вокруг делается, пока я с вами тут рассиживаю!

Сыщик назвал сумму – довольно внушительную – и попросил бумаги, чтобы написать расписку, но Дамло остановил его.

– Не надо. Хватит честного слова. Даете?

– Конечно!

– Не "конечно", а "даю честное слово"! Так и говорите. А теперь поклянитесь выплатить деньги, невзирая ни на какие обстоятельства… Вот так. И не забудьте: вы дали слово, вы поклялись. Вы находитесь в здравом уме и твердой памяти, верно? А то начнете потом говорить…

– Лучше бы взяли расписку! – произнес обиженно сыщик.

Дамло захохотал.

– Предложите еще взять наличными! Ох, хорош бы я был! Посмотреть на вас – добропорядочный человек, а что запоете, когда… – Он помрачнел. – Отбрешется наверняка! Ничего, примем меры. Ничего не поделаешь, придется вам кое-что показать, господин сыщик. Иначе не видать мне ваших денежек!

– Господин Дамло!..

– Нечего ерепениться. Мое слово твердое, а вашему какая цена – увидим. Следуйте за мной!

Хрустальная пивная кружка, новехонький стол, превосходное кресло, сверкающие решетки, сияющие полы – экая жалость! Прощайте, прощайте, прощайте, никто вас больше не увидит никогда! Дамло подавил вздох и наложил на дверь пластилиновую печать.

Они вышли.

 

Глава 8

Избитый до бесчувствия, г-н Эстеффан пришел в себя посреди переломанных колючих кустов. Поблизости стонал г-н Жюстип, которому досталось ничуть не больше, только для него это не приняло еще характера системы, и страдал он сильнее. Г-н же Эстеффан – увы! – успел обрести что-то вроде привычки.

Он валялся в траке, глядел в небо и размышлял о судьбе вероучителей и пророков, которыми приходилось туго во все времена. Тот факт, что сегодня ему всыпали, собственно говоря, за участие в надувательстве, он игнорировал. Искушению доступен каждый. Кто не бывал вознесен на гору силою Сатаны? Чей дух не бывал смущен? Даже те, кто уж, кажется, должен был знать свою роль назубок. Предназначение же г-на Эстеффана открылось с такой внезапностью, что стесняться ему решительно не стоит. Провидение, избравшее его орудием своим, в час предназначенный само и вознесет его до нужной высоты. Его дурные поступки станут кому-то уроком, хорошие – примером. Обойдется! Можно не хлопотать о дальнейшей судьбе души.

Г-н Эстеффан принялся думать о разных типах рая и выбирать для себя подходящий. Нирвану он сразу ответил не с кем будет общаться. Он колебался между добропорядочным, но пресноватым раем христиан и не, лишенным пикантности, мусульманским… А лучше бы его взяли на небо живым, и если ему там не понравится, дали бы возможность вернуться.

Г-н Эстеффан весьма живо представил себе, как он почтительно, однако твердо спорит на эту тему с апостолом врат: тот его выпускать не желает, тогда предъявляется пропуск, подписанный на самом верху…

И тут его окликнули:

– Эстеффан!.. Господин Эстеффан, вы оглохли?

– Нет, – со смирением ответствовал г-н Эстеффан. – Нет, господин Жюстип, я вам внемлю. А что?

– Посмотрите сами!

– Если приближаются гонители наши, – произнес г-н Эстеффан, не размыкая век, – с копием и тернием, я не тронусь с места, господин Жюстип, да и вам не советую. Я заметил, что вы слишком напрягаете мышцы, когда вас бьют, а этого делать не следует, говорю как специалист.., я хотел сказать, как медик!

– Разуйте глаза! – простонал Жюстип.

Г-н Эстеффан исполнил совет – и что же предстало взору? Зрелище было рассчитано явно на более здоровое тело и дух. Три коленопреклоненные фигуры склонились над ним, сложив молитвенно длани. Взоры всех – того, что ошуюю, того, что одесную, того, что в ногах, – исполнены были Тайны…

– Как? Уже?! – пробормотал г-н Эстеффан, подумавший, что пробил час душе расстаться с телом. – Но, господа, я не могу так.., я не хочу, не готов совершенно! Нельзя же так сразу!.. Без всякого предупреждения!..

– Прости нас, владыко! – почтительнейше произнес он, что одесную. – Не гони!

– Прости! – подхватили хором остальные. Жюстип озадаченно наблюдал эту сцену. Взглянув с торжеством, Эстеффан возгласил;

– Ладно, прощаю! Пришельцы возликовали.

– А теперь, – сказал г-н Эстеффан, – возьмите меня и слугу моего, – он указал на Жюстипа, – отведите в место злачне, место прохладно, омойте раны наши и дайте нам чего-нибудь поесть!

Жюстип задыхался как рыба…

Г-н Эстеффан, конечно, был озадачен. Однако высшие силы, направив посланцев своих, поди, знали, что делали.

Они же, надо полагать, вложили в уста его процитированные слова. Ничего лучше нельзя было придумать.

Двое посланцев бережно подняли с земли г-на Эстеффана, третий сгреб за шиворот Жюстипа, взвалил его на спину. Ноги тайного агента в одних только драных носках нелепо и трогательно подрыгивались посреди бахромы, в которую были обращены его новые брюки.

Вся эта сцена имела никем не замеченных зрителей, и один из них был крайне удивлен.

– Сколько чести нашему аптекарю! – прошептал он не без зависти. – С чего бы это, господин Дамло?

Профессиональный азарт завладел его грустной востренькой физиономией.

– То ли еще увидите, господин сыщик! – отвечал Дамло, не понижая голос. Но никто не обернулся. Процессия двинулась в путь.

– Что за люди, господин Дамло? – настойчиво допытывался сыщик.

– Вам лучше знать, – снова полным голосом ответе говорил Дамло, заставив вопрошающего съежиться.

– Мне? – сказал сыщик. – Гм!.. – В самом деле, он ведь где-то видел что-то похожее на эти лица – не чертами, выражением. – Неужели, – прошептал он, – это сотрудники оккультного отдела? Неужели?.. Они получили задание?

– Уверовали! – с ухмылкой отвечал Дамло. – И крепко! Он, видать, что-то священное думал, этот Эстеффан. Они состоят теперь при нем вроде в апостолах, ясно? Сменили, черти драповые, хозяина: оставил их без присмотра!.. Ну, ему поделом, – размышлял он и дальше вслух, – да только произойдут из-за этого беспорядки… Ой, произойдут!..

И Дамло надвинул каску.

 

Глава 9

Дракон заходил на посадку.

Три его головы смотрели в разные стороны. Вероятно, получался превосходный круговой обзор. Хвост гасил турбулентные вихри. Короткие, отороченные когтями лапы растопырились, как шасси. Перепончатые чешуйчатые крылья на солнце просвечивали. Они были почти неподвижны.

Середина поляны дымилась. Из чащи слышался топот и треск.

Чудовище-таки обладало недурственным нюхом! Иначе откуда бы ему знать, что в его распоряжение поступило такое количество пищи? Впрочем, возможно, дракон прилетел на шум.

Никто не заметил ею приближения. Он появился над верхушками деревьев в пикирующем полете, рассчитывая, как видно, сразу приземлиться и пообедать. Но поляна оказалась маловата для широко растопыренных крыльев. Дракон замахал ими, как бабочка, плюнул с досады огнем и вышел из пике, закрыв над поляной солнце и шурша в воздухе провисшим чешуйчатым брюхом, вместимостью в добрый вагон, зеленоватым с боков, грязно-белым снизу, поросшим мхом около крыльев.

Толпа сразу же разбежалась. Топот и треск затихали вдали, остался только охотник.

Он прикурил от костра, запаленного драконом. Не фосфором ли эта зверина плюется? Пламя голубовато-желтое, температура такова, что почва насквозь прогорает…

Чего хочет теперь эта крылатая гадина?

Гадина Складывала крылья – сегмент за сегментом, тяжелея, снижаясь. Жабьи глаза центральной головы – будто выпуклые мотоциклетные очки – непрерывно следили за охотником, безгубая пасть, казалось, усмехается.

Охотник начинал уважать Георгия Победоносца. Попробовать влет?

Он вскинул штуцер. Голова дракона дернулась, нуля высекла из нее искру. Но дракон не плюнул в ответ огнем, и охотник понимал почему: тот ведь тоже охотился! Какой смысл испепелить собственную добычу?

Он поймал на мушку глаз. Штуцер ударил в плечо, ороговевшее от дружбы с прикладом. Попал: серые перепонки моргнули! Пуля противно взвизгнула, уходя рикошетом. Между тем, сделанное по заказу ружье имело убойную силу крупнокалиберного пулемета и заряжалось его патронами, длиною в ладонь, – пробивало бетонную стену!

Все три головы теперь уставились на строптивую пищу тремя парами целехоньких и наивных, как у новорожденного, глаз Чучело было бы необыкновенно эффектным, пришлось бы выставить его в специальном зале. Как Георгии управился с этой броней?

Следовало удрать вместе с остальными Навсегда погубить репутацию. Это еще куда ни шло!.. Но отказаться от такой добычи?..

Он выпалил под левое крыло и затем сразу – в брюхо.

Оно заколыхалось, зашуршало белой чешуей. Все три пасти раскрылись, обнажив саблевидные зубы. Струи дыма из шести ноздрей очертили в воздухе крутую короткую спираль в виде воронки, крылья, щелкнув, припали к бокам, и дракон рухнул на все четыре растопыренные лапы.

На земле этот ящер оказался не так уж велик. Он не спешил. Ковыляющей матросской походкой направился дракон к добыче. Пластинчатый гребень мотался по спине. Глаза были почти добродушные.

Бегство не имело больше смысла, охотник приготовился умереть, не теряя уважения к себе. Дракон дыхнул дымом – и он ему навстречу послал дымок от своей сигары. Зверь недоуменно завертел головами, снова раскрыл все три пасти, в каждую из которых можно было бы войти не наклоняясь.

Охотник выстрелил в среднюю пасть.

***

Оглушающий, оскорбительный для уха грохот первого же выстрела придал сил капельмейстеру Доремю: он ударился в паническое бегство, будучи убежден, что пуля, выпущенная из ружья, так и летает пчелкой туда-сюда, пока не найдет себе, цель. Кто его знает, эта сумасшедшая штуковина может долежаться до того, что попадет и в Доремю, который против всякого милитаризма.

Так и есть: позади прогремел второй выстрел, значит, в тот раз промазали… Доремю своими ушами слышал, как жужжит в воздухе вторая смертоносная пчела, вот-вот настигнет!.. Он задыхался. Он хотел двух вещей: безопасности и, как всегда, музыки, музыки, а не распроклятого шума!

Третий выстрел! Господи, какая мерзость! Три пули, три пули в воздухе!

С чего-то вспомнилась теория вероятности, о которой ему в свою пору совершенно напрасно толковали. Две пули – еще ничего, три – верная гибель, ведь так? Зарыться в землю! Окопаться! Но как это делается? И чем? И где: ведь под ногами не земля, а вода!.. Осторожнее! С камня на камень, стремительно, ловко, прыжок, берег… На бугор ни в коем случае не подниматься, не оказываться на виду, упаси боже!.. Там, впереди, поваленное бурей дерево, – укрыться за его стволом, за мощными вывороченными корнями!

Он споткнулся и стремглав полетел вниз, в просторную ямку под корнями, но не ударился – упал на взрыхленную почву. Упал и заплакал благодарными слезами. Пускай теперь летают пули, пусть жужжат!

Ноги его почти упирались в какую-то бронзовую плиту, верхний угол которой, украшенный литым орнаментом, обнажился при падении дерева. Эта диковина нисколько г-на Доремю не заинтересовала. Он лежал и глядел в небо, голубое, без облачка, на сердце делалось легко, светлая грусть затуманивала просыхающие глаза. Хорошо-то, ах как хорошо!..

Лесной воздух был душист и сладостен, запах роз нежен, как замирающий звук струны, ему родствен… Г-н Доремю его мысленно усилил, звук сделался медово густ, торжествен, с ним затем сплелись иные звуки неописуемой, разящей красоты.

"Музыка сфер!" – пронеслось в голове Доремю.

А он лежал в ямке и слушал.

***

– Неплохо, неплохо! – одобрил мэр деятельность гипнотизера, оглядывая сумрачную, спящую стоя толпу. – Но есть и накладки. Почему он открыл стрельбу?

– Рефлекторно, – отвечал гипнотизер. – Вы велели вернуть им оружие, так? Каждый видит во сне то, что хочет. Этот – охотится. Я разрешил – хоть на дракона! – добавил он с усмешкой. – С этого начал сеанс.

– Вряд ли стоило! Не надо понапрасну тревожить кого не надо. Операция сорвется – вам же хуже, – выговаривал мэр. – Хорошо, что никого не задело! А напугать мог всех – ладно, один музыкантик сбежал!

– Вернется, – сказал гипнотизер, – и все бы вернулись…

– А время? Оно, по слухам, вроде бы не возвращается. Пора прикупать к операции. Подавайте сигнал!

– Трудно мне одному, без помощников, – пожаловался осипшим своим голосом гипнотизер, голубой от усталости, – невыносимо!

– Выберите из них, – посоветовал мэр, указывая на окружающих.

– Доремю, пожалуй, подойдет, – сказал задумчиво гипнотизер. – Я считал его потенциальным индуктором, оказалось, что он чувствительный реципиент: редкое сочетание!

– Вот прибежит – и натаскайте! – сказал мэр. – Гражданскую гвардию тоже усыпили? Ну и пускай себе поспят, мне их инициатива сейчас не нужна, своей хватает, от ник обеспечьте мне храбрость. Ну, марш вперед, труба зовет! Идемте к генералам.

– Как?! – прошептал, леденея, гипнотизер. – Это называли вы операцией?

– Ну, – подтвердил мэр его ужасную догадку – Извините, не успел вас посвятить в подробности. Если знаете способ получше обезвредить вашего шефа, скажите! Нет – исполняйте мой план! Что за уныние? Вы служите у меня, а это означает – бодрость, бодрость и еще раз бодрость! Не трусьте, никто не заставляет вас лезть в первые ряды! Ша-агом!..

***

Охотник выстрелил в среднюю пасть, и вонючая черная жижа ударила ему в лицо, сбила с нот, покатила по земле. Поток ее залил всю поляну, словно асфальтом. Шипя а бурля, погасал костер. Дракон, трепыхая чешуйками крыльев, лежал мордами в озере собственной крови, которая лилась еще сквозь сабельные частоколы челюстей. Правая голова приподнялась, взглянула горестно, не узнавая врага, и рухнула в жижу, по которой от этого прошли медленные убывающие круги… Чешуйчатый летающий танк дернулся еще раз весь, от голов до кончика хвоста, и навечно вмерз в лужу крови.

Штуцер валялся где-то на ее дне, однако сигару охотник сохранил. Он, щелкнув, выдавил из зажигалки огонек, выпустил клуб дыма в мертвые ноздри врага. Кровь стекленела, едва липла к рифленым подошвам. Охотник беззвучно засмеялся, хлопнул себя по ляжкам, запрыгнул на тушу и, пятная ее подошвами, исполнил бешеный негритянский танец. Затем перевел дыхание, затянулся сигарой, обтер окровавленные пальцы о непромокаемую куртку, заложил их в рот и засвистал, собирая челядь: с дракона следовало снять шкуру, пока не протух.

– Хозяин, – подбежав, сообщил челядинец, – там, впереди, видали дракона о шести головах!

…Но никто ему ни о чем не докладывал, не было бешеной пляски, и сигара погасла давно. Неподвижный, как все окружающие, если не считать Доремю, слух и страх которого едва не пересилили состояния транса, стоял охотник в бесчувственном ожидании нового приказа незнакомца, получавшего инструкцию от г-на мэра. Штуцер уткнулся стволом в землю.

– Замечательный все же человек – наш мэр! – прошептал, таясь в кустарнике, сыщик. – Он и тут – уже как у себя в ратуше!

Дамло только засопел в ответ.

Люди на поляне все разом повернулись и пошли в глубину леса не разбирая дороги. Сыщик видел их в двух шагах. Африканский охотник со штуцером наизготовку возглавлял колонну, все пытаясь затянуться дымком из давно потухшей сигары. Мелькали знакомые лица, но они странным образом изменились. Сыщик ощутил дурноту, встретившись с пустым, незрячим взглядом г-на булочника.

– Они спят! Господи, спаси нас, они все спят!

– Догадались! – осклабившись, подтвердил Дамло – И как еще спят! И какие сны смотрят, вы бы со смеху померли, кабы узнали!.. Все спят, до одного!

Сыщику жутко стало от его ухмылки и взгляда, который, впрочем, никак нельзя было назвать пустым или незрячим.

– А господин мэр? – спросил он. Дамло помрачнел.

– Ну, этот своего не проспит! – пробубнил он загадочно.

– Можно мне подойти к нему? – спросил сыщик. Дамло пожал плечами.

– Не советую. Но дело ваше!

Сыщик кинулся прочь со всех ног. Бог с ним, с этим Дамло, который все больше внушал ему страх, – просто так, без ясной причины. Г-н мэр – совсем другое дело! Увидеть его широкую, отработанную улыбку, может быть, если он снизойдет, пожать твердую руку!..

– Осторожнее, господин сыщик, – сказал ему в спину Дамло – Берегите нервы!

Сыщик даже споткнулся. Негодяй все же этот сержант. К чему такое глумление? К счастью, г-н мэр не расслышал пли в задумчивости пропустил его слова мимо ушей, остался невозмутим. Он шел навстречу сыщику со своей отработанной улыбкой. Почтительность – не подхалимство. И самому Дамло не помешало бы вести себя смиренней Жалованье-то он получает в муниципалитете, причем без надбавки за свою скромную местного масштаба известность.

– Здравствуйте, господин мэр! – сыщик, сияя, протянул руку – и мэр прошел сквозь него.., или он сам прошел сквозь мэра!..

– Я вас предупреждал! – напомнил Дамло, помогая сыщику прийти в себя.

– То ли еще увидите!

– Господин Дамло.., я совсем.., совсем ничего больше не понимаю!..

– Скоро поймете! – пообещал Дамло. – Как только покончат с генштабом!

***

Г-да генералы слыхали и сирену, и крики, и пальбу, затеянную неорганизованными массами, на время оставленными без присмотра, так что удивляться тут было решительно нечему. Но занятая вооруженными силами площадка надежно охранялась, были наряжены люди, чтобы выяснить причину беспорядка. Они еще не воротились. Может быть, им даже удалось привести публику в чувство, потому что снова наступила в лесу тишина.

Сидя на походных стульчиках, их превосходительства беспечально обедали, когда часовые привели с полдюжины небритых, нечесанных молодцов в порванной одежонке, кажется, выпивших, запыхавшихся.

– Кто такие? – спросил начальник генштаба, с неудовольствием прерывая трапезу.

Человек в коротеньком зеленом сюртучке, в мягкой шляпе с перышком, видимо, главный в этой компании, попытался ответить – сбивчиво и невнятно.

– Повторите! – потребовал сердитый начальник ген-, штаба.

– Полным-полно покойников!.. – пробормотал главарь,? указывая на кусты.

– Вас спрашивают, кто вы такие, – резким металлическим голосом сказал начальник разведки.

Человек в сюртучке отрезвел.

– Я арендовал у мэра участок на вырубку, – сказал; он. – Это мои лесорубы. Но нас надули, господа офицеры! В этом лесу полно покойников! Они идут сюда!

– Пьян или сошел с ума, – резюмировал начальник генштаба.

Однако завопили в ужасе разбегающиеся часовые.

– Вот они! – взвизгнул человек в зеленом сюртучке, и шляпа свалилась у него с головы из-за поднявшихся дыбом волос.

