Молодому, целеустремленному Ульсену не спалось.

Он тоже лежал и прислушивался к ветру, который гудел между домами. Как раз у его стены что-то шуршало снаружи. Сильные удары врезались в его сознание с неровными промежутками, так что он не мог уснуть.

— Проклятый шум, — разозлился он. Не оставалось ничего другого, как встать и положить этому конец.

«Остальные сладко спят, — с завистью подумал он. — Как сурки, не обладающие моей чувствительной нервной системой». Он выбрался наружу и открыл скрипучую дверь.

На улице было холодно, дождливо и ветрено. Ветрено — это еще мягко сказано, штормило так, что его прижало к стене, и он почувствовал, как ветер срывает с него одежду. Рассвет был неясным и загадочным. Пригнувшись к земле, Ульсен испытывал неприятную дрожь, пробиравшую его с ног до головы.

Он подавил желание вернуться обратно в дом и зашел за угол. На стене висел старый деревянный черпак, именно он вызывал этот ужасный шум. Ульсен сильно дернул его вниз. Он крепко сидел на своем гвозде, поэтому и мог так долго противостоять резким порывам ветра.

Ульсен вернулся к двери, но остановился на пороге, взявшись за дверную ручку. И даже не заметил, как черпак прогарцевал в траве через двор и приземлился на другую стену дома.

Проклятый пристав Свег, который всегда унижал его! Который издевался над ним в присутствии посторонних! Над ним, Ульсеном, который в тысячу раз больше, чем пристав, знал о преступлениях и о том, как решают эти загадки. Этому он выучился. А Свег, наверное, ни разу даже книгу не открыл!

Теперь у Ульсена был шанс. Теперь он мог сам решить проблему с брактеатом и тем мертвецом, с женихом Аделе и его исчезновением. Вот тогда они все удивятся и будут говорить себе, как умен оказался этот Ульсен и какими глупцами были они.

И у Аделе появится заинтересованный блеск в глазах.

С чего бы ему такого начать?

У него была собственная теория того, по какой причине Мортен Хьортсберг погиб здесь наверху. Он должен был находиться здесь, в деревне, может быть в одном из этих домишек. Например, на него обрушился потолок…

Но это не решает загадку с трупом, который они обнаружили в озере у себя дома.

Он должен сейчас быть похитрее. Надо все тщательно продумать…

Да, было нелегко придумать что бы то ни было, когда все казалось таким невероятно загадочным и иррациональным. Ульсену также не нравился этот налет сверхъестественности. Паромщик. Его-то он действительно видел…

Но ведь он теперь исчез, утонул в озере. В этом Ульсен мог быть уверен и немного приободрился.

Брактеат… Ливор сказал, что их было много.

Лучше всего было начать поиски с них. С запаса брактеатов и, заодно уж, Мортена Хьортсберга.

Ветер снова подхватил его, но он укрылся за ближайшим домом.

Это была лишь куча бревен, беспорядочно раскиданная, без входа или чего-то похожего на него. Ульсен обошел вокруг нее и решил, что тут не может быть спрятано ничего интересного.

Он продолжил путь через деревню, размышляя про себя о том, что он справится с решением загадки самостоятельно, без вмешательства призраков и колдунов, всего того, о чем болтали остальные.

Ведьмы? Призраки? Нонсенс!

Он подошел к маленькому дому, который провалился так, что два фронтона уперлись друг в друга. Надо было войти, и Ульсен с удовлетворением подумал, что он сейчас ужасно рискует жизнью из-за Свега. Ну да, частично по вине Свега.

Но дом не скрывал ничего ценного. Ульсен справился с порывом выскочить наружу, а вместо этого важно прошествовал через необычно низкий дверной проем.

Он осматривал дом за домом…

Проделав половину пути, он оказался возле церкви.

Хотя окна были выбиты, а дверь и чердак зияли черной пустотой, маленькая деревянная церковь сохранилась неплохо. Слегка нерешительно он приблизился к входу и вошел внутрь.

