Лимонная рубашка, фиолетовый жакет и галстук в тон. Отглаженные брюки, да так, что о стрелки на них можно порезаться. Клетчатые туфли и плоская шляпа – профессор, носивший прозвище «Литературик», выглядел потрясающе. Он умел носить свой костюм, не смущался цветом и не бравировал – жил как хотел. Каштановые волосы были заплетены в косицу. Спасибо, что без украшений. На левой руке простой кожаный шнурок с бусинами и парой перышек.
– Милашка, – вздохнула Кариса, – сохнет по эльфийке, преподавательнице медитации. А сколько бы девиц не отказалось похудеть и уши нарастить.
– Да ладно?
– Дар потомственный, передается, – сказал Верен. – На моего брата, старшего, знаешь, сколько брачных предложений было? Пока вся эта ерунда не приключилась. Все хотят, чтобы их дети и внуки были магами. А для этого нужно с умом подходить к браку. Вот ты, Рысь, первая за многие годы ведьма в своей семье. Тебе точно нужно замуж за колдуна. Иначе талант уйдет из рода.
Я другими глазами смотрела на вдохновенно распинающегося у доски профессора. Он снял свою шляпу и, картинно взмахивая руками, декламировал стихи своих лучших учеников. Волосы выбились из хвоста и рассыпались по плечам, лента спланировала на пол и была приманена чарами кем-то из девчонок. Полагаю, ленту эту преподаватель больше не увидит. Главное, чтоб не передрались из-за нее.
Изящная литература оказалась скучным предметом. Нам зачитали основы простой поэзии, привели примеры гладкого стихосложения и задали на дом написать по одному четверостишию. Вдохновиться внешним обликом товарища или возлюбленной, сочинить и сдать. Самые интересные будут зачитаны на следующей неделе.
– Ужас, – расстроилась волчица. – Опять целый урок будем слушать ерунду всякую.
– Да ладно, вдруг воссияет алмаз истинного таланта среди груд подземных шлаков? – заржал Охотник.
– И может, это будет именно ваша звезда, – ласково произнес профессор, выходя следом за нами из кабинета.
– Покорнейше прошу простить меня, профессор. Ремень перетерся, между мозгом и челюстью. Болтаю, а что болтаю – сам не знаю, – комично развел руками Охотник. В исполнении взрослого мужчины, в чьих волосах поселилась проседь, это выглядело несколько наигранно. Но Литературику хватило.
– Ничего страшного, – кивнул профессор. Судя по направлению, он направлялся прямиком к своей эльфийской мечте.
– А что мы будем делать на уроках музыки?
– Музицировать, – удивилась Кариса. – Там особые кабинки, ты никому не помешаешь, и тебе не помешают.
– Нас, бойцов, миновала сия участь, – поддел нас Вьюга. А эльф заливисто заржал:
– Ты-то в группе некромантов, бо-оец!
– М-мать, а что я делать-то буду?
– Барабан тебе дадим, – утер слезы эльф. – Утешишься.
Так, перешучиваясь и переругиваясь, мы вывалились во двор Академии. Там все наблюдали, как профессор Ильв принимает неловкие ухаживания Литературика. И как и полагается, из-за угла за ними подсматривал местный Яго.
– А это преподаватель музыки, тоже эльф. Говорят, Ильв от него из Леса бежала, роняя бисер с туфелек, – поведала нам Кариса и сунула в рот леденец.
– Видок у него не музыкальный, – хмыкнул Верен.
– Шрам на полморды, постыдился бы да свел, – покачал головой Вьюга.
– Если «ускорялкой» приложили – уже не сведет. Даже наши целители не всесильны, – покачал головой Лий.
– А если до кости срезать и заново лечить? – спросила я. Стало любопытно, каким образом это все работает. «Яго» заинтересованно повернулся в нашу сторону. Ответом мне стали круглые глаза Лия:
– Ты добра, как юная эльфийка. Так еще никто не пробовал. Может стать хуже.
– Бедро распороть, «ускорялку» бросить, потом вырезать кусок мяса и пролечить по-нормальному, – пожала я плечами. – Там, если не получится, видно будет.
– Я думаю, найдется много людей, желающих рискнуть, – протянул Верен.
– Эльфов еще больше, вам-то что, всего ничего с корябаной мордой ходить – не успел родиться, уже умер, – пожал плечами Лий. – Что?
