Читатель мой, послушай-ка рассказ, Который не из книжек, а из жизни. Каким бы он тебе ни показался, Подобное встречал я много раз. В столице, но особенно в горах, Где девушки наивны, словно дети, А мы, в своих не разобравшись чувствах, Сердца чужие разбиваем в прах.

Начнем с того, как молодой Мурад, Герой моей истории печальной, Приехал в отпуск в горное село, Где он родился тридцать лет назад. Давным-давно покинув отчий край, Остался он в столице после вуза И там женился тайно от родных, Скрывая узы брачного союза. Но дома средь застолий и друзей Его шайтан как будто бы попутал, И, увидав красавицу одну, Он позабыл о долге на минуту. Она была троюродной сестрой, Едва-едва ей стукнуло семнадцать… Ах, Аминат! В кругу твоих подруг Никто не мог так весело смеяться. Она училась в классе выпускном, Ей жизнь казалась книгой нераскрытой, Где впереди и счастье, и любовь… Но тут Мурад, как вихрь, ворвался в дом. …Сыграли свадьбу шумную в селе, Скрепили узы клятвенно в мечети, Молитву троекратно прошептав, Чтобы Аллах был этому свидетель. И сразу же с избранницей своей Отправился в Москву герой поэмы, Где ждали его фирма и семья… Но это уж совсем другая тема. …Итак, семья давно его ждала: Жена Марина и родные дети – Виктория и Виктор – сын и дочь, Их он любил сильней всего на свете. Еще был тесть – богатый бизнесмен, А также шурин – фирмы совладелец. Он, правда, жил в Америке сейчас, Но часто приезжал с «мешками денег». Был он закоренелый холостяк, Держал в Москве просторную квартиру, В которой без него Мурад не раз Кутил на зависть остальному миру. Туда-то и решил он поселить, Пусть временно, жену свою вторую… Как будто птичку в клетке заточить, Чтоб пела там, не злясь и не ревнуя. Все так и шло, как загадал Мурад: Семья семьей, любимая любимой… По двум потокам жизнь его текла, А все казалось, ускользала мимо. Сперва себя героем он считал, Мол, что хочу, то ворочу на свете, Мне не указ московская жена И не укор мне тесть и даже дети. Куда хочу, туда я и лечу: – Днем к Аминат, а вечером к Марине… Ведь я джигит, мне горы по плечу, В своем гареме царствую отныне. …Прошла неделя, а затем и три – И наш герой устал от странствий этих. Осунувшись от постоянной лжи, Он за покой отдал бы все на свете. И бедная дикарочка его, Томящаяся в запертой квартире, Уже Мурада стала раздражать, Как музыка визгливая в эфире. Но что поделать?.. Ведь она жена, Тем паче по закону шариата… Жизнь стала палкою о двух концах, А разве он о том мечтал когда-то?.. Куда деваться?.. Как вернуть покой?.. Не выставишь жену же в самом деле, Которая, как камень на душе, Не радует ни в доме, ни в постели. Да и родным попробуй объяснить, Зачем и почему расстался с нею?.. Что ж, «се ля ви»: что радовало нас Вчера – о том сегодня сожалеем.

От грустных мыслей пухла голова, Где рисовались страшные картины. И наш герой решился наконец К жене московской побежать с повинной.

