Развод…

Само это слово означало для Саги поражение.

И все-таки у нее не было другого выхода.

Да и выбора у нее не было, если говорить начистоту.

Ей было просто страшно. Но ее пугала не мысль о том, что ей предстоит разлука с человеком, убившим ее любовь, а то, что ей предстояло вернуться домой, к матери, и рассказать, что ее единственную дочь выставили как непригодную, как нежеланную.

Отец умер. Этого следовало ожидать, ведь он был уже пожилым, когда Сага родилась. Но все равно Сага глубоко скорбела о нем. И эту скорбь она все еще ощущала в себе.

Да и мама Анна-Мария была уже не та, что прежде. Сказывался возраст, и с каждым разом, когда Сага навещала ее, она видела, что Анна-Мария становится все слабее и слабее. Смерть Коля погасила в ней искру жизни.

А ведь она была так счастлива, что Сага нашла себе хорошего мужа!

Два года назад была свадьба… Тогда Саге было двадцать два года и все знакомые прожужжали уши ее родителям, как она красива и какой счастливый Леннарт, имея такую невесту!

Леннарт был превосходной партией. Привлекательный молодой дипломат, политик и карьерист. Леннарт был другом семьи, в чьем доме они познакомились, — и он моментально был покорен изысканной, нежной красотой Саги. Он называл ее Снежной королевой. Сага улыбалась своей рассеянной улыбкой, думая, что испытывает к нему чувство любви.

Но очень скоро она поняла, что спутала любовь с благодарностью. С глупой и унизительной благодарностью за то, что он хотел обладать ею!

Пребывая в неведении, она полагала, что они счастливы. Она делала все, что требовалось от хорошей хозяйки, она была верной и преданной и всегда по первому зову шла к нему.

В самом начале он посмеивался над тем, что она имеет связь с родом Людей Льда. Он совершенно не верил во все те фантастические истории, которые она рассказывала ему на ночь в первое время после свадьбы. Глупо было с ее стороны признаваться, что она является избранной и имеет какое-то предназначение в жизни, так что он должен отнестись с пониманием к этому, когда настанет долгожданный день.

Отношения их менялись постепенно. Он начал высмеивать ее за это «предназначение», без конца критиковал ее. Ее холодная манера поведения, которой он сначала так восхищался, быстро наскучила ему, и он стал упрекать ее за нее. Он сказал, что надеялся разбить в ней лед, что это было для него приманкой. Но у него ничего не получилось! Она осталась такой, как прежде. Холодной насквозь, без всякого тепла, без огня, на что он так рассчитывал.

Сага близко принимала все это к сердцу и пыталась измениться. Но вскоре она поняла, что его недовольство ею имеет под собой более серьезную подоплеку.

Все чаще и чаще он отсутствовал по вечерам. Она сидела дома, горевала и лгала своей матери — Коль в то время уже умер, — что ее брак счастливый и что она просто побледнела от долгой зимы…

Мать была больна — и серьезно, как полагала Сага. Она жила недалеко от своего прежнего дома и могла время от времени навещать Анну-Марию, тем более, что Леннарт был не против.

И вот однажды она отправилась к матери, чтобы пробыть там два дня. Но, выехав из дома, она вспомнила, что забыла приготовленные ею для матери лекарства. Поэтому она повернула обратно.

Ей следовало бы давно уже понять все.

Вернувшись домой, она поднялась сразу на второй этаж, чтобы взять лекарства. Услышав в спальне голоса, она рассеянно, как это часто бывало с ней, пошла туда, чтобы посмотреть, кто там был. И была шокирована.

Она застала их за весьма активным занятием. Более чем активным. С ним была одна из ее подруг, их общая знакомая.

Встретив их устрашающе-пристальные взгляды, Сага невольно прикрыла глаза. Потом она повернулась и вышла, и любовь, которая и так не была особенно пылкой, окончательно и бесповоротно умерла.

Она пыталась унять бурю чувств, поскольку это было ей не свойственно. Она поехала к матери и, бледная, как мел, сказала, что простудилась, и поэтому останется на ночь.

Через день она отправилась «домой». У Леннарта было время, чтобы обдумать все. Женщины, разумеется, уже не было, и он решил вести себя агрессивно. Нападение — это лучшая защита, считал он, и принялся порочить Сагу, сваливая все на нее. Что принес ему этот брак? Жить в ящике со льдом — и это ему, с его чувственностью!

Что могла ответить ему на это Сага? Их интимная жизнь всегда была пристойной, сдержанной, и это происходило не слишком часто. Наклонив голову, она тихо сказала, что не обладала особой страстностью, но пыталась компенсировать это неизменным радостным дружелюбием и заботой о том, чтобы повседневная жизнь его была приятной.

