Они отправились вниз еще до рассвета. Шли через древние, загадочные леса на склонах Таран-гая. Листва покрывала деревья чуть ли не до земли, не было слышно пения птиц. Сейчас они шли к морю.

Вскоре лес кончился, ландшафт изменился. Появились голые, неприступные скалы. В лицо повеял легкий морской ветер, еще минута — и они услышали рокот волн, разбивающихся об отвесный берег.

Труднопроходимыми тропами Сармик привел их в широкую, защищенную бухту, полную гальки, которая шуршала, когда на нее накатывались ленивые волны. Именно здесь находились рыбачьи лодки Таран-гая. И здесь все они могли увидеть, насколько события последних лет опустошили страну. Слишком многие лодки лишились хозяев, некому было сейчас защитить их от ветров и непогоды, лодки постепенно разрушались.

Даниэль смотрел на группу у большой лодки, которой они собирались воспользоваться. Там были и Шира, маленькая, слабая, дрожащая на холодном утреннем ветру. Она выглядела настолько растерянной и беззащитной, что Даниэлю захотелось схватить ее в охапку и защищать от всех напастей.

Но он не мог идти вместе с ними! Ради Ширы он должен был оставаться на берегу. Ировар попросил его вернуться назад, в Нор, в их жилище, и ждать, когда они вернутся. Если они вернутся. И поэтому было бы лучше, если бы Даниэль отправился со шхуной, промышлявшей тюленей, в Архангельск, а потом к себе домой, в свою страну. Он уже сделал свое дело, рассказал о Венделе, видел его дочь. Именно благодаря приезду Даниэля приступили к решению этой необходимой, но чрезвычайно сложной задачи — освободить его собственный род и таран-гайцев. Больше Даниэль ничего не мог сейчас сделать, и Сармик согласился с ним. На душе у Даниэля было очень тоскливо. Ведь он же хотел помочь Шире, а не быть ей в тягость!

Пока он бродил по берегу, он услышал яростную перепалку между теми, кто стоял у лодки, обсуждая, как следует ей править. Он впервые услышал, как Шира повысила голос. Первый раз услышал, что она злится.

— Нет, — кричала она возбужденно. — Нет, ты с нами не поедешь, Мило. Я не выношу твои кровожадные ухмылки, твое наплевательское отношение к людям. Я не хочу, не хочу, чтобы ты был рядом!

— Но Шира! — в ужасе вздохнул Ировар. — Ты еще никогда не вела себя так! Ты с ума сошла, ты не можешь обижать другого человека, особенно теперь, ты совсем потеряла рассудок? Неужели ты хочешь разрушить все, что мы создали, ты и я?

Она разрыдалась.

— Прости меня, дедушка, но я не могу согласиться, чтобы он ехал с нами. Я так боюсь, так боюсь всего, что должно случиться, и я просто не вынесу, если рядом со мной сейчас будет находиться такое злобное существо!

Сармик быстро проговорил:

— Мило, будет лучше, если ты останешься.

Мило ругался долго и искренне. Даниэль был рад, что не понимает, как Мило обзывает Ширу. Но ее он, разумеется, понять мог. Черный таран-гаец с клыками был одним из самых отвратительных людей, которых приходилось встречать Даниэлю. В каком-то смысле он был еще отвратительнее Мара, потому что Мило был человеком. Мара не следовало учитывать, ведь он был проклятый, может быть, худший из всех потомков Тенгеля Злого. Орин раздраженно заявил:

— Если Мило остается, я тоже останусь.

Орин и Мило, оскорбленные, отправились в обратный путь к скалам.

Шира вытерла глаза и, дрожа, перевела дух. «Странно, что она ничего не говорит о Маре, — подумал Даниэль. — Она, конечно, не осмеливается. Или знает, что с него, как с гуся вода». Хотя и Даниэль, и все остальные знали, что Map попытается помешать Шире.

