Ожидая возвращения Линде-Лу, Криста сделала нечто такое, чего она сама потом устыдилась. Тем не менее, она оставила все, как есть. Хотя утром и принимала душ, теперь она вымылась еще раз, смазала кожу лосьоном, наложила на лицо маску, потом смыла все и осторожно, но умело, подкрасилась. Она использовала ту самую дорогую парфюмерию, которую ей подарили родственники из Липовой аллеи и которой она до этого ни разу не пользовалась, поскольку Абель не одобрял подобной экстравагантности.
Криста долго выбирала платье и наконец выбрала то, которое не имело никакого отношения к трауру.
Но она пошла еще дальше: она постелила прекрасное постельное белье — но не на ее и Абеля двуспальной кровати, на это она не решилась, а в комнате для гостей, где тоже стояла широкая кровать.
Она и сама толком не понимала, сделала она это сознательно или нет. Она заглушала в себе мысли, не давала им хода, она проделывала все, как робот.
Наконец все было готово. И только тогда она увидела, что натворила. Села на диван, выпрямив спину и нервозно сжав руки.
— Ведь ничего не будет… — шептала она самой себе. — Разумеется, ничего такого не будет. Просто хорошо, когда везде порядок. Хорошо знать, что везде все красиво!
Она включила телевизор, но там не было ничего интересного.
Она бродила по дому, не зная, за что взяться, сварила себе кофе и тут же забыла о нем, стала рыться на книжной полке, выбрала три книги и снова поставила их на место, потом взяла вязанье, но тут же нетерпеливым движением отложила его в сторону.
Пахло кофе, и она была почти в панике: что если Линде-Лу вернется до того, как улетучится этот резкий запах?
Везде был порядок, не было ни соринки.
Пожалуй, можно смазать еще духами за ушами…
Она взяла газету. Но буквы плыли у нее перед глазами. Вполне могла бы держать газету вверх ногами…
«Я должна выглядеть спокойной и отдохнувшей, когда он придет, — думала она. — А если он не придет сегодня? Если он придет только завтра, когда откроется почта? Тебе ведь пятьдесят лет, Криста! А ты ведешь себя, как пятнадцатилетняя!»
Но чувство, которое она теперь испытывала, не имело отношения к какому-то определенному возрасту.
Что же это было за чувство? Она не могла бы дать ему определение.
Вечером он пришел.
Руки у нее дрожали, она не могла нормально говорить, чувствуя, что вот-вот заплачет.
— Почему тебя так долго не было? — с ходу бросила она ему, хотя заранее решила вести себя с ним, как старший товарищ.
Он опустил голову.
— Я ждал за дверью, — смущенно признался он. — Мне казалось, что я не должен появляться здесь, поскольку мне нечего здесь делать до утра.
— Но ты все-таки пришел, — удовлетворенно произнесла она. — И это прекрасно! Мне так не хватало тебя!
Что бы она сама сказала о собственном достоинстве?
Но Линде-Лу просиял от радости. Он был — сама простота и воспринимал все естественно.
— Как хорошо от тебя пахнет, — сказал он, когда она случайно прошла мимо него.
«Спасибо, Мали, — подумала Криста. — Может ты и борец за права женщин, но духи выбирать умеешь! А вообще-то красночулочницы игнорируют косметику».
— Я приготовила скромный ужин, — как можно более непринужденно произнесла Криста. — Хочешь есть?
— Да, спасибо.
Он всегда отвечал такими простыми фразами.
Она поставила на стол стеариновые свечи, все было продумано до мельчайших деталей. Линде-Лу это показалось прекрасным. Он попробовал и ее самого лучшего красного вина. Она купила его после смерти Абеля, при жизни он не позволял ей этого делать, не желая держать алкоголь в доме. И в этом она соглашалась с ним, ведь двое его сыновей были очень охочими до спиртного.
Но теперь она покупала то, что хотела. В тот день, когда она купила бутылку вина, она почувствовала себя грешницей.
Она отдавала предпочтение средиземноморским винам, французские вина казались ей кисловатыми. Ей нравились крепкие, выдержанные вина с привкусом дуба. Вкус к ним она приобрела в Липовой аллее: Андре тоже любил испанские, греческие и итальянские вина.
Линде-Лу изумленно взглянул на нее, сделав один глоток, и она поняла, что он никогда в жизни не пробовал алкоголя.
«Значит, я совращаю духа?» — стыдливо подумала она.
Но для нее Линде-Лу никогда не был духом.
Достоинства вина он оценил, когда принялся за мясо. В конце концов ей пришлось сказать ему, что двух стаканов вина вполне достаточно для того, кто не имеет к этому привычки.
Вино на него подействовало. Не то, чтобы он был пьян, но вино раскрепостило его, чему она очень обрадовалась. Теперь он непринужденно болтал без всякой скованности и стеснительности, смеялся от всей души. Он стал более чувствителен, так что ей пришлось выбирать слова, чтобы не довести его до слез. Но пару раз это все же произошло. Однако вопрос об их отношениях оставался очень щекотливым.
За все время их маленького ужина она ни разу даже не подумала, что все это происходит в «доме Абеля».
И только когда они встали из-за стола, мысль об этом пришла ей в голову.
Она подумала, не поехать ли ей с Линде-Лу в Осло и не остановиться ли в каком-нибудь отеле. Но потом поняла, что это не нужно. Ничего плохого ведь не произойдет, она имеет право с чистой совестью принимать у себя гостей. Да и ночлег в отеле повлечет за собой новые проблемы. Здесь же можно быть раскованными.
«Почему мои мысли постоянно вращаются по этому замкнутому кругу? — с досадой подумала она. — Почему я не могу мыслить трезво и спокойно, как зрелая женщина, а ныне вдова?»
Но она очень хорошо знала, почему. Во-первых, она много лет прожила в узде, и сам этот брак был для нее хомутом, несмотря на то, что у нее был сын и первые пятнадцать лет она по средам и субботам отдавалась своему мужу…
«О, Господи…» — неслышно простонала она при мысли об этом.
Во-вторых, она никогда не могла забыть редкие и короткие встречи с Линде-Лу. Встречи, которые так ни к чему и не привели. Она как-то раз поцеловала его в щеку. А он попросил, чтобы она показала ему грудь, и только. На этом все и закончилось.
Но отношения их были всегда почти невыносимо чувственными. Не стала меньше эта чувственность и теперь.
Во всяком случае, с ее стороны. Как обстояло дело с ним, она точно не знала. Она тайком ловила его взгляды, брошенные на нее, его улыбка ласкала ее, иногда его рука касалась ее руки и тут же отдергивалась…
Ведь ей было уже пятьдесят лет! Неужели он…
Но ведь он же сказал ей:
«Какой красивой ты стала, Криста!»
«Нонсенс! Не вбивай себе это в голову, увядшая фиалка», — мысленно одернула она себя и вышла на кухню, чтобы поставить кофе.
Мысли ее были слегка сумбурными: закон разрешает мужчине жениться на своей племяннице. В этом нет ничего незаконного, с этим нет больше проблем.
Но кто на ком собирался жениться?
Одна ночь. У них была одна-единственная ночь!
Ее руки, держащие банку с кофе, так дрожали, что она просыпала кофе на стол.
Спокойно, Криста, спокойно! И ради всего на свете, не надо плакать!
Она глубоко вздохнула. Ну вот, она снова полна чувства собственного достоинства.
Линде-Лу сидел на диване, толком не зная, что ему делать. Почему Криста ушла на кухню? Разве она не знает, как у них мало времени?
Он стал беспокойным, говорливость прошла. Он не привык к вину, его приятно покачивало, и, в то же время, это лишало его уверенности в себе. И он без конца думал о том, что много лет Криста прожила в этом доме с другим человеком. Он помнил Абеля Гарда, и мысль о нем была для него неприятной.