— И ты думаешь, что этого достаточно? — враждебно спросил он. — Конечно, ты очень милая, но ты была для меня всего лишь домоправительницей!

Он был несправедлив. Домоправительница не смогла бы устроить все так, как это делала она, взять хотя бы эти многочисленные обеды для высокопоставленных лиц и других важных персон…

У Саги тоже было время все обдумать — целая бессонная ночь.

— Чего же ты хочешь теперь, Леннарт? Ведь мы же не можем продолжать так дальше!

Он бросил на нее торопливый, испуганный взгляд, который она читала, как открытую книгу: «Ее деньги! Огромное наследство Саги, оно уплывет от меня!»

— А ты? — уже совсем другим тоном произнес он. — Ты сама что хочешь?

— Моя мать серьезно больна, — ответила она. — Я не хочу, чтобы она переживала из-за того, что ее дочь развелась. Если мы сможем сохранить маску брака, пока она жива, большего я и не хочу.

Леннарт был в панике.

— Но я не могу дать тебе развод! Моя карьера будет испорчена, ты это понимаешь? Разве ты не можешь…

«Слава Богу, что у нас нет детей», — подумала она.

— Что же я не могу? — спросила она. Он всплеснул руками.

— Перечеркнуть все и начать сначала?

— Это было бы ложью по отношению к тебе.

— По отношению ко мне? Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что больше не люблю тебя. Честно говоря, ты мне противен. И я вообще сомневаюсь в том, что когда-нибудь любила тебя.

Он был оскорблен до глубины души. Из сильной стороны он превратился в подчиненную. Сага увидела в его глазах что-то новое и пугающее. В его бегающем взгляде таилось коварство, и его сокровенные мысли лежали перед ней, как на ладони: «Из всего этого есть только один выход. Если она умрет, скандал будет предотвращен, и я получу ее деньги».

Хотя в следующий миг это коварство сменилось откровенным стыдом. Но Сага, в целях самосохранения — хотя это было и не так — сказала:

— По дороге сюда я зашла к моему адвокату. Я передала ему письмо, которое должно быть вскрыто после моей смерти. Он полностью осведомлен о том, что произошло.

— Ты не можешь… — возмущенно начал он, но осекся. — Сага… Одна-единственная ошибка! Ты должна быть великодушной и…

— Я не желаю этого больше, — сухо ответила она и повернулась к нему спиной.

— Тогда отправляйся, куда хочешь! — крикнул он ей вслед. — Выполняй свое «предназначение»! И я скажу тебе, что ты можешь заниматься чем угодно, но сюда больше не возвращайся! Может быть, ты подцепишь какую-нибудь заразную болезнь. Вот тогда мы и сможем оформить развод, причина которого станет понятной для всех.

Сага повернулась к нему и посмотрела на него так, что он вынужден был опустить глаза.

— Эта женщина… Ты хотел бы связать с ней свою судьбу? — тихо спросила она. Он нерешительно пожал плечами.

— Если бы ничто не мешало этому…

— Значит, будет так, как я сказала, — решительно произнесла она. — Наш брак будет продолжаться, пока моя мать жива. Она не должна страдать из-за чьей-то глупости. А потом посмотрим.

Он вынужден был принять эти условия. Он подошел к ней, желая обнять ее, чтобы хоть как-то сгладить разрыв.

Но она оттолкнула его и сказала:

— Дверь в спальню закрыта. У тебя есть другие комнаты.

— Ты хочешь мне отомстить, — воскликнул он.

— Нет, — ответила она. — Просто ты противен мне.

С этими словами она вышла из комнаты. Никто не заметил в ней никакой горечи. Внешне их жизнь казалась идиллией.

В душе у Саги что-то разбилось на куски. Ощущение несчастья стало для нее роковым. Она, которой требовалось все ее самоуважение для выполнения неизвестного ей жизненного предназначения, была неуверенна, подавлена и унижена.

Если бы у нее было время, чтобы прийти в себя… Но видеть изо дня в день этого человека, который является ее мужем, было для нее настоящим испытанием.

Впервые в жизни она поняла, что такое страх. Страх оказаться недостаточно сильной в нужный момент.

Сага ухаживала за своей матерью, пока ей самой не исполнилось двадцать четыре года. И Анна-Мария тихо угасла, будучи уверенной в том, что у ее дочери все в порядке. В последние дни перед кончиной матери Сага ей лгала, зная, как хотелось Анна-Марии стать бабушкой. Увидев, что конец близок, Сага сказала, что ждет ребенка. Это была ложь чистой воды, но Анна-Мария, просияв, сказала: «Ах, как я этому рада!»

Через два дня она умерла.

И Сага немедленно перебралась обратно в тихий и теперь опустевший дом своих родителей. Ее адвокат все это время занимался делом о разводе — тайком, чтобы не давать пищу слухам, — и теперь ему осталось только завершить дело. Сага поручила ему все свои дела, а сама удалилась от мира, ни с кем не общаясь — и уж конечно, со своим мужем тоже.