Из кустов выходили какие-то люди. Их руки неподвижно висели вдоль тела. Тусклые, безжизненные, пустые глаза глядели вперед не моргая. Ясно было, что их не остановишь никакими выстрелами Да будь даже запасец серебряных пуль – и то бы всех бы не успеть перестрелять!..

Сорок генералов с буфетом, охраной и свитой и артель лесорубов с подрядчиком во главе были окружены, отрезаны, отсечены, согласно плану г-на мэра.

Подрядчик упал, закатился истерикой.

А генералы сделали то, что умели: подняли руки вверх.

 

Глава 10

Глубокий радостный покой снизошел на душу г-на Эстеффана. Ему хотелось бы обнять весь мир, но, несомый на руках, он был лишен такой возможности.

Крупные светлые слезы лились из глаз, катились по щекам его носильщиков.

На невысокий холм посреди заросших кустами развалин вознесли его и возложили на мягкие травы у древней какой-то стены. В стене была дверь, обитая стальными полосами. Чтобы она могла отвориться, ее требовалось снизу откопать. Святые посланцы принялись за дело и весьма скоро его исполнили, хотя в их распоряжении не было даже лопат! Затем г-на Эстеффана вновь подняли и внесли в помещение, слабо освещенное запылившимися витражами, наивными и забавными. Смутно знакомы показались они аптекарю.

Тело его проследовало прямиком в алтарь, Жюстипа оставили на деревянных ступеньках перед раскрытыми царскими вратами, так что оба могли видеть друг друга и переговариваться.

Итак, их доставили прямо по адресу: в церковь! Ну и ну! Место было, и верно, прохладно, однако неизвестно, насколько злачне: скорее тут пахло мышами, хотя, в основном, помещение и все убранство сохранились неплохо. Сколько мог судить новоиспеченный вероучитель, знавший до тех пор чужие верования исключительно через посредство нескольких давно прочтенных атеистических сочинений, это была, пожалуй, католическая церковь, вероятнее, даже собор! Внутри подобных сооружений ему не доводилось еще побывать. Но откуда же оно здесь взялось, что представляет собою эта местность, эти виденные на пути запущенные руины? Может быть, они с Жюстипом все-таки умерли и очутились на том свете? Загробное царство имеет вот эдакий вид?!

Г-н Эстеффан разволновался. Украдкой оглядел свое толстенькое туловище в грязных лохмотьях. И это – душа? Не похоже. Но почему бы и нет? Если она представляет собою точную копию тела? А плотность? А физические ощущения? Нет, все-таки нет!

И если даже это все-таки душа, ее тоже не грешно было бы отмыть и переодеть.

Вскоре г-н Эстеффан получил более, чем желалось.

***

Он получил это за счет их превосходительств, с которыми, хоть и трепеща, успел побеседовать сиплым своим голосом незнакомец, в результате чего чины генштаба и представители союзного командования дружно уснули. О крепости сна начальника разведки незнакомец позаботился особо, но и этого казалось мало: всякие бывают случаи. Потому, для своего собственного, а также общего спокойствия, следовало изолировать г-д генералов в надежном месте…

Незнакомец подал команду:

– Стройся!

Его наглость была щедро вознаграждена. Через полминуты цвет воинства вышагивал как на параде в сторону пирамидального холма. Незнакомец даже взгрустнул: жаль, поторопился! Надо было бы позаниматься с ними строевой, заставить бы побегать и поползать! Впрочем, можно и позже вернуться к этой славной задумке. Пока хватит еще нескольких километров гусиного шага.

Генералитет для надежности сопровождался эскортом загипнотизированных национальных гвардейцев, во главе которого незнакомец рассудил поставить г-на булочника, произведшего на него благоприятное впечатление своей основательностью, как внешней, так, вероятно, и внутренней.

Дамло и сыщик направились следом по собственной инициативе…

Захваченный обоз вместе с обслуживающим персоналом был включен в состав победившей армии.

***

Поэтому вскоре, изрядно перепугав г-на Эстеффана, в собор вошли люди. Страх оказался напрасен. Санитары совлекли одежды с его бренного туловища, врач, молчал склонившись, принялся обрабатывать стигмы спиртом, зеленкой, йодом. Г-н Эстеффан постанывал… Затем его накрыли простыней и он, успокоенный, спросил проникновенно;

– Я буду жить, доктор?

Он это без доктора знал. Все причиненные ему повреждения носили характер легких, не причиняющих расстройства здоровью, как пишут в судебно-медицинских бумагах. Но все-таки врач мог бы эти ему сообщить. А врач не произнес ничего в ответ на слова, произнесенные дрогнувшим голосом. Тоже мне, коллега! Такое безразличие к пациенту! Вообще неприятный тип. Что за глаза!.. Г-н Эстеффан зажмурился, не выдержав взгляда словно бы посыпанных пылью зрачков.

Врач тем временем занялся Жюстипом.

Г-н Эстеффан перевел дух. "Это все витражи", – подумал он. – Эти тусклые цветные стеклышки так страшно изменили обыкновенное простецкое лицо. Да и другие лица! Санитары тоже напоминают механических кукол. Молчание, очевидно, – проявление бойкота, объявленного мнимому виновнику несчастья. В помощи, однако, не отказывают, наказание имеет чисто моральный характер, это можно и пережить. Ах, господин мэр, господин мэр!..

Он озяб после процедур и не успел на это пожаловаться, как в алтарь внесли пушистое верблюжье одеяло. Г-н Эстеффан испустил глубокий блаженный вздох. Разве часто встретишь в людских душах такое проникновенное понимание? Можно вздремнуть, и было бы хорошо, если бы никто не потревожил!

Дверь собора была тут же заперта изнутри на засовы.

***

– Объект туризма, – задумчиво произнес г-н мэр, колупнув ногтем стену храма. – Не знаете, у кого ключи? Ах, да!..

Прочно строили в старину. Развалилась одна колокольня, остальное можно использовать, хоть и не по прямому назначению. Не то что другие развалины, которые восстанавливать бесполезно. Жаль, незнакомец разогнал помощников, может быть, они успели кое-что получше обнаружить, но сейчас не до жиру: надо успеть как-то разместить людей на ночь. Шалаши. Палатки. Спать им придется вповалку, а все же никто без крова не останется Церквушка эта вместит прорву, надо будет вышибить дверь. Ну, это не горит. Успеется, ближе к вечеру, когда придется выбирать и для себя ночлег…

Он продолжал инспекцию руин.

Повсюду между остатками каких-то строений горели костры, валил дым: топливо, конечно, сыровато, другого взять негде. Г-н Доремю, таки вернувшийся, совместно с г-ном африканским охотником весьма тщательно чистили мелкую одичавшую картошку, состоя под началом г-жи булочницы, которая помешивала в котле. Какое трогательное единение! Какое поучительное зрелище! Из него одного можно извлечь ряд полезных выводов. Например, всей этой публике Дамло уже не нужен – не нужен, пока они спят. Без всякого Дамло соблюдается строжайшая дисциплина и образцовый общественный порядок. Интересно бы найти г-на Ауселя и взглянуть на него. Ему такая жизнь полезнее, чем кому бы то ни было. Ни капли спиртного! Гарантированное воздержание, полное избавление от порока, здоровый физический труд на свежем воздухе. Такой Аусель должен быть несказанно благодарен. Если он отплатит своему благодетелю услугой, это будет в порядке вещей. Так что моральная сторона дела выше всякой критики.

Одним словом, надо ли их будить? Вот в чем штука. Прежде г-н мэр думал именно так: внушить им, что требуется для его безопасности, и позволить затем проснуться. Теперь его точили сомнения, переходящие помалу в уверенность. Когда эдакий пижон-охотник, наконец, получает возможность заняться истинным делом вместе с чистоплюем-музыкантиком… Гм, гм!.. Что-то насчет этого Доремю приходило ведь в голову, надо припомнить, кажется, что-то довольно важное…

Он шел и любовался на другие сообщества. По существу, весь город, включая приезжих, стал единой семьей. Есть, есть о чем поразмыслить тому, кого можно считать их отцом! Хотелось вынуть платочек – утереть непрошенную слезу, только стоило ли это делать без зрителей, и платочка нет при себе, платочек отдан был начальнику оккультного отдела, когда тот отправился парламентером.

Вспомнив о нем, мэр нахмурился. Н-да, этот гипнотизер… Ложка дегтю!.. Ладно, решим вопрос!

Он отправился искать своего чрезмерно талантливого помощника.

***

Едва мэр отошел, дверь собора снова была отперта, внесли охапки хвороста, затопили печи. Когда г-н Эстеффан пробудился, его погрузили в генеральскую походную ванну, наполненную водой точно такой температуры, какую он предпочитал; отмыв, вынули из воды, завернули в мохнатую простыню, дали обсохнуть, и врач заново обработал стигмы.

Жюстип унаследовал остывшую воду, вылез же из ванны и вытирался самостоятельно.

Затем их накормили – аптекаря с ложечки – великолепным обедом, тайный агент довольствовался холодными закусками, правда зато из генеральского холодильника. Он это понял. Предпринятые г-ном мэром акции и операции были Жюстипу небезызвестны. Внимание его привлекала подробность, которой никто другой не мог заметить, тем более понять ее значение. Никто не бегал звать врача и санитаров – те сами явились. Точно то же было с хворостом, с печами, с ванной, с едой: все, что г-ну Эстеффану пожелается, доставлялось разными людьми. Он себе возлеживал посреди алтаря, три пресвятых обормота стояли там на коленках и благоговейно на него пялились, но тем не менее!..

Конечно, г-н мэр умудрился захватить абсолютную власть, какой не обладали короли. Но в мантии, – цветисто подумал г-н Жюстип, – имеется премахонькая дырка: под носом властителя некие люди молча распоряжаются как ею поддаными, так и драгоценными припасами, которые он, разумеется, придерживает лично для себя, не собираясь делиться ни с кем, тем более с Жюстипом и Эстеффаном!

Мэр должен был указать каждому работающему ею место и объяснить задачу, всякий раз через посредство незнакомца, времени уходит уйма. Этим же коленопреклоненным довольно уловить желание аптекаря, едва оно шевельнется. Их молчаливый приказ будет сразу исполнен – ловко, споро, бесшумно.

Вывод? А вывод такой, что без Эстеффана, к сожалению, не обойтись Как бы объяснить ему поделикатнее?..

– Господин Эстеффан, – начал он, все предварительно обдумав, – я хочу с вами посоветоваться: возможно ли это, с медицинской точки зрения…

– Слушаю вас, друг мой, – слабым голосом отозвался г-н Эстеффан из царских врат. – Внемлю! – поправился он, покосившись на святых посланцев.

– Может, по-вашему, человек – ну, допустим, из-за сотрясения мозга! – начать слышать чужие мысли.., не всех, некоторых людей? – с наигранным смущением проговорил Жюстип. – Иногда?..

– Заманчивое качество, мой друг! Вы хотите сказать, что обнаружили его в себе? – вероятно, из-за битья г-ну Эстеффану и впрямь добавилось проницательности. – Когда же?

– Ну, примерно тогда, – сказал Жюстпп, притворяясь, будто вспоминает, – когда мы с вами лежали на земле…

– ..покрытые ранами, – подсказал г-н Эстеффан.

– ..и к нам, – продолжал Жюстип, – подошли эти трое…

– ..праведных мужей, – подсказал г-н Эстеффан – Сначала я подумал, что у меня бред, – лгал Жюстип дальше.

"Это сейчас у тебя бред, – подумал г-н Эстеффан. – С психами надо быть поосторожнее!" Хозяин аптеки ничего не помнил о визите незнакомца накануне, он не узнавал в одном Из праведных мужей того самого реципиента, который его словно бы обнюхивал в тот вечер, он не успел прочитать газеты, и даже слухи до него, объятого пламенным вероучительным порывом, но дошли, а потому привычный скепсис взял верх без труда.. Видно, здорово досталось бедняге по голове, если уж он понес такую ахинею. По голове – это вообще очень вредно, особенно с непривычки. А может быть, этот Жюстип его разыгрывает? Его, г-на Эстеффана, пред коим ему, собственно, следовало бы распроститься ниц и вымаливать дозволения облобызать башмак! В таком ведь случае можно применить и санкции! – г-н Эстеффан обиженно и грозно засопел. – Сама жизнь этого ничтожества зависит от высокой грозной воли г-на Эстеффана. Предтечи не очень стеснялись. Неблагочестие даже должно быть наказано, сие не произвол, но долг. Стоит шевельнуть пальцем.., но вдруг это все-таки сумасшедший? Долг медика. Гм… "Псих или не псих? Врет или не врет? Как бы выяснить, черт.., тьфу, прах его побери!" И тогда один из праведных мужей, предварительно не ткнувшись об пол лбом, проговорил.

– Лукавый твой слуга не лжет, владыко! Он слышит!.. Пророки во все времена опасались тайной полиции – не без причин. Г-н Эстеффан внутренне съежился.

– Господин Жюстип, – произнес он вибрирующим голосом, – вас этому научили на службе? Признайтесь, какие уж между нами секреты! Мои мысли вы тоже слышите?

– Н-нет!.. – помедлив, рискнул ответить г-н Жюстип. Аптекарь взглянул на праведного мужа. Тот сказал:

– Он лжет, владыко! Это не вся его ложь, он наш враг и соперник. Когда тайная полиция пронюхала про оккультный отдел, она организовала свой такой же. Этот штафирка, – он указал на Жюстипа, – их единственный реципиент, но зловредный. Он тайно подслушивал наших индукторов шел по нашим следам, как шакал, все вынюхал, сорвал нам операцию в гостинице, приказал пристрелить доктора Даугенталя, вашею Высокочтимого Друга, только чтобы нас опередить в поисках, чтобы выслужиться и возвысить свое ведомство. Из-за него мы остались в беде: без начальника. Если хочешь, прикажи наказать его, надежда и заступник.

Эта механически произнесенная речь, содержавшая тем не менее все ответы на все вопросы, которые только успевали шевельнуться в голове у г-на Эстеффана, произвел? сильное впечатление…

– Простите меня, господин Эстеффан, – смиренно сказал Жюстип. – Наказать меня вы успеете, если захочется Но, должен вам сказать, сейчас нам не до ссор. Возникло положение, опасное для нас всех.

– Что вы имеете в виду? – кисло осведомился г-н Эстеффан.

– Порасспросите-ка ваших апостолов. Они правы: я – реципиент и, по сравнению с ними, слабоватый… Но замыслы господина мэра, как они до меня доходят, мне очень не нравятся!

Г-н Эстеффан даже подпрыгнул на своем ложе.

– Как?! Этот проходимец?..

– Да, – сказал Жюстип, – он самый! Не хотите ли вы предъявить ему счет?

И он принялся излагать план, созревший за то время, пока Жюстип валялся на своей подстилке По его мнению, следовало уже и поторопиться: мэр ведь тоже был далеко не дурак!

***

Мэр разыскал, наконец, оккультиста, со смутной улыбкой греющегося на солнышке.

– Что вы тут делаете, черт вас побери?

– Вы же знаете, господин мэр, я…

– Все знаю, – загремел мэр, – но не могу понять, почему я один за всех должен трудиться! В рекогносцировке, например, почему вы не участвовали? Я с моей-то комплекцией успел тут все излазить вдоль и поперек! Можете хотя бы объяснить, куда девался руководимый мною город – подобные происшествия все-таки больше по вашей части.

– Нет, господин мэр, – засопел опять оккультист. – Хорошему реципиенту может кое о чем сказать даже окружающая среда, но Для меня, как и для вас, загадка…

– Ладно, загадки мы оставим на потом. Я привык считаться с фактами, а каковы факты: географически здесь территория города, – он повел вокруг себя рукою, – но на деле мы имеем развалины неизвестного происхождения и давности, к использованию, в общем, не пригодные, в приличном состоянии только церковь, да и на нее надо еще внутри поглядеть… Гм, я готов допустить даже, что это развалился и зарос лесом собственный наш город – опять какие-нибудь штучки того профессора, – продолжал он вслух размышлять, – но этому противоречит топография, – мэр указал на высокий холм пирамидальной или, быть может, конической формы, – в наших окрестностях ничего подобного не бывало! И река – ну, скажите на милость… Гм-гм… Короче, мы чудом оказались где-то черт его знает где, а если чудо есть факт, из него следует извлечь пользу обществу. Вы же, дорогой мой, разъелись на федеральных харчах и манкируете! Понимаю, устали, но мне-то труднее, чем вам, и намного! Попробуйте руководить этой публикой, когда они тебя не видят и не слышат. Ни одно указание, не доходит без переводчика – без вас, а вы… – Он махнул безнадежно рукой. – Хорошенькое дельце!

– Горло!.. – просипел гипнотизер.

Мэр, словно спохватившись, мгновенно переменил тон.

– В самом деле!.. – проворчал он. – Вы уж извините: захлопотался, разгорячился!.. Экая беда! – Он помог подняться, взял под локоть, повел. – Сейчас придумаем насчет! подходящего помещения, уложим вас в постельку, добудем лекарство, врачи у нас имеются!.. Мы вас живехонько поставим на ноги, не беспокойтесь!

Оккультист раскис от этакой заботы.

– У меня голоса нет… – просипел он. – Ночью простудился…

– Да, – сказал мэр озабоченно. – Без горлышка вашего нам труба!.. Несвоевременно, голубчик, выбываете из строя!.. Как же мне без вас?.. Гм… Гм… Гм! Не наберетесь ли силенки поработать еще буквально минуту? И – полный покой вплоть до выздоровления, а?

– Разбудить надо? – просипел гипнотизер, указывая на работающих вокруг людей.

– Можно, – уклончиво произнес мэр. – Но нет: им же столько всякого придется предварительно внушить, иначе, сами понимаете, безобразия, паника, беспочвенные претензии. Доберутся до ваших генералов – где вы там их изолировали! Нет! До окончательного выяснения обстановки не считаю возможным. Вы со мной согласны?

– Вполне!..

"Еще бы ты не был согласен!" – подумал мэр. И продолжал:

– Не понимаю, как мы с вами сразу не додумались! Давайте-ка соберем публику, да и внушите им, чтобы они слушались и меня, как вас до сих пор, вот и все! Работы капелька, не надорветесь, зато потом болейте на здоровье сколько вздумается! Ась?

У ошарашенного гипнотизера от волнения ненадолго прорвался голос:

– Господин мэр, вы хотите вытолкнуть меня из дела, – пуская через слог петуха проговорил он, – после того, как я для вас добился власти?..

– Хороша власть! – воскликнул мэр. – По мне уж лучше никакой, чем такая! Будите их, делайте что угодно, я отказываюсь! О себе позаботиться я сумею. А вы и все остальные – как знаете! Все.

Он повернулся, чтобы уйти. Гипнотизер вцепился в рукав.

– Господин мэр!.. – пропищал он. – Не надо!.. Созвать всех ко мне! – велел он тем, кто оказался близко. Несмотря на изменившийся тембр, голос его был узнан и приказ стал исполняться.

– Так-то лучше! – благодушно сказал мэр. – Зря пугались, никто вас не выпихнет, уговор в силе! Разбудите кого угодно или так спросите, всякий вам скажет: для своих служащих я отец и мать. Вас ценю высоко как специалиста. Все у нас с вами в порядке!

– Нужен индуктор! – почти одним дыханием сообщил незнакомец – Не услышат!..

Действительно, чересчур пылко выраженный протест оставил его вовсе без голоса. Мэр скорее догадался, чем услышал.

– Ну, и в чем дело? – отозвался он. – Доремю вам, кажется, подходит? Берите его!

И когда они были снова окружены толпой покорных мстительных людей, возле дочиста выбритого лошадиного черепа гипнотизера и реденькой макушки г-на мэра красовалась бетховеновская шевелюра капельмейстера, уже наученною будущей его роли. Выбор казался удачен: только Доремлю с его тончайшим слухом мог легко различить то, что сипло насвистал ему в ухо бедный гипнотизер.

