Вчера вечером мне на почту скинули судебное решение по поводу охранной компании. Тех самых, что передали Штерну ключи от моего дома. Сумма приятно радовала глаз. И я сразу же написала матери, через Вика. Он, оказывается, спрятал их на курорте. В моем бунгало. Мама ответила сразу и сразу согласилась переехать в моё старое жилище. Так что у нас с Броком есть неделя, чтобы построить красивый забор и отремонтировать дом.

Я решила сделать только кухню, спальню и детскую. Все остальное пусть будет по маминому вкусу. Ведь тяжело жить в доме, который обставлен кем-то другим. Пусть этот «другой» и близкий родственник.

Так что с самого утра мы с Броком бродили по старому дому. Собирали вещи в коробки, коробки выносили во двор. А там ловкие мальчики грузили их во вместительную машину.

— Где мы это все будем хранить? — горестно спросила я. — Откуда столько вещей?!

— Ты жила и покупала, — рассмеялся Брок. — Я арендовал хранилище для твоих вещей, проект дома мы уже выбрали, и стройка вот-вот начнется. Все будет хорошо, родная. Кстати, ты говорила, что у нас не из чего пить чай. А тут, как я посмотрю, шесть чайных сервизов.

— Да, для разных сортов чая, — кивнула я. — Просто очень люблю чай. И посуду. И покупать всякую ерунду. Давай возьмем домой вот этот, черно-золотой? Он как раз и с блюдцами, и с заварочным чайничком.

— Хорошо.

Домой мы вернулись только к вечеру. И на скамейке у дома увидели Штерна.

— Нам нужно поговорить, — бросил оборотень и жадно принюхался ко мне.

— Я не останусь с тобой наедине, — предупредила я.

— Вернись, — коротко произнес Штерн. — Вернись, я ведь купил тебе дом. Хочешь, я лично срою его по основание. Ты моя. Ты принадлежишь мне. Моя пара.

— Тебе раньше нужно было об этом думать, — вместо меня сказал Брок. — Тильса моя невеста, моя будущая жена. Хозяйка моего дома и моей жизни.

— Я не с тобой говорю, — свирепо прорычал Штерн, и я шагнула назад, за спину Ламертана.

Говорят, когда-то приняли ту самую поправку из-за любовного безумия. Оборотни, лишенные своей истинной пары сходили с ума и принимались рвать людей. Единственным спасением была связь с более сильным партнером — не очень хорошо понимаю, что это значит — или принудительное обращение в зверя. Навсегда. Или на пару лет.

— Если ты не оставишь нас в покое, мы составим жалобу в шерстяной совет, — процедила я, и оборотень дернулся:

— Ты не посмеешь. Я всем скажу, что ты моя! И ты будешь моей!

— Ты не докажешь, — выплюнула я. — Ну спала моделька с тобой, ну что теперь. Я не твоя пара, Штерн. Не твоя. Я принадлежу Броку так же, как он принадлежит мне!

Больше всего я хотела обратиться и порвать паскудного оборотня в клочья. Но за спиной Брока было так спокойно, так безопасно, что мне удалось сдержаться. Моя тайна откроется миру не сегодня.

Судя по тому, как напрягся Штерн и как заломило у меня в висках, он пытался воздействовать на меня своей сущностью. Поставить на колени, подчинить, сломать.

— Достаточно! — чей-то властный голос пресек безобразие. — Уберите оружие, господин Ламертан.

Ничего себе, Брок уже успел взять Штерна на мушку. А я медленно приходила в себя — мой внутренний зверь рвался смочить клыки в крови наглого оборотня.

К нам медленно подошел высокий, крепко сбитый оборотень. Стильная укладка, дорогой костюм, нарочито яркие, драгоценные запонки — пижон.

— Арзер, зачем ты вмешался? — скривился Штерн. — Я же сказал, что докажу — она моя.

— Даже если бы это было так, — нахмурилась я, — поправку двадцать девять отменили.

— Да, но ты должна родить мне щенка.

— Я не твоя пара, Штерн. Я просто с тобой спала, к обоюдному удовольствию. И, к слову, если поднять записи регистрации из магистрата — с совершеннолетия я не пропустила ни единого Бала.

— Мы знаем, госпожа Тильса. Мы знаем о вас достаточно. Идем, Эверард.

Этот оборотень был силен. Очень силен. И Штерн ушел следом за ним даже не пикнув — сила Арзера подавляла сопротивление на корню.

