6

Отчет Натаниеля перед Эллен Кнутсен

Первый день.

«Дорогая Эллен!

Я никогда не имел склонности к написанию писем, считая это уделом женщин. Но все же попробую изложить главное. Не удивляйся, если все это получится у меня несколько обобщенно.

Отсюда виден Лейн Дистрикт. Разумеется, не целиком, поскольку все скрыто густым туманом, который приглушает краски, пение птиц и голоса людей. А может быть, просто облака нависают слишком низко, я точно не знаю.

Я прибыл в маленький городок с рядами низеньких, светло-серых домов, похожих на жилища крестьян в феодальном владении. Я увидел также и феодальный замок, но он не особенно привлек мое внимание. Четырехугольный ящик, крытый красной черепицей, с длинными трещинами в углах стен. Я живу в этом городишке в просторной и холодной комнате отеля, лишенной каких бы то ни было удобств. Охотно верю, что в этом городке происходят всякие жуткие истории.

Я пишу скучно? Но я же сказал, что туман заглушает здесь все.

Я получил разъяснения от местной полиции, так что я в курсе всего, что здесь произошло.

Среда, 26 мая.

Кен Браун, 9 лет, сын автомеханика, не был обнаружен утром в своей постели. Похоже, он вообще не ложился, после того, как в восемь вечера вошел в свою комнату. Он бесследно исчез. Кен известен сверстникам как нелюдим, вспарывающий животы лягушкам в своей комнате и большую часть времени проводящий у запруды, лежа на животе и изучая подводную фауну, или же в конюшне школы верховой езды. К его великому огорчению, семья не имела средств, чтобы обучать его верховой езде, поэтому он утешался тем, что ухаживал за лошадьми.

Среда, 1 июня.

Алекс Фрай, 15 лет, племянник владельца большого замка, вышел погулять с собакой в семь часов вечера. С тех пор его никто больше не видел. Алекс всегда был болезненным мальчиком и много времени проводил за границей, не вынося местного сырого климата. Это был застенчивый, нелюдимый мечтатель, никогда не смотревший никому в глаза, носивший очки и смертельно боявшийся девушек.

Если ты улавливаешь хоть какую-то связь между этими двумя случаями, попытайся сопоставить ее со следующим исчезновением.

Пятница, 9 июня.

Лиз Томпсон, очень самостоятельная четырнадцатилетняя девочка из хорошей семьи, не вернулась домой с вечеринки. Но поскольку такое бывало и раньше, так что это не сразу заметили. И только через три дня они подняли тревогу.

Лиз была предоставлена самой себе, она околачивалась в дорогих ресторанах, куда не пускали тех, кто не был надлежащим образом одет, тратила огромные суммы на тряпки и косметику и совершенно не развивалась интеллектуально. Она общалась только с определенным кругом людей и не могла иметь никакого отношения ни и Кену Брауну (школу верховой езды она не посещала, поскольку лошади дурно пахли), ни к Алексу, который был слишком замкнутым и ни с кем не общался. К тому же Лиз вряд ли была из тех, в кого он мог влюбиться.

Как видишь, все трое были в таком возрасте, когда хочется сбежать из дома и отправиться на поиски приключений. Но кое-что свидетельствует о том, что они исчезли не добровольно.

Каждого из этих троих легко можно было похитить. Двое из них не находились дома во время своего исчезновения, комната Кена находилась на первом этаже, и окно было открыто, а по соседству не было ни одного дома.

Наутро после исчезновения в постели Кена и на лестнице в доме Фрая лежал небольшой предмет: кусочки кожи, привязанные к цыплячьей ножке. Мать Лиз говорила, что, возможно, тоже видела нечто подобное, но она точно не рассмотрела этот предмет, сразу же выбросив его в мусорный ящик.

Местное население было возмущено, точно зная, кого винить в этом. В окрестностях сходились на свой шабаш ведьмы, тесный круг посвященных, и никто не знал — или не хотел говорить — кто именно входил в этот тесный круг. Но все в городке были абсолютно уверены в том, что там занимаются черной магией. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что все трое детей исчезли в ночь на четверг; эта ночь издавна считалась ведьмовской.

Сегодня среда, прошла почти неделя с момента исчезновения Лиз.

Полиция разыскивает Кена уже три недели, Алекса — две недели и Лиз — одну неделю, и, опасаясь других исчезновений, они вызвали меня. Возможно, я еще не говорил тебе, что изучал в университете этнографию, уделяя особое внимание народным поверьям и преданиям. Это мне интересно.

Не думай, что я представляю собой величину международного масштаба, это Рикард порекомендовал меня, поскольку в норвежскую полицию был сделан запрос по поводу аналогичных случаев. Поэтому я и приехал сюда.

Должен кое о чем рассказать тебе, Эллен, потому что при встрече у нас не было повода говорить об этом. Дело в том, что специфические способности, которыми я обладаю, невозможно использовать по своему усмотрению. Как правило, они проявляются спонтанно и неожиданно. Конечно, я могу заставить их работать, но это требует огромной сосредоточенности и не всегда бывает удачным. Чаще всего мне не удается это, поскольку давление окружающего мира слишком велико. Спонтанные видения — или лучше сказать, знания — никогда не бывают ошибочными. Надеюсь, ты понимаешь меня? Ведь не со всеми людьми я вступаю в контакт. Ты — особый случай. Кое с кем бывает вообще невозможно установить какой бы то ни было контакт. Я пишу это для того, чтобы ты поняла, какие у меня здесь проблемы.

Я не смог установить контакт ни с одним из пропавших, Эллен!

И это очень странно.

Вообще вся история очень странная. Даже если тут замешана магия, многое все равно остается очень странным.

Перед тем, как начать сегодня расследование, я закрылся в комнате, взяв с собой некоторые вещи детей. И не установил никакого контакта с пропавшими. Частично я узнал причину этого, но дело легче не стало.

В двух случаях причина была ясна: один из детей находился при смерти, другой лежал в глубокой коме и поэтому не поддавался воздействию, что же касается третьего, то о нем вообще не было никаких сведений.

Вообще-то я легко выхожу на след пропавших, но в данном случае я просто не знаю, что делать. Я не вижу никаких признаков того места, где они находятся, у меня только есть неясное предчувствие того, что они, все трое, вместе.

Но меня пугает одно. Я чувствую, что кого-то из них уже нет. Держа в руках их вещи, я не ощущаю особой уверенности в том, что один из них мертв, тем не менее, меня не покидает ощущение пустого пространства, мрачных, темных вибраций, обозначающих присутствие мертвеца.

(Эллен хотелось бы, чтобы он написал, кто, по его мнению, мог быть мертвым, но он ни словом не обмолвился об этом. Может быть, он этого и не знал?)

Помнишь, как мы стояли в маленькой, жуткой комнате гостиницы? Ты тогда заметила мою реакцию. Вся комната вибрировала так, что дрожали стены, Эллен, и я знал, что дворянин — или другой мертвец — находится здесь. Но лучше нам забыть тот случай и сконцентрироваться на том, что происходит сейчас.

Что касается куриных ножек и кусочков кожи, то это мне ни о чем не говорит. Либо это ведьмовской знак, либо какое-то надувательство. Никогда раньше я не встречал подобных символов. Это скорее напоминает вудуизм, предупреждение о смертельной опасности, нависшей над кем-то, хотя сходства здесь особого нет.

Сегодня я успел посетить только дом Кена. Дом расположен на окраине городка, и в подвале дома находится мастерская отца. Родители Кена — солидные, приветливые работяги, в комнате мальчика уютно и опрятно. У него есть младшие братья и сестры, но они не могли дать никаких разъяснений. Кен ничего им не говорил, и сами они ничего не слышали. Родители, конечно, в глубоком отчаянии. Подобное неведение подчас бывает хуже знания о том, что ребенок мертв. В таких случаях человек колеблется между страхом и надеждой, думая в панике, что может спасти ребенка, если сделает все необходимое.

В данный момент я нахожусь в полном замешательстве, Эллен. Не знаю, с какой стороны подойти к делу. Возможно, завтра я выйду на какой-то след, посетив другие дома. Единственное, что я чувствую, так это то, что дело не терпит отлагательства, что дорога каждая минута.

И еще мне нужно найти главаря ведьмовского сборища! Если это человек добрый, я найду его без помощи полиции. Если же нет, то мне придется ходить по домам и спрашивать.

Как видишь, я пишу все, что приходит мне в голову. Но это занятно. И я заранее радуюсь тому, что завтра вечером снова сяду писать тебе.

Только бы дело сдвинулось с мертвой точки!

Напиши мне пару слов, будь добра! Ты же знаешь, мне тоже хочется узнать, как у тебя дела, а не только говорить о себе. Желаю тебе всего наилучшего.

Твой друг Натаниель».

Следующий день.

«Дорогая Эллен!

Спасибо за открытку, наши письма могут приходить вразнобой, но это не имеет значения. Почему ты пишешь так убийственно сухо и кратко? Я же знаю, что ты умеешь писать лучше. Похоже, ты боишься, что я подумаю, будто ты влюблена в меня. Дорогой друг, я знаю, что это не так! Ведь ты по-прежнему думаешь о том парне. (Если бы я встретил его здесь, я бы измолотил его, испытывая при этом радость!) Я тоже не собираюсь влюбляться в тебя. Так что пиши все, что у тебя на сердце, это вовсе не опасно, я не стану это истолковывать превратно. У нас с тобой такая редкая, прекрасная дружба, Эллен. Но встречаться нам больше нельзя. Зато ничто не может помешать нам писать друг другу, ведь нас с тобой разделяет Северное море!

Но это слишком длинное вступление, а ведь мне так много нужно рассказать тебе! У меня может получиться очень длинное письмо, настоящий роман, и я надеюсь, что ты дочитаешь его до конца. Я сижу в гостиничном номере, очень усталый. Сегодня произошло столько событий, и я…

Нет, лучше рассказать все по порядку.

После хорошего и обильного, но несколько непривычного завтрака в столовой отеля я отправился в поместье. Я мог бы поехать туда на машине, но предпочел пойти пешком, чтобы осмотреть окрестности. Среди густого тумана, покрывшего долину, я смог различить покрытые лесом холмы Фогги Хилла, а в самом конце долины начинались вересковые пустоши, как сказали мне в полиции, хотя сам я пока ничего не видел. Чуть ниже находилось судоходное озеро, которое я видел из окна столовой вчера вечером.

Дорога, по которой я шел, вызывала у меня неприятное чувство, Эллен. Возможно, в ясную погоду здесь очень красиво, но все равно, что-то во всем этом мне не нравилось. Возможно, мне казалось так потому, что эта местность скрывала какую-то загадку, тем более, что здесь были налицо все составные части мрачной драмы: туман, замок, ведьмы, суеверные жители.

Как я уже сказал, пейзаж этот нес на себе отпечаток феодального времени. У подножия Фогги Хилла стояли современные одноэтажные дома, в одном из которых жила семья Лиз Томпсон. Сначала мне нужно было посетить имение. То здесь, то там я видел прекрасные английские дома с остроугольными крышами и оправленными в свинец окнами и эркерами. Неподалеку от имения находился необычного вида дом, сложенный из булыжников, с огромными окнами и верандами в самых неожиданных местах. Такой дом мог принадлежать чудаку-художнику или какому-то пресыщенному богачу.

Находясь между этим домом-монстром и имением, я остановился, чтобы прислушаться. Когда я пишу «прислушаться», я имею в виду «прислушаться к собственному голосу». Но все было тихо.

Тем не менее, я мог поклясться в том, что кто-то позвал меня. Это была мольба о помощи.

Помнишь, о чем мы говорили в последний раз? О немых воплях. Я не обладаю присущей тебе способностью притягивать к себе души страждущих и несчастных, и то, что я слышал, было не зовом духа, а немым воплем живой души. И этот немой вопль звучал лишь какую-то долю секунды, пока я шел, так что я не мог хорошенько разобраться в этом.

Я огляделся по сторонам. Впереди начиналась аллея, ведущая в имение. Внизу поблескивало озеро, справа узенькая тропинка вела вверх, на Фогги Хилл. И я пошел по этой тропинке, надеясь снова установить мгновенно утраченный контакт.

Тропинка постепенно поднималась вверх, петляя среди высоких осин. Местность была пустынной. Только неподалеку виднелась четырехугольная трансформаторная подстанция, а чуть подальше — водокачка. Я дошел до хвойного леса, но не уловил никаких сигналов. Потом я вернулся назад тем же путем. Доносившиеся до меня звуки не имели никакого отношения к происшедшей истории.

Дойдя до имения, я был совершенно мокрый, но не от дождя, а от густого тумана.

Мне открыла дочь хозяина — молоденькая красивая девушка лет шестнадцати, я думаю. Кокетливо одетая, с длинными, светлыми, шелковистыми волосами и тонкими бровями. Она выглядела необычно, ведь современные девушки привыкли одеваться небрежно. Представь себе, у некоторых моих племянниц вообще нет платьев! Они повсюду разгуливают в брюках!

(Прочитав это, Эллен покраснела. У нее и самой-то было всего одно платье, когда она устроилась на эту фатальную работу в гостинице «У старой переправы». Ей следовало иметь в виду, что Натаниель питает слабость к типично женской одежде.)

Маурина — так ее звали — пригласила меня в гостиную. Там меня встретил хозяин имения Фрай. Он показался мне пародией на английского помещика: с седыми висками, прямой осанкой, одетый в твидовый пиджак и брюки гольф, в грубошерстных носках. Его жена холеная, сдержанная, чопорная и совершенно неинтересная. Она держится как самая знатная дама здесь. Разумеется, они очень переживают за Алекса. Из разговора с ними я кое-что узнал.

