— Что тут можно сказать, наверное, я один из этих метросексуалов, — говорит Зак, когда слышит мой комплимент.

…Мы только что выпили и послушали живую музыку в «Флениганнс» в Вифесде. Сегодня пела Мэри Энн Редмонд, и ее душещипательные баллады придали нашему первому свиданию особый флер.

— Они прекрасно получились, — говорю я, разглядывая великолепные фото Зака. И то правда: у него золотистые волосы цвета темной соломы, слегка осветленные на концах, светло-карие глаза и поджарое, мускулистое тело. Он напоминает помесь Райана Сикреста (только без выпученных глаз) и Райана Филиппа (без шишки на лбу). Догадываюсь, что ему может быть года тридцать три или около того.

Мы познакомились в салоне красоты на Ар-стрит. Я там подравнивала челку, а ему, сидящему в соседнем кресле, осветляли кончики волос. Мы с моим стилистом обсуждали места, где можно по приемлемой цене приобрести одежду известных дизайнеров, и Зак вклинился в диалог. Кстати, он не пожадничал сообщить много полезного на этот счет. Хм, понятия не имела, что за городом в Фоллз-черч есть «Ломаннс», от него же я узнала о том, что в местной сети «Симс» можно получить скидки и как это сделать.

Какое-то время мы с Заком перебрасывались светскими фразами, и разговор получился очень даже приятным. Поговорив о стоковых магазинах, мы оба признали, что в «Потомак Миллс Аутлет Молл», который расположен в Дейли-Сити в Виргинии, ходить не следует, там можно задохнуться в толпах белых обладателей взбитых начесами волос и полным отсутствием чувства стиля. Он порекомендовал несколько местных ресторанов и рассказал, где в Спрингфилде можно приобрести модные аксессуары для дома. С ним было интересно — я не чувствовала никакой угрозы с его стороны, этот парень не пытался очаровать меня или в чем-то тягаться со мной, я даже не волновалась из-за того, что сижу перед ним с мокрыми волосами. Запросто, расслабившись, наслаждаясь беседой… И в результате мне пришло в голову, что он… голубой. Понимаете, он осветлял волосы в салоне близ Дюпон-серкл, откровенничал со мной о том, где лучше всего купить вещички из коллекции Ральфа Лорена.

Но в тот момент, как я передавала кредитку для оплаты у стойки администратора, он подошел ко мне и попытался назначить свидание. Должна признаться, что была крайне удивлена. В то время как я даже не была уверена, заинтересована ли этим человеком… честно, я не знала, хочется ли мне встречаться с мужчиной, который настолько эффектнее меня, но телефон на всякий случай дала, решив продумать план действий позже. Так получилось, что позвонил он через день после свидания со «съешь-мою-киску-Скоттом». В тот момент я была готова встретиться с кем угодно, только бы забыть фокус с прячущимися гениталиями….

— Как часто ты осветляешь волосы? — спрашиваю я.

— Примерно раз в шесть недель. Раньше я стеснялся этого, но в наше время, к счастью, перестали коситься на мужчин, которые ухаживают за собой.

— Да, современные мужчины должны получше за собой следить. Почему только женщины должны страдать от ухода за собственной внешностью, терпеть боль от эпиляции, например, и…

Он прерывает меня:

— Знаю, знаю. Воск — это ужас.

— Ты знаешь, что это — пережить эпиляцию воском?

— Конечно. Я удаляю волосы на груди и черный треугольник волос сразу над поясом, — сообщает он как ни в чем не бывало, передавая бармену деньги, чтобы оплатить наш счет. — Итак, — добавляет он, глядя на часы, — сейчас всего девять тридцать. Хочешь, пойдем ко мне и посмотрим телевизор? Или еще где-нибудь выпьем?

Понятно, мне следует отказаться от приглашения в гости. Это наше первое свидание, и оно не должно привести нас в постель. Правда, я не сплю после первого свидания! Однако, несмотря на чувствительность к модным тенденциям, на эпиляцию волос и мелирование, есть в Заке что-то от настоящего мужчины. А после моего фиаско со Скоттом мне не помешает ночь в объятиях настоящего самца.

— Хм… хорошо, — неуверенно соглашаюсь, наблюдая за тем, как он поднимается с табурета. Оглядываю его трехпуговичный свитер «Банана репаблик» и прямые полосатые брюки. Мы выходим из бара и едем прямиком в его квартиру на третьем этаже бывшего промышленного здания, расположенного неподалеку от Логан-серкл. Его квартира, особенно если сравнить с моей, невелика, но обставлена изысканно.

— Ты точно не гей? — решаюсь спросить я, оглядывая мебель из «Потери Барн» и «Крейт энд Баррел». — Квартира слишком хорошо обставлена.

Зак смеется.

— Поверь, во мне ни капли голубизны. И я с огромным удовольствием докажу тебе это, — он кладет руки мне на бедра, наклоняется и легко целует. — Что будешь пить?

— Что-нибудь… вина было бы неплохо.

— Прекрасно, — улыбается он и отправляется на кухню, а я, еще раз оглядевшись, замечаю в углу небольшой стол, на котором стоят белые фарфоровые фигурки и банки с красками.