Леннарт отчаянно пытался спасти положение, опасаясь, что развод повредить его политической карьере.

Сагу же это не тревожило. Ей хотелось освободиться от него, и она не допускала даже мысли о том, чтобы еще целый год быть замужем за этим человеком. Она просила адвоката сделать процесс как можно более коротким. Словно во сне бродила она по своему старому дому, подавленная всеми теми испытаниями, которые выпали на ее долю. Именно теперь ей так нужна была мужская поддержка, но даже мысль о муже была ей противна. Она понимала, что он ничего не значит для нее. У нее были идеализированные представления о браке. Считая брак своего рода дружбой, и не понимая, что это совсем не так, она не созрела еще для замужества. Она не знала сущности любви и безвольно подчинялась мнению окружающих, считавших, что они с Леннартом составляют прекрасную пару.

Она предала его — в той же самой мере, как и он злоупотребил ее доверием.

Но Леннарт был для нее пройденным этапом. Гораздо ощутимее была потеря родителей. В этой скорби она была безутешной.

Но время все лечит!

В одну из весенних ночей, вскоре после похорон Анны-Марии, Сага проснулась и села на постели.

Сердце ее тяжело билось, она едва осмеливалась дышать, уставясь в темноту.

— Они зовут меня, — шепотом произнесла она. — Они ждут… Пока мои родители были живы, они деликатно ждали. Но теперь они зовут меня. Теперь настало мое время!

Под словом «они» Сага понимала своих предков из рода Людей Льда. Они были хорошими наблюдателями. Это было ее первым предчувствием того, что она избранная. Не обманывало ли ее это предчувствие?

Сага прислушалась к своему внутреннему голосу. Она долго, сосредоточенно вслушивалась в себя, пока это предчувствие не стало у нее прочным знанием. Да, именно знанием, убеждением, не допускающим никаких сомнений. Все вдруг встало на свои места. Теперь у нее не было никаких сомнений.

— Мне нужно в округ Гростенсхольм, — произнесла она вслух. — В Липовую аллею. Да! Мне нужно в Норвегию. Я нужна там. В этом мое предназначение.

Шел 1860-й год. Двенадцать лет прошло с тех пор, как Вильяр Линд из рода Людей Льда вынужден был покинуть Гростенсхольм и перебраться в Липовую аллею.

Сага почти ничего не знала о том, что происходило там в последние годы. Она поддерживала дружеские отношения с Малин, дочерью Кристера, которая была на шесть лет моложе ее. Подобно тому, как семья Анны-Марии была связана с родом Оксенштерн и теперь была близка Акселю Оксенштерн, камергеру кронпринца, семья Кристера была связана узами верности с родом Поссе. А дочь Арвида Морица Поссе была замужем за Адамом Рейтерскьольдом, камергером кронпринцессы, ныне королевы Швеции.

Это тоже сближало семьи Анны-Марии и Кристера, способствовало их постоянному общению.

О третьей же ветви рода Людей Льда, норвежской, они знали очень мало. У Вильяра и Белинды был девятилетний сын, которого назвали Хеннинг в честь легендарного Хейке. Сольвейг и Эскиль не так давно умерли, и теперь семья Вильяра проживала одна в Липовой аллее.

Это было все, что знала Сага.

Она должна была отправиться туда. Это было необходимо. Они нуждались в ней. Но почему именно, она не знала. Она не прочь была уехать из дома, который теперь стал таким пустым. Поразмыслив в течение двух дней, она решила продать дом.

Это оказалось сделать просто. Всю обстановку она отправила к Кристеру: он мог взять это себе или сохранить до ее возвращения. Он согласился с тем, что она уезжает, ведь все давно знали, что она избранная. Кристеру было, конечно, очень интересно, что там ее ожидает, и он попросил ее посылать ему подробные отчеты. Но, судя по поведению Саги, она вовсе не собиралась возвращаться в Швецию — и его это не очень-то удивляло.

Да, у нее были свои планы. Ей не терпелось покинуть эти места.

Она отправилась в Вернберг, чтобы попрощаться со старой и молодой графинями Оксенштерн, которые поддерживали сторону при разводе.

— Значит, ты все-таки покидаешь нас? Ты хочешь нарушить старую добрую традицию? Разве ты не вернешься обратно?

Они озабоченно смотрели на эту молодую, стройную женщину с холодными зелеными глазами. Красота ее была нежной, хрупкой, неописуемой, словно она явилась из какой-то отдаленной, заоблачной страны. Она казалась такой далекой от мира, такой холодновато-сдержанной, словно была на земле гостьей. Будучи внешне похожей и на нежную, добродушную Анну Марию, и на темноволосого Коля, она не унаследовала их сердечности. Сага была вещью в себе, и никто ее не понимал.