… Марина, его первая жена – Законная, если сказать точнее, Ни разу даже глазом не моргнув, Прослушала рассказ, как эпопею. – Ах, Боже мой, воскликнула она, – Когда он наконец поставил точку, – Тебя, Мурад, не стану я судить, Хоть девушка тебе годится в дочки. Мы восемь лет живем уже с тобой, Но я тебе и раньше позволяла Ни в чем своих желаний не стеснять: Все брать от жизни – много или мало. …А я была тогда, неверный муж, Красивою: и гибкой, как пантера, И умной, и богатой, да к тому ж Меня ждала блестящая карьера Психолога… Но ты перемешал Моей судьбы удачливые карты, Как ветер, ты ворвался в жизнь мою, Кавказским заразив меня азартом. Явился ты, как из бутылки джин, Готовый выполнить любую прихоть… А я звала тебя Алаутдин И нежные слова шептала тихо. Пошла я всей семье наперекор, Что не желала с чувствами считаться И вовсе не хотела, чтоб их дочь Связала свою жизнь с судьбой кавказца. Но ты мне душу сразу покорил, И смуглое лицо твое родное Узнала б я в стотысячной толпе, Пусть даже ты совсем меня не стоил. Я родила тебе двоих детей – Розовощеких смуглых ангелочков – И стала тенью верною твоей, Храня тебя от бед и днем и ночью. Я отдала тебе всю страсть мою, А ты отверг все это бессердечно И притащил в дом брата моего Какую-то безмозглую овечку. Мурад поник повинной головой, Пока жена его за все ругала, Он недоволен сам собою был, Но совесть в нем покуда не дремала. И жалко ему было Аминат, Которую он запер, как зверушку, В чужой квартире средь чужих вещей, Где превратилась девушка в старушку. Она была пуглива, словно лань, И бурных ласк его она боялась, Когда пытался он ее ласкать, Она в укромный угол забивалась. И жалобно скулила, как щенок, Которого от матери отняли… Бежали дни и ночи, но, увы, В ней ничего они не изменяли. И даже слезы детские ее Мураду, будто жвачка, надоели – Ни запаха, ни вкуса больше нет, А выплюнуть не можешь в самом деле. …Не то его законная жена, Она и впрямь в постели, как тигрица, И так умеет мужа ублажать, Что до утра потом ему не спится. В интимном царстве ей неведом стыд: Она там и раба, и королева, От страсти лишь лицо ее горит, Когда она божественна, как Ева. Она не жвачка – мятный леденец, Который вовсе не надоедает, И чем он дольше держится в губах, Тем он скорей и сладостнее тает. Она вселяет радость и задор В любовные забавы, как в искусство, До кончиков ногтей принадлежа Лишь этому взволнованному чувству. Она сама – как бешеный огонь, Который образумить невозможно, Поэтому всегда ее любовь На золотое зарево похожа.

… Но лед и пламень как соединить? На сей вопрос не знал Мурад ответа И ждал он, что Марина, может быть, Ему поможет делом иль советом.

– Ах, что ты, бедный мой Мурад, – Вздохнула горестно Марина, – Проблем себе не создавай И больше не сгущай картины. Я с ней расстаться не прошу, Когда закон ваш позволяет И Аллах… Пускай же будет впредь Она жена тебе вторая. А я останусь навсегда, Мой дорогой, женою первой!.. Все козыри в моих руках, Но не хочу казаться стервой. Я предложу тебе свой план По воспитанию дикарки, Которую мы сообща Рабою сделаем послушной. …Итак, пусть посидит одна В квартире и поголодает, Зато потом, Мурад, она Как рыбка станет золотая. И будет по пятам ходить Повсюду за тобой, как кошка, Но ты для этого ее Поморишь голодом немножко. И страхом… Дня четыре-три Вообще не появляйся в доме, Чтобы все время провела Она в губительной истоме. Посмотришь, милый, быстро как Сработает мое коварство, Ведь страх и голод испокон От спеси лучшее лекарство. Пускай она денек-другой Сурово брови свои хмурит, Зато на третий день, родной, Посмотришь – все будет в ажуре. Тогда-то ты к ней и придешь, Появишься, как джин из сказки, Обрушишься, как водопад Из страсти, нежности и ласки. И станет шелковой она, От счастья обалдев такого, И станет преданно, как пес, Ловить твое любое слово. И каждый жест, и каждый взгляд, И каждое твое желанье Законом станут для нее, Как для пугливой горной лани. Накормишь ты ее тогда И, как ребенка, приласкаешь, А после бурных слез ее Подарков ей пообещаешь. Наврешь с три короба, что ты Был занят важными делами, Ну, скажем, в США летал В Лос-Анджелес или в Майями. Затем ты поведешь ее По самым лучшим магазинам, Где встречусь я вам невзначай, Твоя «знакомая» Марина… Свою жену представишь мне И с ней предложишь подружиться, Чтоб одиночество ее Со мной развеялось в столице. Как надо все устрою я, И ты увидишь, как умело, Уже на следующий день Примусь за праведное дело. Начну ее я обучать Премудростям утех любовных, Чтоб не была она, как лед, В твоих объятиях греховных. Чтоб ощутила жизни вкус… Не забывай, ведь я психолог И знаю, как разжечь в душе Огонь, чтобы растаял холод. Вползу я гибкою змеей В ее застенчивые мысли И возбужу в ней интерес К роскошной и бесстыдной жизни. Я сердце выверну ее, Как будто платье, наизнанку, И подарю его тебе, Как золотое сердце Данко.

И даже будет интересно В постель втроем улечься нам… А, впрочем, шутка неуместна, Хотя в ней есть особый шарм.

