Шира почувствовала, что кто-то трясет ее за плечо. Она попыталась высвободиться; во сне она все еще была в глубинах горных пещер и не хотела больше никаких ужасных испытаний. Но рука была неумолима.

— Шира, просыпайся! Мы приплыли!

Даниэль? Замечательно, значит, влажный холод пещеры — это на самом деле моросящий дождь, а капли падают ей на лицо. Она устало открыла глаза. Шира по-прежнему видела все, как в тумане.

— Мы в Норе? — спросила она.

— Нет, мы в гавани Таран-гая, в бухте.

Пока она неуверенно поднималась на ноги, каждое движение причиняло ей боль, она ощущала, как сознание вновь возвращается к ней. Нет, гора еще не отпустила ее. Подобно приглушенному отчаянному крику в ней поднималось сознание того, что ей никогда не удастся освободиться от пережитого там, внизу, в безжалостных разоблачающих пещерах. Ее охватили скорбь и печаль, столь сильные, что она застонала. Все вокруг стало таким бессмысленным. И негде было искать утешение. Ни один человек не смог бы выдержать то, что пришлось пережить ей — узнать правду о своей душе. Человека следует оставлять в неведении о самом себе. Конечно, в ней было достаточно самоиронии, она была довольно самокритична. Но этого было мало. Шира никогда не думала, что у нее имелись какие-то иллюзии по поводу ее собственного я, но оказалось, что это не так.

Map сошел на каменистый берег. Шира перелезла через борт лодки и медленно пошла за ним. Она приняла решение, но все равно ей было нелегко заговорить с Маром.

Она нерешительно окликнула его. Он медленно и равнодушно повернулся.

— Map, у меня к тебе просьба…

Если он и удивился, то никак не показал этого. Ширу мучило его ледяное безразличие, особенно потому, что ее просьба многое значила для нее. За лодкой раздавались голоса остальных, они не могли ее услышать.

— Когда… когда я выполню мою задачу, Map, и уничтожу человеческого выродка, можешь ли ты… Можешь ли ты пообещать мне, что… убьешь меня? Когда все будет уже позади?

Наконец-то в его глазах появились хоть какие-то признаки жизни.

— Что ты имеешь в виду? — хрипло спросил он.

— Ты слышал о том, что духи когда-то сказали моему деду? Что тот, кто проделал этот путь, не захочет больше жить. Это правда! Я сделаю то, что от меня требуется. Но что мне делать потом? Нечего. Map, мне не останется ничего — только тягостная печаль и боль. И одиночество.

Она пристально, испытующе смотрела на него. Его желтые глаза сверкнули нехорошим огнем.

— Я долго пытался тебя убить, ты знаешь. Но мое оружие не слушается меня. Хотя Шама и просил, я не в состоянии убить тебя. Я вижу свет вокруг твоего лба, который никто из людей видеть не может.

— Я уверена, что этот свет исчезнет, когда я выполню свою миссию. Ради чего мне тогда жить? Я даже детей не могу иметь. Путь, который я проделала по пещерам, сделал меня бесплодной.

Он фыркнул.

— Я, любимый вассал Шамы, тоже не могу иметь детей. Но меня это не волнует! Бабьи глупости! А ты знаешь, что попадешь к Шаме, если умрешь таким образом?

— В черный сад Шамы… Да, знаю, и я хочу туда. Это будет мне карой за все дурное, что я совершила. Сделай это, Map, прошу тебя; безмолвно и тихо, чтобы я ничего не заметила! Я оставлю письмо моему деду, в котором напишу, что ты не виноват.

— Это меня не волнует.

Он долго смотрел на нее. Едва заметное подрагивание уголков его рта дало ей основание думать, что он улыбается. Но она не могла понять, что было в этой улыбке: презрение, триумф или ожидание.

Наконец, он зашевелился — слишком уж долго он стоял неподвижно.

— Если ты хочешь… Я сделаю это, обещаю!

Она с облегчением перевела дух:

— Спасибо, Map!

Шира пошла прочь, он последовал за ней, как будто бы не хотел отпустить обещанную ему добычу.

— Ты ужасно обжегся, — озабоченно проговорила она. — Могу ли я как-то помочь тебе? Как это произошло?

— Не становись опять проклятой святошей, — упрямо сказал он. — Ты и без этого уже достаточно унизила меня. Думаешь, я хотел стоять там с факелом? Думаешь, хотел тебе помогать?

Шира вздохнула. Смешно, но ей начало казаться, что он, возможно, как-то примирился с ее существованием, — ведь он по крайней мере стал разговаривать с ней. Но нет. Она почувствовала облегчение, когда ее окликнули с лодки.

Было решено идти в Таран-гай, в горную хижину.

Потом Стражи гор могли вернуться в свои прежние жилища, поскольку с захватчиками было покончено.

Они медленно поднимались, покинув берег. Ради Ширы они шли, не торопясь.

