– Как славно, что ты днем стала гулять, – говорил ей отец спустя неделю после описанных событий. – Долгие прогулки. Это прекрасно. Но куда ты ходишь?

Виллему неопределенно мямлила в ответ любое, что приходило ей в голову.

– Ты так стала следить за собой. Мама очень обрадуется этому.

Доминик уехал в Акерсхюс, и Виллему была рада этому. Она не знала, сколь глубоко мог он читать ее мысли, но вообразила, что он знает о ней все. Это ужасало Виллему.

Ей было неведомо, что особая способность Доминика состояла не в чистом прочтении мыслей; такое бывает так редко, что можно даже ставить под сомнение, есть ли на земле человек, действительно обладающий таким искусством. Нет, талант Доминика, полученный им в наследство от Людей Льда, состоял в необыкновенной чувствительности к состоянию духа другого человека. Иногда он ощущал неудовлетворенность людей с серьезными нервными расстройствами или душевное возбуждение, мог определить, что имеет дело с преступником, чувствуя его больную совесть или страх перед возможностью разоблачения. От определенных людей как будто исходили запахи, сообщавшие ему их мысли. Но он был в состоянии познать только основную тему, а не все мысли человека. И происходило это только при определенной сосредоточенности обеих сторон.

К сожалению, увидеть насквозь бедную маленькую Виллему совершенно не представляло трудности. Для этого не нужно было обладать особым талантом чтения мыслей на расстоянии.

Доминик жалел ее и с удовольствием предостерег бы, но он понимал, что вторгаться в первое трепетное превращение молодой девушки в женщину неделикатно, и молчал. Помолчал и уехал. Единственное, что он позволил себе – преданно и ласково потрепать ее по щеке в момент прощания. Казалось, она оценила это, хотя и несколько удивилась. Восприняла как жест их общности. Мы кошачьеглазые…

Тристан все еще оставался гостем Элистранда. Его корабль пока не собирался возвращаться в Данию.

Как казалось Виллему, он на удивление стал нервным и рассеянным. В глазах – непонятное беспокойство, стал чесать между пальцами и превратился в человека, совершенно несоответствующего его возрасту. Большую часть времени он проводил в своей комнате. Они почти его не видели.

Спустя неделю во вторник Виллему не спеша вошла в столовую.

– Папа, я собираюсь сходить сегодня в Липовую аллею. Тебе ничего не нужно передавать туда? Калеб, оторвавшись от завтрака, посмотрел на нее.

– Нет, думаю ничего не надо. Да, можешь спросить Андреаса, как дела у больной овцы.

– Хорошо. Может, я задержусь.

– Ну, что ж! Сегодня смотреть на тебя приятно, какая ты милая! Может, волосы тебя украсили? Да, и это платье исключительно тебе идет. Будь осторожна с ним! Моя дорогая Виллему, мне кажется, однако, ты довольно мало стала уделять внимания домашним делам. Долгие прогулки – это хорошо, но как обстоит дело с обучением хозяйствованию? Что скажет мама?

– Я исправлюсь, папа.

– Хорошо, друг мой.

Она увидела их уже издалека, мужчин, ремонтирующих конюшню. Пришли все таки!

Глаза ее беспокойно искали…

Нет, не видно.

Может быть, внутри конюшни. Может ей?..

На ее счастье в дверях стоял Никлас!

Она спокойно пошла к конюшне, а внутри все бурлило и кипело.

В этот момент из конюшни вышел Андреас, не один, а с ним…

Только бы не покраснеть! Не хочу казаться ребенком.

Она двинулась прямо к Андреасу, старательно избегая смотреть на другого.

Она красива сейчас? Платье с белым воротником. Волосы. Отец был приятно удивлен. Она целое утро употребила на то, чтобы сделать себя красивой.

О, как бьется сердце! Как хорошо он выглядит, она почти забыла это, трудно представляла себе его лицо. Она почувствовала себя совершенно обессиленной, хотя и бросила на него всего лишь один единственный взгляд, а потом наблюдала за ним только краем глаза.