В церкви было темно. Скамеек не было, но алтарь был на месте.

Или…?

Это был самый удивительный алтарь, который ему приходилось когда-либо видеть. Что, в самом деле, означало вон то? А что это там … светится? Глаза?

Ульсен замер посреди церкви.

Он недоверчиво глядел прямо перед собой, потом по сторонам. Его взгляд все быстрее метался по углам — и тут он закричал тонким, пронзительным криком.

Его-то и услышала Бенедикте, наполовину погруженная в сон. Но она приняла его за крик птицы, озерной птицы, пытавшейся противостоять шторму.

Ведь все было так спокойно в Ферьеусете.

— А где Ульсен? — спросил Сандер за скромным завтраком.

— Да ну его, — фыркнул пристав Свег. — Он наверняка бродит по деревне сам по себе и делает находки, которые должны подействовать на мое самолюбие, этим он любит заниматься. Мне это тоже неприятно. Вот увидите, он придет с самым серьезным выражением лица и принесет свои «доказательства», которые наверняка несущественны. Он, вероятно, скоро появится.

Но Ульсена все не было. А Бенедикте сидела и смотрела, как Аделе время от времени обвивает рукой шею Сандера и что-то доверчиво шепчет ему, улыбаясь. Но Сандер выглядел немного настороженно.

«Как они близки, — подумала Бенедикте. — Боже, не делай мне так больно!»

После еды Сандер объявил, что намеревается произвести осмотр верхнего этажа. Остальные принялись его отговаривать, но он настаивал. К тому же он хотел пойти один, потому что считал, что пол наверху не выдержит слишком большого веса.

Да, с этим они были согласны.

Бенедикте попыталась чем-нибудь себя занять в его отсутствие. Прибраться в комнате или сделать еще что-нибудь полезное. Но она не могла собраться с силами. Она рассказала о ночных глазах, но только Сандер, казалось, поверил ей.

Если бы он общался только с Аделе, это, может быть, было бы легче переносить. Или нет, конечно, нет, Бенедикте приросла к нему всей душой. Он всегда так заинтересованно слушал то, что рассказывала Бенедикте, они вдвоем так мило беседовали. Так доверяли друг другу. Но не в такой интимной манере, как Сандер вел себя с Аделе.

Безжалостная действительность состояла в том, что Бенедикте так и не смогла съесть ни кусочка за завтраком из-за Сандера. Она вела себя, как лунатик, чувствовала комок в горле, но не могла заплакать, она лишь сидела за столом, слушая разговоры. Не смела открыть рот из опасения, что слезы немедленно начнут капать. Разумеется, пристав Свег рассказывал что-то забавное, но она не смогла как следует улыбнуться, улыбка превратилась в унылую гримасу. Единственное, что ее занимало, это то, с какой легкостью, словно это было самое естественное движение на свете, Аделе могла класть свою руку на руку Сандера и шептать ему на ухо какие-то их общие секреты. Бенедикте даже и представить себе не смела, о чем они шепчутся.

После того, как Сандер поднялся наверх, она предприняла решительную попытку починить стул, который пристав Свег раздавил своим весом. На короткое мгновение у нее мелькнула надежда сделать хоть что-нибудь полезное, но вскоре она снова выпустила стул из рук. Она была похожа на птицу, которая не в силах расправить крылья. Бенедикте села на свою кровать с метлой в руках, не в силах пошевелиться, ее лицо выглядело печальным и постаревшим на сотню лет. Она была так некрасива, так некрасива!

Ее мысли молниеносно взлетали и бросались вниз, и, словно когти, оставляли глубокие раны. И вот в такой ошеломляющий миг, когда Аделе вошла и ехидно поинтересовалась, что это она здесь сидит, Бенедикте почувствовала, как ее переполняют злые чувства, унаследованные от Людей Льда. Нестерпимое желание выместить свою злость, выпустить пар. Она крепко схватилась за край кровати и держалась так, пока волна гнева, ненависти и недостойной ревности не миновала.

