Лодка толкнулась о берег. Вендель приподнялся и сел. Он спал, видимо, всю ночь. Должно быть, он нарочно улегся на дно лодки. Но он не мог этого вспомнить.

Она протекает, скверная лодка. Тот бок, на котором он лежал, промок. Но это ничего, ведь солнце стояло в небе уже высоко, и его одежда скоро просохнет. Он с трудом вылез из лодки и огляделся. Густой лес, хвойные деревья с длинными иглами. Деревья росли до самой кромки воды. Иртыш был здесь широким. Но Вендель находился, несомненно, на восточном берегу. И он не хотел выходить на сушу. Ему было отлично в лодке, он не мог бы двигаться вперед быстрее и легче. Нужно было экономить силы. Он снова оттолкнулся от берега и скоро был на стремнине. Теперь он не мог себя больше обманывать. Если только река за это время не изменила свое направление (а в это он не верил), то это был путь не на запад, а наоборот, на северо-восток. Или, во всяком случае, на север. Да, на что он, собственно, рассчитывал? Он же знал, что Уральские горы находятся на западе. Неужели он полагал, что Иртыш течет вверх в горы? Ну, что же, лишь бы более или менее следовать направлению Уральской гряды, уж тогда бы он нашел решение. Увидел бы в горах перевал…

Голубоглазый Вендель Грип!

Во всяком случае, он не может идти в тайгу здесь, где она была такой густой. Здесь обитало множество диких зверей. Он должен благодарить Бога за то, что его лодка недолго оставалась у берега. Иначе жизнь Венделя могла бы скоро закончиться.

Он уже проплыл добрый отрезок вниз по Иртышу, почти не шевеля веслами. Все происходило само по себе, единственное, что он должен был делать — это обходить мели и острова, делившие реку на множество рукавов. Он держался основного русла, где течение было самым сильным. Собственно, в воде течение не было заметно, местность была такой плоской…

Однажды он увидел большую куницу. Вероятно, это был соболь, потому что он разглядел на груди у зверька оранжевое пятно. Он сам обработал в Тобольске много собольих шкурок.

Тобольск! Море чувств накатило на него, когда он осознал, что покинул этот город. Одно обстоятельство вызывало у него досаду — то, что не было времени взять с собой товарища. Их, постоянно мечтавших о побеге, было так много. Но он не мог ждать. Шанс был один на миллион, и он должен был использовать его. Прекрасно было бы сейчас находиться в компании товарищей. Он признавался себе, что чувствовал себя довольно беспомощным. Воспоминание о Марии по-прежнему причиняло боль, первую любовь было невозможно так легко заглушить. Но он не хотел делать вид, словно ничего не произошло, это было невозможно.

Правда, ему не хватало относительной устроенности жизни в Тобольске. Тем, кто попал туда, повезло. Они наслушались разговоров о бедственном положении шведов, сосланных в другие места. Говорили, что из пяти тысяч пленных шведов, прибывших в Воронеж, половина умерла, а здоровых осталось всего 400 человек.

В Тобольске им жилось лучше. Несмотря на постоянно сосущее чувство голода из-за недостаточного довольствия, несмотря на придирки, плохое жилье, тяжелый труд и тоску по дому, простуды и безнадежность — несмотря на все это жизнь была терпимой. Русское государство кормило офицеров и солдат, хотя получаемое ими представляло минимум того, что требовалось для взрослых мужчин. Они смогли найти себе работу и немного подзаработать. И они были вместе, сплоченные бедой. Многие погибли, в основном, из-за отсутствия воли к жизни. Но более стойкие перенесли грязь, паразитов и болезни.

Обо всем этом думал Вендель, пока лодка скользила по Иртышу под ослепительным летним солнцем. Конечно, ему не хватало друзей. Конечно, ему не хватало жалкой лачуги, где он жил, разговоров в мастерской, соседской собаки, цветов на речном берегу. Несмотря ни на что, он прожил здесь много лет.

Корфитц Бек! Но обязанности Венделя по отношению к начальнику прекратились давно. А жестокие слова все еще жгли его. Нет, он не хотел думать о Корфитце Беке. Ему вообще не следовало предаваться воспоминаниям. Теперь он должен был смотреть вперед!

