Только из-за предупреждения Менгера друзей оставили в покое. Адвокат остался в городе. Ему надо было подготовится к завтрашнему дню. А Винга с Хейке пошли в свое убежище. В этот раз они выбрали дорогу, проходящую лесом.

Винга устала. Она совсем не могла идти, и последний отрезок пути Хейке пришлось нести ее на руках. Темнело. На землю опустился туман. Гасли последние лучи солнца.

Юноша понимал, что девушка устала не физически, а морально. Воспоминания о смерти родителей, страх перед правосудием, которое уже однажды жестко обошлось с ней, боязнь завтрашнего дня…

Слабый ветерок откидывал мягкие волосы девушки на лицо Хейке. Она словно заснула, прижавшись к мужскому плечу. И Хейке внезапно почувствовал гордость. Он ее друг и защитник. Она доверилась ему!

Но если бы о ней позаботился не Хейке, а другой парень? Наверно, тогда она так же нежно прижималась бы сейчас к другому плечу.

Горькое открытие!

Винга не спала. Она полностью расслабилась на руках у Хейке и наслаждалась его обществом.

«Хейке, как хорошо, как прекрасно быть рядом с тобой. Я хочу всегда-всегда быть рядом. Я снова хочу насладиться видом твоего тела, твоими густыми волосами на теле, которые ты так тщательно скрываешь. Твои руки зовут меня, я хочу, чтобы ты никогда не выпускал меня из своих объятий, снова мечтаю услышать твой глубокий голос с иностранным акцентом…»

И тут она поняла, откуда эта усталость. Вовсе не от заседания суда или бесконечно долгого дня. Она безнадежно влюблена в Хейке. Но ему все равно. Она просто-напросто опозорилась. Хейке хотел научить ее женской сдержанности и стыдливости. А она думала только о том, как совратить парня.

А если ему не понравилось? Если он считает ее навязчивой? Она начинала понимать, что Хейке должен прийти к ней сам. А она ведет себя слишком активно. Ей так хотелось получить его! Ей надо выбросить его из головы, из сердца. Им ждать еще целый год. Да нет, больше. Он сказал — пока ей не исполнится восемнадцать. Так что терзать себя несбыточными мечтами?

«Думай лучше о своем будущем, Винга! — приказала она сама себе. — Об Элистранде, о борьбе за свое родовое гнездо!»

Сразу стало легче. Она словно освободилась от лишней тяжести.

Вот они и добрались. Хейке отпер дом прекрасного, но небольшого дома. Потом отнес девушку в ее комнату, помог раздеться.

Винга открыла глаза. Хейке сразу собрался, чтобы противостоять ее очарованию. Но Винга и не думала его соблазнять.

— Спасибо, Хейке! Спокойной тебе ночи! Казалось, юноша должен был обрадоваться. Но ему стало горько.

— Что ж? Ты не собираешься заманивать меня в свои сети? Не хочешь, чтобы я встал перед тобой на колени?

Повернувшись, она взглянула на него своими честными, серьезными глазами.

— Нет, — только и сказала она. — У меня нет никакого желания. Пойми, это не кокетство. Я понимаю теперь, как на это реагируют другие.

Она повернулась к стене, собираясь заснуть.

Хейке еще никогда не чувствовал себя таким опустошенным. Ни разу за всю свою жизнь!

На следующий день наступил черед Сёренсена допрашивать Вингу. Напомним, что он защищался сам.

— В то время тебе исполнилось двенадцать, — начал он, растягивая слова. Он намеренно произнес двенадцать, а не тринадцать. Двенадцать — совсем детский возраст.

— Да, примерно, — отвечала Винга.

— И многое ли ты помнишь о том времени?

— Смотря что вы имеете в виду. Вам, наверно, будет совсем неинтересно слушать о котятах Потифаре и Потиморе, о трехлетнем соседском мальчишке, что вечно писался в штаны?

Зрители прыснули. Сёренсен побагровел от злости. Председатель суда постучал молоточком.

— Ты помнишь Анну Пешдаттер?

— Конечно!

— Как долго она работала у вас в Элистранде?

— Столько, сколько я себя помню!

— То есть очень долго?

— Да.

— Ей нравилось у вас?

— Думаю, да. — Винге показалось, что Сёренсен задал глупый вопрос. Просто пристает по пустякам.

— Так можно сказать, она хорошо относилась к вашей семье?

— Естественно.

— И она могла бы на все пойти ради вас?

— Не сомневаюсь.

— Что ж, это все.