Ировар с тревогой заметил, что Шира становится все более тихой, казалось, ее что-то мучило. Сначала он думал, что это из-за раны, но потом понял, что боль затаилась где-то глубже. Особенно он встревожился, когда увидел, как Map следит за девушкой, и по лицу его время от времени пробегает злобная ухмылка. Казалось, что между ними был какой-то уговор, и это очень пугало Ировара.

И вот наконец они в жилище под скалой, где их ждали Орин и Мило. Помогая друг другу, они быстро выставили на стол еду и питье — обычная, но желанная необходимость! Конечно, они проголодались, за всю трапезу не было произнесено ни слова.

Когда они поели, все с любопытством уставились на Ширу.

— Ну! Не хочешь ли ты рассказать нам о своих приключениях?

Еще раз пройти через все это? Конечно, они имели право узнать, но неужели они не понимают, как это будет больно ей?

Даниэль все понял. Он подошел к ней и обнял ее за плечи.

— Попытайся посмотреть на все это так, как я, Шира! Все это — сон, страшный кошмар, который был и у тебя, и у всех остальных только потому, что мы все время жевали этот корень. Знаешь, я и правда так думаю.

Она посмотрела на свою кровоточащую рану, на кровь, проступавшую через одежду, на поцарапанные руки и беспомощно перевела взгляд на него.

Даниэль попытался уговорить ее, он сел перед ней на корточки и взял ее израненные руки в свои.

— Что-то из того, что мы пережили, было в действительности. Например, Map — у нас, в роду Людей Льда, есть похожие на него. Гора четырех ветров существует, это страшная гора, но мы смогли подняться на нее только благодаря приливу. Мы были там наверху, все вместе. Пока все правда, но только пока. Но потом, я знаю, ты проглотила массу этого корня, мы все его жевали. И вот подумай: с того момента, как мы поднялись на остров, начался сон, о котором ты нам должна сейчас рассказать. Потому что наши сны отличались от твоего.

Шира долго смотрела на него. Остальные молчали. Невозможно было понять, что думали они.

И она кивнула.

— Сон. Я расскажу этот сон.

Она взглянула на Мара и встретилась глазами с его непостижимым взглядом. Когда они поднимались к хижине, дождь лил, как из ведра, он намочил его волосы и широкие плечи, но в очаге горит огонь, и он скоро высушит их.

Шира начала свой рассказ. Наступал вечер. Не было ни сумерек, ни темноты, лишь чуть-чуть изменился дневной свет. Ее рассказ прерывался многочисленными вопросами, было много непонятного, и все хотели объяснить, что, по их мнению, означало то или иное. Чем дальше Шира углублялась в пещеры в своих воспоминаниях, тем больше она падала духом. Когда она рассказала о шипе, который лишь чудом не вонзился ей в сердце, она должна была вновь продемонстрировать свою рану. Всех ужаснули ее страшные края, и пока Шира продолжала рассказ, Даниэль снова ее перевязал, насколько хорошо это можно было сделать, используя подорожник из Таран-гая и все то, что он мог найти из подручных лечебных средств.

Когда Шира подошла к рассказу о схватке под темно-пурпурной водой, она покаянно посмотрела на Мара.

— Я не знала, что моя неприязнь была так велика, Map. Прости меня за это, я постараюсь исправиться.

Map прищурил глаза.

— Я предпочел бы, чтобы ты ненавидела меня. Тогда мы были бы на равных.

— Map, а ты помнишь, как вы боролись под водой? — спросил Ировар, чтобы сменить тему.

— Не знаю. Я думал, это сон.

— Это и был сон, — упрямо подтвердил Даниэль.

И она услышала о том, как Map получил свои ожоги, пока она боролась с Шамой. Map фыркал, как свирепая дикая кошка, он не хотел еще раз слушать про свое унижение, в котором были повинны духи. Но сердце Ширы сжалось от сострадания. Она могла понять его чувства.

— Не могу простить Мару, что он бросил тебя на произвол судьбы, — сказал Вассар.

— Он не виноват, что он такой, — горячо возразила Шира. — Я ему стольким обязана…

— Ты, замолчи, — грубо оборвал ее Map. Она продолжала свой рассказ. Но когда она дошла до последнего зала, она сказала только:

— Я встретила всех, кого, сама того не желая, обидела. Простите меня, но я не могу об этом говорить.

Даниэль кивнул:

— Тогда пропустим это. А что было потом?

Они хотели как можно больше узнать о двух героях из прошлого, и Шира описала их так хорошо, как только смогла. Но о богах она распространяться не захотела. «Они сидят и дрожат в своей старой, высохшей шкуре», — сказал Шама. Метко подмечено.

Она рассказала об источнике, и что ее вынесла наверх вода.

— Должно быть, я была очень глубоко внизу, — сказала она задумчиво.

— Потому что путь наверх казался мне бесконечным. Я думала, что утону.

— Возможно, ты была не в лучшей форме, когда вынырнула в пещере, — сказал Даниэль. — Но вряд ли предполагалось, что ты могла утонуть.

— А что теперь? — спросил Орин, когда Шира закончила свой рассказ.

Ировар быстро проговорил:

— Теперь всем спать. О будущем говорить будем потом.