А в это время у окошка Сидела в страхе Аминат, Три дня уже и хлебной крошки В глаза не видела она. Водою голод утоляя, Она осунулась от слез, Застыл в глазах ее огромных Немой отчаянный вопрос – Где он, Мурад ее любимый?.. В огромном городе одна Без документов и без денег Не знала, как ей быть она. Ни телефона, ни прописки, Да и подруги ни одной… К тому же наказал Мурад ей, Чтобы из дома ни ногой. Мол, город дьявола страшнее, Там всюду беды стерегут: Иль проходимцы одолеют, Или в ментовку загребут. – А если что-то с ним случилось? – Шептала нервно Аминат, – И никогда уже отныне Я не увижу милый взгляд?.. И не пожалуюсь я даже Ни матери и ни отцу… И слезы горькою рекою Текли по бледному лицу. И волосы вставали дыбом От ужаса, что никого Помочь она призвать не в силах Сейчас на поиски его. …Часы минута за минутой Стучали молотком в висок, Уж ночь на пятки наступала, И страх пронзал, как будто ток. Где он?.. Живой ли, невредимый?.. И, как безумная, она Прислушивалась к странным звукам, Что долетали из окна. По комнате большой бесцельно Блуждала, не смыкая глаз, И со слезами вспоминала, Как встретилась с ним в первый раз. …Был вечер выпускной в разгаре, Когда на белом «БМВ» Явился он, как будто ангел… Еще бы!.. Он ведь жил в Москве! Одет с иголочки, шикарно И в окружении ребят, Ее в толпе подруг приметил, Не в силах отвести свой взгляд. Уже на следующий вечер К родителям явились сваты… А ей завидовали девчата: – Счастливая какая ты! Ведь он москвич, хозяин фирмы, Где самый главный человек, И с ним достойно и богато Ты проживешь свой долгий век. Родители их ликовали, Благословив своих детей, И свадьбу шумную сыграли, Где было полсела гостей. И весь медовый дивный месяц Жила как в сказке Аминат: Они уединялись в горы, Чтоб посмотреть на водопад. И в море с милым уплывали Под белым парусом вдвоем, Бродили в парке по аллеям И мокли вместе под дождем. Потом на «БМВ» блестящем Отправились они в Москву И по дороге посещали Все интересные места: Курган Мамаев в Волгограде, Ростов, Воронеж и Рязань… Затем три дня еще бродили Они по красочной Москве, И у горянки кареглазой Кружились мысли в голове От радости, что ей на долю Нежданно выпала… И вот Уже три дня ее любимый Домой с работы не идет. И неизвестно, жив ли, нет ли?.. Кого на помощь ей позвать?.. Быть может, скажут хоть соседи, Как ей Мурада отыскать? Вскочив, она, как на пожаре, К соседям со всех ног бежит И всем двоим поочередно, Как угорелая, звонит. Одни ей вовсе не открыли, Другие, посмотрев в глазок, Так глухо щелкнули цепочкой, Словно нажали на курок. И на нее из черной щели Взглянул недобрый женский взгляд: – Чего тебе? Ты кто такая?.. – Жена Мурада Аминат, – Она ответила несмело… – Я здесь недавно… Может быть, Вы мне подскажите, соседка, Как мужу в фирму позвонить? – Здесь никакого нет Мурада, – Ответила соседка зло, – В Америке сейчас хозяин, Значит, тебе не повезло… И дверь захлопнулась со скрипом… В растерянности Аминат, Руками слезы вытирая, Бесцельно поплелась назад. Вопросы в голове роились, Как пчелы, жаля сердце ей, Где становилось с каждым мигом Все беспросветней и темней.

И вдруг в квартиру позвонили… И с возгласом: «Любимый мой!..» – Уставшая от слез горянка К защелке ринулась дверной. Но на пороге спотыкнулась И замерла с открытым ртом – Три парня в милицейской форме Заполнили дверной проем. На миг в слабеющем сознании Быстрее пули пронеслось: «Аллах, неужто в самом деле С Мурадом что-нибудь стряслось?..» И лишь в машине милицейской Она очнулась, наконец, И, ничего не понимая, Забилась в угол, как птенец. В пропахшей куревом дежурке Сидела молча Аминат, Блуждал по выцветшим обоям Ее полубезумный взгляд. – Кто ты такая и откуда? Что делала в жилье чужом?.. – Вопросы милиционера Она понять могла с трудом. – Кто твой хозяин? Ты живешь с ним? И сколько платит он тебе?.. – От этих слов, дрожа и плача, Она доверилась судьбе. Робка, как бедная овечка, Она сидела у стола И взоры трех верзил огромных К своей фигуре привлекла. И вправду хороша девчонка, И черноглаза, и стройна, Небось любовному искусству Давно обучена она. И можно с ней договориться, Чтобы покладистей была, И в камере повеселиться, Другие отложив дела. – Мы на добро добром ответим, – Ехидно ей сержант шепнул, – Но если будешь ты упряма, В тюрьму отправим, не в аул. Напишем, что обворовала С сообщником квартиру ты… Он улизнул, а ты попалась… За это, милая, кранты. И, побледнев от возмущенья, Влепила парню по щеке Вот эта «робкая овечка» С неженской силою в руке. Терпя и смех, и оскорбленья, И похотливый чей-то взгляд… Лишь об одном молилась Богу, Чтоб выручил ее Мурад. И в это время в отделенье Вошел дежурный капитан, Который сразу же увидел Картину, полную стыда. – Отставить! –  приказал он жестко. Всем отправляться по местам. Задержанную допрошу я И протокол составлю сам. Не пьяная, не наркоманка, И не бездомная она, Лицом похожа на горянку Кавказскую и так юна… Но на воровку не похожа – Слишком наивна, и к тому ж, Глотая слезы, повторяет, Что у нее законный муж – Некий Мурад… Правда, соседка, Что вызвала к ним в дом наряд, По телефону утверждала, Что там такие не живут. Некий Олег – хозяин дома – Сейчас в отъезде, но сестра Его бывает здесь частенько, Особенно по вечерам… И капитан решенье принял Не мучить девушку, пока Не разберется он подробно В ее проступках и «грехах».

