Габриэлу сказали много утешительных слов, хвалили его за то, что он толковый, смелый. Говорили, как они все хорошо понимают его тоску по дому. Они сказали ему, что и сами разделяют его чувства — по крайней мере те, у кого был хоть какой-то дом. По дому нельзя не тосковать.

Идя по плато, они услышали позади себя чьи-то шаги. Все моментально спрятались за большой камень.

Кто-то шел и вполголоса бранился. И когда она — а это была женщина — подошла ближе, они услышали ее сердитое бормотанье:

— Но чтобы я была вместе с Ханной? Никогда! Этому не бывать!

Выглянув из своего укрытия, они приветствовали Вегу. Она резко остановилась, вид у нее был ужасно виноватым.

— Я просто прогуливаюсь здесь. И я даже не думала, что встречу вас. Что вы здесь делаете?

Руне спокойно ответил:

— Разумеется, ты отправилась на прогулку без Ханны. Это было бы пыткой для вас обеих. У тебя будет свой собственный дом, со слугами и всем, что ты пожелаешь.

Вега недоверчиво уставилась на них.

— Вы дурачите меня? Они покачали головами.

— А ведь я не сказала им, где вы, — торопливо произнесла она. — Он хотел это знать, но я показала ему неправильный путь.

— Большое спасибо тебе за это, — серьезно произнес Натаниель, — и все остальные тоже поблагодарили ее.

— Да, и это потому, что он не был ко мне расположен. Я поняла, что он не хочет для меня ничего делать. Лучшее, что он мог предложить мне, так это служить ему. Не желаю я быть ничьей слугой!

— Тебе будут оказаны все почести, которые ты заслуживаешь, при условии, что ты будешь с нами дружелюбной.

— Я могу быть дружелюбной, если захочу, — пробормотала Вега. — Но если никто никогда не бывал со мной дружелюбной, то почему я должна быть такой?

Пожав ей руку, Тува сказала:

— Ты просто прелесть, Вега! Мы рады принять тебя!

— Да, он был такой мерзкий. Он ничего не давал мне. А тот, другой… Тот был тоже отменным негодяем. Но почему они так вели себя, я не знаю.

— Все говорят об этом Линксе, что вид у него должен быть таким ужасным, но никто не может сказать, почему, — перебила ее Тува. — Неужели никто не может описать, как он выглядит?

— Но ведь ты же сама видела его! — сказала Халькатла. — Дважды на обочине дороги. Ты можешь описать его внешность?

— Нет, — ответила Тува. — Толстый, обрюзгший сорокалетний мужчина с круглым, как луна лицом. Нет, больше ничего я не могу сказать о нем. И тем не менее, в его присутствии чувствуешь озноб во всем теле.

— Да, — сказал Ян. — И я не могу понять почему.

Они позвали Суль, и та тут же показалась, поскольку стояла рядом и слушала. Она обняла неприветливо взглянувшую на нее Вегу и пообещала ей прекрасное жилье и множество новых друзей. К тому же вдали от Ханны.

— Разве я не могу быть вместе с вами? — спросила Вега.

— Позже, — успокоила ее Суль. — Если все пройдет хорошо, мы соберемся потом все вместе.

Все притихли.

«Все? Слишком многие уже погибли навсегда, — с глубокой печалью подумал Габриэл. И скольких еще они не досчитаются?»

Вега задрожала.

— Он теперь наверняка злится на меня.

— Именно поэтому мы и хотим отправить тебя сейчас в такое место, где он не сможет тебя найти, — ответил Натаниель. — Дело в том, что у нас есть свои потайные места.

— Думаю, что как раз это мне теперь и нужно, — с дрожью произнесла Вега.

Суль забрала ее с собой, чтобы навестить Тулу и ее демонов.

Они снова остались одни.

Но они знали, что их духи-защитники с ними. Теперь они старались не показываться им на глаза. Ведь чем реже они показывались, тем труднее было их обнаружить.

— Я обманут! — прорычал Тенгель Злой. — Вега меня обманула.

— Да, — мрачно подтвердил Линкс. — Они не там, где она говорила. Мое нападение было напрасным.

— Найди Вегу, я хочу наказать ее! И прежде всего: найди этих наглецов! Немедленно!

— Я уже думал об этом, — со своей обычной флегматичностью ответил Линкс. — Я думал о том, чтобы послать туда человека, обладающего способностью притягивать к себе людей и все предметы.

— Превосходно! И он притянет к себе всю группу?

— Ну, это вряд ли. Я думал о мальчишке. Кажется, его зовут Габриэл? Его нужно взять в качестве заложника.

Сморщенное тело Тенгеля сжалось еще больше от испытываемого им удовлетворения.