«Черт», — одновременно подумали Менгер и Хейке. Смысл, во всяком случае, был именно таким.

А Винга не заметила, как оплошала. Ей хотелось говорить о людях только хорошее, особенно о верных работниках Элистранда. В этом заключалась ее ошибка.

Пока Сёренсен не заговорил снова, она ни о чем не подозревала. А он подчеркнул, что после заявления Винги показания Анны Пешдаттер потеряли свою достоверность и могут быть вычеркнуты из протокола заседания. Большинство судей были согласны.

Сёренсен не желал задавать Винге вопросов. Она помогла ему отвести от себя самые серьезные обвинения.

Но Менгер и не думал сдаваться! Он вызвал следующего свидетеля, доктора Юлиуссена.

Наверху, на галерее, снова кто-то завозился. Снивель был на своем обычном месте. Он хотел скрыться от людских глаз. За углом стояла готовая тронуться в путь карета. Сначала он не хотел было приходить в суд, вчерашний день оставил слишком неприятные воспоминания. Но ему необходимо было в точности знать, что происходит, чтобы при случае вмешаться и снова отложить судебное заседание.

Ответы Винги отразились на широком, как полная луна, лице довольной улыбкой. Нет, лицо Снивеля напоминало скорее огромную грушу.

Он снова прикрыл глаза. Что это еще за доктор Юлиуссен?

Этот доктор ходил за больными родителями Винги. Они умерли у него на руках.

Доктор рассказал, что первым умер Вемунд Тарк. Он мучился страшными приступами удушающего кашля. Все произошло очень быстро. К счастью для него. Чем дольше больной жил, тем больше мучился.

Менгер спросил:

— А адвокат Сёренсен приезжал к больному в последнюю неделю жизни?

Доктор взглянул на адвоката. С каким желанием он был бы сейчас далеко-далеко отсюда… Сёренсен достал большой носовой платок.

Доктор был терпелив. Он ждал, пока Сёренсен не прочистит нос. Процедура длилась долго. Потом Сёренсен начал промокать платком лицо, в чем не было никакой необходимости. В конце концов ему пришлось оставить платок в покое.

— Да. Я видел его. У этого человека хорошо запоминающаяся внешность. Да, он был там. Выражал соболезнования.

— Что? Он приехал туда после смерти Тарка?

— Да.

— Объяснитесь, адвокат Сёренсен.

— Естественно. Это мой долг. Я приехал выразить соболезнования вдове покойного, — с некоторым раздражением отвечал тот.

— Но вы не упоминали об этом визите.

— Я просто забыл. Это верно. Я действительно был там, у тела Тарка. Мы много лет дружили.

— Что ж, спасибо, — Менгер снова обратился к доктору Юлиуссену: — Доктор, а много народа умерло от эпидемии?

— В Гростенсхольмском согне умерли многие. В Элистранде — три работника и члены их семей.

— А фру Элисабет Тарк?

— Нет.

— Нет?

— Я сейчас объясню. Фру Элисабет Тарк была из рода Людей Льда. А члены этого рода редко умирают от болезни. Иногда такое случалось, конечно, но крайне редко.

— Так отчего же умерла фру Тарк?

— Тогда я считал, что ее болезнь протекала очень странно. В последние годы я много думал об этом. Тут что-то не так. А несколько месяцев назад ко мне обратился пациент с точно такими же симптомами. Он тоже умер. Этот пациент был отравлен. Отраву ему подмешали в суп.

— Вы считаете, что фру Тарк тоже отравили?

— Я в этом уверен! В тот раз я сомневался из-за кашля…

— Когда фру Тарк умерла?

— Через два дня после мужа. Смерть ее была быстрой и очень мучительной.

С места Винги послышалось едва сдерживаемые рыдания. Хейке обнял девушку. Она положила голову на плечо Хейке, потерлась щекой об его руку. Как важна была ей сейчас близость человека, разделявшего ее горе!

Вопросы продолжались:

— Когда именно приезжал адвокат Сёренсен? Сёренсен вскочил с места:

— Протест! В чем вы меня еще хотите обвинить?

Председатель заколебался. Он взглянул на галерею, открыл было рот, но так и не успел ничего сказать. Сельский судья отклонил протест.

Председатель больше не осмеливался смотреть на галерею.

— Так когда приезжал адвокат Сёренсен? — снова повторил вопрос Менгер.

— Он приезжал на следующий день после смерти Тарка и за день до смерти его жены.

— А самого Тарка не могли отравить?