— Что это сейчас было? — тихо спросила я. — Зачем он пытался доказать истинность?

— Ходят слухи, — так же тихо ответил Брок, — что оборотни хотят обязать женщин рожать им детей. Упирают на то, что только от истинных рождаются сильные дети.

— Этого нельзя допустить, — уверенно произнесла я. — Абсолютно недопустимо.

Кажется я знаю, какие статьи будут выходить в моем журнале. И нет, это информация не будет подаваться «в лоб». Осторожно, окольными путями, я буду создавать правильный настрой в обществе. Я смогу. В конце концов, моя жизнь тоже от этого зависит. Ведь они могут решить, что для доказательства истинности достаточно честного мужского слова.

— Идем домой, — Брок прижал меня к себе, поцеловал за ухом и поднял на руки.

— Я хочу всю жизнь так ходить, — рассмеялась я.

На следующей неделе мне предстояло решить очень важную проблему. И, несмотря на ее важность, я рада, что теперь меня волнуют именно такие вопросы. Не «кто убил моего друга?», не «выживем ли мы?» и даже не «любит ли меня Брок?». А всего лишь «продлевать ли искусственное бесплодие?».

Брок отпустил меня у двери, открыл и, посторонившись, спросил:

— Как насчет сделать заказ в нашей любимой доставке? Мясо с мясом и грушевый компот?

— О-о, я хочу котлеток в сухарях, салат с перепелкой, и стейк с максимальной прожаркой. И компот, — у меня во рту скопилась слюна. — И еще те потрясающие пышные булочки. Без начинки.

— Круассаны, — рассмеялся Брок, — их называют именно так.

— Нет такого слова, — буркнула я.

— Этот рецепт придумала писательница и в своей книге она назвала их именно так. Популярные булочки из вымышленной страны.

— Твои знания меня иногда пугают, — я закатила глаза. — Это ведь любовный роман.

Он только посмеялся и вытащил смартфон. Пока Брок делал заказ, я приняла душ и подошла к кофеварке. Чуть-чуть помедитировав около чудо-машины, решительно полезла в полки. Где-то была медная джезва с толстым дном. Ага, вот и она.

В варке кофе вручную есть какая-то своя магия. Главное — повышать температуру медленно и никуда не торопиться. Не давать напитку перекипеть.

Сняв джезву с плиты, я бросила внутрь два кубка льда и оставила кофе настаиваться. И наградой за этот медитативный труд стал удивленный взгляд Брока и вопрос:

— Хм, ты почистила кофемашину? Или у зерен другой сорт? Давай оформим подписку на этот сорт.

— Нет, это магия джезвы, — рассмеялась я.

Мы дождались доставки, выключили смартфоны и провели прекрасный вечер. Сегодня Брок выбирал фильм, и его пристрастие к низкобюджетным боевикам меня нисколько не раздражало. Я даже признала, что в этих фильмах есть душа — сняты-то они едва ли не на смартфон, но зато актеры играют хорошо.

***

Когда мама узнала, что мы уже вывезли вещи, то сразу же потребовала перевезти их с мелкой. Чтобы наблюдать за ходом ремонта, а то «зная тебя…». Не представляю, что она имела ввиду, но это прекрасная возможность отвлечься.

Брок сорвался ночью. Готова поспорить, он еще не успел переварить наш вкусный поздний ужин, как сослуживцы дозвонились ему на выключенный смартфон. Раньше я считала это шуткой, теперь же… теперь же мне не до смеха. Остров оказался пустым, Лайнен куда-то вывез свою плененную пару. Но следов ее пребывания в доме было более чем достаточно. И сейчас две особых группы совершали вылазку глубоко в клановые земли оборотней. Одни шли официально, вторые в их тени. И Брок, к моему ужасу, был именно что теневым бойцом.

Так что сейчас я стояла у магазина и ждала маму. Мы собираемся выбрать обои и сделать заказ. Рядом со мной господин Паккер, старший среди нанятых Броком строителей.

— А вот и мама, — вздохнула я. — И мелочь.

— А у мелочи есть имя? — заинтересовался Паккер.

— Пока нет, они с отцом судятся. Он хочет алименты получить, — со злостью сказала я.

Это все тянется с самого их переезда. Меня порой колотит от бешенства! Алименты от жены с новорожденным ребенком на руках. Но мой дорогой друг взял все на себя и направил в сектор своего адвоката. Тот, наполовину оборотень, приехал оттуда с двойной победой — суд признал требования господина Толминсона неправомерными и еще наш адвокат встретил свою судьбу. И отмена поправки на их отношения никак не повлияла.