— Да!.. Да, так и сделай! Сделай это немедленно, пока еще не поздно!

Линкс исчез, а маленькое, жуткое существо стояло и смотрело на мир, который должен был вскоре принадлежать ему. Время шло к вечеру. Тяжелые тучи закрывали вершины гор. На снегу и на земле не осталось следов недавно происходившего здесь сражения, черные уступы скал, возвышавшихся вдали, больше уже не освещались солнцем. Многие группы еще сражались, многие еще прятались в глубокие расселины и трещины между камнями, выслеживали друг друга, готовые тут же пуститься в бегство.

Но ничего этого Тенгель Злой не видел. Взгляд его был погружен в его собственное будущее.

О, у него были великие планы! Единственное препятствие стояло на пути к его неограниченной власти: избранные из рода Людей Льда, мешавшие ему выпить черной воды и пытавшиеся раньше него проникнуть в долину, чтобы обезвредить эту воду с помощью… он не осмеливался даже про себя произносить это слово… с помощью ясной воды Ширы.

Этого не должно произойти!

И этого не произойдет! Только бы ему удалось одолеть этот невидимый барьер, который они воздвигли, и тогда он примчится на место быстрее ветра!

И уж тогда!..

И тогда он подчинит себе всех и вся. Церковь его больше не пугала. Линкс сказал, что она слаба, что она не имеет уже никакой власти. В трудные времена или в бедных странах, везде, где властвует нужда, расцветает христианство. Людям необходимо видеть впереди какую-то красивую цель, чтобы вынести муки земной жизни. Но западный мир теперь благоденствует. И если эта жизнь хороша, кто будет беспокоиться об иной жизни? Но, вопреки всему, христианство живет, а вместе с ним и его злая власть, Сатана и дьяволы, которых не следует путать с демонами, представляющих собой нечто иное. Демоны, в отличие от дьяволов, несут за что-то ответственность.

Тенгель Злой вступил уже в альянс с дьяволами. Сатану он собирался сделать своим рабом, испив черной воды. Или, может быть, он мог использовать Сатану уже сейчас?

Дьяволы Тан-гиля однажды уже проявили себя в деле, но проклятые демоны бури попросту разметали их ветром во все стороны. И он хотел снова использовать их. Линкс уже придумал, как именно. Линкс был для него просто находка!

Все люди на земле должны были, разумеется, стать рабами Тан-гиля. Он предпочитал называть себя Тан-гилем, ему никогда не нравились новомодные изобретения. И когда он напьется воды, к нему вернется красота его молодости. А ведь он был настоящим красавцем, об этом все говорили в свое время. Только глаза его никому не нравились, все говорили, что глаза у него с холодным и жестоким взглядом похожи на камни.

Ну и что в этом плохого? Ему нравилось иметь холодные глаза. В этом была своя прелесть.

От отберет всех самых красивых женщин в мире.

Попользуется каждой из них один раз и ликвидирует ее. Молодых, красивых юношей тоже, он не такой щепетильный…

И тут его мысли обратились к Линксу, к вопросу о том, почему его выбор пал именно на него. Это был самый низкий, самый подлый человек на земле. А выбирал он тщательно, как среди живых, так и среди мертвых. Он взвешивал «за» и «против» многие кандидатуры: Гитлер, Нерон, Калигула, Аттила… или такие личности, как Джек Потрошитель, Кристи, Криппен, Элизабет Батори, венгерка, убившая сотни девушек, соперничавших с ней красотой… Или хладнокровные домашние исполнители всевозможных пыток в школах или на рабочих местах, садисты, каких полно повсюду.

Но все эти кандидатуры он отбрасывал, все они казались ему недостаточно злобными. Никто из них не был человеком в духе Тенгеля Злого.

Темные тучи над горами стали рассеиваться, стало заметно светлее. Но Тан-гиль по-прежнему пребывал в своих мечтах о будущем.

Ну так вот, ближе к делу! Все люди, конечно же, станут зависимыми от него. Они не смогут обеспечить себя даже куском хлеба, если он милостиво не позволит им сделать это. Да и то он позволит это сделать лишь тем, от кого ему будет какая-то польза. Остальных он попросту уберет с дороги, как никому ненужный хлам.

Вместо людей будут использоваться животные.

Все ненужные излишества будут уничтожены. Так называемое искусство будет отменено, будет разрушено все — от дворца до маленькой статуэтки. Он терпеть не может сентиментального украшательства. Это размягчает человеческие души, отвлекает от мыслей о нем самом. Подразумевалось, что право быть красивым предоставляется только ему одному, а также тем женщинам, которых он сочтет нужным мимоходом употребить.