Затем она неуверенно улыбнулась Аделе и сказала прерывающимся голосом что-то о своем неважном состоянии.

Аделе не стала сочувствовать ей.

— Никто из нас, наверное, не чувствует себя в форме в этой ужасной деревне. Но это вовсе не значит, что надо сидеть на кровати и жалеть себя. И к тому же пытаться заинтересовать собой некоторых людей, рассказывая лживые истории о светящихся глазах в темноте. Господи! И когда ты повзрослеешь?

На это Бенедикте не нашлась, что сказать, чтобы защитить себя. Она поднялась и попыталась выглядеть занятой полезным делом.

Сандер осторожно пробирался вперед вдоль чердачной стены наверху, поскольку пол не вызывал никакого доверия. В худшем случае, Сандер мог провалиться прямо на голову своим товарищам.

Это был довольно неряшливый чердак, юноша не видел никаких следов того, что он когда-то использовался для жилья. Если там и жили, то, во всяком случае, очень давно. Здесь хранились старые деревянные бочонки, корыта и другая домашняя утварь, а поодаль стоял разломанный шкаф, повернутый дверцами к стене. Похоже, что его забросили на чердак, как только он сломался.

Сандера больше всего заинтересовал этот шкаф, поскольку все остальные предметы не представляли для него никакой ценности. Подобраться туда оказалось нелегко, потому что у стен лежал всевозможный мусор, вынуждавший его ступать по полу, но в конце концов, Сандер эту задачу выполнил.

Свет скупо падал внутрь сквозь немыслимо пыльное окно. Сандер слегка вытер стекло рукавом, стало немного светлее.

Шкаф содержал даже больше интересного, чем он мог надеяться. В одном из выдвижных ящиков он нашел изъеденную мышами тетрадь. Кто-то записывал в нее давние события, происходившие в Ферьеусете.

«Женщина», — догадался он по почерку и содержанию. Даты не встречались вовсе, но пожелтевшие листы свидетельствовали о давным-давно прошедших днях. Там и сям мыши сгрызли довольно много слов, но Сандер погрузился в захватывающее повествование, забыв про своих товарищей и прислонившись прямо к стене у окна. Он читал и читал.

В основном рассказывалось о повседневных домашних заботах. Наполовину это была амбарная книга, где доходы были занесены изящными, ровными столбиками. Были записаны удачные годы с большим количеством запасенного козьего сыра, сосчитаны возы с сеном, которые надо было везти вниз, в деревню, отелившиеся коровы и так далее. Записи становились немного более личными, когда рассказывалось о дождливой погоде, все лето продержавшей коров в стойле, и о походах в лес и на болото за черникой и морошкой.

Но иногда попадались рассказы о предрассудках. Сандер читал и становился все мрачнее и мрачнее. Было похоже, что здесь в 1600-е и 1700-е годы произошло несколько убийств, может быть, оставшихся не столь заметными, поскольку это было оживленное место с паромной переправой. Упоминалось и о разбойнике, о котором рассказывал Ливор.

Но вот Сандер дошел до историй о призраках и ведьмах. Все, что касалось нечистой силы, водяных и леших, он быстро пролистал, поскольку ему казалось, что этого не существует на самом деле. Нет, он хотел прочитать о злодеях и призраках в человеческом обличии.

«Посвященные люди»? Это выражение встречалось два-три раза, и как раз этими людьми Сандер заинтересовался больше всего. Потому что ему казалось, он знал, что означало имя озера Неттес. «Озеро Нертхюс». Он был уверен, что именно так оно когда-то называлось.