В строительном магазине мы повеселились от души: мама самозабвенно ругалась с господином Паккером, мелкая то спала, то требовала внимания и за всем этим с огромных каблуков наблюдала я. Увы, у нас никогда не было денег и по магазинам мы ходили быстро. Зашли, взяли по списку и на выход. Для меня ничего не изменилось, в продуктовом я сгребаю все с полок в корзину и иду на кассу. Порой, разбирая пакеты, поражаюсь — зачем куплено?! Иногда приходится что-то выкидывать. В общем, это я к тому, что жизнь меня не готовила к трехчасовому забегу по строительному магазину. Клянусь, к моменту, как мы сели в машину господина Паккера, ноги полностью потеряли чувствительность.

— Предлагаю заехать в посудную лавку, — оживленно сказала мама.

А я, подавив мученический стон, попросила остановить машину. И в первом попавшемся магазине купила следки и кроссовки. Все, теперь я готова ко всему.

Кроме того, что нас с сестрой бросят в тени детской площадки. Мы смотрели друг на друга с некоторой опаской и сдержанным ожиданием. По крайней мере так думала я. А она, чуть-чуть подождав и не обнаружив мамы, напряглась, натужилась и зарыдала.

Я укачивала ее, я ей пела, корчила рожицы, дула на нее — ни-че-го! Абсолютно не пробиваемый ребенок. В общем, к возвращению матери я сама была готова зарыдать. А оказалось, что малышка просто испачкала свой подгузник. Подгузник, разработанный специально для оборотней — не пропускающий запах. Странно, мне казалось, что смысл в том, чтобы как можно быстрее помыть и просушить детскую попку. А не мариновать его там, с «абсолютным отсутствием запаха».

На мое ворчание мама только отмахивалась и, когда мы подъехали к моему старому дому, спросила:

— Почувствовала себя немножко матерью?

— Мы с сестрой почувствовали себя брошенными детьми, — буркнула я и добавила, — кроме шуток, мам. Так нельзя делать. Такие приключения скорее отвратят женщину от материнства. Паника, крики и осознание себя никчемной неудачницей как бы не несут в себе ничего позитивного.

— Ворчунья, — рассмеялась мама. — Давайте прикинем, что и куда поклеим?

Откуда, откуда в этой женщине столько энергии?! В общем, стоит признать, что отвлечение внимания удалось на славу. Когда я вползла в нашу с Броком квартиру, меня хватило лишь на одно: переодеться и замереть на диване. В постель улечься было невозможно, раньше она казалась узкой и тесной, но когда Ламертан уехал… Для меня одной там слишком много места.

— Доброй ночи, Брок, где бы ты ни был, — прошептала я и укрылась пледом.

Пусть я проснусь от его поцелуев. Пожалуйста. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста.

Но я никогда не была особенно везучей. Поэтому проснулась от назойливого солнечного лучика. В квартире ничем не пахло, кофе пришлось варить только на себя, а порция все равно вышла двойная. Да и налила я ее в две кружки.

Он жив, это совершенно точно. Вот только в порядке ли? Ощущать раны на расстоянии никто не может, даже истинные половинки. И от этого только страшнее.

За неделю мы успели отремонтировать весь дом. Мама летала как на крыльях, даже сестренка притихла и начала меньше плакать. Хоть мама и говорила, что она просто стала старше. Насколько старше, на неделю?

Ни от кого не было ни строчки. Нет, Вик писал исправно, я так же исправно появлялась у себя в редакции. Позировала, давала интервью, даже завела собственную колонку «модных советов». Большую часть из которых писали штатные журналисты. Потому что мои советы «об изнанке модельного бизнеса» нельзя озвучивать. Ну нельзя так нельзя, хотя, как мне кажется, это придало бы журналу особый колорит.

Сегодня мы с Виком, Лайрой и Лиром идем по «памятной дороге» — выставка работ Лира, посвященная безвременно ушедшему Алеззи, затем посещение кладбища и после него посещение новой скульптуры «Фото на память». Вик отказывается говорить, что именно там увековечили, но хочет сходить туда со мной. Чтобы рассмотреть выражение лица.

Собиралась я очень тщательно. Все же подобные мероприятия для меня в новинку. И не хотелось бы оскорбить память друга.

Темная юбка с запахом, темная водолазка, нитка черного жемчуга на шею и пуссеты с ним же в уши. И ни грамма косметики, я даже лак вчера с ногтей сняла.