– Начали! – хлопнув в ладоши, распорядился г-н мэр.

– До сих пор, господа, – засвистел гипнотизер, – вы подчинялись только мне, теперь…

– ..теперь вы будете подчиняться только господину мэру! – громко и твердо подсказал г-н мэр. Гипнотизер в ярости обернулся к нему.

– Но… – От моих служащих я требую беспрекословного повиновения! – заявил г-н мэр и, вытащив пистолет, заботливо его оглядел.

– Теперь, – прошипел гипнотизер, – вы будете подчиняться только…

– ..господину Эстеффану! – хором завопила толпа – И ныне, и присно, и во веки веков! Аве, господине Эстеффане!..

Опустившись на колени, они запели "Глорию"… От неожиданности г-н мэр едва не спустил курок, но успел одуматься.

– Чьи это штучки? – прокричал он в ухо гипнотизеру – Мои помощники! – беззвучно отвечал тот, мелко дрожа. – Какой кошмар: они переметнулись!..

– Сделайте хоть что-нибудь! Живее!

Собеседник указал на горло. Да будь он даже в голосе, его все равно бы никто не услышал сквозь рев десяти тысяч хорошо отдохнувших восторженных глоток.

Г-н Жюстип чрезвычайно эффектно взорвал свою мину Не прекращая пения, толпа поднялась с колен и потекла к собору, белевшему над кустами. Г-на мэра по-прежнему никто не замечал, только это было теперь ему на руку. Гипнотизер, держась за свое горло и воровато оглядываясь, отошел, а затем подался в кустики. Вот и крысолов вострит лыжи. Игра, конечно, проиграна. Только не слишком ли много поставлено было на карту? В подобных случаях счастливцу следует быть крайне осторожным, иной побежденный не станет миндальничать! "Так-так!.. – размышлял он, прищурясь на церковь. – Вот, стало быть, где вы пригрелись! Классная подножка, ребята, ответ за мной! – Тут он спохватился. – Ах, мой милый Августин, Августин!.." Но, как видно, его мысли прослушивались особо внимательно…

– Хватайте нечестивца! – заорало десять тысяч глоток.

"Толково! – подумал Г-н мэр. – Нет, тут не Эстеффаном пахнет, тут.., ах, мой милый Августин!.." – Зачем же так грубо? – кричал он, увертываясь от хватающих его рук. – Господа, господа, не забывайтесь!

Его никто не слушал. Он был схвачен, обезоружен, толпа подтащила его к самой стене собора и прижала к ней, потного, задыхающегося…

Позднее сам г-н мэр не мог вспомнить в подробностях, как случилось остальное, объяснял это себе вспышкой отчаяния. Окружающие же были слишком медлительны, вот в чем весь секрет!..

Он ухватился за плечи близ стоящих. Подошвы с мучительным трудом оторвались от земли, снова очутилась над толпой. Помнит, что отсюда увидел начальника оккультного отдела. Тот оставался в безопасности, и, должно быть, его бедное горло продолжало болеть, потому что не вмешивался.

Дрыгая ногами, как насекомое, живьем надетое на булавку, г-н мэр, сопя, втиснул кулаки в плечи гонителей, напряг все силы. Показалось, что нижняя часть туловища оторвалась. Однако вскоре и она оказалась над толпой вся, без изъятия. А в руке у г-на мэра была граната, прицепленная с пояса одного из дрыхнущих десантников! Как-то так уж получилось, заодно!..

Г-н мэр когда-то проходил соответствующее обучение. Стоя на плечах – или даже на головах, где тут вспомнить! – и ни секунды не промедлив, он швырнул гранату сквозь пыльный витраж, зажал уши…

"Глория" умолкла, но и "Реквием" почему-то не зазвучал Толпа снова оцепенела в неподвижности…

Мэр подошел к двери, распахнутой взрывом, заглянул. Внутри все было сметено начисто. Обрушился иконостас л перекрытия. Ничто не шевельнулось. Вероятно, обломки и медленно оседающая известковая пыль погребли их тела. Мэр заморгал.

– Успокой, господи, его душу! – сказал он и, повернувшись к кустикам, в которых скрылся оккультист, крикнул. – Эй, верните мне платок! Бедняга Эстеффан!.. Кто бы мог подумать, что придется его оплакивать?

Оккультист из кустиков, однако, не отозвался, поэтому оплакивание пришлось отложить. Живот, что ли, схватило у помощничка – чего он застрял?

– Эй, господин начальник оккультного отдела! Никакого отзвука! Стоп, не он ли мелькнул там, в отдалении? Точно, он самый, каналья! Дезертирство у него в крови! А без него никак нельзя!.. Неужели никак? Гм-Гм… Он заставлял ведь Доремю транслировать указания, не среагирует ли Доремю на голос мэра, тем более, что при нем решен же был вопрос насчет того, кого следует слушаться! Попытка не пытка, а ну-ка:

– Доремю, передайте: разойтись по рабочим местам! Указание было исполнено!

"Так-та-ак!" – подумал про себя г-н мэр – и довольно зловеще прозвучала в душе его эта неопределенная мысль.

– Марш за мной, господин Доремю! – скомандовал г-н мэр.

 

Глава 11

Грохот взрыва, ослабленный расстоянием, был все же услышан в глубине чащи.

– Что-то случилось! – проницательно заметил г-н сыщик.

– Покушение на убийство, – ответил Дамло. У сыщика округлились глаза.

– Какой ужас! – воскликнул он. – Мы, конечно, вернемся?

– И не подумаем, – сказал Дамло. – Все уже кончено, а свидетелей нет… Зато, находясь здесь, мы кое-что увидим. Идемте, господин сыщик, идемте скорей!

***

Громадный холм высился прямо перед ними на той стороне реки. Необыкновенно изящный, легкий, прямой как стрела металлический мост вел к его подножью, где чернел вход в пещеру… Сыщик оцепенел.

– Что это значит, господин Дамло? Ведь говорили-то о дикарях…

– Где же он? – бормотнул Дамло, озираясь. – Ага, вот он, на подходе, разлюбезный!..

Среди кустов появился г-н начальник оккультного отдела разведуправления – с голой грязноватой макушкой, свистя больным горлом. Боязливо попробовал ногою мост на прочность.

– Смотрите, смотрите, господин Дамло! – зашептал сыщик, указывая на кусты позади, откуда послышался шорох.

– Знаю, – равнодушно отвечал Дамло, – и еще кое-что увидите! Ваши переживания, господин сыщик, не идут на пользу делу, оставьте хоть маленько любопытства про запас, не то его на главное не хватит, а главное – вон там!

И он указал на пещеру.

Что же такое могло в ней находиться? Конечно, мост был признаком существования цивилизации, так что насчет дикарей. Тьфу, при чем тут дикари? – рассердясь на себя, подумал сыщик – Вспоминать о каких-то дикарях, когда за кустами, словно рядовой филер, прячется сам г-н мэр, явно выслеживая этого оккультника!

Однако он не знал за Дамло склонности к преувеличениям, так что ему снова сделалось не по себе Сыщик страшился того, что предстояло, и страшился, как увидим, не напрасно Беглый гипнотизер преодолел мост в несколько заячьих скачков, оглянулся, еще раз показав наблюдающим свои выпученные глаза на позеленевшем личике, и скрылся в пещере.

Подождав ровно столько, сколько требуется по правилам сыскного искусства, г-н мэр без малейшего шороха двинулся следом Возле него, копируя повадку и движения, семенил г-н Доремю Сыщик позавидовал этакой чести. Он сам неоднократно оказывал мэру услуги и готов впредь оказывать, г-н мэр мог бы вспомнить о нем, избирая провожатого для такого дела, к чему дилетантщина!. Он вспомнил, как г-н мэр прошел сквозь него, не заметив, и ему стало обидно до слез, – так рассказывал г-н сыщик позднее Дамло медлил, чего-то еще дожидаясь, и долго ждать не пришлось едва пещера поглотила г-д мэра и Доремю, как над кустами вознеслись носилки с г-ном Эстеффаном, и видел бы начальник оккультного отдела, кто нес их с величайшей бережностью, не допуская, чтобы хоть одна колючка посмела коснуться настрадавшегося пухлого тела.

Процессия пересекла мост, но у входа в пещеру возникло препирательство, г-н Эстеффан закапризничал, нипочем не желая очутиться поблизости от г-на мэра после того, что недавно произошло. Г-н Жюстип мрачно заявил: он в таком случае снимает с себя всякую ответственность; краткий этот спор был прекращен лучшим из реципиентов – Ты прав, святой наш господин! Мы сами найдем тебе место получше, а этот твой лживый слуга пускай, если хочет, отправляется хоть в преисподнюю!

И носилки свернули влево – в зеленую чащу на той стороне…

– Наша очередь! – с ухмылкой произнес Дамло, ступая на мост.

– Куда понесли Эстеффана? – спросил сыщик, сгорая от любознательности – Узнаете во благовремении, – отвечал Дамло – даже не без юмора – Нам-то с вами требуется сюда, – и сержант указал на пещеру.

Они вошли в облицованный камнем тоннель Сыщик испугался темноты, но Дамло включил электрический фонарь, и пятно света заплясало на отполированных до блеска плитах пола. Было здесь необыкновенно чисто – ни пылинки!

– Удивляюсь, зачем господин мэр хлопочет в развалинах, когда имеется такое благоустроенное помещение? – сказал осторожно сыщик – Темновато, но дышится очень легко, хоть и под землей! Я на месте администрации – Откуда ему было знать? – перебил Дамло – Этот бритый, как его, паскультник услыхал от своих. Как их, кондукторов, что имеется тут пещера, подробностей ему не доложили, он и про мост – заметили? – понятия не имеет, тоже мне, спецслужба! – Дамло фыркнул – Он решил пещеру использовать как гм, изолятор, что ли И как убежище на случай чрезвычайных обстоятельств, для себя лично Вот и использует!..

Сыщик подхихикнул – Он плохо знает господина мэра!

– Может, это гораздо лучше, чем знать его хорошо, – произнес Дамло как то сквозь зубы – Да, а чего мы в темноте-то с вами бродим? Прошу!

Жестом пригласив спутника в широкую дверь, он щелкнул выключателем – и перед ними, уходя, кажется, в бесконечность, засверкали стеклом витрины торгового пассажа!

***

Здесь автор вынужден остановиться, сознавая свою беспомощность – должен ли он призвать читателя быть снисходительным, надо ли объяснять, что такое были для человека XX столетия вещи, которые, возникнув, чтоб служить, сделались хозяевами души? Не преувеличивая можно заявить, что имущество стало предметом религиозного поклонения. Смешнее и печальнее всего, что в большинстве эти ревностные подвижники культа полагали себя лишенными вообще каких бы то ни было верований, не находя достойными себя, своего века религии предков, презирая их за наивность – и в то же время исповедуя нечто более низменное и примитивное, чем фетишизм первобытных племен.

Они весьма бы удивились, услыхав, что их считают верующими, никто или почти никто не признал бы себя приверженцем подобной веры, и впрямь – ни один не молился вещам или на вещи, но пламенная мечта о них заменил л молитву, в нее вкладывалось страсти ничуть не меньше, чем в проповедь Савонаролы, экстаз приобретения сделался литургическим. При всей ее презренности, эта религия оказалась наиболее распространенной из всех, когда-либо существовавших на земле, и самой неуязвимой для нападок – громогласные противники бывали тоже не без греха, власть ее оказалась такова, что привела человечество на край гибели.

Предметов поклонения не найти теперь и в музеях: недолговечность их была важным принципом культа. Этого не понять без примера; вот смешнейший парадокс: в разгаре энергетического кризиса, послужившего рубежом эпохи, считались вполне естественными престижные соображения, диктовавшие покупку нового автомобиля, – и автомобиль покупался, затем, едва послужив, выбрасывался на свалку, требуя, таким образом, расхода энергии на собственное изготовление, на работу прессовочной машины, плавильной печи, в то время как его изысканный владелец дрожал по ночам под всеми одеялами, экономя на отоплении, чтобы приобрести и скоро выкинуть новый автомобиль! Не было отрасли производства, где энергия не тратилась бы подобным образом впустую, – и при ее катастрофической нехватке! Мудрые экономисты подсчитывали, какова должна быть краткость срока службы, допустим, электрической лампочки для того, чтобы производство указанных лампочек оставалось выгодным! Вещи делались скверно специально для того, чтоб нуждаться в скорой замене, – и вот на возобновление их уходила львиная доля энергии.

Иначе, как не религиозной одурыо, не объяснить себе эту всеобщую слепоту перед опасностью более грозной, чем мировая термоядерная война, – потому что такая опасность: со временем, тихо подкравшись, сделалась совершенно ужа неминуемой. Чем, как не религиозным фанатизмом, объяснить яростную массовую враждебность, проявленную к попыткам спасти человечество? История производства вечных вещей содержит имена неисчислимых врагов самой идеи, трагедии жертв, жития мучеников, описания не только фигуральных баталий… Победил отнюдь не энтузиазм, но суровая необходимость, которая перестала быть суровой, победив. На смену тошнотворному конвейерному ремеслу снова явилось искусство, пришли свои Праксители и Челлини, вместо состязания новейших марок началась нескончаемая олимпиада шедевров. Разумеется, бабушкины наряды должны быть очень уж хороши, чтобы от них не отворотилась и внучка! Век безумного расточительства – он же век нищенского стандарта – ушел в прошлое; обедневшее человечество сделалось гораздо богаче. Гигантский подземный универмаг остался музеем этого иного времени, также канувшего в небытие, но все-таки заслуживающего признательности и уважения. Чего только нет на его витринах – и все, что там есть, по-настоящему прекрасно, хотя никому уже больше не нужно, все это сохраняется в полной исправности, способно прослужить многие века. Не будем описывать то, что может своими глазами увидеть любой, коли того пожелает, и пусть читатель сделает нам одолжение, сам вообразит то, что никакому описанию не, поддается – впечатление, произведенное зрелищем на сыщика и Дамло!

Сыщик, правда, попытался его выразить: ему пришло в голову, что он попал в секретный магазин для мультимиллиардеров!

Дамло ничего не сказал. Он выбрал небольшой, похожий на лодочку автомобильчик, уселся на сиденье и жестом предложил сыщику место рядом с собою.

– А чек? – спросил робко сыщик. – Где касса?

– Не сочтите меня самоуверенным, – сказал Дамло, – но все это добро никому больше не принадлежит, мы завладеем автомобилем бесплатно!

– Но все же, господин Дамло…

– Я действую в рамках закона. Сомневаетесь – идите пешком.

Поколебавшись, сыщик запрыгнул в автомобильчик и только теперь заметил, что перед водителем нет рулевого колеса… Когда машина плавно тронулась с места, он в испуге зажмурился. Дамло тоже немного трусил, но не подавал виду Автомобиль катился буквально куда глаза глядят – это и был способ им управлять. Повинуясь взгляду водится, он мог даже спуститься вниз или подняться вверх по лестнице и развернуться вокруг собственной оси

– Дамло на страх сыщику с удовольствием проделывал эти манипуляции.

Они спускались все глубже под землю, по временам Дамло останавливался, чтобы щелкнуть выключателем, живой яркий свет заливал тогда театральные залы, спортивные или цирковые арены, университетские аудитории – чистехонькие, но совершенно пустые.

– Господи! – прошептал сыщик, теряя счет этажам подземного небоскреба. – Конечно, ничего похожего.., и все-таки напоминает.., напоминает…

– Может быть, не зря напоминает, – с ухмылкой ответит Дамло, поняв без труда, что сыщик имеет в виду. Там, где он остановил машину, стояла полная непроницаемая темнота. – Ну, вот мы и прибыли, покончим с нашим маленьким дельцем… Вылезайте!

Сержант включил фонарик, осветив только ступеньки лестницы, очень узкой и довольно короткой. Стены с боков ее отливали металлом броневых плит. "Убежище! – сообразил сыщик. – Видать, противоатомное, для важнейших персон! Поглядим, как люди устроились!" Они вошли, судя по эху шагов, в какое-то просторное помещение, и Дамло сразу выключил фонарик.

– Слышите? – спросил он.

Откуда-то поблизости доносилось то ли бульканье, то ли бормотание… Да, это определенно был человеческий голос, он только звучал очень странно!..

Сыщика охватила оторопь.

Дамло затопал в темною вперед, сыщик осторожно двинулся следом. Фонарик зажегся опять, осветил чьи-то ноги в башмаках, затем узкий луч побежал выше.

– Ой!.. – слабо пискнул сыщик.

Перед ним стоял репортер, безостановочно бормоча в свой микрофон. Он не видел пришедших, хотя глаза его были открыты и ресницы как-то механически хлопали.

– Господин журналист!.. Господин журналист, спите вы, что ли?!

– Спит! – с насмешкой отвечал за репортера Дамло. – И он спит, и еще кое-кто! И что касается до нас с вами…

Луч фонарика перебежал на человеческие фигуры, находившиеся неподалеку от г-на журналиста.

Одним из этих двоих, окаменевших в беспробудном сне, словно статуи, был сержант Дамло! Другим – сам г-н сыщик!

И, увидев это, сыщик со стоном повалился на руки Дамло…

 

Глава 12

– Чтобы этого больше не было! – сурово сказал Дамло Сыщику, едва тот пришел в себя, – Вы тут сознание теряете, а я из-за этого могу потерять деньги! Бросьте зажмуриваться, когда все равно спите!

В душе Дамло казнил себя за то, что перестарался. Надо было, конечно, предупредить. Но кто знал, что он такой чувствительный, охота было поглядеть, какую рожу скорчит!..

– Я точно сплю, господин Дамло? – осведомился сыщик, с опаской открывая один глаз. – И вы?..

– Ну, – подтвердил Дамло. – И видим себя во сне – спящих?

– Дошло!..

– Это другое дело… Конечно, все равно страшновато, а все-таки полегче…

Он открыл и второй глаз, долго с душевным трепетом разглядывал спящего двойника – а впрочем, как сказать, кто кому из них приходился спящим двойником!.. Он решительно себе не нравился. Он знал, что не красавец, в детстве еще с этим примирился, но всегда находил в лице своем Лукавство, ум и некоторую тонкость. Выходит, зеркало обманывало. Какие уж там тонкости!

Он покривился – и тень этой брезгливой гримаски прошла по обвисающим складкам востренького скверного личика. Стареем, брат! Жизнь прожита!.. Треугольный ротик приоткрылся, обнажив стертые нижние зубы. Почему спящий Дамло все же не настолько противен?

Но и Дамло был от собственной персоны не в восторге.

– Смотрите лучше на себя, нечего на меня-то пялиться! – гневно сказал он. Малость раскисшая во сне физиономия его двойника приняла более строгое выражение.

Сыщик захлопнул рот, мобилизовал всю свою волю и мужество. Его двойник, видать, тоже что-то там мобилизовал. Он, причмокнув, поджал выпяченную нижнюю губку, складки лица лениво принимали свой обыкновенный вид. Непереносимое зрелище, но какое-то порочное любопытство не позволяет глаз отвести!..

– Как насчет уговора? – спросил угрюмо Дамло.

– Господин Дамло?..

– Ишь, какой непонятливый! Будете платить, когда проснетесь, или же начнете ерепениться?

– Сложная юридическая коллизия, – задумчиво произнес сыщик. – Значит, свой секрет вы намерены продать мне во сне. Это мне только снится! Гм, сделка, совершенная…

– В здравом уме и твердой памяти! – напомнил Дамло.

– Сон снится мне, – сказал сыщик. – Почему же я должен буду заплатить за него вам?

– Иначе вам приснится, что вы ничего не купили, – объяснил, ухмыляясь, Дамло.

– Господин Дамло! – испуганно воскликнул сыщик. – Ведь я рассуждаю только теоретически!

– Не выйдет, – сказал Дамло, – секрет не теоретический, а настоящий Откажетесь – пеняйте на себя.

