Вестник настиг меня рядом с конюшней. Привязав к длинной ветке ленту, я играла с пятнистой кошкой, в ожидании пока Сабия принесет лимонад. Серебристая птица окруженная тонким барьером замерла у левой руки. Нежно касаюсь «клюва» и звучит раскатистый голос:

— Я всюду искал тебя. Свяжись со мной.

Я вплела пальцы в косу. Кошка требовательно уцепилась когтями за подол, и я пихнула ее в сторону носком туфли. Сердце колотилось, я оттерла вспотевшие ладони о юбку.

— Миледи! А вот и я. Леди Терцис сказала вам на кухню не ходить. А правда, что вы компот через дуршлаг в помои слили?

Отрицательно качаю головой, чувствуя, как покалывает скулы от прилившей к ним крови. Кто мог подумать, что то коричневое месиво — компот?

— Вот значит, соврала? Ну и ладно, а я однажды в уже готовую блинную смесь тухлые яйца влила, а это была последняя мука, детям на перелом года блинов напечь хотели. Меня не ругали, — Сабия нахмурилась, — я сама плакала.

Последняя мука. Для меня это что-то непонятное. Как мука может быть последней, на же всегда есть?

— А мужчин нынче в крепости нет, — Сабия присаживается и начинает отцеплять от моей юбки зацепившуюся когтями кошку. — Потащили мелких в лес, будут учить охоте. И пугать. Оно и правильно, это ж ведь надо было додуматься. А все пришлые, подначили. Наши-то отцовскими ремнями ученые.

Я радуюсь тому, что Сабия умеет читать. Пусть голос ко мне и вернулся, но я все еще ношу с собой вощеную дощечку. Берегу горло — одну фразу из трех записываю. И пусть это смешно, но я слишком боюсь остаться немой чтобы игнорировать советы целителя.

Необходимо занять свой день. Иначе глухая обида, непонимание, злость и Проклятые Духи знают, что и кто съедят меня изнутри.

Даже от забранной записки не так больно, как от молчания. Неужели он не мог мне сказать? Я бы успела хоть что-нибудь. Попрощаться, вымолить позволение увидеться с родителями.

От горечи першит в горле и я пью внеочередной фиал масла. Сабия заглядывает в глаза, улыбается и тараторит, рассказывая бесконечные истории про свою товарку Нидду.

В пристройке, рядом с кухней, собрались все наличные дамы. Рассевшись перед мешками они споро перебирали зерно, перемывая косточки мужьям.

— Доброго дня, Игрейн, — Лидда кивнула мне в угол, — можешь присоединиться.

Занятие было бы довольно нудным. Но мне пришло в голову посмотреть на зерно с точки зрения колдуньи. Так и вышло, порченые зернышки в магическом зрении выглядели черными, а цельные — белыми. Прищурив глаза и выпрямив спину я левитацией подхватывала черные точки и отбрасывала в стоящую на полу плошку. Это занятие настолько увлекло меня, что я даже не заметила наступившей тишины.

— Игрейн, — Лидда тронула меня за локоть, и я едва удержала концентрацию. Вскидываю на нее глаза. — Мы не используем магию для работы.

«Почему?» стило легко царапает воск.

— Потому что, — Терцис прикусывает губу, — это закрытая информация.

«Я — могу, чужая». В трех словах выразить и горечь и спокойствие.

— Да, верно. Ты молодец.

На свежем воздухе был накрыт стол. Вообще в землях маркизата Амлаут время тянулось подобно патоке. Лениво, тягуче, затягивая в свой неспешный ход каждого, кто имел неосторожность появиться здесь. Степенные беседы дам о зерне и видах на урожай. И малиновое варенье, с травами, от простуды, следует сварить побольше — денег нет, значит зима будет холодной. Не вырубать же лес, из-за того что нет денег на горючие камни?

Напившись с женами бойцов чая, я вышла в сад. Солнце клонилось к земле, и мне нестерпимо хотелось немного почитать перед беспокойным сном.

Прохладный, вечерний ветерок приносил с собой дивные ароматы цветущих яблонь. Не назойливый, едва ощутимый запах умиротворял. Трижды перечитанная баллада вызывала усмешку, как и каракули на краях — Сабия зачитывала особенно удавшиеся комментарии слугам. Что принесло ей особую популярность и псов отправляли кормить Нидду. Девушку непорядочную и склонную к жестоким шуткам. Это если верить Сабии.

Сама Сабия готова была на меня молиться. Это было заметно по тому, как она ежеутренне изобретала на моей голове новую прическу, укутывала на улице в теплый, овечий плед. И по три раза за ночь будила меня, задыхающуюся от слез.