Когда родители Алекса умерли несколько лет назад (его мать болела той же болезнью, что и Алекс, у нее были поражены сердце и легкие), помещик Фрай пообещал взять Алекса к себе.

Никто не рассчитывал на то, что мальчик проживет долго. Фрай был назначен опекуном своего племянника и получил за это солидное вознаграждение плюс возможность распоряжаться состоянием мальчика.

В случае смерти Алекса его состояние переходило к родственникам по материнской линии, откуда это состояние и было получено. Фрай не имел на него никаких прав. Поэтому семейство Фрай было заинтересовано в том, чтобы мальчик получал надлежащий уход, что и было на самом деле. Они просто сдували с него пылинки, как сказал мне один их сосед, которого я посетил позже в тот же день.

Все очень скептически относились ко мне, не веря в такие «штучки». Но я уже к этому привык, ведь людям нашей «профессии» приходится испытывать много унижений, дорогая Эллен.

(Этот намек на какую-то общность между ними приятно тронул Эллен, и она восторженно засмеялась, прочитав эти строки.)

Но они терпеливо отвечали на все мои вопросы, тем более, что полиция спрашивала у них чуть раньше о том же самом.

Тебе, наверное, интересно, что я чувствовал, находясь в этом доме? В доме у Кена все было нормально. Здесь же что-то было не так. Было бы нормально, если бы эти люди излучали озабоченность, растерянность, беспокойство. Но я уловил только страх. Вот это и не было нормальным.

Но позволь мне изложить нашу беседу, насколько я ее запомнил.

Меня не интересовали чисто полицейские аспекты: что было у Алекса при себе, в какое время он ушел и так далее. Об этом я уже узнал в полицейском участке.

— Алекс знаком с Кеном Брауном? — спросил я.

— Алекс никого здесь не знает, — ответила фру Фрай. — Большую часть времени он проводит в доме, когда живет здесь, а вообще-то он лечится в одной швейцарской больнице и бывает на курортах в других странах.

Увидев легкий румянец на щеках девушки, я обратился непосредственно к ней:

— Возможно, ты знаешь Кена?

— Этого лоботряса? — засмеялась она. — Который целый день околачивается в конюшне? Он корчит из себя важную персону и делает вид, что знает все о лошадях. Нет уж, увольте, это не моего поля ягода!

— А Лиз Томпсон ты знаешь?

— Нет, мы с ней не знакомы! Она из тех, кто пробует всех мальчиков подряд. Меня ничуть не удивляет, что с ней случилась беда, фактически она сама напросилась на это.

— А Алекс ее знал?

— Конечно, нет!

Возможно, Маурин покажется тебе весьма несимпатичной в моем описании, но на самом деле это не так. На губах ее играет невинная улыбка, голос мягкий и приветливый. Фактически, я питаю слабость к таким светловолосым, хрупким существам.

(Спасибо! — фыркнула Эллен и посмотрела в зеркало на свои пышные черные кудри и жизнерадостное лицо.)

Натаниель продолжал:

«Пришлось взяться за дело осторожнее. Я спросил:

— Скажи мне… В вашей местности известно что-нибудь о шабаше ведьм?

Они переглянулись. Наступила неловкая пауза. Наконец хозяин нерешительно произнес:

— Думаю, вам нужно спросить об этом моего глубокоуважаемого соседа. Он знает об этом намного больше, чем мы.

И поскольку он произнес это весьма кислым тоном, я понял, что рыба клюнула, и спросил:

— И что же это за сосед?

— Думаю, Вы не могли не заметить его строения из стали, стекла и камня. Его зовут Дуглас Бигбай, и он сам называет себя писателем. Наверное, написал одну статейку в какой-нибудь газете в тридцатые годы.

— Да нет же, папа, он не такой старый!

— Это не имеет значения, одному богу известно, на что он живет. Может быть, торгует колдовскими и приворотными зельями?..

Было ясно, что им не хочется больше говорить о господине Бигбае, поэтому я, сократив ход беседы, спросил напрямик:

— Чем вы так напуганы?

Все разом вскочили и с ненавистью уставились на меня.

— Разве не естественно быть напуганным, когда пропадает мальчик? — сердито сказала жена.

— Я имею в виду не этот страх, — сказал я. — Вы боитесь за самих себя.

Они замерли. Слышалось только сопящее дыхание хозяина.

Наконец дочь горячо воскликнула:

— Я не знаю, кто вы такой, может быть вы мошенник, Бог вас знает! Но сделайте что-нибудь! Найдите Алекса ради нашего блага! Это для нас жизненно важно.

— Я сделаю это ради самого мальчика, — сухо ответил я. — Но вы имеете особый интерес в том, чтобы его нашли, не так ли?

Наконец заговорил хозяин:

— Да, это так. Его исчезновение — больше несчастье для нас. Через несколько дней приедет сестра его матери, она приезжает раз в год, чтобы проверить, хорошо ли ему здесь. Это очень влиятельная дама, и она не очень доверяет нам — ведь я брат того ужасного человека, за которого вышла замуж ее удивительная сестра — да, именно так считают у них в семье. Но я подозреваю, что она просто-напросто положила глаз на деньги Алекса. Ведь это ее родня унаследует его состояние.

— В том случае, если он умрет раньше их. Фрай вздохнул.

— Боюсь, что это может произойти. Его жизнь висит на волоске.

Я переменил тему разговора.

— У вас есть фотография мальчика? — спросил я. Фру Фрай принесла альбом.

— Здесь есть фотография пятилетней давности. Она сделана у фотографа. Это лучшая из всех наших фотографий.

В десять лет Алекс был тоненьким темноволосым мальчиком с брюзгливым выражением лица. Он производил впечатление самоуверенного и замкнутого ребенка. Его сходство с Маурин было поразительным. И еще больше он был похож на нее — несмотря на то, что носил очки — на любительской фотографии, сделанной примерно год назад. Алекс был темноволос, брови у него были гуще, чем у нее, а щеки круглее, во всем же остальном они были очень похожи. Но ведь так и должно было быть, они были двоюродными братом и сестрой.

— Сколько времени он пробыл на этот раз дома? — спросил я.

— До своего исчезновения он пробыл здесь всего две недели, — сказала фру Фрай. — В первый же раз, когда он вышел погулять, он пропал. До этого была слишком сырая погода, чтобы отпускать его. О, как все это ужасно, как ужасно! Мы искали везде!

Маурин горячо произнесла:

— Если Вы обладаете сверхъестественными способностями, то скажите, где теперь Алекс? Жив ли он?

Немного подумав, я ответил:

— В этой истории замешаны трое детей. И в целом история эта очень странная. Меня не покидает ощущение того, что один из них — или все они — не живы и не мертвы… Нет, это абсурдное объяснение. Скорее, это ощущение того, что дети мертвы и одновременно не мертвы…

Они непонимающе уставились на меня, я попал в неловкое положение. Но я не мог им объяснить это более точно.

Вскоре я покинул их и направился прямо в монументальное сооружение из камня и стекла. Архитектор здесь не всегда видимо критически относился к своим выдумкам.

Погода оставалась такой же скверной, но по дороге туда я вдруг пришел в веселое расположение духа. Я стал думать о тебе, мысленно видел тебя перед собой, и все сразу стало радостным и сияющим.

Эллен, я не могу передать, как я рад иметь такого друга, как ты. Наша дружба так чиста, так прекрасна, правда? То, что я впервые увидел в тебе, так это выразительные глаза и в высшей степени живое лицо. Ты понимаешь, что ты реагируешь на все окружающее с непосредственностью трехгодовалого ребенка? И при этом ты не ребячлива, подобно многим другим девушкам.

Если ты чего-то боишься, твои глаза становятся огромными и наполняются ничем не замутненным страхом.

Если ты рада, на губах твоих появляется робкая улыбка, которая тут же гаснет, и в следующую секунду она становится широкой и сияющей, как солнце.

Если же ты сердишься, ты похожа на спаниеля, просидевшего несколько часов под дождем. Ты совершенно неотразима, не то что эти безжизненные коровы, слоняющиеся по улицам и жующие резинку. Ни одна вещь в мире не убивает живость взгляда так, как жевательная резинка.

С другой стороны, я не считаю, что ты относишься к тому типу девушек, которым свойственны необузданные страсти и вожделение в любви. Может быть, об этом писать здесь неуместно, но однажды я встретил такую. За две наших встречи она выложилась вся: бросалась ко мне на шею, страстно ласкала меня, стонала, извивалась и охала, и все это было так неестественно. Как это было отвратительно, Эллен, я лег с ней в постель только один раз и не осмелился довести дело до конца. В самом разгаре ее диких страстей я покинул ее и сказал, что в следующий раз ей следует вести себя с парнем более естественно. Извини, об этом мне, возможно, не следовало писать, но кроме как с тобой мне не с кем об этом поговорить. Так хорошо, когда есть, кому довериться! Извини и забудь все это!

Я уверен, что такой, как ты я могу сказать, что… что я хочу тебя. Меня сразу же покорил вид твоих спутанных волос. Так и хочется запустить пальцы в твои черные кудри, намотать их на палец, вытянуть и посмотреть, что из этого получится. И я ненавижу того парня, в которого ты влюбилась и который отверг тебя. Неужели он не понял, от чего отказался?

(Последние строчки Эллен перечитывала снова и снова, потом подошла к зеркалу и долго смотрела на свое отраженье. Она не находила себя особенно привлекательной, но то, что Натаниелю так казалось, радовало ее.)

Наконец я с содроганием вернулся к туманной действительности маленького английского городка, и скоро уже сидел на огромном диване, на котором вполне разместился бы слон, и разглядывал господина Бигбая…

Брезгливо держа куриную ножку с кусочками кожи своими тонкими, наманикюренными пальцами, Дуглас Бигбай спросил:

— Что бы мог означать этот омерзительный предмет?

— Я думал, вы скажете мне об этом.

— Нет, уж знаете… — в гневе произнес господин Бигбай. В голосе его звучало презрение. Одет он был в халат из черного шелка с красной оторочкой, на ногах у него были шлепанцы ручной работы. Ему было лет сорок, волосы у него были светлые и аккуратно причесанные, одутловатое лицо с припухшими глазами выражало скуку и упадок настроения. Рот у него был маленьким и жеманным. — С такими шарлатанами мы не сотрудничаем! Ведь это не цыплячья ножка, это нога бройлера!

В его голосе прозвучало бесконечное презрение. Все в нем было ненатуральным, более напыщенных людей я никогда не встречал.

— Значит, вы и есть предводитель ведьм? — спросил я.

Он самодовольно усмехнулся.

— Не могу этого отрицать, — сказал он. — Я исполняю обязанности мастера колдовства и пользуюсь признанием во всей Англии. Вы сказали, что Вы тоже немного причастны к нашей сфере деятельности? Вы из Норвегии?

Тон его был подчеркнуто снисходительным.

— Да, я немного изучал это… — неопределенно ответил я.

— Это интересно, — с какой-то кошачьей, вкрадчивой мягкостью произнес господин Бигбай, и тут как раз на подоконнике потянулся его кот. — Вас удивили бы результаты, достигнутые в нашем узком кругу. Мы специализируемся в экзорцизме .

Экзорцизм — заклинание духов! Я с трудом сдержал стон отчаяния.

— Вам удалось изгнать каких-нибудь демонов? Не уловив сарказма в моем вопросе, он проворковал:

— О, вы удивились бы, узнав, сколько людей одержимы бесами! Вы сами, к примеру, одержимы бесом Аполлионом.

«Ну и мошенник же ты, — подумал я. — Не строй из себя пособника Антихриста!»

— Видите ли, у меня чрезвычайно развиты экстрасенсорные способности, — продолжал господин Бигбай, любящий говорить о самом себе красивые, выспренные слова. — В психометрическом тесте с перевернутыми шашками я, был случай, угадал девять из тридцати. Это просто сенсационно!

Я согласился, что это необычайно высокий результат. На мой вопрос о том, могу ли я поприсутствовать на одном из таких сеансов, он ответил, что ему самому хотелось бы помочь коллеге из Норвегии, но, к сожалению, посторонним туда вход запрещен.

Я спросил, имеют ли они обыкновение собираться по четвергам, но он туманно ответил, что это может быть любой день недели. Нет, он не помнил, чтобы они встречались в последние три четверга. Разумеется, он слышал о трех исчезнувших детях, и он очень возмущен тем, что люди подозревают в этом ведьмовское сборище.

— Мы не имеем никакого, абсолютно никакого отношения к этому, — воскликнул он, выразительно прижав к груди руки. — Эта мысль просто смехотворна. Мы не практикуем жертвоприношение детей.

О жертвоприношении речь пока не шла, но мне очень хотелось самому выяснить, что к чему. О господине Бигбае можно было подумать все, что угодно. Жаль, что я не могу присутствовать на сеансе.

Он, в свою очередь, полюбопытствовал, каково мое мнение по поводу исчезнувших детей. И я повторил то, что я сказал Фраям: что дети «мертвы и одновременно не мертвы». К моему великому раздражению, он презрительно усмехнулся.

— Как зомби, что ли? Гаитянские живые мертвецы? Не такая уж плохая идея. Меня не удивит, если владелец поместья похищает детей и использует потом их живые трупы в качестве рабов.

Какой грубый цинизм!

Господин Бигбай окончательно перестал мне нравиться. Знаешь, Эллен, я сижу здесь и все больше и больше злюсь на него. О семействе Фрай он не захотел говорить, назвав их сельскими идиотами, твердолобыми лжецами. Нет, из семьи Томпсонов никто не принадлежал к кругу колдунов. Совершенно тупые люди.