– Я дал слово, – сказал с жаром сыщик, – и намерен его сдержать?

– То-то! – сказал Дамло. – Запомните: мне сейчас снится то же самое. Обманете – мы оба будем знать, что вы обманщик.

– Итак?.. – вкрадчиво произнес сыщик.

– Держите, – сказал Дамло, подавая ему свою серебряную серьгу. Сыщик повертел ее в недоумении. Пальцы защекотало Он поднес серьгу к уху.

– ..в настоящую минуту наши славные детективы уже успели поладить между собой по поводу пресловутого секрета. Они слушают репортаж. Пользуюсь случаем выразить восхищение людям, настолько преданным своей профессии, что даже в том неимоверном положении, в котором все мы очутились…

– Вот, так и шпарит! – восхищенно сказал Дамло, отбирая серьгу. – Ни одной новости не пропустил, не соврал ни разу, как и было ему предписано!

– Ну, а секрет?.. – молвил сыщик.

– Не поняли? Держите! – Дамло сунул сыщику папку, что была у него под мышкой.

"Г-н частный детектив, – прочитал г-н частный детектив, – как стало известно полиции, вы направились сюда в надежде, что это помещение пустует. Вы намеревались тайно проникнуть в мой кабинет и, дьявол вам в печенку…" – Господи, что это?!

– Газета, – сказал Дамло. – Это здешняя, по моему спецзаказу, для сна. Ее-то можно не смотреть. Листайте, там, дальше дело в Нурранге, доподлинное!

Сыщик жадно углубился в чтение газетных вырезок Дамло светил ему фонариком. В подземелье было тихо, слышалось лишь бормотание репортера, совпадающее со звуками в серьге, да еще какой-то тихий, ровный шорох Наконец, сыщик захлопнул папку и уставился перед собой неподвижным взглядом.

– Вижу, – добродушно сказал Дамло, – поняли!

– Не верю!.. – прошептал сыщик. – Зря. Вот дело в Клинге. Разве тут не написано, кто спер эти рубины?

– Не всякий поймет! Как вам-то удается?

– Читайте все газеты подряд Процеживайте! Наткнетесь: всегда хоть что-нибудь, да найдется! А не находится, поймайте репортеришку, дайте ему интервью, заставьте щелкоперов поработать, уж они как накинутся всей шайкой… – Он только рукой махнул. – Ну, после, само собой, вбегаешь, кого надо арестуешь. Жалованье отрабатывать полагается.

– Неужели вы сами додумались? – вырвалось невольно у сыщика.

– Врать не буду: тут господин Когль послужил мне наводчиком Это когда Биллендон объявился, в тот самый раз, можно сказать, осенило. Что теперь скажете об оплате? – Сыщик безмолвствовал. – Погромче, господин репортер! – крикнул тогда в темноту Дамло. И голос репортера пробубнил внятно:

– Господин сыщик думает, что все ему сообщенное, строго говоря, никакой не секрет. Частично он прав. Сержант Дамло тоже еще не догадывается, что по-настоящему секрет заключается в том пожелании, которое он изложил когда-то в частной беседе нотариусу Коглю. Все пожелания были, как известно, исполнены, за исключением тех, что исполняются в настоящее время. Пожелание сержанта Дамло…

– Убавьте звук! – крикнул Дамло.

Репортер снова забубнил невнятно. Дамло слушал его один через посредство серьги, потея от изумления. И, дослушав, сказал:

– Так-так!.. Оплата, можно считать, гарантирована!

Если без пожелания секрет недействителен… – начал сыщик.

– Тем более! Пожелание мое, могу вам продать и его. Наяву, вот в чем штука! Оформим нотариальным порядком, не отвертитесь. Господин Когль не станет возражать.

Душа сыщика яростно возликовала. Никаких больше сомнений: он наследник славы Дамло, жар-птица поймана, он станет известен, глядишь, и в самом Ноодорте, а то я далее, учитывая уровень развития интеллекта… Но какой-то червячок продолжал его точить?..

– Почему вы решились.., захотели избавиться? – спросил он, поразмыслив и набравшись храбрости.

– Потому, господин сыщик, – угрюмо сказал Дамло, – что мне все это обрыдло! Завтра закончу последнее дело, – он позвенел наручниками в кармане, – и на покой, ну вас всех!

– На пенсию вам еще рано!

– Какая пенсия! – он сунул сыщику под нос объявления о наградах за поимку Даугенталя. – Это у меня, считайте, в кармане. Больше очкарь не уйдет. Я-то знаю, где он!

– Вы станете самым богатым человеком в городе! – сказал сыщик, не скрывая зависти, напротив, выставляя ее напоказ, чтобы польстить.

– В городе? – Дамло даже захохотал. – Вы что, не видали его развалин? Ну-ну, не бледнейте, не падайте, я вам не нянька. И не спрашивайте, сам не понимаю, что случилось не моего ума дело!.. Самым богатым я, господин сыщик, не стану. Есть один побогаче, завтра он обеднеет! – он опять звякнул наручниками. – И еще один – вот это богач так богач! Я вам его сейчас покажу. Засвидетельствуете заодно факт психического насилия! Ну, приготовились?

Он щелкнул выключателем. Яркий свет залил просторное казенного вида помещение, где они находились, и сыщик увидел: кроме их двойников, здесь, занимая проход между металлическими стеллажами, шеренгою стояли чины генштаба и представители союзного командования – это их дыхание он принимал за шорох!

– Тот вон спит крепче всех, – сказал Дамло, кивнув туда, где бдительно и хмуро почивал начальник разведка по соседству с артелью лесорубов, изолированной заодно – Из-за него всех было приказано упрятать поглубже! А вон ваш богач!

– Господин булочник?! Не может быть!

– Поглядите, что он обнимает! Спящий г-н булочник обнимался со стеллажом. Дамло почти сочувственно наблюдал, как сыщик, рассматривает красноватые брусочки, заполняющие полки стеллажа, как разеваются буравчатые глазки и треугольный ротик… Весь этот подвалище был доверху набит червонным золотом в слитках.

Г-ну булочнику снилось, будто он ими владеет. Г-ну сыщику приснилось, будто его носик, как всегда в минуты сильного волнения, покрывается испариной. Он весь дрожал. Дамло же вслушивался в комариный звук речи репортера, который, согласно пожеланию, докладывал Дамло решительно обо всем, что тому хотелось выяснить. Лицо сержанта становилось все суровее, он багровел, пыхтел и, наконец, взорвался:

– Сыщик, что за наглость: злоумышлять в присутствии несущего полицейскую службу лица?! Молчать! Жаль, посадить не могу! Но проучить, дьявол бы вас взял, проучу! Будете знать наперед!

Он повернулся и вышел. Сыщик онемел посреди золотого запаса. Он ничего не имел бы против того, чтобы здесь и остаться, но броневые плиты прохода с жутким скрежетом повернулись, образовав непробиваемую стену. Вдобавок, погас свет.

– Господин Дамло! – взвыл в темноте сыщик.

В сущности, подумал он, ничего ему не угрожает. Ну, спит, ну, видит неприятный сон. И все-таки жутко, непереносимо жутко!..

– Господин Дамло!..

"Проснуться бы! – думал сыщик в тоске. – Проснуться – и все! Ни золота не надо, ни секретов!" – Так-то лучше – послышался голос Дамло, неизвестно откуда звучащий. – Больше не сворачивайте с правильного пути.

– Господин Дамло! – льстиво прокричал сыщик. – Я на все согласен, откройте!

– Чего понапрасну надрываться? – лениво ответил Дамло. – Идите насквозь!

– Как?! Это возможно?

Ho вспомнив, что он прошел уже однажды – сквозь самого г-на мэра! – сыщик кинулся к стене. Броневая плита оказалась бесплотней тумана: там все же сырость ощущается, тут – ничего. При свете плафонов увидел стоявшего на ступеньках Дамло, даже его ухмылку и дубинку увидел с радостью!

– Что? – сказал Дамло. – Страху-то натерпелись? Это вам будет урок! Займите место в машине. Я должен совершить объезд участка.

– Зачем же, если вам без того обо всем докладывают? – сыщик почтительно указал на серьгу.

– Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, – ошетствовал Дамло.

– И, как стало известно полиции, этот наш господин мэр кое-что затевает!

Когда они, покинув подземелье, очутились снова на вольном воздухе, откуда-то сверху, со склона холма, который, по ближайшем рассмотрении, оказался вовсе не холмом, донеся громкий собачий лай – это лаял Кьерк.

 

Глава 13

Там, наверху, сияли сквозь листву окна, за живыми изгородями звенели фонтаны и журчали ручьи…

Снизу всего этого было не видать. Только равномерное чередование полос растительности на склонах дало Рею повод предположить искусственное происхождение холма, а мост и тоннель подтвердили догадку.

В тоннель они с Марианной только заглянули. Расчищенная, посыпанная красным гравием тропинка повела их через дикую чащу нижнего яруса, опоясывавшего подошву холма. Затем они увидели дом, а на изрядном удалении другой…

Дома прятались в глубине садов, выдавая себя то белокаменной колоннадой, то позлащенной кровлею. Они располагались достаточно прихотливо: не было и намека на улицу, не было мостовой – ее заменяла все та же гравийная дорожка. Она-то и доконала бедные лапы Кьерка: пес едва ковылял.

– Хватит! – решительно сказала девчонка, увидев на камешках кровавые следы. – Ты как хочешь, а я постучусь!

Рей предпочел бы сперва повстречать кого-нибудь из местных жителей и выяснить, где, например, гостиница, куда удобно зайти. Но пока они не увидали ни одного лица, не услыхали ни одного голоса, пуста была тропинка, пусты сады за идеально подстриженными живыми изгородями, только яркие мячики подпрыгивали кое-где на высоких струях фонтанов…

Возражать он не стал. Свернули на дорожку, ведущую к одному из домов, никого не встретив ни в саду, ни во дворе, подошли к двери, И тут Марианна оробела, внезапно почувствовав себя чем-то вроде бродячей нищенки! Дверь была резная, массивная, красного дерева, ручка и молоток сияли серебром, таковы же были литые оконные переплеты.

– Рей!.. Они нас в переднюю не пустят! Кто такой тут живет, почему я их не знаю.

Рей ударил молотком по ясно зазвучавшей медной пластине, и дверь отворилась сама.

Они ступили на ворс ковра, высокий, спутанный, как лесная трава. Полдюжины дверей вело из прихожей в комнаты. В простенках висели старинные картины в золотых рамах.

– Хозяева! – закричала Марианна, впрочем, довольно робко.

– Никакого ответа! – Где хозяева, Кьерк?

– Пес сконфуженно поковылял, заглядывая поочередно во все двери.

– Он все им перепачкает, – сказал озабоченно Рей.

– Если они жмоты, папа заплатит им за уборку, – отрезала Марианна. – Где они, Кьерк? Ищи, потом будем литься!

Но Кьерк, завершив круг и не подав никакого сигнала, улегся у входа, принялся вылизывать подушечки раненых лап.

– Поищем тогда сами! – решительно сказала Марианна.

За первой дверью, куда они заглянули, оказалась, по-видимому, кухня с плитой неизвестной конструкции, с разделочным столом и кухонными машинами, назначения которых Рей не угадывал. По стенам висели сковородки, дощечки, топорики, ножи разных форм, сверкал медный таз для варенья. Нигде ни пылинки и никакого запаха. В шкафу едва слышно гудел вентилятор.

Марианна заглянула в холодильную камеру – только присвистнула. Полки оказались пустехоньки! Комната рядом была столовая. Большой овальный стол об одной колонне-ноге занимал ее почти всю, оставляя место только для дюжины кресел вокруг. Перед каждым креслом на ореховой столешнице был виден узор из буковок, в центре стола темнело круглое отверстие.

– Хороший стол, жалко – есть нечего! – со вздохом бормотнула Марианна.

Прошли в гостиную, почти вовсе лишенную мебели, коли не считать нескольких очень низеньких столиков, утопающих в пушистом ковре, который заменял тут сиденья.

По столикам были раскиданы какие-то картонные прямоугольники Ковер был цвета травы, прямо из него росли пальмы – не чахлые пальмочки зимних садов, а мощные деревья в полный свой рост, со зрелыми плодами – кокосами, финиками, чем-то еще… В ветвях лимонных и апельсиновых деревьев также золотились плоды.

– Господи!.. – только и молвила Марианна. Но, опомнившись, добавила:

– Никуда я отсюда не уйду – хоть расстреляйте!..

Однако расстрел ей не грозил: никого не было и туг. Кроме чистоты, совершенно немыслимой, да влажной земли под деревьями, ничто не говорило о существовании хозяев За следующей дверью оказался плавательный бассейн, а за предпоследней – кладовая. Лыжи и коньки, свежесмазанные велосипеды, плавательные маски, акваланги, сани, спиннинги.

– Идем наверх! – сказала Марианна, увидев за последней дверью широкую лестницу.

Весь второй этаж был занят бальным залом – и тут только стали понятны истинные размеры этого дворца!

– Жалко, туфли хоть брось! – сказала Марианна, ступив на паркет. Зазвучала тихая музыка. Девчонка закружилась в мятом порванном платьишке, в драных стоптанных и скособоченных туфельках. – А ты? – закричала она, удаляясь Но Рей не умел и не хотел уметь танцевать. Он остался на месте и следил за нею, насупясь. Что за звуки: ведь это же настоящий оркестр, без всякой технической примеси, уж тут-то его не обманешь! Где может быть спрятана добрая сотня музыкантов? Ну и домик!

– Живее! – закричала Марианна невидимому оркестру – и тот послушно наддал: в один миг изменилась мелодия, ритм сделался бешеным, звуки почти оглушали Что ж, лучший, пожалуй, способ вызвать хозяев, если даже они глуховаты-от грома весь дом заходил ходуном. Рей ощущал вибрацию паркета, ждал, что кто-нибудь, наконец, появится на лестнице. Вместо этого сверху посыпались лепестки, Марианна почти скрылась в их вихре, дожде, в запахе свежесрезанных роз! Мелодия недоуменно замедлилась, споткнулась раз.., два.., загремела пуще прежнего, потом зазвучала тише, но сделалась такой подмывающе азартной, что и Рей едва стоял на месте.

– Останови меня! – закричала Марианна. – Я сама не смогу!..

***

– Кьерк не может быть вегетарианцем! – заявила девчонка, когда они спустились снова вниз, в гостиную, чтобы обсудить свое положение. – Мы-то с голоду не пропадем, а он яблоки есть не станет! Пойдем к соседям, купим у них что-нибудь!

Рей не рискнул предсказать, что экспедиция окажется бесполезной Когда он вывел велосипеды на дорожку, Марианна сунула ему в рот дольку очищенного ею апельсина, корку кинула наземь, и они укатили.

Иные дома-дворцы оказались чуть поскромнее того, который им подвернулся, другие были еще более великолепны – вплоть до античных мраморов в садах… Чистота повсюду необыкновенная, но повсюду пустовали полки огромных, превосходно работающих холодильников.

И нигде никого!.. Это было все-таки страшновато. У обоих явилось ощущение, будто за ними со всех сторон потихоньку наблюдают.

Хотя ни малейшего признака такого наблюдения не замечалось, догадка была отчасти правильной!..

***

– Тс-с!.. – прошипела Марианна, первой заметившая движущуюся по мостовой довольно странную процессию.

Припрятав велосипеды, они юркнули в придорожные кусты.

***

– Благословенно сие поселение! – произнес г-н Эстеффан из своих носилок, с любопытством вертя головою по сторонам. – Я убежден, что здесь соблюдается закон и порядок!

– Господин Эстеффан, – угрюмо заговорил Жюстип, тащась позади, – не смею вас критиковать и вам указывать, но не могли бы вы слегка упорядочить свои мысли?

– Что такое? – с важностью вопросил г-н Эстеффан.

– Не зарывали бы, – отвечал Жюстип, – что любая мысль транслируется прямиком в мозги – через посредство этих праведных мужей! Бросьте думать о чем сейчас думаете, иначе вызовете ненужную драку, пойте лучше про себя какую-нибудь песенку – ваш мэр в этих случаях "Августина" поет, вы запойте псалом!

Эстеффан со страхом на него покосился. Ни о чем невозможно подумать, что за существование!.. Несмотря на все заслуги Жюстипа, особой благодарности аптекарь не испытывал. Может, он начал бы ее испытывать, окажись этот Жюстип где-нибудь подальше! Ну нет, сейчас он позарез необходим. Вот уж после…

Тут он поймал на себе злобный взгляд тайного агента.

Жюстип первым опустил глаза.

– Еще раз советую, – глухо проговорил он, – запойте там "На реках Вавилонских", что ли…

– Вот они, связывальщики, узнал? – шепотом сказала Марианна, наблюдая процессию сквозь живую изгородь.

– Тише!..

Сотрудник, запряженный в носилки, замедлил шаг и повернул сонное лицо в ту сторону, где прятались ребята. Неподвижные глаза уставились прямо на них.

– Внесут ли, наконец, меня под крышу? – капризно простонал г-н Эстеффан, со смирением отказываясь от своих прежних планов и косясь на Жюстипа: сумеет ли он оценить?..

"Жрать захотел", – угрюмо подумал Жюстип.

***

Едва пророк и сопровождающие его лица скрылись за дверьми избранного ими обиталища – эдакой Альгамбры! – как Марианна и Рей крадучись вывели из-за изгороди велосипеды и помчали к себе. Марианна на ходу изобретала месть явившимся недругам и ничего стоящего покуда не могла придумать, Рей помалкивал. До дому добрались без помех, подкатили к двери по гравийной дорожке, но только Рей взялся за ручку, Марианна шепотом закричала:

– Стой!.. Она лежала вот здесь… – девчонка указывала на гравий.

Корочка от съеденного ею апельсина таинственным образом исчезла с дорожки. Кто-то успел побывать тут! И теперь, может быть, прячется в доме, где они оставили одного больного пса!

Кьерка так или иначе следовало выручать. Марианна вынула из сумочки пистолет, Рей осторожно отворил дверь – и пес выскочил навстречу, высоко подпрыгивая на всех четырех аккуратнейшим и искуснейшим образом перебинтованных лапах.

А на паркете бального зала не обнаружилось ни единого розового лепестка… И куда-то исчез Звереныш!

– Рей, – сказала Марианна, – я все поняла: в этом доме живут невидимки! Мы должны быть очень вежливы и очень осторожны. Они, кажется, добрые, но как бы их нечаянно не обидеть или не задеть! Если мы куда-нибудь хотим войти, надо стучаться и спрашиваться! Пора заняться ужином, только я сначала искупаюсь, если ты не против: было так жарко! – С этими словами она постучалась в дверь, ведущую к бассейну, громко спросила:

– Можно войти?

Рей не стал опровергать ее: гипотеза была как гипотеза, не хуже всякой другой, невидимки так невидимки…

Он изучал кухонные приспособления, когда из бассейна донесся отчаянный вопль. Рей и Кьерк вместе кинулись на помощь. Марианна, прикрывшись халатиком, взвизгнула:

– Уйди!.. Нет, постой! – она ловко влезла в халат. – Рей, меня обокрали! – Марианна указала на шкаф. Рей заглянул туда. Сумка лежала на месте. Он развел руками.

– Ослеп? Ни платья, ни белья! Подсунули какой-то халат и вот это! – Она, встряхнув, расправила какой-то белый балахон, горячий, как из-под утюга. Видимо, в него полагалось влезть через прорезь и затем натянуть на себя, как чулок, от пят до макушки. Капюшон был прозрачен, однако, как все это странное одеяние, и он был усеян мелкими оранжевыми точечками…

– Не понимаю, почему бы тебе этого не надеть, – сказал Рей.

– Еще бы ты понимал! У меня было белье от Диора! Но Рей не знал, кто такой Диор. Он вышел. Марианна с воркотней закончила одевание и прибежала на кухню – повертеться. От капюшона на лице видны были только оранжевые точечки, сам же он слился с кожей, невидимый и неощутимый, отверстия для глаз, рта, ушей и ноздрей пришлись в самый раз, как по мерке.