Он нашел упоминания о многих призрачных существах, о которых рассказывал Ливор. Было написано и о ничьих стадах, и о коровах, которые не хотели идти в свой собственный хлев, о холодной руке на лице у женщины. Было сказано, что мучитель женщин, скряга и садист вернулся снова и бродил по округе, пугая своим наполовину человеческим лицом всех, встречавшихся у него на пути, до потери рассудка. Чаще всего это происходило на берегу озера. А что касается одного из убийств — здесь Сандер читал более внимательно, — что касается одного из убийств, было сказано, что призрак убитой женщины разорил двор в деревне, на котором оно произошло.

Возможно, это именно ее глаза увидела Бенедикте? Он верил в ее рассказ. Были ли еще секреты в этом доме? Убитая женщина? Которая не хочет показаться?

Да, удивительная маленькая девушка из рода Людей Льда утверждала, что это был плохой дом. Хотя, маленькой ее вряд ли назовешь, но Сандер все равно находил ее неописуемо трогательной. И совершенно беззащитной против нападок Аделе. Ох, он надеялся, что Аделе вряд ли захочет рассказать об их маленьком ночном приключении! Надо бы ей сказать, чтобы она помалкивала.

А вдруг он этим только навредит, и станет хуже? Аделе имела склонность к злорадству, он это хорошо заметил.

Он снова сосредоточился на богатой событиями рукописи. Та, что написала ее, производила впечатление одинокого человека. Она могла довериться лишь чистому листу бумаги. Она рассказывала много. Выглядело так, словно она записывала свои мысли для себя. Время от времени встречались малопонятные намеки на мужчину, который, кажется, должен прийти в Ферьеусет. Она трепетно радовалась этим визитам, понял Сандер. А затем тон становился смиренным. Очевидно, мужчина уезжал и снова ничего не происходило, женщина оставалась одна, наедине со своим «дневником». Да, это был именно дневник, даже если она сама называла его только амбарной книгой.

Очень интересная глава рассказывала о большой панике, царившей в Ферьеусете много сотен лет назад. Об одном человеке — или, скорее, существе, — оказавшемся там проездом. Это было только древнее сказание, поэтому женщина описала его мимоходом. Сандеру уже приходилось слышать, что когда-то эта деревня была местом паромной переправы между севером и югом.

Этот неприятный человек «призывал к себе злые силы из далекого прошлого, силы, которым следовало оставаться погребенными». Сандер кивнул. Это подтверждало его теорию. Потом были снова упомянуты «посвященные люди», и было что-то еще более необъяснимое — здесь мыши постарались — о какой-то несправедливости, совершенной с паромщиком.

«Ага, — подумал Сандер. — Вот, значит, какая древняя эта история с паромщиком!»

Но рассказ был запутанным, поскольку сам этот человек выглядел необычайно подлым. Злобное создание, которое… Угол страницы сгинул в голодном мышином животе, и Сандеру не пришлось узнать, что же совершил паромщик. Между тем казалось, что тогда он понес свое наказание. Изуродованный при жизни, он не имел покоя и после смерти.

Женщина, написавшая этот невероятно важный дневник, казалось, любила свой Ферьеусет. Но много раз со страниц книги проступало, что над этим опасным для жизни местом нависла неотвратимая кара.

Но почему-то нигде не упоминалось о бегстве из Ферьеусета двадцать пять лет назад. Очевидно, этот дневник относился к более раннему времени.

Значит, место было связано с суевериями намного раньше, в точности как сказал Ливор. Но вот как-то раз чаша терпения переполнилась, и люди покинули Ферьеусет навсегда.

Только паромщик все продолжал свои вечные рейсы туда и обратно, не замечая, что люди сбежали.

Сандер медленно спускался по лестнице с весьма потрепанной амбарной книгой в руке. Уже по пути вниз он услышал укоризненный голос Свега:

— Этот окаянный хвастунишка, что он о себе воображает? Вы знаете, как он похвалялся перед одним из своих коллег как-то раз? Да, я слышал каждое слово. «Погодите, вот я стану министром юстиции, — сказал Ульсен. — Вот тогда Свег получит за все свои презрительные словечки. Он уйдет в отставку с волчьим билетом, и это будет мое первое официальное распоряжение!» Министр юстиции, как же! Самое ужасное в том, что он настолько глуп, что сможет им стать! Ага, а вот и Сандер, ну, что ты нашел?