На душе было горько. Даниэль вытащил из сумки письменные принадлежности. Эта сумка всегда висела у него через плечо. Машинально прислушиваясь к голосам двух стариков и нервным замечаниям Вассара, он уселся на камень и стал писать прощальное письмо Шире. На своем самом хорошем юракском, но русскими буквами — он знал, что Ировар понимал их.

Утро было серым. Солнца не было, лишь тяжелые тучи над широким горизонтом. А на море стоял такой густой туман, что разглядеть Гору четырех ветров было невозможно. Да и большой уверенности в том, что ее вообще можно видеть с берега, у Даниэля не было. Он вспоминал, что, когда он плыл сюда, остров появился еще до того, как они увидели берега Таран-гая.

Никто не обращал на него внимания. Он быстро писал письмо:

«Ночь бледнеет, рассвет серым туманом лежит у кромки воды, Шира. Твое время пришло. Я ухожу тихо, потому что не люблю прощаться. Пусть это письмо попрощается с тобой за меня. Потому что, мой дорогой друг, я не думаю, что увижу тебя до отъезда. Но как болит за тебя мое сердце!

Неужели это происходит на самом деле? Могу ли я верить всему тому, что вы рассказываете, и тому, что я вижу в этой дикой, поразительной стране? Или же это, как я и утверждаю, результат того наркотического опьянения, в котором мы все время находимся, поскольку жуем этот корень? Но если это так, как же объяснить тогда всю историю Людей Льда? Я никак не могу понять, какой из двух миров подлинный — суровый и холодный день сегодняшний, где все пусто, немилосердно и так реалистично, или твой мир, где ничто не менялось с того времени, когда люди еще добывали железо на болотах и мрачные суеверия размахивали над миром своими тяжелыми крыльями? Я много думал над тем, что произошло после того, как я пришел в твою страну у Ледовитого океана. Но я живу лишь на краю той злой сказки, в которую входишь ты, я не могу нащупать все нити в той огромной сети, которую плетут вокруг нас.

Мы расстаемся сейчас, мой удивительный друг и родственница, потому что я не принадлежу к числу избранных и таким образом недостоин сопровождать тебя на твоем трудном пути. Пусть с тобой будут все наши защитники. Я хочу этого больше всего на свете.

Твой друг Даниэль».

Он написал это длинное письмо, подошел к Ировару, который помогал отвязывать лодку.

— Передай это Шире, — тихо сказал он. — До свидания.

Ировар понимающе кивнул и не стал привлекать внимание к тому, что Даниэль уходит.

И молодой швед быстрым шагом двинулся от берега, по направлению к скалам вдалеке.

Прошло какое-то время прежде чем они, наконец, спустили лодку на воду и заняли свои места.

— Где Даниэль? — спросила Шира.

Сармик был вынужден признаться, что они не осмелились взять его с собой, потому что он сомневался, да и вообще был чужаком. Ировар при всех зачитал вслух его прощальное письмо.

Шира застонала от отчаяния.

— Но я не могу отправиться туда без Даниэля! Вы же прекрасно понимаете это! Он был моим другом, он так много понимает. Вы все — типичные мужчины, поэтому вы плохо соображаете. Даниэль гораздо лучше вас разбирается в том, как девушки думают и что они чувствуют. Я должна бежать за ним и привести обратно.

— Нет-нет, — сказал Сармик, пораженный ее паническим страхом. — Вассар, быстро беги и догони Даниэля. Прости нас, Шира, мы не подумали.

— Мне кажется, Даниэль тоже был весьма огорчен, — задумчиво сказал Ировар. — Мы считали, что делаем, как лучше, Сармик, но мы, конечно же, уже не помним, что думают и чувствуют молодые.

Шира не могла успокоиться до тех пор, пока Даниэль не вернулся на берег. Она помогла ему подняться на борт и усадила рядом с собой. Лодка отправилась в плавание по морю, которое, к счастью, было спокойно. На форштевне сидел Map, словно ужасный вестник из потустороннего мира.