– Ты тактичен, как кабан в период спаривания, – вздохнула я и подошла ближе к воркующей парочке. Вроде как пора начинаться уроку медитаций. Или мы будем медитировать на двух влюбленных?
Эльфийка быстро построила нас в колонну по двое и вывела в парк. Где уже были расстелены коврики. Приподняв коврик, я обнаружила, что он имеет стебелек и корни. Господи, спаси и сохрани от эльфийской магии.
– А он меня не сожрет? – спросила я Вьюгу. Тот тяжко вздохнул:
– Всякий раз об этом думаю. Теперь нас двое. Не доверяю я ушастой магии.
Медитация напоминала обычные земные мантры и все к ним прилагающееся. Только здесь это нужно было делать молча, удерживая в воображении ту или иную картинку. За два часа мой воображаемый цветок трижды опылили пчелы, дважды сорвали и пять раз я уплывала сознанием куда-то в сторону. Еще наблюдала серебристую паутинку в капельках росы на фоне черного с фиолетовыми звездами неба. Вьюга тыкал меня пальцем в бок и приказывал перестать храпеть.
– Я леди и не храплю, – оскорбилась я после пятого тычка и мстительно представила, как этот злосчастный цветок срывают и выбрасывают.
– Мой по ходу завял, – вздохнул боец.
– Полей его своими слезами, – огрызнулась я, – или потыкай палкой. Вдруг не сдох.
– Дети, вы настоящие молодцы, – в конце урока произнесла эльфийка и очень выразительно посмотрела на нас с Вьюгой. – С некоторыми я буду работать особенно усердно, и, уверена, мы добьемся впечатляющих результатов.
Как это тощее, лупоглазое и ушастое недоразумение умудряется вселять такой страх?
В любом случае за месяц мы убедились, что норов у представительницы дивного народа воистину дьявольский. Я постоянно вылетала в черную бездну, и паутина каждый раз становилась ближе ко мне. Дар развил навык сна с открытыми глазами. Жаловался только, что роговица сохнет. Не такими словами, конечно, но все же. Но самым большим испытанием для нас стал урок литературы. По неизвестным причинам он вновь был отложен. И мы со спокойной совестью закинули поэзию в долгий ящик. Ведь куда интересней было таскаться следом за бойцами.
* * *
– Ищут злобного монстра, – Кариса плюхнулась на свою постель, – он напал на нашу соседку по этажу и затолкал ей в рот комок грязных и мокрых волос.
– Ужасный монстр, – хмыкнула я. – Надеюсь, у нас в сливе больше не будут оставаться чужие лохмы. Говорят, монстры именно от этого появляются.
– Слушай, «твой бирюзовый ног», нормально же? Чтобы рифмовалось с «витой золотой рог»? – Вьюга поерзал на постели, и спинка моей кровати несколько раз ударила в стену. За что боец получил подзатыльник.
– Нас с Карисой в непотребстве подозревают. Ног – рог, в принципе рифмуется. – Я пожала плечами. – Но ты не боишься, что эльф будет огорчен? Как ты вообще его выбрал?
– Вытянул записку с его именем, – вздохнул боец. – А вы кого выбрали?
– Мы решили посвятить стихи Литературику. – Я закатила глаза. – Томный нрав, как дикий белк!
– И плавность рук, и нежность стоп! – подхватила Кариса. – Мы взяли сонет и надергали из него строчек. Потом скомпоновали так, чтобы получилась рифма. Я это перечитывать не буду.
– Ребята, – за месяц Майя научилась входить одновременно со стуком в дверь, – как у вас со стихами?!
– Всем привет. – Следом за Майей втиснулись эльф с корзиной и Охотник. У Дима в подмышке были зажаты свернутые в трубочку листы. Верен улыбнулся и подвинулся поближе к Карисе. Он, как и мы с Карисой, уже справился со стихами, но с удовольствием выслушивал рожденные в муках предложения Вьюги.
– Откуда у меня рог?! Из бирюзовых ног?! – Эльф цапнул исписанный лист Дара и тут же осел на постель. – Хотя что-то в этом есть.
Охотник сморозил в рифму такую ядреную похабень, что покраснела даже я, дитя интернета.
– Так, давайте разольем красное вино, – Майя взяла себя в руки, – оно считается максимально полезным для поэтов.
– И сердечников.
– Стрел? – переспросил боец и тут же смутился.
Выступили мы с Карисой, наш «дикий белк» погрузил эльфа в оскорбленное молчание. Первородный не мог поверить, что мы справились там, где потерпел сокрушительное поражение он.