– Добрый день, дядя Андреас! Я пришла с посланием от отца. Он велел спросить, как себя чувствует больная овца.

Удивленный таким большим интересом, который Калеб проявил к овце, Андреас сказал:

– Спасибо. Вроде все обошлось.

– Приятно слышать. Чем это вы здесь занимаетесь?

– Ремонтируем конюшню. Может, хочешь помочь?

Андреас сказал это в шутку. Виллему мгновенно поймала его на слове.

– С удовольствием.

– Нет, ты слишком хорошо одета.

Виллему прокляла свое тщеславие.

– Может, есть какая-нибудь работа полегче? Например, нарезать деревянные колышки или что-нибудь подобное?

– А не лучше ли тебе помочь на кухне?

– На кухне? – фыркнула возмущенно Виллему. Домашние работы никогда не увлекали ее. Это унаследовала она от своей прародительницы Силье. Никто не умел как Виллему ускользать, когда дело касалось кухонных работ. – Лучше я побуду сегодня на свежем воздухе.

– Только не убегай, – рассмеялся Андреас и обратился к сыну. – Никлас, вот тебе подчиненная. Дай ей работу!

С некоторым злорадством во взгляде Никлас поставил ее приводить в порядок упряжь. Виллему, узревшая, что ей в этом случае придется находиться в углу, куда никто не заглядывает, запротестовала.

– А нельзя заняться переводом лошадей в другое помещение? – предложила она.

– Раб не имеет право рассуждать, – ухмыльнулся Никлас. – А сейчас убирайся!

Громко ворча, направилась она в свой закуток. Она могла слышать голоса мужчин, которые входили в конюшню и выходили из нее, но ничего не видела, и они не видели ее. В дурном настроении спешила она рассортировать старые и новые недоуздки, скребницы, предметы упряжи и седла.

Услышав голос Никласа в проходе конюшни, она крикнула:

– Я закончила.

Он вошел с широкой улыбкой на лице.

– Не будь такой сердитой, девочка моя! Быть рабом ты неспособна. Смотри-ка, отлично! Сможешь перенести все это на скотный двор?

«Ах, Никлас, Господь тебя благословит», – подумала она, и ей вовсе не показалось, что она напрасно проделала всю предыдущую работу, уложив все так хорошо. Теперь я буду перетаскивать это очень маленькими порциями и рано или поздно должна встретить кого-то на своем пути».

Виллему носила и носила и старалась не думать о том, что будет с ее прекрасным платьем. Несколько раз ей удалось встретить Эльдара, и никогда раньше не одаривали его девушки более доброжелательными улыбками! Он отвечал на них угрюмым молчанием.

Но, когда она в довольно подавленном настроении переносила предпоследнюю порцию, он подошел к ней в маленьком хлеву. Она тут же посмотрела на него.

Его глаза блуждали по помещению. «Боже, – подумала она, – помоги мне, какое у него соблазнительное лицо. Эти продолговатые морщины на впалых щеках. Эти зубы, эти узкие, блестящие глаза…»

– Ты здесь не видела кувалды? – медленно неохотно спросил он, не заботясь о смиренности обращения к лицу высшего сословия.

«О, Господи, – подумала она с бьющимся сердцем. – Из всех предлогов для того, чтобы заговорить с девушкой, он выбрал самый грубый! Кувалда здесь? А ведь у них целых две там на дворе!»

– Не-ет, я не знаю, – произнесла она неопределенно и беспомощно.

– Может, вон там под балкой?

Он сделал вид, что ищет ее, а она помогала ему.

– Как дела в твоей семье? – спросила она, действуя по пословице: Куй железо пока горячо.

– Хорошо.

– А тот маленький мальчик с ранами?

– Выздоравливает.

– Гудрун?

– Уехала.

«Прекрасно», – подумала Виллему. Гудрун была самой плохой. Она вздохнула.

– Я бы хотела, чтобы вы не испытывали к нам такой злобы, Эльдар.

Подумать только. Она осмелилась назвать его по имени. Это показалось ей настолько смелым!