Но ведь и Криста говорила об Абеле без особой радости. Она не сказала о нем ни одного плохого слова, но в ее красивых глазах неизменно была тень грусти.
Может быть, это объяснялось тем, что он, Линде-Лу, был здесь? Может быть, она сердилась на него за его вторжение?
Как трудно было оставаться в неведении!
И без всякой цели он побрел за нею на кухню. И когда он увидел рассыпанный кофе, увидел ее дрожавшие руки и слезы у нее на глазах, он снова успокоился. Он осторожно взял у нее из рук баночку с кофе и закрыл ее крышкой.
— Я не хочу больше ни есть, ни пить, — тихо сказал он. — У меня в запасе так мало времени.
Они снова пошли в гостиную, сели на диван на порядочном расстоянии друг от друга. Атмосфера стала напряженной и нервозной, никто не знал, как вести себя дальше. Оба сознавали, что подошли к критической точке.
Линде-Лу несколько раз пытался что-то сказать, но не мог.
Наконец она сказала:
— Ты можешь не сидеть всю ночь напролет ради меня, если тебе этого не хочется, — сказала она.
— Но ведь я же только что сказал… — нетерпеливо заметил он, — Криста, разве ты не знаешь, как я зависим от тебя?
— Зависим? Что ты хочешь этим сказать? — спросила она, тщетно пытаясь придать своему голосу достоинство более старшей по возрасту женщины. Отвернувшись от нее, он сказал:
— Для меня никогда не существовало никого, кроме тебя.
Ей хотелось, чтобы он продолжал говорить дальше. Сердце ее билось так тяжело, что ей попросту изменил бы голос, если бы она сама заговорила. Линде-Лу говорил очень тихо, с грустью в голосе. Но это происходило только потому, что он никому не привык жаловаться на свою жизнь.
— В моей короткой земной жизни я был глубоко привязан только к двум людям, Криста. К своим младшим сестренкам, о которых я заботился. Их у меня отняли. И обе они были убиты «господином Педером». В тот же самый день и я получил свою смертельную рану, как тебе известно.
— Да, да… — пробормотала она. — Я никогда не забывала об этом. Никогда.
— Мы оба знаем, как произошла наша с тобой встреча, хотя к тому времени меня уже не было среди живых. Мы оба принадлежим к роду черных ангелов. Но мы не бессмертны, как Марко. Мы с тобой, так же как и Натаниель, несем в себе какое-то представление о вечности, не так ли?
— Как это прекрасно и точно сформулировано, Линде-Лу! Именно так оно и есть. Вот почему я смогла тебя увидеть в тот раз, вот почему ты для меня такой живой, такой реальный.
Линде-Лу мечтательно улыбнулся.
— Этого пожелал Люцифер, — сказал он. — Все удивлялись, откуда у него в глазах такой дьявольский блеск. Думаю, что теперь я понял, откуда…
— Объясни!
— Давая мне самолично поручение, Люцифер сказал, что я преуспеваю во всех областях, за исключением одной. Думаю, что он хотел, чтобы мы встретились. Он знал, что ты являешься моей единственной…
Он оборвал сам себя. Есть границы для всякой смелости, даже для той, что вызвана у человека действием вина.
И Криста не настаивала на продолжении. Она просто сидела и наслаждалась его словами. Она испытывала удивительное чувство, слыша его слова.
«Женщины глупы или просто не уверены в себе, — подумала она. — Их постоянно нужно убеждать словами».
И, конечно же, ей нужно было ему перечить!
— Но это же было так давно, Линде-Лу! С тех пор многое изменилось…
Он посмотрел на нее своими теплыми голубыми глазами.
— Нет, — сказал он. — Ничего не изменилось, Криста. Если что-то и изменилось, то только к лучшему. Ты стала более зрелой, более красивой. Тогда ты была ребячливой девчонкой, которую мне хотелось защитить. Теперь ты такая самостоятельная и… как это сказать… Такая вожделенная! Можно так сказать?
— Можно… — смущенно ответила она.
Она нисколько не разозлилась! А он с воодушевлением продолжал:
— В тот раз я не мог говорить с тобой о моих телесных чувствах. Теперь ты… Мне так трудно найти подходящие слова! Теперь ты… опытная, ты не прельстишься этим…
«Но я уже прельстилась», — подумала она.
— Ты была счастлива в жизни, Криста?
— Я была одинока, — вырвалось у нее. Он удивленно посмотрел на нее.
— Да, что касается телесных чувств, то я могу утверждать, что в этом я была совершенно одинокой.
— Не хочешь ли ты поговорить об этом?
Она долго молчала, потом, наконец, решилась и сказала:
— Нет. Не здесь и не сейчас, теперь это просто неуместно. Я постелила тебе постель в комнате для гостей, Линде-Лу, так что, возможно, будет лучше, если ты…
— Но у меня нет времени, чтобы спать! Ты хорошо понимаешь, что в моем распоряжении один-единственный день, и больше мы никогда не увидимся!
Криста несколько раз кивнула. Ей понадобилось некоторое время, чтобы восстановить душевное равновесие.
— Рана в виске… — с печальной улыбкой произнесла она. — Я хорошо помню это. Ты получил ее в тот раз…
Она не смогла продолжать дальше.
— В тот раз «господин Педер» убил меня, да. И я умер, — смущенно усмехался Линде-Лу. — Странно, но даже сейчас я чувствую иногда головою боль. И это доказывает, что я по-прежнему жив, не так ли?
— Бесспорно, так, — улыбнулась она в ответ. — А сейчас у тебя не болит голова?
— Болит, но не настолько, чтобы я не мог это терпеть.
— Но головная боль портит человеку жизнь, я это знаю, и я не хочу, чтобы тебе сейчас была плохо. Мои руки не обладают целебной силой, но я умею кое-что другое.
— Что же?
— Не знаю, имеет ли это какое-то название, но некоторые люди утверждают, что болезни можно лечить путем надавливания на определенные точки стопы.
Линде-Лу скептически рассмеялся.
— Да, я тоже так реагировала, когда впервые услышала об этом. Но я решила попробовать. И это помогло! Если хочешь, я могу попробовать вылечить и тебя.
— Как ты сама считаешь… — неуверенно ответил он.
— Тогда разувайся!
Он покачал головой, словно с ее стороны это была шутка, но все же подчинился.
— У тебя такие красивые ноги, — сказала она. — Мне всегда нравилось смотреть на мужские ноги, это такое сексуальное зрелище. Разумеется, если они не кривые и не уродливые. И у некоторых мужчин ноги намного красивее и сексуальнее, чем у остальных. Твои же просто фантастичны! Стройные, жилистые, мускулистые! И никаких мозолей, никаких искривлений… нет, откуда им быть у тебя, если ты постоянно ходишь босиком…
Говоря это, она подняла одну его ногу и положила на диван, осторожно проведя по ней рукой.
— Щекотно, — засмеялся Линде-Лу.
Она тоже улыбнулась и принялась целенаправленно нажимать на определенные точки.
— Ой! — завопил он. — Оставь в покое мои пятки! Она погрозила ему указательным пальцем.
— Кажется, я уже нашла эту болевую точку! — сказала она.
— Да, благодарю! Мне так больно, что я даже забыл о головной боли.
— Я сейчас помассирую эту точку. Это, конечно, больно, но так и должно быть. Это означает, что там у тебя не все в порядке. Видимо, последствие ранения.
Вид у Линде-Лу был подавленным. Она провела рукой по его стопе.
— Что ты делаешь там?
Она уперлась всеми кончиками пальцев в сгиб между пальцами ноги и стопой.
— Я стимулирую твои лимфатические железы. А теперь… я прощупаю все твое тело, шаг за шагом. Здесь, на середине стопы, солнечное сплетение, здесь нужно быть осторожным. Здесь печень, почки…
Он не реагировал на ее нажимы.