– Может быть, я тоже сделаюсь невидимкой! – похвасталась Марианна. – Я не прочь, только не насовсем! Точки, конечно, для красоты: такая мода!

Они сходили на огород, содержавшийся в идеальном порядке, вовремя политый, прополотый, ухоженный, надергали морковки, набрали других овощей, Марианна перемыла их в раковине на кухне, добавила фруктов, принесла на блюде в столовую. Часть добытого пошла Кьерку на ужин, который Рей мигом сварил в печи и сунул остывать в холодильную камеру.

– Что делать, если Кьерк откажется есть? – рассуждала она озабоченно, грызя морковку. – Даже без масла! Он этого понюхать не захочет! – девчонка вздохнула. – Бедняжечка! Я сама бы съела сейчас бифштекс.., двойную порцию! Глазунью, окорок и кофе.., нет, кофе на ночь не буду. Невидимки и чаю не пьют, я нашла только соль… Мы не можем отпустить его на охоту, – вернулась она к первоначальной теме, – с больными лапами, в бинтах! Его самою еще кто-нибудь съест!.. Ой!.. Ого!..

Из круглого отверстия в центре стола появилась тарелочка с ломтиком окорока, за ней другая, с бифштексом – двойная порция!..

– Спасибо, невидимочки! – в восторге завопила Марианна.

***

Но такое объяснение все же не могло вполне устроить Рея Покончив с едой, он тоже отправился в бассейн, чтобы остаться, наконец, в одиночестве и поразмыслить толком обо всем, что увидел.

Кабы в доме обнаружилась библиотека, Рей знал бы, что делать. Но ни здесь, ни в других домах, в которых довелось сегодня побывать, книг не было вовсе – ни одной, как, впрочем, не было также телевизоров и радиоприемников. Что ж, покидая город, люди все это с собой забрали, почему-то оставив столько другого добра? Такого не может Сыть Следовательно, должно было остаться и то, что заменило им книги! Что же именно?

Он мысленно обошел весь дом сызнова – и вдруг его осенило! Засмеявшись, он прыгнул в бассейн. Забурлила сразу вода, тысячи струй ударили в тело, пришлось плыть, Сорясь с течением. Над поверхностью поднялся пар, делаясь все горячее, затем вода вмиг стала ледяной и с ревом ушла сквозь решетки в полу. Из отверстий в стенок вырвался горячий воздух. Полотенца не требовалось.

Когда Рей поднялся по мраморным ступенькам, распахнулась дверка стенного шкафа со свежим бельем. Рей долго разглядывал балахон – точно такой же, какой подсунули Марианне, – с мелкими оранжевыми точками. Стиральная машина этих невидимок, должно быть, с дефектом, или мода такая? Никакой системы в расположении точек Рей не обнаруживал.

Он натянул балахон, вгляделся снова. Точки медленно перемещались! Их движение тоже не было упорядоченным, каждая двигалась в свою какую-то сторону, с разной скоростью. Некоторые, одолев долю дюйма, остановились, путь других был длиннее, затем замерли почти все, и в этих местах кожа ощутила легкое, чуть заметное жжение.

Рей, хмурясь, раздумывал. Он начинал понимать, в чем тут штука. Перемены в мире оказались достаточно велики, не вообразить всех подробностей и последствий.

Он воздержался от гипотез. Надел халат, завязал пояс и вышел. Марианна, конечно, дожидалась за дверью.

Со столика в гостиной Рей взял один из картонных прямоугольников, сунул его под мышку, и они с Марианной пошли вверх по лестнице.

***

Спальни располагались в башенках – каждая как бы отдельный домик на плоской крыше, с висячим садом, солярием, по которому были раскиданы надувные матрацы и шезлонги, с ворчливым фонтаном.

Рей зашел в первую попавшуюся башенку, но Марианна долго выбирала место для ночлега, пока не определила по мебели и убранству детскую – со множеством игрушек, к которым до сих пор питала слабость.

На столике в углу стоял кукольный домик, окна которого осветились, когда Марианна вошла. Она заглянула в окошко, вскрикнула:

– Какая миленькая! Ну, поди, поди сюда, моя хорошая! – и тут до Рея донесся отчаянный визг.

Он со всех ног кинулся на помощь, Кьерк его опередил. Но оказалось всего-навсего, что в ответ на призыв Марианны куколка встала с креслица, где сидела, и пошла к дверям своего домика Когда Рей вслед за Кьерком вбежал в комнату, куколка, взаправду прехорошенькая, разодетая в пух, уже вышла наружу – на стол – и похоже было, что с некоторым недоумением оглядывала посетителей. Затем спохватилась.

– Здравствуй, девочка! – отчетливо, но отнюдь не механически выговорила она. – Здравствуй, мальчик! – и ловко присела. – Здравствуй, пес! Меня зовут Элиза. Прекрасная погода сегодня на дворе, не правда ли?

– Стоило шуметь!.. – буркнул Рей, уходя.

 

Глава 14

– Доремю, передайте распоряжение все прежние работы прекратить, – сказал мэр. – Приступить к вырубке просеки для проезда мотоциклов в этом направлении С их черепашьим темпом только к утру успеют… Отдых им, я думаю, не нужен – поработают и заодно прекрасно выспятся! За негодяем, – он указал на оккультиста, – осуществлять неусыпный надзор, – эта обмолвка его самою позабавила, несмотря на сильную озабоченность. – Господи, – продолжал он, – такие возможности – и никакой помощи ни от кого, повсюду поспевай сам! Хотя… – он не рискнул договорить вслух, что может оказаться небезвыгодным решить ряд экономических вопросов как раз тогда, когда другие спят… Движимое и недвижимое имущество, какое довелось сегодня повидать, произвело на него неизгладимое впечатление!

Ночь наступила здесь без буйства зорь. Едва стемнело, пирамидальный холм словно сделался бриллиантовым – загорелись бесчисленные огни окон и наружных светильниников. "Да, хороши дикари!" – думал мэр.

***

– Сколько мне тут еще можно мучиться?! – кричала в этот самый миг президентша в телефонную трубку. – Мужчина ты или кто, в конце-то концов! Ночь на дворе, девчонка шляется неизвестно где и черт знает с кем, а ему никакого дела! Передачу хоть слушаешь, знаешь, что там твориться?. Какая радиопьеса, тоже мне, президент!.. Переговоры? Какие переговоры, нашел время затевать, ничего не знаю, знать не хочу и слушать не буду, пускай осаждают, бросай все и приезжай!.. Я туг одна, ни воды, ни света, даже горничные разбежались!.. Можешь раз в жизни позаботиться о ребенке, это все же твоя дочь, если я чью-нибудь не путаю! Я одна!.. – Она заплакала от ярости. – Во всем городе я одна!.. – Это было не совсем верно. Говоря, она поглядела в потемневшее окно. Конечно, молодой человек торчал на своем почти узаконенном месте возле фонтана, был виден смутный его силуэт… – Ах, так? Ну, пеняй на себя!

Она с грохотом бросила трубку. Распахнула оконную раму, сделала знак…

Молодой человек сорвался с места…

***

– Ты мог бы поцеловать меня на ночь! В этом нет решительно ничего особенного! И Элиза так же говорит, верно, Элиза?

– Верно! – отвечала Элиза благовоспитанным своим голоском. – Ничего особенного в этом нет!

"Дожидайтесь, дуры!" – побагровев, подумал Рей.

Из девичьей спальни донесся взрыв хохота – и снова шепотки… Рей с досадою захлопнул дверь.

В его руках было то, что стало теперь называться книгой Увидав ее, в какое негодование пришел бы книголюб былых времен! В особенности тот, который всего выше оценивал благородные переплеты и держал плененные книги нечитанными в стеклянных шкафах, дозволяющих любоваться позлащенными корешками.

Прямоугольный лист картона с алфавитным узорчиком, конечно, ни одному книголюбу не пришелся бы по душе Рей не был особенно удивлен. Ему была известна возможность сосредоточить печатное слово от начала времен и на всех языках в памяти кристаллического кубика величиной с наперсток, носить всю мировую литературу в жилетном кармашке, читать любой запрошенный текст при посредстве телевизионного экрана или специального отдельного экранчика… Оказывала сопротивление привычка, противились любители переплетов, а потому сокровища культуры пожирали земные рощи и леса до тех пор, пока не сделалось важнее сберечь один зеленый лист, чем напечатать целый том!

Конечно, система была незнакомая, но разгадать ее не составило большого труда. После нескольких попыток по картонному прямоугольнику побежали печатные Строки. Они сами останавливались, если Рей отрывал от них взгляд, но сделал он это только один раз, когда в окно к нему забарабанили снаружи.

– Рей! – позвала Марианна. – Мы с Элизой пошли устраивать диверсию, хочешь с нами?

Рожа за стеклом была проказливая, сна ни в одном глазу. Ей-то чего, спрашивается, не спится, вот чертовка!

Рей отвернулся от окна. Спать ему тоже ни капельки не хотелось, но у пего ведь была эта удивительная книга!..

Под утро откуда-то издалека донесся до него заливистый петушиный крик; вскоре вслед за этим он услыхал снова топот и взрывы девчоночьего хохота снаружи: Марианна с Элизой вернулись из ночной экспедиции, которая обошлась кое-кому весьма недешево…

***

Г-н Жюстип привык по службе спать вполглаза, поэтому моментально проснулся, заслышав шаги. В его комнату вошел человек с фонарем.

– Руки вверх! – скомандовал Жюстип. – Лицом к стене!

Он щелкнул предохранителем.

Вошедший поднял фонарь к своему лицу. Светский вполне человек.., смокинг, бант, к которому от нижней губы тянулись две подсохшие черные струйки… Что это с ним? Ударился обо что-нибудь в темноте подбородком?.. Какие-то глупости приходят в голову, пистолет почти выпадает из онемевшей ладони, надо взять себя в руки: перед ним обычный человек, чисто выбрит, интеллигентен, явно неглуп!

Тем ужаснее была усмешка, скотски-глумливая, обнажившая под верхней губою два необыкновенных клыка, похожих на костяные иглы такой остроты, что смотреть было больно.

– Времени у нас – до третьих петухов! – сказал он, продолжая усмехаться.

Жюстип выронил пистолет.

***

Эстеффана разбудили сказанные над ухом слова:

– Поднимайся, исчадие!..

– Э-э… – пробормотал он, – я устал, не мешайте!..

– Встать! – прогремел тот же голос.

Г-н Эстеффан приподнялся, протирая сонные глаза. Он ничего не мог понять. Пожар, что ли?.. Тогда нужно спасаться! Где праведные мужи? Где этот Жюстип, что такое!..

Трещали, чадя, смолистые факелы. За тремя длинными столами, составленными покоем, – г-н Эстеффан в середине – сидели люди в черных остроконечных капюшонах.

– Обвиняется в еретических речах и злостном богохульстве, – сказал один из них, обращаясь к собранию. – Что скажешь в оправдание свое?

– Но, господа…

– Процессуальные претензии не принимаются. У трибунала нет времени. Говори!

– Это что – инквизиция? – взвизгнул г-н Эстеффан.

– Ты угадал.

– Я протестую!

– Обернись! Г-н Эстеффан исполнил этот совет. Позади него стоял низкий толстенный чурбан, на котором при свете факелов блестело изогнутое лезвие широкого топора. Здоровый парень, одетый во все красное, смотрел на аптекаря сквозь прорези в маске.

Но и это было не все. Возле чурбана тлела жаровня с углями, возвышалась охапка очищенных прутьев и были разложены не вполне обычные инструменты, назначение которых, однако, легко угадывалось…

– Изложи нам кратко основы ложного своего учения.

– Господа! – трепеща забормотал г-н Эстеффан. – Честное слово, напрасно вы принимаете всерьез… Это мысленный эксперимент, всего лишь… Вообще же вопросы веры мало меня занимают, я не имею к ним отношения… Я ведь, господа, атеист…

– Уймись. Трибуналу понятно!

Капюшоны склонились в сторону, где сидел председатель. Тот медленно поднялся, разворачивая пергаментный свиток. Поднял руку, отодвигая капюшон… Г-н Эстеффан заверещал и повалился: факелы осветили полированные кости черепа!..

Где-то вдалеке прокричал петух.

А в доме, расположенном по соседству, до утра покатывались со смеху над этими страданиями две девчонки – игрушечная и настоящая.

 

Глава 15

Занимался рассвет. Из телефонов по-прежнему ни один не работал.

Президентша послушала радио через наушники. Репортер как раз довольно бойко излагал происшедшее с годами Эстеффаном и Жюстипом… Она, вскочив, заметалась, оделась, как монашка, во все черное, оглядела себя в зеркале. Именно так: никакой косметики!.. Подошла к кровати. Теплая волна толкнулась в сердце. Боже мой, боже мой!.. Не могла она позволить себе распускаться: эти новости слишком ужасны!..

***

И вот, взявшись за руки, побрели они по опустевшим, словно вымершим, улицам, гулким, как дом, из которою вывезли мебель. Сновидения вновь оживают, казалось ему… Разговоры были долги, важны необыкновенно, только не смогла она после припомнить хоть слово, а посторонний не смог бы понять ничего.

Перед распахнутыми в улицу коваными воротами она остановилась, улыбнулась ненакрашенными губами.

– Помнишь?.. – и потянула его за собою. В последний раз оба они вместе отразились в зеркале. Она откинула черную вуалетку, а потом свалилась с головы и шляпка – он успел ее подхватить, чтобы не упала в пыль. Искрящиеся каштановые волосы полились по плечам. У него дыхание остановилось.

– Мы расстаемся ненадолго.., ненадолго!.. – шептала она, высвобождаясь из его рук. – Приведи ее, только приведи ее!.. Обещай, что захочет! Замуж – замуж хоть сейчас, в Париж – в Париж! Только бы вернулась!..

– А может быть, мы вместе?.. – спросил он, хотя, как видно, догадывался, что ему ответят.

– Ах, что ты!.. – Она безнадежно махнула рукой. – Нельзя нам вдвоем показаться, там уйма народу!

– Нет? – переспросил он все-таки.

– Нет. Решительно нет!

– Если я не смогу вернуться…

– Значит, такая мне судьба, – докончила она за него. – Я мать сейчас, ничего больше! И надеяться мне больше не на кого. Не вернешься – побегу сама! А вернешься… – лицо ее затрепетало улыбкой, какой никому еще не посчастливилось увидеть.

– Иду, – сказал он.

– И возвращайся скорее. – Она стянула перчатку с прекрасной нежной своей руки. – Вперед, мой рыцарь! – Она швырнула перчатку в кусты за воротами. – Вернешь мне ее вместе с моей дочерью!

– Прощай, – сказал он.

Она не ответила.

Перчатка повисла на ветке. Молодой человек осторожно снял ее, поднял над головой и взмахнул, оборотившись. В последний раз глядели они друг на друга сквозь еще не разъединившие их таинственные столетия и пространства.

А потом он ушел.

– Ну, слава богу!.. – со вздохом сказал Дама. – Слава богу! – Посмотрела на часики, заторопилась. Может быть, в гостинице все-таки начал работать хоть один телефон?..

– Сплавила своего!.. – злорадным шепотом прокомментировал это происшествие тип в черном, наблюдавший за ее превосходительством из укрытия. – Видать, опротивел?

– Молчи, дезертир, – отвечал другой. – Говорят, таи настоящий рай!

– Ага. Только ни один еще не вернулся, хоть для смеху…

– Из рая не возвращаются. Не положено.

– Может, прогуляешься?

– Я не такой любопытный. Как найдем сундучок, я знаю не одно райское местечко! Можешь составишь компанию.

– С шефом поделишься – хватит ненадолго…

– Не поделишься – не хватит ни на сколько… Что-то он второй день голосу не подает. К нему бы это?

– Может быть, и он?.. – беглый телохранитель, не договорив, указал жестом направление, поглотившее много тысяч людей.

– За кого ты его считаешь? Что, захотел познакомиться с раем поближе? Заткнулся бы и делал лучше дело!..

Сотоварищ последовал совету, и они снова принялись простукивать стены в поисках железного сундучка.

***

Веселее начался этот день в башенках на плоской кровле.

– Рей, виват! – кричала Марианна. – Ты меня скомпрометировал: мы ночевали под одной крышей, обязан теперь жениться, обманешь – по судам затаскаю! Слышишь? Жениться дешевле!

– Согласен, – ответил Рей, – если первая добежишь до бассейна!

Марианна даже опешила. Этот ученый зануда должен был пуститься в рассуждения о том, что крыши были разные, или расфыркаться. Но сказанное сказано: попался, голубчик! И она ответила ликующим воплем.

Рей не спеша уселся в кресло. Не зря он читал всю ночь: он знал теперь, как обходиться с узором из буковок, который тут попадался на глаза так часто!..

Пальцы Рея ловко затанцевали по буковкам на подлокотнике. Прозрачный колпак накрыл его с головою, кресло ухнуло вниз, словно лифт, молнией пронзило этажи. Но и этой скорости не хватило: дверь, ведущая в бассейн, оказалась заперта, слышно было, как бурлит за ней вода и тараторят девчонки. Марианна ухитрилась-таки его опередить! И они там над ним хохотали.

Вдобавок, это был не последний сюрприз.

***

Когда Марианна с Элизой явились в столовую, перед Реем по другую сторону стола прохаживался костлявый утомленный человек в черном плаще. Он учтивейше поклонился вновь прибывшим и продолжал говорить – звучно, ритмично и непонятно.

Рей ожидал, что Марианна завопит что-нибудь вроде:

Ой, невидимочка, здравствуйте, у вас прекрасный дом, я рада, что вы показались, спасибо, садитесь с нами завтракать!

Ничего похожего, она только молча заняла место за столом.

– Мистер Кин в роли Гамлета, – сказал тогда Рей. – Реконструкция. Ты что-то говорила насчет этого Гамлета, на вот – получай!

– Этот мальчик любезен, похвально! – сказала Элиза, и тут Марианна, не выдержав, фыркнула.

– Умненький мальчик! Умеет пользоваться кэбом, – она имела в виду летающее кресло, – читать книжечки и включать телевизор – вполне цивилизованный человек! "Мистер Кин, реконструкция!" – передразнила она. – Не пошел с нами в набег – тебе же хуже: не видал, какую реконструкцию мы устроили связывальщикам! Кстати, этот мистер мне уже надоел, скукота, хочу "Прекрасную Елену"!

Она пробежала пальцами по буковкам на столешнице. Костлявый принц исчез. Вызванные ею греческие короли весело запели по-французски.

Рей сидел перед Марианной дурак дураком, разинув рот от удивления: уж эдакой-то прыти он от нее никак не ожидал! Распоряжается как дома! Ну и ну!.. И когда наловчилась?

– Чашечку кофе, Элиза? – продолжала меж тем Марианна, будто не замечая его изумленного вида. – Мало ли что не хочешь, посиди для компании, так полагается У меня самой никакого аппетита, что бы попросить? Яйца всмятку, куриную котлетку? Для Кьерка мозговую кость, фунта два мяса! Тут все синтетическое, Рей, ты это знал? Еще бы: Кьерк и то не догадался, а у него, называется, нюх! Нам скоро не понадобится есть, даже грустно, я это любила… Ничего, зато фигура сохранится!.. Это все тот дурацкий балахон, который дали вместо белья. Он, между прочим, не снимается – растворился в воде, а пятнышки остались, не знаю, идут они мне или нет, но они останутся навечно, никуда не денешься!..

– Откуда ты знаешь? – спросил, наконец. Рей.

– Элиза, этот человек совсем не уважает женщин!