— Вы хорошая, понимающая. Не требуете, чтобы я у двери стояла, или еще какую глупость. Вот вы своим делом заняты, и я своим, приданое собираю. Мне-то неоткуда добра к свадьбе ждать — мамка старенькая совсем, шить-вышивать не может. Не голодранкой же мне идти? А шнурок ваш, для лорда Терциса младшего я подправила, кривеньким он так и остался, но на волосах заметно не будет.

Примерно так, утром, мне ответствовала служанка, на вопрос отчего она так обо мне заботиться. А шнурок мы упаковали в бумаги и Сабия отнесла его Гераду, с моим письмом внутри.

— Приятный вечер, миледи.

Маркиз как забытый медяк — перестала искать и он нашелся. Вчитываюсь в опостылевшие строки, стараясь прочувствовать собственное понимание слова «предательство». Юная дева так патетично вещает уже третий лист подряд о том, как ее предали, что и я и рыцарь потеряли нить претензий.

— Вы сердиты, леди Игрейн?

«А вы считаете, не должна?» От злости я даже использовала знаки препинания. Все что я гнала от себя навалилось разом.

— Простите.

Сабия протягивает мне фиал с маслом и я отрицательно качаю головой. Только недавно пила.

— Полагаете, у меня есть повод сердится, милорд? Я преисполнена благодарности, к вам и сиятельной династии Кардорг, да продлит Кернунн время правления Адеррина Десятого, — нет ни малейшего желания объяснять свое настроение маркизу.

Сабия прыскает смехом, Атолгар поджимает губы. Изучая заново религию, я наткнулась на малоизвестны факт, что в прошлом, когда Боги еще ходили по земле, Кернунн трижды казнил несправедливых властителей.

— Сабия, собирай вещи, становится слишком холодно.

Маркиз вздыхает и помогает моей служанке собрать вещи в корзину. Розовые ушки девушки подрагивают от любопытства. Сегодня вечером у слуг будет много поводов посудачить.

— Вы имеете право злиться, миледи. Позвольте лишь проводить вас.

— Премного благодарна, милостивый лорд, — я склоняю голову. Из моего хриплого голоса не сделать нежный девичий щебет. Но я стараюсь. Хлопаю ресницами и повисаю на руке Амлаута.

Перед глазами стоит баллада, и я повторяю монолог главной героини едва не сведшей с ума злого колдуна:

— Ах, этот птичий щебет, вы слышите? — с тренировочной площадки прозвучал сочный матерок Квинта. — Словно сама мать-природа говорит с нами.

Сабия давилась хохотом, Атолгар кусал губы, а я злилась.

— Смилуйтесь, Игрейн. Я дал клятву, вашему отцу, что буду защищать вас. Так и тем способом которым смогу. Желание короля, на территории его королевства — закон. Я не мог поступить иначе. И не хотел. Ваше незнание спасал вашу жизнь.

— Вы были там, — царапать на ходу не удобно, и я решаю не щадить горло. — Место указанное в записке. Что там? И оставим тему про семью, погибли и Таранису на радость, мне на слезы. Все. Я разберусь со своими чувствами сама. Если вы конечно не хотите побеседовать о чарующей красоте весны и упоительном аромате свежей земли.

Атолгар с ужасом покосился на глубокую лужу по которой уже несколько раз промчалась собачья свора и покачал головой.

— Я не могу обещать вам покарать виновников, — он смотрит уверенно.

— Я не собираюсь из-за своей прихоти вынуждать вас подвергать Ковен опасности. Мне нужно знать. А там как жизнь сложится.

— Вы поверите мне на слово?

— А вы гербовую бумагу предложить можете? С печатью и подписью?

— В записке были указаны координаты нескольких тайников. Один приготовила ваша матушка, второй отец. Тот, что устроила леди Адалберт — раскрыт. Схрон вашего отца невозможно открыть без вашей крови.

— Вы и флакончик с собой принесли? — как можно более едко интересуюсь я. Конечно, безголовую глупышку кто будет вовлекать в расследование? Нацедить с нее крови, да отправить гулять по условно безопасным землям.

Милорд Амлаут немного смутился и как-то неловко прикрыл рукой пояс — очевидно емкость под мою ценную кровь находилась именно там.

— Либо я иду с вами, либо режьте меня силой, маркиз!

На суровом лице воина отобразилась борьба сразу двух чувств — оскорбленная гордость воевала с желанием воспользоваться моим щедрым предложением. Я затаила дыхание, реши маркиз пойти наперекор — не мне с ним бороться.

— Миледи, вы вынуждаете меня творить недопустимые вещи, — маркиз нахмурился. — Ваше участие в операциях Ковена выставляет нас не в лучшем свете.