По телу от возбуждения пробежали мурашки.

Он быстро встал. Кувалда мгновенно была забыта. Шипя словно кот, он произнес:

– Мы о вас не думаем! Наши злейшие враги не вы.

– Кто же тогда?

– Жители поместья Воллер, тебе это должно быть хорошо известно.

– Нет, я не знала. Это кто-то из соседней округи?

Эльдар наклонился к ней так, что она смотрела сейчас прямо в его холодные глаза. Она почувствовала, как у нее закружилась голова.

– Когда-то меня называли Воллер, – резко произнес он. – Все мы были Воллерами, ибо это было наше поместье. Но его у нас отняли.

– Если ты еще раз скажешь, что это сделал мой прадед Даг Мейден, я закричу.

– Все равно, кто это был. Но ты ведь знаешь, что предприняли Воллеры против нас?

– Нет. Видимо, я жила только в своей среде.

– Да, как все люди высшего сословия, – сказал он и со скукой отвернулся от нее. Она вспыхнула.

– Неужели ты можешь быть так враждебно настроен, когда я искренне пытаюсь быть самой собой?

Он сжал зубы и неслышно пробурчал что-то под нос. Она была уверена: он ругался.

– Ну и? – продолжала она. – Вы что, пытаетесь обвинять во всех ваших невзгодах других, или Воллеры действительно поступили с вами плохо?

На мгновение взгляд остановился на ней, дикий и притягивающий, затем Эльдар пробормотал:

– Могло случиться, что мои предки несколько поколений тому назад пытались силой вернуть себе имение Воллер. Попытка оказалась неудачной. Но это не дает Воллерам права уничтожать нас!

В какое-то мгновение в голосе послышалась и отразилась в глазах его глубокая обида.

– Они действительно так поступают?

– Постоянно.

– Это неслыханно! Почему?

– Не хотят видеть нас около себя. Считают, что мы угроза их безопасности.

– А вы действительно угрожаете?

На его губах заиграла злобная улыбка.

– Все может случиться.

Когда он увидел на ее лице неодобрение, то быстро добавил:

– Только в том случае, если у нас появится основание для мести.

– Но, если так, то этому конца не будет!

– Да. Пока не будет полностью изничтожена какая-нибудь из семей. И я постараюсь позаботиться о том, чтобы не наша.

Виллему растерялась.

– Но мы-то никогда не пытались уничтожить вас.

– Нет.

– Почему же вы нас-то ненавидете?

Мгновение он смотрел на нее. Взгляд был полон злобы.

– Может быть, потому, что вы чересчур добры.

– Удивительная причина!

– Нет. Это очень логично. Мы, живущие в Черном лесе, народ очень гордый.

– Представь, я знаю это. И все же я не понимаю.

– Что ты сама предпочитаешь? Дарить или принимать милостыню, подобно нищему?

Она пропустила мимо ушей три его последних слова и, подумав, ответила:

– Конечно дарить.

Эльдар только кивнул головой. «Как он возмужал и уже внушает доверие», – подумала она с огромным восхищением.

– Ты весьма умен, – задумчиво произнесла она. – Я представляла тебя только лоботрясом.

– А я думал, что ты глупая девчонка.

– И сейчас так думаешь?

– Не знаю. Это меня не интересует.

Во дворе раздался голос Андреаса.

– Эльдара никто не видел?

Тот быстро выскочил из конюшни. Виллему готова была задушить Андреаса, будь он рядом с ней. Она вышла со своей ношей. Никлас рассмеялся, взглянув на нее.

– На кого ты похожа, Виллему!

– А что?

– У тебя черная полоса по всему подбородку.

Она была готова заплакать от стыда. И в таком виде стояла она перед ним и жеманилась. Опустила очи долу и старалась выглядеть обольстительной! С грязной широкой полосой на подбородке!

Вот досада!