– Давайте без шуток, пожалуйста. – Майя решительно встала. – У меня дальше этой строчки не идет: Одолела страшно – грусть, печаль, тоска!
– Нет у меня больше одного соска! – заржал Вьюга и тут же спрятал голову под подушку, откуда и выдал: – Зато в рифму!
Я рыдала от смеха, но Майя не сдавалась. Она решила поразить Литературика поэзией серьезно-депрессивного подхода:
– Я сегодня грустным целый день ходил…
– Литр самогонки вдребезги разбил, – ляпнул Охотник, не подумав, и тут же схлопотал подзатыльник от возлюбленной. Да, за минувший месяц мы уже поняли, что они – парочка.
– Ребята, ну что, мы не можем ничего хорошего, что ли? – жалобно вопросила Майя, и нам пришлось засунуть свое чувство юмора поглубже и не давать его росткам прорываться наружу. Если наша подруга так хочет быть серьезной, разве мы можем остаться в стороне?
* * *
Декан заглянул к нам в комнату, когда я осталась там одна.
– Безобразничаете всей группой? – осведомился он.
– Мы ничего такого…
– У меня есть возможность слышать все, что происходит в вашей комнате. И мне искренне жаль вашего преподавателя изящной словесности, – отозвался оборотень. – Тем более, учитывая, что преподаватель музыки свел шрамы с лица, думаю, профессор Ильв определится с симпатиями.
– А я думаю, вы ошибаетесь. – Я прикусила губу. – Не важно, что у человека или у эльфа с лицом. Если она так до сих пор и не прониклась к нему чувствами, то гладкая морда… прошу прощения, лицо не прибавит ему шарма.
– У вас странное отношение к жизни, студентка фон Сгольц. Но это ваши проблемы. Ваша мать желает вас видеть, я вызвался вашим сопровождающим по понятным причинам.
– А если я не желаю ее видеть? – испугалась я.
– Рысь, вы взрослая девушка, учитесь в государственной Академии. Никто не может оказать на вас давление. Это – один из огромных плюсов нашей Академии. Мы укрываем своих студентов от долгов, кровных или денежных, от навязанных браков. Та столь возмутившая вас бесталанная девица пыталась избежать брака. Не хотела становиться второй женой.
– Но это ведь исключительно по согласию… – протянула я.
– И вы тому яркий пример, не правда ли? Поэтому не волнуйтесь, спокойно собирайтесь, после ужина мы нанесем визит вашей матушке.
– А вы правда все слышите? Что мы говорим?
– Если вы испортите суп в столовой, заставлю самих все съесть, – вместо ответа произнес оборотень и вышел.
– Идем? – Свежая, как утренняя роза, ди-Овар влетела в комнату.
Кариса приобрела привычку ходить с нами на завтрак. Она ничего не ела, но всегда брала свою порцию – Вьюга ел все. Иногда я подумывала скинуться с ребятами денежкой и посмотреть, есть ли на свете такая порция, которую не одолеет боец.
– О, я чего-то о тебе не знаю? – Волчица принюхалась. – Ты постоянно пахнешь мастером, а теперь еще и комната им провоняла. На самом деле полукровок еще и поэтому не любят. Слишком ярко выражен аромат.
– Он пахнет можжевельником и еловой хвоей, – удивилась я. – Парфюм.
– Ты этот запах уловить не можешь, это касается тех нервных узлов, которые я показывала в мертвецкой. Идем?
– Надо что-то со звукоизоляцией делать. Нашу комнату декан подслушивает.
– Вьюга пускай шумопоглощение бросит, в нем силы через край. – Кариса гаденько ухмыльнулась. – А с чего вдруг Данкварт так нами озаботился? Или он за всей группой следит?
– Может, он лично тобой озабочен, – усмехнулась я.
– Еще этого не хватает, – нахмурилась волчица. – Я помолвлена! Кстати, как тебе мои травы?
– Горьковаты, стручок ванили прикупи, – ляпнула я и тут же задумалась: а ваниль тут есть?
– Да кто бы ее продал оборотню, – вздохнула Кариса.
– Тоже верно, – наугад кивнула я и даже скорбно вздохнула.
Утро у нас оказалось свободным – пакостно улыбающийся Данкварт зачитал нам «творческое освобождение» от изящной литературы. Причем дождался момента, когда мы все соберемся и подойдем к кабинету Литературика.
