Этот необычный вечер им не забыть. Ночь, синее небо, костер, поднимающийся к небу дым. В лесу только они одни.

Хейке впервые встретился с дочерью Элизабет и Вемунда. В отблесках костра волосы девочки словно оживали. Глаза — большие, темно-синие. Выражение глаз — как у лесной зверюшки. Чистые, тонкие черты лица, чувственный рот…

Хейке нисколько не удивился. До него доходили слухи о том, насколько красивы были родители Винги. Платье девочки превратилось в лохмотья, да и выросла она из него давно.

— Дитя мое, — произнес он. — Я не знаю, да и предположить не могу, сколько тебе лет. Либо ты очень взрослый ребенок, либо совсем еще юная девушка. Сколько же тебе лет?

— Ах, если бы я сама знала, — жалобно произнесла она. — Я родилась осенью 1777 года.

— Тогда тебе сейчас шестнадцать, скоро исполнится семнадцать.

— Выходит, что так, — застенчиво согласилась она. — А ты кто? Откуда?

— Я сын Сёльве. Ингрид, что жила в Гростенсхольме, приходилась мне бабкой по отцовской линии.

— Ясно, — беззаботно произнесла она. Подумать только, как хорошо она говорит. Винга сама удивлялась. Надо же, она почти ничего не забыла. Впрочем, с Хейке было легко разговаривать.

— Присядь-ка. Давай поговорим.

Винга послушалась и торжественно уселась. Момент был незабываемый! Один из рода Людей Льда вернулся в ее согн!

— Я слышала о проклятии, — сказала она. — Я поняла, что ты один из «меченых». Но я думала, что все «меченые» — злые.

Хейке хотелось ответить, что глубоко в душе у него спрятано нечто ужасное. Но он никогда не позволит этому ужасному выйти на поверхность и разрушить ее доверие.

— Однако твой предок Ульвхедин был не только злым. Да и Ингрид тоже.

— Нет! А Ингрид была такой красавицей! Он криво усмехнулся:

— Внешность и характер — две разные вещи.

— А вот и нет, — запальчиво выкрикнула она и тут же покраснела. Фу, как глупо! Нельзя так себя вести! А она еще старается произвести на Хейке хорошее впечатление. Показать, что она разумна и воспитана. Нельзя позорить своих родителей.

Он над чем-то задумался. Потом спросил:

— Так тебе действительно почти семнадцать? Никогда бы не подумал!

— А что, непохоже? — вконец сконфузилась Винга.

— Нет. Я думал, тебе не больше тринадцати. Но присмотревшись повнимательнее понял, что ты должно быть старше.

— И как это ты определил?

Он неловко обрисовал ее формы:

— По фигуре. По общему впечатлению.

— Но как ты определил? — повторила она.

— Ну… — Хейке пришлось нелегко. — Ну я просто чувствую, что ты не ребенок. — И прибавил со вздохом: — Все это только усложняет дело.

— Почему? — спросила она в третий раз.

— Я хотел взять тебя под свою защиту. Теперь это невозможно.

Он улыбнулся, увидев, что она снова собирается спросить «почему?», но тут же пожалел об этом.

И поторопился объяснить:

— Ты больше не можешь здесь жить. Да и я этого не хочу. Я живу в небольшом домике на краю согна. Мы могли бы жить там вместе. Один пожилой крестьянин, Эйрик, помог мне найти этот дом. Но теперь мы не можем жить вместе. Люди сразу начнут болтать. Видишь ли, жить в одном доме с ребенком или с почти взрослой женщиной — это две разные вещи.

— Я что-то не пойму.

Он взглянул на нее — уж не насмехается ли она над ним. Нет, она и вправду смотрела на него вопросительно.

Хейке вздохнул:

— Послушай меня. Мы с тобой вполне могли бы жить вместе. Ничего страшного бы не произошло. Да и как могло бы что-нибудь случиться? Но люди-то думают по-другому. Как, этот демон, этот монстр совратил саму невинность. В тюрьму их обоих! Тебя, может, и пощадят, но меня ни за что!

Винга задумалась, но не нашла в его словах никакого резона:

— Может, это и глупо, но не приводи больше никаких возражений.

— Ладно, устроимся по-другому. Но пока я не узнаю больше о Гростенсхольме, нам надо держаться подальше от этих мест.

