Воллерский помещик тяжело шагал по своему большому, мрачному дому. Его шаги были медленные, как у человека, перенесшего большие испытания и потерпевшего поражение. В последнее время он все чаще и чаще заходил в западную часть дома, где жила его дочь. Да, у Воллера была еще и дочь, но она в расчет не принималась.

Да и стоило ли с ней считать! Насмерть запуганная своим отцом, пустоголовая, не способная ни к какой работе по дому. Но, вопреки всему, она была человеком, о чем он часто забывал.

Она вышла замуж за соседского сына, и оба считали, что должны получить в наследство поместье Воллера, после того, как Монс Воллер погиб такой жестокой, но почетной смертью. Когда зять находился на отдаленном горном пастбище, на него свалился камень, и он погиб. После него остался наследник: вскоре после его смерти дочь Воллера родила мальчика. И этот ребенок стал единственным утешением для воллерского помещика. Годовалый мальчик жил теперь вместе со своей запуганной матерью в западном крыле усадьбы. Дочь ничего не значила для помещика, тогда как внук был всем. Не то, чтобы он хотел или был способен ухаживать за ним — просто он видел в нем наследника.

И этот наследник теперь умирал.

Никто не знал, что у него за болезнь. Он был тщедушным, бледным и слабым, отказывался от еды, постоянно плакал. Он лежал посреди роскошной постели, маленький и истощенный, глядя на всех своими большими, испуганными глазами.

Воллер без стука вошел в комнату. Дочь вскочила со стула и склонилась перед ним. Даже не взглянув на нее, он подошел к внуку, маленькому Эрлингу, пристально посмотрел на него.

Рот мальчика искривился: он боялся этого огромного человека, называемого дедом.

— Только бы он выздоровел, — пробормотал Воллер и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

В гостиной он сел на свой обтянутый кожей стул и задумался. Ему было не до еды, его целиком поглощали тягостные мысли. Вошли двое людей, выполнявших его и судейское поручение, остановились в дверях. Их приход напомнил воллерскому помещику о Виллему и об амбаре. «У этих Людей Льда есть все, — раздраженно подумал он. — Они плодятся, как кролики, их ничем не истребишь. Тогда как я потерял все, что имел. Теперь они объединились с моими главными врагами из Свартскугена. Но меня им не поставить на колени! Перевес на моей стороне. В моих руках находится та, что разрушила мою жизнь, убила моего сына. И еще один из них сидит у меня под охраной. Я всех их переловлю, одного за другим…»

Месть была для него теперь единственным утешением. Его несчастья придавали ему силы, возбуждали в нем желание поставить на колени других.

— Ну, что? — спросил он. — Как он перенес еще одну порку?

И когда они подошли поближе, он увидел на их лицах страх и ужас.

— Что случилось?

— Она опять это сделала, — сказал один из них, невзрачный на вид.

— Что сделала? — спросил воллерский помещик, уже догадавшись, что тот имел в виду. Однажды он сам видел глаза Виллему через свое смотровое окошко, когда она прогнала преступника. И этого он забыть не мог.

— Мы начали бить его, — сказал его сподручный, — но не успели мы ударить и пару раз, как она оказалась там…

— Что вы болтаете? Она что, вошла туда?

— Нет, но ее глаза, господин… — сказал другой. — Она приказала мне опустить кнут, и я не мог ее ослушаться, потому что вид у нее был такой, словно она явилась из самой преисподней, господин.

— Вот что творят эти Люди Льда! — прорычал, вставая, воллерский помещик. — Но теперь этому будет положен конец! Наши планы помучить его у нее на глазах рухнули. Позовите-ка моего друга судью! Да поживее!

Судья явился незамедлительно.

— Я уже слышал, что произошло, — тихо произнес он. — Следует ли мне призвать ее к суду? Или же мы…

— Нам не нужно придавать это дело огласке. Она остра на язык и наверняка разболтает о своем пленении, о Скактавле и многом другом. К тому же этих дьяволов поддерживает нотариус, а этот смазливый швед — королевский курьер. Нет, все это мы должны провернуть сами.