«Как будто мы едем в царство смерти, — думал Даниэль, глядя на Мара. — А может, так оно на самом деле и есть? Но благодарю тебя, Шира, за то, что я здесь! Мне было бы ужасно больно расстаться с тобой!» Вскоре лодка оказалась в сером тумане, таком густом, что берег увидеть было уже невозможно.

Но на берегу осталась небольшая группка, следящая за лодкой, которая вот-вот должна была исчезнуть.

— Вот мы и сделали все, что могли, — сказал Тенгель Добрый.

— Мы не можем дальше сопровождать их. Нам остается лишь надеяться, что у них все будет хорошо и что мы были правы, дав им увидеть все, как в реальности.

Женщина из древних времен промолвила:

— Чтобы сохранить девочке рассудок, мы дадим ей заглянуть в иной мир. В тот мир, о котором живые могут лишь догадываться в своих снах или же изредка видеть в минуты умопомрачения.

— Да, наш мир, — пробормотала Виллему. — Интересно, знает ли Тенгель Злой о том, что должно произойти?

— Если знает, то пусть трепещет, — сказал Доминик.

Они еще немного постояли, пытаясь разглядеть лодку, а потом покинули берег.

Письмо, которое Шира, забывшая обо всем, пытаясь вернуть Даниэля, потеряла, плавно кружилось над каменистым берегом. Оно зацепилось за маленький, высохший, всеми ветрами обдуваемый куст, вновь соскользнуло с него и успокоилось между камнями у кромки воды. Оно повернулось исписанной буквами стороной, как будто бы кто-то еще раз давал возможность прочесть его. Но на берегу никого не было, никто не мог прочесть письмо в последний раз. Волна накатилась на берег и слизнула листок своим языком. Написанное медленно растворилось в соленой ледяной воде.

Вот и все. Как будто и не было никого на берегу в этот предрассветный час.

Наступало утро, светало. Туман — или облака? — рассеялся, и перед их глазами выросла на горизонте зубчатая горная вершина.

— Это всего лишь айсберг, — сказал Сармик. — Но там, далеко к западу! Вот она!

Горная вершина росла по мере того, как они приближались. Сидящие в лодке молча смотрели на нее. Солнце стояло за облаками как блестящий диск и придавало Горе четырех ветров странное, колдовское сияние. Напряжение и беспокойство возрастали, чем ближе они подходили к острову.

— Ох, — вздохнула испуганно Шира. — Как же нам взобраться на нее?

— На этот остров еще никто не взбирался, — коротко ответил Сармик.

— Ты забыл о Тангиле, — мягко напомнил Ировар. — Ведь он, конечно, побывал здесь.

— Но это было несколько столетий тому назад! С тех пор уровень воды мог понизиться.

Шира взглянула на вершину утеса с четырьмя зубцами.

— Ты так побледнела… — сказал Даниэль.

— Это просто свет такой, — заверила она его, но сжала руку Даниэля так крепко, как будто бы искала утешение.

Он заметил, что она вся дрожит. Роковой для нее час приближался.

Они оказались в тени, бросаемой Горой четырех ветров. Солнце скрылось за скалистым островом, их охватило тяжелое оцепенение. Казалось, что здесь, под отвесными стенами утеса, устремленными прямо в небо, все мужество покинуло их.

Они осторожно вели свою лодку из моржовых шкур вокруг острова, пока солнце еще раз не окрасило все на борту в металлический цвет. Они безо всякой надежды пытались найти хоть какой-нибудь выступ в скале, который помог бы им пристать к берегу.

Увы…

Путники почти обогнули половину острова, когда вдруг услышали отдаленный гул. Вода уже не была спокойной. Лодку швыряло во все стороны. Море рябило так сильно, что оно казалось застывшим, покрытым плотной, неподвижной массой гребешков.

— Вершина опускается? — с сомнением в голосе произнес Вассар.

— Нет, это море поднимается, — ответил ему отец.

С чувством какого-то благоговения они увидели, как расселина в скале, которая раньше была слишком высоко, стала теперь настолько близка, что до нее можно было дотянуться с лодки.

— Тебя ждут, Шира, — с трепетом в голосе прошептал Ировар.