Они удивленно посмотрели на него. Против такой решительности трудно было что-то возразить.

На следующее утро Даниэль с удивлением увидел снег на вершинах гор у самой хижины. Ировар воспользовался случаем, чтобы поговорить с Сармиком, пока остальные стражи гор вышли из хижины.

— Мы уходим, — сказал он своему старому другу. — Ведь мы не можем обсуждать будущее Ширы в присутствии Мара. Он имеет над нею власть, и ему не следует знать, что сейчас будет.

— Мне тоже нельзя будет об этом узнать?

— Разумеется, можно. Я решил, что она должна отправиться вместе с Даниэлем на его родину. Он сам утверждает, что это все было просто кошмарным сном, и я не хочу обсуждать это с ним. Но миссия Ширы не исполнена. Она должна найти сосуд Тангиля с водой зла и уничтожить ее. А это может произойти только на земле Даниэля. Там она также встретится со своим отцом.

— А тебе не будет ее недоставать?

— Но ведь она вернется.

Никто из них не упомянул о тех огромных трудностях, с которыми была сопряжена столь дальняя поездка.

Вошел Map, и они заговорили о чем-то другом.

И тут ворвался Орин.

— Отец, я…

— Говори, в чем дело! — приказал ему Сармик. Глаза Орина бегали.

— Мило… Он… забрал Ширу. Он побежал с нею вниз.

Они услышали стук. Это Map уронил ковш, из которого пил.

— Что? — спросил Сармик. — Зачем она Мило?

— Он злился на нее все то время, пока вы были на острове. Все время клялся, что убьет ее.

Map задыхался, он сполз по стене горы, которая одновременно являлась и внутренней стеной хижины. Его лицо было искажено невыносимой болью.

— В чем дело, Map? — нетерпеливо спросил Сармик.

— Не знаю, — простонало чудовище. — Я чувствую, что мне в грудь вонзилась раскаленная игла. Как будто я… плавлюсь! О, дьявол!

Все с ужасом наблюдали, как он прямо у них на глазах превращается в отвратительное чудовище, олицетворение самой злобы. Он поднялся, холодный, как лед, еще более ужасный, чем обычно, и выбежал из хижины. Он начал осторожно, тяжело, по-кошачьи ступая, спускаться в долину. Они смотрели, как вокруг него в сером небе появляется ледяная аура. Никто не должен отобрать у него его добычу!

Как ледяное пламя, несся он по заснеженной равнине. Следы Мило были хорошо видны.

Два старика стояли у хижины и смотрели ему вслед. К ним подошел Даниэль и оба сына Сармика.

— Неужели Map схватил Ширу? — потрясенно спросил Даниэль. — Мы должны спасти ее!

— Спокойно, — сказал Ировар. — Map начал погоню.

— Map? А ты уверен, что он тот, кто нужен?

— Да. Во всяком случае — на этот раз. Да и кто отважится вмешаться?

Им пришлось удерживать Даниэля силой, чтобы он не бросился вдогонку и не рисковал бы бессмысленно жизнью.

Внизу, между валунами и растущими вразброс карликовыми березами бежал Мило со своей ношей. Ноги его скользили на свежевыпавшем снегу, развивающиеся волосы Ширы лезли ему в глаза и мешали видеть. Он все время бормотал угрозы сквозь крепко сжатые зубы, одной рукой зажимая ей рот, чтобы она не могла позвать на помощь. Рука была очень грязная, от нее отвратительно пахло.

— Значит, думала, что можешь отвергнуть меня? — сипел он. — Ты об этом еще пожалеешь, проклятая недотрога. Я буду пахать тебя до тех пор, пока ты не закричишь о пощаде, а потом я воткну в тебя нож и буду кромсать тебя снизу доверху и сверху донизу. Мерзкая святоша, увидишь, что бывает с теми, кто…

И он продолжал в том же духе. Шира была в сознании, но настолько обессилена — рана болела ужасно, что перед глазами у нее все плыло.

Мило остановился в березовой рощице. Там, внизу, снега было не так много, с тяжелого серого неба падали лишь редкие снежинки. Он сбросил ее на землю и сам упал рядом.

— Ну, — просипел он прямо ей в лицо, и Шира была вынуждена отвернуться от омерзительного запаха. — Теперь ты узнаешь Мило. Бабы знают, кто он такой. Они кричат от боли и восторга, когда им…

Закончить ему не пришлось. Он внезапно замолчал и поднял глаза. Затем подбородок его упал, и из глотки вырвался какой-то клокочущий звук.

Шира была слишком замучена болью, чтобы что-то понять. Ей только показалось, что рядом появился кто-то еще. Стало так холодно…

Мило быстро, хотя и спотыкаясь, встал на ноги. Перед ним стояло чудовище из холода и льда и немилосердного гнева. У него не было оружия, да ему и не было оно нужно. Он лишь протянул руку к парализованному от страха Мило, схватил его за ворот куртки и одним движением свернул ему шею.

К счастью, Шира была слишком обессилена, чтобы лежать с открытыми глазами. Она заметила только, что Мило отбросили в сторону, как перчатку, и что Map поставил ее на ноги. Ее качало. Он грубо схватил ее за руку и повел назад по березовой рощице.