Голод начал давать о себе знать. Вендель развязал свой узел. Он прихватил порядочно еды из домашних запасов, его товарищи не обрадуются, обнаружив это. Но они могут легко пополнить их. Для него дело обстояло хуже.

Он смотрел на реку и прикидывал, можно ли тащить за лодкой леску с крючком. Но риск, что крючок застрянет в речном дне или запутается в кустах, был слишком велик. Вендель смотрел на рыбную ловлю, как на последнюю крайность. Как бы он смог приготовить рыбу? Он, конечно, не был избалован едой, но остерегался есть неизвестную сырую рыбу.

Вендель осторожно отделил себе небольшую порцию простой пищи: ломоть хлеба, крупицу соли, сушеное мясо. Со всем этим он управился, запивая речной водой. Пока он раздирал жесткое мясо зубами, он заметил, что плывет опять на запад. На мгновение он встрепенулся от радости, но затем вспомнил, что видел это много раз в течение дня. И столько же раз лодку несло на восток. Иртыш извивался по низине, видимо, как серпантин. Одно было бесспорным: река текла на север.

Пища чуть было не застряла у Венделя в горле от испуга — из-за поворота реки навстречу ему шла шхуна на всех парусах. Он быстро запихнул волосы под шапку. Судно прошло мимо совсем близко. Двое мужчин стояли у поручней и рассматривали его. По их одежде он понял, что это — русские. Он махнул рукой и выкрикнул приветственные слова.

— Куда держишь путь? — поинтересовались они.

— В Самарово, — ответил он. — Долго ли еще плыть?

— Долго, долго, — ответили они, улыбаясь.

Это прозвучало ободряюще. Затем судно скрылось из вида. Он остался один в пустыне. Он предположил, что это были скупщики пушнины на пути в Тобольск. После того, как они исчезли из вида, чувство одиночества у Венделя усугубилось.

Голова стала зудеть. Поскольку время было еще раннее, он как следует прополоскал шапку в реке, пока не убедился, что все бесплатные пассажиры исчезли. Затем он окунул в воду всю голову и, свесившись с борта лодки, полежал так некоторое время. После этого он просушил голову и шапку на солнце.

После полудня он увидел на восточном берегу изгородь. Люди! Чуть поодаль показались рыбачьи сети. Шапка! Она не совсем просохла, но ничего не поделаешь.

Он ожидал встретить город или деревню, но увидел лишь несколько простых изб-времянок, построенных из стволов и ветвей, скрепленных корой. Охотники или рыбаки. Он был в стране вогулов, это он знал. Они селились к северу от Тобольска, он часто видел их с мехами в городе. Они были кочевниками, жили только за счет охоты и рыбной ловли. Они были для него не опасны. Они не любили царскую Россию, облагавшую их большими налогами.

Вендель подумал, не пристать ли ему здесь, но решил, что это не нужно. Он не понимал их языка и не имел времени для таких остановок. Он должен плыть дальше. Так что они только помахали друг другу руками — рослый белокурый швед и маленькие жители этой глухомани.

Но теперь он почувствовал себя спокойнее. Тут и там в необъятной тайге жили люди. Он много слышал о вогулах. Об их запутанной религии с ордами богов и духов, о множестве их душ. Считалось, что у мужчины пять душ, у женщины — четыре, столько же, сколько у медведя, который был приравнен к людям. Их религией было шаманство. Они боялись мертвых, потому что те могли прихватить с собой парочку из их душ ради компании. Мертвые были прямой противоположностью живым и делали все наоборот. Вогулы жили очень скромно. Они не употребляли другого «молока», кроме березового сока, который собирали с деревьев. Шведы в Тобольске высказывались об «этих дикарях» снисходительно, даже презрительно. Но Вендель был достаточно дальновидным, чтобы понимать их, даже восхищаться ими. Как могли люди жить в этой глуши? Как они смогли акклиматизироваться, найти наилучший способ выживания в таких суровых условиях? Если это не достойно восхищения, то он ничего не понимал!

Но ему было суждено увидеть гораздо больше, прежде чем завершилось его странствие. Радостный и довольный, он плыл через тайгу. Иногда, когда ему казалось, что течение Иртыша становилось медленнее, он брался за весла. Но он не перегружал себя, далеко нет! Он хотел приберечь силы.