Колдовское ли солнце было тому виной, или нет, но сейчас все увидели, что губы Ширы стали почти белыми. Она смотрела на остров с почтением, смешанным с ужасом. Прямо перед ними изгибалась теперь трещина в скале, ведущая к впадине между двумя вершинами. «Тенгель Злой трясется от страха, — подумал Даниэль. — Где бы он сейчас ни находился, он должен чувствовать это в своем глубоком сне. Вибрация от Горы четырех ветров должна была настигнуть его и заставить содрогнуться». На секунду Даниэль почти забыл, зачем он здесь оказался, настолько заворожила его открывшаяся перед ним картина.

Они пристали к утесу, нашли, где привязать лодку, и один за другим вскарабкались на берег.

— Этот грохот, наверное, слышен и в Таран-гае, — сказал Ировар Даниэлю. — Ив Норе.

Взбираться по расщелине было очень трудно, но хотя каждому из них в душе было немного страшно идти в это таинственное место, оставаться в лодке не захотел никто. Дрожащий, холодно-золотой солнечный свет, проникавший сквозь дымку облаков, пугал их, но им стало легче находить почву под ногами.

Даниэль ни разу не посмотрел вниз. Ему было страшно. Целая вечность прошла, и они поднялись на гребень между восточной и южной вершинами.

Наверху они увидели пугающую картину. Местность, настолько дикая и таинственная, что напоминала какой-то дурной сон, лежала между четырьмя вершинами. Она блестела, освещенная бледным солнцем. В воздухе парили огромные черные птицы — над пустынными утесами, над темными пещерами, над искаженными каменными изваяниями. Между чернеющими кустами сверкали темные ямы с водой, меж камней гулял заблудившийся ветер. Как будто бы они повстречали одиночество на самом краю вечности.

— Здесь сотни лет не было человека, — прокричал Вассар, ему ответило мощное, учетверенной силы эхо Горы четырех ветров.

Шира огляделась.

— Да, но где источник?

— Источник? — переспросил Ировар. — Сначала тебе надо найти пещеру, которая ведет к нему.

— Я вижу две, — сказал Вассар. — Как узнать, какая из них нужна нам?

В сомнении они смотрели на две пещеры, одна была слева — на горе южного ветра, другая — справа, на горе северного ветра. Казалось, что они совершенно одинаковые, но внезапно пещера северного ветра как бы потемнела и исчезла, в то время как вход в пещеру южного ветра вдруг засветился слабым, почти незаметным мерцанием.

— Если бы среди нас был какой-нибудь абсолютный негодяй, осветилась бы темная пещера, — сказал Сармик. — Так что, думаю, нам надо идти туда, где свет.

Все были с ним согласны. С ними был Map. Но, может быть, свет как-то был связан с ним? Что, если Шира была недостаточно безгрешна? Но выбора не было, они должны были продолжать путь.

Им не пришлось гадать долго, вскоре они поняли, что на верном пути. Потому что сейчас таран-гайцы увидели четыре молчаливые фигуры, стоящие рядом с тропинкой. Даже Ировар и Даниэль почувствовали что-то темное и необъяснимое, что-то, что светило, как огонь, сверкало, как воздух и вода, это что-то было таким же темным, как земля. Ировар с волнением узнал четырех духов, приходивших к нему много лет тому назад. Даниэль затаил дыхание, когда они проходили мимо молчаливых фигур. Духи в глубоком поклоне приветствовали Ширу, она отвечала им древним почтительным движением руки — ото лба к земле. Таран-гайцы повторили приветствие — все, кроме Мара. Когда подошел он, четыре фигуры встали на тропинку и загородили дорогу. Он оскалил зубы, издав рычание, но отступил, повернулся к гребню скалы. Его тень — голова с острыми ушами хищника угрожающе вырисовывалась на фоне бледного, таинственного солнца.