— Ты совершенно здоровый человек, Линде-Лу, — сказала она.
Он воспринял это как комплимент. Немного помедлив, Криста прикоснулась к чувствительным точкам на его шее…
Линде-Лу медленно, прерывисто вздохнул.
— Не делай этого, Криста! Я становлюсь таким… странным!
Скрывая улыбку, она сказала:
— Извини, не заняться ли мне твоей второй стопой?
— Да, спасибо, это было бы чудесно. Но… только не нажимай больше здесь. Иначе я не смогу усидеть на месте…
— Я больше не буду, — стараясь сохранить серьезный вид, ответила она. Она и сама была немного возбуждена. Ей нравилось ласкать ноги Линде-Лу.
«Криста, — подумала она, внутренне улыбаясь. — Ты, наверное, стала пятколюбом?»
Внезапно ей разонравилось сидеть на диване в гостиной.
— Пока я не начала еще заниматься твоей второй ногой… Пойдем лучше в комнату для гостей! Абель никогда не заходил туда, а здесь он сидел каждый день!
Линде-Лу смущенно, почти со слезами на глазах, взглянул на нее и молча кивнул.
Тщательно закрыв дверь комнаты, она подумала: «Я только помассирую его вторую ногу, а потом уйду…»
Он лег на широкую постель, а она села у него в ногах. Она продолжала искать болевые точки, и он ничего не имел против.
— Криста, — сказал он очень тихо, словно кто-то мог его услышать. — Ты не могла бы мне рассказать о своем одиночестве? Я не совсем понимаю…
В эту комнату Абель никогда не заглядывал. Он был человеком привычки, имевшим свои излюбленные места в доме, за пределами которых он бывал редко.
Эта комната была нейтральной территорией. Нет, не только нейтральной: это была ее комната! Она сама обставила ее, часть мебели была привезена из Липовой аллеи, часть куплена.
Никому не было никакого дела до этой комнаты.
Ее руки лежали теперь на одеяле. Линде-Лу понял, что она закончила свою процедуру, но носки не надел. И она снова взяла одну его стопу, приподняла и провела ею по своей щеке. И когда он радостно задрожал, она вспомнила его вопрос.
У нее была огромная потребность поговорить с ним об этом — и именно теперь. Прямо здесь?
Теперь она была вдовой. Тридцать лет она была верной женой Абеля. Она многим пожертвовала ради него.
И она теперь не может об этом поговорить? И с кем?
Ведь Линде-Лу был единственным, кому она могла довериться. У них были родственные души. И она горячо выпалила:
— Все говорят, как это чудесно, любить! Я имею в виду, в постели. Да, в первое время мне это нравилось, когда я думала, что достаточно просто приносить радость мужу. Но этого оказалось мало, Линде-Лу! В конце концов я стала чувствовать, что мною только пользуются. Словно ковриком, о который вытирают ноги. Он никогда не считался со мной. Ой, зачем я сказала об этом! — пробормотала она, устыдившись своих слов.
Он молчал. Потом произнес:
— Значит, ты не испытывала…
— Нет, — вырвалось у нее. — Я не знаю, что такое экстаз, о котором все столько говорят. А последние пять-шесть лет мы вообще не… да, ты теперь знаешь все.
Ах, какой же трусихой она была, боясь назвать вещи своими именами! Линде-Лу прерывисто вздохнул, и в его вздохе чувствовалось облегчение.
— Но как же ты могла жить все эти годы? — смиренно спросил он.
Она вдруг почувствовала себя невероятно усталой.
— Тело само находит выход из положения. Человек видит сны.
— Да, — сказал он. — Это мне известно. Со мной это тоже было.
Она протянула ему руку, и он притянул ее к себе поближе, так что она села у его изголовья. Немного помолчав, Линде-Лу сказал:
— Хочешь, чтобы мы попробовали?
— Провести эксперимент? Посмотреть, загорюсь ли я? Нет, спасибо!
— Нет, я не это имел в виду, — печально, но спокойно сказал он. — Тебе хорошо известно, что я желаю тебя. Но я готов подождать, пока ты тоже этого захочешь. Понимаешь?
— Спасибо, Линде-Лу, — взволнованно произнесла она. — Но во всем этом есть какая-то неясность… Мне интересно, почему ты с такой свободой говоришь обо всем этом? Откуда тебе все это известно? Я думала, что…
— В моей земной жизни я ничего этого не испытал, Криста, — улыбнулся он, и его улыбка придала ей спокойствие. — Ты была моим первым опытом, и ты сама позволила мне ласкать твою грудь. Большего мы себе никогда не позволяли, тем не менее, я считаю, что наша любовь была пылкой и искренней.
— Да, это так. Ты не осмеливался даже поцеловать меня, но в моих воспоминаниях ты, фактически, делал это. Мы были так близки! Но откуда же тебе известно о женских потребностях и о женской тоске?
— Во-первых, ты сама только что немного говорила об этом, — улыбнулся он, беря ее руку в свою. — Во-вторых, ты не должна забывать о том, что я уже давно являюсь помощником и защитником Натаниеля.
— Но неужели он?.. — начала она, восприняв это как намек на поведение ее сына.
— Нет, нет, о его личной жизни я ничего не знаю, мы никогда не говорили с ним об этом. Но я встречался с другими духами-защитниками. С предками Людей Льда!
— В том числе с Суль… — пробормотала она.
— Да, и с Суль. Ее рассказы были очень поучительны. А также рассказы Ингрид, Виллему и Ульвхедина. Никому из них не были присущи изысканные выражения.
Криста была потрясена.
— Но ведь они же не занимались…
— Конечно, нет, — успокоил он ее. — Но они открыли для меня множество тайн, на словах, разумеется. Они очень сведущи в этом.
— Могу себе представить, — пробормотала она.
— Поэтому я хорошо знаю твои чувства, — несколько самоуверенно произнес он.
«Надеюсь, тебе не известны мои чувства в данный момент, — подумала она. — Ведь я вся горю… нет, мне это так не нравится!»
— Она порывисто встала и направилась к двери.
— Если ты не устал, то я устала, — сказала она на ходу. — Завтра нам предстоит напряженный день. Спокойной ночи, Линде-Лу!
Ее трусливое бегство было приостановлено. Он преградил ей путь.
— Почему ты уходишь? — обиженно спросил он. — Я не собираюсь ничего делать против твоей воли.
Она закрыла глаза.
— Против моей воли… — устало повторила она. — Вот в этом-то и состоит проблема.
— Я понимаю, — мягко заметил он. — Пойдем, Криста, единственная в моей жизни любовь…
— Неправда! Ты любил меня не при жизни! Ты умер до того, как я появилась на свет.
— Ты ловишь себя на слове. Ведь для тебя и для меня никогда не существовало границ жизни и смерти. Разве не так, Криста?
Они стояли возле двери.
«Если я поддамся ему, я пропала, — подумала она. — А этого нельзя допускать! Сегодня я не готова к этому… Но завтра будет уже поздно».
Линде-Лу было не легче, чем ей. Ведь он не хотел ни к чему принуждать ее, абсолютно ни к чему, он относился к ней с пониманием.
— Что я скажу Люциферу? — продолжал он, обращаясь главным образом к самому себе. — Он дал нам этот шанс, а мы им не воспользовались.
«Ей трудно воспринимать все это — в этом доме, — озабоченно подумал он. — И совсем недавно она стала одинокой… Или нет, она была одинокой на протяжение всего этого длительного супружества».
И разве не гадко было с его стороны радоваться этому? Да, гадко, — решил он.
— Но если ты так устала… — начал он.
Она тут же оборвала его:
— Что касается усталости, то это ложь. Мне нужно обдумать все, Линде-Лу, побыть наедине с собой.
Словно она еще ничего не обдумала!