— Маркиз, — пора выпить новый флакон масла мальвикии. — Я не собираюсь брать в руки оружие. Но ведь Ковен не всегда идет напролом? Тайник — я хочу сама открыть его. Я хочу знать, что там, читать, что там и смотреть, задери вас дикие звери, что там. Я хочу знать, ради чего родители отдали свои жизни. И что было со мной.

— Вас могут узнать, — негромко произносит милорд Амлаут, сдаваясь. Почему сдаваясь? Да потому что его последнее изречение я даже комментировать отказываюсь — кто меня узнает? Чтобы ни болтали в тавернах, на лица между эйрами и гуарами разницы почти нет. А ту, что есть, горожане не разберут.

— Хорошо, миледи, но учтите, это только потому, что вы меня бессовестно шантажировали.

— Не слышали фразу популярной нынче поэтессы, из Дин-Эйрина, что-то про женщину, которая змея? Вот и не ищите во мне того, чего отродясь не было. Я сейчас про совесть.

Как выяснилось, кабинетом главе Боевого Ковена служит общая воинская зала. В одной стороне стоит внушительный письменный стол, рядом несколько скамей, пуфов, кресло без одной ручки и три маленькие скамеечки.

— Не надо так смотреть, Игрейн. Крепость только кажется большой, на деле лишни комнат нет. У счетовода есть своя каморка, и я бы еще в ней поместился, а вот Квинт в нее и боком не проходит. Лучше уж так. Да и привычней.

Воинский зал был жарко натоплен — прямо под ним располагалась кухня, так что к жару камина прилагался и жар от печей. Особо холодными зимами здесь спали дети и женщины, укладываясь прямо на полу, на соломенных тюфяках.

— Присаживайся, девонька, сквозняк здесь по ногам особенно сильно чувствуется, — прогудел Квинт и широко обвел рукой разномастную мебель, — выбирай куда хошь умоститься, тащили у кого что есть лишнего.

Милорд Терцис на мгновение прижался губами к моей макушке и тут же принялся знакомить меня с бойцами:

— Мой старый товарищ, Эгги по прозвищу Бурый.

Мужчина был невысок и коренаст, все обозримое пространство кожи было покрыто курчавыми волосками. Он коротко кивнул и сцедил зевоту в кулак.

— Дор Йорген Ан, чаще слышит в свой адрес Лозняк. Хороший малый, как и все мы.

Темные глаза Лозняка словно мимоходом скользнули по мне, зацепили отсутствующие серьги, грубый шнурок в волосах. Криво усмехнулся и небрежно кивнул.

— Итак, дамы, когда мы все познакомились и расшаркались, — Квинт усадил меня в широкое, мягкое кресло без ручки, и набросил на ноги истрепанную волчью шкуру. — Можно и пообщаться.

Целитель Альбод только подкатил глаза, в ответ на выпад Терциса.

— Вы не смогли открыть тайник, почему? — беру диалог в свои руки. Я смотрела на маркиза, но ответил дор Харт:

— Тайник в хорошем месте — оживленная таверна. Начни мы творить ритуалы и королевская стража возьмет нас за жабры.

— Какое им дело до волшбы? — в памяти что-то крутится, но ухватить не выходит.

— Здесь я поясню. — Голос дора Йоргена резанул по ушам. Сиплый, грубый, он рассказывал слушателям о том, как грубо были повреждены связки. Повреждены и быстро залечены, как у меня. — Особый королевский перечень заклинаний определяет чем мы можем пользоваться, а чем нет. Один из пунктов, запрет на серьезную волшбу в местах скопления людей. Канцелярские крысы полагают это опасным.

— Другое дело, что правосудию слабо прихватить нас за жабры, — перебил Лозняка Квинт. Дор Йорген согласно кивнул и вытащил из рукава темный флакон. В такие пузырьки целитель Альбод разливает масло мальвикии.

— Тайник настроен на вас миледи. — Атолгар кивнул, и неохотно добавил, — ваша кровь, будучи отделена от вас, могла и не сработать.

Мужчины принялись жарко обсуждать предстоящую вылазку. Я, со своим ценным мнением, влезать не стала. Как показала практика, с кухонным ножом в укромном уголке, некоторыми приемами я владела. Но память тела отделенная от рассудка не лучший советчик.

Дор Ан возжелал испить зелья Истинного зрения и проследить за нами с крыши театра, самого высокого здания в городе. За исключением домов знати, но те крыши слишком хорошо охраняются.

— Глупец, глаза на помойку после этого выкинешь? Сколько раз повторять, эту отраву, будь она неладна, нельзя часто использовать. Ты и так за последнее время много ее в себя влил.