Судья придвинулся к нему и сказал:

— Как обычно поступают с ведьмами?

Воллерский помещик внимательно посмотрел на него.

— С ведьмами? О, есть множество методов! Самый простой из них… — его мрачное лицо просияло. — Да, конечно же! Настоящую ведьму следует сжечь на костре!

— Но это нужно сделать тайно. Мы должны избегать какой бы то ни было огласки.

На лице воллерского помещика появилась жуткая улыбка:

— Это будет замечательный костер!

— Незабываемый! И она не должна ни о чем знать заранее. Она одержима опасными силами и может заколдовать нас, если мы попадемся ей на глаза.

— Точно! Однако…

— Что же?

— Меня смущает одно: амбар не подходит для этого.

— Да, — подумав, согласился судья. — Загорится вся усадьба, да и лес совсем рядом…

— Усадьбу не жалко, она и так вот-вот развалится, а лес поблизости нужно вырубить — на это уйдет день.

— Правильно! А как быть с этим? С «курьером Его Величества короля Карла XI»?

— Он не должен быть свидетелем происходящего.

Судья кивнул:

— Он слишком много знает. Так пусть же сгорит на том же самом костре!

— Это будет замечательное представление, мой друг! Когда же мы устроим все это?

— Скажем, завтра вечером. К этому времени все будет готово.

— Прекрасно! Теперь в моей жизни будет хоть какой-то просвет!

Бранд в который уже раз подходил к окну. Доминик отпросился на три дня — и он отсутствовал уже более двух дней. Не следовало его отпускать! Они обещали ждать его три дня и только после этого отправляться на поиски.

Но где его искать? Сначала он думал отправиться в округ Энг, но там они уже были. Неужели он окажется брошенным на произвол судьбы?

Во всех трех усадьбах беспокоились. Габриэлла плакала и обвиняла себя в том, что толкнула, хотя и невольно, Доминика на верную гибель. Никлас хотел тайно отправиться на поиски обоих, но его остановил Андреас.

Страх, ужас, плач царствовали в Гростенсхольме.

Каждому, будь то мужчина или женщина, по-своему не хватало Виллему — подобно тому, как в свое время все работники готовы были отправиться на поиски маленького Маттиаса.

Ларc, сын Йеспера и внук Клауса, тоже искал — в основном, вокруг своего собственного дома, стоящего в лесу на холме.

Ларc удивил всех, женившись и родив дочь, которая тут же поставила всю семью с ног на голову: у них появился очаровательный, белокурый, толстый и крикливый ягненок, вокруг которого все вертелось. Ни у кого не было сомнения в том, что у маленькой Элизы добрая душа. И в самом деле, она напоминала пышную розу среди осота или лилию на бесплодной песчаной дюне. Она была хороша, как маленький эльф, с белокурыми локонами, падающими на плечи, и голубыми, ясными глазами. Ее веселое щебетанье слышалось с утра до ночи в скромном фермерском домике. Йеспер называл ее Принцессой и никак не мог насмотреться на нее. «Как меня зовут, Элиза?» — спрашивал он обычно. И годовалая крошка отвечала так, как ее учили: «Деда Йеппе». И Йеспер сиял, как солнце: «Это дедушкина внучка! Такая же умница, как и он, она унаследовала мою сообразительность!» Мать Элизы ничего не говорила, только многозначительно поджимала губы.

Девочку назвали в честь Эли из Линде-аллее, которая считалась на ферме ангелом-хранителем и доброй феей. Они никогда не уходили с Липовой аллеи с пустыми руками, если испытывали в это время нужду. Из Гростенсхольма — тоже, поскольку ферма принадлежала хозяевам Гростенсхольма, Маттиасу и Хильде, и их долг был помогать своим работникам. Что они и делали. Отношения же с Эли и другими жителями Линде-аллее в значительной мере носили отпечаток дружбы — и это повелось с тех пор, как Суль явилась домой с тяжело больным Клаусом.

