Как же глупо все вышло: на вторую лекцию семинара по пластической хирургии я пришла одна, без Норы, а ведь она-то и затащила меня сюда. У нее назначено свидание, совпадающее по времени с лекцией, и, по Нориным словам, я тоже не обязана теперь ходить на семинар, из-за нее, мол, уж точно не стоит больше этого делать. Но когда муж в день годовщины скорее будет дрыхнуть, чем заниматься сексом, задумаешься о пластической операции серьезно, кроме шуток. Если бы мне несколько недель назад задали вопрос, готова ли я ради красоты лечь под нож, то услышали бы твердое «нет», но сегодня я колеблюсь. Такое ощущение, словно подобным операциям подвергают себя все кому не лень.

Сколько собралось народу! Я задержалась на работе, так что вынуждена сесть в самом заднем ряду, у стены. Лекция обо всех видах подтяжек уже началась, на экране зал видит строгое лицо какой-то женщины. Оно испещрено специальными надписями: например, «носогубная складка», «щека обвислая», «ленты шеи».

— Операции на лице мы делаем для того, чтобы избавиться от дряблости щек, носогубных складок или, как они иначе называются, морщин у крыльев носа и вокруг рта. Они также способствуют разглаживанию морщинистой шеи, — вещает как всегда элегантный доктор Редклифф, водя лазерной указкой по изображению на экране. — Так, теперь, если среди вас найдется доброволец, я покажу некоторые упражнения, которые можно сделать дома, чтобы на себе почувствовать, что даст вам подтяжка лица.

Я немедленно перевожу взгляд в пол и стараюсь спрятаться за сидящей впереди дамой.

— Давайте я выйду, — произносит дородная дама, сидящая через ряд от меня. На вид ей около сорока, хотя одевается она по моде двадцатилетних. Узкая юбка заканчивается высоко над коленями, а шелковая блуза, если не считать пары перекрещивающихся шнурков, полностью открывает спину (зима на дворе, между прочим!). Дама очевидно полновата, но по выбранному ею стилю одежды и походке заметно, что она этот факт игнорирует.

— Ваше имя? — спрашивает врач.

— Жизель.

— Жизель, очень приятно познакомиться. Пожалуйста, садитесь в это кресло, сегодня вы — наша модель.

Дама усаживается, а доктор Редклифф заходит ей за спину.

— Итак, не то чтобы Жизель нуждалась в подтяжке…

— Ни черта себе, не нуждаюсь! Я могу получить скидку за то, что сегодня буду моделью? — шутит она.

Доктор Редклифф смеется и кладет руки ей на щеки.

— Вам нужно встать перед зеркалом, положить руки на щеки вот так и подвинуть кожу вверх и назад, — произносит он и оттягивает щеки Жизель к ее ушам. — Таким образом вы увидите, как подтянется кожа после операции.

— Вы не ответили на мой вопрос о скидке, — говорит дама, по залу прокатываются смешки.

— Обсудим это позднее, — смеется врач. — Вы также можете посмотреть, как подтяжка лица улучшит вид вашей шеи, но для этого вам потребуется два зеркала. Станьте боком к большому зеркалу и воспользуйтесь карманным зеркальцем, чтобы увидеть свой профиль, — продолжает он, кладя руки на шею Жизель. — Наложите пальцы вот таким образом и потяните кожу вверх и назад.

Наблюдать за тем, как доктор Редклифф манипулирует лицом Жизель, крайне интересно. Мне хочется немедленно оказаться перед зеркалом и примерить все это на себе.

Поблагодарив Жизель, доктор отпускает ее на место и продолжает презентацию. Он показывает еще несколько слайдов и переходит к описанию различных способов подтяжек. Кто бы мог представить, что их так много: поднадкостничные подтяжки, подтяжки исключительно кожные, подтяжки щек, эндоскопические подтяжки. Список все продолжается, врач называет новые и новые виды подтяжек, а я запутываюсь все больше. К перерыву голова просто гудит от таких слов, как «разрез», «гематома», «лицевая вялость», «анестезия». Господи, как же хочется курить!

