Первым мне, естественно, позвонил отец. Поинтересоваться судьбой навигатора и, между делом, нашими с Сашкой творческими успехами на поприще компьютеризации заморского устройства. Увы, и судьба и успехи замерли в весьма подвешенном состоянии, потому что Сашка банальным образом ещё не вернулся. Соответственно, навигатор тоже. А я, разговаривая по телефону, осознал тот факт, что как-то даже и не спросил Сашку о примерной дате его возвращения. О чём тут же честно признался отцу.

Оставив его немного разочарованным на другом конце телефонной линии, я выбрал из списка последних звонков Сашкин номер и нажал на кнопку с символом “зелёной трубки”.

Первые два текстовых сообщения, посланные мной позавчера утром, то есть на следующий день после Сашкиного ухода, до адресата дошли. Адресат, в Сашкином лице, ответил, что он почти уже добрался до “того самого” места и что у него пока всё хорошо. Третье же сообщение, отправленное тоже позавчера, но поздним вечером, застряло где-то в дебрях сотовых сетей. То ли Сашкин телефон разрядился, то ли “то самое место” лежало далеко за пределами досягаемости базовых станций. И всё, как отрубило, после этого никакой связи.

Вот и сейчас женский голос участливо сообщил, что вызываемый абонент недоступен. Я посмотрел на часы – половина одиннадцатого, ранняя ночь. Вторая ночь, как от Сани ни слуху, ни духу. Ой, как мне всё это начинало не нравиться! Хотя, казалось бы, ну чего тут волноваться – взрослый, практически, человек вышел в самостоятельный поход. Поход далёкий, поэтому человек выпал из зоны действия базовых станций сотовых… Стоп! Где у нас, в двадцать первом веке, можно выпасть из видимости сотовой сети? Наверное, где-нибудь за городом, в лесу. Далеко в лесу, куда надо ещё постараться туда забраться. А ещё – в Онежском озере, если выбраться подальше, в открытую его часть. Та-а-а-к, а где может понадобиться тяжёлое навигационное устройство с еще более тяжёлым аккумулятором? Скорее всего, что не в лесу, таскать с собой такие два кирпича очень некомфортно. Остаётся озеро.

У Сашкиных родителей есть катер “Прогресс-4”, добротная дюралюминиевая посудина советской эпохи с надёжным сорокасильным мотором “Хонда”. Мнда! Ну какой, нафиг, катер? Онега поздней осенью – это ещё то счастье! Если непогода, то волна идёт тяжёлая, особенно на мелководье, да и луды – подводные каменные мели – могут натворить дел. Выходить сейчас в холодную Онегу на “Прогрессе” – чистой воды безумие.

Однако, гадать можно было до утра, и я отправился спать, решив, что с самого утра позвоню Сашкиным родителям и спрошу их про всё.

Но они, родители, позвонили сами. Рано утром.

– Алло! – я разлепил глаза, но они наотрез отказывались фокусироваться на маленьком экранчике телефона, поэтому я не знал, кто звонит.

– Витя, это Сашина мама.

Обана! Я начал просыпаться. Людмила Ивановна звонит… Такого ещё не было, чтобы родители Сашки звонили мне – я посмотрел на большие светящиеся часы – в шесть часов утра.

– А, да, здравствуйте. Что нибудь слышно от Саши?

– В том-то и дело, что нет, Витя! – дрогнувшим голосом ответила Людмила Ивановна. Мне показалось, что она изо всех сил сдерживается, чтобы не разреветься. – Уже двое суток, как связи нет, до Сашки не дозвониться. Может, ты что слышал от него? Через ваши интернеты-фидонеты?

– Да нет, Людмила Ивановна, ничего не слышал, – ответил я. – Последнюю “эсэмэску” от Сани получил, э-э, получается, что поза-позавчера. И всё, потом тишина. А куда он вообще отправился? Мне ничего не сказал.