— Я стрелок!

Здесь целитель ответил крайне похабно и в рифму. После чего вспомнил про меня и устыдился. Но больше всех мне понравилось отношения к происходящему Квинта и дора Эгги — бойцы быстро сообразили на двоих, и потихонечку доходили до грани алкогольного отравления. Закусывая крепкий самогон сушеными яблоками мужчины отпускали едкие комментарии в сторону своих товарищей. И старательно кормили меня кисловатыми, сухими дольками.

— Квинт, — окликнул бойца маркиз и весьма многозначительно мотнул головой в мою сторону. Мол, что творишь. Милорд Терцис изволил отмахнуться от своего сюзерена:

— Девять из десяти, что уходить придется боем. Значит, вся ваша тактическая заумь яйца выеденного не стоит. Городите забор вокруг навозной лужи. Игрейн переоденем в горожанку, из зажиточных, да с тобой Атти на свидание отправим. Посидите, посмеетесь, заберете посылку, а мы присмотрим. Тебя в Дин-Эйрине каждая собака знает, так что пойдешь в родовых цветах.

— А я буду дамочкой из незатейливых. — Хмыкаю, но хоть и неприятно вживаться в роль беспутной девицы, а зерно истины в словах Квинта есть.

— В точку, ни один городской патруль не потревожит боевого мага окучивающего симпатичную девицу, — похабно ухмыльнувшись Квинт допил остатки браги во фляге, и достал новую. Под ворчание целителя Альбода о неумеренных возлияниях и воздействии алкоголя на рефлексы, Квинт предложил Эгги переместится на улицу.

— И миледи проводим до покоев, а то девочка уже спит.

Я тут же встряхнулась и возразила, что сна у меня нет ни в одном глазу. Но слушать меня никто не стал, чему я втайне была рада. Спать действительно хотелось, день выдался нервный, да и по крепости я побегала так, что даже Сабия устала. До покоев шли быстро — каждый шаг приближал меня к желанной подушке. Скомкано попрощавшись с бойцами я начала стягивать с себя платье еще по пути сквозь гостиную к спальне. Рухнув на постель я блаженно прикрыла глаза и уплыла в сон пока служанка бережно расплетала мою тугую косу.

Посреди ночи я проснулась от душивших меня слез. Во сне меня навестили и отец и мать. Я сидела в уютном и светлом кабинете отца и честно пыталась выслушать его наставления и просьбы. Королева давала бал в своем городском особняке и вернулась я лишь под утро. Мне были прекрасно известны дальнейшие события — я как и всегда усну, а отец достанет дорогой коньяк и будет просматривать газету, которую матушка в дом вносить не позволяет. Ибо в ней одно лишь непотребство, слухи и разврат. Так, пока леди Адалберт полагала, что отец проводит с дочерью воспитательные беседы, мы каждый занимались чем хотели — он смаковал подробности личной жизни знатных людей, а я отсыпалась после бала.

Нос заложен, лицо мокрое, утираюсь ладонью и переворачиваюсь на живот обнимая руками подушку. У меня была счастливая семья, любящие отец и мать, своя особая атмосфера дома. Дом, самое уязвимое место для каждого человека. Он, лишь кажущийся нерушимым, осыпается карточным домиком, оставляя тебя без защиты и надежды. Сейчас особенно остро ощущается потеря поддержки отца и мягкой любви матери.

Поднимаюсь, дотягиваюсь до столика и жадно пью оставленную там для меня воду. Опустошив стакан, наливаю еще. В зачарованном кувшине вода всегда остается холодной и свежей. Стираю ручейки с подбородка и падаю обратно в постель. Нужно уснуть.

Но вернуться в давящие объятия сна мне не довелось. Громовой удар заставил меня подпрыгнуть на месте. Кто-то вломился в гостиную, и истеричный взвизг Сабии это подтвердил.

— Уймись, дура!

— Грозный боевой маг повержен тапком, — голос дора Харта я узнала сразу. Неужели Сабия огрела туфлей Терциса.

— А вы бы еще шумнее вошли, так я бы сундуком вас приголубила, — воинственно отозвалась девица.

Эти гости тихо не уйдут. Встаю, надеваю плотный халат. Тяжелая ткань надежно скрывает мое тело и нижнюю рубаху от нескромных взглядов.

— И кто из вас желает на мне женится? — негромко вопрошаю я. Сабия хихикает:

— Оба при женах.

— Миледи, — Квинт подхватывает мою ладонь и порывисто прижимается губами к коже. Его щеки покрыты колючей щетиной и я невольно морщусь.

— Пожар? — это все что я смогла из себя выдавить, слишком бледно выглядел боец.