Брауны? Уж не механика ли вы имеете в виду?

Интонация его голоса свидетельствовала о том, что он видел пропасть между собой и обычными работягами. Думаю, это свидетельствовало в пользу Брауна.

В конце концов я сделал то, чего никогда раньше не делал, потому что мне нужно было узнать, чем занимается эта группа, и я был так зол, что захотел поставить на место этого дилетанта от колдовства. В это время он был болен, но самодовольная улыбка на его лице говорила о том, что он заранее рассчитал свою жизнь. Он сказал, что умрет молодым (тогда, поторапливайся, злорадно подумал я), от долгой, тяжелой болезни.

— Вовсе нет, — сказал я. — Вы проживете восемьдесят три года. И вы умрете внезапно от двустороннего воспаления легких, в течение одного дня.

Ответом на мои слова была победоносная — «Я-все-знаю-лучше» — улыбка.

— Шрам, что у вас на подбородке, — продолжал я, — вы получили, ребенком споткнувшись о комод с медной отделкой — комод в стиле рококо.

Он наморщил лоб. Понимаешь, Эллен, я был зол, а в такие моменты впечатления у меня бывают точными и яркими, я сам не знаю, почему, я и раньше обращал на это внимание.

— А в данный момент вы очень озабочены, — продолжал я. — Незадолго до моего прихода вы нашли в ящике письменного стола счет, который забыли оплатить. И это вас больше всего печалит в данный момент. У вас большие экономические проблемы, господин Бигбай.

Он онемел. Подался назад, словно я был зачумленный. И это подстрекало меня к продолжению.

— Тот кот… хотите, чтобы он замурлыкал? Наконец к нему вернулся дар речи и он сказал:

— Этот кот мурлыкает крайне редко. И, разумеется, не по команде!

Я тут же установил контакт с котом — это сделать очень легко, потому что кошки очень податливы — и тот посмотрел на меня, наполовину закрыл глаза и принялся громко, с удовольствием мурлыкать, перебирая когтями скатерть на столе. Он делал это потому, что я сконцентрировал на нем все свое дружелюбие.

На этот раз господин Бигбай уставился на меня, разинув рот и забыв все свое тупое презрение. Потом, взяв себя в руки, вскочил, побежал в другую комнату и вернулся с целым подносом шашек, используемых при парапсихологических исследованиях. Они были помечены кругами, четырехугольниками, звездами и прочими геометрическими фигурами. Шашки переворачивали, после чего человек угадывал, какая фигура нарисована на обратной стороне. Подобным образом можно было угадывать, какие предметы человек держит в руке, и это называлось психометрией. Результат господина Бигбая — девять из тридцати — был просто прекрасным и свидетельствовал о его способностях, которые он растрачивал по пустякам.

Я брал шашку за шашкой и скороговоркой отвечал, что там, на обратной стороне. И когда я перебрал все шашки, мы стали их переворачивать.

— Смотрите, смотрите, первая угадана верно! — милостиво произнес он. — И вторая тоже. И следующая… — его голос становился все более и более тихим, и после десятой шашки он уже ничего не мог сказать, он просто механически переворачивал их. Под конец я решил сделать две ошибки, потому что злость покинула меня, и я устал от этой возни, разочаровав самого себя тем, что клюнул на такой дешевый триумф.

— Двадцать восемь правильных, — с благоговением произнес господин Бигбай и с почтением поклонился мне. — Для нас будет великой честью, если завтра вечером вы посетите наш сеанс. Я немедленно созову всех членов.

Я поблагодарил его за оказанную мне честь, отмечая про себя тот факт, что они, очевидно, не собирались встречаться в этот четверг, но теперь их планы переменились, и я покинул этот дом, не задавая больше вопросов. Я сказал только:

— Я здесь для того, чтобы найти трех исчезнувших детей, господин Бигбай.

— Думаю, вы найдете их, — ответил он, и его голос, до этого звучавший высокомерно, звучал теперь почти услужливо.

Дорогой друг, мне стыдно признаться в этом, но я был рад тому, что немного проучил его!

Выйдя из дома, я увидел помещика Фрая, направлявшегося к себе; судя по всему, он осматривал свои владения. Но, спускаясь по тропинке с Фогги Хилла, он опустил вниз висящее на плече ружье.

Я пошел в сторону городка. Потом увидел, что дорога ведет к району современных вилл, куда я не собирался. Тогда я решил посетить дом Лиз Томпсон.

И вот, Эллен, идя вдоль подножия Фогги Хилл, я снова услышал немые вопли, этот странный зов, который я никак не мог идентифицировать. Как и в прошлый раз, он доносился из леса, но не со стороны поместья Фрая, а откуда-то спереди. Разумеется, я остановился, но на этот раз я не обнаружил никакой тропинки, по которой можно было подняться наверх, а впереди были скалы. Так что мне пришлось идти дальше по дороге.

Не прошел я и двухсот метров, как снова услышал отчаянную мольбу о помощи, на этот раз она доносилась откуда-то сверху. Но эта мольба была смешана с чувством страха. Страха за меня.

Потом все снова затихло. Я был в полной растерянности, шагая по гравиевой дорожке к дому Томпсонов.

Возможно, визит мой был слишком поспешным, но мне так не терпелось разгадать загадку немых воплей, что я решил не обращать внимания на этикет.

Господин Бигбай был прав, говоря, что это очень скучная семья.

Комната, в которую меня пригласили, была меблирована с таким соблюдением условностей, что казалась просто пародией на комнату. Словно в этом доме и не жили люди. Оказалось, что фру Томпсон дома одна. Это упитанная, лишенная всякого воображения домохозяйка из высшего класса. Из всех троих детей Лиз отсутствовала дома самое короткое время, но это не значило, что дома о ней меньше беспокоились, чем о первых двух. Фру Томпсон была убеждена в том, что ее дочь изнасиловали, мотивируя это тем, что двое мальчиков тоже исчезли.

— Наша дочь — порядочная девушка, — пыталась она убедить скорее себя, чем меня. — Она общалась только с приличными людьми, и можете быть уверены в том, что это исчезновение не добровольное. Она не относится к числу тех несимпатичных, поверхностных молодых девушек, которые разгуливают в нижнем белье «а ля Марлон Брандо» и ездят на мотоцикле. Моя дочь знает, что делает.

Я осторожно намекнул ей, что до меня доходили совсем другие слухи. На щеках фру Томпсон появился слабый румянец, что в ее кругах, очевидно, считается самым большим проявлением чувств.

— Наверняка, это сказала вам Маурин Фрай, — язвительно произнесла она. — И все потому, что ей не удалось расположить к себе мальчика, который предпочел Лиз! Вот теперь она и выливает помои на других.

Я попытался скрыть улыбку. Если дама из состоятельного класса возмущена и с ее языка срываются грубые слова, нетрудно догадаться о ее происхождении.

Но из всех, кого я посетил сегодня, фру Томпсон оказалась наиболее сообразительной: она предложила мне чай и закуску, и это заметно подняло у нас обоих настроение. Она отрицала знакомство с Кеном Брауном и его семьей, ничего хорошего она не сказала также и о господине Бигбае. К тому же она объяснила мне, что Бигбай и владелец поместья продолжают тяжбу о границах участка, длящуюся еще со времен средневековья. Воспользовавшись случаем, я спросил у нее, куда ведет тропинка, по которой я шел.

— Та тропинка, — пояснил я, — что отделяет имение от пустыря Бигбая. Там стоит трансформаторная подстанция и водокачка…

— Водокачка? — удивленно спросила она.

— Да. Чуть правее и выше, в подземном помещении.

— Трансформаторную подстанцию я видела, но… Нет, там нет никакой водокачки!

— Что же это тогда?

— Разве вы сами не видели?

Тут зазвонил телефон, и я решил, что пора закругляться. И пока я вставал, она сказала на ходу, идя к телефону:

— Нет, эта тропинка никуда не ведет. По ней можно просто добраться до вершины холма. Прощайте и заходите еще!

Она стала разговаривать по телефону, а мне ничего больше не осталось, как уйти. Я уверен, что она не имела никакого представления о том, кто я такой и чего хочу. Пустая женщина!

Ах, Эллен, как мне докучают подобные люди! В умственно отсталых и душевнобольных, которых я лично ставлю очень высоко, куда больше души, чем в таких, как она, у которых есть разум, но они не умеют им как следует распорядиться.

От нее я мало что узнал, несмотря на то, что мне удалось несколько раз коснуться ее руки. Она относилась к числу тех, кому нечего сказать из-за отсутствия эмоций. Таким людям не свойственны переживания. От некоторых людей я получаю такие сильные импульсы, что могу прочитать всю их жизнь, как прошлую, так и будущую. Ты — одна из таких людей, и я знаю о тебе все до определенного момента в будущем, о котором ты догадываешься. Что будет после этого, мне неизвестно, все зависит от того, разойдутся ли наши пути или же мы будем преодолевать кризис вместе. И если мы останемся вместе, это ни к чему хорошему не приведет, дорогая Эллен».

(«Создается впечатление, что я должна умереть, — подумала Эллен. — Но Натаниеля трудно понять. Его слова звучат порой как пророчества. О, как мне бы хотелось продолжать встречаться с ним! Он такой чудесный.

Но оказывается, он знает и о моей прошлой жизни! Мне становится просто не по себе! Да, это приводит меня в ярость!»

Эллен начала размышлять о том, что, собственно, произошло в ее прошлой жизни, было ли у нее что-то такое, чего он не должен знать. Но кроме бесконечных промахов она не могла припомнить ничего двусмысленного или дурного. И она снова принялась читать письмо.)

«К тому же остается открытым вопрос о том, выживу ли я, выполняя свою великую, сверхчеловеческую задачу. Можно быть уверенным на все 99 процентов, что я не выживу. К сожалению, я не могу тебе сказать, в чем состоит моя задача, потому что ты все равно этого не поймешь. Но поверь мне: ни при каких обстоятельствах тебе не следует рассчитывать на меня!»

(«Поздно говорить об этом, Натаниель, — подумала она. — Я так очарована тобой, что мне самой становится страшно».

Она и в самом деле не понимала и не могла понять, что за задача стоит перед ним.)

Выйдя из дома Томпсонов, я сразу направился вверх по тропинке. Походив немного по лесу, я так и не услышал никаких новых голосов.

Все было спокойно. И я так устал и промок, что решил вернуться в отель.

Чувствуя духовное истощение, я сразу же лег спать.

Это хорошо, что ты работаешь у своего отца, подписываешь конверты и наклеиваешь марки. Как только у тебя появится свободное время, мы съездим туда, где ты испытала в детстве страх. Время не терпит, мы не должны канителиться. Я рад тому, что тебя уже не преследуют страхи, но не думай из-за этого улизнуть от меня! Зло нужно вырвать с корнем, только тогда ты сможешь окончательно освободиться от страшных переживаний детства.

Дорогой друг, я так рад, что встретил тебя! Я уже говорил тебе, что никому никогда не писал писем, так что извини, что я навязываю тебе все это! Если тебе все это надоест, так и скажи. Я всегда испытывал чувство одиночества, будучи непохожим на всех остальных, я знаю, что никто не сможет последовать за мной в моих странствиях по иному миру.

Я живу в мире теней, Эллен, и ты мой якорь в повседневности, просвет в моем существовании, и в то же время ты способна понять ход моих рассуждений. Мне легче жить, сознавая, что нас двое. Эллен, мне хотелось бы…

Нет, это бесполезно, не будем об этом больше говорить.

(Эллен прекрасно понимала его. Она тоже черпала утешение в сознании того, что он есть, что она теперь не одна со своими жуткими переживаниями. Но ведь Натаниель был таким сильным, поэтому она не понимала, какое утешение он мог черпать в ней. Ведь она ничего собой не представляла.)

Завтра напишу тебе, если будет такая возможность, а теперь мне пора на встречу с колдунами. Хотя я не ожидаю многого от этой встречи. Все это кажется мне таким любительством! И, кстати, это хорошо, ведь настоящие колдуны были бы для меня только помехой.

P.S. Эллен! Я только что прочитал это письмо и пришел в ужас. Какой же я идиот! Все так просто! А я, как последний дурак, рассуждаю о том, как я много знаю! А сам только сейчас обратил на это внимание. Теперь я все понял, Эллен, и я должен спешить!»

 

7

Получив в воскресенье это длинное письмо и прочитав его трижды, Эллен вышла на следующий день на кухню и спросила:

— Почту принесли?

— Да, — ответила ее мать.

— Где мое письмо?

— Никакого письма для тебя нет.

— Не может быть! Где оно?

— Но это правда! Никаких писем из Англии не приходило. Кто это тебе пишет, кстати?

— Один человек, которого я встретила в гостинице «У переправы».

— Но ты пробыла там всего четыре дня!

— Но многое успела сделать за эти четыре дня, — загадочно произнесла Эллен. — Впрочем, у него, конечно, нет времени писать. Может быть, письмо придет завтра…

— Значит, это мужчина? Ты уже забыла Роя?

— Но ведь не все же должно быть связано с любовью!

— Ха! Тот, кто пишет такие длинные письма, наверняка имеет что-то на сердце, — сказала ее совсем еще молодая мать, принимаясь за кроссворд.

Эллен ушла на работу. «Наверняка он напишет завтра», — думала она.

Но и на следующий день письмо не пришло.

Эллен размышляла об этом целых три часа и решила, наконец, связаться с Рикардом Бринком по телефону, но того не оказалось на месте.

Тогда она позвонила в Англию, в отель, в котором жил Натаниель. Номер телефона стоял на конверте, купленном в отеле.