— Исключено. Симптомы его болезни в точности соответствовали симптомам дифтерии.

— Но у фру Тарк вы не нашли этих симптомов?

— Нет. Они полностью отсутствовали. Сёренсен попросил слова:

— После этих провокационных обвинений я считаю возможным воспользоваться своим правом на защиту. Я заявляю, что эта молодая дама, Винга Тарк, ненавидела свою мать. Сколько раз я слышал ее злобные выпады против матери. Она не раз желала ей смерти.

— Ложь! — вскричала Винга со слезами на глазах. — Да, мы могли иногда поссориться. Я не всегда была согласна с тем, как меня воспитывали. Но покажите мне тринадцатилетнюю девчонку, которая не разу не протестовала, когда ее пытались слишком рано уложить спать?

Председательствующий постучал молоточком по столу. Винга должна сесть и вести себя прилично!

— Винга Тарк права, — поддержал Менгер. — Тринадцатилетний ребенок не всегда отдает отчет в том, что говорит, и может высказываться иногда слишком резко.

— Но она из рода Людей Льда, — многозначительно прибавил Сёренсен. — Все мы знаем, на что они способны.

Тут Снивель решил, что на сегодня хватит. Стало слишком горячо, хоть Винга выглядела и не слишком благородно.

Председатель не смел ослушаться.

Менгер заявил, что если слушания будут прерваны и завтра, то он подаст протест в вышестоящую инстанцию.

Председатель только кивнул.

Имя Снивеля было впервые упомянуто только на третий день.

Сёренсен пригласил свидетелей, подвергавших сомнению достоверность показаний Винги. Свидетели были куплены. Винга никогда раньше их не видела. Девушка, якобы работавшая в то время в Элистранде. Может быть. Винга смутно помнила одну девушку, проработавшую на усадьбе не более недели и выгнанную за воровство.

Конюх, которого Винга вообще не признала. Он засвидетельствовал, что Винга грубо ругалась и издевалась над лошадьми.

Она попросила Менгера дать ей слово. Она никогда не издевалась над животными. Никто из рода Людей Льда никогда не обращался грубо с животными. Тому есть сотни свидетелей. Затем рассказала о первой свидетельнице и о краткости ее пребывания на усадьбе. И она никогда не угрожала матери. Это ложь. У Менгера хватало свидетелей, подтверждавших достоверность слов Винги.

В этот день Хейке должен был дать отчет в том, что он делал до прихода в Гростенсхольм, чтобы получить свое наследство. Спокойным, мягким голосом он поведал о том, как нашел отчаявшуюся Вингу, как они были вынуждены скрываться.

Сёренсен вскочил и спросил, где они скрывались. Он явно терял контроль над собой. Но Хейке не захотел выдавать тайну их пребывания. Затем юноша рассказал о том, как Винга обратилась за помощью к адвокату Сёренсену и попросила помочь вернуть Элистранд. А как же! Герр Сёренсен был их семейным адвокатом! Сёренсен ни словом не обмолвился о том, что усадьба принадлежит ему. Потом объяснил, как их смог найти адвокат Менгер и как тот предложил свою помощь.

Забыв про всякую осторожность, Сёренсен вскричал:

— Уважаемые члены суда! Вы слышали? Все это какая-то мистика. А как было на самом деле?

С галереи послышалось сердитое сопение. Но поздно!

И закончил Хейке рассказом о нападении.

Он произвел весьма благоприятное впечатление на всех сидевших в зале. Никто не думал теперь о его внешнем виде. А иногда его лицо казалось даже красивым.

Потом слово взял Менгер.

Сёренсен погибал.

Менгер рассказал об услышанном в трактире разговоре между самим Сёренсеном и двумя его друзьями.

Вот тогда впервые было упомянуто имя дяди Снивеля.

Среди судей пробежал ропот недовольства. Председатель сжался в своем кресле.

Но Менгер не стал углубляться в детали. Он подвел итоги слушанию. Адвокат Сёренсен представал совсем в другом свете.

— Это очень слабый человек, — заключил Менгер, — использующий грязные методы борьбы. Пытающийся остановить двух молодых людей по дороге в суд, организовавший нападение…

— Ложь, — закричал Сёренсен. Он постоянно вытирал пот со лба.

— К счастью, мои клиенты сумели выбраться из ловушки…

— С помощью колдовства, — ликующе подтвердил Сёренсен. — В жилах этого человека, Хейке Линда из рода Людей Льда, течет кровь самого дьявола!