— Молю о помощи, мой сын в Лекарском Покое, крапинка, — милорд едва проговаривает слова, путается.

Вот уж точно не шутки. Я закрываю плечи и голову шалью и жестом показываю, что готова идти. Сабия перехватывает меня на полпути и подает туфли.

— Сын, второй, он не от жены. Клэри, полюбовница моя, — милорд нервничает и делится со мной горем, даже не обращая внимания на излишнюю откровенность, — испугалась. И молчала. Только ребенок заболел, она в Ковен и примчалась. Клэри из Дин-Гуардира, там крапинка большая редкость, вот они и запустили болезнь.

— Что я могу сделать? — голос хрипит, масло мальвикии осталось в покоях. Терцис серьезно и спокойно посмотрел на меня. Будто разом всю свою нервозность сбросил:

— А что захочешь, девочка. В ту ночь тебя боги за руки водили, и сейчас не стесняйся, хоть в воду макай, хоть в варенье. Помоги, Игрейн.

Это страшно, это очень страшно, когда на тебя смотрят с таким безграничным доверием и надеждой, а ты можешь лишь разводить руками, и обещать сделать все что получится.

В Покое шумно и людно, ярко горят факелы, по углам треноги со свечами. Среди пляшущих теней мечутся две женщины выполняя приказы Альбода. Рядом с ним замер юный мальчик, он старается не смотреть на посиневшего ребенка, но при этом отслеживает все действия целителя, и даже что-то успевает записать на клочок бумаги.

Неслышимым призраком подхожу ближе, у ребенка не осталось сил на крик, только короткие, рваные вдохи-выдохи, такие, что каждый может оказаться последним. Глажу его по лбу, обвожу пальцами носик — кожа совсем ледяная. Откашливаюсь и хрипло требую согреть ребенка. Альбод пытается возразить, но спор не успевает начаться, все решает Квинт. Он сам притаскивает из угла чан, заливает воду и согревает ее одним движением руки.

Эта ночь не похожа на ту, что иногда мне приходит ко мне в дурной час. Тихо, светло, много людей. И страх подвести, не справиться, не оправдать довериях в глазах старшего друга. Человека который взял меня, беспамятную, глупую под опеку.

Синева сходит с кожи ребенка, оставляя после себя темные разводы в воде. Разводы, которые впитываются в мою кожу. На меня наваливается апатия, подобно тому как я очнулась в королевском замке — страх колет меня словно через вату, оттого я не спешу убрать из воды руки до тех пор пока вся темнота не проберется мне под кожу.

Рядом суетится Альбод, касается моего лба сухими пальцами, бормочет заговоры, прикладывает ко мне различные камни. Ребенок явно почувствовал себя лучше — он кричит, резко дергается, и я не удерживаю его в руках. Хорошо, что за моим плечом стоял Квинт, он подхватывает сына и передает на руки одной из женщин. Сам же он перехватывает мое тело и оттаскивает в сторону. С правой стороны от входа есть скамья. Ее не было в прошлый раз, или же я ее не заметила.

В руки мне суют исходящий паром кубок, и я потихоньку отпиваю, наблюдая за действиями целителя. Рядом крутится мальчишка, смотрит за действиями целителя. Альбод негромко комментирует происходящее, но из-за крика младенца мне ничего не слышно. На лавку грузно опускается Квинт, его огромная лапища сжимает мое плечо до хруста.

— Девку прибью, дуру. А за сына, спасибо.

— А Герад?

— Он не останется на острове, — Квинт вздохнул. — Друид сказал.

Тогда почему ребенок не от жены? Что-то мне подсказало, что задавать этот вопрос не стоит. Но Квинт ответил сам:

— У нас разные спальни. Как родился Герад, так и все.

Чья же это была инициатива?

— Теперь вы, леди Игрейн, — целитель устало трет глаза, подходя ближе к нам, оставляя за спиной уснувшего ребенка.

— Можно просто Игрейн, — улыбаюсь, и получаю в ответ сухое:

— Не стоит, леди.

Это какая же муха укусила целителя? Ладно, пусть так. Обидно и горько, ничем я не заслужила такого отношения. Но и Проклятые Духи с ним. Вскидываю брови и вежливо улыбаюсь, мол, все поняла. Мы с вами не друзья и друзьями не будем.

— Подробно опишите свои ощущения, — негромко командует целитель.

— Слабость, плохо контролирую руки, — зато очень хорошо контролирую голос. Ровно, спокойно, обстоятельно докладываю. — Немного кружится голова. Не знаю, относится ли это к делу — очень хочется кушать.

Целитель Альбод укладывает ладонь мне на лоб, скороговоркой произносит несколько заговоров.