Тайга была более «живописной», чем он предполагал. Встречалось много лиственниц, сосен с длинной хвоей и много берез. Он слышал о том, что белая береза была священной для живущих здесь людей. Ели попадались реже, и Вендель был этому рад. Он никогда не чувствовал себя хорошо в темном, угрюмом еловом лесу. Время от времени встречались большие открытые топи с одиноко торчавшими соснами. Но он никогда не видел даже намека на горы на западе! Это было самым обескураживающим. Он не знал, был ли он на пути на восток или на запад или же неизменно продолжал плыть на север! Все свои надежды он связывал с Самарово. Там он мог получить совет, как лучше и безопаснее попасть на запад. А если Самарово тоже было лагерем для ссыльных? С докучными стражами и прочим сбродом? Но он ничего об этом не слышал.

Весь день он плыл по течению, греб и вычерпывал воду. Одежда высохла.

Он видел оленей, лосей, птиц. Это было прекрасное путешествие в прекрасный день, констатировал он, хотя его сердце еще ныло от горя и потерь. Но у него было не так много времени, чтобы думать о Марии и обо всем, что он покинул. Окружающее поглотило его. Редкие суда проплывали по широкой реке на большом расстоянии от него. Он только весело махал им рукой, и ему отвечали тем же. Он решил переночевать в лодке на реке. Это было самое надежное место. Он хотел бы пристать к какому-нибудь острову, но когда это было нужно, то такого, естественно, не находилось. Однако до сих пор все было прекрасно.

Вендель устроил себе постель на дне лодки так, чтобы на сей раз не промокнуть, и лег спать. Уже стемнело… Можно ли желать лучшего? — думал он. Двигаться вперед и в то же время спать!

Ночью он, не зная об этом, проплыл мимо небольшого города Горно-Филинское, расположенного на восточном берегу, а днем раньше мимо города Уват — на западном. Но Увата он не видел, город находился на некотором расстоянии от реки. Там были лишь рыбачьи стоянки, на которые он не обратил внимания. На рассвете он проснулся от холода. Но у него было достаточно шкур, он ими укрылся и продолжил плавание. Он лишь выглянул из-за борта лодки и отметил, что река стала шире, а местность была не такой лесистой, как раньше. Кругом были болота, и река текла прямо на север, он не мог больше этого не видеть. Хватит самообмана!

Итак, он должен был оставить свой надежный челн в Самарове — река ведь больше не будет судоходной. Если бы он только знал, как далеко туда плыть!

В Тобольске исчезновение Венделя вызвало известный переполох. Прежде, чем проживавшие с ним товарищи установили случившееся, прошло немного времени. Но затем слухи быстро разнеслись по всей шведской колонии. Охранники неистовствовали. Как обычно, были посланы патрули с собаками, в основном, на запад, потому что туда стремились все узники в своих мечтах.

Корфитц Бек слышал лай собак целый день. «Бедняга русский сбежал», — так он рассеянно подумал. Бежали, в основном, русские ссыльные, потому что у них был кратчайший путь домой. Для них расстояние до дома не превращалось в пропасть, как для шведов.

Вечером Бек сидел вместе с несколькими офицерами в избе, где стены были сложены из грубых бревен, окна слишком малы, а пол — земляной. Чадящая лампа с рыбьим жиром была единственным источником света. Далеко вдали они слышали зловещий вой собак.

— Ну, Бек, что ты об этом скажешь? — спросил майор и так потянулся своим сухощавым телом, что скамья заскрипела.

— О чем же?

— О твоем так называемом адъютанте.

Корфитц Бек нахмурил брови. Им овладело предчувствие беды. Он почувствовал, как горят щеки, потому что вспомнил неприятный эпизод с Марией. Проклятый нахал!

— А что с ним?

Товарищ сделал жест в сторону рыскающих собак. Остальные внимательно смотрели на капитана Бека. Его мозг работал медленно, противился, отказывался понимать:

— Что ты имеешь в виду?

Один из присутствовавших сказал:

— Ты хочешь сказать, будто ничего не слышал?

Корфитц выжидательно смотрел на него.

— Молодой Грип исчез.