– Как так? – расстроилась Майя, и Охотник поморщился. – Хорошие же стихи вышли.
– Ага, особенно про дождевую тьму и печенье, – подхватила я.
– Большей гадости я и сам не читал, – пожал плечами декан и протянул нам листок с нашим совместным творчеством. Майя выхватила его из рук оборотня и тут же обрушила свой гнев на Охотника:
– Как ты мог?! Как! Ты! Мог?!
– Валим, – одними губами произнес Вьюга. Верен только вздохнул – он к коллективному творчеству не присоединился и сдал свое четверостишие отдельно.
Мы поднялись на самый верх Лиловой Башни. Отчего и почему она считалась таковой – никто не знал. Но у факультета боевых магов было свое мнение по этому поводу. От этого мнения мерли мухи и краснели девицы с факультета травоведения.
Дар подсадил меня на подоконник, эльф и Кариса запрыгнули сами. Говорить ни о чем не хотелось. За прошедший месяц мы так и не продвинулись в своем «расследовании». Бойцы ОГБР, увидев следы в закрытой башне, сначала носились по всей Академии, как бешеные псы, а потом нам пришлось краснеть в кабинете мастера Данкварта.
– Взрослые люди! – Декан трагично закатывал глаза, играя в сурового преподавателя. – Взрослые люди, а ведете себя как дети!
Взрослые люди в лице нашей группы покорно понурились, а я даже шаркнула ножкой. Помнится, ректора моего института в прошлом это здорово бесило. Но куратор Лион Дарго только одобрительно кивал Данкварту.
– Чем вы думали? – продолжал декан.
– Мы думали, что не хотим находиться под давлением ОГБР, – ляпнул Лий и получил от меня тычок в бок.
– Что? – ошеломленно выдал Лион.
– В общем-то эльф прав, – манерно протянула Кариса, и Вьюга кивнул.
– Либо вы пасете нашего мастера, либо нас! – обратилась я к куратору. – Никто ведь не будет оставлять цвет магической нации наедине с кем-то… опасным?
Распрощавшись с Лионом и выгнав нас из кабинета, декан хохотал. Мы, люди, этого, конечно, не слышали, но Кариса и эльф клялись на два голоса, что слышали лошадиный ржач.
После этого мы стали действовать осторожнее. Но не слишком…
– Меня дважды застукали у дверей архива, – мрачно произнес Лий.
– Меня трижды, – в тон ему отозвался Вьюга.
– Нас ни разу, но только потому, что Кариса их заранее чуяла. – Я достала из кармана шоколадку. Шоколад стал отличительной чертой нашей группы. И если кто-то шелестел оберткой на общих занятиях, сначала прилетало нам. И в девяти из десяти случаев ругань была справедлива. Ну а как не лопать шоколад, если занятия магией съедают все калории? Это ж золотая жизнь, ешь – не хочу. Теперь я – та самая ведьма, что жрет на ночь и не толстеет.
– Надо поговорить с мастером насчет пропуска в архив.
– Поцелуй его, и он растает, – фыркнула Кариса. – Тебя сопроводить?
– Она спрашивает, – укоризненно произнес Вьюга, – нечего шастать в одиночку даже и по Академии.
– Так все уже кончилось на самом деле, до следующего года маньяк смакует воспоминания, – легкомысленно отозвался Лий.
– И ты гарантируешь, что ему не станет мало вот прям сейчас? – издевательски-вежливо осведомился боец. Я даже не предполагала, что у простого, как табурет, Вьюги есть в опциях такой светский тон.
– Я же не отказываюсь провожать девушек, – тут же поправился эльф.
– Тем более что и тебе сопровождающие не помешают, – хмыкнула я.
– Хочешь сказать, я похож на девку?!
– На очень красивую и утонченную деву, – поправила эльфа я. И Лий до самой некромантской вотчины молчал. Гордо и оскорбленно встряхивал длинной, подкрашенной гривой и поправлял рукава туники.
– Не забудь, целуй сразу с порога, – буркнул эльф и впихнул меня в кабинет некромантии.
Не успев послать доброхота по матушке, я по инерции сделала три шага и запнулась о длинный, витой шнур. Спасибо, Господи, что оборотень был в кабинете и успел меня поймать.
– Студентка фон Сгольц…
«Будь проклят эльф со своими советами!» – это был последний, заполошный крик разума, а я уже прижималась своими губами к твердой линии рта декана.