Всю первую половину дня она работала, как вол. Когда около трех прозвучал гонг к обеду, она вместе с другими вошла в кухню, где был накрыт огромный стол. Она попыталась втиснуться на скамью рядом с Эльдаром, но уже опоздала, ибо много времени потеряла на то, чтобы привести себя в порядок. Не было места и против него. К своему великому огорчению, она вынуждена была сесть далеко от него, с той же стороны стола, с которой сидел он, не имея возможности видеть его.

Но она смотрела на его руки, когда они ломали хлеб или опускали половник в мясной бульон. Она была рада и этому.

Чрезмерно громко она беседовала с Никласом. Эльдар должен услышать, как она остроумна.

Позднее она устыдилась своей чванливой пустой болтовни.

После обеда хозяева не разрешили ей выходить на работу. Они не хотели, чтобы на их совести лежало испорченное платье, когда она вернется из Липовой аллеи домой.

Ее протесты не помогли. Вместе с другими женщинами ее послали мыть грязную посуду. Виллему пыталась прислушиваться к их разговорам, но они ни разу не упомянули имени Эльдара. А она не хотела произносить его, это бы слишком бросалось в глаза.

Когда посуда была вымыта, она пошла к старому Бранду. Ему уже исполнилось шестьдесят четыре. В его черных волосах появились седые пряди. Или наоборот, черные пряди в седине. Он отдыхал после обеда. Целый день он следил за тем, как идут работы в конюшне. Сейчас он готов был снова выйти на работу.

– Дядя Бранд, что за люди Воллеры?

Он с удивлением взглянул на нее, подняв глаза от ботинка, который пытался зашнуровать.

– Воллеры? Ты имеешь в виду Воллеров из уезда Энг?

– Да.

– Я не очень хорошо их знаю, – сказал он, растягивая слова. – Встречал их несколько раз на крупных праздниках. Они выходцы из Дании.

– Хорошие люди?

– Нет. Упаси меня Бог! – воскликнул он. – Нет, я имею в виду, что поскольку с ними незнаком, не должен был бы высказывать о них своего мнения.

– Дядя, расскажите, что вам известно! Мне очень важно это знать.

– Почему? Ты дружишь с кем-нибудь из них?

– Нет, наоборот!

– В таком случае я могу быть искренним. Сам владелец поместья исключительно неприятная личность. Говорят, что бьет своих слуг, не терпит никаких возражений или вмешательства в его дела. Как говорят, разбогател Воллер нечестным путем, да и его сыновья чуть что, тут же готовы нажать на курок ружья.

– А кто жил раньше в этом поместье?

– В Воллерах? Я не знаю кто… Не семья ли из Черного леса? Нет, уф, это запутанная и малоприятная история, Виллему. Не думаю, что нам следует вмешиваться в нее.

– Они из Черного леса говорят, что Воллеры стремятся уничтожить их.

– Это меня не удивит. Они кровно мстят. Но все это лишь слухи, Виллему, мы не можем принимать это всерьез.

– Но это серьезно.

Бранд наморщил брови.

– Я поговорю об этом с Маттиасом. Но многого мы сделать не в силах. Люди из Черного леса, как тебе известно, не любят и нас.

– Может быть, фогд*?

– Нынешний фогд беспокоится только о женщинах и водке. Он настолько продажен, что Воллеры легко могут купить его. А сейчас, кажется, мне стоит поговорить с людьми из Черного леса. А тебе, Виллему, пора идти домой, отец уже, наверное, беспокоится.

Она согласилась. Несмотря ни на что, ей удалось поговорить с Эльдаром. Два разговора в один день будет многовато.

– За сколько дней думаете справиться с ремонтом конюшни?

– Такими темпами послезавтра закончим. Люди из Черного леса, если захотят, работают хорошо.

Ей же хотелось, чтобы они работали не так быстро. Она хотела иметь в своем распоряжении еще несколько дней и ей, может, удастся растопить ледяной панцирь Эльдара.

Проходя по двору, она обращалась к каждому и благодарила за работу. Эльдар был на крыше конюшни. Он долго не решался, но потом все же поднял слегка руку в полусердечном приветствии.