Это было слишком поспешное решение, она была совершенно застигнута врасплох английской речью. «Ах, мой школьный английский! — в отчаянии подумала она. — Как мне теперь быть?»

Но все прошло относительно безболезненно. Нет, господина Гарда здесь нет, он отсутствует в отеле уже несколько дней.

Сколько дней?

В четверг вечером он ушел и пока не вернулся. Да, сюда приходила полиция и спрашивала о нем, но они решили, что он напал на какой-то след. Насколько портье понял, полиция пока не ищет его.

В его голосе Эллен слышала недоверие к эксцентричному иностранцу; господин Гард мог предпринимать все, что угодно, местным жителям не было до этого дела.

Эллен положила трубку. Она подумала, не позвонить ли в полицию на Лейк Дистрикт, но у нее оказалось всего три кроны. Она отпросилась на день из конторы отца, язык у нее все еще пощипывал от клея, который она слизывала с марок. Она питала недоверие к английской полиции, всегда считавшейся действенной и оперативной.

Она с удовольствием поговорила бы с полицией, но не по телефону.

Станет она сорить деньгами ради бесполезных разговоров!

«Если бы я знала, где он теперь! — думала она, возвращаясь домой. — Может быть, он нуждается во мне, а я сижу здесь в полном неведении…»

Дома никого не было, когда она вернулась. Она пошла в свою комнату и еще раз перечитала письмо, но это не прибавило ей ясности. Она не умела читать между строк, как это делал Натаниель.

«Если бы я могла вступить в контакт с ним…» — подумала она. И в тот же миг у нее екнуло сердце. Она вступила в контакт? Может быть, она умеет это делать? Так, как это мог сделать Натаниель.

О, нет, ей это было не свойственно! Эллен никогда не замечала у себя телепатических способностей.

Но Натаниель сказал, что она более чувствительна, чем все остальные.

Да, в самом деле… Она притягивала к себе души несчастных. Но Натаниель был живым. Она надеялась на это.

Предприняв робкую попытку передачи мыслей на расстояние, она с усмешкой остановилась: нет, на это она была не способна!

А в это время Натаниель, отсутствующий уже пять дней, был близок к решению проблемы. И никто не искал его. Не будет ли слишком поздно?..

Все приняло серьезный оборот. Натаниель был сильным, его сверхчувственные способности были велики. У нее же была только крупица этих способностей. Он часто говорил о том, что нужно сосредоточиться…

Родители должны были вернуться не скоро, дом был теперь в ее распоряжении.

Эллен решила основательно взяться за дело. Она должна была знать, нуждается ли в ней теперь Натаниель.

Она была не чужда йоге и медитации и знала, как нужно расслабляться и очистить мозг от ненужных мыслей.

Возможно, возможно, ей это удастся! Ведь даже, если ее способности и минимальные, Натаниель может оказаться достаточно сильным для того, чтобы уловить ее сигналы или как это там называется.

Она села на коврик, прислонясь спиной к стене и держа в руке письмо Натаниеля.

Это не было чисто индийской позой, но для нее это была расслабляющая поза, а это было главное. Раньше она пыталась расслабляться и в лежачем положении, но при этом всегда засыпала, так что теперь такой способ не подходил. И она начала длительную процедуру постепенного раскрепощения тела, и когда все, за исключением мозга, сердца и легких, перестало ощущаться ею, словно ей и не принадлежа, она начала расслаблять мозг.

Натаниель, Натаниель… На-та-ни-ель… безмолвно повторяла она снова и снова, чувствуя, что все глубже и глубже погружается во тьму.

Иногда в голове ее пробегала мысль: «Господи, как все это смешно выглядит! Зачем я все это делаю?» И вся ее внутренняя работа шла насмарку. Но, начиная все сначала, она с каждым разом все глубже и глубже погружалась в свое сознание.

Она не решалась открыть глаза, и к тому же была в своих мыслях так далеко, что больше не замечала ничего вокруг. Она не замечала, что уже в течение получаса ее состояние меняется. Тело стало казаться невесомым, словно парящим в пустоте, мозг расслабился. И началась следующая фаза: концентрация.

Она мысленно представила себе своего друга, каким она видела его в гостинице, но ей было трудно вспомнить черты его лица. Они казались ей расплывчатыми. Тут она вспомнила, как он однажды улыбнулся ей, при этом возле его рта залегли печальные складки. Это воспоминание позволило ей вспомнить его странные глаза, его прямой нос и все линии лица, волосы, слегка прикрывающие уши, немного длинноватые, хотя это ему и шло…

Натаниель, Натаниель, где ты? Ответь мне, умоляла она, и концентрация ее мыслей была настолько велика, что она ощущала зуд в затылке, а письмо, которое она держала в руке, казалось ей тяжелым, как свинец. В голове у нее была пустота и мрак, тело было безжизненным…

И тут в прихожей зазвонил телефон.

Нет, нет, нет, нет!

Как она могла быть такой дурой!

Почему она не выдернула телефонный шнур?!

Медленно, с великим трудом, преодолевая физическую боль, она вернулась к действительности. Вся ее работа оказалась напрасной. Но игнорировать телефон было невозможно. Ведь кому-то нужно было ответить.

Медленно, преодолевая сопротивление собственного тела, она встала.

Звонила дама, которой нужна была мать Эллен. Записав номер телефона, Эллен положила трубку. И в ярости выдернула шнур.

Но она не могла начать сначала всю процедуру. Опустившись в прихожей на стул, она закрыла лицо дрожащими руками.

Она чувствовала такое разочарование, что ей хотелось плакать. «Прости меня, Натаниель, прости, я не знала, получится ли это у меня, но, во всяком случае, я зашла довольно далеко…»

И она заплакала навзрыд.

Слезы лились и лились, и она понимала, что плачет, в основном, от физической усталости. Она совершенно вымоталась, проводя этот эксперимент.

Прошло некоторое время, прежде чем она поняла, что не одна.

Неужели она еще и забыла закрыть входную дверь?

Вынув носовой платок, она вытерла глаза и высморкалась. Слезы больше не затуманивали глаза.

Какая досада! Ужасно досадно, когда тебя видят в таком состоянии! Сидеть в прихожей и рыдать!

— Извините, — всхлипнула она и подняла глаза. Хотя сама она полагала, что, кто бы это ни был, родители или посторонний человек, ему следовало вести себя тактичнее, а не просто стоять и пялиться на нее!

Это был молодой, совершенно незнакомый ей человек. Но какой симпатичный!

Одет он был очень просто, почти бедно. Светловолосый, на вид немного застенчивый, с сияющими голубыми глазами. Да, эти глаза светились такой добротой, что Эллен чуть было снова не расплакалась. Она встала и удивленно произнесла:

— Что тебе нужно?

Сначала он просто посмотрел на нее с мягкой улыбкой, потом сказал:

— Я хочу, чтобы продолжала.

— Что продолжала? — растерянно спросила она. — Я не понимаю.

— Ты единственная, кто может помочь теперь Натаниелю. Сделай это! Попытайся продолжать это и найди его!

Она почувствовала, что бледнеет.

— Откуда ты знаешь… кто ты такой?

Он был из тех, кому сразу можно говорить «ты»: простой и добросердечный. С ним невозможно было говорить на «Вы», абсолютно невозможно!

— Я Линде-Лу, — сказал он мягким, приятным голосом. — Я защитник Натаниеля. Ему нужна теперь твоя помощь, потому что я не могу точно определить его местонахождение. Только ты можешь спасти его! Но торопись!

— Но я больше не могу. Мне не удалось установить с ним контакта, я слишком слаба.

— Попытайся! Мы рассчитываем на тебя!

— «Мы»?

На улице хлопнула какая-то дверь.

— Я должен идти, — торопливо сказал ее гость. — Сделай все, что можешь!

И он вышел.

Эллен была настолько ошеломлена, что даже не попыталась остановить его. Она выбежала на лестницу, но его уже не было.

Удивленная, она вернулась обратно, закрыла дверь — на этот раз, пошла в свою комнату.

«Разве в прошлый раз я не заперла дверь? — подумала она. — По-моему, заперла!»

Что толку было думать об этом теперь! Лучше всего было вообще ни о чем не думать, потому что случилось нечто странное. Откуда этот парень мог знать, чем она занимается? Может быть, она, вопреки всему, установила контакт с Натаниелем? А потом он с помощью телепатии послал к ней этого человека, чтобы тот передал ей весть от него? Такое могло быть.

Но в таком случае, он должен жить где-то по соседству! Как там его зовут? Линде-Лу? Странное имя! Защитник Натаниеля? Странный титул!

Но какой приятный человек! Сама любовь, сама доброта!

Она все поняла: перед ней была поставлена задача, которую никто, кроме нее, не мог выполнить. Она, только она одна могла помочь Натаниелю!

Может быть…

Нет, нельзя теперь сомневаться в этом! Человек способен на все, если поверит в себя!

Сев на коврик, она начала все сначала, всю долгую, утомительную процедуру. Хорошо, что она не подумала ненароком: «Только бы не зазвонил звонок!» Эта мысль немедленно вывела бы ее из состояния сосредоточенности.

И вот она снова вернулась в абсолютную, черную пустоту, делающую тело безжизненным.

Шли минуты. Эллен почти не дышала, в ее сознании была только мысль о Натаниеле.

В доме и снаружи было абсолютно тихо, ничто не мешало сосредоточенности Эллен. Вокруг нее была полная тишина.

Она почувствовала, что в ней самой происходит что-то странное, во что она раньше совершенно не верила.

И это был вовсе не тот великий страх, который она испытала в детстве, когда в нее вселилась душа несчастного, или в гостинице. Это было нечто совершенно иное, что-то величественное и прекрасное. И в то же время устрашающее.

Прошло примерно три четверти часа, прежде, чем она заметила, что находится в каком-то ином месте. Вокруг нее было темно, воздух был затхлым, пахло сырой землей. Она была не одна, рядом с ней было несколько человек. Но она не узнавала себя, она думала не так, как это бывало обычно, она не чувствовала себя молодой, беспечной девушкой. Мозг ее теперь вмещал много-много всякой учености, всяких знаний и всякой мудрости, касающихся вещей современных и ушедших в историю. И даже будучи не в силах мыслить последовательно, она понимала, что стала иной. Она ощущала жажду, голод, боль и бесконечную усталость.

Она чувствовала свою беспомощность. И, со всей своей неизвестно как обретенной мудростью, она чувствовала страх. То есть, не она сама, а тот, другой, человек, которым была теперь она, испытывал страх.

Было и нечто такое, что Эллен хотелось отбросить подальше, нечто жуткое, о чем она не желала ничего знать и о чем очень хорошо знало то существо, которое теперь внедрилось в нее.

Смерть и все же не смерть…

Тропинка в лесу.

Немой вопль.

Все становилось на свои места, хотя до полной картины еще кое-чего не хватало, контуры уже просматривались…

Смерть и все-таки не смерть.

Эллен испытала настоящий шок, она с криком очнулась и в изнеможении опустилась на пол. Она так осталась лежать, не в состоянии пошевелить рукой. Сердце ее тяжело стучало, теперь она дышала всей грудью, и дыханье было таким прерывистым, словно она бежала целую милю.

«Никогда не буду больше… — думала она. — Никогда, никогда! О, бедный Натаниель, носящий в себе все это!»

И она думала теперь не о самом деле, а о том видении, которое предстало перед ней. Она почувствовала, что в данный момент мучает Натаниеля. Он так любит жизнь, солнце и свет! Натаниель, ее любимый друг!

Но времени терять нельзя. Времени оставалось совсем немного.

Она лихорадочно вскочила на ноги. Который час? Она могла еще успеть в банк. Она была уже совершеннолетней и могла взять те деньги, к которым никогда не прикасалась, которые многие годы копили для нее родители.

На счету была большая сумма. Она успела заказать билет на самолет, написать письмо родителям, собрать вещи…

Через несколько часов Эллен была уже на борту вечернего самолета, отправляющегося в Лондон.

Маленький городок в Лейк Дистрикт оказался совсем не таким, каким его описывал в своем письме Натаниель. Очутившись там, Эллен никак не могла понять, почему он так негативно отзывался об этих местах.

Здесь было просто чудесно! Мягкие холмы, освещенные солнцем, судоходное озеро в долине, маленькие дома, рощицы…

Она увидела также замок, окруженный мощными лиственными деревьями; и над всем этим возвышался Фогги Хилл.

Далеко вдали, у самого края долины, начинались вересковые пустоши, постепенно растворяющиеся в голубоватой дымке.

«Мне хотелось бы жить здесь…» — подумала она, но тут же вспомнила, почему она здесь. Хотя в это и трудно было поверить, этот мирный английский пейзаж скрывал страшную загадку. Где-то здесь находился Натаниель, и ему было плохо. И никто не искал его.

Она устала с дороги, хотя в пути была недолго и ехала с аэродрома на такси.

Первое, что она сделала, побывав в его отеле и узнав, что он еще не появлялся, так это сообщила обо всем в полицию.

Она поговорила с самим шефом, высоким и худым человеком, спокойно смотревшим на нее ничего не выражающими глазами.

Ей было трудно объяснить, зачем она приехала, но он все же понял. Она предпочла делать упор на то, что большую часть из того, что ей было известно, он сообщил ей в своем письме. Остальное же было делом телепатии. Что шеф полиции думал по этому поводу и по поводу ее странной связи с Натаниелем, так и осталось его тайной. Он был немногословен, этот инспектор.

— Ему нужна помощь, — сказала в заключении Эллен. — И как можно скорее! Думаю, я примерно знаю, где он находится.