Им пришлось наклонить голову, чтобы войти в пещеру. Она оказалась большой и достаточно высокой. Духи исчезли, но у входа в пещеру в одной из ниш путники обнаружили факел. Ировар зажег его, и пещера осветилась. Самая дальняя стена ее была гладкой и сверкающей, но остальные были неровные и шероховатые. Перед гладкой стеной было небольшое возвышение, как бы маленькая сцена. Прямо напротив, в глубине пещеры, было такое же возвышение на ровном месте. В углу клокотал глубокий колодец, вода в нем постоянно падала и поднималась, кружила, выплескивалась и вновь исчезала в глубине.

— Это и есть источник жизни? — недоверчиво спросил Вассар. В пещере его голос звучал неестественно громко.

— Нет, конечно, — ответил Ировар. — Это обычный колодец, гейзер или как угодно его назови. Если бы чистую воду было так легко найти, мне не понадобилось бы готовить к этому Ширу всю жизнь. Кроме того, разве ты не видишь, что вода в колодце не чистая?

— Верно, — пробормотал Вассар.

— Но где же тогда пещера? — жалко спросила Шира. — Я хотела сказать, путь к источнику?

Все обошли пещеру и ощупали ее стены руками. Нигде не было никаких отверстий. Ировар вздохнул.

— Погоди! Погоди немного! — сказал он и высоко поднял вверх руку. — Может быть, именно с этим связана легенда о факеле?

Все ждали, пока он вспомнит.

— Тун-ши помнила только какую-то часть предания, — проговорил Ировар. — Но не знала, откуда она, да и я не слишком внимательно ее слушал. Могло ли это быть вступлением к истории об источниках? Как это? Тень… тень, факел… Тот, кто наиболее близок.

Они ждали, пока его бормотание не обрело какой — то смысл. Ировар вспрыгнул на стоящее в центре пещеры возвышение.

— Здесь! Здесь стоит тот, кто держит факел. И здесь. На возвышении у гладкой стены должна стоять Шира! Так, нет, не так, ты должна повернуться к нам спиной. Лицом к горе. Так, верно. Шира, кто ближе всех к тебе в твоей жизни?

— Конечно, ты, дедушка.

— Да, возможно. Вассар, дай мне факел!

Все остальные с трудом сдерживали нетерпение. Старый Ировар взял факел и поднялся на возвышение в центре пещеры. Он поднял факел так, чтобы он освещал спину Ширы. Но тут произошло нечто странное. Факел, до этой минуты горевший сильным, мощным пламенем, зашипел и стал гаснуть. Ировар поспешно спрыгнул с подиума, и пламя тут же разгорелось с новой силой.

— Нет, я не гожусь, — удивленно произнес он. — Шира, подумай еще! Кто может быть тебе ближе меня?

Лицо Ширы по-прежнему было обращено к стене.

Она ответила:

— Ну, может быть, Даниэль, не знаю.

— Даниэль, попытайся ты!

Даниэль послушно встал на камень и поднял факел. Но результат был тот же. Слабое, незаметное пламя постепенно умирало.

— Быстрее, прыгай вниз — пока оно совсем не погасло!

Даниэль так и сделал. Никто не мог понять, в чем тут дело, но всем хотелось посмотреть, что же будет дальше. Все хотели попытать счастья. Вассар поднял руку с факелом очень высоко, но пламя все равно гасло. Место сына занял Сармик, но и ему не повезло. Шира повернулась к ним.

— Давайте смотреть правде в глаза. У меня нет на свете ни одного друга, никого, о ком можно было бы сказать, что он мне друг. Я всегда это знала, и это особенно ясно сейчас, когда мне нужен такой человек.

Все подавленно молчали.

— Итак, все напрасно, — произнес Даниэль после долгой паузы.

— Попытайся еще раз, Ировар, — попросил Сармик.

— Это ничего не даст. Я не тот, кто здесь нужен.

Вновь в темной пещере стало тихо. Вода в колодце булькала и хлюпала. Снаружи пролетела черная птица. Даниэль поднял голову:

— Скажи, Ировар, что сказали тебе духи, когда стояли у входа в твою ярангу? Что-то о наименее вероятном?