Наутро, только свет забрезжил, Решил взволнованный Мурад Пойти любовь свою проведать, Покинутую Аминат. И, движимый остатком чувства, Советам женушки не вняв, К заброшенной односельчанке С утра он кинулся стремглав. Но как же был разочарован, Увидев комнату пустой… Где Аминат?.. Ведь потеряться Ей запросто в Москве большой. И вдруг увидел он листочек, Торчавший в скважине замка… – Вах, из милиции повестка!.. Олегу… Что за ерунда?.. Но тут его вдруг осенило Прозренье: вот где Аминат!.. Но как она туда попала, Увы, не мог понять Мурад. …Бежать в милицию? Но как он Докажет, что она жена?.. Ведь нет свидетельства о браке, И в паспорте печать должна Стоять… А там совсем другая, С другою женщиной печать… Не дай Аллах, еще за это Ему придется отвечать. Как объяснить ментам проклятым, Арестовавшим Аминат, Что брак у них по шариату И что он муж ей, а не брат?.. Нет, рисковать собой не надо, Марине лучше позвонить, Она-то сможет все уладить И Аминат освободить. Итак, он позвонил Марине… Минут, примерно, через пять Знакомый номер телефонный, Волнуясь, стал он набирать. После гудков протяжно-длинных Она ответила: – Алло… Кто там в такую рань проснулся?.. – Твой муж, –  вздохнул он тяжело. – Мурад?.. Откуда ты? – От брата… Приехал полчаса назад, – Он ей ответил виновато, – Я не нашел здесь Аминат. Она пропала… – Как пропала? – – Марина крикнула в ответ, – Она не вещь и не иголка, Ведь есть же хоть какой-то след. – Ее в милицию забрали… – За что? – Пока не знаю сам. Займись скорее этим делом, А мне оно не по зубам. Ведь ты же знаешь, дорогая, Не любят нас в Москве менты, Посланцев славного Кавказа, Но можешь все уладить ты. Скорей звони отцу, тем боле, Что он влиятелен везде… Пусть посодействует он зятю, Поможет, хоть в одной беде. – Ты что, с ума сошел, бедняга, Отца в роман твой посвящать… К тому ж сегодня на Канары Он уезжает отдыхать. Об этом никому ни слова… А горскую жену твою Я вызволить сама сумею, Вот только кофейку попью. Да что ты бьешься лбом об стенку, Ведь это, право, ерунда: Два-три звонка друзьям старинным, И отворят они врата Тюрьмы… – Ах, не шути, прошу, Марина, Ведь Аминат дитя еще, Ей лет шестнадцать дашь, тем боле Румянец не сошел со щек. А там в СИЗО такие звери, Преступники… Да и менты Ее обидеть тоже могут… – Мурад, а ведь ревнуешь ты?.. А как же я, скажи, любимый, Стерпела все и вот – жива! Меня обидеть не боятся Твои двуличные слова?.. Ведь ты меня как будто любишь И только мною дорожишь? Так отчего же ты так прытко Спасать несчастную бежишь? – Мне просто жаль ее, Марина, Ведь перед Богом мне она, Хотел я или не хотел бы, Но шариатская жена. – Ну, ладно, хватит припираться И обижаться на меня. Полковник Ларин, мой приятель, Решит проблему за полдня. Я позвоню ему, и вместе В милицию поедем мы Освобождать твою дикарку Из цепких лап ее тюрьмы. Жди… Молодую недотрогу В подарок привезем мы в срок… А ты на радостях, любимый, Покрепче завари чаек.