Наконец он открыл рот и заговорил визгливым голосом, словно ему перетянули горло подтяжками:

— С тех пор, как вы установили… гм… контакт с Натаниелем Гардом, кое-что произошло. В пятницу утром — через день после исчезновения Гарда — объявился Кен Браун.

— Что? — воскликнула Эллен. — Он жив? Тот торжественно кивнул.

— Но совершенно истощенный. Теперь он лежит в больнице, весь исколотый иголками и еле живой от всего того, что он пережил. Он не в состоянии ничего рассказать. Он знает только, что, когда он вошел в свою комнату четыре недели назад, в ней кто-то прятался. На лицо его набросили вонючую тряпку, и больше он ничего не помнит до того самого момента, как очнулся на городском кладбище ранним утром в пятницу. Какой-то дворник увидел, как он брел по улице.

— И он совершенно ничего не помнит из того, что произошло с ним за все это время?

— Нет. Он бормотал что-то о странных полетах по воздуху, будто бы он сам летал, подобно птице, о каких-то страшных фигурах и прочих вещах. Похоже, что он находился под действием какого-то наркотика, вызывающего галлюцинации.

— Но как же он смог прожить четыре недели?

— Ему вводили внутривенное питание, о чем свидетельствуют многочисленные проколы вен возле локтя. Его одежда была влажной, запачканной землей, но он мог испачкаться на кладбище.

— Что-то я не слишком уверена в этом, — сказала Эллен. — Натаниеля окружают холод, земля, темнота. О, не могли бы мы начать поиски прямо сейчас?

— Сейчас должны подойти двое ребят, я их жду.

На теле Кена, а также на том месте, где он очнулся, обнаружены такие метки и символы, что я вынужден буду арестовать господина Бигбая. Не последнюю роль при этом сыграло общественное мнение.

— Да, это нужно учитывать, — сказала Эллен. — Вы уже нашли собаку?

— Собаку?

— Да, собаку Алекса Фрая, с которой он вышел погулять в тот день, когда пропал. Натаниель очень беспокоился о собаке.

— Но в обоих письмах, которые вы только что прочитали, об этом ничего не говорится.

— Да, конечно, я почувствовала это… в нашем телепатическом эксперименте. Это собака навела его на след. Это пес посылал ему немые вопли из леса, раз за разом. Поэтому эти сигналы были такими непонятными. Натаниель не сразу понял, что это была собака!

Инспектор недоверчиво кашлянул. Он допускал возможность того, что Натаниель Гард находился в опасности, но не так-то легко было для реалистически мыслящего полицейского воспринимать всю эту парапсихологическую болтовню.

— Почему он беспокоится о собаке?

— Я не знаю. Я просто чувствую это.

— Понятно, — сказал он, хотя по виду его нельзя было этого подумать.

— Нет, собаку мы не видели. Просто мы об этом не подумали. Пес был очень привязан к Алексу.

— Какой породы эта собака?

— Думаю, сеттер.

— Слава Богу, — сказала Эллен. — Сеттеры могут самостоятельно прокормиться, находясь на воле. Собака — это очень важно, инспектор, это единственное, что я знаю. Надеюсь, что пес жив. Наверняка он тоже находится в опасности. Сегодня среда?

— Да.

Эллен задумалась.

— Я думаю о том, что произойдет завтра ночью, в четверговую ночь.

— Да, об этом стоит подумать. В первую четверговую ночь исчез Кен. Во вторую — Алекс с собакой. В третью — Лиз. В четвертую — Натаниель Гард, а Кен вернулся обратно.

— Появление Натаниеля было не запланировано. Он выпадает из этой связи. Поэтому я и боюсь.

Вернулись полицейские, и через несколько минут все направились в сторону поместья и дома господина Бигбая.

— У вас есть какие-нибудь соображения по этому поводу? — спросил инспектор у Эллен, когда они ехали в машине.

— Думаю, что есть, — ответила она. — Но сначала я должна осмотреть окрестности. Там была узкая тропинка…

— Вы полагаете, что Натаниель Гард пошел по ней?

— Он не ушел слишком далеко, хотя я в этом еще не уверена. В ходе этой… передачи мыслей на расстоянии, как это обычно называют, я поняла, что он заперт на водокачке.

— Водокачке? Какой водокачке? — удивился полицейский.

Дальше они ехали молча. От страха и нетерпения Эллен сидела как на иголках.

Дом господина Бигбая оказался в точности таким, как его описывал Натаниель, монстром, вторгнувшимся в деревенскую идиллию.

Булыжник оказался хорошим строительным материалом, но сам архитектурный замысел был просто безумным.

Автомобиль поехал медленнее.

— Эта тропинка? — спросил шофер.

Эллен выглянула в окно. Неподалеку находилась трансформаторная подстанция, окрашенная в желтый цвет.

— Да, эта, — ответила она.

Все вышли из машины и медленно направились вверх.

Трава была высокой и сочной, среди осин беспорядочно рос кустарник. Эллен остановилась.

— А вот и водокачка, — сказала она, сворачивая с тропинки. — Или нет!

— Господи! — произнес один из полицейских. Инспектор ничего не сказал, многозначительно посмотрев на Эллен.

Они подошли поближе, впереди шла Эллен. Полицейские неохотно шли следом.

Все каменное здание, за исключением одной стены, находилось под землей, вокруг была изгородь. «Слишком красивая изгородь для какой-то там водокачки», — подумала Эллен. Имелись также небольшие металлические ворота. Открыв их, она вошла на огороженную территорию.

— Стоп! — сказал инспектор. — Я вижу следы ног на траве. Судя по всему, здесь было многолюдно в последнее время. Хотя за последние годы сюда мало кто заглядывал.

— Посмотри-ка сюда, — сказал другой полицейский, еще стоя за воротами. — Трава примята. Здесь лежало какое-то животное.

Все переглянулись, подумав об одном и том же животном.

— Пойдем дальше? — с затаенной опаской спросил инспектор.

Эллен повернулась к входной двери. К ней вела пара заросших травой ступеней. На прочной двери висел огромный замок и была прибита металлическая пластинка с надписью.

Подавшись вперед и напрягая зрение, она прочитала надпись на сверкающей в солнечном свете латунной поверхности:

«Семейство Фрай. Усопшие в мире».

Они стояли перед фамильным склепом семейства Фрай.

 

8

Эллен с тоской смотрела на дверь склепа. Она вспомнила молодого человека, посетившего ее. Линде-Лу. Вспомнила скорбь и страх в его добрых глазах. «Помоги моему подопечному, — говорили его глаза. — Я отвечаю за жизнь Натаниеля, но я не могу найти его. Это можешь сделать только ты. Прошу тебя, спаси его!»

Теперь Эллен сожалела о том, что не предложила этому бедно одетому юноше денег на дорогу, чтобы он смог поехать вместе с ней. Это бы успокоило и обрадовало его.

Повернувшись к одному из полицейских, инспектор сказал:

— Мастерсон, поезжай в имение и привези сюда кого-нибудь из Фраев.

— Вы хотите спросить у них разрешения, сэр?

— У меня нет времени спрашивать у кого-то разрешения, — сердито ответил инспектор. — Мне нужно найти трех человек и одну собаку, и я начинаю быть сторонником спиритизма!

Эллен не стала объяснять ему, что способности Натаниеля ничего общего не имеют со спиритизмом. Она переминалась с ноги на ногу от нетерпения, и полицейский, уходя, вздохнул — ему тоже хотелось быть здесь, когда откроют дверь. С помощью заостренного камня удалось сбить замок.

Замок оказался очень солидным. Эллен похолодела от страха. Что, если они пришли слишком поздно? Что, если они пошли по ложному следу? Что, если ее контакт с Натаниелем был всего лишь самовнушением?

Отбросив замок в сторону, инспектор снял засов.

Дверь со скрежетом отворилась.

В нос им ударил неприятный запах. Эллен старалась не дышать, она узнала этот запах, он присутствовал в ее мысленном эксперименте. Это был удушающий запах сырой земли с примесью человеческого запаха — жизни на грани смерти…

О, нет, не смерти! Натаниель не должен умереть!

Внутри было совершенно темно, солнечный свет доходил только до порога. Полицейский, стоявший рядом с инспектором, зажег карманный фонарик и неохотно шагнул вперед.

Эллен, словно девочка, закрыла ладонями уши, не желая слышать их комментарии.

— Господи… — произнес полицейский. — Нет, вы только посмотрите!

Против своей воли Эллен убрала с ушей ладони и открыла глаза. Медленно переступив через порог, она вошла в тесное помещение.

Впрочем, оно было не таким уж и тесным, просто глаза не сразу привыкали к темноте. В глубоком склепе она увидела ряд гробов, старинных и совсем новых, стоявших в красивых нишах или на постаментах. В свете карманного фонарика она увидела даты захоронений, начиная с 1795 и кончая 1920 годом.

Но их внимание было привлечено не гробами, а двумя походными кроватями, стоявшими на открытом пространстве перед ними. Одна из них была пустой, но на другой лежала девушка в глубоком сне или оцепенении или… Нет, Эллен не думала, что она мертва. От штатива со стеклянной колбой к ее руке тянулся шланг — очевидно, она получала внутривенно глюкозу или какое-то иное жидкое питание.

— Лиз Томпсон? — прошептала она.

— Да. Нам нужно вынести ее наружу. Но я не смогу прикоснуться к этой штуке, что у нее на руке.

— А где же остальные? Натаниель и Алекс? Где собака? — нервозно спросила Эллен.

Они принялись светить повсюду фонариком. В углу лежала какая-то фигура, связанная по рукам и ногам, брошенная здесь без всяких шлангов и прочих источников питания.

— Натаниель! — воскликнула Эллен, опускаясь на колени. — О, Натаниель, что они сделали с тобой?

— Быстро вынесите его наружу! — сказал инспектор, и его тут же вынесли, положили на траву, развязали ремни. И тут как раз подъехала машина из имения, и множество людей устремилось вверх по тропинке.

— Что все это означает? — побагровев, прорычал помещик. — Кто посмел нарушить покой усопших? Что делает здесь этот человек?

Инспектор кратко объяснил, что к чему.

Фру Фрай воскликнула:

— Алекс! Вы нашли Алекса?

— Пока нет, — ответил инспектор. — Сначала мы должны заняться этим человеком, он очень плох. Он провел несколько дней без еды и питья, в таком холоде. Девушка, по крайней мере, закутана в шерстяное одеяло.

Мастерсон стоял и смотрел на безжизненную фигуру Натаниеля.

— Настолько я понимаю, — сказал он, — кому-то нужно было, чтобы он умер.

Эллен, склонившаяся над Натаниелем вместе с другим полицейским, растерянно посмотрела на него и сказала:

— Но он не мертв! Он живет, возможно, благодаря одному лишь напряжению воли. Я знаю, что психические силы очень велики. Я опасаюсь только за его легкие, ведь там было так холодно, так холодно… Инспектор оборвал ее жалобу:

— Мастерсон, немедленно поезжай за врачом и за скорой помощью! Сами мы не сможем вытащить наружу Лиз.

Мастерсон снова исчез, недовольный тем, что посылают именно его.

Лицо Натаниеля было бледным и осунувшимся от истощения. На фоне его почти белых щек брови казались совершенно черными. Дыхание было очень ослабленным, и Эллен подумала, что дыханье регулируется самим Натаниелем, желавшим замедлить обмен веществ.

Предположение ее подтвердилось, когда она послушала его пульс: промежутки между ударами были велики, иногда казалось, что сердце уже остановилось. Наверняка не она одна имела понятие о йоге…

Она принялась растирать его ладони, чтобы хоть как-то согреть его. Семейство Фрай было просто в шоке и ничего не могло понять. Эллен же старалась не смотреть на Маурин, такую белокурую и хрупкую, вызывавшую восхищение Натаниеля…

— У кого-нибудь есть при себе фляжка со спиртным? — спросил полицейский.

Фрай, старый охотник, нащупал у себя в заднем кармане фляжку.

— Конечно, конечно… — торопливо пробормотал он, пытаясь отвинтить пробку дрожащими руками. — Вот! Это виски.

Взяв у него фляжку, полицейский приложил ее к губам Натаниеля и влил ему в рот часть содержимого. Разумеется, он поддерживал его за шею и за плечи. И это принесло желаемый результат: Натаниель очнулся, растерянно уставился на них, ослепленный солнечным светом.

— Эллен? — недоверчиво произнес он. — Где я?

— Ах, Натаниель! — с облегчением вздохнула она. — Я установила с тобой контакт, я поняла, что ты в опасности, и я сразу же приехала сюда. И все это благодаря твоим способностям.

Он натянуто улыбнулся.

— Если бы не мои способности, — сказал он, — я бы не влип в эту ситуацию. Но я заметил, что ты ищешь меня. Ты только подумай, Эллен, какая ты сильная! Это открывает новые возможности!

— Спасибо, но мне бы не хотелось снова повторять подобные эксперименты. Находиться в мире твоих мыслей, это все равно, что… Но давай не будем болтать чепуху, Натаниель! Лучше расскажи, что произошло!

Увидев инспектора, он перешел на английский:

— Ну, как, разобрались в этом деле?

— Еще нет, — ответил инспектор. — Мы пока нашли только вас двоих, и мы рады этому.

Примчалась скорая помощь, и Лиз перенесли на носилках в машину.

Натаниель отказался ехать в больницу; он сказал, что сам сможет о себе позаботиться, если ему только дадут стакан молока.

— Кто же с собой носит молоко? — усмехнулся врач, оставшийся возле него, когда Лиз отправили в больницу. — Но я могу дать тебе кое-что, укрепляющее силы.