Сандер рассказал им о самом главном в амбарной книге, которую Свег немедленно конфисковал, состроив недовольную гримасу. Здесь внизу, при дневном свете, книга выглядела действительно довольно неопрятно.

Остальные проявили более-менее вежливый интерес к рассказу Сандера о ее содержании. Аделе была хмурой, а Ливор заинтересовался.

Бенедикте усмехнулась.

— Если бы это не было столь немыслимо, я бы сказала, что это мой прародитель Тенгель Злой побывал здесь как-то раз много сотен лет назад.

Это заставило Сандера слегка улыбнуться. От своего отца он немного знал историю рода Людей Льда.

Наконец, все решили идти искать пропавшего Ульсена.

— Сандер, не объяснишь ли ты подробнее, что ты имеешь в виду, когда называешь это озеро Нертхюс? — сказала Бенедикте. — Кто такой Нертхюс?

Ливор остановился на пороге, держась рукой за дверную ручку. Все посмотрели на Сандера.

— Нет, это не совсем приятно, — беспокойно сказал он. — Нертхюс — это богиня плодородия в германской мифологии — предшественница нашего Ньерда во времена викингов, так считают многие ученые. Она обитала на острове посреди воды, и у нее была повозка, на которой она объезжала свои владения и благословляла те места, которым оказывала честь своим посещением…

— Каким образом она добиралась до суши? — лаконично спросил Свег. — Она что, летала со своим экипажем и всем остальным?

— Я не знаю, — улыбнулся Сандер. — Но на острове росла вечнозеленая роща, и там находилась ее повозка, скрытая под покрывалом. Это покрывало мог трогать только ее верховный жрец. Он мог предчувствовать, когда Нертхюс окажется возле своей повозки в потайном месте и почтительно сопровождал ее на протяжении всего пути. Повозка была запряжена коровами…

— Как прозаично, — заметил Свег.

Сандер улыбнулся, сохраняя серьезность в глазах.

— С собой она несла не только добро, но и зло. В тех местах, где она появлялась, люди складывали все оружие наземь, все железное запиралось на замки и засовы, а жители праздновали ее посещение на протяжении нескольких радостных дней. Возможно, с довольно дикими ритуалами плодородия, но об этом мы знаем мало.

— Более? — поинтересовался Свег.

— Да, — кивнул Сандер. — И вот, когда богиня получала достаточно много даров от людей, жрец доставлял ее обратно на священный остров. Там повозка, покрывало и сама богиня должны были быть омыты в озере рабами, которых затем сразу же топили в воде. Я думаю, приносили в жертву.

— Как мерзко, — прошептала Аделе.

— Э-э-э-э… — протянул Свег. — Она была современницей этих… э-э-э-э… брактеатов?

— Если принять во внимание, что верования медленно добирались с континента в Норвегию, они были здесь одновременно, — ответил Сандер. — Во времена Меровингов.

— Сдается мне, что дело начинает запутываться, — хмуро сказал Свег. — Время Меровингов — примерно с 600 по 800 годы после Рождества Христова, так ты сказал?

— Точно.

— А теперь эта история с тем злобным человеком, который совершил что-то несправедливое с таким же злобным паромщиком. «Много сотен лет назад». Теперь вот что: двадцать пять лет назад здесь что-то произошло. Да, да, я не говорю уже об этих промежуточных историях с привидениями…

— А мне кажется, что мы должны обратить на них внимание, — серьезно сказал Сандер. — Все вместе совпадает, я не понимаю только, каким образом.