Медленно, очень медленно Менгер обернулся. Делая большие паузы между словами, произнес:

— А вы откуда знаете, что было наслано на разбойников?

— Он… сам сказал.

— Слышал ли кто-нибудь еще из сидящих в этом зале, как Хейке или Винга говорили о том, что было наслано на разбойников?

В ответ послышалось неотчетливое «нет».

Менгер масляными глазами посмотрел на Сёренсена:

— Возможно, некий элемент магии все же присутствовал в их освобождении. Но вряд ли это дело рук Хейке. Но трое разбойников оставили молодых людей в покое именно по этой причине. Вы пришли к таким выводам, просматривая отчеты о нападении, посланные разбойниками своему заказчику?

— Ерунда! Просто предположение с моей стороны. Сами посмотрите на его лицо!

— Крайне странное предположение! Ладно, довольно. Я хочу представить вам дело так, как оно видится мне, — невозмутимо продолжил Менгер. Он смертельно устал. — Первое: Вемунд Тарк обвинил своего адвоката Сёренсена в том, что тот разорил усадьбу. Упомянув при этом, что адвокат не раз выражал желание завладеть такой усадьбой.

Сёренсена увольняют. На той же неделе умирает Тарк. От дифтерии. В этом нет ничего подозрительного. На следующий день приезжает адвокат и выражает соболезнования жене покойного. На следующий день умирает и она от похожего на дифтерию заболевания. Вспомните, Сёренсен не знал, что есть свидетель его увольнения… Остается тринадцатилетняя несмышленая девочка. Как она могла спасти усадьбу от разорения, если над этим трудился знающий адвокат?

— Протестую!

— Протест принимается. Думайте, о чем говорите, адвокат Менгер.

Кивнув, Менгер продолжал таким же спокойным голосом:

— И этот адвокат приезжает в усадьбу и увольняет в Элистранде всех подряд! Кому-то подыскивает приличную работу, кого-то просто выгоняет. Одного за другим. Через год усадьба выставляется на аукцион. А чего же еще было ждать?

Сёренсен снова поднялся:

— Все было по закону. И фрекен Тарк не имеет никаких прав требовать назад усадьбу, проданную с аукциона!

Менгер словно не слышал. Хейке озабоченно вглядывался в посеревшее лицо друга. Он долго не продержится. Может, прервать заседание? Но, с другой стороны, все шло так хорошо. Он решил молчать и слушать.

— И кто покупает усадьбу? Адвокат Сигурд Витбек. Он забывает о своем имени Сёренсен. Одно это заслуживает внимания. Другой вопрос: откуда у обычного адвоката деньги на приобретение такой усадьбы? Возникает подозрение, что пропавшие богатства усадьбы осели не где-нибудь, а именно в его кармане!

— Протест!

— Протест принимается! Адвокат Менгер, вы получаете предупреждение!

Менгер кивнул. Но он хорошо знал, что делал. Он посеял семена сомнения у суда и зрителей. Он не мог поступить иначе. Он знал, что Сёренсен давно не жил честно.

— А теперь я подхожу к самому главному. Адвоката Сёренсена никак не назовешь яркой личностью…

— Что? — прошипел тот. Действительно, вряд ли кому понравится слушать подобное о самом себе. Председательствующий снова постучал по столу:

— Я не вижу, какая связь между определением личности Сёренсена и сутью дела.

— Если позволите, господин судья, я продолжу. Сельский судья кивнул. Председателю ничего не оставалось, как произнести:

— Продолжайте!

— Сёренсен обычная посредственность. Как адвокат. Ведет веселый образ жизни, любит вино, азартные игры. Женщины для него что игрушки. Он их завоевывает и потом бросает… Свидетелей полно…

— Вы, кажется, завидуете? — ядовито воскликнул тот.

— Я просто хочу сказать, что вряд ли Сёренсен мог додуматься до всего этого сам. За ним стоит более сильная личность.

Менгер помолчал. Суд и зрители затаили дыхание. Сёренсен забыл про пот, обильно текущий из-под парика. Слушание неуклонно двигалось в нежелательную сторону.

Менгер безжалостно продолжал. Да и кто теперь смог бы его остановить?

— Этой сильной личностью является не кто иной, как дядя Сёренсена, судья по имущественный делам Снивель. Именно он организовал аукцион в Элистранде. Потому-то Сёренсен и не мог выступать под своим обычным именем. Сразу бы стало ясно, что к чему! Эти двое проворачивали дело вместе. В итоге Снивель получил доступ к еще более роскошной и богатой усадьбе. Он покупает Гростенсхольм! Остается последняя преграда — маленькая Винга. Ее было решено запереть в известном своей дурной славой детском приюте. Но Винга сбежала!