– В Пудожский район куда-то. Витя, да всё, что я знаю – они едут на университетском “уазике” с физиками, проводить какие-то полевые эксперименты. Физики, тоже мне! – внезапно разозлилась Людмила Ивановна. – Лазеры-шмазеры всякие у них есть, а нормальную связь сделать не могут!

“Пудожский район”, – подумал я, – “не мудрено, что сотовой связи с Сашкой нет.” В той, мягко говоря, глуши, вместо сотовых телефонов не помешал бы небольшой коротковолновый трансивер. У моего отца дома есть такой – портативный ICOM, подарок друзей, радиолюбителей из Финляндии. Если бы Сашка предупредил заранее, что они собираются забраться в столь отдалённые жо… э-э… территории, то можно было бы связь и организовать. Трансивер, конечно, это не маленький и лёгкий мобильник, а вполне себе тяжёлый кирпич. Но, раз уж они с физиками едут на машине, то какая, в общем, разница? А на другом конце радиолинии могла бы быть радиостанция с яхты. Всё равно она лежит сейчас дома, будучи снятой на время зимовки. Связаться с Пудожским районом было бы раз плюнуть.

– Витя, если вдруг что узнаешь про Сашу, дай нам знать?

– Да, конечно… – мысли роились в желании добавить что-то важное, но в трубке зазвучали гудки отбоя. Я бросил телефон на тумбочку и сел в кровати, сомнамбулически нашаривая тапки. Спать больше не хотелось. Через пару часов будет ровно трое суток с тех пор как Саня последний раз выходил на связь. В какие же задницы цивилизации он там забрался со своими физиками? Неужели нельзя позвонить из какого-нибудь леспромхоза, в котором есть телефон?

Размышляя на подобные темы, я побрёл на кухню, оживлять кофеварку. День начался неожиданно рано. И ещё вкралось подозрение, что он, день, обещал быть не самым лучшим днём в моей жизни, потому что ТОЧКИ БИФУРКАЦИИ ЛУЧШИМИ НЕ БЫВАЮТ…

Мобильник зазвонил через час, когда я ехал на велосипеде в университет. Я остановился и торопливо вытащил телефон, в надежде, что звонит Сашка, но это снова была Людмила Ивановна. А вот сейчас она не сдерживала слёз. Я не сразу разобрался, сквозь её плач, в чём дело, а когда понял, то услышанное заставило меня уронить велосипед.

Полчаса назад Сашкин отец обнаружил, что ключи от их моторной лодки отсутствуют. Прыгнув в “Запорожец” и примчавшись на лодочный пирс, Сашины родители, к своему ужасу, увидели, что причал пирса, где был их “Прогресс-4”, пустует. И сейчас она, Сашина мама, сидит в машине, а отец пытается узнать у редких судовладельцев, соседей по пирсу, не видел ли кто, когда именно моторная лодка ушла в Онежское озеро, и кто в ней находился.

Мысли, натыкаясь друг на друга, никак не могли согласоваться во что-то конкретное. Моя безумная версия про то, что Сашка выйдет на старом дюралюминиевом катере в осеннюю штормовую Онегу, воплотилась в реальности. Но ведь это же полная безбашенность! Сашка, что ты натворил, чёртов ботаник, Носорог недоделанный?

– Так что, – я запнулся, сглотнул подступивший к горлу комок, – вы будете делать?

– Не знаю… Витя, – запинаясь почти после каждого слова, ответила Людмила Ивановна. – Сейчас Серёжа вернётся… будем решать. Наверное, в милицию…

Плач в трубке, гудки отбоя.

Я не знаю, о чём думали прохожие, глядя на стоящего посреди тротуара парня, рядом с которым валялся велосипед. Парень, которым был, естественно, я, уставился в телефон, зажатый обеими руками и не замечал ничего вокруг. “Идиот! Козёл, блин!” – думал я, адресуя ласковые слова Сашке. – “Тормозаврище! И что теперь нам всем делать?”

Помочь чем-то сейчас я вряд ли смог бы – Сашкины родители носятся по городу, я буду только мешать. Надо ехать в университет и держать мобильник заряженным…