Открылись ржавые засовы, И перед сонной Аминат Предстал милиционер суровый И бросил вслед ей хмурый взгляд. – К тебе пришли… И с криком: – Милый… – Горянка бросилась за ним, Но женщина ждала в дежурке Вдвоем с полковником седым. – Марина… –  руку протянула, – А ты, конечно, Аминат. Что ж, собирайся, ты свободна, Нас за тобой послал Мурад. …И вот они уже в квартире, От слабости едва жива, Рыдая, бросилась к Мураду, Забыв все русские слова. И только по-даргински: – Милый… Ты жив, любимый мой, родной… А я-то думала, что больше Мы не увидимся с тобой!.. И в три ручья бежали слезы По бледному лицу ее… И совестно Мураду стало За прежнее свое вранье. Он приласкал ее, но тут же Изобразил суровый вид, Чтобы понравиться Марине И скрыть свой запоздалый стыд. – Кого учил я, дорогая – Переступать нельзя порог… Ты это правило простое Должна усвоить на зубок. Не суй свой нос куда не надо И за тебя мне думать дай, Тогда хлопот не будет больше, Теперь же их, хоть отбавляй. Скажу тебе не без укора – Не надо здесь ни слез, ни слов… Мне хватит и того позора, Что ночевала у ментов. Откуда знать мне, что чиста ты?.. – Воскликнул с пафосом Мурад. – Но я ни в чем не виновата, – Запричитала Аминат. Лицо ладонями прикрыла, В груди обиды ком застрял, Она лишь правду говорила, Но ей никто не доверял. Мурад, страшны твои упреки… Мне сердце болью обожгло – Зачем ко мне все так жестоки? Кому я причинила зло?..

Когда же наша героиня При всех расплакалась навзрыд, Ее утешила Марина, Изобразив печаль и стыд. С тех пор мурадовы супруги Вдруг стали не разлей вода… Случалось, вместе, как подруги, Они бродили иногда По магазинам и салонам, И модным выставкам – везде, Где было радостно и шумно, И одиноко вместе с тем. Смех снова зазвучал в квартире, И огорошенный Мурад Двух жен своих внезапной дружбе Как будто даже был не рад. – Скажи, Амина, что случилось?.. С Мариною вы, как друзья, А вот со мною каждый вечер Сама ты будто не своя?.. И дня ты без нее не можешь, Как наркоманка без иглы… – Напрасно ты, Мурад, встревожен, Ведь наши помыслы светлы. Марина и твоя подруга – Она добра и так умна, Что радуются там повсюду, Где появляется она. Ее везде так уважают, А вместе с нею и меня, С улыбкой радостной встречают Знакомые день изо дня. И у меня вошло в привычку С Мариной время проводить, Ведь настоящею москвичкой Я только с ней сумею быть. Лишь три недели мы знакомы, А будто дружим с малых лет, Мы с нею, как родные сестры… А твой вопрос совсем нелеп. Ведь ты – мой муж, она – подруга… Конечно же, ты мне родней! И у нее есть муж, но только Он не ревнует же ко мне.

Мурад от этого ответа Совсем поникнул головой… Ах, как же люди безрассудно Играют собственной судьбой. …Но Аминат не унималась, И вдруг нежданно, как дитя, Она взяла и разрыдалась, То ли всерьез, то ли шутя. – Ах, ты меня совсем не любишь И держишь дома взаперти… Но я мечтала не об этом, Клюя, как птица, из горсти. Москва!.. Москва!.. Я все твердила, От радости едва дыша, Что буду жить в самой столице, Что, как невеста, хороша. Но здесь с утра до поздней ночи Сижу, как будто бы в плену, И медленно схожу с ума я… Не оставляй меня одну! На улицу не выхожу я, Страшась милиции, людей И даже шороха любого, Подслушанного у дверей. От слез своих уже я слепну При свете солнечного дня… Прошу лишь об одном на свете: Мой милый, не бросай меня! – Ах, мне бы все твои заботы, – Вздохнул взволнованно Мурад, – Поверь, сидеть все время дома Я несказанно был бы рад. Но из-за фирмы, из-за дела Я жить иначе не могу… Опять мне вечером сегодня Уехать надо в Петербург. Жаль, но зависит от работы Судьба дальнейшая моя – Чем длительней командировки, Тем независимее я. Ты просишь взять тебя с собою, Ну, что ж, я буду очень рад… Когда в Америку поеду, Не позабуду Аминат. А нынче серая рутина Не даст мне даже помечтать… Работа, дом – вот вся картина, Что я смогу нарисовать. Не то что ты, моя родная, Хоть спи, хоть видео смотри Иль сериалы «мыльных опер», Чтобы о них поговорить. На самом деле он лукавил… Ведь каждый вечер, как герой, Идет с мечом на поле битвы, Он просто шел к себе домой. С утра он уходил на фирму И там крутил он допоздна Рубли и доллары, и марки, Чтоб стала полною казна. В обед заскакивал вальяжно Он к Аминат на час-другой, Спешил он в казино на ужин, А вечер проводил с семьей. И так по замкнутому кругу День изо дня кружил Мурад: Ночью – жена, А днем – подруга… И был уж этому не рад. Ему покоя захотелось, Чтоб в лоне собственной семьи Уставшее расслабить тело И с детками гонять чаи. Сынок Витек и дочка Вика Похожи оба на отца: Кавказские носы и глазки, И губы, и овал лица. Он обожает их, конечно, Как, впрочем, и они его… Никто союз их не разрушит, И им не надо никого.