И теперь все их семейство переживало за маленькую, непостижимую фрекен Виллему.

Ларе отправился запирать на ночь надворные постройки и сеновал, но, вернувшись домой, он остановился в дверях и задумчиво почесал затылок.

— Что с тобой? — спросила жена, укладывающая спать девочку. Элиза прыгала и возилась в кровати, а мать говорила сердито: «Ну стой же спокойно, я раздену тебя!» — как говорят миллионы матерей во всем мире.

— Я не знаю, — ответил Ларс. — Мне показалось, будто в сарае кричала рысь.

— Что ты говоришь! — удивилась его жена. — Эта кошка была там?

— Похоже, что так. Но опасности нет, все животные заперты в клетку. А если у этой рыси детеныши? Кто-то мяукал, словно котенок.

— Нет, в это время года у рыси не может быть детенышей, — скептически ответила его жена. — Постой-ка! А не могло это быть чем-то другим? Привидением, например?

— Не знаю, что там такое было. Отец, пойдешь со мной? Возьми фонарь и посмотрим, что там.

Йеспер, который не любил разговоров о привидениях, сказал, что, конечно, он пойдет, но что-то у него разболелась нога…

— Эта нога болит у тебя всякий раз, когда ты пытаешься увильнуть от чего-то неприятного. Пошли же, там наверняка какой-то зверь попался в капкан!

И Йеспер, шестидесяти семи лет от роду, зажег, скрепя сердце, фонарь. Для верности он запер дверь на засов, взял нож и перекрестился.

И они пошли.

Вечер был безветренным, в воздухе пахло снегом, но снег пока не выпал. Поросший лесом холм казался угольно-черным на фоне неба. Все было тихо. Далеко внизу светились маленькие, желтые огни окон Гростенсхольма.

— Лично я ничего не слышу, — нарочито громко произнес Йеспер, чтобы спугнуть возможное привидение.

— Ты, отец, подожди немного, сейчас услышишь!

Было холодно, но Йеспер, расстегнувший по дороге свои многочисленные куртки, запарился, его сопящее дыхание нарушало тишину.

— Это становится…

— Тихо! — прошептал Ларс. — Слышишь? Как только ты открыл рот…

Сердце Йеспера застучало, фонарь задрожал в руках. Из сарая послышался протяжный звук.

— Нет там никакой рыси… — прошептал Йеспер, побледнев.

Они прислушались. У Ларса тоже пропало желание идти туда и закрывать на задвижку дверь, но он заставил себя сделать это. Для него было важно, чтобы его жена, которую он очень любил, гордилась им.

Он крикнул в сторону сарая:

— Во имя Иисуса Христа, если ты хочешь нам зла, иди туда, откуда пришел!

— Хорошо сказано, Ларс, — пробормотал Йеспер. — Во имя Иисуса, проваливай в ад!

И тогда из сарая послышался человеческий голос.

— Во имя Иисуса Христа, я не хочу причинять вам никакого зла. Ради Бога, помогите мне!

В свете фонаря отец и сын уставились друг на друга.

— Это человек, отец, — сказал Ларс. — Пошли, отец!

По-прежнему боязливо, но все-таки желая ему помочь, Йеспер поплелся сзади.

— Подожди, мальчик, я ничего не вижу в темноте!

Они наткнулись в темноте прямо на стену сарая.

— Эй! — крикнул Ларс и остановился.

— Я здесь, — ответил голос совсем рядом, справа от сложенных в кучу еловых веток.

Они осторожно приблизились, высоко держа фонарь.

— Господи, там кто-то лежит! Давай-ка поднимем его!

— Поднимайте осторожнее! — простонал человек. — Я тяжело ранен.

— А он хорошо говорит, — глубокомысленно заметил Йеспер. — Где раны?

— По всему телу, — прошептал тот. — Но больше всего ранений на голове, это очень серьезно…

Ларс быстро вернулся к дому.

— Марит! — возбужденно крикнул он. — Марит!

Дверь открылась, стало светло.

— Мы нашли там какого-то парня. Пошли, поможешь нам!