— Map, я так благо…

— Заткнись!

Он остановился и стал яростно трясти ее.

— Неужели ты не могла держаться от него подальше, ты, дура проклятая? Или ты сама этого хотела?

— Ты знаешь, что не хотела!

Лицо Мара стало совсем белым.

— Может, думала, что тебе удастся убежать от нашего соглашения? Может, хотела, чтобы он тебя убил? Ты моя добыча, ты знаешь!

— Да, Map, — сказала она устало. — Я знаю, что твоя.

Она почувствовала, что он при этих словах как бы подался вперед, но тут черная волна боли вновь накатила на нее, и она потеряла сознание.

Увидев, что Map поднимается в гору с Широй в руках, все выбежали его встречать.

— О, боги, — воскликнул Ировар. — Шира… Неужели она умерла?

— Нет, она… жива, — сказал Map. — Возьмите ее, я…

Сармик быстро принял Ширу на руки, a Map прислонился к скале. Он стоял там, скорчившись, согнувшись пополам, как будто испытывал острую боль.

Остальные беспомощно, непонимающе смотрели на него.

Вскоре Ировар и те, кто пришел с ним, попрощались. Они возвращались в Нор. Шира — с бутылкой из горного хрусталя, которую она спрятала под куртку.

Даниэль не пытался объяснить хрустальную бутылку какими-то снами… Ему и так хватало забот. Шира была очень плоха. Имени Мило никто не упоминал.

На севере лето кончается быстро. На самом деле у них оставалось лишь две недели до отхода шхуны. Даниэль был счастлив, увозя Ширу с собой, он обещал, что позаботится о том, чтобы она через год в целости и сохранности вернулась к Ировару. Даниэль радовался, что сможет привезти ее к Венделю, а поскольку он знал, что у Анны-Греты очень доброе сердце, то был уверен, что она с распростертыми объятьями примет ребенка Венделя от первого брака.

Самая большая проблема заключалась в самой Шире. Очевидно, что она радовалась путешествию в страну своего отца, но даже эта радость не в силах была приглушить боль в ее глазах. В душе у нее была смертельная рана, это понимали и Даниэль, и Ировар, да и раны на теле тоже были очень серьезны. Хотя они и лечили глубокую рану, оставленную шипом, с помощью всех доступных юракам врачебных средств, она никак не желала зарастать.

И вот наступил последний вечер. Завтра они уезжают. Шира обошла все места в Норе, которые были дороги ее сердцу. Как будто бы не собиралась больше возвращаться. Но такое долгое путешествие в неизвестную страну, конечно же, не могло не пугать девушку.

Ее дед и Даниэль спустились к шхуне с грузом всего того, что Даниэль собрал в горах, что он хотел взять с собой для какого-то профессора, так, кажется, он сказал. Шира собрала свои пожитки, они оставались в яранге, мужчины могли унести их в следующий заход.

Ировар и Даниэль обстоятельно обсудили поездку. В конце концов они договорились, что ради безопасности Ширы должны ехать с русскими купцами из Архангельска до северной оконечности Онежского озера. Там Даниэль должен был купить лодку. Ировар был довольно богатым человеком, он снабдил его дорогими шкурами и другими ценностями, чтобы ее купить. Плыть вдоль берегов Кольского полуострова и Северной Норвегии было немыслимо, они не успели бы добраться домой до зимы и льда. Но можно было прекрасно добраться по рекам между Онегой и Ладогой до Финского залива у Санкт-Петербурга, и Даниэль сейчас настолько поднаторел в русском, что справился бы с этим вполне. Да, но война… Оставалось только надеяться, что она закончилась.

Все это казалось Шире совершенно непостижимым, и она с трудом могла себе представить, насколько долгой и утомительной будет поездка. До этого она лишь каждый год кочевала между Нором и зимним стойбищем. Ей нелегко было понять, что мир может быть больше.

Она обернулась и посмотрела на стойбище, и в тот же миг увидела, что стенки их яранги зашевелились. Кто-то зашел.

Дед и Даниэль были у моря, на берегу… Ее охватила неуверенность. Обычно никто в чужие жилища не входил без приглашения. Она пошла назад, домой, на душе было неспокойно. Было уже поздно, и все в стойбище спали.

Ей было нелегко идти, рана болела по-прежнему. Но вообще-то в последнее время она старалась забыть все, что было связано с Горой четырех ветров, и только радовалась предстоящему путешествию.

И лишь ночью, во сне, или в минуты одиночества на душе у нее снова становилось невыносимо тяжко.

«Не ищи слишком глубоко», — предупреждал ее Сармик. Но она сделала именно это.

Внизу, у лодки Ировара посетил неожиданный гость.

— О, Сармик! Как приятно видеть тебя снова!

Седобородый таран-гаец выглядел угрюмо.

— Уезжаешь, парень? — сказал он Даниэлю. — И Ширу с собой забираешь?

— Да, я ужасно рад.

— А много народа знает, что она уезжает?