— Обратно я не вернусь, — сказала она уверенно, спокойно. — Но если у меня когда-нибудь будут дети, я расскажу им о нашей долгой дружбе и о нашей службе у Оксенштернов. И я скажу своим детям, чтобы они вернулись к вам, если в этом будет нужда.

Слова ее обрадовали и старую графину, Еву Оксенштерн, и молодую Лотту, урожденную Гюлленхаал. Обе пожелали Саге удачи. Покидая их дом, она подумала, что ей наверняка потребуется это благословение.

В письме Вильяру и Белинде Сага написала, что направляется к ним, чтобы выполнить свое предназначение.

Поскольку ее ветвь рода всегда была самой богатой, она имела при себе средства, чтобы путешествовать с комфортом. В те времена в Швеции уже были первые железные дороги, но не в тех местах, куда ехала она. Она долго выбирала себе подходящую карету и возницу. Проблема состояла в том, чтобы отправить обратно карету, коня и кучера, а ей вовсе не хотелось заниматься этим.

Она вдруг обнаружила, насколько твердо было ее решение. Она готовилась к путешествию в один конец.

И ее это вполне удовлетворяло. В Норвегии тоже можно было устроиться. Но все это время она размышляла над великой загадкой: что она, собственно, собирается делать там? Что может с ней произойти?

Это предстояло со временем узнать.

И Сага решила отправиться в путь самым обычным способом — почтовым дилижансом, от одной почтовой станции до другой. В дороге могли быть всякие неожиданности, но это был относительно надежный способ передвижения. Можно было переложить ответственность на плечи других.

И уже в начале лета она была готова отправиться в это долгое путешествие в Норвегию.

В последнюю ночь перед отъездом ей приснился удивительный сон, настолько изнурительный, что она проснулась. Она долго лежала, возбужденная и испуганная, стараясь припомнить все мелкие детали. Она понимала, что сон этот ей приснился не случайно.

Самым сильным впечатлением от сна был ветер. Словно она стояла на горном перевале, обдуваемая со всех сторон свирепыми ветрами.

Вдали она слышала какие-то слабые крики. И, напрягая зрение, различала маленькую группу людей, идущих сквозь непогоду. Не видя их лиц из-за большого расстояния, она знала, что это предки Людей Льда, их добрые защитники.

Это ее они звали.

«Сага! Сага!» — слышала она их голоса, похожие на далекое эхо.

Между ними и ею свирепствовали ветры. Ветры были стеной, границей между ними.

«Сага! Мы не можем добраться до тебя!»

Она это знала. Она поняла это во сне. Знала, что духи-защитники никогда не смогут вступить в контакт с избранными, пока эти избранные не умрут и не присоединятся к их когорте. Возможно, они помогали в свое время Шире, но на расстоянии. И не напрямую, как это бывало с несчастными мечеными. Тарье тоже был среди избранных. Но он вообще никогда не получал никакой помощи и был убит еще до того, как приступил к выполнению своего предназначения. Думать об этом было тяжело. Рассчитывать на собственные силы, когда не знаешь, что тебе нужно делать!

Виллему, Доминик и Никлас тоже были избранными. Но их задача была куда проще. Они должны были превратить чудовище Ульвхедина в человека. Они не имели никакого отношения к духам.

А Сага имела? Это должно было выясниться со временем.

«Сага! Сага — слышалось жалобное эхо. — Будь осторожна с…»

«О чем вы говорите? — кричала она им, и ветер подхватывал ее слова. — Я не слышу вас…»

Вот так и бывает во сне: предметы и люди видны отчетливо, а голоса слышны неразборчиво. И так всегда! В довершение всего они были далеко, между нею и ими завывали ветры, так что было совершенно невозможно различить слова.

«Случилось нечто неожиданное… — кричали они. — Ты в опасной зоне, и мы не можем помочь тебе».

«Что вы говорите? — кричала она им. — Что там такое случилось?»

Ответ невозможно было расслышать. Но вот ветер принес с собой несколько фраз: «Мы посылаем к тебе человека, обычного человека на помощь тебе. Держись за него!»

«Кого? За кого я должна держаться?»

Но тут ветер превратился в настоящий ураган, и группа ее предков скрылась из виду. Связь с другим миром была нарушена, и Сага, метавшаяся из стороны в сторону, со сдавленным криком, наконец, проснулась.

Прерывисто дыша и дрожа всем телом, она лежала, пытаясь понять, что означал этот сон.

Сага почувствовала, что должна принять этот сон всерьез.

Если бы она знала об этом хоть чуточку больше!

Да, ей следует быть осторожной. Но не так-то легко быть осторожной, когда не знаешь, откуда ждать опасности и что это за опасность.