— Вы сильно истратили свой резерв, — целитель задумчив. — Раньше вы обладали большим личным зарядом. Вам необходимо допить отвар и плотно поесть.

— Благодарю, целитель, — склоняю голову. — А что до заряда, раньше у меня много что было. Квинт, ты проводишь меня до покоев? Боюсь, не дойду.

— Вам лучше остаться здесь, под присмотром, — вмешался целитель.

— Не стоит, целитель. В прошлый раз я обошлась и без зелий и без ужина, осталась жива, как видите.

— Эй, ты, как тебя зовут? — Квинт тут же развивает бурную деятельность.

— Фрида, милорд.

— Живо на кухню, разбуди повариху, пусть яишню с копченостями нажарит, ломоть хлеба, сыр и зелень. Все это в покои леди Игрейн.

Под ложечкой засосало от предвкушения жирной, неполезной пищи. Я стараюсь ограничивать себя, есть мнение, что обильные кушанья превратят меня в очаровательную гуарскую хрюшку. Но сейчас я дрожу от мысли об огромной тарелке еды. И по большому счету мне все равно кого и как пожарят, лишь бы быстрее и больше.

До покоев милорд Терцис тащил меня на себе. Обхватив мою талию, он ласково уговаривал меня перебирать ножками. Перед глазами прыгали черные точки, а желудок непристойно бурчал.

В гостиной на столике стоял деревянный поднос на котором паром исходила большая, глубокая тарелка. Сложно сказать насколько я соблюла каноны застольного этикета, знаю только что, уронив кусочек копченого мяса, подхватила его кончиками пальцев и отправила в рот. И мне было ни капельки не стыдно. Казалось, я непременно умру если не поем.

После еды меня потянуло в сон, и милорд велел служанке сидеть у моей постели, караулить сон. Девчонка уселась на холодный пол и засветила ночной шар.

— Рукодельничай на постели, — бормочу я. — Не помешаешь. Сейчас мне даже ритуальные песнопения не помешают.

Проснулась я в середине дня. Сабия смотрела на меня покрасневшими глазами и душераздирающе зевала.

— Ложись, поспи.

— А вы как же? — больше для порядка возмутилась служанка.

— Ничего, пару часов как-нибудь продержусь. Надолго не укладывайся, а то день с ночью спутаешь.

— Милорд Амлаут заходили, беспокоились, — вещала служанка из-за своей ширмы. — Ругаться изволили на милорда Терциса, мол, уморил вас.

— Думаю, это было не всерьез. Где найти Герада? — нужно навестить друида, да и парню не повредит проветриться.

— На тренировочной площадке, он всегда там, — Сабия любопытно на меня покосилась, но ничего не спросила.

Место, где упражняются боевые маги, было легко найти по азартным крикам и громкой ругани наставников. Герад стоял в стороне от основной массы и наблюдал за тремя мальчишками.

— Доброго дня, Герад.

— Ахм, миледи, а вам? То есть добрый день, — мне удалось застать бойца врасплох.

— Что такое интересное они делают?

— Эм, укрепляют руки. Чтобы хорошо колдовать нужно быть здоровым, — парень смутился, но быстро оправился и с жаром начал объяснять политику Ковена. Обязательные физические упражнения для всех, даже если у одаренного человека нет тяги к боевой магии.

— Молодцы. Значит, вы заняты? Я надеялась, что вы проводите меня до капища.

— Если обождете немного, отчего и не проводить? Заходить не буду, с прошлого раза не отошел.

Приятно наблюдать за тренировками взрослых магов сидя на бревнышке в тени крепостной стены. Красивые слаженные движения, яркие вспышки заклинаний, мат — боевые маги явно не могут без него обойтись. Да, посмотреть на них интересно, но оказаться на чьем-либо месте — не хочу. Только представить, что это меня спиной впечатали в стену, или перебросили через колено, нет, спасибо. Боевая магия не терпит халатности, ею нужно жить, дышать, тренироваться до кровавого пота не пропуская ни дня. Милорд Терцис кобель и выпивоха, но каждое утро он на площадке — поддерживает себя в форме. Ругается, клянет окружающих его криворуких недомагов, но выжимает из себя максимум.

— Миледи? Можем выдвигаться. У вас что-то случилось? Друида никто не стремится видеть чаще необходимого, — утирая со лба пот, ко мне подходит Герад. Он старается повернуться здоровой половиной лица, что меня немного злит.

— Это зависит от того, насколько вы в курсе событий прошлой ночи? — вопросительно смотрю на парня.

— Я знаю, что мой брат заболел крапинкой, — Герад пожал плечами.