— Там сейчас живет чужой. Переехал сюда весной.

— Я знаю. Герр Снивель. Я постараюсь получить усадьбу назад. Видишь ли, она принадлежит мне. Винга обрадовалась.

— Обязательно! А Элистранд? Там тоже кто-то поселился?

— Да. Его племянник с прислугой.

— О Господи, что им там надо? Это же мой дом! Пожалуйста, помоги мне получить его назад! Хейке задумался:

— Эйрик говорит, что это будет посложнее. Усадьба была продана с аукциона за неоплаченный долг. Но он еще сказал, что с этим не все чисто. Видишь ли, племянник главы аукциона не должен так получать собственность! А еще говорят, что он получил усадьбу за гроши, хотя другие крестьяне предлагали за нее намного больше.

— А ты справишься с этим?

Она осмелилась сказать ему «ты». Во-первых, потому, что он был ее единственным родственником, а во-вторых, потому, что чувствовала к нему полное доверие. И еще потому, что он был молод, и еще… Ей стало стыдно, но ведь так оно и есть на самом деле — он был так некрасив, что ни один человек с ним не считался.

Винга думала так не потому, что была плохая. Просто она вообще была низкого мнения о людях. Но только не о Хейке.

— Нет, я сам ничего не смогу. Чтобы почувствовать ко мне доверие, люди должны сначала пообщаться со мной некоторое время. Как правило, случается именно так. И я благодарен им за это. Но герр Снивель хитер, говорит Эйрик. Если он пронюхает о моих планах, то сразу перейдет в наступление, будет укреплять свое положение.

— А ты не мог бы… не употреблять такие сложные слова?

— О, конечно, извини.

Он стал объяснять более доступно. Винга понимающе кивала.

— Так что, мы должны скрываться от него?

— Во всяком случае, для начала. А пока пошли к тебе, сложим вещи. Ночь проходит, постепенно начинает светлеть. Они, скорее всего, придут пораньше, чтобы схватить тебя.

— Мне тоже так кажется.

Они встали, уничтожили следы от костра. Коза шла за ними.

— Винга, я не думаю, чтобы они хотели схватить тебя. Думаю, они хотят как лучше. Хотят помочь тебе вернуться к людям. Поселить тебя дома, обучить дикую Вингу хорошим манерам и почувствовать, что совершили доброе дело.

— Этого не должно случиться.

— Нет, этого не должно случиться. Потому что герр Снивель с племянником никогда не позволят кому-либо из Людей Люда жить в этом согне. И владеют они своей собственностью на весьма сомнительных основаниях.

— Да, — серьезно кивнула Винга. Она крепко ухватилась за руку Хейке и позволяла ему тащить себя через лес. Это она-то, такая самостоятельная! Она, знавшая в своем лесу каждую кочку!

Она и сама не понимала, почему так поступает.

Ее ладошка почти утонула в большой руке.

Хейке. Тепло его руки вселяло в нее чувство безопасности, которого она не испытывала уже много лет.

— Винга, расскажи мне о своей жизни дома, а потом тут, в этой усадьбе.

— Не знаю, захочу ли я. Боюсь, начну плакать.

— Что-то не так? Человек должен иногда поплакать.

Винга подумала про себя, а плакал ли он сам когда-нибудь. А причины для слез у него наверняка были. Жизнь его, по всей видимости, была нелегка.

— Знаешь, я не могу понять одного, — Винга бежала за Хейке вприпрыжку. — Откуда ты знаешь, куда я намереваюсь пойти или что хочу сделать?

— А я и не знал, чем ты собиралась заниматься.

— Нет, ты знал!

— Да, но это был не я. Мне помогли. Она резко остановилась. Он тоже. И только коза потрусила дальше.

— Помощь? — неуверенно произнесла она.

— Да. От наших предков. Они подсказывали мне, что я должен делать.

— Наши предки? Ты говоришь про отца с матерью?

— Нет. Они же не были отмечены. Ты понимаешь, мы обладаем некоторыми способностями. Мои заключаются в том, что я являюсь как бы посредником между нашими предками и живыми. Понимаешь, наши предки никогда бы не смогли помочь тебе. Потому что они не могут общаться с тобой. И они с нетерпением ждали того времени, когда я смогу вернуться домой. Через меня они могут помочь тебе. И им, конечно же, хочется, чтобы мы с тобой вернули Людям Льда то, что им принадлежит… Усадьбы!