— Он ранен?

— С ним произошло что-то страшное. Давай-ка побыстрее!

Дверь открылась, и через некоторое время вышла его жена.

— Элиза еще не спит, поэтому я ненадолго, — негромко произнесла она, — что там такое случилось?

Увидев раненого, она тут же взялась за дело. То, что не удавалось неуклюжим мужчинам, у нее сразу же получилось: они уложили его на сани, и вскоре человека осторожно внесли в дом. Его уложили на супружескую постель, где когда-то Клаус и Роза проводили свои счастливые минуты, где родился Йеспер и более пятидесяти лет спал со своей супругой в счастливом браке, здесь родился Ларс и обладал своей женой Марит — и год назад здесь родилась маленькая Элиза. Ход истории…

— Что с ним стряслось? — спросил Йеспер, взбудораженный тем, что все это происходит в его скромном домишке.

— Он совсем плох, — сказала Марит. — Я просто не знаю, что с ним делать.

— На вид он не простолюдин, — заметил Ларс, — хотя и весь израненный. Как же он попал сюда?

Человек открыл глаза, пытаясь что-то сказать.

— Ну, что? — спросила Марит, склонившись над ним.

Его губы пытались выговорить какое-то слово.

— Еще раз! — попросила она.

Он сделал еще одну попытку. Марит вздрогнула.

— Господи, мне показалось, что он сказал: «Виллему»!

Человек кивнул.

— Виллему? Вы знаете, где фрекен Виллему?

Он снова кивнул, сделав знак, что нужно торопиться.

Марит засуетилась.

— Ларс, бери коня и скачи вниз! Как можно быстрее! Позови господина Маттиаса — эти раны нам самим не залечить. И господина Калеба! И молодого господина Никласа, у него целительные руки. Скорее!

Ларс ходил туда-сюда.

— С чего мне начать?

— Поезжай к тем, кто ближе! Обойди всех по порядку!

— На дворе такая темень. Что, если конь…

— Что, если, что, если! Садись на коня и скачи и не будь простофилей!

Никто не обращал внимания на Элизу, которая свесилась с кровати и во все глаза наблюдала за новоприбывшим, лежавшим в постели отца и матери.

Въехав верхом во двор Линде-аллее, Ларс поднял на ноги весь дом: он кричал и стучал в дверь. И как только все узнали, что случилось, никто не мог заснуть. Никлас и Ларе поделили между собой Гростенсхольм и Элистранд, поскакав туда во весь опор. И все до одного обитатели трех усадеб направились в лесную избушку, в том числе еще болевшая Габриэлла и все «протеже» Виллему из Тубренна.

Все прибыли среди ночи к маленькой избушке. Внутри нее сразу стало тесно. Они столпились у кровати. Человек был в сознании, Марит дала ему поесть и выпить горячего, но он почти не притронулся к еде.

Но Маттиас отправил всех обратно: избушка тесна, так что большинству пришлось бы стоять за порогом, а ночь была морозной. Остались только трое: Калеб, Маттиас и Никлас. Осталась с ними и Эли, которую очень любили в лесной избушке и которая фактически была сестрой Виллему, хотя они и не росли вместе. Калеб и Габриэлла взяли сироту к себе, думая, что у них не будет детей, а также потому, что девочка им понравилась. Но когда Эли выросла и вышла замуж за Андреаса, у нее и у Габриэллы в один год родились дети: Никлас и Виллему. Так что между сестрами была разница в восемьнадцать лет. Будучи ребенком, Виллему всегда чувствовала, что между ними есть связь, и она часто навещала свою взрослую сестру — нежную, скромную, чувствительную — чтобы поболтать с ней.

Эли очень тяжело воспринимала исчезновение Виллему.

— Постойте… — сказал Никлас, приложив ладонь к губам. — Я же видел его раньше.

— Ты знаешь его? — спросил Маттиас.

— Да. Но… Ромерике? Как это было?.. Мы встретились на горном пастбище. Но сначала — в лесу… Его зовут…

— Не можешь вспомнить?