— Только несколько человек, — ответил Ировар. — Мы постарались держать это в секрете, насколько это было возможно.

— Хорошо, — сказал Сармик. — Я не успокоюсь, пока она не уедет.

— Почему?

— Все дело в Маре, — сказал Сармик приглушенным голосом. — С ним что-то происходит, и я не знаю, что это. Но думаю, что это как-то связано с Широй. Если он узнает, что она едет с водой из источника, чтобы обезвредить Тангиля, он попытается помешать. Всеми силами.

— Мы понимаем, — сказал Даниэль. — Но ты говоришь, что с ним что-то не так. В чем это проявляется?

Сармик вздохнул.

— Он куда-то исчезает каждый вечер. И возвращается только поздно ночью. Вассар говорит, что его видели недалеко от Нора — он стоял над стойбищем, как бы караулил кого-то. А когда он возвращается… Ну, не каждый раз, но иногда он кажется совершенно больным! У него сильные боли в груди. Говорит, что как будто что-то сжигает его изнутри. И тогда он приходит в неописуемую ярость и крушит все, что попадается ему под руку. В его хижине в горах не осталось уже ни одной целой вещи.

Они не могли сдержать улыбки, как бы серьезно они не восприняли эти слова.

— А он не всегда ведет себя так?

— Нет, отнюдь. Map никогда не дает волю чувствам. Честно признаюсь вам, меня это пугает. Потому что я не понимаю, почему он так ведет себя.

Даниэль сказал всезнающе:

— Очевидно, он огорчен тем, что Шира добралась до чистой воды. Ведь это его касается.

— Нет, — медленно и задумчиво промолвил Ировар. — Нет, боюсь, здесь что-то другое. В тот день, когда Шира только что вернулась из своего путешествия по пещерам, на берегу в Таран-гае эти двое заключили какой-то договор. С тех пор Map смотрит на нее, как на свою собственность. Этот договор мне не нравится.

— Свою собственность? — фыркнул Сармик. — Map не испытывает никаких чувств к женщинам.

— Нет, не об этом речь. Я думаю… Хотя я этого не знаю, но я хорошо знаю мою внучку… Мне кажется, Шира ранена настолько смертельно, что не хочет больше жить. И что она попросила Мара…

Сармик присвистнул:

— Но он же не может! Map не может до нее добраться.

— Нет. Возможно, именно поэтому он в такой ярости?

Даниэль быстро проговорил:

— Тогда нам надо увезти ее отсюда как можно скорее.

— Да, — сказал Сармик. — Хорошо, что вы уезжаете уже завтра. Потому что вы, по-моему, правы. Очень похоже, что Map ходит и высматривает именно Ширу. Он чего-то ждет с какой-то неприятной радостью. Это холодная радость, которая у него связана только со смертью. А поскольку он не может к ней подобраться, он жутко разочарован. Я боюсь, Ировар. Очень боюсь!

Шира вошла в ярангу и остановилась, как вкопанная. Сердце ушло в пятки, лицо запылало.

— Map!

Он стоял у очага, который почти погас от идущего от него холода. Шира непроизвольно бросила взгляд на свои вещи, где была и бутылка с водой, еще неупакованная. Но, кажется, он ее не заметил.

— А кто уезжает? — спросил он. — Чужеземец?

— Да, — ответила она — и не солгала. Она знала, что не должна ничего говорить о своем собственном отъезде.

— Отлично, — сказал Map своим хриплым голосом. — А то сует свой нос, куда не просят.

— Он может многое и многое понимает, ты это хотел сказать? Садись и выпей со мной!

Это было обычаем — приглашать гостей выпить.

Map к такой вежливости не привык и не знал, что должен ответить, но потом уселся на оленьи шкуры и стал ждать, пока она приготовит питье. Это его устраивало.

— Ведь ты не забыла про наш уговор? — грубо спросил он.

— Нет, отнюдь, — ответила она. Ее руки дрожали так сильно, что она с трудом могла удержать чашку. — Чем больше времени проходит, тем больше мне хочется умереть.

— Ты знаешь, я не могу сделать это, пока у твоего лба этот проклятый свет.

— Знаю. Но как только моя миссия будет выполнена, я твоя. В чем дело, Map?

Она услыхала, как он издал приглушенный стон, и увидела, как он наклонился вперед, как будто грудь его пронзила острая боль.

Он поднялся.

— Ничего, глупая девчонка! О чем это ты?

Шира была в полной растерянности, она не знала, что сказать. Она сняла свою маленькую чашку с жерди, на которой она висела, и оттуда же — чашку для гостей. А потом налила гостю напиток.

Map поглядывал на нее горящими глазами. Все оказалось легче, чем он ожидал.

Он знал, что она не должна пить чистую воду из источника, потому что тогда этот проклятый свет у ее головы исчезнет. Она станет обычным человеком и не сможет исполнить то, что ей предназначено. Шама не хотел, чтобы Шира выполнила свою миссию. А Шама был господином Мара.