— Что это? — спрашиваю я Зака, когда тот входит в комнату с двумя бокалами красного вина.

— Так, маленькое хобби.

— Ты красишь фарфор? — удивляюсь я, понимая, что он может уловить растерянность в интонации, с которой задан вопрос.

— Да. Так я расслабляюсь. Кроме того, это развлечение всегда позволяет сделать кому-либо уникальный подарок.

Внезапно я представляю ужасных фарфоровых птичек и головы клоунов под моей рождественской елкой и тут же прихожу к выводу, что Зак, возможно, слишком близок к женскому началу своей личности. Он — красавец-мужчина, мне нравится его манера одеваться, его ухоженные волосы… Но фарфор? По-моему, это не брутально, а напротив — женственно с перебором.

Зак усаживается рядышком со мной на диване (такую мягкую мебель я видела в каталоге «Сторхауса»), устроившись на таком расстоянии, чтобы наши бедра соприкасались, но лишь чуть-чуть, и включает телевизор. Он перебирает каналы и, наконец, останавливается на «Шоу сегодня вечером». Мы слушаем вступительный монолог ведущего Джея Ленно, а затем интервью с гостями программы, одной из которых оказывается моя соплеменница — нувориканка Дженнифер Лопес. Когда она выходит из-за декораций на сцену, я с облегчением отмечаю, что в этот раз она сообразила не выряжаться, словно шлюха. Никогда не знаешь, чего от нее ожидать. Бывает, она дает нам, пуэрториканским женщинам, повод гордиться: когда ей хочется, она умеет выглядеть как куколка. Но у нее есть манера зачастую появляться на вручениях наград, в телепрограммах и во время других знаковых мероприятий в нарядах, подходящих заурядной проститутке, что сильно портит имидж пуэрториканок. Мне нравилась Джей Ло и ее роль в «Селене» (главная героиня этого сериала, кстати, мексиканка, а не пуэрториканка) еще до того, как она стала мега-звездой «круче пупа земли» и начала менять мужей чаще, чем мы нижнее белье.

Когда программа завершается, Дженнифер поет песню из очередного вылизанного в студии альбома, с которым она носится в этот раз, а Зак откидывается и кладет руку мне на плечо. В ответ я наклоняюсь и кладу голову ему на грудь. К тому моменту, как на экране появляется «Поздний вечер с Конаном О'Брайеном», сексуальное напряжение в комнате почти осязаемо — напряжение, которое возникает всякий раз, когда ты знаешь, что секс неизбежен, и неизвестно только, кто сделает первый шаг.

Я пытаюсь сконцентрироваться на том, что происходит на экране телевизора, но глаза постоянно натыкаются на небольшой столик с фарфоровыми поделками Зака в углу.

— Нет, ты действительно красишь фарфор? — задаю я вопрос во время рекламной паузы, словно пытаясь вновь завязать беседу.

— Угу, — улыбается в ответ он. — Ты хочешь поговорить об этом?

Мне остается только хихикать.

— Хм… нет, наверное, нет.

— Вот и я так подумал, — Зак придвигается и начинает меня целовать. Я чувствую на своей щеке его щетину и немедленно забываю о фарфоре. Он прижимает меня к себе, а я ощущаю его мощь, настоящую мужскую силу; он разворачивает меня и оказывается сверху. Его губы сливаются с моими, мы целуемся, а наши тела извиваются, стараясь прижаться друг к другу как можно плотнее. Я чувствую его наряженный член у своего паха и хватаю Зака за ягодицы, в ответ на поцелуй в шею просовываю руку под его рубашку и начинаю поглаживать гладкую кожу на груди. Одна его рука оказывается на моей груди, а другую он засовывает мне в трусики. Я издаю стон, тянусь к пряжке ремня, которая быстро подается, и расстегиваю Заковы штаны.

Покрывая поцелуями и шею, и грудь прямо через блузку, он прикусывает мой сосок. Пару секунд я наслаждаюсь этим ощущением, а затем притягиваю его к себе, чтобы впиться губами в губы, и вдруг, на мгновение отстранившись, я успеваю заметить, что на моей блузке появился след кремового цвета.

— Извини, — смущается Зак, проследив за моим взглядом. — Это мой тон. На лице пара пятнышек, но следов крем оставлять был не должен…

Я округляю глаза.

— Я заплачу за химчистку, — шутит он, посчитав, видимо, что я сделала такое лицо из недовольства пятнами на блузке. В действительности же мне начинает казаться, что Зак слишком уж… на мой вкус… женственный. Но не успела я ничего ответить, как он вновь целует меня в шею и ведет языком вверх к мочке уха. Ну, немного косметики, черт с ней, пытаюсь успокоиться я, наслаждаясь мужским вниманием. В конце концов, моя рука возвращается к его брюкам и проникает под них, прямо в трусы. Я не удивлена напряженности его инструмента, но поразительно — волосы на лобке сострижены на три четверти, а когда я просунула руку еще ниже, то обнаружила, что яйца его побриты и такие… гладкие, словно попка младенца.