Приняв снадобье, Натаниель окончательно пришел в себя и смог уже сидеть, прислонившись спиной к камню.

— Где мальчик? Где Кен? — спросил он.

— Он в больнице.

— А собака?

— Собаку мы не видели. И Алекса тоже. Но Натаниель больше беспокоился о собаке.

— Найдите ее! Псу нужна помощь!

— Натаниель, где Алекс? — сурово спросила Эллен. — Он должен был быть здесь, поскольку, судя по тому, как примята трава, собака лежала здесь, снаружи.

— Собака пошла не за Алексом, а за Кеном, — устало ответил Натаниель.

— За Кеном? Но ведь это собака Алекса!

— Это очень умная собака. Пес пошел за тем, кто действительно любит животных. Кен всегда возился с собакой в конюшне, пока Маурин каталась на лошади.

— Но Алекс был так дружен с собакой! — запротестовала фру Фрай.

— Да, конечно, — закрыв глаза, произнес Натаниель, — но это было так давно…

— Кен отсутствовал дольше, чем Алекс, — напомнил инспектор.

Натаниель только улыбнулся. Он совершенно обессилел.

— Нет, нам пора домой, — сказал Фрай. — Мы с минуты на минуту ожидаем приезда тетки Алекса. Открыв глаза, Натаниель спросил:

— Она хочет увидеть Алекса? Семейство Фрай было напугано его вопросом, а инспектор раздраженно спросил:

— Что вы, собственно, имеете в виду?

— Не позволяйте им уходить, — пробормотал Натаниель, снова закрывая в изнеможении глаза.

Все молча ждали, только семейство Фрай пробовало протестовать.

— Эллен, — сказал наконец Натаниель. — Помнишь слова: «мертв и все же не мертв»?

— Да. Это относилось к Алексу, не так ли?

— Да. Когда я держал в руках одну его вещь, старую детскую игрушку, я ощутил медленные вибрации, как от мертвого. Но, взяв один из его носков, который он недавно надевал, я понял, что он жив.

— Но ведь все должно быть как раз наоборот! — сказал инспектор. — Не мог же он воскреснуть из мертвых? Он жив или умер? Мне нужно знать об этом сейчас.

Глубоко вздохнув, Натаниель сказал:

— Алекс мертв. Он умер пять лет назад.

— Как это изволите понимать? — недоверчиво спросил инспектор. — Ведь я сам недавно видел его. В последние годы я неоднократно встречал его, разговаривал с ним.

— Нет, этого не было. Вы видели Маурин, одетую как Алекс. Ведь у Маурин короткие, темные волосы, которые она прячет под белокурым париком. Одеваясь, как Алекс, она использует накладные брови и очки. Но дальше так продолжаться не может, поскольку Маурин становится взрослой женщиной. Годы уже ушли, Фрай! Теперь вам не светят никакие доходы из наследства Алекса. Потому что его тетя мгновенно узнала бы Маурин.

Все посмотрели на Маурин, которая невольно подалась назад. Нет, никто не принял бы ее теперь за мальчика, с ее развитыми формами.

«Нет ничего странного в том, что этот „Алекс“ так боялся приставаний девушек, — подумала Эллен. — И в том, что Маурин всегда одевалась подчеркнуто женственно. Она хотела подчеркнуть контраст между обоими своими „я“.

— Можно было с легкостью говорить, что Алекс находится за границей или лежит больной дома, — сказал Натаниель. — Мало кто нуждался в общении с Алексом, поэтому Маурин не нужно было слишком часто разыгрывать из себя своего кузена. Как, доктор, вы ведь не имели в последнее время контакта с Алексом?

— Нет, наш контакт прервался пять лет назад. Мне сказали, что его лечит собственный врач. К тому же фру Фрай сама была до замужества медсестрой, так что у них в доме была своя медицинская помощь.

Эллен взорвало:

— Насколько я понимаю, Алекс умер естественной смертью. Но что вы сделали с ним после его смерти? Где он теперь?

Посмотрев на нее затуманенным взором, Натаниель сказал:

— Он находится где-то поблизости. Но я точно не знаю, где. Кто-нибудь помогите мне подняться. Что-то ноги совсем не держат.

Ему помогли подняться и войти в гробницу. Все направились следом. Семейство Фрай попыталось было улизнуть, но полицейские заставили их тоже пойти туда.

Некоторое время Натаниель стоял в склепе совершенно неподвижно, и на лице его было то самое ищущее выражение, которое так пугало Эллен.

— Вон там, — наконец спокойно произнес он и указал на один из больших гробов.

Эллен вышла. Больше она выдержать не могла.

Она сидела на траве, когда все вышли из склепа, в том числе и семейство Фрай, сопровождаемое полицейскими. Никто не сказал ни слова, но лица многих имели серо-зеленый оттенок. Инспектор громко сопел носом. Фру Фрай плакала, но вряд ли по поводу Алекса.

Лицо Натаниеля было бледным и осунувшимся. Он попытался улыбнуться ей, но у него ничего не получилось.

И когда они направились вниз по тропинке, Натаниель внезапно остановился.

— Тише! — воскликнул он. — Подождите! Все понимали, что в данный момент от него можно ожидать всего, чего угодно, и поэтому остановились.

— Сейчас мы его найдем, — произнес он.

— Пса? — спросила Эллен удивленно.

— Да. Он очень близко, но не осмеливается подойти к нам.

— Может быть, кто-то из семьи Фрай… — начал инспектор.

Натаниель покачал головой.

— Собака панически боится их. Как зовут пса?

— Бой, — неохотно произнес Фрай.

— Идите все вперед, — сказал Натаниель. — Теперь, когда я знаю, как зовут пса, все пойдет легче. До этого он сам искал меня, но был напуган, и я не понял, кто это был.

Все вернулись к машинам. Семейству Фрай приказали сесть в один из автомобилей. А Натаниель тем временем ласково звал собаку. Через несколько минут из леса выполз тощий пес и лег на спину возле ног Натаниеля. Натаниель ласково заговорил с собакой и принялся ласкать пса, чтобы тот не боялся его. Потом он взял собаку на руки и направился к машине врача, едва держась на ногах.

— Может он побыть с Кеном в больнице? — спросил Натаниель.

— Придется сделать исключение ради такого случая, — произнес врач без восторга.

— А теперь мы поедем в полицейский участок, — сказал инспектор. — Мне нужно выяснить все до конца. А тебе и собаке, Гард, я обещаю приличный обед.

Стоя рядом с Эллен возле машины, Натаниель повернулся к ней и с отчаянием в голосе произнес:

— Мне нужно в туалет!

— Могу себе представить, — рассмеялась она, радуясь тому, что он доверился только ей одной. — Как хорошо, что в тебе столько чисто человеческого! Фантомас и тому подобные герои так бы не поступили.

— Фантомасу вообще не нужно было снимать штанов, — ответил он, сверкнув глазами.

Когда Натаниель согрелся, поел, принял душ и получил инъекцию витаминов, все собрались в кабинете инспектора полиции. Теперь с Лиз все было нормально. Она поступила в больницу в бессознательном состоянии, но очень скоро пришла в себя и никак не могла понять, что с ней произошло: она знала так же мало, как и Кен. Разумеется, ни Кен, ни Лиз не должны были знать, где они провели все это время, им просто сообщили, что они находились в имении. Семейство Фрай было арестовано, господин Бигбай снова был отпущен в свой замок из стали и камня, а собака выкусывала у себя блох в больничной палате, где лежал Кен — и он был просто в восторге от этого неожиданного подарка.

— Но почему? — спросил инспектор. — Почему в этой истории замешаны еще двое детей? Зачем они им понадобились?

— Разумеется, для того, чтобы скрыть свое собственное преступление, мошенничество с Алексом. Они попали в тиски: Алекс должен был так или иначе «умереть», но в то же время они не могли показать всем этого беднягу, который… который лежал в одном гробу с давно умершим…

Натаниель замолчал, все сидели, опустив головы. Это была скорбная пауза поминовения.

— Но разве не могли они дать ему исчезнуть одному? Ведь многие дети пропадали и не были найдены, — сказала Эллен.

— Конечно, могли, но тогда им пришлось бы отвечать за то, что они плохо следили за ним. Им же хотелось и дальше получать деньги. Это характерная черта Фраев. Они жадные и бесцеремонные. Поэтому нажили себе врагов. Вы когда-нибудь слышали, чтобы кто-то из них хорошо отзывался о ком-нибудь? Особенно агрессивна и мстительна Маурин, она не терпит, если кто-то наступает ей на пятки.

— Мне показалось, что ты в своем письме называл ее милой и симпатичной, — не могла не сказать Эллен.

Посмотрев на нее, Натаниель слегка, дразняще, покачал головой. Услышал ли он оттенок ревности в ее словах?

Но она почувствовала, как его рука тронула ее за плечо — успокаивающе, словно говоря: «ты и я» — и это было так чудесно.

— Да, помещик и Бигбай постоянно враждовали друг с другом, — сказал один из полицейских, начиная понимать, в чем дело.

— Вот именно! А Бигбай был уязвимым в глазах окружающих по причине своих колдовских увлечений. Фрай пытался убить сразу двух зайцев, выиграв тем самым еще несколько дополнительных лет. Если бы Бигбая обвинили в том, что он похищает детей и использует их каким-то жутким образом в своей магии, злейший враг помещика был бы сражен. Если, например, три четверга подряд исчезают дети, ни у кого не возникает сомнений в том, что здесь дело не чисто. И остается только выбрать двух подходящих детей. Лиз отбила у Маурин мальчика. Все знают, как это бьет по самолюбию молодой девушки. Кен и Маурин терпеть не могли друг друга. Он ненавидел ее за то, что она мучила животных, и прежде всего собаку по кличке Бой. И за то, что с лошадьми она обращалась не самым лучшим образом. Ведь она же сама говорила, что он однажды поставил ее на место, встретившись с ней на конюшне.

Натаниель устало провел рукой по лицу. Никто еще не обратил внимания на изысканные черты его лица. Эллен же не сводила с него глаз, хотя он даже не смотрел в ее сторону, увлеченный своим рассказом.

— Они все это тщательно готовили, — продолжал он. — Сначала похитили Кена, этого «дерзкого сопляка», как назвала его Маурин. В их намерения не входило навредить детям, они просто хотели на время использовать их в своих целях. Находящегося в наркотическом сне Кена положили в склеп…

— Подождите-ка, — сказала Эллен. — Как удалось им осуществить это внутривенное питание и сделать наркотические инъекции?

(Да, ее английский явно хромал, когда дело касалось профессиональных терминов!)

— Фру Фрай была раньше медсестрой, — пояснил инспектор.

— Эти наркотические средства были необходимы для того, чтобы дети потом говорили о ведьмовских скачках и прочих странных вещах, — сказал Натаниель.

— Но тем самым детям был нанесен большой вред, — заметил Мастерсон. — Дети могут стать наркоманами.

— Нет, — сказал врач. — Это не наркотики, а смесь различных трав, используемых ведьмами в давние времена. Доза была очень слабой. По иронии судьбы это господин Бигбай дал им рецепт в то недолгое время, когда они еще были друзьями.

— Могу себе представить, — сказал Натаниель. — Ну так вот, в следующий четверг должен был «исчезнуть» Алекс. Разумеется, Маурин просто-напросто заперла собаку в склепе и снова вернулась домой. Собака была им нужна для дальнейшего. Но через день, когда они пришли покормить пса, он уже удрал, и ничто не могло заманить его туда. В третий четверг они напали на Лиз, возвращавшуюся домой с танцев, и положили ее на другую походную кровать. Крайне дилетантские символы — цыплячьи ножки с кусочками кожи — навели всех на мысль о шабаше ведьм под предводительством господина Бигбая.

В следующий четверг они намеревались представить всем доказательство виновности господина Бигбая. Они решили устроить жертвоприношение в виде сжигания собаки на костре, что должно было обнаружиться на следующее утро. Каким образом Фрай думал осуществить эту черную мессу, я не знаю, думаю только, что она была бы такой же доморощенной, как и использование цыплячьей ножки. Но все пошло у них наперекосяк. Собаку они не поймали. Пес убегал, едва увидев их, и скрывался в лесу, когда склеп, в котором лежал Кен, его единственный друг, не был покрыт туманом. А потом явился я и до смерти перепугал их. Фактически они не знали, кто я такой, не верили в мое ясновидение, но я вел себя очень неосторожно в имении, заговорив о «смерти и все же не смерти».

— Да, — сказал инспектор. — Когда вы держали в руке старую игрушку Алекса, вы чувствовали темноту, пустоту и вибрации смерти. А тот носок… его ведь носила Маурин, не так ли?

— Совершенно верно. Поэтому у меня и появилось ощущение еще одного человека. Фактически, я пользовался вещами четырех владельцев, чтобы установить контакт с тремя детьми.

— Кстати о контакте… — сказала Эллен. — Ты писал о том, что один из них, возможно, умер — это был, конечно, Алекс, что другой находится в состоянии глубокой комы — это мог быть Кен, и что с третьим у тебя нет абсолютно никакого контакта, и этим человеком не мог быть никто, кроме лишенной всякой фантазии, насквозь пропитанной условностями Лиз. Натаниель улыбнулся.

— Она относится к тому типу людей, у которых нет каких-либо экстрасенсорных способностей. Такие люди никогда не поддаются гипнозу или другим формам воздействия.

— Ты использовал гипноз?

— Никогда! Я даже не знаю, способен ли я на это, я никогда не пытался этого делать.