— Да, — вздохнула Винга. — Подумай только, как была бы рада тетушка Ингрид, если б знала, что ты здесь! А ведь она, так же, как и я, ничего не знала о твоем существовании. А как она горевала, что некому передать Гростенсхольм!

Хейке мягко рассмеялся:

— Ингрид все знает! И она в прекрасном настроении, поверь мне! Ингрид сейчас в лесу и помогает нам.

— Ой, — глаза у Винги округлились. — Тетя Ингрид тут? Здравствуйте, тетя Ингрид! — Хейке засмеялся. — А кто еще?

Они пошли дальше:

— Конечно же, твой дед Ульвхедин.

— О, и дед здесь! А ведь я его так никогда и не видела. Очень жаль. Но он уже много лет назад умер. А кто еще?

— Еще двое. Но ты их не знаешь.

— Ну надо же!

— Одного из них зовут Тронд.

— Я знаю его! Вначале он был совершенно обычным молодым человеком, а потом вдруг словно с ума сошел. У него пожелтели глаза. И еще он пытался убить своего брата Тарье. Во время тридцатилетней войны.

— Так оно и было, — тихо сказал Хейке. — Так же, как и Сёльве. Он тоже был обычным человеком. А потом проклятие распространилось и на него.

— Сёльве? Твой отец? Но ведь…

— В другой раз, Винга, в другой раз. Видишь ли, мне так же тяжело говорить об этом, как и тебе о своем.

— Да, конечно. Но ты сказал еще двое. Кто этот четвертый?

— Женщина. Из давно прошедших времен. Она жила задолго до Тенгеля Доброго. Она довольно странная. Но она всегда помогает своим потомкам.

— Как ее зовут?

— Ее зовут Дида. Мне кажется, она жила во времена Тенгеля Злого. Во всяком случае, она очень много о нем знает. Я бы с удовольствием послушал рассказ о ее жизни еще раз.

— И ты с ними разговариваешь?

— Да. Для меня они как живые. Я и раньше встречал многих из них. Суль, например. Тенгеля Доброго, Мара…

— Я знаю. Он откуда-то далеко с востока.

— Точно. И еще однажды я — больше с ним никто не встречался, только я — встретил мужчину из далекого прошлого. Его прозвали «Скитальцем во тьме». Он не раз спасал мне жизнь. Но он не отсюда, не из Скандинавии.

— Тебе есть о чем рассказать, — медленно протянула Винга.

Хейке не упустил случая завоевать ее симпатии:

— О, я полон тайн. И самая главная из них всегда со мной.

Они снова остановились, на этот раз совсем недалеко от усадьбы.

— Всегда с тобой? — удивленно повторила Винга. — Покажи!

— Почему нет. Это корень мандрагоры. — Хейке развязывал шнурок на рубашке. — Ты наверняка слышала про него.

— Да-а-а-а, — дрожащим голосом согласилась Винга. — И он у тебя? А все думают, что он пропал навсегда.

В неярком свете весенней ночи девочка восхищенно рассматривала талисман. Рассказы о нем она слышала с самого детства, но думала, что все это сказки. Какой же он большой и какой… живой! Ну не по-настоящему живой, конечно, но создавалось такое впечатление, что он может в любой момент зашевелиться.

Слегка поколебавшись, она все же дотронулась до корня. Хейке почувствовал, что корень не против. Винга взяла корень и погладила указательным пальцем. Все это она проделала молча, не говоря ни единого слова.

Тут она заметила, что ее руки касаются груди Хейке, ощутила тепло его тела, щекотание волос. И рывком убрала руку.

Он вопросительно посмотрел на нее, но она не отвечала. Она не могла рассказать о том тайной огне, что пробежал по телу при прикосновении к нему. Она ничего не понимала, но интуитивно чувствовала, что об этом не говорят.

То, что она пережила, было очень приятно и в то же время ужасно!

Она оставила свои чувства при себе.

Хейке снова зашнуровал ворот рубашки, и они двинулись дальше. Небо на востоке посветлело; скоро встанет солнце. К восходу солнца им надо быть далеко отсюда.

— Совсем как тролли, — громко засмеялась девушка.

— Что ты имеешь в виду?