— Тебе нравится? — интересуется он.

— Необычно, — бормочу я, будучи, если честно, не уверенной — нравится мне такая экзотика или нет. Что-то в подстриженных волосах лобка и выбритых яйцах есть гигиеничное, но вместе с тем это немного слишком; однако Зак стаскивает с меня брюки и, опустив голову, принимается совершать чудеса языком. Тут я решительно забываю о его метросексуальности. Постанывая от удовольствия, тереблю густые волосы на его голове, когда внезапно замечаю их — последнюю каплю. Мои ноги обнимают его шею, спина прогнулась, но блуждающий взгляд полуприкрытых глаз вдруг натыкается на кофейный столик и… вот они — клубки шерсти в целлофановом пакете. Рядом с пакетом лежит вязальная спица и крючок, которыми, помню, вооружалась моя бабушка, когда смотрела мыльные оперы, покуда на кухне дед играл с соседом в домино. Я могу справиться с осветленными волосами и фарфором, я стерплю бритые яйца… даже макияж. Но вязальная спица и крючок — это, извините, край! Я не могу… я просто не в состоянии заниматься сексом с парнем, который вяжет! Что дальше? Вышивание? Может быть, он начнет носить броши? Представляю его сидящим перед телевизором и вывязывающим рождественские подарки. Нет! Это не для меня!

— Прости, — говорю я, выбираясь из-под него. — Я… не могу.

Я встаю с дивана, поднимаю брюки и начинаю одеваться.

— Что не так?

— Все слишком быстро происходит, — лгу я. — Ты так привлекателен… даже неотразим, но я не из тех, кто быстро бросается в отношения, — снова вру. — Мне нужно узнать тебя получше.

Зак с удивлением глядит на меня с дивана, растрепанный, полуодетый. Он выглядит потрясающе, я почти передумываю уходить, но вновь натыкаюсь взглядом на мотки шерсти и укрепляюсь в мысли, что делаю все правильно.

— Мне, правда, очень жаль. Поверь, я не дразню тебя. Просто все происходит слишком быстро, — я повторяю свою ложь и иду к двери.

— Ты уверена, что дело обстоит именно так? — вставая с дивана, спрашивает он обиженным голосом отверженного ухажера.

Нельзя же вот так напрямую сказать, что меня беспокоит в нем… буквально про все — осветленные волосы, странные для мужчины увлечения, бритые гениталии, макияж, и потому говорю:

— Да… дело только в этом. Правда. Я просто не готова, — я прикасаюсь к его руке и бросаю извиняющийся взгляд. Уже в дверях, будучи не в силах сдержаться, спрашиваю:

— Прежде чем уйти, могу я задать вопрос?

Он кивает.

— Ты каким тоном пользуешься? — понятно, что подобный вопрос в данных обстоятельствах — сущая дикость, но эта чика — я то есть, — пойдет на все ради своей красоты.

— Это «МАК». Серия «Студия Финиш».

— Хм… Наверное, я тоже попробую. Он хорош и совсем незаметен на коже.

— Тут весь секрет в том, что крем кладется с пудрой. Мне нравится их «Избранная чистота», — простодушно откровенничает он, и, хотя я благодарна за советы по макияжу, жуть как хочется убраться отсюда подальше. Парень, который о линии «МАК» знает больше, чем я, просто опасен.

— Спасибо. Глупый, наверное, вопрос, — говорю, протянув руку к дверной ручке. Понятия не имею, как лучше попрощаться в подобной безумной ситуации, так что выпаливаю:

— Прости еще раз, что ничего сегодня не вышло.

Я открываю дверь и переступаю порог. Слышу, как дверь захлопывается за мной, и вздыхаю с облегчением: слава тебе господи, мой сегодняшний друг не стал настаивать на выяснении истинной причины моего ухода.

Спускаясь по лестнице, думаю о том, как фальшиво звучали слова «я не готова» — такое могла ляпнуть шестнадцатилетняя девственница, а не опытная сорокалетняя женщина. В последнее время одно мое свидание хуже другого. Это простое невезение или с возрастом мое восприятие мужчин сильно изменилось? Все чаще, вновь и вновь, я принимаюсь мечтать о том единственном мужчине, с которым я проживу всю свою жизнь, сделав ручкой всем неудачникам в мире. В эти минуты в памяти всплывает слово, которое мне не приходилось слышать годами: jamona. Когда-то моя бабушка, не стесняясь, ругала так некоторых женщин из нашей округи. Не знаю, есть ли это слово в литературном испанском языке или это пуэрториканский сленг, но его путающее значение мне хорошо известно. Jamona — это незамужняя женщина. Такая, которая, в отличие от senorita, никогда не выйдет замуж, потому что jamona либо некрасива, либо конченая puta (еще одно бабушкино ругательство). Либо слишком стара. Когда я шепотом произношу jamona, то передо мной непременно встает лицо моей бабушки, клеймящей ругательствами непутевых девок, а по коже бегут мурашки. Одолевают сомнения: не поздно ли быть счастливой? Мне уже исполнилось сорок, не слишком ли много мне лет для того, чтобы найти единственного мужчину?