«Не уходи, не уходи… — мысленно умолял он. — Что мне делать? Как мне поддержать ее в ее попытке освободиться от воспоминаний о муже? Ведь я знаю, что она нуждается во мне, так же как и я в ней нуждаюсь!»
— Если бы только мы могли выйти из дома, — вздохнул он. — Но лежать на земле для тебя будет холодновато…»
— Однако, Линде-Лу!.. — возмутилась она.
— Извини! Я совсем не то имел в виду. Но он имел в виду именно это.
И они оба засмеялись. Просто удивительно, как объединяет людей смех!
Собравшись с мыслями, Криста сказала:
— Пойду потушу везде свет и закрою на ночь дверь. В глазах у него появился неописуемый страх. Его глаза умоляли ее:
«Не уходи! Никогда!»
Но она быстро вышла из комнаты, чтобы не слышать его протестов.
Выйдя в прихожую, она прижала ладони к своим пылающим щекам. Она пыталась дышать ровно и спокойно, но это ей не удавалось.
Ей понадобилось немало времени, чтобы запереть входную дверь на замок. После этого она пошла выключать везде свет, проделывая это с нервной одержимостью.
Войдя в свою комнату, она бросила взгляд на лежащие на столе английские книги по криминалистике, снова вспомнив описанные там преступные извращения.
Она торопливо вышла и направилась в ее и Абеля спальню, чтобы выключить там свет. Взгляд ее упал на супружескую постель, хранившую воспоминания о ее самоотречении и — в определенной степени — о ее унижении.
Всхлипнув, она вернулась обратно в комнату для гостей.
Линде-Лу стоял на том же самом месте, где она покинула его. Лицо его было печальным, но он попытался улыбнуться, когда она пришла.
Криста обняла его.
— Защити меня, Линде-Лу, от всего этого! — прошептала она, словно ей угрожала какая-то опасность. — Дай мне забыть обо всех тех ужасах, о которых я начиталась! Помоги мне отделаться от угрызений совести! Помоги мне справиться с моим одиночеством!
Он прижал ее к себе.
— Я сделаю все, что ты захочешь, ты же знаешь! Но я тоже должен попросить тебя помочь мне.
— Конечно, дорогой друг. В чем тебе помочь? — прошептала она, прильнув к его плечу.
— Позволь мне отдать тебе всю мою любовь. Разреши мне сделать это, я сам на это не решусь.
Она смущенно засмеялась.
— Знаешь, я тоже очень стеснительная, — созналась она. — Я не та зрелая женщина, которая может научить юношу тайнам любви. Мы оба с тобой — одинокие люди с неудовлетворенной потребностью в человеческой близости и понимании.
Немного помолчав, она в отчаянии прошептала:
— Внезапно до меня дошло, что я вовсе не изменяю Абелю. Я отдала ему тридцать лет верности. Ради него я пренебрегла многим. Я подавляла в себе желания и мечты. И если я одну-единственную ночь использую по своему усмотрению, мое уважение к нему от этого ничуть не пострадает. И мы с тобой гораздо ближе друг к другу, чем были я и Абель. Ты единственный человек, которому я могу довериться.
Ее слова вызывали в нем волну радости. Тем не менее, он не мог еще поверить в свое счастье.
— Но ведь я — твой дядя! — сказал он.
— Это не имеет никакого значения. В твое время это было запрещено, а теперь закон это разрешает.
— О каком «это» шла речь, она не желала признаться даже самой себе.
— К тому же мне кажется, что мы с тобой находимся в особом положении, — горячо и убежденно продолжала она. — Мы жили в разное время, мы не знали ничего друг о друге до того, как встретились, а когда встретились, никто из нас даже не предполагал, что ты тоже из рода Людей Льда. И к тому же ты только сводный брат моей матери.
Она неуверенно рассмеялась.
Линде-Лу понимал причины ее неуверенности. Он взял ее руку и осторожно поцеловал. Она повернула к нему ладонь — он поцеловал и ладонь. Это место было куда более чувствительным. По коже у нее побежали мурашки, когда она почувствовала прикосновение его губ.
И всё-таки совесть ее не была спокойна.
— Это не только его дом, но и мой! — сказала она. — Я вложила в него свою душу. И не наша вина в том, что со дня похорон прошло так мало времени — в этом виноват только случай. Нам дана одна-единственная ночь!
Сколько раз оба они уже повторяли друг другу это!
Она с дрожью подумала о том, что если Тенгель Злой убил Абеля, то ей и Линде-Лу не следует находиться здесь в объятиях друг друга, но эта мысль утонула во множестве других мыслей и сомнений, так что скоро она куда-то ушла.
Криста задумчиво произнесла:
— Я часто думала о том, что было бы, если бы ты остался в живых. Если бы «господин Педер» не убил тебя в тот раз. Сколько лет было бы тебе сейчас, если мы с тобой встретились в 1928 году.
Он принялся подсчитывать в уме годы. Никто из них не торопился лечь в постель, эта сторона любви была для них не самой важной. Самым главным для них было быть рядом. Стоять вот так, обнявшись, прижавшись друг к другу, ощущая при этом долгожданный покой.
Криста сама ответила на свой вопрос:
— Ты родился в 1879 году. И если бы ты по-прежнему был жив, тебе было бы к моменту нашей встречи сорок девять лет. Ровно столько, сколько сейчас мне, потому что мне исполняется пятьдесят только через несколько недель.
— Так что теперь обратная ситуация, — засмеялся он. — Тебе было тогда восемнадцать, а мне было бы сорок девять.
— И все-таки мне хочется любить тебя, — задумчиво произнесла Криста.
— Так же как и я хочу любить тебя, — серьезно ответил он. — Но, Криста, я уже не тот восемнадцатилетний юноша, каким был. Может быть, внешность у меня осталась той же, но сам я изменился, я стал зрелым, общаясь с предками Людей Льда.
— Так и должно быть, — улыбнулась она. — Собственно говоря, тебе сейчас исполнилось бы девяносто лет… Нет, хватит с нас этих подсчетов! Да, Линде-Лу, я знаю, что ты стал другим. Ты теперь лучше говоришь, словарный запас стал богаче, ты более уверен в себе.
— Спасибо, — просто ответил он. Вид у него был счастливый.
Внезапно что-то возмутилось в душе Кристы.
— О, дорогой друг, почему все так получилось? Почему мы, принадлежащие к различным поколениям, встретились и влюбились друг в друга? А время бежит! Жестокое, неумолимое время! Линде-Лу… Люби меня этой ночью, обладай мной! Ведь это наша единственная ночь! Я не хочу быть сильнее, разумнее, старше тебя! И я не ощущаю своего возраста, понимаешь? Я чувствую, что мы с тобой ровесники, ты повзрослел, и я могу положиться на твою преданность.
— Ты можешь на меня положиться, — сказал он со слезами на глазах. — Мое сердце открыто для тебя настежь.
Это короткое признание в любви стоило многих громких слов.
— Но ты должна сказать мне, как ты хочешь это сделать, — продолжал он. — Я знаю об этом так мало, и мне хочется доставить тебе радость.
Она пригнула его голову к своей щеке.
— Линде-Лу, Линде-Лу, никто не хотел сделать этого для меня раньше. Это лучшее, что ты мог сказать мне!
Они лежали в постели рядом, обнаженные.
Он не осмеливался даже дышать, так велико было напряжение чувств.
Криста знала, что он желает ее, она не могла этого не заметить. И мысль об этом была ей приятна.
Он целовал ее — осторожно, тактично. Ей пришлось показать ему, как нужно целоваться, чтобы распалять плоть. Она шепнула ему, что никогда не осмеливалась так целовать Абеля. Это было чудесно! Линде-Лу понял, насколько одинокой была Криста. Он должен был дать ей то, чего ей так недоставало…
Он был так возбужден, что готов был начать уже теперь. Вот здесь-то как раз Абель и делал ошибку, не обращая внимания на нее и думая только о себе. Ему же так поступать не следовало, даже если определенная часть его тела так жаждала погрузиться в нее. Ему следовало ждать, прислушиваться к ее ощущениям, быть нежным и осторожным, понять ее. Она была смущена, она просила его о каких-то несуразных вещах. Но Криста не должна была смущаться наедине с ним! Он осторожно поцеловал ее, стараясь вернуть ей уверенность в себе. И заметил, что она тоже была возбуждена.