С обувью пришлось повозиться — месить землю шпильками не хотелось, босоножки не вариант. Когда я почти отчаялась, в дверь позвонил курьер. Вик прислал мне удобные туфли на невысокой платформе. Без него я бы действительно пропала.

Через два часа мы уже были на месте. До открытия выставки три часа, а все уже навзводе. Лир ходит с опущенной головой и красными глазами, явно плакал где-то в уголке. Все фотографии закрыты тканью, а нанятые для обслуживания выставки девицы сбились с ног, в поисках «тех самых бокалов, девочки, ну-я-же-говорила». Все же Лайра очень строга. Я не вижу разницы в бокалах, а ей даже два миллиметра важны.

— Да ладно тебе, ну будут не такие высокие бокалы, что ж с того? — попробовала я успокоить ее.

— Ты с ума сошла? Мы же вовек не отмоемся! Два стола с шампанским бокалы одного вида, а третий — другого?! Да нас же с дерьмом смешают, припишут отсутствие толерантности и хорошо, если не назовут…

— Я поняла, поняла. Где ты в последний раз видела последнюю коробку бокалов?

— На том столе, — Лайра махнула рукой и тут же устремилась в противоположную сторону, там кто-то раскладывал фрукты. Сочувствую бедолаге.

Было хорошо слышно, как Лайра распекает какую-то девчонку за «идиотический непрофессионализм» и «феерическую глупость».

— Что там случилось? — чуть гнусаво спросил Лир.

— Фруктовые канапе выставили на столы.

— Так, а разве не надо было?

— Три часа до открытия выставки — заветрится, яблоки потемнеют, — я пожала плечами и погладила парнишку по плечу, — как ты?

— Не уверен, что стоило все это затевать, — он пожал плечами.

— Лучше ты, чем другие. Алеззи все равно был вынужден фотографироваться, но если в твоих кадрах есть жизнь, любовь и красота, то другие… Ну не выходил он толком на фото, не выходил. Они бы надергали абы чего из прошлых выпусков журналов или с любительской съемки и что? Лучше бы было?

— Не лучше. Спасибо, Тиль. Я сейчас живу как во сне, — он грустно улыбнулся, — ты сама-то как? Вик очень переживает из-за Брока.

— Я тоже очень переживаю из-за Брока, — я на мгновение прижалась к худому, костлявому плечу, но тут же встряхнулась и преувеличенно бодро произнесла, — надо искать бокалы с шампанским. Иначе Лайра перекинется в волчицу и нас съест.

— Так она же не может? — удивился Лир.

— По такому поводу сможет.

— Ага, ну, одну коробку я отнес в подсобку, чтобы под ногами не мешалась.

— Тогда вперед, найдем и ей покажем — то или не то.

Бокалы оказались теми самыми, и мы оба получили от Лайры нагоняй, за то, что не ценим ее несчастные нервы. Когда эта фурия умчалась, Лир пихнул меня локтем в бок и предложил выйти до аптеки.

— Голова болит? — участливо спросила я и полезла в клатч, — сейчас дам таблеточку. Мгновенное действие.

— Таблетки у меня свои, — фыркнул Лир, — пошли Лайре подарок купим. Тест на беременность.

— Да вряд ли, — усомнилась я. — Запах, конечно, меняется месяце на третьем, но… да ну, вряд ли.

— Так может она хоть перестанет так истерить, — Лир потащил меня к выходу, — устыдится.

Ускорив шаг, я рассмеялась:

— У этой женщины нет стыда, Лир. Но идем, приключение обещает быть веселым.

И может быть я перестану думать о двух чашках, стоящих на нашей с Броком кухне. В одной крепкий неслащеный кофе, во второй остатки изрядно разбавленного.

До аптеки мы добрались быстро. Хихикая и дурачась, как подростки, купили тест, затем перебежали в соседний магазинчик и купили к нему футляр, упаковали, повесили роскошный бант и перебежками вернулись на свой этаж. В лифте Лир придержал меня за локоть и, наклонившись, поцеловал в щеку.

— Спасибо, в этот день только ты могла немного рассмешить меня, — серьезно сказал он и потянул меня на выход, — идем скорее, хочу видеть лицо Лайры.

Что ж, лицо Лайры было зачетным. Как и полет футляра и бантика. Но, что самое ужасное, перед самым открытием выставки мы лишились главного управленца — Лайра использовала тест и теперь лежала на диване в кабинете Вика. Лир оказался прав и наш подарок выбил ее из колеи. И не только ее. Вик, чуть бледный, стоял с телефоном в руках и не знал, кому звонить в первую очередь: хорошему знакомому из департамента образования или все же главе хирургического отделения военно-медицинской академии.