Рядом с Эльдаром находился сын Еспера, одногодок Никласа. Он долго смотрел вслед Виллему.

– Отличная девчонка, – сказал он одобрительно, словно попробовав что-то хорошее на десерт. – С такой с удовольствием повалялся бы на сене!

Эльдар фыркнул и отвернулся.

– Никогда не лег бы с ежом в кровать.

Сыну Еспера это показалось невероятно смешно.

– Еж? В кровати? Ну ты даешь!

Эльдар ни разу не взглянул вслед Виллему.

На следующий день Виллему снова пришла на стройку, но Эльдара не было. Уже без такого энтузиазма, как раньше, она помогала в работе, держалась рядом с Никласом, но все же ей один раз удалось поговорить с глазу на глаз с одним из братьев Эльдара.

– Сегодня вас не так много, – осторожно заметила она.

– Немного? – кисло ответил брат. – Эльдара нет.

– Вот как. Значит, только он отсутствует. Где же он прячется?

– У него другие дела.

Виллему с удовольствием спросила бы, придет ли он на следующий день, но это было бы слишком прозрачно, это понимала даже она.

Довольно скоро отказалась она от работы и пошла в Гростенсхольм.

Там она с глазу на глаз встретилась с Маттиасом. Он уже приближался к пятидесяти, но в это никто не мог поверить. Детское невинное выражение лица не исчезло, несмотря на пережитые страдания, на те беды, которые он повидал.

Сначала Виллему ходила словно кошка вокруг горшка с горячей кашей, маневрировала с тем, чтобы ее главный вопрос выглядел бы спонтанным и не играющим никакой роли.

– Впрочем, дядя Маттиас… Можно я взгляну на тайный клад Людей Льда? Я никогда не видела его.

Маттиас в ответ пожал плечами. Положение становится сложным. Виллему находится в абсолютно опасной зоне, может быть, больше всех других. Если она узнает, что клад предназначается Никласу, может вспыхнуть зависть и страстное желание заполучить его. Примеры тому уже были.

Чтобы выиграть время, он сказал:

– Смотреть там особо нечего. Что ты хочешь знать?

– Правда ли, что там есть колдовские средства?

Будь осторожен, Маттиас!

– Колдовские средства, да, колдовские средства, – рассмеялся он. – Там много курьезного.

– Какими пользовались Суль и Ханна?

– Да-а, конечно, они пользовались. Но какое воздействие эти средства оказывали на них, нам не известно.

– Я слышала, что эти двое были искуснейшими колдуньями.

– Не верь всему, что болтают.

– Но об этом рассказывала бабушка Сесилия!

Маттиас улыбнулся:

– Тетя Сесилия фантазирует, и мне кажется, не стоит усваивать ее отношение к истине. Она всегда немного преувеличивает. С тем, чтобы показаться интересной. Точь-в-точь, как ты.

Виллему подумала, что не доберется до клада никакими путями. У дяди Маттиаса на все был готов ответ, и он всегда умеет увести ее в сторону от главного предмета.

– Почему мне не позволено посмотреть на клад?

– Потому что его ужасно хлопотно вытаскивать.

– Вы никогда им не пользуетесь, дядя Маттиас?

Он смутился. Смотрел на эту очаровательную, прекрасно одетую девушку, но ангельское выражение на ее лице ни на секунду не могло его обмануть. К тому же у нее были желтые глаза Людей Льда.

– Иногда я кое-чем пользуюсь. Но вообще-то я лечу обычными лекарственными травами. Действую в соответствии с данной мною клятвой.

Виллему долго колебалась, прежде чем задать главный вопрос. Она сначала не думала поднимать его, но поскольку дядя Маттиас оказался таким недогадливым и упрямым, то…

– Правда ли рассказывала бабушка, что Суль пользовалась иногда любовным напитком из трав? С тем, чтобы приворожить к себе мужчин?

В мягких глазах Маттиаса заиграла улыбка. Сейчас вокруг этих глаз уже пролегли морщины, но они как и раньше оставались такими же лучистыми и жизнерадостными.