– Мне кажется, вы достойны лучшей партии, – чопорно заметила Элиза Было, конечно, забавно на нее смотреть и ее слушать, только Рею вспоминалась сразу та куколка, которую он, начинив комбинацией программ, подарил Марианне года три назад – и совершенно напрасно!..

– Спросил бы еще, который нынче год! Элизочка, ты неправа. Оцени его деликатность: он ничего не хочет мне рассказывать, потому что думает, будто я умру с горя, если узнаю, что мы не вернемся домой и в колледж! Посмотри на него, думает, что надо все вычитывать из книжек, а разговоры с подружками ничего не стоят, мы умеем только зря чесать языки насчет косметики и тряпок! Откуда я знаю? А Элиза на что? Элизочка, расскажи мальчугану про эту проклятую сыпь! – Марианна ткнула пальцем в яркую оранжевую точку на своей руке.

– Метод уплотнения внешнего энергетического поля, – занудным голосом произнесла Элиза, – был открыт древним ученым Т. О. Даугенталем приблизительно триста лет тому назад.

– Слыхал? – сказала Марианна. – Элиза, не дразни его, так-то он все-таки не разговаривает! Дальше, Элиза!

– Но ты же говорила, что этот Т. О, ваш приятель! Мальчишка сам должен все знать!

– Он не хотел, чтоб об этом узнали, – сказал Рей – Как же смогли?..

– Смогли, потому что искали, – перебила Элиза. – Надо было ловчее прятать концы! Сохранились его библиотечные заказы и несколько непонятных записей. Разумеется, намучились порядочно. И все-таки когда увидели, что он что-то слишком интересовался акупунктурными точками – знаешь, что это такое?

– Даже я знаю, – вмешалась Марианна, – мой папочка лечится иглоукалыванием от переутомления после разговоров с мамочкой!

– Нынче считается, что это контактные точки всеобщей космической связи и взаимодействия, узлы единой кристаллической решетки. Но такую точку зрения разделяют не все.

– Элиза!..

– Извини, такая программа!.. Секундочку! – Она сделала над собою усилие и продолжала. – В общем, в конце концов догадались, что надо делать, начали ставить опыты – ну и вот…

– Но это модно? – допытывалась Марианна. – Это хоть прилично?

– Да, – сказала Элиза, – потому что у всех! Если посмотришь на мою кожу в микроскоп, увидишь такие же точечки, у меня идеальная схема, и, кстати говоря, это имеет некоторое самостоятельное значение, – адресовалась она к Рею, – так что не таращи на меня глаза и не воображай, что я такая же механическая дура, как та кукла!

– Та тоже прелесть! – сказала Марианна. – Она дорога мне как память, хорошо бы мамочка догадалась ее привезти!

– Постараемся с ней подружиться, – довольно холодно ответила Элиза.

– Точечки ей тоже нанесем, – сказала Марианна, – раз теперь полагается… Конечно, так жить непривычно, но я думаю, все-таки хорошо, когда не надо ни одежды, ни пищи, ни дома, чтобы жить! Рей, Элиза говорит, что когда ты одет этим полем, можно купаться хоть в вулкане, в кипящей лаве!

– Да, – сказала Элиза, – и моя хозяйка иногда это делает, это даже полезно – для молодости и красоты.

– Я прямо хоть сейчас готова искупаться! – воскликнула Марианна. – Может, у меня веснушки пропадут!

– Тебе рано, – остудила ее Элиза. – У тебя идет процесс изменения метаболизма.., ну, перестраивается вся схема обмена веществ, это довольно долго.., и небезболезненно!

– А я-то думала… – разочарованно проныла Марианна.

– Чудес не бывает, – отрезала Элиза.

– Ты сказала про свою хозяйку, – вступил осторожно Рей. – Где она сейчас? Это не тайна?

– Ее хозяйку зовут Эльза, – влезла тут же Марианна. – Элиза и Эльза – это чтобы можно было различать. Они большие подруги!

– Почему же ты не с ней живешь? – спросил Рей.

– Потому что ее младший – дрянной карапуз. Он чуть меня не изломал! – пожаловалась Элиза. – Пускай подрастет, тогда я к ним, может, вернусь. Только не захочет он со мной играть, надо бы им для меня новую девчонку завести!

– Где все-таки она? – допытывался настойчивее Рей. – В другом городе?

– В городах давным-давно никто не живет, зачем людям теперь города? – ответила с недоумением Элиза.

– И ты одна тут, бедненькая, скучаешь? – фальшиво посочувствовал Рей, испытывая охотничий азарт.

– Почему одна? И я не скучаю. Я хожу в гости к другим куклам, мы устраиваем пикники и чаепития, беседуем о воспитании детей! А когда у Эльзы появится новая девочка, я буду учить ее жить!

– Что?!

– Ох, какой бестолковый! Когда-то я учила детишек умываться, сморкаться, говорить, играть на музыкальных инструментах – всему… Теперь другие времена, другие заботы, но все равно детей учим мы, куклы! Думаешь, это легко? Надо ведь все на свете знать, все на свете уметь! Ты не нашел кое-чего в книгах, верно? Это оттого, что мы, куклы, теперь живые книги.

– Так-та-ак! – протянул Рей.

– Да, так. Я теперь свободна и готова заняться вашим воспитанием, только сперва должна поговорить с хозяйкой.

– Когда ты сможешь это сделать?

– Немедленно. Эльза! – проговорила Элиза, ничуть не Повысив голоса. – Я хочу тебя видеть. Тебя и семейство. Через часок-другой, это подходит? Да, наверху, в парке. Нет, не сейчас, видишь ли, у меня гости, я хочу показать им город. Надеюсь, не очень тебе помешала? Поцелуй малыша, но пускай не вздумает пугать моих гостей! Никаких его дурацких шалостей, ты слышишь? Ох, не нравится мне это нынешнее поколение! – пожаловалась она, обращаясь снова к Рею и Марианне.

***

Наивность наших персонажей может показаться чрезмерной иному читателю – ну так пускай он вообразит себя очутившимся внезапно в их собственном времени – в том отдаленном прошлом, из которого они к нам пришли и он увидит хоть на миг воочию урбанистический кошмар XX столетия, зная при этом, что ею глаза, уши, кожа и легкие никак не защищены.

Из книги, прочитанной ночью, – книги, к которой и нам было бы не худо обращаться, чтоб поучиться у предков умению обращать зло во благо, – Рей узнал подробности долгой всечеловеческой битвы за сохранение жизни на планете. И, поскольку его занимала больше загадка города, в который он попал, вся история городов за последние три века прошла перед его глазами.

На фотографиях и рисунках он видел первые кустарниковые скверы на плоских крышах зданий, а затем целые парки, соединенные пешеходными мостиками. Напомним: не такова ли была мечта странника, не это ли он себе вообразил вдруг когда-то, пускаясь в странствие, которому не знаем мы конца?

А дальнейшее? Не говорится ли в толстой тетради о Золушке-деревне, которая могла бы прийти в город сперва тайком, а затем устроиться полной хозяйкой? Странник не знал, как это можно было бы сделать. Весьма вероятно, что позднее он нашел все-таки путь к столь ясно обозначенной цели, – во всяком случае, так или иначе, она оказалась достигнута.

Не без, труда: бетонные коросты городов еще долго разрастались, губя плодоносные почвы, и не так мало времени прошло до появления этого чуда – города, удивляющего и нас, далеких потомков великих строителей.

Любой промышленник его времени озолотил бы Рея за вычитанные из книги формулы легких и практически неразрушимых строительных материалов, позволивших возвести город, где каждое семейство обитало в особом выстроенном по собственному вкусу жилище с просторным двором или садом, а затем и полем желаемой величины, город, который мог вмещать миллионы населения, отнимая для себя всего лишь несколько десятков квадратных метров на поверхности планеты! Главным его элементом была мачта-башня, фундаментом ей служил подземный небоскреб, где располагались все общественные помещения – театры и магазины, спортивные и цирковые арены, университетские аудитории. Отсюда же линии метрополитена уходили к другим центрам цивилизации, поэтому шалопаи-студенты прозывали подземную часть города Кротовыми Норами. Более, однако, привилось прозвище Консервной Банки: оно так верно обрисовывало контур невидимого небоскреба, что сделалось официальным термином архитектуры, фигурирует в документах без иронического оттенка.

Дамло и сыщик побывали на изрядной глубине, но не добрались до самого дна – к сейсмическим станциям, к лабораториям гравитологов и нейтринологов. Такое путешествие и теперь еще возможно, хотя, говорят, автоматическая защита нарушена, в нижние этажи проникает вода. Стало быть, когда-нибудь хозяевами там на вечные времена сделаются слепые белые рыбы, но кого этот предмет занимает!..

Подземный небоскреб снаружи вовсе не заметен, над землей поднимается одна только мачта-башня. К ней подвешен пандус, восходящий спиралью от подножья к вершине. На его плоскости размещены и дома, и сады, и поля. Каждый занятый под мачту квадратный метр возвращался планете в виде новосозданных квадратных километров искусственной земной поверхности. Деревня ли, обслуживаемая всеми достижениями развитой технической цивилизации, город ли, способный себя прокормить, все равно. Понятия эти сделались равнозначны.

Такому поселению не могли более угрожать подземные толчки, от капризов погоды он не зависел. Стоило подуть ветру, ударить заморозку, опускались прозрачные шандоры. Под их защитой стояло вечное лето, позволяющее собирать три-четыре урожая в год. Город был энергетически автономен, обогревался подземным теплом, все поверхности служили солнечными батареями, энергия ветра также не пропадала впустую, так что не требовалось сжигать и грамма топлива. Бензиновый двигатель ушел в прошлое, движение по мостовой дозволялось лишь велосипеду и электромобилю, помимо этого, действовали пневматические лифты, но когда изобретен был кэб, способный двигаться в горизонтальном и вертикальном направлениях, мостовая осталась во владении пешехода.

Внизу же, у подножья городов, планета возвращалась к первозданности. Поднимались истребленные когда-то леса, плодились без опаски звери, для которых человек становился кормильцем, нередко другом, а мог стать учителем – оставалось сделать следующий шаг…

Архитекторы научились вносить разнообразие в рельеф пандуса, королями моды сделались японские мастера искусственных ландшафтов, повсюду появлялись миниатюрные садики, озерца, гроты и водопады. Но город, где очутились Марианна и Рей, не узнал в этих забавах большого размаха. Выстроенный одним из первых, он был вообще невелик – одномачтовый, с единственным пандусом. И все же он и сегодня прекрасен, покинутый посреди одичавшей природы и сам похожий на громадную, головою в облаках, – шатровую ель, начинающую дряхлеть…

Рей к утру знал, что всякое строительство прекратилось много десятилетий назад, но не вычитал причины и очень тревожился: война, всеобщий мор? Где человечество, уцелел ли хоть кто-нибудь?

Теперь он это знал.

***

Кэбы по плавной кривой вылетели на открытый воздух. Солнце всходило за лесом, и сияло уже все небо, словно нежно-голубое пламя.

Первое, что увидели они во дворе, был Звереныш, окруженный собратьями вроде него самого, только шестиногими! Он желал вместе с ними работать, суетился из всех сил, но больше, пожалуй, мешал: его дружелюбно оттесняли в сторону и словно бы пытались что-то ему объяснить…

Этот ранний час был час труда, а потому шестиногие крутились повсюду, куда ни глянь. Тот полол грядку на огороде, тот, ловко лазая по веткам, обирал плоды и швырял их другому, который укладывал их в корзину на колесиках. Стригли газоны, подрезали живую изгородь садовыми ножницами, полировали оконные стекла, мыли стены и кровли домов, бегая по ним, как ящерицы. Приведя город в порядок, они опять попрячутся под полом, сделаются заботливыми невидимками. На ночь включают свет в необитаемых жилищах, чтобы город, словно маяк, приманивал огнями ушедших хозяев, – и какая же была радость, если кто-то являлся на зов, а если кто-то бы нуждался в пищей заботе!..

Они оберегали город также от вторжения диких зверей и иных незнакомых существ, что вскоре поставило перед г-ном мэром трудноразрешимую проблему…

Кэбы поплыли в высоте под самым пандусом, нависавшим над расположенными внизу зданиями и садами, словно искусственный небосвод, только зеленый, потому что здесь нашли приют вьющиеся растения, образуя общую крону с гигантами-деревьями. Последние, хоть и встречались довольно редко и расположены были словно бы прихотливо, служили деталью инженерной конструкции – опорою следующего этажа.

Элиза, сидя на руках у Марианны, указала вниз, и обе они прыснули: там брела по тропинке маленькая, вконец запуганная процессия. Жюстип, озираясь, держа пистолет наготове, составлял арьергард. Тот праведный муж, которого нагрузили продовольствием, помимо полегчавшего мешка, тащил теперь еще кустарно сработанный крест для отпугивания с пути нечистой силы. Он шел впереди. Между ними поеживался в носилках г-н Эстеффан. Там, посреди кустарника, солнце не начинало еще припекать, стояла чувствительная прохлада, к тому же пресвятой аптекарь чувствовал себя вконец разбитым.

– Не покинуть ли нам сие место, где столь силен Сатана и аггелы его? – пролепетал г-н Эстеффан.

– Мне солонее вашего пришлось, – глухо отвечал Жюстип, ощупывая шею.

– Спасибо петуху!.. Сам бы удрал, да некуда…

– По крайней мере, – вибрирующим голосом заговорил г-н Эстеффан, – после тяжкого испытания стоило ли выходить в такую рань?

– Мэр проснулся еще раньше!

– Что мэр!.. Он далеко отсюда?

– Скоро будет близко.

– Вот как? Вы мне про это не говорили. Вы сказали, что зачем-то нужно сделать какую-то рекогносцировку – и все! И одеяла не взяли!.. Как вас понимать, господин Жюстип? – спросил вероучитель суровым голосом.

– Господин Эстеффан, когда я предложил вам план операции, возражений не было. Вы – наш главнокомандующий. Отмените ее.

– Не обижайтесь, господин Жюстип, я только желаю быть в курсе…

– И выйдет, как вчера! Захотелось рекламы и молитвословий, апостолы послушались, я пикнуть не успел, как вы нас выдали! Не буду никого упрекать: обошлось!.. Пускай он хоть теперь не догадается, что мы целехоньки! Пускай ему подчиняются беспрекословно. Мы-то с вами знаем, что на самом деле все подчиняются вам! – Г-н Эстеффан сладострастно хихикнул, на миг позабыв о ночных страхах. – На мэра вы соблаговолили возложить все хлопоты, связанные с перемещением и бытоустройством населения, вот и дайте ему выполнить эту задачу. Он отличный администратор, лучше него никто не справится…

– Но он должен понести ответственность…

– В свое время. Покушения на вашу жизнь мы, конечно, ему не простим!

Г-н Эстеффан подумал, что бытоустройство по соседству с нечистой силой и г-ну мэру может оказаться не по зубам. Бр-р!.. Жюстип, однако, не дал ему предаваться опасным воспоминаниям. Он сказал, что дюжины попов под командованием г-на Эстеффана должно хватить для наведения порядка в этом вопросе.

Так они шли и толковали, не ведая возможности взмыть почти мгновенно хоть до самой вершины, к которой стремились и которую не могли даже увидеть отсюда. Зато она, не скрытая облаками, была хорошо видна снизу. И в эту самую минуту из лесных дебрей разглядывал ее г-н мэр. Очень пристально, очень внимательно смотрел он на сверкающий золотом шар над верхушкою пирамидального холма…

– По-моему, он что-то задумал, – сказал сыщик.

– Да, – хмуро ответил Дамло, – и мне понадобятся ваши свидетельские показания!

Лесной лагерь приходил в движение.

Африканский охотник возглавлял авангард. Специально выделенные люди, орудуя ножами, рубили ветки и передавали для маскировки мотоциклеток, которые катились по просеке без моторов, подталкиваемые множеством рук, ибо г-н мэр приказал двигаться в полной тишине.

Г-н Доремю оказался превосходнейшим индуктором: вся масса людей повиновалась, как слаженный оркестр, без промедления!

– Гонители ваши времени зря не теряют! – сообщил Эстеффану Жюстип.

– Бирнамский лес идет на Дунсингам! – горестно процитировал г-н Эстеффан слова старинной телепередачи. – Вы вполне уверены в успехе?

Кусты диких роз, в которые были обращены мотоциклы с колясками, а заодно пешее воинство, даже издали производили на его впечатлительную душу сильное действие уже самой неотвратимостью своего медлительного, едва заметного продвижения.

Жюстип в успехе был, конечно, уверен, однако то, что вскоре произошло, оказалось для него такою же неожиданностью, как и для г-на мэра. -

 

Глава 16

Г-н мэр, сопровождаемый гипнотизером и г-ном Доремю, самолично отправился в разведку. Разумеется, было обидно – с его опытом, заслугами, житейской мудростью! – ползти на карачках, но он все-таки полз, кряхтя и морщась, когда приходилось опираться на поцарапанную в кустах и обмотанную его единственным платочком руку. Уф!. Вот, наконец, и берег! Вот и мост, вполне пригодный для проезда. Пропустить вперед мотоциклы с десантом! Не все: один оставите на берегу и развернуть на случай отступления… Итак, дружно, стремительно – марш!..

Г-н Доремю передал войску сигнал. Ножи со свистом врезались в кустарник перед самым мостом. И тут необыкновенно изящный, но широкий и, наверное, не такой уж легонький металлический мост начал подниматься на дыбы – быстрей!., еще быстрей! Сверкающим прямоугольным щитом прикрыл он вход в тоннель на противоположном берегу реки.

Разумеется, г-н мэр никак не мог бы догадаться, что грубые, воняющие бензином механические чудища-мотоциклы не понравились шестиногим, которые ведали охраною моста!

"Экая незадача", – думал г-н мэр. Появиться внезапно, по-видимому, не удалось. Кто знал, что у них тут такие порядки? Должно быть, решили, что на них нападают. Но никто не собирался нападать! Обыкновенный дружественный визит. Всяческая агрессия не в его правилах. Пришли поглядеть как и что, вот вам и все. Отношения с властями были бы установлены отменные, с цивилизованным населением – миролюбивые, ну а дикари – они есть дикари. Место глухое, изолированное, никаких тебе дорог, эти дикари небось напали, всех вырезали, сняли скальпы, научились кое-как управляться с электричеством и мостами и думают, что некому будет их наказать. Ошибаются, голубчики! Наверное, опять отправились в какой-нибудь набег: народу-то не видать! Ну, гадай не гадай, подходящий момент упущен. Н-да, положеньице!

Он тщетно припоминал эпизоды из американских фильмов, которые могли бы послужить руководством к действию. Там для осад применялись лестницы, но где тут стены, а были бы, так до них надо бы еще добраться!.. Кипящая смола? Ее используют осажденные… Ни к селу ни к городу он вспомнил Эстеффана, который с трудом отмывался от дегтя – вот смолой бы его!

Далась ему эта кипящая смола… Лезет в голову всякое… Сорок пулеметов на сорока мотоциклетках – и ни одного понтона, лодки, амфибии! О чем думали эти г-да стратеги?

Он застонал как от зубной боли. Послать кого-нибудь вплавь через реку навести справки: надо ли ждать отпори, стоит ли вообще осторожничать? Нет, зря себя только выдашь прежде времени. Предупредишь противника. Сони – никудышные разведчики. С ума сойдешь дожидаться! И медлительны, не доплывут, перетонут, козявки…

Гм, перетонут!.. Кто-то из древних, кажется, китайцы, мэр где-то слыхал, очутившись в подобном положении, посылали вперед отряд за отрядом, а когда ров заполнялся телами утопленников, остальные по ним шли на штурм. Н-да… Послать-то не штука. Дисциплинка, слава создателю, на высоте, пойдут как миленькие. Ни один не поймет, что с ним сталось. Каждый счастлив до последнего вдоха! Самая гуманная война в истории! А чтоб быстрее, прорвы, тонули, из пулеметов по ним! И настильчик чтоб был заготовлен, легонький, в три звена, прижать трупы ко дну: иначе пешие-то, может, и пройдут, а мотоциклы завязнут, заскользят да и свалятся.