— Пусть будет так, но во всяком случае паромщик появился опять, и это произошло двадцать пять лет назад. К тому же какой-то вид жертвоприношения. Или что?

Он говорил достаточно агрессивно. Сандер ответил лишь коротким «Да».

— Хорошо, выйдем наружу, ради Бога, — смягчил свой тон Свег.

Посреди этого ветреного утра они начали кричать, разыскивая Ульсена. Их голоса носились над деревней, как листва на ветру.

Сандер повернулся к Ливору.

— Ты не рассказывал о жутком призраке, у которого уцелела только одна половина лица.

— Раньше я эту историю никогда не слышал, — с улыбкой отвечал молодой крестьянин. — Она, должно быть, старая и до моих времен не дошла. Но я слышал об этой убитой женщине, которая разрушила свой двор. Только забыл рассказать вчера.

— Это произошло в большом доме? Где мы остановились?

— Нет, нет, это в разрушенном доме, там вдали на холме.

— А «посвященные люди»?

— Я никогда не слышал о них. Старая сказка, возможно. Слишком старая для меня.

— Невероятно, как такая маленькая деревня может собрать вокруг себя столько суеверных разговоров, — сказал Свег.

Сами не сознавая этого, они шли почти той же самой дорогой, что и Ульсен этим утром. И подошли к церкви.

Бенедикте замедлила шаг. Ее глаза приняли испуганное выражение.

Сандер слышал об избранных в роду Людей Льда и их трудностях при входе в церковь. Но казалось, что Бенедикте кроме этого беспокоит что-то другое.

— Что с тобой? — тихо спросил Сандер.

— Я не знаю. Я… мне лучше остаться здесь, — сказала она неуверенно.

— Как хочешь. Мне трудно представить себе Ульсена, увлеченного молитвой в церкви, поэтому мы только на минутку заглянем внутрь. И сразу же назад.

— Изящная работа, — сказала Аделе, разглядывая церковь. Свег был невосприимчив к эстетическим тонкостям, он вошел прямо внутрь. Остальные, не считая Бенедикте, последовали за ним.

Они остановились немного нерешительно в дверном проеме, их охватило обычное чувство уважения к религии.

Это была совершенно обыкновенная деревенская церковь, разумеется, без скамеек, но с настоящим алтарем и единственной иконой, большую часть которой занимало изображение распятого Христа. Ничего неожиданного, на первый взгляд.

— Такое впечатление, что церковь замечательно сохранилась, по сравнению с тем, что мы видели до сих пор в деревне, — сухо сказал Сандер.

— Да, во всяком случае, не Ульсен здесь пыль вытирал, — сказал Свег. — Он испытывает сильное отвращение ко всякого рода уборкам и чисткам с тех пор, как я тысячу раз поручал ему навести порядок в конторе пристава. Только чтобы вышибить из него немного нахальства. Но что ему сделается, этому полоумному?

Сандер подошел к самому алтарю, медленно, тихо и с уважением, как люди невольно ведут себя в церкви. Аделе последовала за ним, но пристав и Ливор остались у двери.

— Что ты ищешь, Сандер? — спросил Свег приглушенным голосом.

Молодой человек присел на корточки и тщательно изучал алтарь. Провел пальцем вдоль нижнего края.

Но внезапно повернулся и встал прямо.

— Тихо! Что там? Они прислушались.

— Бенедикте с кем-то разговаривает, — сказала Аделе.

— Значит, она нашла Ульсена, — предположил Свег.

— Нет, — задумчиво возразил Сандер. — Может и так, но я слышу там несколько голосов.

Они стояли неподвижно, даже не могли решиться приоткрыть церковную дверь.

— Несколько голосов здесь? — скептически сказал Ливор. — Этого я не понимаю. Деревенские жители настолько боятся этого места, что…

— Тише, — решительно прошептала Аделе.

Они в недоумении посмотрели на нее. Она стояла и прислушивалась, напряженная, словно натянутая тетива. На ее лице читалось удивление, смешанное с надеждой и скепсисом.