Больницы и прочие социальные учреждения должны быть, разумеется, закрыты. Путь люди справляются со своими нуждами сами. А если не справятся, пусть пеняют на себя.

И никаких школ! Всякая ученость несет в себе зло и не вписывается в рамки диктатуры. Людей легче держать в повиновении, если они невежественны.

Он собирается воспользоваться подходящими для него техническими достижениями. Оружием, средствами связи и тому подобным. Остальное должно было пойти на слом. Будут уничтожены фабрики, банки. Все богатства он сам намеревается контролировать.

Как уже говорилось, Тенгель Злой не отличался особой интеллигентностью. Именно поэтому он был во сто крат опаснее.

Подойдя к невидимой стене, он снова попытался пройти через нее. К его неописуемому огорчению, она не поддавалась никаким его колдовским заклинаниям.

В бессильной ярости он принялся бить кулаками по прозрачной стене.

У него был весьма странный вид, когда он стоял так и колотил руками по воздуху, наталкиваясь при этом на такое плотное препятствие, что кожа на ладонях стягивалась.

Ему пришлось прервать свое занятие: вернулся Линкс и теперь стоял перед ним, глядя на него своими ничего не выражающими глазами.

— Чего тебе надо, сатанинская селедка? — в ярости прошипел Тенгель.

— Я послал в дело дьяволов. И того, о ком мы говорили.

Тенгель снова вернулся к действительности, став, как обычно, холодным и надменным.

— Превосходно! — сказал он. — Эти ничтожные твари настолько сентиментальны, что захотят вернуть обратно мальчишку, которого мы возьмем в заложники. И тут уж мы схватим их всех.

Они находились в одной из глубоких расселин у подножия горы.

Приближался вечер, и цвет неба стал более тусклым. Облака рассеялись. На небе как будто висела целая гора облаков, подсвечиваемая солнцем. На равнину по-прежнему падала тень. Ноги у Габриэла болели, его одолевало уныние.

— Как нам перебраться через эту гору? — сказал Ян, глядя вверх, на отвесные скалы. Стена казалась неприступной.

— Поживем, увидим, — ответил Натаниель. — В данный момент я больше всего опасаюсь, что Тобба может сообщить о нашем местоположении Тенгелю Злому.

— Нет, — ответил стоящий за его спиной Руне. — Ей этого никогда уже не сделать. Тобба обезврежена.

— Как? Каким образом? Кем?

— Ее невзлюбили семеро демонов — женщин Погибели, потому что она была слишком красивой и привлекательной. И они уничтожили ее.

Натаниель с облегчением вздохнул. Втайне он желал снова встретиться с Тоббой.

— Хорошо, что это так, — сказал Ян. — А она была просто бесстыдно хороша в своей нарочитой невинности, она была — сама чувственность!

— Ведьмы из рода Людей Льда имели обыкновение быть очень сексуальными, — засмеялась Тува. — И в этом нет ничего плохого, иначе род бы давно уже вымер. Но всему есть предел. А Тобба ни с чем и ни с кем не считалась.

Все засмеялись, желая хоть как-то разрядить атмосферу. Но Габриэл чувствовал, каким истеричным был его собственный смех.

Руне и Халькатла все время шли рядом, и все вокруг — камни, скалы и их собственные голоса — казались им заколдованными. Заколдованными каким-то мрачным, устрашающим образом, словно вокруг были окаменевшие доисторические гиганты.

Они вполголоса переговаривались. У них уже появилась привычка делиться мыслями друг с другом. Ведь они оба были чужими среди живых людей.

Халькатла прервала их беседу о преимуществе старого времени перед новым следующими словами:

— Я до сих пор не могу понять, что особенного в этом Натаниеле. Он не от мира сего, в нем нет темперамента, пороха!

— Натаниель выжидает, — с мягкой улыбкой ответил Руне. — Он попросту собирается с силами. Именно поэтому он и кажется таким рассеянным. Поверь мне, его время еще впереди!

Задумавшись над его словами, Халькатла тут же переменила тему разговора.

— Руне, — сказала она, — ты однажды отказал мне, в тот раз, когда я так глупо вела себя…

— Ты не глупо вела себя, — не спеша и серьезно ответил он. — Ты просто была несведущей.

— А ты бы не мог рассказать мне о себе? О своих чувствах…

Она доверительно взяла его под руку, но его рука тут же повисла и стала такой твердой, что согнуть ее можно было, только сломав, так что она быстро отдернула свою руку.

— Мне не легко говорить о чувствах, Халькатла. Я предпочел бы молчать об этом. Мне больно думать о том, в какой ситуации я нахожусь. Я единственный в своем роде. Я бессмертен. Поверь мне, в этом нет ничего привлекательного.