— Вчера младенец чудесным образом исцелился, хочу спросить об этом богов, — я решила не поднимать пока темы своих способностей.

— Это хорошо, для отца смерть сына стала бы ударом, — горько отозвался Герад. Я резко развернулась:

— Ты его сын.

— Кривой.

— А разве бойца лицо делает? Друид сказал, что ты уйдешь с острова, — я выпалила это на одном дыхании и прикусила язык. Кто знает, может, нельзя было говорить? Но зато некрасивое лицо Герада осветилось радостью, и эта искренняя улыбка стоит многого. Дети зависят от родителей, подчас сильнее, чем им кажется.

Воодушевленный боец помог мне собрать огромный букет ранних цветов и даже наломал ветвей орешника, яблони и вишни. На тропинку я выходила, ощупывая путь впереди себя носком туфли.

Полянка все также поражала буйством красок. Разложив подношения я села в центре и сосредоточилась на ночном событии. По рукам пробежала дрожь, появилось неприятное чувство в кончиках пальцев. Будто скользкие, маленькие черви шевелятся под моими ногтями.

С кончиков пальцев на траву стекал густой, черно-фиолетовый туман. Стекал и впитывался в траву, пачкая нежную зелень темной крапкой. Вместе с туманом меня покидало ощущение легкой неправильности, которую я до этого даже не замечала.

— Боги выбрали тебя, — друид шел мягко, но я все равно слышала его шаги, как сминается трава под грубыми сандалиями.

— Что может сделать одна ведьма в масштабах целого государства? — голос хрипит и рвется. Мне становится страшно, только представить сколькие люди возжелают здоровья своим детям. А сколькие захотят получить меня только для себя, как гарантию выживания рода? Во рту появился горьковатый привкус.

— Боги ничего не делают просто так, но не спеши объявлять себя возрождением смертной богини.

— Вот уж какой радости мне не нужно, — криво улыбаюсь.

— Дар исцеления, это светлая, чистая магия. Оборотной стороной которой является разрушение, посмотри, — старческая ладонь указала на траву. Зелень, впитавшая в себя мою мглу, превратилась в слизь, стремительно впитывающуюся в землю.

— Не злоупотребляй этим.

— По какому критерию вы предлагаете выбирать? — натужно сглатываю и передергиваю плечами.

— Не выбирать, нет. Молчание, вот основа всего. Те, кто должен выжить найдут тебя сами.

— Нет, это не правильно, — качаю головой. Ладно и складно получается у друида, да только не ложатся его слова мне на сердце.

— Я проводник воли богов, — старик щуриться, причмокивает губами. — Как же мои слова могут быть неправильными? Это слова богов.

— Нет, это воля богов, истолковать ее можно разными способами. Молчать, не значит пройти мимо.

Пространство взметнулось и бросило меня вон. Из сверкнувшей золотом воронки я вылетела прямо под ноги Гераду. Боец не был удивлен.

— Так бывает, — он сочувственно улыбнулся и потер шею.

Обратно мы доехали на деревенской телеге. Он мягко покачивалась прямо в воздухе.

— Это была славная сделка, — селянин закатил глаза. — Купец считал, что обманул меня, вручив некачественную вещь, она ведь самоходная должна быть. А я отдал за нее всего пол золотого и с тех пор заработал двадцать. Лошадь почти не устает, — хвастливо прицокнул мужичок.

— Здорово.

— Агась.

Селянин угостил нас холодным молоком с хлебом, поделив все пополам, мы умяли угощение в несколько минут. После чего Герад пересел поближе к нашему вознице, а я откинулась на сено. Проплывающие в небесах облака принимали причудливые формы, заставляя гадать, где они были и что видели.

Дорога для телег была кружной, долгой, я успела задремать. Проснулась когда пора было слезать, на мои плечи был наброшен камзол Герада. Кивнув юноше, соскальзываю с телеги и мы оба сердечно благодарим селянина.

Сколько раз нужно увидеть крепость Ковена чтобы темная громада перестала ввергать меня в трепет. Наверное, здесь нужно родиться. От неприметной тени отделяется фигура, Герад на мгновение напрягается и тут де принимает спокойный и независимый вид. К нам направляется дор Йорген.

— До капища ходили? Правильно. Расскажешь, — он говорит коротко, рублено, бережет горло. Не похоже на вчерашнюю короткую лекцию. — Мать тебя искала.

Герад быстро коснулся губами моей руки и ретировался, оставив меня на попечение Лозняка. Засунув руки в карманы боец немного ссутулился и предложил проследовать с ним в Малый зал. После этой короткой фразы он больше не проронил ни слова, только шорох его едва слышных шагов сопровождал на по пути. Он явно мыслями пребывал не здесь — вспоминаю, что его жена хочет уйти из состава Ковена, а он участвует в тайных операциях. Не повезло, дома жена пилит, днем маркиз с дором Хартом.