Только хватит ли у него народу? Их тысяч десять, сколько это выйдет кубометров? Река не промерена, течение не учтено, зря потеряешь налогоплательщиков… Пустое упражнение ума…

– О чем он думает? – повторил Дамло вопрос г-на сыщика. – Девяносто девять лет каторги. Но лучше повесить.

***

Разумеется, прогулка по городу началась с посещения подземного универмага: иначе и быть не могло!..

– Нравится? – вертясь перед зеркалом, спросила Марианна.

Рыжая шубка, и верно, ей шла, но длинное платье со смешнейшим декольте – уж расстаралась!

– Жуть, – сказал Рей.

– Гентчер бы оценил, – спокойно отвечала Марианна, – и тебе советую! Никуда ты не денешься, у меня наследственная хватка. Считай, что тебя к этому приговорили, приучайся любоваться, а не фыркать, тебе же лучше, а то будешь мучиться всю жизнь. Выбирай башмаки: вечером танцевать! Что делать с этой чертовой сыпью: не замазывается?

"Еще бы!" – с тихим торжеством подумал Рей.

Как он обнаружил, созвездия оранжевых точечек на коже слабенько светились в темноте. Легкое, не раздражающее жжение распространялось от них и вширь, и в глубину тканей, сочилось по нервным каналам. Рей теперь знал, что этот процесс будет длительным, но уже сейчас вокруг тела возникла собственная атмосфера, создалась как бы вторая кожа: уплотненное защитное поле облекало его, совпадая с контурами натуральной оболочки. Теперь он следил за постепенным упрочением этой невидимой брони, которая сможет уцелеть в вакууме и на дне океана, выдержать прямое попадание снаряда. И все только оттого, что будет приведен в согласие беспорядочный хоровод внутриатомного движения. Организм сделается цельным живым магнитом. Управляемый сознанием, он приобретет способность усиливать свою мощь в любой степени за счет энергии среды.

Даугенталь, знавший об этом эффекте и первым его применивший, утаил свое открытие, полагая, что подобные следствия должны явиться к человеку не извне – по существу, от механического воздействия на организм, но от развития и усиления самого сознания, что, как он думал, принесло бы еще более впечатляющие результаты. По сравнению с этими последними, уплотненное поле – жалкая частность, чечевичная похлебка, – сказал Даугенталь Рею в том долгом ночном разговоре, который они вели в доме Биллендона после ухода странника. Он никак не мог покончить с этой темой, и Рей только теперь начинал догадываться почему!..

"Это конечная станция – отставка человечества!" – сказал еще Даугенталь. Рей, уже слегка позевывая, осведомился, чем бедное человечество будет заменено. "Не знаю, – угрюмо ответил приятель. – Пускай это будет хоть дельфин, он лучше нас. Вы знаете, коллега, дельфинов учили прикреплять мины к судам, они это делали ловко! Но стоило ему услышать взрыв и понять, что он натворил, он ни за что не хотел делать это снова. Что тогда, думаете, делали люди, коллега? Они давали дельфину наркотик! И он соглашался взрывать. Скажите, так-перетак, кто скотина, а кто разумное существо?" Они почти поссорились. Рей сказал, что конечная станция – не обязательно конец дороги, возле нее может располагаться аэропорт. Новая несокрушимая человеческая оболочка не только защитит, она даст удовлетворение в пище, воде, воздухе, крыше над головой – чуть ни во всем, что служило когда-то причиною раздоров. Мало того, что она станет сама источником существования, одинаково доступным всем, она сделает бессмысленным все то, что человека угнетало, невозможной всяческую агрессивность враг твой столь же неуязвим, как ты сам!.. "Бессмысленно или невозможно все, чем он жил, и жить ему больше нечем и незачем, поскольку он не стал другим", – подвел итог Даугенталь.

Теперь у Рея появилась возможность на собственном опыте проверить, кто прав, но очень уж рад этому он почему-то не был…

Путешествие по Консервной Банке продолжалось только до тех пор, пока Рей, Марианна и Элиза не очутились в кладовой, где посреди стеллажей с золотыми слитками сберегались также г-да генералы и прочая почтеннейшая публика.

Зрелище привело Марианну в восторг.

– Усыпляльщикова работа! – поняла она мигом. – Ого, братец Бонд, и ты здесь?! – восклицание относилось к спящему начальнику разведки. – Гляди-ка: ваш полицейский! Наш сыщик!.. Эй, господин репортер, сенсацию проспите! Как их разбудить? Орать погромче, что ли?

– Биллендон и Аусель подходят к переправе, – пробубнил более внятно репортер, которого она встряхнула за плечо.

– Биллендон и Аусель? – повторил Рей, приближаясь, чтобы вслушаться в бормотание.

– Сержант Дамло в тревоге следит за развитием событий, – продолжал репортер, – Браво, Дамло! Вам предстоит…

– Бред какой-то! – сказала Марианна, ибо Дамло мирно похрапывал в двух шагах от репортера. – Не мешай!

– Подъемный механизм моста, как вы уже знаете, дорогие радиослушатели, был приведен в действие роботами, которые приняли мотоциклетки за механических диких зверей или что-нибудь в этом роде. Из-за этого остановилось продвижение войск господина мэра…

– Войск господина мэра! – Марианна покатилась со смеху.

Не далее как вчера Рей охотно посмеялся бы вместе с нею. Он и теперь помедлил, затем неохотно сказал:

– Отчего бы не поглядеть?.. Кэбы помчались наверх.

***

Биллендон и г-н Аусель, в уцелевшей резиденции которого – отсеке десантной ракеты – они заночевали, утром настигли сперва арьергард наступающей армии, затем обогнали его и вскоре очутились вместе с передовыми частями на берегу реки перед поднятым на той стороне мостом.: С г-ном мэром им на этот раз не довелось увидеться: он сидел в своей засаде и был занят цитированными выше размышлениями.

Золотой шар, увенчивающий пирамиду холма, и этот мост, хоть и поднятый, говорили о возможности встретиться, наконец, с бодрствующими цивилизованными людьми, которые, вероятно, знают, где находятся Даугенталь, Марианна и Рей.

Последние оказались легки на помине. С противоположного берега донеслось:

– Эй, господин Биллендон! Здравствуйте, ректор!

Мост начал опускаться!

Мэр, высунувшись из кустов, пронаблюдал, как полотнище моста безо всяких усилий со стороны этих господ, улеглось прямехонько к ногам Биллендона и. Ауселя. Вот какова она – жизнь!

Он взмахнул рукой.

Кусты диких роз окутались бензиновой гарью, мотоциклетки бешено рванулись с места – и загудел под колесами мост, по которому неторопливо шествовали себе эти двое… Никто не успел опомниться – кроме Дамло. Только мелькнули перед носом сыщика сточенные подковки на сапогах сержанта. Тот действовал с необычайной стремительностью: ухватив поперек корпуса, он швырнул в воду сперва Биллендона, за которым следом полетел через перила г-н Аусель – на это хватило и мига…

Победоносная армия двинулась на приступ.

***

Не встречая сопротивления, нагруженные до отказа мотоциклетки с автоматчиками мчались по виткам спирального пандуса, и шум моторов достиг слуха ересиарха, расположившегося со своей свитой в зале здания под золотым куполом.

– Теперь все зависит от вас! – сказал Жюстип, с тревогой наблюдая смятение в мыслях своего главнокомандующего. – Дело ваше простое: думайте! Думайте очень настойчиво, как мы договорились, ведь вы же наизусть выучили… Может быть, выйдете к ним?

– Чтобы меня подстрелили? – взвизгнул вострепетавший ересиарх. – Выходите сами! Я лояльный гражданин и уважаю власти! Надеюсь, господин мэр вспомнит все-таки…

– Предатель! Ты всех пас погубишь!

Дверь распахнулась. Вошел г-н мэр в окружении эскорта автоматчиков. Он широко улыбался. Город взят без единого выстрела!

При виде Эстеффана и Жюстипа улыбка ею несколько подкисла, хотя Эстеффан отвечал на нее собственной – сладчайшею!

– Ах, господа, господа! – с грустью произнес мэр – Все ловчив, все обманываем!? Только номер больше не пройдет! Я принужден соблюдать твердость, ничего не попишешь, таков закон войны. Распорядитесь! – приказал он, обернувшись к Доремю, с которым сделался неразлучен. Автоматчики пошли вперед – Кое-кто назовет это жестокостью, но если бы вы не мешали моим планам, которые, могу смело сказать, ведут ко всеобщему благу… – Не договорив, г-н мэр прижал ко глазам своим грязный платок. – Прощайте, господа!

– Думайте! – страшным шепотом проорал Жюстип в самое ухо ересиарха. Тот, в пароксизме ужаса, казалось, этого даже не услыхал. Вся его жалкая и забавная жизнь проносилась перед вытаращенными очами, в которые уставились черные зрачки автоматов.

– Господин мэр, но я же сдаюсь!.. – успел и смог он все-таки проверещать.

Мэр молча взмахнул рукой, зажал уши, отворотился:

– Пли!

– Аве! – нараспев провыли автоматчики. – Аве, господине Эстеффане! – Они опустились на колени. Грянула "Глория", мощно подхваченная тысячами голосов пешею воинства, бредущего снизу. Святые позабытые слова гремели над дремучим лесом, сливаясь в нечто единое со святым запахом розы, властвующим над этим краем… У того, кого все это напрямик не касалось, могло и сердце защемить от умиления! Но в зале здания под куполом ни одного такого не нашлось. Гипнотизер, держась руками за свое разнесчастное горло, ошалело метался от г-на мэра к г-ну Доремю, не в сипах будучи хоть что-нибудь предпринять – Слишком громко поют! – блаженствуя, прокричал г-н Эстеффан в ухо г-ну Жюстипу.

– Надо сперва окончательно обезвредить этою, – Жюстип указал на гипнотизера. – Прикажите мысленно, связать и заткнуть рот!

Через минуту гипнотизер, упакованный, словно почтовая посылка, лежал под ногами г-на Эстеффана. Изо рта у него торчал кляп.

– Пение можно прекратить, – сказал Жюстип. "Глория" немедленно умолкла, ибо хотя звуки ее для уха вероучителя были сладки, но для оною же утомительны. – А теперь, – продолжал Жюстип, – давайте удалим посторонних! Я имею в виду тех, кто находится.., в бессознательном состоянии. – И это было исполнено. Автоматчики вышли. – Господа, я буду предельно краток. Разбудить всех несложно, только стоит ли? Должен признать, в мыслях господина мэра было немало здравого смысла.

– Весьма обязан, – отозвался мэр. – Продолжайте, господин Жюстип!

– Я протестую! – зазвеневшим голосом выкрикнут г-н Эстеффан. – Почему этот.., этот субъект ведет себя здесь председателем, ему дозволяется?.. – Он задохнулся от негодования. – Пусть сперва даст отчет..

– Не время, – возразил Жюстип смиренно, – и не место… Все ли отдают себе отчет в нашем положении? Мы отрезаны от мира надолго или навсегда.

– Скорее всего, последнее, – вставил г-н мэр.

– В этом случае наши десять тысяч человек составят ядро будущего человечества. Неужели непонятно, как важно сразу, с самого начала установить настоящий порядок!

– Например, женщин у нас маловато, – сказал озабоченно мэр. – Из-за этого одного знаете какая поднимется буча, если их всех разбудить!

– Слыхали? – сказал Эстеффану Жюстип. – Нам с вами это в голову бы не пришло. Без деловых людей не обойтись! Бросьте обижаться на пустяки. Мы ему тоже свинью подложили!

– Уж что да, то да! – весело откликнулся мэр. – Сказали бы, как изловчились? Ну, понимаю, специалист мой без голоса остался, так ведь.

– ..вы сделали Доремю индуктором! – подсказал Жюстип.

– Да! И что?

– А то, – со злорадством отвечал Жюстип, – что господин капельмейстер никуда не годен ни как индуктор, ни как реципиент! Он совершенно неспособен воспринимать!! транслировать телепатеммы!

– Почему?

– Потому что антенной служат волосы, понятно? Без волос никак не обойтись.

– Понятно, почему он брился! – Мэр сердито пихнул связанного незнакомца ногою. – Главное-то утаил, негодяй! Но что до волос, то Доремю – самый волосатый человек во всей округе!

– Он лыс как коленка! – завопил Жюстип с долгожданным торжеством. – Считайте, сделали индуктором глухонемого!

– Доремю – лысый? – мэр не верил ушам.

– Смешно не знать, – сердито сказал Эстеффан. – Всем известно, что это парик!

– Тоже мне, специалист! – воскликнул мэр, с отвращением глядя на незнакомца. – Я насчет волос не компетентен, у меня своих мало, но… – и тут он вдруг захохотал, долго, заливисто, курлыкая, теряя дыхание, шмыгая в кулак и вытирая платочком глаза… – Ловко, ловко заморочили!.. Я с вами, ребята! Мы заживем тут неплохо. Это вольная, никому не принадлежащая территория, кодексы я знаю наизусть. Если местное население объявится, гм.., посмотрим, посмотрим! Думаю, следует создать здесь свое правительство, а не думать о возвращении. Что мы там хорошего оставили? А здесь? Эстеффан – живой бог, никакой конкуренции! Мы с господином Жюстипом…

– Не забывайте, я могу читать мысли, – сказал Жюстип, хотя телепатическая антенна у вас никудышная! Опять запели про себя "Августина"? Не поможет! Вам, господин мэр, придется ограничиться хозяйственной деятельностью, причем под надежным контролем!

– Что ж, – сказал мэр, лучась в улыбке, – может быть, в этом и заключено мое истинное призвание!

– Надеюсь!.. Со временем мы, конечно, разбудим кое, кого из подследственных.., из подопечных, – поправился он, – которые почище!

– Элиту! – подключился г-н Эстеффан. – Новые Афины!..

– Афины так Афины, – сказал мэр, – но между прочим, кое-кого следовало бы как раз усыпить, да поскорее!

– Кого? – Жюстип насторожился.

– Например, я видел, тут шляется Биллендон, – отвечал мэр, прищурясь, – не охваченный гипнозом, как-то проморгали! Первый смутьян, наделает хлопот, будьте здоровы!

– Биллендон не принадлежит к элите, – уронил небрежно г-н Эстеффан.

– Дальше, – сказал мэр, – Аусель, эта девчонка, президентшина дочка! Если нам придется выяснять отношения с нашим бывшим правительством…

– Бойкий ребенок! – сказал, поежившись, г-н Эстеффан,. – Да-да, – сказал мэр, – вот и надо утихомирить, чтобы не сломала шею! Пригодится при переговорах!

– Понятно! – сказал Жюстип. – Это касается н мальчишки, я так полагаю! Но, – продолжал он осторожно, – поскольку мы возложили на себя…

– ..это тяжкое бремя, – подсказал г-н мэр, как бопее опытный оратор.

– ..то надо решить насчет еще одного человека. – Жюстип помедлил. – Я говорю о Даугентале! Подождите, господин Эстеффан, возражать, сперва послушайте! Он наверняка красный: все они красные в своих университетах. Так что до стабилизации обстановки…

– Без него наверняка не обошлось! – кипя, перебил мэр. – Открыл вход – откроет и выход! Кем опять станем: мэришкой, легавым, аптекаришкой! Бомба замедленного действия – вот что такое ваш Даугенталь!

– Если вы… Если хоть волос… – затопав ногами, прошипел г-н Эстеффан, – я прикажу проснуться этим вашим илотам…

– Кому-кому? – спросил мэр.

– Вашим рабам! – выкрикнул г-н Эстеффан.

– Ого! Ну и словечки, – сказал мэр.

– Отдает пропагандой, – с отвращением подтвердил Жюстип.

– Гм, рабам! – повторил мэр. – Я нашел бы другой термин, но пусть будет так. Рабы! А вы знаете, до чего они счастливы? Господам – хлопот полон рот, а рабы видят сны – и какие! Хотел бы я…

– Так усните, долго ли? – ядовито посоветовал г-н Эстеффан.

– А кто же обо всех будет заботиться? – мэр щедро раскинул руки. – Эх, господин Эстеффан, мало вас, видно, лупили! Думаете, спасибо они вам скажут? Да на клочки разорвут!.. Либеральничаете, предаете общие интересы! Это ж какие возможности: взять хоть рекламное дело!..

– Без доктора Даугенталя элита не будет элитой, – стоял на своем г-н Эстеффан.

– Да не съедим мы вашего профессора! – сердито вмешался Жюстип. – Ничего с ним не сделаешь, пуля его не берет, временно изолировать, чтоб не заварил каши!..

– Временно! – сказал г-н Эстеффан, величаво воздев своп перст. – Проявить максимальную деликатность!

– Ваша воля – закон! – льстиво подхватил г-н мэр.

– Тем более, что его разыскать еще надо, – сказал Жюстип, наклоняясь к гипнотизеру. – Переходите в мое подчинение, – обратился он к нему, вытаскивая изо рта его кляп. – Будете возражать?

– Н-нет!.. – просипел гипнотизер, едва ворочая помятым языком. Жюстип в награду за ответ разрезал на нем веревки.

– Ого! На ловца и зверь бежит! – воскликнул г-н мэр.

***

– Вот они эти связывальщики! А вот и усыпляльщик, жутко надоедливый тип! Здравствуйте, господин Эстеффан, ох, смешно же вы разговаривали, помните, когда инквизиция вас судила? Как спалось? – Марианна и Элиза хихикнули. – Понравились вам мои призраки?

Г-н Эстеффан побледнел. Г-н Жюстип поджал губы. Так вот оно что! Девчонка дешево не отделается, надо только выяснить, как достигнуты эти ночные эффекты с вампирами и прочим – пригодится, глядишь, в дальнейшей деятельности…

– Здравствуйте, милая мадмуазель! – проворковал г-н мэр. – Господин президент звонил, справлялся… Ваша матушка была очень расстроена. Ах, господин Биллендон! Здравствуйте, господин Аусель! Вот мы все, слава создателю, и встретились, и заживем теперь большой дружной семьей! – Он говорил это, одновременно следя за спором Жюстипа и гипнотизера – тот упирался. "Девчонка не поддается!" – сипел он. – "Заставьте!" – Вот именно! – с любвеобильной улыбкой проговорил мэр. – Иным бездельникам, ради блага этой большой семьи, придется как следует потрудиться, только и всего, им это будет полезно!

– А собака? – просипел гипнотизер.

Кьерк, стоявший обок с Марианной, и впрямь мог бы войти в историю первой собакой, совершившей государственный переворот, кабы ему вовремя подали команду. Но все вновь прибывшие не подозревали о решениях, принятых на их счет, а потому были настроены скорее юмористически.

– Но дела, дела! – воскликнул г-н мэр с добродушным огорчением. – Мы должны будем вас покинуть. А этот господин, – он кивнул на гипнотизера, – пусть останется и позаботится о ваших удобствах.

– Еще чего! – сказала Марианна.

– Непременно, – ответил мэр. – Я попытаюсь связаться с их превосходительствами, но до тех пор ответственность за вашу безопасность лежит на моих плечах, дорогая мадмуазель. Слыхали, что здесь водятся дикари? Господин Жюстип, оставьте ему пистолет!

– Опять – я, только я останусь во всем виноват, – просипел гипнотизер вслед мэру, Жюстипу и трем праведным мужам, уводящим г-на Эстеффана, ибо никто не пожелал присутствовать на предполагаемом зрелище, – Прошу внимания! – просипел он погромче. – Глядите сюда! – В руке у него что-то заблестело.

– Опять? – сказала Марианна. – Хрипун паршивый! Кьерк!

Кьерк напрягся в ожидании команды. Гипнотизер поднял пистолет.