Они напряженно замерли, пытаясь всеми чувствами уловить звуки снаружи. Из-за двери церкви послышались приближающиеся тяжелые шаги.

Казалось, что…

Аделе первая очнулась от парализовавшего их изумления и смущения. Она широко распахнула дверь и выскочила наружу, бросив молниеносный взгляд на трех мужчин, которые шли по тропинке в траве с испуганными лицами.

— Мортен! Господи, это Мортен, мой жених!

— Вы что, с ума посходили? — крикнул он. — Вы ночевали в этом Ферьеусете?

Аделе не слушала его. Она демонстративно горячо обняла своего суженого — быстро обернувшись в сторону Сандера, чтобы проверить, видит ли он эту сцену, — и все заговорили, перебивая друг друга.

Свег еле сдерживался, чтобы говорить разборчиво.

Главное было в том, что те трое, оказавшиеся Мортеном Хьортсбергом и двумя немцами, были охвачены страхом. Как Свег и его группа отважились переночевать в этой ужасной деревне?

Свег, в свою очередь, интересовался тем, что случилось с ними, и услышал в ответ, что они жили на горном пастбище в километре отсюда и что три других немца были мертвы.

— Но где ты пропадал все это время? — пожаловалась Аделе.

— Я встретил их возле Ферьеусета в тот же день, как добрался сюда, — объяснил Мортен Хьортсберг, высокий и элегантный мужчина, но с несколько надменной, декадентской манерой держаться. — И они спасли меня от… Да, вы мне не поверите, но меня схватил паромщик, который…

— Да, достаточно, мы тоже видели его, — спокойно сказал Свег. — Каким образом им удалось вас спасти?

— Они бросились ко мне и крепко держали меня, потому что я уже почти угодил на борт лодки, — ответил Мортен. — Я был, конечно, смертельно испуган, но они объяснили мне, что паром утащит меня на дно.

Бенедикте тихо подошла к группке на церковном дворе. Она пристроилась к Сандеру, стоявшему с краю группы.

Мортен Хьортсберг продолжал:

— Да, и немцы рассказали мне, что они вернулись назад сюда, чтобы попытаться найти одного из своих пропавших друзей.

— Только одного из них? — сказал Сандер. — Разве их было не трое? Вас разве с самого начала было не пять человек?

Один из немцев отвечал на ломаном норвежском:

— Почему же. Но остальных мы… нашли. Один утонул, а другой…

— Я знаю, — сказал мрачно Свег. — Повешен и обескровлен, так?

— Да, точно так. И мы хотели выяснить, что же случилось с третьим.

— Выяснили?

— Нет. Еще нет. Он пропал бесследно.

— Они пропали одновременно? — спросил Сандер.

— Да, двое последних. Это было осенью, и они держали в строжайшем секрете то, чем они здесь занимаются. Но один из нас слышал короткий разговор между ними, и тогда один из них сказал что-то о «большой чистке». Мы так и не поняли это, но они пропали.

— Где вы нашли того мертвого? — спросил Сандер. — Того… принесенного в жертву.

— На берегу, он плавал в озере. Сандер замер.

— Но, Господи, какие же мы глупцы!

— В чем дело? — сказал Свег.

— Жертвенная роща!

Сандер бросился бежать, обогнув церковь. Остальные последовали за ним, сперва неуверенно, затем постепенно все убыстряя шаг.

За церковью к озеру сбегала луговина. Вначале они попали на маленькое кладбище, сразу за церковью, затем вышли на луг. Они видели Сандера далеко впереди себя, он спускался по дороге к маленькому возвышенному полуострову, вдававшемуся в озеро. К холму с венком из деревьев на вершине.

Уже издалека они увидели, что с деревьями на полуострове творилось что-то необычное. На одном из них висел, покачиваясь на ветру, непонятный предмет или, скорее, странный плод.