Точно мороз прошел по коже у капитана Бека.

— Исчез?

— Вчера вечером.

Капитан не мог вымолвить ни слова. Он поднялся с места и уставился в жалкое оконце, где вместо стекла был натянут пузырь. Он, конечно, ничего не видел, особенно то, что искал его взгляд. Он видел только смутно различимые стены домов. За спиной он слышал голоса товарищей.

— У парня нет ни одного шанса из тысячи. Они схватят его и сразу убьют. Либо сошлют его еще дальше на восток.

— А оттуда он никогда не вернется. Мы видели его в последний раз.

— Откуда вы знаете, что сбежал? — сказал Корфитц и удивился тому, как до неузнаваемости глухо прозвучал его голос. — Может быть, он просто где-то спрятался.

— Исчезли все его пожитки. И шкуры, которыми он занимался. Он прихватил с собой также немало снеди, которая была у них в избе.

— И об этом я узнаю только теперь! — вспылил внезапно разозлившийся Корфитц.

— Мы думали, что ты знаешь.

Корфитц рванул дверь и вышел. Прошел мимо часового, всегда стоявшего тут, и направился к небольшой смотровой площадке между домами. Отсюда он мог видеть краешек степи на юге. Здесь Корфитц постоял. Он сознавал, что его бурный гнев не был направлен против других людей. Через какое-то время буря в его голове улеглась, и он снова обрел способность думать.

«Юношеская влюбленность, — размышлял он. — Застенчивая, робкая влюбленность, возможно, самая первая. Подарок, результат старательной работы часами, днями, нежность и предупредительность. А я!.. Как я его назвал? Сыном моей служанки? Молодой Вендель был для меня больше, чем денщик. За восемь лет он стал моим товарищем, он спасал мою жизнь и не раз, а часто он… О, Боже! Я, конечно, был прав, что выложил ему всю правду. Но не таким же образом, так грубо и уничижительно! Он же не мог знать, что Мария моя. Я был, естественно, возмущен, ревновал! Должен был защитить честь женщины, думал только о благе Марии — и о моем собственном. Но это не давало права… Боже, что мне делать? Искать его невозможно, я не смогу даже выйти из города. Если собаки его не находят, то как это мог бы сделать я? Его мать — ей я свято обещал заботиться о сыне, тринадцатилетнем мальчике с сияющими счастливыми глазами, который тогда последовал за мной… Нет, я не вынесу воспоминаний!»

Вдруг его гнев обратился против Марии. Неужели она не могла взять кошелек? Почему она должна была во что бы то ни стало вернуть его и ранить парня еще больнее? Но это было несправедливое обвинение. Мария была такой же юной и по-детски неопытной, как и Вендель. Она не могла справиться с такой трудной дилеммой. Это он, Корфитц, должен был быть на высоте положения. А он все уничтожил, как если бы скомкал бумагу с нарисованной на ней хрупкой акварелью. Было бы так просто придти к Венделю и объяснить ему дружески и спокойно, как обстоят дела, заверить его в неизменной дружбе как с ним, Корфитцем, так и с Марией. Можно было бы тепло и доверительно пошутить вместе с ним над всей этой историей, но так, чтобы шутка не ранила. Парню было бы, конечно, больно, как и должно быть, согласно законам природы, если рушится любовь. Но Корфитц должен был бы попытаться смягчить эту боль. Вместо этого он вызвал у Венделя настоящий шок, нанес ужасный удар, что могло побудить любого к необдуманным действиям.

Корфитц Бек посмотрел на светлое вечернее небо над необъятными сибирскими просторами.

— Боже, — прошептал он. — Отче наш, не оставь его! Сделай так, чтобы когда-нибудь я смог попросить у него прощения!

На третий день плавания по реке Венделю повстречалось много судов, малых и больших, но никто не проявлял к нему какого-либо недоверия. Люди здесь были дружелюбные. Все весело приветствовали его. Они кричали ему разное. В большинстве случаев Вендель не понимал ни слова, но всегда отвечал что-то веселое и ничего не значащее.

Теперь все чаще встречались небольшие селения. Большинство их находилось на восточном берегу, поэтому он ими не интересовался. И ему как будто совсем не хотелось выходить на сушу. Ему было превосходно в лодке. Хотя приходилось довольно часто вычерпывать оттуда воду.