«Подожди меня, Линде-Лу», — шепнула она ему.
Он сделал так, как она хотела. И он шептал ей, что в этом нет ничего неприятного, что это так чудесно. И он чувствовал, что ей от этого легче.
Все тело его дрожало.
Криста притянула его к себе.
— Линде-Лу, если тебе нужно… ты можешь начинать. А я могу потом к тебе присоединиться…
— Нет, я…
Но предложение ее было очень соблазнительным. Тело его подчинилось зову внезапной, неукротимой страсти.
«О, Господи, — думал он. — Неужели так бывает? Неужели это настолько фантастично?»
Будучи наполовину в трансе, он вдруг заметил, что она тоже присоединилась к нему. И она была в таком же изумлении, что и он; он прижимал ее к себе в радостном экстазе, и его единственной разумной мыслью была триумфальная мысль о том, что Абелю не удавалось этого сделать в течение тридцати лет. Все шло гораздо быстрее, чем думали Криста и Линде-Лу, и он понял, что это он сам и ее любовь к нему помогли ей достичь экстаза.
Он сомневался, что Абелю удалось бы это сделать даже в том, случае, если бы все это продолжалось несколько часов. Это была чудесная, но и злорадная мысль! Они лежали в объятиях друг друга, совершенно измотанные.
— Это можно будет проделать еще раз, — пообещал он ей шепотом.
Криста засмеялась.
— О, Линде-Лу, я так счастлива! Так счастлива! Спасибо! Спасибо, любовь моя!
— Это я должен тебя благодарить, — улыбнулся он в ответ. — Это было так прекрасно!
Он обхватил ладонями ее лицо, погладил по волосам. В ее глазах была нежность.
— Эти часы, проведенные с тобой… Я буду думать о них, буду жить ими, любимый. Я буду вспоминать о тебе не со скорбью, а с радостью.
— Я тоже, — прошептал он дрогнувшим голосом. Ему не хотелось думать о будущем.
— Знаешь, — сказала Криста. — Я вспомнила теперь кое-что. Строки из Рунеберга. Они так соответствуют моим мыслям о тебе. Вот, послушай:
Вспоминать с тоскою мне придется О тебе, что скоро мир покинешь. О тебе я завтра плакать буду, словно вечер, плачущий об утре, полном, света, радости и песен, полном нежных, сладостных, объятий.( Перевод со шведского О. Дуровой.)
Какая удивительная ночь! До рассвета оставалось еще несколько часов. И никто из них не упоминал о грядущем дне.
Это была их ночь.
Они не сомкнули глаз до шести утра, они не могли терять времени на сон в их единственную ночь. Они лежали и болтали. Болтали и болтали, словно до этого всю жизнь прожили в молчании. Хотя в общем-то так оно и было. В особенности с Линде-Лу, прожившим такую короткую жизнь. Криста же страдала от одиночества, которое может испытывать каждый человек, независимо от того, имеет он семью и друзей или нет.
Ей не повезло в том, что она встретила Линде-Лу в ранней юности, после чего уже ни один мужчина не мог увлечь ее. У нее был добрый муж и фантастический сын, жизнь ее сложилась удачно. Но Линде-Лу затронул ее самые чувствительные струнки, и она была просто не в состоянии забыть его.
Ему было хорошо у предков Людей Льда. Он почитал для себя за большую честь оберегать сына Кристы, Натаниеля. Но он тоже не мог забыть ее, мысль о ней пламенем сжигала его изнутри, доставляла ему постоянные страдания. Она была скорбью его жизни, но не только она одна. Он по-прежнему скорбел о своих сводных сестрах, его мучили воспоминания о его несчастливой жизни. И в таких случаях мысль о Кристе была для него утешением.
Эта ночь была преисполнена любви и взаимного внимания. Они еще дважды любили друг друга, они знали теперь в деталях, что им нужно… Но зачем?
Ведь у них не было будущего!
Но они запрещали себе думать об этом. Стоило только одному из них заикнуться об этом, как другой тут же прикрывал ему рукой рот.
Все должно быть прекрасно. Эта ночь неповторима, она достойна вечности.
Тем не менее, Криста оказалась настолько суровой, что завела будильник. Им следовало проснуться за полчаса до прибытия почты, чтобы успеть одеться.
За завтраком они по-прежнему оживленно беседовали, слова лились из них неиссякаемым потоком.
И тут они услышали, что подъехала почтовая машина.
Оба разом оцепенели, слова замерли у них на губах.
Конец, конец, вот и пришел конец!
Взяв себя в руки, Криста вышла, чтобы открыть почтовый ящик. Наблюдавший за ней из окна Линде-Лу увидел у нее в руках коричневый сверток.
Книга.
С настроением ночи было покончено. Им предстояло теперь вернуться к отвратительной реальности преступного мира.
Перед тем, как распечатать пакет, Криста крепко схватила за руку Линде-Лу Марко ждал! Время нельзя было терять.
Первый, на кого они наткнулись в этой книге, был Зифельд, детоубийца. Преступление его датировалось 1936 годом, и все двенадцать мальчиков были найдены в бездыханном состоянии, но без всяких следов сексуального насилия, после того, как они выпили настоянный на ядовитых травах напиток.
К тому же его звали Адольфом.
Людке, поставивший рекорд в сексуальных убийствах — восемьдесят пять жертв — совершил свои преступления между 1927 и 1944 годами. Он был кастрирован в 1936 году, но продолжал свои зверства. В конце концов он был использован в качестве подопытного кролика во время второй мировой войны и получил смертельную инъекцию. Это был преступник высокой квалификации, в чем согласились между собой Криста и Линде-Лу, но жизнь его не совпадала с интересующим их периодом. К тому же его звали Бруно.
Криста прочитала также и об австрийце Моосбрюггере, но не нашла о нем никаких подробностей, ни имени, ни дат. И вопрос о нем повис в воздухе.
Потом она добралась до «Живодера из Ганновера».
И здесь ей пришлось остановиться.
На всякий случай она просмотрела материалы о Гроссмане и Денке, но оба они не подходили.
Напротив, этот тип из Ганновера…
— Линде-Лу, — прошептала она. — Его зовут Фриц! Фриц Хаарманн!
Линде-Лу подсел к ней поближе. Она продолжала:
— Сейчас мы узнаем, в чем состояли его преступления. Он…
Криста замолчала. Со всенарастающим ужасом она читала о «Живодере из Ганновера».
Рука ее сама потянулась к руке Линде-Лу.
— Ты когда-нибудь видел Линкса? — спросила она.
— Только издалека. Но другие говорят, что он толстый, средних лет. И что у него темные, бесчувственные глаза.
— Здесь есть его фотография! — возбужденно произнесла она. Как ты думаешь, это он?
Линде-Лу рассмотрел фото и сказал:
— Мне кажется, он очень похож, с учетом того, что мне рассказывали и что я видел сам. Конечно, это и есть Линкс!
— Кто еще, как не он, может быть таким… — с дрожью отвращения произнесла она. — Ведь то, что здесь о нем написано… Прижми меня к себе, Линде-Лу, защити меня от этого злодейства!
Обняв ее, он вопросительно посмотрел ей в лицо.
Судорожно глотнув слюну, она сказала:
— Он болен, извращен, противоестественен, как и все, о ком говорится в этой омерзительной книге. И только это в какой-то мере может служить для него оправданием.