Она объяснила. И он тоже засмеялся.

Винга снова взглянула на парня. Ей в голову пришла дикая мысль: а что, если он и действительно горный король? Тогда ему надо прятаться от солнца. Пора торопиться в гору?

Потом она подумала о другом: она бы последовала за ним. В гору. Без колебаний!

В голове пролетели воспоминания о детских сказках. В детстве она не раз задавалась вопросом: почему у всех, уведенных в гору, всегда рождалось так много детей? Откуда они брались?

Теперь она уже взрослая. И ей совсем не хотелось ломать голову над этой загадкой.

Хейке помог ей выбрать и упаковать необходимые вещи. Старая тележка была в целости и сохранности. Оставалось только навьючить на козу все имущество. Скарб был не тяжел.

Можно пускаться в путь.

Винга в последний раз огляделась.

— Вряд ли я буду скучать по этому месту, — тихонечко пробормотала она.

— У меня не укладывается в голове, как ты смогла прожить здесь совсем одна, — сказал Хейке. — И обустроить это жилье. Я бы вряд ли стал двигать эти балки. Ведь все могло рухнуть тебе на голову. Пошли, нельзя терять времени. Сюда вот-вот придут!

— А как ты думаешь получить Гростенсхольм назад?

— Хорошо, что ты спросила только про Гростенсхольм. Сначала наши усилия надо будет сосредоточить на этой усадьбе. Не потому, что она моя, я не такой эгоист. Просто у них было мало причин конфисковывать ее. Я думал найти какого-нибудь честного чиновника — если такие есть, конечно.

— Помощника судьи?

— Это было бы лучше всего. Раньше один из наших предков, Даг Мейден, занимал подобную должность. Но это было в незапамятные времена. Так что мы не можем сослаться на него. Да и вряд ли о нем кто сегодня помнит. Но самое досадное в том, что герр Снивель сам занимает высокий пост. И очень влиятелен. Так, во всяком случае, говорит Эйрик. Так что нам будет непросто.

— Да уж, не так все весело, — констатировала Винга.

— Нельзя терять надежды. Мы еще не приступали к делу.

Винге очень нравилось, что Хейке все время говорил «мы». Он считался с ней.

Для того кто, подобно ей, так долго прожил вдали от человечества, это особенно приятно.

По дороге, вдоль опушки леса, шли две женщины. Увидев их, Винга инстинктивно бросилась прочь и спряталась в кустах.

Хейке поднял ее и, улыбаясь, заметил:

— Они не могут видеть нас. Ведь мы в лесу. Забудь, что ты когда-то была зверем. Теперь ты снова человек.

— Я в безопасности только тогда, когда ты рядом, — отвечала она.

— Потому что я сам как зверь?

— Может, и так. И это не в обиду тебе сказано, скорее наоборот!

— Да ты меня и не обидела вовсе. Они пошли дальше.

— Но сначала нам надо узнать некоторые подробности. Ты знаешь, например, сколько времени герр Снивель прожил в Гростенсхольме?

Она задумалась:

— Точно не помню. Но прошло не так уж много недель с тех пор, как я впервые увидела, как в усадьбе кто-то поселился.

Хейке кивнул:

— Тогда у нас есть шанс.

— О чем ты?

— О сокровище. Мы должны унести оттуда сокровище, прежде чем он обнаружит его и все уничтожит.

— А ты знаешь, где оно?

— Да. Тетя Ингрид мне рассказала. — Он улыбнулся. — О, Ингрид все знает. И ей очень хочется, чтобы мы нашли его!

— Она тебе сама об этом сказала? — боязливо осведомилась Винга.

— Нет, она ни словом не обмолвилась. Я сам чувствую.

— А все-таки, наверно, интересно быть меченым? — наивно спросила Винга. Он сразу посерьезнел:

— В этом есть, конечно, свои преимущества. Но я бы отдал все на свете, чтобы только стать обычным смертным.

— Ты хочешь сказать, быть красивым?

— Ты слишком бесхитростна, — сухо сказал он. — Да, именно это я и имел в виду.

Винга попыталась сгладить ту боль, что причинила ему своим вопросом:

— Но ведь все равно интересно. Не обязательно же быть красивым.

— Да, конечно. Оба замолчали.

— А как ты собираешься забрать сокровище? — безнадежным голосом спросила она. Ни за что на свете она не хотела обидеть своего нового друга, но так получилось.