Если она выпьет воду, он получит еще одно и гораздо большее преимущество. Map сможет убить ее, ничто не помешает ему больше. О, как сильно он хочет ее убить! Он искренне ненавидел ее.

Он не знал, почему ненавидит именно Ширу. Может быть, потому, что она так приветлива с ним? Так… доверчива? Она обратилась к нему и попросила его убить ее, потому что уже не могла больше. Это создавало между ними какую-то интимную связь, которую он не мог вынести.

Он также не мог понять, почему он каждый вечер должен идти к Нору, стоять и смотреть на ее дом, вниз. Нет, конечно, он понимал — он должен позаботиться о том, чтобы быть на месте, когда ей понадобится его убийственная защита, или же если ей придет в голову его обмануть. Хотя как смогла бы она ускользнуть? Ведь теперь она еще долго никуда не уйдет из летнего стойбища.

Map ничего не знал о том, что задание, которое получила Шира, должно быть выполнено в стране Даниэля. Никто не осмелился рассказать ему об этом.

Когда он вошел в ярангу, то тут же увидел бутылку. Он взял ее, нашел маленькую чашку — он понял, что она, должно быть, принадлежит Шире — и капнул в нее несколько капель. Дерево сразу же впитало их.

А Шира ничего не заметила.

Она поднесла свою чашку к его и произнесла обычные вежливые приветственные слова. Map взял свою чашку и выпил, украдкой глядя на нее.

Она была такой ужасно маленькой и красивой, как сказочная мечта. Он ненавидел ее за это. Вот, вот, она… выпила! Дело сделано!

Но с ней ничего не произошло, а он так ждал этого.

— Что привело тебя сюда, Map? Ты хочешь поговорить с дедушкой?

Он вновь опустил чашку.

— Нет. Я хочу, чтобы ты пошла со мной на берег в сторону Таран-гая. Это недалеко, я должен тебе кое-что показать. То, что я там увидел.

Она не знала, что сказать, и нахмурилась.

— Не знаю… Уже поздно, моя рана очень болит. Мне кажется, у меня жар.

— Это не займет много времени.

Кажется, свет вокруг ее головы слегка поблек? Да, конечно! Скоро она станет его добычей! Он машинально потрогал лук.

Шира неуверенно засмеялась.

— Не знаю. Я так странно себя чувствую. Как будто мое тело вдруг стало очень тяжелым. И в то же время мне стало гораздо легче. В душе, я имею в виду. Да, я охотно пойду с тобой, Map. Что ты хочешь мне показать?

— Подожди, сама увидишь. Это что-то очень красивое.

Он с трудом сдерживал чудовищное возбуждение, пока они шли к берегу — не в направлении гавани, а к Таран-гаю. Теперь она была у него в руках!

Никто не видел, как они уходили. А скоро они будут далеко от Нора.

Вечер был ледяной. Солнце стояло низко над горизонтом и не могло согреть берег, по которому они шли.

— Ты замерзла, — констатировал Map. — Да, обогреть тебя я не могу.

— Не в этом дело, — дрожа от холода проговорила Шира. — Я чувствую, что с моим телом что-то происходит, ничего не понимаю. Как ты думаешь, может, меня лихорадит из-за раны?

«И это тоже, — со злобной яростью подумал Map. — Но не только!»

Когда он решил, что они уже достаточно далеко отошли от Нора, он остановился. Они были под обрывом, их никто не видел, они были одни.

— Это здесь? — спросила Шира в растерянности. Его глаза светились как узкие щелочки, темным огнем.

— Да, это место вполне подходит.

Плечи ее упали.

— Подходит? Map, это ты сделал, правда? Я чувствую себя так странно, я ничего не понимаю.

Его лицо осветила отвратительная улыбка.

— Ты двигаешься, как человек, Шира, и никакой свет над твоим лбом уже не мешает мне убить тебя. В конце концов я одержал верх.

— О, нет, — прошептала Шира. — Ведь я не выполнила мое задание, как же можно…

Map был немногословен.

— Замолчи и стой тихо.

Шира покорно подчинилась.

— Я думала, мы стали друзьями, Map, — тихо сказала она.

— Друзьями? Мы? — переспросил он, бережно укладывая стрелу. — Я дал тебе выпить воды из источника, ты поняла это, правда? А что теперь? Бросишься бежать, крича от страха?

— Разве это поможет? Ведь ты хочешь этого. Тогда ты застрелишь меня на бегу. Но ведь я сама не хочу жить.

Map чертыхнулся. Его руки дрожали, он не мог удержать стрелу. Он посмотрел на лук, нахмурил брови и снова отложил его в сторону.

— Нет, не думаю, что мне следует воспользоваться именно им. Он до этого каждый раз подводил меня. Что же выбрать? Нож? Или просто голыми руками? Мои руки вокруг твоей шеи. Медленно и…

Он долго, задумчиво смотрел на нее. Пробуя, обхватил ее шею своими руками, все время глядя на ее лицо. Потом он с удивлением перевел глаза на свои опустившиеся руки. Они дрожали, и даже Шира заметила это.

— Почему ты медлишь? — спросила она.

Map уставился на свои дрожащие руки.