— Тем не менее, чувства у тебя сохранились — хотя бы потому, что тебе неприятно об этом думать. Я, в отличие от тебя, не бессмертна. Мое время кончится, когда мы пересечем границу долины Людей Льда. Я не смогу уже больше находиться с вами, от меня не будет никакой пользы. Поэтому я хочу сказать тебе, что…

Голос ее затих сам по себе. Глотнув слюну, она начала снова.

— Что я высоко ценю твою дружбу, Руне. Она так много значит для меня.

— Для меня тоже, — печально улыбнулся он.

Она остановилась.

— Ах, Руне, как хорошо, что ты сказал мне это! Спасибо! Большое спасибо!

Посмотрев на его некрасивое, невыразительное лицо, обрамленное всклокоченными волосами, она приподнялась на цыпочках и быстро поцеловала его в щеку.

— Ты мне так нравишься, Руне! Если бы у меня было время, я попыталась бы еще раз соблазнить тебя. И я бы стала вести себя хитрее.

— Вся женственность мира окажется здесь напрасной, Халькатла.

— Не говори, не говори так! — пробормотала она. — Ведь мы же испытываем друг к другу симпатию, не так ли? А это хорошее начало. Не надо только спешить. Но у нас так мало времени…

Руне взял ее за руку, и они пошли дальше в молчаливом согласии.

— Небо проясняется! — крикнул им Ян, идущий впереди. Его голос отозвался многократным эхом среди скал и камней.

— Да, но день уже подходит к концу, — ответил Натаниель. — Смотри, там восходит бледный месяц. И тени от гор становятся длиннее.

Все остановились, глядя на возвышающиеся перед ними горы. Приближался вечер, и это отнимало у них остатки мужества. Но было еще светло, и до наступления полной темноты оставалось два-три часа. За это короткое время им нужно было значительно продвинуться вперед. Прежде всего им нужно было одолеть горный массив.

Но как это сделать?

Маленький Габриэл не осмеливался даже как следует дышать в соседстве с этими горными исполинами. Они подошли к горе совсем близко, и камни казались теперь еще крупнее, еще массивнее. Проходы между камнями напоминали подчас пещеры. Габриэлу становилось страшно.

И он не заметил, как его внимание переключилось на что-то постороннее — на какой-то зов. Кто-то называл его по имени.

Может быть, это мать?

Нет, что за чепуха, ведь ее здесь нет!

Кто-то хотел, чтобы он свернул направо и следовал за ним. Фактически, Габриэл уже пару раз пытался повернуть в ту сторону, так что Натаниелю пришлось звать его обратно.

И он снова услышал изнутри звавший его голос. Габриэл остановился.

Чего же от него хотели?

Он знал только, что ему нужно найти кого-то или что-то. Но почему? Кто-то нуждался в нем? О, нет, его так легко не проведешь, он теперь научен этой историей с Тоббой!

Нет, никто в нем не нуждался. Это было…

Да! Именно так! Это была подсказка, как перебраться через гору.

И именно ему, Габриэлу, предстояло узнать, как это сделать.

Может быть, его звал какой-то горный эльф? У него было такое чувство, что тот, кто звал его, хотел ему помочь.

И только он собрался рассказать остальным о звучащем внутри него голосе, как снова услышал зов.

«Нет, нет, — шепнул ему голос, мягко, нежно, приветливо. — Это тайна. Наша с тобой тайна. Пойдем со мной, и ты все увидишь! Идем же, это совсем не опасно! И после этого ты сможешь показать своим друзьям дорогу».

Это звучало так соблазнительно. Но следовало ли ему так поступать? Сначала он хотел посоветоваться со своими попутчиками. Но голос звучал так притягательно, так невыразимо притягательно…

Все-таки он решил рассказать об этом остальным, но тут он вдруг обнаружил, что свернул направо и пробирается среди камней, словно кто-то тащит его на веревке.

Снега там не было. Отчасти потому, что рядом находилась отвесная стена и солнце сильно нагревало ее днем, а отчасти потому, что скальные выступы были такими огромными и их было так много, что снег просто не попадал в странный, напоминающий канаву проход, по которому он теперь осторожно продвигался вперед.

Он делал то, о чем просил его горный эльф.

Он забыл о своих товарищах, они для него теперь не существовали.

Он слышал теперь только чудесный голос, чувствуя безудержное желание повиноваться ему. Слепо повиноваться!

— Габриэл! Габриэл! Вернись. Габриэл! Куда ты? — кричали ему вслед.

Он рассердился. Они попросту отнимали у него время!

Его ноги двигались сами по себе, его мозг был настроен только на одно: нужно подчиняться зовущему голосу.