Глубоко вздохнув, она продолжала:
— Этот человек пошел дальше остальных, он совершал свои мрачные поступки со свинской расчетливостью и хладнокровием. Линде-Лу, я не могу сказать, что этот Фриц Хаарманн — худший в мире преступник. Но в своем роде он единственный. Хуже и придумать нельзя.
Захлопнув книгу, Криста добавила:
— Нет, этот тип не достоин никакой жалости!
Все пятеро находящихся в долине ждали рассвета в своем укрытии. Прежде, чем разделиться, они хотели получить от Кристы сведения о Линксе. Марко понял, насколько бессмысленно бродить по долине, не имея никаких реальных сведений о Линксе. Пока что перевес оставался на стороне этого жуткого типа, но с помощью именной магии Марко мог бы настолько ослабить его, что получил бы возможность подойти к нему ближе.
Если же ему это не удастся, Линкс отправит его в Великую Пасть.
А там Марко нечего делать.
Гиль Свирепый не появлялся ночью. Наверняка он по-прежнему рыскал среди руин дома, разыскивая мандрагору.
Шаги Тенгеля Злого, приближавшегося к долине, это они слышали. Но пока относились к этому спокойно. Судя по его разъяренным крикам, передвигаться по относительно ровному льду, таща за собой окаменевшие трупы, было делом нелегким. И каково же пришлось Тан-гилю, когда он дошел до неровного, каменистого перевала вместе со своей тяжелой ношей!
Так что пока они чувствовали себя в относительной безопасности.
Над вершинами гор проносились снежные тучи, ветер в долине усиливался, но они сидели в тихом месте среди скал. Они уже поели и готовы были тронуться в путь.
Теперь ждали только известия от Кристы.
— Вы можете идти, — сказал Марко. — Я понимаю, что вам всем так хочется взглянуть на то, что обнаружил Габриэл.
Натаниель покачал головой.
— Подождем еще час, а потом пойдем.
Марко согласился. Они были вольны сами решать, что им делать.
Через полчаса они услышали голос Тенгеля Доброго и разом вскочили со своих мест.
— Марко! Кристе удалось узнать о прошлом этого человека. Теперь ты можешь спуститься в долину и разделаться с Линксом. Но она знает о нем слишком много, чтобы передать все это в устной форме. Один из демонов Тулы, Лупус, который однажды уже рисковал своей жизнью, спустившись в долину, принесет тебе письменный рапорт от Кристы. Встречай его на плато, что прямо под вами, у большого камня. Сам он не осмеливается опускаться вниз, он сбросит тебе письмо. Проследи, чтобы никто не перехватил его!
И Тенгель Добрый исчез, прежде чем кто-то успел спросить его о Кристе и Линде-Лу. В присутствии Натаниеля ему не хотелось говорить о горьком отчаянии юноши, покидающего Кристу. С Кристой Тенгель Добрый лично не встречался, поскольку связным у него был Линде-Лу. Но он догадывался, что и ей теперь приходится нелегко.
Марко ожидал у большого камня.
Здесь, на открытом месте, было гораздо холоднее, зато обзор был шире. С перевала время от времени доносился скрежет камня по камню, неизменно сопровождаемый яростным воем бессилия.
Марко знал, что рано или поздно Тенгель Злой освободится от своих магических цепей, потому что он был не менее могущественным, чем Люцифер. Во всяком случае, собирался стать таким, при условии, что ему удастся выпить жуткой черной воды.
Оставалось только надеяться на то, что цепи выдержат до того, как они выполнят свою задачу.
Марко хорошо видел всю долину. Гиль Свирепый, судя по всему, покинул развалины дома, в котором жили Тенгель Злой, а потом Ханна и Гримар. Его нигде не было видно. И Марко озабоченно думал о том, куда же он пропал.
Время от времени со склона доносились голоса его друзей. Судя по всему они ушли уже далеко. Снеговые тучи закрыли то место, где должны были находиться заостренные, как надгробные камни, пики скал, но он видел, откуда бежит ручей, так что место это определить было нетрудно. Насколько он себе это представлял, его друзьям оставалось идти еще порядочно.
Внезапно он почувствовал, что весь переполняется каким-то новым знанием.
«Как же мне передать им это знание? — подумал он. — Ведь кричать теперь бесполезно!»
Да, конечно, не стоит поддаваться панике! Ведь у них же была своя маленькая коммуникационная система. Передача мыслей на расстоянии.
«Натаниель! Тува! — послал он сигнал тем двоим, кто мог уловить его. — Вы меня слышите?»
«Мы слышим тебя, Марко».
«Вы помните сон Габриэла? Ему приснился вещий сон о цепях из мертвецов. Второе сообщение, которое он тогда получил, звучало примерно так:
«Схватите сначала второго, это важно, важно, не ошибитесь! Что, если речь идет о двух местах в долине?»
Натаниель мысленно передал ему:
«Да, у Тенгеля Злого есть два таких места, это верно. И Суннива, и Тарье говорили о чем-то подобном. Я все понял. Мы не должны приближаться к этому месту с черной водой, пока не разузнаем все получше. Спасибо за предупреждение, мы подождем тебя там, где мы теперь находимся».
«Прекрасно! Мне так хотелось бы оказаться теперь с вами!»
«Это мы понимаем», — ответил Натаниель.
«Прибыл Лупус», — сообщил Марко, и они закончили сеанс.
Он посмотрел на серое небо. Среди снеговых туч, нависших над вершинами гор, показалось напоминающее птицу существо, и оно приближалось к нему с большой скоростью.
«Он подвергает себя огромному риску, — подумал Марко. — Никто, кроме людей, не может появиться в долине и при этом остаться в живых. Но духа Тенгеля Злого здесь больше нет. Может быть, поэтому все пройдет удачно на этот раз?
Хотя само чудовище находится на перевале! И если он увидит Лупуса…»
Демон не осмелился спуститься вниз. Он сбросил с высоты белый конверт, а сам стрелой взметнул вверх и унесся из долины.
Он не полетел по направлению к Тенгелю Злому, так что Марко мог надеяться, что этот смелый демон скроется незамеченным.
Марко понадобилось немало времени, чтобы поймать кружащееся в воздухе письмо. В конверте явно лежал какой-то груз, так что письмо не отнесло в сторону ветром. Оно упало в назначенное место. Конечно, Марко пришлось спуститься вниз по склону, но он воспринял это как прогулку.
Идя за письмом, Марко размышлял над тем странным фактом, что ночью на них никто не нападал. О Гиле Свирепом они ничего сказать не могли, но отсутствие Линкса Марко мог объяснить.
Этот человек боялся его, Марко! Ведь это он, Марко, назвал его «Фрицем»!
Ясно, они имеют дело с именной магией.
И вот… конверт у него в руке. Он остановился, чтобы прочитать письмо.
Целый лист был исписан характерным четким почерком Кристы.
Марко читал — и ему становилось дурно.
«Нет, — подумал он, закончив чтение. — К такому человеку я не могу питать никакой жалости!»
Не случайно Тенгель Злой выбрал себе именно такого подручного!
Можно ли найти более отвратительного человека на земле?
Возможно. По части злодейства человеческий род поразительно изобретателен.
Но Фриц Хаарманн представлял собой самое дно всего того, что было связано с массовыми убийствами и извращениями. Криста приводила слова одного криминалиста:
«Его низменный жизненный путь является суммой всех ваших преступлений. Это убийца из убийц, последний отброс человеческой расы..
Да, это дьявол в худшем значении этого слова. Марко был совершенно согласен с этим криминалистом.
Внезапно он вздрогнул. Краем глаза заметил какое-то движение… Движение в том направлении, где находились его друзья.
Линкс!
Линкс направлялся прямо к ним!
Конечно, он направлялся туда только потому, что с ними не было Марко, знающего его имя.
«Ты сейчас увидишь, Фриц, как много я о тебе знаю», — подумал он и побежал за ним следом.