— Не понимаю… Я и сейчас не могу, — сказал он беспомощно. — Сейчас мне ничто не мешает, но я все равно не могу. Это что-то иное. Не знаю что.

Шира удивленно взглянула на него.

— Что бы это ни было, я все равно тебе благодарна, — сказала она тихо. — Мне вдруг стало ясно, что я не хочу умирать.

— Но ведь ты всегда хотела… Ты же просила меня!

— Map, ты не представляешь, что я чувствую сегодня! — воскликнула она, протягивая руки к небу и не замечая, что рана от этого болит еще больше. — Все во мне поет от радости и облегчения. Я свободна, свободна! Меня уже больше не пугает моя избранность, я так же легкомысленна и забывчива, как все люди. Теперь я не смогу пройти сквозь огонь или выдержать ураган или холод. Но я счастлива, как никогда. Я — обычный человек! Может быть, я даже смогу научиться кого-то полюбить? И меня полюбят?

Map не мог оторвать от нее глаз. В его взгляде, который скользил по ее стройному, легкому телу, появилось новое, удивленное выражение. В Маре шла чудовищной силы внутренняя борьба.

И тут он принялся обвинять ее, яростно и ненавидяще, он выглядел опустошенным, лицо его стало мертвенно-серым.

— Это ты виновата! — крикнул он. — Это ты виновата в том, что меня жжет изнутри, в этой боли, в этом жаре! Твое проклятое сочувствие! Шама отнял у меня все человеческие чувства — кроме стремления к разрушению, он сделал все, чтобы люди ненавидели меня. И мне это нравится. Но ты… Ты испытываешь ко мне сострадание. Ты хочешь уничтожить меня. О, Шира, проклятая, ты уже почти превратила меня в человека! Но этот человек по-прежнему во власти Шамы. Меня разрывает на части, разве не видишь?

Внезапно он прокричал в беспомощном отчаянии:

— Шама! Где бы ты ни был, помоги мне! У нее есть какая-то тайная сила, которая мне неведома. Верни мне мою силу, Шама!

Из глубин всего его существа вырвался звериный рык, потом жалобный стон.

— Проклятая Шира, — прорыдал он, а потом отвернулся, закрыв лицо руками. Он долго стоял молча, а она не знала, что ей делать. Map непроизвольно дрожал всем телом. Потом он повернулся и взглянул на нее своими горящими, отчаявшимися глазами.

— Я вызову Шаму, — сказал он упрямо. — Посмотрим, кто сильнее.

— Тогда он заберет меня.

— Если б он только это сделал!

Но он не звал Шаму.

Вместо этого рука его — вопреки его воле — скользнула к ее щеке, кончики пальцев коснулись ее кожи.

— Такая нежная, — прошептал он удивленно. Она задрожала от этого прикосновения.

— Map? — вопросительно прошептала она, ее большие глаза удивленно распахнулись.

Он смотрел и смотрел на ее лицо, пока в глазах у него не потемнело, а тепло в его груди не превратилось в нестерпимый раскаленный жар. Его руки обхватили ее за плечи, как будто хотели ее раздавить, он знал, что его холод проникает в ее тело, что ее рана болит еще сильнее, но его руки больше ему не повиновались. Из глотки его вырвался полузадушенный звук, беспомощный, отчаянный… И он громко закричал от этой боли внутри и смог наконец отпустить ее. Уже очень скоро он был далеко-далеко и исчез за обрывом на пути в Таран-гай.

Шира опустилась на землю, оглушенная болью от раны, которая никак не хотела закрываться. Она знала, что рана выглядит ужасно, но Даниэль обещал, что, как только они приедут в Архангельск, то покажут ее настоящему врачу. Из-за жестокого прикосновения Мара рана вновь открылась, и Шира чувствовала, что из нее течет кровь и гной. Но она ничего не могла поделать.

Она уже почти потеряла сознание, она пыталась бороться с этим, но ее мысли захлестнули какие-то черные волны.

Тут она внезапно заметила, что вокруг что-то изменилось. Она узнала это, так уже было раньше. Огромная, поющая тишина.

И морские волны остановились прямо на полпути. Ветер уже не шумел в прибрежной траве. И на всем берегу в движении сейчас было только одно существо — знакомое создание плавной походкой приближалось к ней вдоль пустынной кромки моря.

— Я не ждала тебя сейчас, — так приветствовала его Шира, когда он уселся рядом с ней. Шама улыбнулся.

— Я долго тебя искал. Знал, что ты рядом — с такой-то раной.

— Это конец?

Он посерьезнел.

— Да, теперь конец. Мы уже больше не играем.

Ширу била холодная дрожь. Но она взяла себя в руки.

— Ты пришел довольно некстати. Именно теперь я начала радоваться жизни.

— Не надо было пить воду.

— Я рада, что Map дал мне ее.

— Я тоже. Теперь ты не сможешь выполнить свою миссию.

— Я и так не смогу, если сейчас все кончено. Значит, теперь я стану цветком в твоем саду? Шама, прошу тебя, оставь мне жизнь! Ведь я должна была поехать к моему отцу, я всегда мечтала об этом! И я освободилась от того, что отличало меня от других людей. И я — почти изведала что-то новое. Что-то совсем неизвестное.