Но жизнь порою нам диктует Свои законы и, увы, Им подчинившись безрассудно, Останемся без головы.

А в это время без смущенья Марина строила свой план… Великолепный план отмщенья И острый, будто бы игла. …Итак, приехала однажды Она к сопернице своей, Чтоб вкрадчиво, как рысь лесная, Проникнуть прямо в душу к ней. В обнимку кинулась с порога, Словно всю жизнь они друзья: – Ах, милая моя Амина, Как по тебе скучала я!.. Не стала даже пить я кофе, Лишь из постели – и к тебе… Оставила детей на няньку, Чтоб их капризы не терпеть. – Всплеснула Аминат руками: – Так у тебя есть малыши?! Что ж ты их не взяла с собою, Мы б поиграли от души. Как их зовут? – Витек и Вика… – А мужа твоего как звать?.. – Му… Мишею, –  сказала тихо И стала громко хохотать. – Но почему ты так смеешься? – Надула губы Аминат. Да потому, что так похожи Мой Михаил и твой Мурад. – А дети на кого похожи?.. – Две точных копии отца, Будь он на тридцать лет моложе, Не отличили бы с лица. – Ах, как, Мариночка, я рада, Что счастлива твоя семья! Расцеловать бы их хотела, Ведь малыши – мечта моя. А через день решили рядом Весь день подруги провести – Шампанского и шоколада Из магазина принесли. Марина, словно бы случайно, Из распаленной Аминат Легко выуживала тайны, О коих знал один Мурад. – Хочу я, милая подруга, Чтобы мой муж лишь мне одной Шептал бы глупости пустые, Что возбуждают, как вино. Пусть чепуху, пусть чушь собачью Он в опьянении несет, Но лишь бы щекотал мне ухо Его полураскрытый рот. Чтобы дрожащие ладони Тугую согревали грудь, И чтобы плоть воспринимала Его любовную игру… …А утром, онемев от счастья, Хочу я с ним вдвоем бродить По старым улочкам московским И кофе на Арбате пить… Чтоб осторожною рукою Меня он обнял за плечо, И чтоб от жара его тела Мне становилось горячо. – Так в чем же, милая, проблема? – Марина вздрогнула тайком… – А в том, что больше он не хочет Здесь ночевать и только днем Еще приходит, но нечасто… Бывает, нет его три дня… Мариночка, как я несчастна, Лишь ты одна поймешь меня… Но даже и когда он дома, Уж прежнего в нем нет огня. Порой бывает, будто мебель, Не замечает он меня. Три месяца, как мы женаты, Но бешеный огонь в крови Погас у моего Мурада… Во мне ж проснулся жар любви. Что делать?.. Подскажи, Марина, Ведь опытна ты и смела… А я, от робости немея, Возможно, счастье проспала. Дай мудрый мне совет, подруга, Ты знаешь его столько лет. Ведь без любви его взаимной Не стану жить я на земле. Быть может, съездить с ним куда-то?.. Ну, скажем, в город на Неве, Куда он ездит даже чаще, Чем остается здесь, в Москве? Забыть о времени, гуляя По петербургской мостовой, Где Пушкин ездил на карете И Блок гулял ночной порой. И побродить по Эрмитажу, Который знаю лишь в мечтах… И вместе с милым раствориться, Как облако, в белых ночах. Взлететь над миром легкой птицей И, утопая в небесах, Навек в любимом раствориться, Пропасть, как на щеке слеза.

И снова к жизни пробудилась Она, как веточка в саду… Но заморозок отдаленный Уже ей предвещал беду.