— Он возглавлял бунт! Дворянин, Скактавл!

Никлас наклонился к нему.

— Вы помните меня?

Человек кивнул.

— У Вас… удивительные руки…

И снова он закрыл глаза, словно умер.

Надеясь, что Скактавл его слышит, Калеб взволнованно произнес:

— Я отец Виллему. Вы что-нибудь знаете о ней?

Бородатый, изможденный, израненный Скактавл приоткрыл глаза и кивнул.

— Замечательная девушка, Виллему… Вы можете гордиться ею.

— Она жива?

— Да. Но она… в большой опасности.

Руки Калеба вцепились в край постели.

— Где она?

— Я… я не могу…

— Подожди, Калеб, — сказал Маттиас. — Ты так утомил господина Скактавла, что он чуть не лишился чувств. Нужно сначала осмотреть его.

Калеб согласился.

— Накрывай на стол, Марит, — шепнул жене Ларс, — нужно чем-то угостить господ.

Но Марит уже делала это. И пока Маттиас и Никлас занимались Скактавлом, они с Эли поставили на стол все, что было в доме.

— Как мог этот человек, с такими переломами, выжить? — изумленно произнес Маттиас.

На теле Скактавла не было ни одного неповрежденного места. Они работали быстро и умело: Маттиас использовал общеупотребительные средства, а Никлас — свои руки, касаясь ими наиболее поврежденных мест. Это благотворно подействовало на раненого — и он вдруг начал говорить.

— Где я?

Они объяснили.

— В округе Гростенсхольм? — удивился он. — Но как я попал сюда?

— Откуда Вы пришли? — спросил Маттиас. Взгляд его затуманился.

— Они хотели повесить меня. По пути туда я бросился вниз с обрыва, мне нечего было терять. Не знаю, сколько я пролежал там, внизу, но когда я очнулся, было темно. Веревка, которой были связаны руки, к счастью, порвалась при падении. И я пополз, будучи не в силах стать на ноги, по каменистому оврагу. Я не имел понятия, куда ползу и сколько я так полз, потому что без конца терял сознание. Я приходил в себя то днем, то среди ночи. Груды камней, крутые обрывы, лес, горы… просто удивительно, какой у человека инстинкт самосохранения! Но самое поразительное — что я выбрался из пропасти! Я карабкался почти по отвесной стене — у меня осталось впечатление о кошмарном страхе перед бездной…

Эта длинная речь совершенно выбила его из сил. Некоторое время он отдыхал, тяжело дыша, словно после бега.

Им приходилось сдерживать себя, чтобы не спрашивать о Виллему.

Наконец он открыл глаза.

— Хуже всего с головой. Она горит и раскалывается, словно кто-то бьет по ней острием копья.

— Я понимаю, — мягко ответил Маттиас. — Вам нужно как следует отлежаться.

— Но где Вы были до того, как бросились с обрыва? — спросил Калеб, который не мог больше тер петь. Скактавл наморщил лоб.

— Я видел внизу округ Энг… большую усадьбу Воллера. Видел усадьбу судьи, где растет среди деревьев виселица-дуб. Туда мы и направлялись. Но откуда мы пришли…

Он долго размышлял.

— Виллему и я были заперты в каком-то амбаре. В заброшенной усадьбе, состоящей из нескольких строений. Чтобы попасть в амбар, нужно было пройти через конюшню…

Дальше он не мог рассказывать, ему нужен был отдых.

Они переглянулись.

— Заброшенная усадьба? В округе Энг? Таких усадеб там нет, — сказал Никлас.

— Нет, нет, — сказал Скактавл, облизывая иссохшие губы. — Это не в округе Энг. Мой путь к смерти начался в другом месте.

Они ждали, не веря ему.

— Откуда же? — спросил Калеб. — Из округа Гростенсхольм? Уж в это я никогда не поверю.

— Я не знаю, — сказал Скактавл. — Но чтобы попасть в Энг, нужно перейти через холм.

— Значит, Виллему осталась в амбаре? — спросил Калеб.

