Делаю глубокий вдох, пытаюсь расслабиться — получается не очень. Как я могу сохранять спокойствие, если врач только что занес надо мной шприц с длинной иглой?

— Чтобы заморозить этот участок кожи, я вколю лидокаин. Придется немножко потерпеть, — говорит доктор.

Он приподнимает лист бумаги, которым накрыты мои грудь и живот. Перехватывает шприц и несколько раз колет меня в воспаленную область под грудью. Я удивляюсь — боли особой нет. Обычно, когда доктора произносят «будет немного неприятно», понимать это надо как: «боль будет, черт подери, нестерпимой».

Когда участок кожи становится бесчувственным, врач берет шприц с еще большей иглой и вводит ее мне под грудь. Я не вижу, что там происходит, но, хотя кожа заморожена, все равно чувствую, как он там копается. Боли действительно нет, но организм реагирует на вторжение, и от этого неприятного ощущения я с удовольствием избавилась бы как можно скорее. Через несколько секунд врач вытаскивает иглу и показывает шприц:

— Ого, сколько жидкости.

— Жидкости?

— Гной, — говорит он. — У вас довольно сильное воспаление. Запах возник именно из-за этого.

Он бросает шприц в мусорную корзину и начинает сжимать кожу вокруг кисты. Даже с лидокаином боль ощутима.

— Простите, это немного неприятно, но необходимо потерпеть, — замечает врач мои гримасы. — Я хочу вывести как можно больше зараженной тканевой жидкости. Выпишу вам антибиотики, попьете, может, и рассосется.

— Может? — переспрашиваю я.

— Волноваться, думаю, вам не о чем, — отрывается он от пальпации моей груди. — Удалена большая часть гноя, а антибиотики помогут разобраться с остальным; однако я должен предупредить вас, что, поскольку в вашей груди инородное тело — имплантат, антибиотики могут и не сработать. В этом случае нам придется имплантат удалять. Но, как я уже говорил, шансы на это невелики.

— Вынуть имплантат! — Где я только научилась так визжать? — И как, по-вашему, я объясню, что одна из моих грудей уменьшилась на два размера?

— Не волнуйтесь, мисс Купер, — говорит он, явно ошеломленный моей реакцией. — Волноваться не стоит. Я очень сомневаюсь, что до этого дойдет, а если плохой прогноз и сбудется, мы вернем имплантат на место сразу после того, как заражение пройдет. Но, опять же, волноваться нет причин.

Да кто он такой, чтобы приказывать мне не волноваться? Если будет необходимо менять имплантат, не ему разрежут грудь на части. Я этого врача даже толком не знаю. Имплантаты мне вставляли еще в Атланте, так что по поводу кисты я звонила тамошнему врачу, а он, в свою очередь, переадресовал меня к этому парню, который, может статься, чего доброго окажется полным придурком.

Боже! Я не хочу еще раз проходить через операцию на груди. Но и к моему естественному размеру бюста я возвращаться не желаю. Раньше размер чашечки бюстгальтера у меня был «А». Вы можете себе представить это зрелище? Сколько чернокожих сестер вы знаете, кто носил бы размер «А»? Я же не белая женщина! Незадолго до переезда в Вашингтон жалкий вид собственного бюста достал меня настолько, что я решилась сделать операцию по увеличению груди. Мне необходимо было нечто большее, чем «комариные укусы», которыми наградила меня природа. При этом вовсе не хотелось бы выглядеть как Долли Партон или Куин Латифа. При росте примерно метр шестьдесят восемь сантиметров и весе около пятидесяти восьми килограммов, размер одежды у меня шестой. Проконсультировавшись с двумя хирургами, я остановила свой выбор на размере чашечки «С» — относительно выдающийся размер груди, на мой взгляд, но в то же время без неестественных излишеств. К тому моменту, когда приняла решение об увеличении бюста, я уже не понаслышке была знакома с пластической хирургией и приблизительно представляла, через что предстоит пройти. Однако в сравнении с операцией на молочных железах все остальные процедуры показались мне безболезненными и легкими.