И пещера как бы осветилась новой надеждой.

— Да, — быстро откликнулся Ировар. — «Помни: ей на помощь придет тот, от кого этого меньше всего можно будет ожидать».

Сармик продолжил:

— «Когда она однажды попадет в беду, и все будет казаться безнадежным». Именно так и кажется сейчас!

— Я знаю, от кого это меньше всего можно ожидать, — сухо проговорил Вассар. — Но ведь не его же они имели в виду?

Сармик, Волк, решительно поднялся.

— Приведи его, Вассар!

— Но ведь духи не хотели впускать его!

— Иди без разговоров! Посмотрим. Если он не сможет войти в пещеру, мы увидим, что это не может быть он.

Вассар исчез в холодном, медно-желтом свете. Они ждали в молчании, еще уверенные в том, что будет — если факел будет гореть. Шира с трудом сглотнула слюну и поискала глазами Даниэля, ища поддержки и утешения. Он быстро ободряюще улыбнулся ей, но чувствовал, что больше дать ей ничего не может.

Вошел Вассар. У входа в пещеру стоял Map с вопрошающим видом.

— Я объяснил ему, почему он должен войти, — сказал Вассар. — Сейчас ему никто не мешает.

— Подойди, Map, — сказал Сармик. — Встань вот на это возвышение и возьми в руку факел. Держи его высоко. Ты знаешь, в чем тут дело, правда?

Map кивнул.

— Но я абсолютно не хочу ей помогать. И я не самый близкий ей человек.

— Нет, пусть боги знают это, — сказал Ировар. — Но все равно, попытайся!

Map неохотно поднялся на камень. Ировар протянул ему еле-еле горящий факел.

Map медленно поднял руку.

С треском взметнулось огромное пламя и с обжигающей резкостью осветило пещеру. Факел горел, искры долетали до потолка, люди, внезапно почувствовавшие себя слабыми и беспомощными, отступили назад, не в силах выдержать этот сильный свет. Пещеру потряс раскат грома. Тень Ширы упала на гладкую стену горы. Расширившимися от удивления глазами они смотрели, как тень меняет цвет, темнеет и наконец становится совершенно черной. Они отчетливо видели голову, плечи и всю ее хрупкую фигурку, отпечатавшуюся на скале. Факел горел ярко, Map стоял неподвижно.

Медленно-медленно тень на стене менялась. Казалось, она вошла в скалу и оставила после себя отверстие — такое же по размерам, как Шира. Сейчас ее контуры образовывали края входа в темное пространство внутри.

Грохот стих. В пещере было тихо. И тут все услышали голос Ировара:

— Да, именно так говорится в предании о факеле! А она — лишь вступление к долгой истории об источниках. Я никогда не знал этого. Иди, Шира! Свет от факела Мара будет теперь твоей единственной поддержкой. Он будет сопровождать тебя на твоем долгом пути. Он будет отсветом того, что происходит с тобой, и путеводной звездой. Следуй за этим слабым пламенем, Шира, оно выведет тебя! А ты, Map, оставайся на месте, пока она не закончит свой путь, пока мы не услышим одиннадцать ударов гонга. Одиннадцать ударов, за семь богов и четырех духов, вплоть до последнего, тяжелого грохота, когда она найдет источник. Или до тех пор, пока факел не погаснет, тогда мы будем знать, что она погибла где-то в пути. Входи, Шира!

Ировар не знал, почему он произнес эти слова. Они просто пришли к нему, как будто его устами говорил кто-то другой. Шира в последний раз повернулась к ним, с немой отчаянной мольбой в полных страха глазах. Но как бы всем им этого ни хотелось, они не могли обнять и утешить ее, они не могли нарушить связь между нею и факелом Мара. И она покорилась судьбе и вошла в отверстие, которое как раз было по размерам ее тела. С грохотом, до основания потрясшим весь скалистый остров и вызвавшим небывалое волнение на море, дыра за ней закрылась. Стена снова стала гладкой и сверкающей.