— Спасибо что встретил леди, Йорген. Что-нибудь узнали полезного? — маркиз чем-то раздражен, говорит отрывисто. Ладно, ему простительно, мало ли бед у главы такого хлопотного хозяйства как боевой Ковен.

— И да и нет, — усаживаюсь на вчерашнее место. Милорд Терцис отсутствует, потому ноги мне укутать шкурой некому. Поэтапно рассказываю обо всем произошедшем в капище, маркиз изволит ругаться.

— Ты не богиня, девочка, это факт, — внушительный бас от дверей, Квинт пришел. — Бриаллен удерживала однажды забранную болезнь внутри себя, хроники это четко описывают.

— Ты умеешь читать? — с интересом поинтересовался дор Харт.

— В перерывах между дуэлями, — осклабился Терцис.

— Дамы, дамы, спокойней, — хохотнул Эгги, поднявшись с кресла, протянул руку Квинту, приветствуя. — Гораздо важнее, что леди Игрейн порвут на части, желая заполучить хотя бы малую вероятность того, что дети родятся сильными магами.

— Магами?

— Крапинка поражает только юных колдунов, — маркиз пожал плечами, — переболевшие и выжившие теряют дар или довольствуются жалкими крохами. В Ковене этой проблемы не было до недавнего времени.

— Ее нет и теперь, — Лозняк внимательно посмотрел на меня. Киваю, верно, я не хочу лишаться покровительства боевых магов, а значит останусь здесь. Где-то в глубине души заворочался зверек по имени совесть, но быстро утих.

— Имеет смысл пересмотреть концепцию сегодняшнего вечера, ввиду того, что…

— Нет. Я иду и точка, это не обсуждается. Ритуал мог сработать как угодно, и последствия могут быть тоже не столь радужными, как кажется сейчас, — голос слушается меня уже лучше. Хрипит, дрожит, но постоянной подпитки маслом мальвикии не требует.

— Разумно.

Мужчины растянули ширму, и позевывающая Сабия притащила ворох платьев. У меня таких не было. Цветастые, обтрепанные по подолу, с подобием корсета и вызывающей шнуровкой спереди.

— Рубаху под него надо, вот, такая будет плечи открывать, как будто случайно. Сейчас в городе так носят.

За ширмой служанка помогла облачится в серовато-белую рубаху с некачественным кружевом, сверху легло синее платье из грубой ткани. Волосы подняли на затылке в неопрятный пучок, выпустив несколько прядей на лицо. Губы Сабия накрасила мне бесцветной мазью.

— Зачем?

— Губы от нее красными становятся. Для благородных дам помада, а горожанки мазью пользуются.

Хорошо, что мои любимые туфли подходили под общую стать наряда, только ленты были заменены. Выйдя из-за ширмы, я произвела на мужчин фурор.

— Я бы не прошел мимо, — подмигнул мне Квинт, а вот маркиз был недоволен, но высказаться ему не дали. — Не гуди, все правильно девочки сделали. Перед тобой не леди, а развеселая горожанка, что днем продает цветы, а вечером живет с любви непереборчивых бойцов вроде тебя.

— Я не…

— Ты — да, — фыркнул Бурый и милорд поднял руки, показывая, что сдается. А я остро пожалела, что в Ковене не прижились веера — прятать за ним улыбку было бы куда уместней, нежели сцеживать ее в кулак.

— Ковен погрязнет в дуэлях и стычках с белыми группами, — хмыкнул Эгги и шумно вздохнул, отодвигая от себя кубок.

— Без девочки станет хуже — крапинка пришла и к нам, еще при моем отце на десять одаренных приходился один больной ребенок. Но он оставался жив, и даже не сильно терял магию. Посмотри на Альбода.

Все словно по команде посмотрели на смутившегося лекаря. Он показал рукой странный, непонятный мне жест.

— Как интересно, — поворачиваюсь к заступившемуся за меня Квинту, — значит, крапинка идет откуда-то?

— Крапинка наказание богов за убийство Бриаллен, — маркиз не утверждал, он просто констатировал старую истину.

— То есть на землях Ковена снова ее убили? — сколько скепсиса может вместить в себя эта фраза? Достаточно, чтобы милорд Амлаут поморщился как от зубной боли.

— Хорошо, значит завтра вечером выступим именно в таком виде и составе, не забудьте уложить леди иглу в пояс, не грызть же она пальцы будет чтобы кровь пошла, — хохотнул Квинт.