Он громко расхохотался.

— Тебе — жизнь? Мой красивейший цветок, оставить жизнь тебе, которая уже так много раз упускала свои возможности? Которую я так долго мечтал победить? Которая уже почти отняла у меня моего вассала? Нет, держи эту просьбу при себе. Если только…

«Начинается, — подумала Шира. — Я вижу это по сияющим зеленым огонькам в его глазах. Сейчас мне придется заплатить за договор, который я однажды заключила, и за тот, который, я, возможно, заключу сейчас».

Он лукаво взглянул на Ширу.

— Я могу дать тебе целую жизнь взамен…

— На что? Я знаю, чего стоят твои обещания.

— Мое одиночество безмерно, Шира. Мне не с кем поговорить. Перебранка с духами иногда. Пара приказов Мару — а сейчас и этому конец, он уже почти выскользнул из моих рук. Единственный, с кем я могу поговорить, — это ты, Шира. Единственная, кто меня не боится. Моя печаль не менее велика, чем мое одиночество: ведь люди в ужасе отворачивают лица, когда я прихожу за ними. Ты можешь это изменить.

— Как?

— Мне нужен кто-то, кто бы повсюду сопровождал меня во время моей жатвы. Кто-то, кто бы склонялся над умирающими и заставлял их лица светлеть от спокойствия и доверия. Чтобы мои цветы были еще прекраснее. И мы могли бы быть вместе, ты и я.

Перед глазами Ширы все поплыло. Нет, только не это! Постоянно видеть умирающих, нити жизни, обрывающиеся так рано, печаль и горе.

Она подумала о своем отце, которого ей так хотелось увидеть, она подумала о своем деде Ироваре, который останется совсем один. И — о том новом, что только-только начала познавать…

— Ты требуешь от меня слишком много, Шама. Но дай мне взамен два обещания…

Он смотрел на нее, словно бы забавляясь.

— Ослабь хватку, отпусти Мара, дай ему стать обычным человеком! И дай мне забвение! Дай мне прожить мою жизнь в неведении о том, что будет меня ожидать, когда все закончится.

Шама вздохнул.

— Я сделаю так, как ты хочешь. Я ухожу, Шира, и в будущем можешь меня не бояться, да и Map тоже. Твоя жизнь была необычайно тяжелой, ты заслужила спокойствие и радость. А потом, когда ты окажешься у меня… Я буду добр к тебе, Шира. Тебе никогда не придется страдать.

Он был одинок, и ее горячее сердце победило. Она заставила себя приветливо улыбнуться. Он протянул руки и дотронулся кончиками пальцев до ее щеки.

— Прощай, Шира! До свидания!

Она смотрела на огромную фигуру, которая постепенно отдалялась и, наконец, исчезла. С шумом на берег накатила следующая волна. Жизнь продолжалась. К ней бежали трое мужчин.

— Шира, почему ты здесь лежишь? — кричал ее дед. — Что случилось?

— Я сделала что-то не то, — пожаловалась она и провела рукой по лбу. — Во мне оказалась капля чистой воды. Так что теперь я не могу… выполнить миссию.

Она с трудом встала на ноги. Трое мужчин молча смотрели друг на друга.

— Ты ведь не сама это сделала, не так ли? — подавлено спросил Сармик. — Кто-то видел демона в стойбище. Это сделал Map, правда?

— Он не мог этому помешать, — защитила его Шира. — Но что мне делать сейчас? Неужели я не смогу поехать в страну моего отца?

Она заплакала от усталости и страха.

— Ясно, ты едешь со мной, — заверил ее Даниэль. — Бутылку мы возьмем с собой. Ты не сможешь начать борьбу с Тенгелем Злым. А Ульвхедин слишком стар, я думаю, что и Ингрид вряд ли подходит. Нам остается лишь ждать следующего избранного. Когда-нибудь нам должно повезти.

— Твоя рана кровоточит, — сказал Ировар.

— Да, но сейчас все пройдет. Здесь был Шама…

Они вновь переглянулись.

— Шира, — твердо сказал Сармик. — Мы обсудили версию Даниэля о наркотическом корне. И решили, что он прав. Все это был лишь сон. Шама — это тоже сон. Ировар сказал, что сегодня вечером ты жевала корень.

И на этот раз Шире хотелось им верить. Она успокаивающе кивнула. Они шли вдоль берега домой.

— Сармик, пожалуйста… Передай привет от меня Мару, — проговорила она. — Я не смогла с ним попрощаться. Передай ему привет и скажи, что я ему желаю всего хорошего.

— Непременно. Но, честно говоря, я боюсь, что с ним будет нелегко, когда он узнает, что ты уехала, ничего ему не сказав. Я этого просто боюсь!

— Я думаю, он здорово изменится, когда ты вновь его увидишь, — уверенно сказала Шира. Она остановилась.

— Сегодня самый счастливый день в моей жизни, — и девушка засмеялась.