— Вик, вначале просто женский врач, — я осторожно отвела друга в сторону. — Он осмотрит Лайру на наличие патологий.

— Могут быть патологии? — Вик посмотрел на меня круглыми глазами.

— Сядь, время есть, я все решу.

Не думала, что настанет такое время, когда именно я буду помогать ему. Стану обзванивать знакомых и договариваться. А что, приятное чувство, когда ты не только хочешь, но и можешь помочь своей семье. Я бы могла к такому привыкнуть.

Через полчаса Лайру погрузили в суизи, и она вместе с Виком уехала на прием к врачу. Мы с Лиром переглянулись, пожали плечами и пошли проверять, не расслабились ли наши драгоценные наймитки. И выяснилось, что не зря Лайра так бесится — в зале не было никого. Девушки-официантки сбежали курить всем составом, шампанское стояло недо-налитое, а стопка белоснежным полотенец была небрежно пристроена на шаткий табурет.

— Мы не сможем заставить их работать, — обреченно произнес Лир.

— А нам и не нужно, — хищно усмехнулась я. — Лайра позволяет их старшей ничего не делать. И сейчас мы позовем именно старшую.

— Лайра позволяет кому-то ничего не делать? — поразился наш юный фотограф.

— Ага. У них кардинально не совпадают взгляды на правильное оформление банкета. Поэтому Киара оставляет своих подчиненных на растерзание Лайре, а сама прибухивает в нашей подсобке. Вместе со своим смартфоном.

— Со смартфоном? Господи, в мире столько извращений — все не перепробовать, — хмыкнул Лир.

Подойдя к шаткому табурету, я осторожно задела его самым кончиком туфли. Полотенца упали на пол.

— Идем, — удовлетворенно произнесла я.

По счастью, Киара была в сознании. Мы подхватили ее под руки, вывели в зал, показали валяющиеся полотенца, стол с шампанским и полное отсутствие персонала.

— Я сейчас разберусь, — скрипнула зубами Киара.

— А не надо нам твоего «разберусь», — покачала я головой. — Забирай своих куриц и проваливайте. Потом будете с Виком разбираться. На камерах все есть: стоило Лайре уехать к врачу, как твои «идеальные сотрудницы» исчезли в курилке всем составам. И насрать, что вот-вот начнут приезжать гости, пресса. Зачем? Начальства ведь нет.

— Идеальные сотрудницы? — с прекрасным чувством момента вступил Лир.

— Это у них в прайсе, — охотно ответила я.

— Я поняла. А ты та еще сучка, да? Далеко пойдешь.

— Куда бы она ни пошла, рядом будут друзья, — усмехнулся Лир и приобнял меня за плечи. — И если придет пора пить в подсобке дешевый коньяк, то нас там будет как минимум двое.

— Трое, — хриплый голос Брока раздался из-за спины.

Лихо развернувшись, я повисла на шее своего любимого. И совсем не удивилась, когда Лир заключил нас с Броком в свои объятия. И мы так и остались стоять.

— Мы здорово поволновались, — проникновенно сказал Лир Броку. — Ты уж пожалей нас. Или не нас, а Тиль.

— Уже пожалел, — серьезно ответил Брок. — Это было мое последнее задание. Теперь я пенсионер.

— А как пенсия? — заинтересовалась я.

— Если лет десять не будем снимать с карты, то можно приобрести небольшой остров, — расхохотался Брок и отпустил меня.

Лир разжал руки и отвернулся, чтобы мы не увидели его слез. Конечно, это не удалось скрыть. Но ни Брок, ни я не собирались ковырять кровящие раны. У Лира глаза уже несколько дней на мокром месте, так что не стоит его слезы приписывать исключительно возвращению Ламертана.

— И кого ты собираешься вызвать нам на замену? — подала голос Киара.

— А никого, — широко улыбнулась я. — У меня свои взгляды на правильное оформление.

Мы с Лиром стояли на входе и встречали гостей. С тщательно дозированной горечью, мы сообщали, что на выставке нет лишних людей. Что великий Алеззи не любил толпу и чтобы почтить его память мы отказались даже от персонала.

— Мы должны отдать дань его памяти, — низким голосом говорил Лир.

— Это самое меньшее, что мы можем для него сделать, - вторила ему я.