– Суль не нужно было прибегать к таким уловкам. Она была столь очаровательна, что, как говорится, могла заполучить кого угодно. Ты ведь видела ее портрет? Даже если вы по цвету и чертам лица очень отличаетесь друг от друга, все же, мне кажется, определенное сходство между вами существует. Может быть, в выражении лица. В нетерпеливости скорее получить от жизни все.

Снова он обвел ее вокруг пальца. Она почувствовала усталость.

– А на других она испытывала такие травы? Чтоб помочь другим людям?

– Какие травы?

Зачем он ставит ее в такое трудное положение?

– Такие… привораживающие.

– А, эти. Не знаю.

Виллему кипела от раздражения.

– В кладе есть такие средства?

Наконец Маттиас кое-что стал понимать. Она вовсе не интересуется всем содержимым клада, а только хочет влюбить в себя какого-то парня. Это тоже серьезно, но все же облегчение было так велико, что он поднялся с улыбкой.

– Пойдем, взглянем!

Виллему вскочила и последовала за ним в небольшую отдельную комнатушку в Гростенсхольме, где он хранил свои медицинские препараты.

Кто же покорил сердце Виллему, забавляясь, думал Маттиас. Наверное, какой-нибудь молодой человек, с каким она встретилась этим летом где-нибудь в поместье или в Гростенсхольме. Она ведь встречалась с молодыми людьми из лучших кругов общества Акерхюсской провинции. Маттиас очень хотел бы дать ей какое-нибудь безопасное привораживающее средство и затем понаблюдать, как будут развиваться события.

Но ему не следует этого делать.

Он открыл множество замков, а Виллему в это время напряженно смотрела. Наконец он вытащил ящичек и поставил его на свой рабочий стол.

– Я навел здесь порядок и составил опись всего, – пояснил он. – Часть вещей я уже переложил в мой запас медицинских средств, ибо они эффективны и пригодны для применения. Это древние рецепты и редкостные предметы. Не думаю, что мы должны всему этому слишком доверять.

Взгляд Виллему метался по содержимому клада. Она была восхищена всеми этими разжигающими любопытство, зловещими и в то же время весьма смешными предметами. Но многие из них вызывали у нее глубокое чувство благоговения. Она очень хорошо понимала, что это настоящий клад.

Маттиас строго сказал:

– Официально мы уничтожили все это. Если кто-либо узнает, что мы продолжаем хранить эти вещи, это принесет нам большие неприятности, надеюсь, ты понимаешь это. Я полагаю, ты никогда не расскажешь никому о том, что ты сейчас увидела?

– Конечно, – ответила Виллему, гордясь таким доверием. – А… где же?..

Маттиас вынул из ящичка маленькие берестяные футляры.

– В правой руке у меня чисто любовные средства, и не думаю, что тебе они подойдут.

– Почему? – спросила Виллему и подумала: «Хорошо бы их заполучить». Все запретное всегда привлекало ее.

– Потому что они разжигают животные инстинкты мужчин. Ты не сможешь защититься от мужчины, принявшего это снадобье.

На лице Виллему появилась гримаса неудовольствия. Она еще слишком молода, чтобы предаваться прелестям эротической любви.

Не к этому она стремится.

– Нет уж, – произнесла она по детски. – А другие?

Он поднял левую руку.

– В эти я не верю. Они как бы разжигают страстные желания у мужчины, его сердце переполняется чистым и прекрасным чувством любви к первой встречной женщине после приема снадобья. Это такое средство, которое король Марк в легенде о Тристане и Изольде хотел дать своей будущей невесте, и послал своего племянника Тристана привезти ее. Но злой дух сделал так, что любовный напиток по дороге выпили молодые, и первого, кого, проснувшись, увидела Изольда, был Тристан. Это положило начало трагедии.

Виллему слушала все это лишь вполуха. Поскольку в их родне также был Тристан, она очень хорошо знала эту древнюю рыцарскую легенду. Глаза ее словно прилипли к препарату в руке Маттиаса.