Когда он слышал русскую речь на встречных судах, то спрашивал, скоро ли будет Самарово. Люди усердно кивали и отвечали «скоро». Но сколько-нибудь точного ответа он никогда не получал.

Вендель рассчитывал на то, что от Самарова дорога должна идти на запад через Урал. Он должен был следовать этой дорогой, в этом он был убежден. Никакой разумный человек, один и без оружия, не отправился бы в тайгу, где можно заблудиться за несколько часов.

Вендель очень экономил еду, не зная, когда сможет пополнить запасы. А путь ведь был бесконечным. Вместо еды он пил воду из Иртыша, что притупляло чувство голода. Хотя солнце и припекало, он заметил, что становится все холоднее. Без сомнения, он плыл на север. Ночь будет холодной. Благословенные шкуры, хорошо, что он взял их с собой!

Был поздний вечер, когда он понял, что приближался к большому селению. Все чаще у берегов встречались рыбаки и места для рыбной ловли, все чаще между деревьями стояли конусообразные жилища вогулов. Первое, что он увидел, была церковная колокольня. А затем вдали он увидел его. Город. Самарово. Разочарование потрясло его. Самарово находилось на восточном берегу! И не видно было никакого моста. Ну что ж, на западном берегу находилось, вероятно, тоже порядочное селение, но он не мог ничего разглядеть из-за густого леса. Однако, насколько он понял, судоходство по Иртышу кончалось здесь. Значит, как бы то ни было, а он не мог плыть на лодке дальше. Он взялся за весла, готовый направить лодку к западному берегу.

Что он, собственно, знал о Самарове? Следует признаться, немного. Город у реки. Место сбора вогулов и родственных им остяков. Город назван татарами, которые когда-то захватили и удерживали его какое-то время, пока не пришли русские. Вендель знал, что русские были недовольны названием и намеревались переименовать город, но пока они явно не нашли нужного названия. Остяки были тоже кочевниками и приезжали в Самарово, чтобы торговать мехами. Как остяки, так и вогулы говорили на одном из финско-угорских языков, они могли понимать друг друга. Остяки селились в тайге к востоку, вогулы к западу. У остяков были вожди. Каждый клан имел свой тотем, своеобразное сооружение с поперечными балками в верхней части, откуда свисали реликвии и трофеи.

Больше ничего Вендель не знал. Но этого было достаточно для шведа, жившего в Тобольске. Причиной того, что он знал относительно много, была его любознательность. Он постоянно спрашивал «почему». В Тобольске он также подружился с несколькими охотниками-вогулами, говорившими по-русски…

Внезапно количество судов на реке резко уменьшилось! Вендель с недоумением озирался вокруг. Вдоль восточного берега медленно скользило парусное судно, казалось, что его тащили вперед с суши. На стремнине не было видно никого, маленьких рыбачьих лодок здесь не было.

Почему они так неожиданно исчезли? Он налегал на весла, чтобы достичь левого берега, но что-то в воде мешало ему. Как он ни старался, лодка оставалась посредине реки и скользила все быстрее по направлению к городу, который приближался. И вдруг мощное течение затянуло маленькую лодку и потащило за собой вперед, вперед. Вендель работал веслами, как сумасшедший, чтобы удержать лодку, но словно огромная рука держала ее и толкала вперед. Лодка была втянута в мощный поток. Вендель продолжал бороться за жизнь, хотя это не помогало ни в малейшей степени.

Иртыш судоходен до Самарова…

Что здесь — водопад? Невозможно, думал он, в то время как лодка продолжала поворачиваться поперек, боком к течению. Ему удалось выровнять ее и он бросил взгляд через плечо. Местность здесь была плоской, как блин! Затем он увидел это. Речной поток, огромный, широкий, как море, сливался с Иртышом. Это была величайшая река, какую Вендель когда-либо видел. Частично он видел ее по пути из Западной Пруссии в Сибирь. Он глядел на нее во все глаза, преисполненный страха, в то время, как его маленький челнок плясал на воде, будто ореховая скорлупка. Он покинул Иртыш и заскользил по величественному гигантскому потоку на север.