Он ответил приветливо, как всегда:

— Я хотел пробраться в усадьбу ночью. И тогда…

— Мы вместе проникнем туда!

— Не говори глупости. Тебе туда нельзя.

— Кто лучше меня может спрятаться от людских глаз?

— Винга, я… Знаешь что, давай не будем обсуждать этот вопрос! Во всяком случае, я планировал пробраться на усадьбу через подвал.

— Так сокровище в подвале?

— Нет. Ты ведь знаешь, у нас в роду было много врачей. Целая комната отведена под… ну как сказать… лабораторию. Там много шкафов. Если открыть дверцы одного из них, найдешь потайную дверь. Там-то и лежит священное сокровище. Там же находится бутылка Ширы и все остальное. Если Снивель решит переделать дом, убрать все шкафы, то он может его найти. А этого, Винга, случиться не должно!

— Странно, почему Люди Льда не перепрятали сокровище после смерти Ингрид!

— Людьми Льда, девочка моя, были, между прочим, и твои родители, что жили в Элистранде. Они, вероятно, решили, что вскоре кто-нибудь из нашего рода приедет из Швеции и возьмет Гростенсхольм себе. Кто мог знать, что их поразит смерть! А потом осталась только ты.

— Да, — жалобно ответила она. — Я была тогда совсем ребенком. В душе. И я все еще играла в детские игры. И ничего не понимала!

— От тебя тогда никто ничего и не требовал. У тебя своих проблем хватало. Такая ужасная потеря, заботы об Элистранде.

Она задумчиво кивнула, глядя себе под ноги.

— А как ты думаешь забраться в подвал?

— Еще не знаю, — откровенно признался он. Винга задумалась. Предложить или не предложить?

— Хейке… может, я все же смогла бы тебе помочь?

— Что ты хочешь сказать?

— Когда я была маленькой, то часто приходила к тете Ингрид в Гростенсхольм. Однажды я получила хороший нагоняй, потому что могла свернуть себе шею.

— Что же ты сделала?

Она остановилась. За деревьями, на холме, виднелись потемневшие стены Гростенсхольма.

— Видишь вон ту башенку? Я решила удивить тетю Ингрид. Зашла я в обычную дверь, а спустилась с башни по лестнице.

Хейке остановился и взглянул на нее вопросительно. Коза рассеянно жевала свисавшую с телеги одежду.

Винга повернулась:

— Я просто взяла да и забралась на башню снаружи.

Хейке посмотрел сначала на Гростенсхольм, потом на Вингу:

— А что, там есть лестница?

— Нет. Я сначала взобралась на каменную стену, ставя ноги меж камнями. А затем ставила ноги на торчащие бревна.

Гростенсхольмский дом представлял собой сруб в лапу. И все равно! Хейке не мог представить себе, как Винга смогла забраться наверх. Дом был высок!

— И голова у тебя не закружилась?

— Кружилась. Но я просто не смотрела вниз. А по крыше ползти было уже проще.

Ему стало нехорошо уже от одной мысли об этом.

— Покажешь мне этот путь.

— Я хочу пойти сама.

— Не будь дурочкой!

— Но я не могу так, на пальцах, объяснить тебе дорогу.

Хейке надолго задумался. Затем кивнул:

— Хорошо. Ты победила. Пойдем вдвоем.

Вряд ли когда ему приходилось видеть такое сияющее лицо!

Но когда он упомянул про небольшой домик, снятый у Эйрика с сыном, она вдруг заартачилась.

— Разве он не находится совсем рядом с их усадьбой?

— Они совсем не опасны. Они ненавидят герра Снивеля. А нас, Людей Льда, любят. Кроме, пожалуй, Торы. Впрочем, она была не из рода Людей Льда. Они часто и тепло вспоминают тебя, переживают, беспокоятся — жива ли ты еще. Их тебе нечего бояться.

— Ладно, — Винга тихонечко освободила руку. — Тебя я признала. Ты как я. Но никого другого я видеть не хочу. Я могу жить в лесу.

— Нет, не можешь! Но, с другой стороны, со мной ты тоже не можешь жить. Я поговорю с Эйриком. Ты сможешь жить вместе с его внучкой.

— Нет! — уперлась Винга. — Я не могу, я не буду! — Хейке пришлось тащить ее за собой.