Воцарившаяся тишина красноречиво говорила о том, что все были уверены в его способностях к гипнозу. Эллен наморщила лоб. Она вспомнила, как на берегу реки возле гостиницы он фактически заставил ее рассказать о своих детских страхах. Вспомнила, как у нее закружилась голова, когда он посмотрел на нее, каким мягким и вкрадчивым был его голос. Может быть, он сделал это бессознательно, но ей все-таки казалось, что это одна из форм гипноза.

Натаниель снова заговорил:

— Посетив господина Бигбая, я сразу понял, что он не имеет отношения к похищению людей, но мне хотелось увидеть остальных членов колдовского сообщества. Когда я вышел из его дома, я увидел господина Фрая с ружьем через плечо, спускавшегося с холма. Он собирался пристрелить собаку, но не нашел ее. Им пришлось оставить свою затею с собачьим жертвоприношением и сконцентрировать свои усилия на мне. И им повезло. Прочитав письмо, написанное Эллен, я увидел картину целиком: страх перед приездом тети, враждебность ко всем, кто вмешивался в их дела, сходство между Маурин и Алексом, и, зная, что на тропинке происходит что-то странное, я вернулся, чтобы взглянуть на водокачку, о которой фру Томпсон так мне ничего и не могла сказать. Она только сказала: «Никакая это не водокачка! Разве вы не видите, что это такое?» Но ей пришлось поднять телефонную трубку. Проходя мимо этого строения, я не смог хорошенько рассмотреть его, концентрируя свое внимание на странных сигналах. Теперь же я задумался над этим. И решил вернуться перед тем, как отправиться на встречу с колдунами.

В этот момент как раз семейство Фрай занималось возвращением Кена к обычной жизни. Ведь с самого начала в их планы входило подержать детей некоторое время и вернуть их обратно в четверговую ночь, чтобы те рассказали о своих колдовских странствиях. Лиз должны были выпустить завтра утром. Но Алекс, конечно, назад бы уже не вернулся. Он лежал в гробу, который никто не собирался открывать. И его исчезновение должно было остаться загадкой, разгадать которую могли только господин Бигбай и его ведьмы.

— Да, — согласился инспектор. — И это означало, что Фрай мог пользоваться деньгами Алекса в течение еще ряда лет, будучи распорядителем его состояния. Должно пройти много лет, чтобы пропавшего человека стали считать умершим.

— Вот именно. Но вернемся к моему рассказу… Когда я подошел к склепу, они где-то спрятались. Я уже понял, что это за постройка, когда они набросились на меня сзади. Они не удосужились даже проверить, жив я или нет, они просто связали меня и бросили там — умирать.

Эллен застонала.

— Но ты почему-то не заметил, что они находятся поблизости, — смущенно сказал Мастерсон.

— Я заметил, что что-то не так, — сказал Натаниель. — Но я сконцентрировал свое внимание на самом склепе, пытаясь выяснить, что там, за дверью. Все последующие дни я старался бодрствовать как можно дольше. Я слышал, как они приходили и осматривали Лиз. Я ощущал также присутствие Алекса, но там было так много других мертвецов… Один раз я услышал, как снаружи заскулила собака, и установил с ней мысленный контакт. Вот почему пес с такой охотой подошел ко мне сегодня. Когда силы мои были уже на исходе, я услышал сигналы Эллен, это произошло незадолго до того, как я потерял сознание. Я пытался ответить ей, но, боюсь, у меня ничего не получилось, настолько я был слаб. Удар по голове очень навредил мне.

— Ерунда! — сказал врач. — Я никогда не видел, чтобы человек был в таком бодром состоянии после шести дней без еды и питья! Как тебе это удается?

— Для этого просто достаточно сбавить жизненный ритм, — ответил Натаниель.

— Ничего себе, просто! — фыркнул врач. — Мне известно, что йоги и так называемые факиры умеют это делать, но… Если кто-то кроме них и умеет это делать, так это ты.

— Ты по-прежнему хочешь встретиться с колдунами? — сердито просил инспектор.

— Нет, все это чепуха, — ответил Натаниель. — Они играют в детские игры.

— Да, и я думаю, теперь они так напуганы, что просто перестанут устраивать эти глупейшие сборища.

— Да, вряд ли Бигбай захочет быть их предводителем, — сказал Мастерсон.

— Весь ведьмовской шабаш пойдет прахом, — сказал инспектор. — И слава Богу!

Понимая, что Натаниель очень устал, все решили разойтись, пообещав в дальнейшем не злоупотреблять его именем. Он не хотел, чтобы его имя становилось известным, он не мог позволить себе заниматься решением повседневных проблем и пророчествовать. Он готов был помогать людям лишь в тех случаях, когда речь шла о человеческой жизни и психическом здоровье.

К тому же, глубокомысленно добавил он, перед ним стоит персональная, почти невыполнимая задача, для решения которой он должен собрать все свои силы…

Все вопросительно посмотрели на него, но он уже пребывал в своем мире и не замечал их присутствия.

Эллен было очень любопытно узнать, что же это за мистическая задача, о которой он часто упоминал. Но похоже, он не хотел никому ничего говорить, даже ей.

Эллен и Натаниель вернулись в отель. Вообще-то, она была рада, что все идет хорошо, но тем не менее…

Когда они расстались в холле отеля, внутри себя она чувствовала ужасную пустоту.

 

9

Не успела Эллен забраться в постель, как зазвонил телефон. Это был Натаниель, и голос его настолько изменился, что она испугалась.

— Эллен? Ты не могла сейчас прийти ко мне?

— Да, конечно! Мне нужно только одеться!

Чего он хотел?

Господи, что же ей одеть? Она должна ему понравиться! Но в глубине души она понимала, что сейчас ее внешность не играла никакой роли.

В голосе Натаниеля звучали странные нотки. Что-то случилось.

Она нашла его в постели. У Натаниеля поднялась температура. Под глазами залегли глубокие тени, лицо было мертвенно-бледно, а спутанные пряди волос прилипли к потному лбу.

— Но что случилось?

— Ничего особенного…

И как это часто бывает с людьми в минуту отчаяния, Эллен напустилась на Натаниеля:

— Ты должен был бы лечь в постель! Дурак! Как можно так глупо себя вести! У тебя может быть воспаление легких или сотрясение мозга…

— Нет, нет… это просто реакция. Мне было так плохо… я так хотел вернуться в ваш светлый мир… и эти мертвецы… Эллен, ты мое солнце и мой день, останься со мной… не уходи…

Он схватил ее за руку и притянул к себе.

Эллен была счастлива. Она нужна ему!

Она прекрасно знала, что его страх не имеет ничего общего со страхом обычных людей.

— Натаниель, — попросила она со слезами на глазах, — постарайся уснуть и забудь обо всем. Я останусь с тобой.

Он обнял Эллен, вытер слезы и сказал:

— Спасибо, спасибо тебе за то, что ты есть… — и откинулся на подушку.

Скоро он забылся нервным сном, а девушка все сидела на постели и смотрела на его прекрасное лицо.

Теперь она видела не только его силу, но и слабость…

На следующее утро они летели домой, смеялись и болтали. Эллен приняла таблетку, чтобы ее не укачало в полете, и смогла даже выпить предложенный стюардессой коктейль. Если бы Рикард увидел их сейчас, он был понял, как велико их желание ЗАБЫТЬ.

— Мне очень нравится твое имя, Натаниель. Она прекрасно тебе подходит.

— А мне нравится, как ты его произносишь.

— Какое счастье, что тебя не назвали Эфраимом! Господи, подумать только, что именно тебя могли так назвать! Нет, нет, это совершенно невозможно.

— А как насчет моего дяди Манаса?

— Но ты ведь говорил, что в роду твоей матери не было подобных имен?

— Нет, в роду моей матери не было ничего подобного… — Натаниель стал чуточку серьезнее.

— Да, ведь твой род — это нечто особенное…

— Нечто? Ха! А их имена… Колгрим, Танкред, Тристан, Доминик, Виллему, Ульвхедин, Вендель, Шира, Хейке, Винга, Тула, Сага…

— Да уж, совершенно не библейские, — удивилась Эллен.

И они оба громко рассмеялись. Оба!

Но внизу уже была Норвегия…

— Эллен, мне нужно повидаться с матерью, она, конечно, не похожа на остальную семью, но я очень люблю ее. И она очень любит моего отца, любит в нем все — даже его религиозность.

— Да, конечно, я понимаю.

— Тогда давай договоримся так — ты доедешь поездом до Фагернеса, а я тебя там встречу.

Эллен вовсе не хотелось путешествовать одной, и она с некоторым страхом спросила:

— А может, вообще откажемся от наших планов?

— Ты хочешь этого?

— Нет, но…

— Неужели ты так и не решишься избавиться от собственных страхов и того кошмара, что мучает тебя?

И тут мужество совершенно покинуло ее.

— Но, Натаниель…

— Да?

— А ты хочешь вновь стать обычным человеком и потерять свою силу?

Натаниель страшно удивился:

— Нет, конечно, нет…

— Но ведь ты ненавидишь свою силу?

— И ненавижу, и люблю. Ты просто никогда не задумывалась над той радостью, что она может мне доставлять.

— Надеюсь, ты сохранишь свою силу. Ведь это одна из граней твоей личности. Он усмехнулся:

— Так вот в чем моя привлекательность? А без этой силы я ничто!

— Как ты может так говорить! — воскликнула Эллен и склонилась к сумке, чтобы скрыть румянец смущения на щеках.

И тут Натаниель воскликнул:

— Нет, больше я не могу ждать! Я хотел бы прочесть письмо, которое портье передал мне сегодня утром.

— Ну, конечно, прочти, — уязвленно ответила Эллен. — Я совсем не хотела тебе мешать.

— Просто я собирался прочесть его, когда останусь один…

— Так я мешала тебе все время? Извини! Я могу отвернуться к окну и постараться заснуть.

Натаниель не мог не заметить обиды в ее голосе.

— Эллен, неужели ты не знаешь, кто мне его отправил?

— Откуда мне об этом знать? Предполагаю, что это какая-нибудь хрупкая блондинка… Ах, нет!..

Как же она могла забыть? Это было ее собственное письмо, написанное после того, как он упрекнул ее в сухости и краткости.

— Дай его мне! — торопливо сказала она и взяла у него письмо. — Оно теперь не нужно.

Но реакция Натаниеля удивила ее. Прежде чем она успела что-то подумать, он выхватил у нее из рук письмо.

— Оно мое! — произнес он с детским упрямством. — Ты писала его мне и не можешь отнять его у меня!

— Но оно было написано до того, как я узнала, что мы снова скоро встретимся. Там написано много такого, что ты не должен теперь читать!

— Именно поэтому я и хочу прочитать его! Я многого еще не знаю о тебе, Эллен.

— А мне кажется, что ты знаешь обо мне уже все, — пробормотала она.

— Нет, не все. Я знаю о твоих переживаниях и проблемах, но о твоей повседневной жизни я ничего не знаю. И не говори больше о хрупких блондинках! Просто я хотел сохранить дистанцию между нами. У меня нет какого-то идеального типа. Могу я прочитать теперь письмо?

— Ладно, читай! Но имей в виду, там много всяких глупостей. Я писала его поздно вечером, а в такое время человек не всегда бывает здравомыслящим.

— Я сам разберусь, что к чему.

Он принялся читать.

Эллен в это время сидела, не шелохнувшись. Она пыталась вспомнить содержание письма, но оно, в основном, состояло из незначительных эпизодов из ее жизни, которые ей нравилось описывать в свете настольной лампы и которые теперь казались ей смехотворными. И еще она рассказывала ему о своих великолепных планах на будущее, обо всем том, что она собиралась сделать для человечества — каким ребячеством это теперь выглядело! Натаниель наверняка будет от души смеяться над ее инфантильным идеализмом.

И еще в письме было несколько предложений, которые она с удовольствием бы вообще зачеркнула или стерла. Теперь ей оставалось только надеяться, что он не обратит на них внимания.

«Мне кажется, ты не совсем правильно понял сущность моего отношения к Рою. Я сказала, что отдавала ему все, что имела, но это не так, потому что у меня было предчувствие того, что после него я встречу другого, и он будет значить для меня гораздо больше».

Это были совершенно фатальные строки, в особенности в сочетании с теми, что стояли в конце:

«О, как бы мне хотелось, чтобы ты не знал, что будет с нами! Тогда все было бы так просто!»

Сами по себе эти предложения, взятые в отдельности, были вполне невинными, но вместе — просто катастрофой!

Натаниель сложил пополам письмо.

Эллен украдкой посмотрела на него. Да, он это заметил!

Лицо его было бледным, губы плотно сжаты, взгляд устремлен в пустое пространство.

Началось приземление, уши у Эллен заложило. Натаниель что-то сказал ей.

— Что ты сказал? — крикнула она, указывая на свои оглохшие уши.

— Сегодня утром я звонил Рикарду. Он будет встречать в Форнебу.

Она кивнула. Для нее оставалось неясным, будет он встречать только Натаниеля или их обоих?

Нет, на аэродроме они как можно быстрее расстанутся, так будет лучше всего. Она должна дать ему время для адаптации. Так что при следующей их встрече она будет вести себя совершенно непринужденно по отношению к нему.

Самолет приземлился, и очередь медленно двинулась к выходу. Наконец они вышли к трапу. Снова на норвежской земле! Приключение закончилось.

— Натаниель, кто такой Линде-Лу?

Он остолбенел и замер на месте, затормозив спуск всей очереди. На миг повернулся к ней, и лицо его выражало ничем не прикрытое замешательство.

Но тут он обнаружил, что мешает всем идти, и стал спускаться дальше. Как только они спустились, он крепко схватил ее за руку и учинил беглый допрос.