Да, Иртыш кончался здесь у Самарова, это было действительно так. Но как называлась эта новая река, с которой он сливался? Вендель этого не знал. Он не знал, что попал на одну из величайших рек в мире — Обь, которая начиналась в горах Алтая и принимала в себя массу других больших рек на своем пути через Сибирь. Самым большим притоком был Иртыш. И если он казался рядом с Обью тихим весенним ручьем, то можно представить себе, как велика была эта река. С комом в горле смотрел Вендель на то, как исчезло Самарово. Он и не мог всерьез помышлять о какой-то возможности добраться на своей слишком маленькой лодке до суши. Он видел, как какие-то тяжелые баржи тащились волоком вдоль западного берега. Он отчаянно звал на помощь, но его голос тонул в шуме воды двух сливавшихся гигантов. Возможно, их слияние не всегда было так грандиозно, как сейчас, весной.

Вендель беспомощно смотрел на тайгу, начавшуюся опять. Лодка скользила теперь быстрее по новой реке, все быстрее удалялся он от Самарова и человеческого жилья.

Солнце, казалось, не хотело заходить. Тайга на обоих берегах реки стояла притихшая. Вендель завернулся в шкуры и улегся спать. Но не мог сомкнуть глаза. Сейчас он ничего не знал о будущем. Самарово было той надеждой, за которую он довольно неразумно цеплялся. Он не знал, куда плыл и каким образом уйдет от этой широченной реки, которая медленно, но неумолимо несла его дальше.

Шли дни. Первый день на Оби Вендель провел в напряженном ожидании, высматривая путь на запад. Он должен был найти путь. Но ему казалось, что во всем мире он остался один.

На следующий день он сделал отчаянный шаг.

Ночь была зловеще-холодной. Он сознавал, что он заплыл слишком далеко на север. Тайга встречалась теперь отдельными участками, между которыми тянулись длинные топи болот. Когда он плыл по спокойному отрезку реки, то отбросил все сомнения и устремился к западному берегу. Лес был здесь не очень густым… Он должен идти на запад, пока не будет слишком поздно!

Он снова связал вещи в узел, оглядел свои убывающие запасы еды и попрощался с лодкой, которая так верно служила ему. Он почувствовал настоящую грусть, обернувшись и увидев ее покинутой на речном берегу.

Так он начал бесконечное странствие в неизвестность.

И очень быстро его закончил… Вендель не прошел и полчаса по труднопроходимому хвойному и лиственному лесу, когда резко остановился. Впереди он услышал рычание какого-то большого хищника. Вендель не медлил больше ни секунды. Он побежал со всех ног к реке, продираясь через лес с бьющимся сердцем, подгоняемый беззвучными шагами. Преследовал ли его какой зверь или нет, он не знал и не собирался останавливаться, чтобы выяснить это. Боже, ведь он бежал не по кругу? Река, река, где она? И если бы он нашел реку, где тогда была лодка? Он был готов броситься в воду и плыть, если бы вышел на берег не к тому месту. Вендель теперь понял, что слишком долго очень плохо питался. У него подгибались колени, он шел неуверенной походкой, шатаясь и спотыкаясь. Деревья стали реже, открылось небо и стало светлее. Река? Это была река! И ему не нужно было далеко идти по берегу, он увидел лодку невдалеке. Она лежала и ждала на прибрежной отмели. Как он мог оставить дорогого друга? Подумать только, если бы он не пришел назад? Тогда бы лодка осталась здесь лежать навечно, пока не сгнила. Он чувствовал себя гнусным предателем. Последние шаги он почти прополз на коленях, убежденный, что на него в любое время может напасть зверь. Он с трудом сдвинул лодку, бросил в нее свой узел, влез сам довольно неуклюже и оттолкнулся от берега. Он был спасен! Он осмелился обернуться, чтобы посмотреть, что за зверь преследовал его. Да нет же, никакого зверя не было на берегу! Видимо, никто и не преследовал Венделя. Однако никогда в жизни он не отважится снова пойти в тайгу!