Гости ходили между стендов, рассматривали фото и негромко переговаривались. Это была беспрецедентная выставка — выставка внутри рабочих помещений модного фотоагентства. А в самом конце были выставлены последние работы Алеззи, та самая фотосессия. С которой началось мое счастье и его смерть. И я не могу сказать, что смогла бы хоть что-то изменить. Увы, никто другой не мог выполнить эту работу. Алеззи был королем фотовспышки и только он мог качнуть маятник общественного мнения. Пусть ты будешь счастлив в своем новом рождении, мой славный друг.

Брок, узнав про Лайру, послал Вику поздравительную смс и скинул несколько адресов. Когда я спросила, что там, мой любимый загадочно усмехнулся и ушел к Лиру — того атаковало сразу несколько пираний. Эти хищницы видели, что фотограф несколько не в себе и пытались выцарапать из него хоть немного грязи. Но наш Лир был эффектен и эффективен. Выслушав все грязные инсинуации, он широко улыбнулся и коротко, неполиткорректно послал журналисток на… На самую короткую и емкую вербальную форму мужского детородного органа.

А я, поковырявшись в сети, узнала, что у Брока крайне сомнительное чувство юмора. Он послал Вику адреса двух травников, специализирующихся на составлении успокоительных сборов.

Выставка закончилась, я позировала рядом с Лиром и пыталась улыбаться. Вот только мне все это время казалось, что я повернусь, а там Алеззи. Что это его рука лежит на моей талии, что это именно он пихает мне бокал и передает слово. Лир был удивительно похож на своего кумира. И при этом он был собой. Он был моим дорогим другом, и я уверена, что по дороге жизни мы все пойдем вместе. Вик и Лайра, Брок и я, Лир и его фотокамера. Мне почему-то упорно кажется, что он вряд ли найдет свою половинку.

Когда зал покинул последний гость, мы не стали прибирать. Оставили все как есть и вышли сами. Брок остался включать сигнализацию и закрывать двери, а нам велел спускаться в суизи.

Лир был слишком бледен. Сев на заднее сиденье, он откинул голову на подголовник и прикрыл глаза, явно пытаясь удержать слезы.

«Брок не обидится», — решила я и устроилась рядом с фотографом. Вытащив из клатча плоскую флягу я открутила крышку и протянула Лиру:

— Сделай глоток.

Он, удивленно посмотрев на меня, перехватил емкость и, отпив, с трудом удержал кашель.

— Ядерная смесь.

— А то, — хмыкнула я и щедро отпила. — Что? «Не люблю» — не значит «не пью». Сегодня очень тяжелый день, небольшой допинг не будет лишним.

Однако дальше было проще. Мы заехали в цветочный, набрали всего и разного — Алеззи любил цветы. Затем кладбище. Могила завалена свежими цветами и свечными огарками, неподалеку слоняются фанаты с красными зареванными глазами. Нам никто не сказал ни единого слова. Положив цветы, мы с Броком отошли, позволив Лиру немного постоять в одиночестве.

Вернувшись в машину, фотограф от души приложился к фляге и негромко сказал:

— Он учил меня снимать.

— Я догадалась, — тихо ответила я.

— Хорошо, — кивнул Лир.

Новым скульптурным ансамблем оказались мы с Алеззи. Вот так я вляпалась в историю. Они восстановили один из кадров фотосессии «Поправка двадцать девять. Истинное счастье». Даже чуть больше, потому что напротив меня стоял Алеззи. В его руках была камера, а сам он был очень расслаблен. Мы с Лиром переглянулись и фыркнули — такого дебильно-умильного лица у него не было никогда. Маэстро всегда был в движении, ни единой спокойной минутки. Он горел, спешил жить и подгонял других. А не вот это вот.

— Как смогли, — вздохнул Лир. — Хочу домой.

Брок приобнял нас обоих за плечи и увел к машине. А потом мы все оказались дома. Как ни странно, но Лир не протестовал, когда мы заехали в магазин, а потом завалились в нашу с Броком квартиру. Дом там, где семья. Значит, у нас очень много домов.

Мы пили коньяк, смотрели фотографии, вспоминали разные истории. То Лир, то я начинали заливаться слезами, а Брок терпеливо нас успокаивал. И даже иногда рассказывал о своем опыте общения с Алеззи. Сугубо положительном. Хороший был вечер, хоть я и не помню подробностей. Мы закрыли эту жизненную страницу. Душа еще будет болеть, но все долги отданы.