— Хватит ребячиться! — нетерпеливо бросил он.

Вскоре Хейке успокоился. Он вспомнил о том, что пришлось пережить Винге, как жизнь в одиночестве повлияла на ее развитие, как изменилась для нее жизнь.

Парень тяжело вздохнул:

— Сегодня переночуешь у меня. Но только один раз. Не будем давать почву слухам.

А про себя подумал: «Когда она ближе познакомиться с семьей Эйрика, с каждым из них, начнет им доверять, все станет проще». Он не мог оставить ее у себя. Слишком Винга стала взрослая. Люди любят посплетничать.

Как только Хейке успокоился, Винга тоже повеселела. Она следовала за Хейке словно послушный ягненок. Смиреннее, чем коза. Та пыталась бодаться, когда у нее отнимали такую вкусную зимнюю одежду.

— Вот тут я и живу, — вдруг сказал Хейке. Винга резко остановилась:

— Но это же старый дом Симена! Ты не можешь здесь жить!

— Почему нет? Он что, тоже умер от эпидемии?

— Нет. Но он бродит по дому.

— Какая ерунда! Я уже прожил здесь несколько дней, но так ничего и не увидел. А я, дорогая моя Винга, вижу скрытое лучше других. Фу! Теперь коза набросилась на твою зимнюю обувь!

Винга отогнала козу.

— Между прочим, как ее зовут?

— Зовут? — удивленно переспросила Винга.

— Именно. Неужели ты прожила с ней больше двух лет и не придумала для нее имени?

— Не-е-е-ет, я… Даже не знаю. Я обычно говорю «ко мне, глупая» или что-нибудь в этом духе.

— Ладно, назовем ее «Глупая». Ну, Глупая, оставь тележку в покое. В лесу и так масса еды.

— Да, но ее не так интересно щипать, — засмеялась Винга.

Винга поселилась в доме Симена вместе с Хейке и козой. Коза так и не поняла, почему ее оставили в загоне для скота. Она хотела быть вместе с Вингой, вот и все! Что это еще за глупости! И коза, конечно же, победила.

И все же Винга немного боялась. Если честно, то даже очень. Во-первых, потому, что дом находился на земле Эйрика. А во-вторых, она не была уверена в способности Хейке чувствовать привидения. Всему согну было известно, что умерший двадцать пять лет тому назад Симен изредка появлялся у калитки. Поэтому Винга позаботилась прежде всего о том, чтобы проделать запасное отверстие в изгороди. Ей совсем не хотелось рисковать и встретиться кое с кем нос к носу у калитки.

Хейке только качал головой.

У него хватало своих забот — надо было найти Винге место для ночлега. А если точнее, то найти место себе. Естественно, единственная в доме кровать досталась Винге. Дом Симена был в более хорошем состоянии, чем Вингина усадьба. Но Винге тут не нравилось. Тут не та атмосфера, настаивала она. Тут даже стены живут.

— Послушай, Винга, — строго произнес Хейке. — Это мне в жизни не повезло, потому что я обладаю такой интуицией, а не тебе. В этом доме не произошло ничего страшного; старики умирали здесь своей смертью.

Она вздрогнула от такого ответа.

— А теперь иди и ложись, — с заботой проговорил Хейке. — Ты все жмешься ко мне, как испуганная городская девчонка! Пойди приляг. Правда, уже утро, но мы совсем не спали этой ночью. К тому же ты много пережила. А вечером пойдем вызволять сокровище.

— Ага! — с энтузиазмом согласилась она. — Я и вправду устала. А ты? Тебе тоже надо поспать.

Он не стал рассказывать Винге о том, что охранял ее круглые сутки.

— Я прилягу на солнышке.

Она вмиг оказалась около него. Движение ее было почти неуловимым:

— Я тоже.

Хейке заглянул в ее большие, полные решимости глаза и не смог удержаться от улыбки.

— Нет, — спокойно произнес он. — Но если тебе что-нибудь понадобится, я рядом.

В одном Винга была уверена. Ее инстинкт, обострившийся от долгой жизни в лесу, подсказывал ей, что для нее этот дом опасен!

Коза, с глупым выражением на морде, выпустила несколько темных горошин на только что подметенный пол. Хейке огорченно вздохнул. Надо было подметать.