— Она была там, когда они увели меня.

— Вы не видели там кого-нибудь еще? — взволнованно спросил Никлас.

— Я имею в виду одного из наших родственников, молодого Доминика, который был со мной в Ромерике, когда я приезжал за Виллему. Он тоже исчез.

Скактавл попытался улыбнуться, но на его лице появилась лишь страдальческая гримаса.

— Доминик! Она часто говорила о Доминике, видно было, что она связана с ним какой-то ненавистью-любовью. Нет, я никого не видел. Но я не знаю, сколько дней я был в пути.

— Это могло произойти до того, как Доминик отправился на поиски, — заметил Маттиас. — Но самое главное: кто сторожил вас? Кто сделал вас пленниками? И почему?

Превозмогая боль, Скактавл произнес:

— Меня схватил судья. Год назад. Меня привели в амбар, служащий тайной тюрьмой для особых пленников. Уже много человек погибло там. Меня схватили, потому что я был предводителем бунтовщиков, и судья не мог смириться с тем, что я разгуливаю на свободе. Но Виллему…

Эли заметила, что он хочет пить, и поднесла ему черпак с водой. Он сделал несколько глотков.

— От этого лучше заживают раны, — заметил Маттиас, — кровообращение усиливается…

Эти слова подбодрили Скактавла. Облегченно вздохнув, он продолжал:

— Виллему схватил воллерский помещик. Он и судья действуют заодно.

— Мы так и думали, — сказал Калеб.

— Этот Воллер — старая свинья, — с гримасой отвращения произнес Скактавл. — Он сделал в стене смотровые окошки, чтобы наблюдать за своими пленниками. Я подозреваю, что они убрали меня потому, что ничего пикантного между мной и Виллему так и не увидели.

— Это же… — возмущенно начал Калеб, но сдержался. — Значит, Вы полагаете, что Доминик тоже мог попасть в амбар?

— Я ничего не знаю об этом. И это так далеко отсюда. Скажите, доктор, — обратился он к Маттиасу, — в каком я состоянии?

Все это время Никлас держал свои руки на самых поврежденных местах. Рука Маттиаса лежала на плече его молодого родственника.

— Любой другой погиб бы уже при падении, господин Скактавл, но Вы сделаны из поразительно крепкого материала. И Вам еще раз повезло: не всякому случается лечиться у целителей из рода Людей Льда! Такие целители рождаются редко: последним был мой прадед, легендарный Тенгель. Молодой же Никлас — его праправнук.

Скактавл попытался улыбнуться.

— Я горжусь этим и считаю это для себя честью. Но ведь и Вы кое-что умеете, доктор Мейден?

У Маттиаса, с его нежным взглядом, был весьма лукавый вид.

— Кое-каким фокусам-покусам я обучен, это верно, — сказал он, — но сам по себе я простой смертный, не обладающий какими-то особыми качествами.

— Но доброе сердце — это уже кое-что! Я благодарен Вам за Вашу заботу…

Марит скромно пригласила всех:

— Не будете ли вы так любезны откушать за нашим столом…

— Теперь не время… — начал было Маттиас, но осекся, видя, какой гордостью светятся глаза Йеспера, пригласившего господ отведать холодного молока, ячменных лепешек и домашнего пива, видя смущение Ларса, приглашающего их к столу, видя, как Марит боится, что они скажут «нет». И он вспомнил, как впервые встретил свою любимую жену Хильду в доме палача, как она угощала его печеньем, испеченным к Рождеству — мастерски сделанным печеньем — и у него комок застрял в горле.

— Благодарствуем за угощенье, — с достоинством произнес он. — А потом мы переправим господина Скактавла в Гростенсхольм. Там есть все, что нужно для лечения.

Все сели за стол. Ларс и Йеспер сидели на краю постели, глаза их сияли. Маленькая Элиза прыгала в своей кроватке, и Ларс взял ее на руки. Марит строго посмотрела на него, но ничего не сказала.

И во время еды Никласу пришла в голову мысль, которая помогла разгадать загадку.