– Жаль собачку! – сказал он, пуская с перепугу петуха. – Ну как, господа дети и взрослые? Может быть, подчинимся?

– Да не спорьте вы с ним, послушайтесь! – сказал другой голос, хотя никого в зале больше не было. – Им же хуже будет! Пускай себе усыпляет!

– Он еще и чревовещатель! – сказала Марианна, вертясь в поисках источника звука.

– Что такое? – сипло всполошился гипнотизер, явно недоумевая. – Продолжим сеанс!

Он либо притворялся, либо на самом деле не слыхал нового голоса, который с раздраженной ноткой продолжал:

– Алло, слушайте и не вертитесь! Говорит сержант Дамло. Биллендон, вы меня узнаете? – Голос точно принадлежал Дамло, однако это могли быть и гипнотизерские штучки. – Повторяю, говорит Дамло! Слушайте и подчиняйтесь, а то они забеспокоятся, всю музыку испортят! Ясно, Биллендон?

– Ясно, – сказал Биллендон.

– Что? – сипло осведомился гипнотизер. – Прошу не отвлекаться! Вам ужасно хочется спать! Ваши глаза невольно закрываются.., вам трудно смотреть!., ваши веки наливаются ртутью.., тяжелеют.., тяжелеют.., тяжелеют!..

– Вот-вот – подхватил невидимый Дамло. – Тяжелеют! Сейчас он скажет, чтобы вы увидели, что пожелаете, такое у него правило! А вы пожелайте увидеть меня, сержанта Дамло! Приятного сна!

– Приятного сна! – заключил гипнотизер, с удовлетворением озирая результат своей деятельности. Но он не увидел того, что увидали они: посреди зала, как раз возле довольного собой гипнотизера, стоял полицейский Дамло Он приятельски ухмылялся.

– Вот и повстречались! – сказал Дамло. – Господин сыщик, ознакомьте людей с оперативной обстановкой. Я, извиняюсь, не оратор.

***

– Удалось! – прошептал г-н мэр, наблюдая за ходом событий сквозь дверную щелку. – Он все-таки неплохой специалист. Очередь за Даугенталем!

– Погодите-ка!.. – отмахнулся г-н Жюстип, напряженно подслушивая…

"Ах, мой милый Августин!… – запел про себя мэр, погладил редкую макушку и от нечего делать прилип снова к щелке.

 

Глава 17

– Вот и все, – заключил сыщик. – Но главного я сам не знаю: как господин Дамло сумел.., э-э.., достиг, ну, в общем…

– Это я вам и задаром изложу, – отвечал Дамло. – Каждый имеет право увидеть, что захочет: охотник дракона отстреливает, булочник миллионами ворочает. А я всегда хочу видеть все, как оно есть на самом деле, без вранья, и неукоснительно исполнять! Если вам не понятно, так только из-за вашей безответственности.

– Стоп! – сказал Рей. – Как вы смогли сбросить с моста Биллендона и господина Ауселя?

– Знал, что совершат наезд, и сбросил! Сначала-то сам хотел встать на дороге, по привычке: начинал регулировщиком, потом думаю: какого черта, они же меня не увидят, проедут насквозь…

– Мэра насквозь, стену насквозь – вас все равно что нету, господин Дамло! А в Биллендоне центнер весу! Как же…

– Не впрок тебе наука. Повторяю: вижу, что хочу. Хочу видеть то, что есть на самом деле. Теперь сообрази: если я захотел увидеть, что я сбросил его в воду, то, согласно правилам, увижу, а раз я это увидел, значит, он натурально окажется в воде, потому что видеть вранья я не заказывал, это было бы не как на самом деле, а сплошное надувательство, понял теперь?

– Господин Дамло, вы гений! – ответил Рей.

– Никогда не занимался! – отрубил Дамло сердито.

– Выходит, – сказала Марианна. – вы можете все, что угодно?

– В пределах закона, мамзель!

– Зачем же вы нас усыпили? – спросил Биллендон.

– Помощники нужны, – сказал Дамло. – Один не поспеваю. За сыщиком самим глаз нужен, отворотись – споются!..

– Вы же могли заставить их увидеть нас, не усыпляя! – сказал сыщик, ни капельки не обидевшись.

– Что вы мелете? Это было бы ненатурально и вредно: является галлюцинацией. А тут здоровый сон.

– Но мы-то с вами никому не видны, не слышны, спим себе в подвале, путешествуем.., мысленно, а они стоят где стояли, видят то, что без этого видели, плюс вас и меня – ну, какая же разница?

– Еще какая! – воскликнул Рей.

– Сержант, – сказала чинно Марианна, – я скажу своему папе, чтобы он сделал вас министром!

И тут господин мэр увидел в щель такое, что на его реденькой макушке зашевелились волосы: Марианна, взмахнув руками, взмыла под потолок. Все, включая всполошившегося гипнотизера, в изумлении подняли головы. Кьерк заскулил.

– Вы что, никогда не летали во сне? – крикнула сверху девчонка. – Захотите-ка увидеть, что летаете?

Рей пробкой взлетел вслед за ней. Биллендон медленно поднимался в воздух тоже… "Ах, мой милый Августин!" – подумал г-н мэр и попятился в кусты… Оттуда он мог наблюдать, как г-н Жюстип оглядывался, потеряв его из виду, как махнул затем рукою, помчался к мотоциклетке… "Да ну их совсем! – подумал г-н мэр. – Ограничимся чисто хозяйственной деятельностью!" К сожалению, ни он, ни насмерть напуганный гипнотизер не увидели самого главного, да и не смогли бы увидеть, как Дамло слегка развел локти, сердито кашлянул, взмахнул кистями рук и, не теряя достоинства, поплыл в воздухе! Сыщик ринулся за ним, кувыркаясь, барахтаясь, как необученный птенец возле родителя. Бессмысленный восторг сочился в его душу по замусоренным каналам – и проник, полился, обжигая… Сыщик жизнерадостно хихикнул.

– Скорей к Даугенталю! – закричал Рей.

– Сперва надо этого изолировать, – заявил Дамло, указывая на гипнотизера.

– Да пускай его кондрашка хватит! – ответила Марианна – Не бойтесь, усыпляльщик не насовсем!

Но гипнотизер этого не услышал, поскольку паралич его уже разбил.

***

Они вылетели наружу через дверь, когда первые колонны пешего воинства маршировали уже к зданию, увенчанному золотым сфероидом.

– Пора будить, – сказал Биллендон.

– Осторожнее, – сказал Рей, – чтоб не перепугались!..

– Всех, кроме нас, – сказала Марианна. – Кто как, а я запрещаю себе просыпаться!

Биллендон и Рей переглянулись.

– Одна-то ты много чего натворишь, – сказал Биллендон. – Придется составить компанию! Что с вами, Дамло?

Яйцо Дамло побагровело, исказитесь. Он что-то силился сказать, но смог только ткнуть пальцем в серьгу, из которой доносился говорок репортера:

– Господин Эстеффан вынимает иглу из мускулистой руки сержанта! Второй укол получает господин частный детектив!

– Ой! – пискнул сыщик – и сразу словно бы растаял в воздухе.

Дамло все еще сопротивлялся, скрипя зубами. Помутнели глаза, и под слова репортера: "Идея оказалась правильной: наркологические уколы произвели ожидаемое действие, сержант исчез столь же внезапно, как появился, – вместе с серьгой…

– Я их прикончу! – завопила Марианна. – Хочу, чтоб они облысели все – мэр, этот Жустель, или как его, связывальщики!..

– Ты еще позолоти им лысины, – посоветовал Рей, обрадованный тем, что она не поступила хуже.

– Добро переводить! – ответила Марианна. Мэр, сидя в кустах, не слышал этого разговора. Но его словно ветер по голове погладил. Вискам и затылку стало непривычно прохладно. Мэр потрогал голову – как бильярдный шар! Только что были волосы, не так много, но все-таки, куда они девались? "Ах, мой милый Августин, Августин, Августин.., вот н дожил до седин, черт тебя возьми!" Страшновато было увидеть в упор эти лица, серые от усталости, с неподвижными тусклыми глазами, ряд за рядом… Победоносная армия, двинутая на завоевание того, о чем она понятия не имела, лишенная теперь командиров, но все же движущаяся вперед во исполнение последнего приказа и готовая двигаться, пока выдерживают ноги и сердца.

Г-н мэр, лысенький, сидя в кустах, принимал этот жуткий парад. Было ему грустно, было чего-то жаль…

– Наваждение какое-то! – спохватился Биллендон. – Сейчас они посыплются с обрыва! Эй, проснитесь!

Результат был для всех неожидан.

Спящие пробудились только на миг. Лица ожили. Засверкали глаза, оглядывая этот удивительный новый мир, и тут же закрылись снова. Колонны рассыпались, каждый повалился где стоял, и каждый уснул на свой манер, обыкновенным человеческим сном, избывая нечеловеческую усталость.

– Ну, братцы, это надолго, – сказал Биллендон.

– И пускай себе! – сказала Марианна, прислушиваясь. Не взрыв – эхо отдаленного взрыва донеслось откуда-то из глубины чащи… И приближающийся шум мотоциклетного мотора…

– Рей! Это мамочка!

– Теперь только Гентчера не хватает! – неожиданно для себя съязвил Рей.

– Ревнуешь? – отбрила Марианна. – Давно пора!

 

Глава 18

В апартаменте пахло малагой. Г-н президент сидел в кресле, уронив голову на стол, но сразу встрепенулся на звук отворяемой двери. Она мигом отметила, что он небрит и что даже очки у него потускнели.

Муж движением руки остановил поток вопросов.

– Мы свергнуты, дорогая, – сказал он. – Мне предъявили ультиматум: заговор против руководства вооруженных сил, принудительная изоляция.., словом, совершенно абсурдные обвинения, но когда ты звонила, дворец находился в осаде. И, видишь ли, пришлось бежать!

– Приведи себя в порядок, – холодно ответила она.

Вскоре лимузин с г-ном президентом за рулем выкатился из подземного гаража, пролавировал по узеньким улочкам и не без труда развернулся перед распахнутыми воротами каменного сарая.

Ее превосходительство отметила не без удивления, что улицы не были уже вовсе пусты, как во время недавней прогулки; навстречу попалось три или даже четыре человека, показавшиеся ей ряжеными: в плетеных шляпах с перышками, в полотняных расшитых блузах и таких же штанах, в грубых башмаках, прошитых некрашенной суровой нитью. Завидев лимузин, они будто бы остолбенели от изумления и провожали его выпученными глазами! Наблюдение примечательное…

Г-н президент был слишком погружен в себя, но и он заметил чуть в стороне от сарая старенькую запряженную лошадью пролетку. Возница поклевывал носом, намотав вожжи на руку. "Должно быть, – подумал г-н президент, – это кто-то из окрестных фермеров, хотя не слыхать было, чтобы в этой округе водились еще лошади".

Так или иначе, этот человек не обратил внимания на президентскую машину и даже не подумал издать приветственного клика. "Тупы еще эти сельские жители, – подумал с обидою г-н президент, – и когда придет к ним просвещенность?" Впрочем, отсутствие просвещенности было сейчас как нельзя более кстати. Не до ликующих толп, было бы лучше, кабы вообще никто не увидел машины и не проследил ее маршрута!..

Лимузин проехал сквозь сарай, напоследок отразившись в сияющем зеркале – радужные блики погладили лица, г-н президент, морщась, поправил очки. Машина остановилась возле ступенек. Прежде чем выйти, мадам включила свет, чтобы оглядеться и не позабыть ничего нужного в салоне.

– Откуда это? – ахнула она.

На туалетном столике возле радиотелефонной трубки лежала перчатка, длинная черная ажурная перчатка, пара той, что была у нее на руке. Перчатка, которую она сама недавно швырнула туда, за дверь, в те кусты…

Поверх перчатки лежал необыкновенно пышный многолепестковый благоухающий цветок шиповника. Он начал уже осыпаться.

Когда меня.., когда меня, мой рыцарь верный, ты любишь так, как говоришь…

Г-н президент довольно умело вывел благоразумно прихваченную с собою мотоциклетку. Когда-то в молодости они на такой вдвоем катались – и довольно лихо. С его, конечно, точки зрения!..

***

Машина все же не осталась вовсе уж незамеченной, Беглые телохранители, вовремя спрятавшись, вышли из укрытия только тогда, когда чихи мотоциклетного мотора удалились.

– Пронесло! – сказал один другому с облегчением.

– Тс-с!.. – отозвался другой.

Им помешали опять: какой-то старик с бородой во всю грудь вышел из той заклятой двери! Он, шаркая, обогнул лимузин, брошенный у ступенек, не задержался и возле зеркала, которое ярко окрасило белую бороду, проковылял в ворота к пролетке, тронул за плечо возницу. Тот встрепенулся, принялся расправлять вожжи.

На ракетном кладбища возле покинутой железной кельи г-на Ауселя пролетка ненадолго остановилась.

– Ну, давай! – сказал один тип другому – теперь уж неважно, который которому, так как едва зубило приподняло крышку наконец-то найденного железного сундучка Биллендона, как оба они обратились в пыль вместе с циклопическим строением, где находились. Дом Биллендона, примыкавший к зданию мастерской, также перестал существовать.

Эхо взрыва, прогремевшего чуть ли не три столетия назад, достигло слуха Марианны…

***

– Девочка моя!..

– Ну, сейчас начнется!.. – пробурчала Марианна. И, разумеется, не ошиблась.

Но прежде чем остановились мотоциклетки г-на президента и сопровождавших его Эстеффана и Жюстипа – облысевших, – навстречу, лучезарно улыбаясь, выступил из кустов лысенький, благостный, не слишком чистый с виду г-н мэр.

– Мое почтение, ваше превосходительство!

– Здравствуйте, здравствуйте, градоправитель! – шутливым тоном произнес г-н президент, вручая г-ну мэру ладонь, которую тот ухватил двумя. – Попали вы, как говорится, в переплет?.

– Да, возникло довольно сложное положение, – деловито ответствовал г-н мэр, – однако, слава богу, обошлось без особых последствий. Если вас интересуют подробности…

– Интересуют, – сказал г-н президент. – Например, где мои генералы?

Они отошли ото всех в сторонку, занятые долгим и, наверное, увлекательным разговором. Марианна выдерживала бурю поцелуев, шлепков и ласк, уши ее пылали с досады, Рей за нею приглядывал: девчонка могла, не утерпев, отослать мамочку в какие-нибудь тартарары, причем вовсе не фигурально! Биллендон был тоже настороже.

– Хватит! – наконец, успокоившись, оборвала президентша разговор своего супруга с мэром. – Нас ждут государственные дела! – Она беспокойно вглядывалась в лица спящих вокруг людей. – Я почему-то не вижу…

– Кого, дорогая?.. – осведомился г-н президент. – Грустный такой человечек, с вострым носиком! – мигом нашлась ее превосходительство. – Ты его приставил следить за мной – глупенький, боялся бы лучше государственной измены! – она потрепала президента по щеке.

– Как же – сыщика она ищет! – ядовито прошептала Марианна, еще не зная о принесенной жертве. И завопила. – Правильно, мамочка! Пусть сыщик будет здесь и господин Дамло…

Из двери здания под куполом появился Дамло. Ни на кого более не обращая внимания, он подошел прямо к мэру. Миг – и на запястьях главы города защелкнулись наручники, самые лучшие, купленные на жалованье, так как муниципалитет не выделил на это средств.

– Я протестую! – воскликнул г-н мэр, показывая скованные руки. – Ваше превосходительство!..

– Э?.. – произнес президент. – Сержант, прекратите беззаконие! Освободите его, приказываю!

– Знайте свою работу, ваше превосходительство, а я знаю свою, – мрачно ответил Дамло. – Тургот! Лицом к стене!

Лицо г-на мэра жалко дрогнуло. Столько сменил он имен, кличек и прозвищ, что почти забыл, как звали его когда-то по-настоящему, с детства, читал о Турготе в газетах, как о постороннем, однофамильце, даже негодовал – чуть ли ни искренне иногда – по поводу бесчинств неуловимой шайки, которая в свободное от бандитизма время справляла мирные муниципальные должности в подвластном ему городке.

– Банда взята целиком, за исключением двоих, погибших при исполнении уголовных обязанностей, а также многочисленных пособников и соучастников, – сказал Дамло. – Драгоценности, которые зашиты в подкладке пиджака, я именем закона конфискую!

И тогда мэр заплакал, глядя на всех глазами напрасно обиженного, честного ребенка. Труд, неустанный труд всей жизни… Ах, мой милый Августин!..

Но тут другое событие отвлекло от него внимание присутствующих – во всяком случае, бодрствующих.

Агент тайной полиции г-н Жюстип мог бы, благодаря своей бдительности, сделать хорошую карьеру, не его вина в том, что обстоятельства этому не способствовали.

Когда с дерева, под которым стоял г-н президент, упало крупное яблоко, никто из окружающих, увлеченных сценою пленения прославленного Тургота, не поднял головы, один Жюстип запрокинул свою свежую, не успевшую загореть лысину и увидел посреди пышной листвы троих неизвестных. Присутствие этого мужчины, этой женщины и этого ребенка не могло быть предусмотрено никаким протоколом: они были буквально в чем мать родила! А поведение определенно составляло опасность для здоровья и, не исключено, для самой жизни г-на президента.

Мужчина и женщина там, посреди ветвей, наблюдали, смеясь, как их голопузый потомок, выбрав яблоко покрупней, целит им в самую макушку его превосходительства!

Жюстип, мгновенно выхватив пистолет, с грохотом выпалил. Ни яблоко, ни пуля не поразили цели. Карапуз только завертелся, отыскивая источник непривычного звука, ничего не понял, ухватил другое яблоко вместо оброненного, замахнулся – и Жюстип выпалил вторично. Никто глазом моргнуть не успел, как все это совершилось.

Черт возьми, не мог он промахнуться, да еще дважды! И выстрел не был холостым: листья сыпались… Так оплошать на глазах высшего начальства! Жюстип, занервничав, выпалил в третий раз…

– По какой цели здесь ведется огонь? – осведомился г-н президент, проявляя достойную выдержку.

– Там люди!.. – в отчаянии пробормотал Жюстип.

– И вы стреляете?! – воскликнула президентша.

– Но это же дикари!

Он осекся. Младенец посреди ветвей вертел перед глазами пойманную в воздухе пулю. Уставился затем на Жюстипа, на пистолет, взмахнул ручонкою… Вот это была меткость: пуля вошла назад в еще поднятый ствол, встретилась с невыстреленной подругой, взорвавшийся в ладони пистолет упал под ноги…

Но дрянной парнишка, видать, еще не наигрался с Жюстипом, он сиганул вниз, прямо к нему!

– Эльза, успокой своего карапуза! – послышался сердитый голосок Элизы.

Тогда родители, эти бесхвостые белые обезьяны, прыгнули тоже, перед их телами раздвинулась листва… Они подхватили чадо свое еще в воздухе, ухватили за руки и поплыли низко над спящею толпою. Вблизи на их коже стали видны знакомые созвездия точек, генерирующих уплотненное энергетическое поле. Точки пылали пульсирующим огнем.

– Элиза! – позвала женщина, остановив полет, волшебный полет волшебного юного тела!

– Я здесь, Эльза! – откликнулась Элиза, сидевшая у Марианны на руках.

– Должна тебе сказать, ты скверно воспитываешь мальчишку!

***

Такими увидели они нас, отдаленных потомков своих, к которым, наконец, вернулись после трехсотлетнего отсутствия, для них продолжавшегося только миг. Вернулись – и не узнали нас, как и мы их, впрочем, не узнали…

– Господин Дамло, – сказал г-н Аусель, когда унялась суматоха, связанная с появлением тех, кого сочли за белых дикарей, – вы не могли бы мне сказать, где находится сейчас доктор Даугенталь?

– В обсерватории! – буркнул Дамло, указывая вверх, на золотой сфероид купола.