– Не стоит ни один мужчина На свете ни любви, ни слез… Ты, Аминат, к своей проблеме Напрасно отнеслась всерьез… – Так ей Марина говорила, Зло усмехаясь про себя, – Я тоже искренно любила, Но предал муженек меня… – Как, ты в разводе?.. – Нет, Амина… Потом он предал и ее, Свою избранницу вторую, В ад превратив ее житье. – И ты, конечно же, простила Бессовестного подлеца?.. – А как бы я, скажи, растила Детей без помощи отца?.. Амина, ты еще наивна. Поймешь, когда родишь дитя, К тому же я на самом деле Его любила не шутя. Хотя мне и обидно было: На что меня он променял – Мой ум и тело молодое, И сердце, полное любви. На девочку, почти подростка, Без опыта, без глубины… К тому же этого ягненка Возвел на царский трон жены. Вдруг, оголившись, словно Ева, Марина стала танцевать, Мол, все смотрите, как прекрасна Моя изысканная стать! Как хороша моя фигура: Какие плечи, бедра, грудь… – И ты, Амина дорогая, Похвастайся хоть чем-нибудь. Что под нарядом ты скрываешь – Уродство или красоту?.. – Ах, что ты, от стыда такого, Мариночка, я пропаду… При свете дня не раздевалась Я перед мужем никогда… Марина тут расхохоталась: – И в самом деле ты чиста?.. А как же ночь в СИЗО, Амина? Или московские менты Попробовать не захотели, Какой душистый персик ты?.. Ну, ладно, будет врать, родная, И корчить недотрогу здесь… На свете столько, кроме брака, Порочных наслаждений есть. Бокал шампанского… И сразу Вдруг закружилась голова, Как будто ум зашел за разум И позабылись все слова. Как будто дали ей отраву, И вся квартира поплыла: Лицо Марины, окна, кресла И голубой хрусталь стекла… Наряд свой скинула Амина, Почувствовав в груди костер, Как трепетная лань, изящна, Она упала на ковер И замерла там бездыханно… Тогда Марина в тот же час Из сумочки достала «Кодак» И щелкнула ее не раз. Потом кому-то позвонила. А через несколько минут В дверь осторожно постучали… Хозяйка всполошилась тут, Оделась быстро и небрежно И тотчас отворила дверь, В которую вошел мужчина, Спортивный, в общем, с виду зверь. Они о чем-то пошептались, И гость разделся догола, Чтобы позировать с Аминой, Которая еще спала… А вездесущая Марина Достала снова аппарат И отсняла почти две пленки, Где в разных позах Аминат Была в объятиях мужчины, Нага, как Ева, и к тому ж Бесстыдна и великолепна… Все это твой увидит муж, Со злобой думала Марина, И, парню деньги заплатив, Закрыла дверь за ним со стуком, Амину тут же разбудив. Она, уткнувшись в грудь Марины, Дала простор своим слезам: – Не знаю, что со мной случилось. Будто ужалила оса… На свете трудно жить без друга, Когда холодная стена Тебя от мира отделяет, Лишив и счастья, и тепла. Перечеркнув твои надежды И веру в правду и любовь… Тоска теперь моя подруга, Змеею проползает в кровь. Мурад своим пренебреженьем И холодом пустой души Меня к себе не подпускает. И гибну я одна в тиши… – Ах, ладно хватит тебе хныкать, – Марина крикнула в ответ, – Пойдем с тобой по магазинам, Где снова ты увидишь свет. Развеемся, повеселимся, Накупим разного тряпья И в парикмахерской, родная, Красоткой сделаем тебя. Отрежем косу и подкрасим Мы губки бледные тебе, Ресницы подведем и брови Назло разлучнице судьбе. Встряхнем мы твоего Мурада, Заставим сердце ревновать, И после, думаю, как надо, Вся жизнь наладится опять.

Когда Мурад домой вернулся С коробкой дорогих конфет, Марина с видом безразличным Подсунула ему конверт. Мол, будто парень незнакомый, Не объясняя ничего, Придя к ней утром на работу Пакет оставил для него. «…Что там?» – подумалось Мураду… И сердце сжалось от тоски, Он вскрыл конверт одним движеньем Уже трясущейся руки… Достал листочек, на котором Текст этот отпечатан был: «Привет тебе, козел рогатый, Ты, видно, выбился из сил… И больше не мужик ты вовсе, Коль нам приходится порой По очереди развлекаться С твоей молоденькой женой. Она-то знает толк в постели И не должна страдать одна, Когда тебя, болван, ласкает Твоя законная жена. Ты шоколад имел в кармане, Но пряник бросился искать… И если что-то с ней случится Тебе придется отвечать. А нам она пришлась по вкусу, Овечка кроткая твоя, И навещать ее решили Почаще новые друзья. А чтобы ты не сомневался, Что это все не клевета, Прими на память эти фото, Где женушка твоя снята». И на пол веером упали Те снимки, на которых вдруг Жену нагою обнаружил Засомневавшийся супруг. К тому же в позах неприличных С каким-то парнем молодым… В глазах Мурада потемнело, Как от предчувствия беды. Он, тяжело дыша, со стоном Все фотографии собрал И молча их со взглядом злобным Опять в пакет упаковал. Ни слова не сказав Марине, Из дома выскочил стрелой И, как ошпаренный, помчался К своей супруге молодой.