Многое бы отдал сейчас Сёренсен, чтобы иметь возможность крикнул на галерею: «Дядя, помоги! Спустись и докажи им, что это ложь!»

Но адвокат не посмел.

Зато посмел Менгер:

— Я вызываю на свидетельскую скамью для дачи показаний судью Снивеля! Он среди нас, в этом зале. На галерее, как подсказывает мне Хейке Линд из рода Людей Льда. Он чувствует присутствие этого человека. Ему не обязательно видеть его. Судья скрывался в зале во время всего процесса.

Страж вышел из зала и, вскоре вернувшись, сообщил:

— Мой коллега судья Снивель только что спустился с галереи.

— Найти его! Быстро!

Страж выбежал из зала. Все повернулись к двери.

Председатель, городской судья и все остальные восемь членов суда словно окаменели. Они не знали, что предпринять. Сёренсен чувствовал себя все более одиноко. Предательство!

Хейке, Винга и Менгер боялись, что Снивель успел улизнуть.

Но тут послышалось злобное рычание. Трое стражников ввели в зал невообразимо толстого человека.

— Это вам дорого обойдется! — бесновался Снивель. Повернувшись к членам суда, он повторил свою угрозу.

Его подвели к скамье для свидетельских показаний. Винга подумала, что ему не хватит места. Она едва сдержала улыбку. Хейке сжал девушке плечо. Им в голову пришла одна и та же мысль.

— Неслыханно! Просто неслыханно! Мне скрывать нечего! Пожалуйста, — возмущался Снивель.

— Судья Снивель, — мягко заговорил Менгер. — Перед вами сидит законный наследник усадьбы Гростенсхольм, Хейке Линд из рода Людей Льда. Как вы смогли получить усадьбу?

— У меня есть письмо, — жестко отвечал Снивель, — в нем последняя владелица усадьбы, Ингрид Линд из рода Людей Льда, дает мне право владения усадьбой при условии, если законные владельцы усадьбы не объявятся в течение трех лет и если я буду должным образом управлять Гростенсхольмом. Все могут засвидетельствовать, что я держу слово.

— Может суд посмотреть это письмо?

— В любой момент. Оно хранится у меня дома. Но если вы не верите слову судьи, значит, в Норвегии настали плохие времена!

— И тем не менее я попрошу вас представить суду письмо на завтрашнее заседание.

Лицо Снивеля стало темнее грозовой тучи:

— Так вы сомневаетесь в правдивости моих слов?

— Дело в том, что у меня есть другое письмо, тоже от фру Ингрид. Мне бы хотелось сравнить почерк. Снивель повернулся к купленным судьям:

— Я требую от суда доверия к словам судьи!

— Конечно, конечно, — нервно проблеял председатель. — Иск адвоката Менгера отклонен.

Тут уже и зрители заметили, что судей явно подкупили. Честный сельский судья начал подумывать о том, чтобы покинуть зал. Он не испытывал никакого доверия к своим коллегам. Четыре члена суда поддержали его.

Менгер не стал бы возражать, если бы Снивель покинул зал суда. Слушалось дело, возбужденное против другого человека. Кроме того, Менгер чувствовал, как силы постепенно оставляют его.

Однако Снивель, видя, что дело племянника все равно проиграно, поднялся и произнес целую проповедь:

— Так-то вот благодарят за помощь и поддержку, оказанную родственнику! Я помогал ему, а он нанес мне удар в спину! То, что сделал Сёренсен, сделал он один. Я умываю руки. Он получил Элистранд через посредника. Я и сам не знал, что именно он владеет этой усадьбой. Гростенсхольм моя собственность. Наследник вовремя не явился, так что усадьба стала моей на законном основании. Что касается остального имущества рода Людей Льда, спрашивайте с Сёренсена. Прощайте, господа!

Он покинул место свидетеля.

Менгер обвинил Сёренсена в обмане своего работодателя Тарка и в незаконном приобретении Элистранда, воспользовавшись благосклонностью своего родственника, управляющего аукционом. Далее Сёренсен был обвинен в покушении на убийство Винги Тарк и Хейке Линда из рода Людей Льда. И последнее обвинение: убийство Элисабет Тарк. Менгер терял силы и потому не стал заострять внимание на том, что Сёренсен действовал не один, а вместе с дядей. Воспользовавшись внезапной смертью Вемунда Тарка, эти господа решили отхватить себе жирный кусок — две великолепные усадьбы. Но об этом Менгер решил молчать.