— Откуда ты знаешь о Линде-Лу? О, наверное, я вчера разговаривал во сне!

— Вовсе нет. Я встречалась с ним. Он снова замер на месте.

— Ты… встречала… Линде-Лу?

— Да. В то время, когда пыталась установить телепатический контакт с тобой. Зазвонил телефон и…

— И? И что?

— И я вышла из состояния транса или как там это называется. Это очень огорчило меня.

— А потом?

— А потом пришел он. Должно быть, я забыла закрыть входную дверь, хотя была совершенно уверена в том, что сделала это. Во всяком случае, он очутился в прихожей, не постучав и не позвонив, и он сказал, чтобы я продолжала. И еще он сказал, что ты нуждаешься во мне.

— Как он выглядел?

Его вопрос вызвал у нее замешательство. Он должен был это знать, как выглядит Линде-Лу, ведь они были с ним друзьями. А может быть, Линде-Лу был просто преступником, который преследует Натаниеля?

Нет, у него такие добрые глаза!

Они направились дальше, спустились в подземный переход.

— Он был молодым. Одет бедно. Светлые волосы. Лицо очень красивое. Но в глазах нечто непостижимое…

— Спасибо, этого достаточно!

С этими словами Натаниель потащил ее за собой. В каждом его движении чувствовалось волнение.

Он не сказал ни слова, пока они ожидали багаж и проходили через таможенный контроль. Эллен чувствовала себя несчастной, но не решалась спросить, почему он так раздражен. Он злился на нее или на Линде-Лу?

Они вошли в зал ожидания. Там их встретил Рикард.

— Рад видеть вас обоих в хорошей форме… — начал он, но тут же замолчал, увидев лицо Натаниеля и заметив бледность Эллен.

— Рикард, нам нужно поговорить всем троим. Немедленно!

— Мы можем пойти в ресторан.

— Прекрасно!

Эллен совершенно не хотелось есть, но она пошла с ними и заказала себе чашку чая.

Когда им принесли заказ, Натаниель нарушил, наконец, напряженное молчание.

— Рикард, — сказал он. — Эллен видела Линде-Лу! Он посетил ее, чтобы попросить помочь мне. Рикард долго молчал.

— Линде-Лу? — недоверчиво произнес он. — Эллен видела его? И он говорил с ней?

— Да. Она говорит, что это красивый, но бедно одетый молодой человек.

— Но… Ведь только твоя мать Криста и ты могут…

— Вот именно!

— Простите за вопрос, — не без запальчивости произнесла Эллен. — Но кто такой Линде-Лу? Натаниель с агрессивным видом повернулся к ней.

— Скорее, нужно спросить у тебя: кто ты такая, Эллен?

— Перестань говорить загадками, — взмолилась она. — Я так устала от этого! Рикард вздохнул.

— Линде-Лу — это защитник Натаниеля.

— Да, он так и сказал. Но он примерно такого же возраста, что и Натаниель. А может быть, даже моложе.

— Но он несравненно старше! Линде-Лу умер около шестидесяти лет назад.

Кровь прилила к лицу Эллен.

— Нет! — решительно произнесла она. — Не может быть!

— Да! И только Криста и Натаниель могут видеть его. Однажды он попробовал показываться обычным людям, но они видели лишь нечто жуткое, они видели мертвого Линде-Лу. Это в самом деле было малоприятное зрелище. Но ты видела живого!

Со слезами на глазах она произнесла:

— Какой он замечательный человек! В его глазах — вся доброта мира!

— Да, Линде-Лу — это почти сама доброта, поэтому он очень важная фигура в борьбе с Тенгелем Злым.

— С кем?

— Я ничего не сказал, — пробормотал Натаниель. — Мы знаем друг друга очень короткое время…

«Всю жизнь…» — подумала Эллен. Она чувствовала себя совершенно растерянной и несчастной из-за этого разговора. Значит, она видела призрака?

— Линде-Лу — это не обычный призрак, — сказал Натаниель, словно она произнесла свой вопрос вслух. — Он тоже из рода Людей Льда, а этот род, как я уже тебе говорил, довольно странный. Было бы правильнее называть Линде-Лу духом.

Она была шокирована и сбита с толку, не зная, как себя вести: то ли поверить им на слово, то ли отнестись к этому скептически и даже протестовать.

И пока она решала, что ей делать, Натаниель произнес с угрожающим спокойствием:

— Думаю, теперь самое время рассказать о вашем семейном скандале, Эллен.

— Что-что? Ах, об этом… Но ведь это не имеет никакого отношения к…

— Рассказывай! Она отвернулась.

— Это так отвратительно, — сказала она.

— Я знаю, что тебе не нравится выдавать чужие тайны, — сказал Натаниель. — Но это важно. Кого затрагивал этот скандал?

Эллен опустила глаза. Она заметила, что просыпала на скатерть соль.

Это было типично для нее: желая произвести впечатление, она всегда делала глупости.

— Это касается моего деда по отцовской линии… Нет, я не хочу об этом говорить!

Рикард, будучи уполномоченным по криминальным делам и привыкший разгадывать загадки, подошел к делу иначе.

— Тебя зовут Эллен Кнутсен, — сказал он. — Ты понял, Натаниель, что ее зовут Эллен Кнутсен?

— Понял… — ответил тот, думая о чем-то своем.

— Имя Кнут было обычным в роду твоего отца? И имена, начинающиеся на «Э»? Наморщив лоб, она сказала:

— Да. Моего отца звали Кнут. И его деда тоже.

— А имена на «Э» были? Например, Эрлинг?

Эллен смущенно покраснела.

— Вы всегда носили фамилию Кнутсен? — не унимался Рикард.

— Ой… — тихо произнес Натаниель, который тоже понял, в чем дело.

— Нет, — нерешительно ответила Эллен.

— После этого семейного скандала ты взяла фамилию отца?

— Нет, это фамилия свекра моей бабушки. Его тоже звали Кнут. Иначе говоря, это фамилия моего прадедушки. Но какое это имеет значение?

— Твоя бабушка… — четко выделяя каждое слово, сказал Рикард. — Твоя бабушка взяла фамилию своего свекра, чтобы скрыться от своего мужа, твоего деда, когда тот начал перерождаться, не так ли?

Эллен страшно побледнела.

— Да, это так.

Пододвинувшись к ней, Натаниель сказал:

— Так что ваша подлинная фамилия была Скогсруд, не так ли? И твой отец родился в 1909 году?

Она оторопело кивнула, не в состоянии вымолвить ни слова.

Рикард быстро встал.

— Я должен позвонить Андре, — сказал он. — Вы оба свободны сегодня вечером?

— Собственно говоря, нет, — сказал Натаниель. — Но я могу выкроить время.

— Я тоже, — кивнула Эллен.

— А твои родители? В особенности твой отец?

— Этого… я не знаю. Но думаю, что у них найдется время…

Рикард тут же пошел к телефонной будке. Разговаривая, он держал дверь открытой и смотрел на них.

— Андре? Ты можешь прекратить свои поиски. Мы нашли недостающее звено в цепи… Да, именно! Скогсруд. Эллен Скогсруд, она сидит здесь с Натаниелем и со мной… Да, мы будем вечером в Липовой аллее. Так что теперь семейство полностью укомплектовано.

Повернувшись к ней, Натаниель протянул ей руку и сказал с сияющей улыбкой:

— Добро пожаловать в род Людей Льда, Эллен!

Вечер в Липовой аллее был просто фантастическим.

Натаниель, собиравшийся навестить свою мать Кристу, привез ее и Абеля в Липовую аллею. Никого из его старших сводных братьев не было дома, большинство из них были уже женаты и жили отдельно.

Рикард привез свою семью, Винни и дочь Туву, меченую, которая была светом и радостью в их жизни. Все были в сборе, даже Мари. У нее выдалась свободная неделя, и она со своим многочисленным семейством решила навестить свою родню.

Родители Эллен сначала очень скептически восприняли приглашение приехать. Что-то они не могли припомнить, чтобы у них были родственники из рода Людей Льда! Но глаза их дочери светились таким энтузиазмом, что они поняли, как много это значит для нее. Им пришлось уступить. Надев, хотя и с явной неохотой, парадную одежду, они поехали.

Им точно объяснили, куда и как ехать, но сориентироваться среди множества побочных дорог было не так-то легко. Тем не менее, они опоздали только на две минуты.

И какой им был оказан прием!

В старинной Липовой аллее носилась целая орава внуков Ветле Вольдена. На воротах дети повесили цветочные гирлянды и написали крупными, разноцветными буквами: «Добро пожаловать!» Правда, желтый цвет оказался слишком светлым, поэтому одна буква в слове пропала. Но никто на это не обратил внимания.

Какое количество людей! И все они приветствовали их! И все они окружали Эллен и ее родителей. Эллен обратила внимание на старую некрасивую даму с удивительно приветливыми глазами, которую звали Бенедикте. С ее сыном Андре она уже разговаривала по телефону, и он показался ей очень милым. Таким он и оказался. Он был отцом Рикарда, которого она хорошо знала.

А мать Натаниеля была просто бесподобной! Как может женщина зрелого возраста оставаться такой непостижимо прекрасной? Жена Ветле была ужасно темпераментной француженкой. Она горячо обняла Эллен, расцеловала в обе щеки. Была еще одна дама по имени Мали — жена Андре; были сестры Мари и Карине, а также их брат Ионатан. Иоаким Гард был женат на Карине и приходился сводным братом Натаниелю… как это все было запутано… Отец Натаниеля, Абель, был намного старше своей жены, но на вид тоже был очень милым.

Девять внуков Ветле казались ей очень похожими, как говорят, «на одно лицо». Единственный, кого она выделила из этой массы, был Габриэль, сын Карине, племянник Натаниеля. Этот мальчик с серьезными, умными глазами внимательно смотрел на Эллен.

Да, в гостиной Липовой аллеи собралось большое общество.

Дети тоже были вместе со взрослыми, ведь они были уже не маленькими — самому младшему из них десять.

Кнут Кнутсен Скогсруд был в полном замешательстве. Он никак не мог уяснить себе, что вмиг обзавелся большой родней — и какой родней! Но Андре с родословной в руках доказал ему, что они родственники. Да, согласился Кнут, это верно, что его несчастного отца звали Эрлингом, а его деда — Кнутом. Да, он знал также, что мать его деда звали Эммой. Все сходилось, и Мали была ужасно горда тем, что оказалась их ближайшей родственницей. Она и ее сын Рикард. Эллен с Рикардом обнялись и стали смеяться от радости.

Эллен тайком посматривала на родословную, чтобы узнать, в каком родстве она находится с Натаниелем… Но чтобы выяснить это, ей нужно было вернуться к 1500-м годам!

Это обнадеживало.

Кнут рассказал, что его старая мать по-прежнему жива и что он будет рад рассказать ей обо всем. Сама она не из рода Людей Льда, но эта новость будет ей интересна.

— Значит, теперь мы можем добавлять к своему имени это уточнение: «из рода Людей Льда»? — со смехом произнес Кнут. Он был спокойным и солидным мужчиной, но с какой-то нервозностью в движениях. Он сказал, что это осталось еще с тех времен, когда он ребенком со своей матерью скрывался от отца.

— Конечно, вы можете считать себя Людьми Льда, — подтвердил Андре.

— Но официально мы не пользуемся этим именем, оно означает лишь кровную связь, так что именем этим не могут, к сожалению, пользоваться те, кто женился или вышел замуж за урожденных Людей Льда.

После того, как легкий ужин и всяческая суматоха были закончены, семейство Скогсруд узнало историю рода Людей Льда.

Эллен слушала, затаив дыханье.

Она почти не общалась с Натаниелем, сидевшим далеко от нее. Но чувствовала себя превосходно среди этих благородных и добросердечных людей. Кнут решил вернуть свою прежнюю фамилию, Скогсруд; и он был рад узнать о причинах поведения своего отца, Эрлинга. Не его вина была в том, что он переменился, стал злобным и жестоким. В нем заговорило древнее родовое проклятие. Да, теперь, увидев старую Бенедикту и молодую Туву, они поняли трагедию их рода.

Но Ветле, встречавший Эрлинга Скогсруда в Испании, рассказал не все. Он не сказал о том, что эта тварь высунула из своей норы свою жуткую руку и чуть было не утащила его туда. Они не знали, жив ли по-прежнему Эрлинг Скогсруд и является ли он одним из преданных рабов Тенгеля Злого. Со временем они могли выяснить это в случае необходимости.

Они сидели до поздней ночи, потому что им так много нужно было рассказать друг другу. Семья Кнута получила вновь перепечатанную историю Людей Льда, так что теперь они могли на досуге и в спокойной обстановке ознакомиться с ней.

Все расстались в превосходном настроении, обменявшись адресами и телефонами и пообещав друг другу встретиться как можно скорее. Эллен едва успела попрощаться с Натаниелем, потому что им нужно было в разные стороны, а попутчики уже сидели в машине.

Но они ведь договорились встретиться в понедельник…

Если она осмелится. То ей этого хотелось, то нет.

Но, конечно, она сделает это. Она не сможет находиться вдали от него.

Из разговоров она еще не совсем уяснила себе задачу Натаниеля, но кое-что было уже ясно.

И при мысли об этом ее пробирал озноб. Конечно, она узнала о том избранном, появление которого ждали все Люди Льда. Слишком многое свидетельствовало о том, что это Натаниель.

Сердце ее сжималось от страха за него. А ведь она имела лишь смутное представление о главном — о Тенгеле Злом. Но и того, что она знала, было достаточно, чтобы ей становилось жутко, когда она думала о нем и о чувствительном, ранимом Натаниеле.