«Это мне и нужно, – думала она. – Именно за таким я и охочусь».

– Не верите им, дядя Маттиас? Не могу ли я взять немного и попробовать на ком-нибудь? На любом из мужчин?

Маттиас улыбнулся.

– Подумай, а вдруг оно подействует? Тогда тебе уж не придется никого выбирать. Ни сына Еспера, ни одного из тех, кто сейчас работает в Липовой аллее. Это было бы ужасно, – рассмеялся он, словно полностью отвергая возможность того, что она остановит свой выбор на ком-нибудь из них.

– Конечно, нет, – ответила она с натянутой и неестественной улыбкой. – Нет, я могу испробовать снадобье на Никласе.

Маттиас стал серьезным.

– Мне кажется, тебе не стоит этого делать. Это было бы плохо по отношению к…

Виллему не поняла, что он намеревался сказать, она слишком была занята своими проблемами.

– Ага, вы и сами верите в эти снадобья, дядя Маттиас, – торжествующе прервала она его.

– Нет, но мне кажется, что экспериментировать на чувствах людей не следует.

Он стал складывать предметы обратно.

– Я могу попробовать и на себе самой, – живо предложила она.

Маттиас посмотрел на нее. На лице его была решительность.

– Виллему, мне кажется, нам следует отказаться от этой дикой идеи. Мне рассказывали, что моя прабабушка Силье вынуждена была сказать, когда колдунья Ханна предложила ей выпить любовный напиток для того, чтобы завоевать любовь Тенгеля: «Если мне не удастся заставить полюбить меня без колдовства, то я недостаточно сильна, чтобы завоевать его любовь». Подумай над этим! Чего стоит любовь, если она завоевана путем… обмана?

Пристыженная, она должна была согласиться с ним и вернулась домой в Элистранд без средства, привораживающего любовь.

А Маттиас стоял у окна и задумчиво глядел ей вслед. Правильно ли он сейчас поступил, показав ей клад? А вдруг он зажег опасный огонь в ее душе?

Виллему постоянно была источником огорчений. Никто не был столь неустойчив, столь труден для понимания или столь ненадежен, как она. Калеб и Габриэлла говорили это сами. Они любили свое единственное дитя и чрезвычайно гордились ею, но не могли отрицать и того, что она была маленьким троллем. Точно таким же, как Суль, много раз озабоченно говорила Лив и добавляла: «Но милой и неопасной Суль… До тех пор, пока что-нибудь не изменит ее существо. Тогда она может стать смертельно опасной».

Не заложил ли он сейчас семена перерождения? Он не верил в это, ничто не говорило об этом, когда она уходила. Она рассердилась и разочаровалась, в противном случае это была бы не Виллему. Но в глазах не было и проблеска зловещего пламени.

Нет, он верил, что Виллему безопасна. Однако никогда нельзя быть уверенным полностью. Даже в ней.

«Я стал очень популярен у молодого поколения», – думал Маттиас, когда в тот же вечер ему нанесли новый визит.

На этот раз Тристан.

Пятнадцатилетний подросток сильно волновался, краснел, бледнел и хотел поговорить с дядей Маттиасом с глазу на глаз. Дело касалось здоровья.

Тристан сел на стул, наклонившись вперед, положив локти на подлокотники и крепко сжав ладони. Он изредка бросал на отца Ирмелин несчастные взгляды, но чаще всего отводил глаза.

У дяди Маттиаса такие утешающие глаза. Это придавало мужества мальчику. Несколько дней он от ужаса покрывался холодным потом. Один, ничего не понимая, страшась. Его мучила совесть. Раскаяние рвало и раздирало его.

Наконец он решил, что должен пойти к дяде Маттиасу. Долго скрывать эту напасть он не сможет.

– Ну-с? – произнес дружеский мягкий голос. – Я полагаю, что ты не очень хорошо себя чувствуешь? – Тристан делал такие глотательные движения, что адамово яблоко прыгало то вверх, то вниз. Он не мог выдавить из себя даже звука.

И тут Маттиас увидел, слезы в глазах мальчика.