Вендель экономно расходовал еду. Он намеревался сойти на сушу у первого человеческого жилья, какое только увидит, чтобы произвести обмен. Но он не видел больше никаких признаков жизни. Он все больше замерзал по ночам и ухаживал днем за своей обожженной солнцем кожей, натирая ее тонкой полоской сала, снятой с сушеного мяса. Сало он макал в речную воду, чтобы размягчить его.

С каждым днем участков тайги становилось все меньше. Преобладали чахлые, но до жути красивые равнинные ландшафты. Местность ровная, покрытая низкими и редкими мхами, земля каменистая, скудная и негостеприимная. Солнце больше не заходило, но холод становился все более пронизывающим, по ночам дули ледяные ветры. Река текла теперь так медленно, что он был вынужден постоянно грести. На реке было полно островов и стремнин, так что порой было трудно выяснить, где главное течение. Он не встречал никаких судов, и человеческого жилья больше не было видно. Как-то раз он увидел на берегу брошенные сани, сделанные из березовых стволов. Он подплыл туда, исполненный надежд, но понял, что сани пролежали здесь много лет. Его разочарование было так велико, что он чуть не плакал. Он раздумывал над тем, можно ли отважиться ступить на эту своеобразную землю, которая так пугает его. Здесь он не мог быть застигнут врасплох зверями. Так он думал. На следующую ночь он вдруг проснулся. С восточного берега слышался протяжный вой. Сначала из одной, затем из многих голодных глоток. Волки. Вендель подавил рыдание и обратился с молитвой к Богу. Невозможно быть более одиноким, казалось ему.

На следующее утро перед ним предстало бесконечное царство одинаковых камней, так же как и земля вокруг них покрытых мхом. Вендель не знал имени этого царства холода и тоски. Он не знал, что увиденное им была тундра. Он знал только, что скоро должен сойти на сушу, потому что еда закончилась. Он сумел как-то поймать рыбу на крючок и заставил себя съесть ее сырой. Но на следующий день он потерял крючок в реке.

Однажды он увидел вдали что-то белое. Сначала он не понял, что это было, позднее осознал, к своему ужасу, что это был снег или лед — в середине лета. С тех пор он стал привыкать к снегу…

Нельзя долго прожить, питаясь только водой. Настал день, когда Вендель не смог больше грести. «Я должен выйти на сушу», — смутно соображал он. Он повернул голову и увидел большие льдины, даже ледяные горы, плывшие по воде.

Огромным усилием ему удалось направить лодку к левому берегу реки. Ему было не совсем плохо, раз он мог так ясно соображать. На берегу была небольшая бухта, за ней возвышенность. Была ли эта возвышенность из земли или льда, он не знал, он только механически продвигался дальше.

«Я могу поставить сеть», — пронеслось в его затуманенном мозгу. Он забыл, что пытался поставить ее еще в Иртыше и обронил. «Почему я раньше не подумал о сети?» Затмение сознания имело во всяком случае один плюс: дало ему новое мужество, а тем самым новую силу. Он сумел добраться до бухты и кое-как вытащить лодку на сушу. Усталый, окоченевший, он вылез на землю тундры — землю вечной мерзлоты. Он тряс головой, чтобы прояснить замутненный взгляд. Казалось, что он увидел траву на земле, короткую травку с пучками маленьких белых цветов. Он повернул шею и взглянул в ту сторону луга. В самой глубине бухты, там, между камней… Разве это не пушица? И… и… Там, в отдалении под прикрытием камней? Разве это не ствол березы? Но разве она не с обрубленными ветками? Не срублена? Он не осмелился пойти и посмотреть. Он вспомнил сани, которые нашел. Какими они были старыми. Может быть, какой-то бедняга, как он, когда-то бродил здесь по земле в незапамятные времена и срубил для них березу. Хотя он должен был принести ее с собой, потому что здесь не растут березы. Солнце стало греть немного сильнее. Он почувствовал обманчивое тепло, потянулся. Движение вызвало у него сильное головокружение, все завертелось вокруг. Он должен найти сеть. Должен поймать рыбу! «Как чудесно выглядит трава. Если я только немного отдохну на ней. Мое тело онемело после долгого сидения в лодке. Только немного отдохнуть…» Тут действовала уже не воля Венделя. Это его изможденное тело свалилось на траву, а глубокий сон заглушил и облегчил его муки голода в этой Богом покинутой стране.