Сомнений больше не осталось, Теперь понятно для кого, Она так стала малеваться, Конечно же, не для него. Свернувшись кошечкой невинной, Лежала в кресле Аминат. Она спала еще… Но грубо Растормошил ее Мурад: – Вставай, стыдливая овечка, – И фото ей швырнул в лицо, – Скажи мне, сколь раз, змеюка, Спала ты с этим подлецом?.. Она дар речи потеряла, Не веря собственным глазам, И лишь ресницами моргала, Как крылышками стрекоза. – Ах, Боже мой, какая гадость… Мурад, не знаю я того, Кто здесь со мной лежит в постели… Поверь, не видела его. – Да, ты еще, как стерва, лжива, – Воскликнул с грозным гневом он, – Я сделал множество ошибок, Но эта страшная, как сон. Ты не жена мне перед Богом, – Он троекратно повторил, – Домой сейчас же убирайся, Уже билет тебе купил. И бледная, как смерть, Амина Вдруг прошептала, как в бреду: – Это подстроила Марина, Она накаркала беду. Чтоб ревновать тебя заставить, Она хотела мне помочь… Мурад заскрежетал зубами: – Замолкни ты, шайтана дочь! Не вмешивай сюда Марину И знай, изменница, она Мне никакая не подруга, А настоящая жена. Законная… Возьми мой паспорт И ты увидишь в нем печать, Где и она, и двое деток… Я больше не хочу молчать И врать тебе, ведь по сравненью С твоею грязью – я святой… Бери билет без промедленья И уезжай к себе домой.

Он ей швырнул билет и деньги И дверью хлопнул, что есть сил, Как будто бы поставил точку На всем, что с нею пережил. Он пулей вылетел из дома, Позор его дотла сжигал… И вдруг, уже садясь в машину, Стекольный звон он услыхал. …Толпа на улице кричала И охала – на мостовой Амина бедная лежала В крови с распластанной рукой. Когда он выбежал за двери, В порыве горестном она, Остановить его пытаясь, За ним шагнула из окна. С шестого этажа… О Боже… Он, весь от слабости дрожа, Отправил сам ее в больницу – В ней теплилась еще душа. Пока врачи за жизнь боролись, Лишь об одном твердил Мурад: – Что будет с ней?.. И что со мною?.. Ведь я ни в чем не виноват! И сумасбродная девчонка Сама упала из окна… Все могут подтвердить соседи И верная моя жена Марина… Быстро к телефону, Как заяц, побежал Мурад, Твердя, как будто заклинанье, Что он ни в чем не виноват. Марина тотчас прибежала, Проинструктировав его, Что надо говорить в больнице, А что скрывать… Мол, ничего Он и не слышал и не видел… Племянница его она… С утра затеяла уборку И вывалилась из окна. Мол, до сих пор он в страшном шоке, Поскольку так ее любил… А этот город бессердечный Его племянницу убил. …И успокоила Мурада, Мол, снимки все она сожгла, И нервничать ему не надо, Когда она все утрясла. Затем она прошла в палату, Шепнула что-то Аминат, Которая пришла в сознанье, Но слаб был безразличный взгляд. – Запомни, бедная Аминка, Ты в комнате была одна, С утра затеяла уборку И вывалилась из окна. И если ты Мурада любишь, Тверди одно в избытке чувств: Что ты была неосторожна – И следователю, и врачу… Кивнула ей в ответ Амина – Она была в полубреду И видела над головою Большую яркую звезду. Звезда качалась и сияла, И за собою вдаль звала, И убаюкивала звоном Разбитого рукой стекла. Звезда далекая манила, Великолепна и чиста… Амина выдохнула: – Милый… – И стиснула навек уста. Кружился за окном больницы Холодный ветер… И Мурад, Не видя под собой дороги, Все брел куда-то наугад. Последний желтый лист осенний Как будто бы прилип к душе… Жизнь продолжалась, но спасенья В ней больше не было уже.