Невыносимо жить без дельфинов.

Годами, десятилетиями на суше. Тычась в берега, как в стенки камеры. От этого можно спятить.

Пусть на твою только что пригнанную с Фарерских островов тачку упал телеграфный столб;

Пусть сын-балбес стащил из бумажника двести баксов и купил игровую приставку «Денди» вместо того, чтобы зубрить бином Ньютона;

Пусть возгорелся и сгорел синим пламенем твой курень на Сухом лимане;

Пусть упали мировые цены на сало, доллар упал, скакнула марка, в общем — ты разорен;

Пусть тебя преследуют неудачи и долги, разыскивают алименты и интерпол, а импотенция не лечится даже пантокрином из собственных рогов;

Пусть жизнь — одна сплошная, как рана, и черная, как дыра, полоса — все нипочем, пока можешь сплюнуть под ноги, хлопнуть дверью и выйти вон с осточертевшей земной тверди.

Не в запой и не в петлю — выйди в море. Ощути ногой и нутром, как ходит палуба. Стань у борта. Всмотрись в лазурную зыбь. В пенные усы под форштевнем и сполохи солнечных зайчиков на волне. И они появятся.

Обязательно появятся, легки на помине.

Вынырнут стаей из толщи вод.

Примчатся торпедами.

Прискачут мячиком, вонзая в волну веретенообразные упругие тела. Будут мчаться перед самым носом судна, выпрыгивая, изгибаясь и кувыркаясь, рискуя получить штевнем по заднице.

Канальи! Бестии! Сучьи дети!

И как удается им вот так вот, играючи, мчаться наперегонки с табуном железных коней, громыхающих в машинном отделении?

Без пыханья задыхающихся клапанов, стука поршней, без дыма и копоти из труб, без надсадных вибраций винта. Без исходящих потом кочегаров у топок. Двенадцать узлов играючи. Лёгко. Даже не заметишь движений хвоста.

У дельфинов высокие сократовские лбы, хитрый прищур, и улыбка на все тридцать два, или сколько у них там, зуба. У дельфинов не оскал, а

именно улыбка. Не резиново-американская: «С-ы-ы-ы-р!». Натуральная, скоморошья. Острые зубы не кажутся хищными. Хотя те же акулы, машины для убийства с шестью рядами зубов, предпочитают с ними не связываться.

Под сократовским лбом дельфины прячут уникальный свой разум. Мозг дельфина больше и совершеннее человеческого. Они, например, могут спать, ни на секунду не прекращая движения, попеременно отключая полушария мозга. Решать навигационные задачи и размышлять о жизни одновременно. Судя по веселому нраву, большинство дельфинов придерживаются эпикурейской школы. Хотя попадаются среди них и стоики, не без того.

Не даром древние эллины, народ моряков и философов, признавали в них равных, называя морским народцем.

А голландцы, народ Моряков и негоциантов, знали, что Большой Халль, демон лютой тоски, преследующий моряка в океанском плавании между тропиками Рака и Козерога, бежит как черт от ладана, стоит хотя бы одному дельфину появиться у борта заштилевшего парусника.

Вот они! Появились! Ясно вижу! Право десять! Вот бестии! Прохвосты! Еще насмехаются, клоуны!

Перевожу с дельфиньего на человеческий:

Да, не везет тебе. Да, жизнь — копейка, злодейка судьба. Но — take it easy, дружок, take it easy.

Будь проще, и к тебе потянутся люди и другие дельфины. Do you read me?

— Roger, — отвечу по-гречески с филиппинским акцентом.

M/V KONKAR THEODORA/3FZMN

не позже 1998