Никогда не забуду давящее чувство в области груди, которое навалилось на меня, когда, проснувшись после операции, я обнаружила, что словно мумия забинтована от шеи и до пояса.

Помню, как едва смогла добраться до инвалидного кресла. Усилия же, предпринятые для того, чтобы встать, забраться в машину и поехать домой, когда все необходимые процедуры были уже позади, были и вовсе нечеловеческие. Никогда не забуду бедняжку медсестру, на которую я рявкнула, усевшись наконец в машину: я все еще «плыла» после анестезии, а она, как заведенная, твердила мне, что следует непременно пристегнуть ремень безопасности. Я даже помыслить не могла без ужаса о дополнительном давлении на мою грудь, но сестра не унималась, так что пришлось доходчиво объяснить, что если она не заткнется сию минуту, я засуну чертов ремень ей в задницу. Правда, на следующий день я позвонила в клинику и извинилась перед медсестрой. Моему поведению оправдания не было, но когда чувствуешь себя настолько плохо, терпения и вежливости, как правило, не хватает.

Вернувшись домой, я постаралась притупить боль викодином — хотелось хоть как-то избавиться от ощущения, будто огромный грузовик припарковался прямо у меня на груди. За мной присматривала медсестра, которую я пригласила на дом. Она помогла мне добраться до постели, но скоро к горлу подступила тошнота, и моей сиделке пришлось вести меня в ванную. Не могу даже выразить словами, как это больно, когда тебя рвет с располосованной грудью — вместе с каждым спазмом на меня накатывал страх, что швы вот-вот разойдутся, а имплантаты вывалятся на пол. По-настоящему все мучения отступили лишь через несколько дней, но все время, пока заживала грудь, я страдала от раздражения со сков, необъяснимых болей и неудобств настолько сильно, что не раз пожалела о том, что согласилась на эту авантюру. Хуже того, некоторое время после операции мои груди выглядели ужасно, даже пугающе. Они опухли, были какими-то жесткими и очень высоко торчали. Доктор пообещал, что когда все заживет, они будут выглядеть потрясающе, но первые дни после имплантации один только взгляд на бюст приносил разочарование. Чтобы смягчить грудь, приходилось делать болезненный массаж, а от противного терапевтического бюстгальтера я смогла избавиться лишь две недели спустя. Только через несколько месяцев я почувствовала, что все постоперационные проблемы позади, но каждый день до того, как этот момент настал, был неимоверно труден. И все же в конечном счете я не пожалела. Теперь я обожаю свои груди. Они выглядят естественно красивыми, хотя и немного жестковаты на ощупь. Да, агония послеоперационного периода того стоила, но я буду не я, если из-за какого-то там глупого воспаления снова пройду через все это — боль, неудобства, терапевтические бюстгальтеры, упущенные карьерные возможности… Цена слишком высока. Черт подери! Цена слишком высока!

Внезапно до меня доходит немаловажный факт: новая операция мне не по карману. Прошлая манипуляция стоила больше пяти тысяч долларов. Как, скажите, собрать такую сумму снова? Я и так по уши в долгах, Теперь все страхи перед болью и неудобствами отошли на второй план, главной заботой стало то, что мне необходима операция, стоимость которой мне не потянуть. Что я буду делать, если придется менять имплантат, а денег не хватит? Боже, даже думать о таком не хочется. Врач сказал, что волноваться не о чем, паниковать мне, думаю, рано. Пока что, по крайней мере. Если потребуется, я тем или иным способом деньги соберу. Уж это я умею. Пусть придется сделать что-то не очень приятное, но ради денег, ради своей красоты я это сделаю — не впервой. Если оправдаются худшие опасения и мне потребуется операция, я пойду на все, чтобы оплатить ее.