Нельзя было допустить, чтобы Линкс схватил остальных, нужно предотвратить это.
И он тут же послал мысленный сигнал:
«Линкс приближается к вам! Ищите убежище, я бегу следом. Теперь у меня есть все сведения о нем».
«Сигнал принят», — передал в ответ Натаниель.
Марко несся, едва касаясь земли. Ему нужно было найти такую позицию, чтобы Линкс не смог на него напасть. Теперь же он находился ниже этого негодяя, и это было плохо. Тем не менее, ему нужно было, чтобы Линкс повернулся и изменил курс. Но Линкс бежал и бежал вперед, по-женски виляя задом.
Взбежав на пригорок, Марко крикнул:
— Фриц! Фриц Хаарманн!
Линкс резко остановился. Потом повернулся и с ужасом посмотрел на Марко, который находился от него слишком далеко, чтобы его можно было схватить. Линкс бросился бежать в другую сторону, по склону горы.
Все четверо были на время спасены. Но Марко намерен был довести до конца начатое дело.
«Будь я сейчас черным ангелом, — думал он, — я бы мигом настиг его!»
Снеговые тучи по-прежнему закрывали вершины гор. Марко это было только на руку: в снегопад ему легче было бы подобраться к Линксу, хотя и тот имел точно такие же преимущества.
Нет, ясная погода все же лучше, чем туман: видимость была хорошей почти до самых вершин.
Он еще ни разу не видел скальные пики, напоминающие надгробные камни.
Но куда же бежала дичь, на которую он охотился?
Наверняка Линкс скрылся в какой-нибудь расселине или спрятался в кустах, потому что его нигде не было видно.
Все произошло так быстро, что Марко, взгляд которого искал в это время два острых скальных пика, не заметил, в каком именно месте исчез Линкс.
По крайне мере он знал, где вести поиски.
А что, если…
Что, если Линкс знает эту местность лучше его? Может быть, ему известна расселина или русло ручья, по которым можно добраться до плато, где были теперь все остальные? Что, если ему удастся стать на их пути?
Марко прищурил глаза, чтобы лучше разглядеть местность.
Да, это могло быть и так.
Продолжать преследовать дичь или подняться на плато к остальным?
И он выбрал средний вариант. Он продолжал идти вперед, но не напрямик, а наискось, вверх по склону, так, чтобы выйти к предполагаемой расселине и преградить дорогу Линксу.
Марко двигался быстро, сохраняя при этом максимальную осторожность. Страж Великой Пасти мог ввести в заблуждение кого угодно, в том числе и Марко. Скалы, вершины, расселины беспорядочно сменяли друг друга.
«Я не хочу этим заниматься, — с тоской подумал он. — Почему я должен охотиться на этого сексуального убийцу?
Я наполовину человек, наполовину черный ангел, и ничто во мне не взывает к мести.
Хеннинг и Малин воспитывали меня в духе человеколюбия и доброты. У черных ангелов царят доброжелательность и покой.
И вот теперь я должен заниматься этим!
Другое дело — уничтожить Тенгеля Злого. В этом состоит мое предназначение, предназначение всего рода Людей Льда. Но ведь этот тип… совершенно посторонний! Мы никогда не знали о нем, он появился только на последней стадии борьбы — и неизвестно откуда. Это ставленник Тенгеля Злого, но к роду Людей Льда он никакого отношения не имеет.
Совершенно посторонний человек, не имеющий никакого отношения к нашей борьбе. Он просто ставит нам палки в колеса, мешает на каждом шагу. Конечно, его следует убрать, но именно в данный момент у нас есть дела и поважнее.
И к тому же мне не хочется никого уничтожать. Никого, кроме Тенгеля Злого…»
Марко остановился, словно внезапно лишившись сил. Запрокинув голову и закрыв глаза, он стоял некоторое время, изнемогая от душевной муки.
Потом он открыл глаза и стал смотреть в небо, покрытое снеговыми тучами.
«Одиночество было присуще многим Людям Льда, — думал он. — Одиночество — наш вечный спутник. Но именно теперь я чувствую себя таким покинутым, как никогда. Мои друзья черные ангелы не могут попасть в долину. Жизнь моих четверых друзей здесь, в долине, зависит от того, смогу ли я обезвредить этого Фрица Хаарманна.
Но хуже всего — внутреннее одиночество. Ощущение того, что тебе нет нигде места…»
Он снова пошел вперед, еще быстрее. У него не было теперь времени на подобное философствование.
Ниспадавший водопадом ручей подсказал Марко, каким образом этому негодяю удалось так внезапно скрыться. И Марко принялся искать след Линкса.
Да, он был убежден в том, что этот человек должен оставлять после себя след. Этот негодяй обладал способностью к быстрому передвижению, что наводило на мысль о воздействии на него черной воды. И в то же время Линкс-Хаарманн производил впечатление существа телесного. Именно это его качество и сбивало всех с толку, делало его таким специфическим. Не дух, не привидение, не живой и не мертвец.
Кто же он, собственно, такой? Он продолжал оставаться для них загадкой.
Но след после себя он оставил! Марко с триумфом рассматривал глубокий след ботинка, оставшийся на сланцевой крошке возле ручья. Этот Хаарманн был тучен, тяжел. И, судя по глубине следа, он и в самом деле был таким же тяжелым, каким казался внешне.
Следы вели вверх по течению ручья. И Марко никак не мог догнать Линкса, тот был далеко впереди, направляясь к четверым, что были на плато.
Он явно хотел уничтожить как можно больше своих противников. Чтобы Марко в конце концов остался один.
Один — против стража Пасти, Гиля Свирепого и Тан-гиля, находящегося на пути в долину.
Марко ускорил шаг Он молодой и сильный, и должен опередить этого тучного Линкса.
Минута невнимания могла стоить ему слишком дорого.
Вдруг что-то угрожающее пролетело по воздуху, со стороны одного из пригорков. Краем глаза он заметил руку, стрельнувшую в него чем-то клейким, по виду напоминающим язык хамелеона. Марко мгновенно отскочил к ручью и — сам не зная, как это у него получилось — перепрыгнул через него.
На такое расстояние Линкс не мог «плюнуть». Кончик липкого языка слегка задел руку Марко и тут же спрятался обратно.
Марко подозревал, что именная магия уже начала действовать и ослаблять противника, иначе тот бы без всякого труда дотянулся до него своей «липучкой».
Прекрасно, в дальнейшем следует это учесть! Возможно, Тенгель Злой использовал полную магию личности. И чтобы справиться с Линксом, придется раскрутить историю всей его жизни, всех его преступлений. Одного имени в этом случае недостаточно.
Но теперь Марко было известно очень многое…
Он чувствовал жгучую боль в руке. Ощупав ее, он обнаружил, что рукав сожжен, а на руке ужасная рана… Или, возможно, это нельзя было назвать раной: часть руки как будто куда-то исчезла. Но только то место, которое коснулось щупальце каракатицы…
— Мне хотелось бы получить обратно кусок моей руки, — пробормотал Марко. — Может быть, ты отправил его в Великую Пасть?
Нет, насмешки были теперь ни к чему.
Боль разбудила в нем гнев, который был ему теперь необходим.
Взобравшись на противоположную вершину, Марко крикнул по-немецки, стараясь перекричать грохот водопада:
— Фриц Хаарманн! Ты родился 25 октября 1879 года в Ганновере. Твой отец, которого ты ненавидел, был желчным, всегда всем недовольным кочегаром. Твоя мать была инвалидом, она была намного старше твоего отца. Ты был шестым ребенком в семье и любимчиком матери. Ты любил играть в куклы и…
Линкс окаменел, слушая его слова. Потом завыл от страха.
— Ничего нет плохого в том, что мальчик играет в куклы, — кричал ему Марко. — Так делают многие мальчики, становясь потом нормальными мужчинами. Тогда как ты…
Линкс был смертельно напуган, услышав такие подробности из своей жизни. И он бросился бежать прочь от ручья.