— Овраг… С обрыва был виден округ Энг?

Все задумались.

— С нашей стороны нет никаких оврагов, — сказал Маттиас.

— Скажи мне вот что, — задумчиво произнес Никлас. — Ведь родня воллерского помещика раньше не жила там. Откуда он родом?

В разговор вмешался Йеспер.

— Они же хитростью отобрали усадьбу у Свартскугена! Парни из Свартскугена говорили мне об этом лет пятьдесят назад. Они родом из Муберга.

Все повернулись к нему: лицо его горело от радостного возбуждения и смущения. Это он подсказал им!

— Муберг? — повторил Калеб. — Есть ли в тех местах овраги?

— Во всяком случае, склоны холмов там более крутые, — заметил Маттиас.

— Да, там есть страшные пропасти и овраги, — сказала Марит. — Я сама ходила туда, потому что там жила сестра моей матери.

— Но мы уже вели поиски в округе Муберг, — сказал Маттиас. — Но ничего не нашли. И никаких пропастей на пути из Энга в Муберг мы не видели!

— Но горы же тянутся к западу! — вставила Эли. — А другой дороги туда нет!

— Это верно, — поддержала ее Марит, — там есть отвесные скалы… Подождите-ка!..

Все внимательно смотрели на нее.

— Однажды сестра моей матери говорила… нужно вспомнить… Мы стояли тогда на вершине холма, указывая вниз, сказала: «Вон там лежит заброшенная усадьба. Но туда нельзя ходить, там собирается нечистая сила». Вот что она сказала.

— На вершине холма? — недоверчиво произнес Калеб.

— Да, выходит, что эта усадьба лежит на склоне холма, так что сверху ее не видно.

— Заброшенная усадьба? — сказал Маттиас. — Не думаю, что это имеет для нас какое-то значение…

— А я думаю, что имеет… — неуверенно произнесла Марит. — Ведь моя тетя говорила, кто владелец этой усадьбы. Но я теперь не помню. Но я запомнила ее слова о том, что они приобрели большое поместье и переехали отсюда много лет назад. В округ Энг.

— Вот так-то! — воскликнул Никлас, вскакивая с табуретки, которая тут же опрокинулась, поскольку одной ножки на ней не хватало. — Теперь все ясно! Поскачем туда немедленно! Прямо сейчас!

— Да, — согласился Маттиас. — Но сначала переправим господина Скактавла вниз. И соберем побольше людей.

— Я поеду с вами, — тут же предложил Ларс.

— Это прекрасно. Мы взяли бы еще с собой Марит, но…

— Я могу присмотреть за Элизой, — сказала Эли. — Я заберу ее и Йеспера на Липовую аллею. А Марит покажет вам дорогу.

Йеспер ничего не имел против того, чтобы побыть немного в Линде-аллее.

— Я поболтаю с моим старым боевым товарищем Брандом. Он уже, наверное, совсем старый…

Все улыбнулись: Йеспер выглядел лет на двадцать старше моложавого Бранда.

— Нам с Брандом есть о чем поболтать. Как мы сражались в Германии за Кристиана IV…

Маттиас прервал его приятные воспоминания.

— Скачи первым, Калеб, и собери людей! И тех, из Свартскугена, тоже! И людей из Эйкебю, усадьбы моей матери.

Ему не пришлось повторять это дважды. На ходу поблагодарив хозяев за угощенье, Калеб выскочил за дверь.

Теперь они найдут Виллему! Они напали на верный след.

— Да, это я им сказал! — хвастался Йеспер. — Я понял сразу, едва услышав крик этого человека в сарае, что все это не просто так. И я бросился ему на помощь!

Ларс и Марит понимающе переглянулись. Старый Йеспер всегда тащился сзади и жаловался, но они любили старика и позволяли ему приврать. Временами он бывал бестолков, но никогда не делал никому плохого.

Маленькая Элиза прыгала в своей кроватке, находя все это ужасно забавным.

На всех лицах светилась надежда. Они получили весть от Виллему.