Набросив пальто на плечи, я пересекаю холл гостиницы. Заметив по пути бар, я борюсь с искушением войти туда и выкурить сигарету на табуретке у стойки вместо того, чтобы стоять на холоде. Но, заметив внутри бара клубы дыма, отказываюсь от этой идеи выхожу на улицу. Не хочется, чтобы запах табака въелся в одежду и волосы. Знаю-знаю, подобное из уст курильщика звучит несколько странно, но с тех пор как Джим бросил курить, мне не хочется приходить домой, воняя, словно пепельница.

Выйдя на свежий воздух, я обнаруживаю, что у входа в отель стоит та самая Жизель.

— Добрый вечер, — доброжелательно улыбаюсь я, подходя и прикуривая сигарету.

Жизель кивает в ответ:

— Привет. Если бы я не занималась этим последние двадцать пять лет, меня бы сейчас здесь не было, — она разглядывает свою сигарету. — Считаю, что исключительно курение виновато во всех морщинах на моем лице. Когда я вижу антитабачные рекламные ролики, становится смешно. Бороться с курением надо совсем не так.

— Думаете? — удивляюсь я.

— Конечно. Все, что им надо сделать, это поместить фото Люсиль Болл в молодости рядом с другим, на котором очевиден результат того, что она курит уже пятьдесят лет… или взять хотя бы Бетт Дэвис. Они пугают публику раком легких и сердечными болезнями, а надо говорить о ломких волосах, желтых зубах и морщинах. Они взывают к человеку, заботься, мол, о собственном здоровье, но говорить надо о том, что его действительно заботит — эго и внешний вид.

Какая сметливая тетка…

— Да уж, вредная привычка. Избавиться от нее я собираюсь при первом же удобном случае.

— Да, я тоже. Недавно я вошла в ресторан. Меня встречает дама-метрдотель, спрашивает, сколько гостей я жду за столом, и знаете еще что?

— Что?

— Она сказала: «Зал для курящих, да?» Просто посмотрела мне в лицо и поняла, что я курю. Это был ужас! — восклицает Жизель, жестко давит сигарету в пепельнице и потирает руки. — Холодно здесь. А помните времена, когда мы могли курить где угодно?

Хочется сказать ей, что мои «времена» отличаются от ее «времен». Она явно на пять-десять лет старше меня.

— Да, помню, когда была ребенком, в мои обязанности входило перед вечеринками, что устраивали дома родители, по всему дому расставлять пепельницы. Теперь же о курении в доме и речи не идет.

— А когда я училась в колледже, то подрабатывала, сидя в будке на шоссе и собирая деньги за проезд. Так вот, помню, что мне разрешалось курить прямо в будке, обслуживая клиентов. Эх, было времечко. Теперь же дозу никотина можно получить только на морозе, — вздыхает Жизель.

Мы болтаем еще немного о слишком высоких ценах на сигареты, о том, как случилось так, что мы пристрастились к этой вредной привычке, к курению, о том, как тяжело прикуривать на ветру. Жизель поведала, что неподалеку отсюда расположено французское бистро, в котором нет отдельного зала для курящих (что, скорее всего, незаконно), все сидят вместе, и в меню при этом значится: «Сигары? Сигареты? Oui!». У меня появляется искушение записать название бистро, хотя я уверена, что Джим не пожелает туда идти. Побоится, что злобные французские повара заставят его есть козий сыр и лягушачьи лапки.

К тому моменту, как я вернулась в зал, доктор Редклифф уже приступил к следующей части лекции. Сев на место и оглядевшись, я замечаю, что на другом краю ряда сидит все та же Жизель. Она подмигнула мне, снимая пальто, и тут я замечаю, что на шее у нее золотая цепочка, а на цепочке висит кулон — маленький медвежонок, чьи глаза высверлены, а в дырки вставлены бриллианты, прямо как у того, которого я нашла в машине Джима под креслом. Я пытаюсь улыбнуться в ответ, хотя, кажется, на моем лице отразилось только изумление. Неужели в мире существует больше одного такого уродца?