Марко снова пустился в погоню.
Но Линкс укрылся в засаде, и стоило Марко подняться на вершину, где тот только что стоял, как «липучка» снова метнулась в его сторону. И снова Марко спасло то, что радиус действия этой «липучки» стал меньше. Негодяй выскочил из своего укрытия и пустился наутек. Марко закричал ему вслед, и теперь шум падающей воды был значительно приглушен скальными выступами.
— Когда тебе исполнилось шестнадцать лет, — кричал Марко, — тебе предъявили обвинение в недостойном поведении по отношению к маленьким детям и отправили на обследование в сумасшедший дом.
Через полгода тебя выпустили оттуда. Ты продолжал безобразничать по мелочам, грубо приставая к детям. Ты много раз сидел в тюрьме за кражу, мошенничество, контрабанду и прочие делишки, присущие последним отбросам общества.
Сподвижник Тан-гиля остановился, вид у него уже был не таким обеспокоенным.
— Нечего приставать ко мне по пустякам! — завопил он тонким, бабьим голосом. — Все твои упреки — сплошной вздор!
— Лично я так не думаю, — ответил Марко. — Твой отец устроил тебя на работу, а ты стащил все деньги, все, что было ценного, и удрал. Он хотел от править тебя в тюрьму или в лечебницу, но тебе всегда удавалось улизнуть. Для меня остается совершенно непостижимо, как тебе удалось стать полицейским агентом, но это давало тебе определенную защищенность…
Линкс-Хаарманн начал понимать, что Марко знает о нем куда больше, чем нужно, и закрыл руками уши, чтобы не слышать. Но ему пришлось на бегу убрать от ушей руки, и Марко кричал и кричал ему вслед:
— Это только начало, Хаарманн. Твои подлинные преступления начались после первой мировой войны…
Теперь вокруг них было совершенно тихо. Ручей остался далеко позади.
Марко пока еще не хотел подходить к нему слишком близко. Сначала он должен был обезопасить себя, сделать так, чтобы у Линкса не осталось никакой возможности схватить его. А это вряд ли могло произойти до того, как Марко разоблачит его целиком, и обнажит его подлинную, омерзительную сущность.
О, как не хотелось Марко говорить о мрачных преступлениях Хаарманна! Но он должен был это сделать.
Он и раньше замечал это, но теперь ему еще сильнее бросилось в глаза, что голова этого мерзавца была какой-то странной. Он мог поворачивать ее почти задом наперед, если хотел посмотреть, где находится его противник. Марко не мог понять, в чем тут дело, так же как он не мог понять, из чего состоит тело этого человека.
Не живой, но и не мертвый… И тут пошел снег.
«Проклятие, — подумал Марко. — Этот тип не должен удрать от меня!»
А остальные? Где они теперь? В безопасности ли они?
Марко снова послал предостерегающий сигнал Натаниелю, и тот ответил ему, что они начеку.
Снегопад был не очень обильным. Лишь отдельные снежинки падали с края облака. Но в любой момент могла разыграться непогода. «Разве боги погоды не на нашей стороне в борьбе против Тенгеля Злого? — сердито подумал Марко. — Может быть, они на его стороне? Меня это не удивило бы, они всегда были такими капризными. Норвегия никогда не была страной устойчивой погоды; в девяносто девяти случаях из ста ясная погода переходит в ненастье. Но теперь погоде не мешало бы наладиться!»
Линкс снова улизнул.
Борьба обещала быть затяжной.
Марко стоял неподвижно. Вокруг него была мертвая тишина, было так тихо, что он мог слышать шуршанье снежинок на сухой траве.
Никаких следов Линкса.
А ведь следы должны были остаться. Темное пятно на фоне метели, отпечаток ботинка на земле…
И Марко понял, что Линкс передвигался так, как считал нужным.
«Натаниель, — передал он мысленный сигнал. — Попробуй окутать всех туманом или придумай какой-то другой вид камуфляжа! Не спускай глаз с Габриэла, у него нет при себе защитной бутылки. Линкс ушел из-под моего контроля».
«Он уже здесь, — передал ему в ответ Натаниель. — Он находится примерно в пятидесяти метрах от нас и пытается найти нас. Пока мы все прячемся в углублении, оставшемся после оползня, но если он подойдет ближе, он увидит нас».
«Где вы находитесь?»
Натаниель описал это место, и Марко все понял.
«Я приду», — пообещал он.
С быстротой оленя Марко бежал по холмам и каменистым осыпям, продираясь через кусты, перепрыгивая через замерзшие ручьи — бежал вперед, к следующему плато.
Он увидел их издали. Они прятались в глинистом углублении.
Линкс уже приблизился к ним с другой стороны. Было очевидно, что он обнаружил их местонахождение. Он сделал неопределенное движение рукой, словно примеряясь к Габриэлу, но тут Марко закричал так, что голос его отразился эхом от скал:
— Хаарманн! Хочешь послушать о Фриделе Роте? Тот вздрогнул и посмотрел вверх. Марко стоял на самой верхушке оползня, скрытый от его глаз и смертельно опасный своей осведомленностью.
Но Хаарманн все же решил приблизиться к тем четверым, намереваясь схватить их.
— Оставайтесь все на своих местах, — быстро сказал им Марко. — Его щупальце становится короче после каждой произносимой мною вслух истины о нем. Наверх вам забираться не стоит, подъем очень крутой. Убегать тоже не надо, иначе он схватит Габриэла. Держите мальчика поближе к себе, ведь у него нет при себе бутылки.
— Линкс боится ясной воды? — спросила Тува.
— Очень. Хаарманн! — снова крикнул Марко, видя, что тот подходит уже слишком близко. — После первой мировой войны в Германии был голод. Еды ни у кого не было. Ты не был мясником, но простые люди знали, что ты торгуешь мясом на черном рынке.
Линкс замедлил ход, готовый исчезнуть, если вся правда будет высказана, и в то же время испытывая горячее желание добраться до своих жертв, беспомощно сидевших в убежище поблизости от него.
— На железнодорожном вокзале в Ганновере слонялось множество мальчишек, — безжалостно продолжал Марко, — не имеющих ни родителей, ни дома, ни денег, ни пропитания, ни работы. И ты ходил туда и выискивал среди них жертву. Тебе нравились мальчики, Хаарманн. И ты выбирал себе одного из них, который тебе приглянулся.
Линкс попятился назад. Марко сделал шаг в его сторону.
— Осторожнее, Марко, — предостерег его Натаниель.
— Я справлюсь, — ответил Марко, — теперь я знаю его. Ну так вот, Хаарманн, нет ничего плохого в том, что кому-то больше нравятся мужчины, чем женщины, тут уж ничего не поделаешь, такова природа. Теперь люди с пониманием относятся к подобным наклонностям, это не считается теперь преступлением.
Тот снова остановился. Но Марко не собирался давать ему поблажек.
— Но вернемся к семнадцатилетнему Фриделю Роте… Он не принадлежал к числу тех, кого ты вылавливал на вокзале. Его родители очень беспокоились, когда он исчез. Они знали, что их сын ушел куда-то с респектабельным «детективом» Хаарманном. Полиция обыскала твою комнату, но ничего не обнаружила…
Марко вскрикнул.
Нападение произошло так внезапно, что сначала никто и не понял, в чем дело. Они услышали какой-то звук позади себя, и Габриэл, стоявший позади них, как за защитной стеной, был схвачен существом, по виду напоминавшим первобытного человека или горного тролля. Перекинув мальчика через плечо, существо исчезло.
Это был Гиль Свирепый.
Линкс разразился торжествующим смехом.
«Именно такие мальчики, как Габриэл, ему нравятся», — подумал Марко с ужасом.
И в следующий миг Линкс исчез, не оставив после себя никаких следов.