Адвокат Сёренсен должен быть отстранен от должности, он должен понести суровое наказание, заключил Менгер.

Затем от имени и по поручению Хейке Линда из рода Людей Льда он возбудил дело о возвращении Гростенсхольма его владельцу. По счастью, Снивеля в зале не было.

Менгер больше не мог держаться на ногах. Хейке с Вингой отвезли его домой и ухаживали, как могли. Они сидели у постели больного всю ночь. Постепенно воспаление в легких спало, и Менгеру стало лучше.

Все знали, что суд над Сёренсеном неизбежен. Его уже никто не мог спасти, да никто и не старался. Он пал жертвой на алтарь дяди.

Но молодые люди сомневались в том, что Менгер выдержит еще один процесс против более опасного противника — Снивеля. Получит ли Винга Элистранд, было неизвестно. Они надеялись на это. Если удастся доказать, что Сёренсен виновен в том, что усадьба попала на аукцион, Винга получит свою усадьбу почти наверняка. Если же вину признают за ней, шансов было мало.

Ненадолго оставив Менгера на попечении Винги, Хейке вышел во двор. Светила луна.

Положив руку на корень мандрагоры, Хейке прошептал:

— Если мы будем действовать по закону, нам никогда не удастся выжить Снивеля из Гростенсхольма. Подкупить председателя суда тоже непросто. Ингрид! Приди и помоги! Я хочу позвать на помощь серых человечков!

Из голубоватой темноты показалось четыре фигуры, превратившиеся в людей. Ингрид, Ульвхедин, Дида и молодой Тронд.

— Разве это так необходимо, Хейке? Ты управишься с ними? — спросила Ингрид.

— Но вы же с Ульвхедином смогли!

Ульвхедин улыбнулся своей грубоватой улыбкой:

— Да. Но мы были уже немолоды и обучены колдовству. Ты же почти ничего не знаешь.

— Серые человечки, как ты их называешь, совсем не шутка, — предупредила Ингрид. — Если ты хочешь, чтобы они тебя слушались, ты должен соблюдать определенные правила. Человечки не подчиняются человеческим законам.

— А вы можете нам помочь? Запугать Снивеля так, чтобы он сам покинул Гростенсхольм.

— Мы сами ничего не можем. Нам нужен посредник. Пока Снивель в Гростенсхольме, ты к нему близко не подойдешь.

— Дело против него…

— Никогда не откроют. У человека, что лежит сейчас в доме, не хватило сил. А больше никто не посмеет. Хейке опустил голову:

— Так что же, все напрасно? И Винга не получит Элистранд?

— Элистранд Винга получит, — заверил Ульвхедин. — Теперь все будет просто. Вы прекрасно справились.

— Но твоя идея насчет серых человечков не так уж и плоха, — сказала Дида. — Мы могли бы помочь тебе найти их.

— Не знаю, — вмешалась Ингрид. — Осмелимся ли мы? Если Хейке не справится, эти ужасные силы обратятся против них самих. Да и не только…

— Я хорошо понимаю Хейке, — сказал Тронд. — Я так и не успел научиться волшебству. К счастью. Иначе я бы не был сейчас тут. Я получил в наследство злую кровь меченых. И только пуля остановила меня в юном возрасте. Я бы смог принести много зла.

— Как Сёльве, — напомнил Хейке.

— Да. Он развил в себе злые силы. Я предлагаю поддержать Хейке.

— Я тоже, — сказала красивая, загадочная женщина Дида из далекого-далекого прошлого.

— И я, — согласился Ульвхедин. — План хорош. Единственно верное решение.

Ингрид вздохнула:

— Он же не твой правнук. А я трясусь над ним как наседка. Хейке, мы ничего не обещаем. Мы еще посоветуемся! И посмотрим. Береги Вингу! Мы скоро увидимся.

И они ушли, растворились в неверном свете луны.

Хейке немного постоял. Ему было страшновато.

Кто такие серые человечки на самом деле? Кого он призвал на помощь?

Он словно находился там, где проходит грань между человеческим и нечеловеческим.

Задумавшись, он отправился к Винге. Девушке, что заполнила всю его жизнь радостью и теплом. Он знал, что рано или поздно ему придется отдать Вингу одному из нормальных, красивых молодых людей. Которых так много на этом свете…