– Что случилось, дорогой?

Голос его был таким ласковым, а рука, гладившая локоны Тристана, такой осторожной, что слезы полились по щекам мальчика. Громко плача, сидел молодой маркграф на стуле, не в состоянии произнести ни слова. Вместо этого он протянул Маттиасу повернутые вниз ладонями руки.

Маттиас посмотрел. Сначала взял одну руку и долго изучал ее. Затем другую.

– У тебя чесотка, мальчик мой. До твоего отъезда домой мы ее вылечим.

Плач утих.

– Это правда? И мама и папа ничего об этом не узнают?

– Обещаю.

Чесотка была болезнью бедности и убожества. Аристократы ничем подобным не болели, такого нельзя было даже представить себе, это было огромным скандалом.

Слезы снова полились рекой.

– Мне ужасно стыдно!

– Нечему стыдиться. А где ты ее заполучил?

Тристан боролся с собой, и ложь победила. Во всяком случае, полуложь.

– Видимо на хуторе Черный лес. Когда мы носили зерно в амбар.

Маттиас задумчиво кивнул головой.

– Это возможно.

– Я сейчас больше всего хочу умереть.

Маттиас присел перед ним на корточки.

– А сейчас слушай! Я точно знаю, что ты чувствуешь. Ибо я сам пережил такое.

Глаза Тристана стали большими.

– Вы, дядя Маттиас?

– Да. Мне было еще хуже. Ты знаешь, что я и твой дядя Калеб работали одно время в шахте?

– Да.

– Нас одолевали вши, блохи и всевозможная прочая гадость. А Олину ты знаешь? Ту, что работает в Гростенсхольме?

– Знаю.

– Мы нашли ее в Кристиании в невероятнейших трущобах. У нее была чесотка и еще более худшие заболевания. Мы вылечили ее, причем быстро!

На лице Тристана, как луч солнца, промелькнула осторожная улыбка.

– Тебе нужно будет пройти настоящий лошадиный курс лечения, – пообещал Маттиас. – Но мы должны поставить об этом в известность Калеба, ибо от тебя будет пахнуть смолой, у тебя должно быть отдельное постельное белье, выдерживающее грязь. Калеб поймет.

– А Виллему?

Маттиас мгновение подумал.

– Она тоже должна знать. Но я не думаю, что она проболтается.

– Нет, – сказал задумчиво Тристан. – Нет, Виллему болтать не станет.

Популярный врач Гростенсхольмского уезда осторожно изучающе посмотрел на него.

– Скажи, друг мой, ты заполучил только это, на руках?

– Да, – прозвучал слишком быстрый ответ Тристана.

– На локтях? На коленях?

– Нет. – Облегчение его было очевидным.

– В других местах?

– Нет.

Маттиаса его ответы убедили не полностью, но он не хотел нажимать на бедного мальчика.

– Сейчас я тебе вотру мазь и перевяжу руки. С собой возьмешь еще смолы на случай, если чесотка появится в другом месте.

Благодарность Тристана была столь огромна, что Маттиас понял: сыпь как минимум появилась еще в одном месте. Он рассказал мальчику, как он должен втирать мазь сам.

– Не могу ли я пройти быстро тот курс лечения, от которого выздоровела Олина?

– Нет. У нее были и другие неприятные болезни.

– Но мне очень скоро придется уехать. Времени у меня мало. Может быть, лучше всего использовать все возможности для быстрого выздоровления.

Маттиас улыбнулся.

– Да, это не повредит.

Он взял в руки коробочку.

– Это из тайного клада Людей Льда и излечивает большинство болезней, в том числе и чесотку. Я тебе дам с собой небольшую упаковку. Это средство, по меньшей мере, подавит твое беспокойство.

Маттиас даже при самой безудержной фантазии не мог себе и представить, что этот неуклюжий, беспомощно невинный ребенок может действительно нуждаться в чудодейственной мази Людей Льда!

Тристан принял ее с жадностью, ему было трудно скрыть свою радость.

– Затем ты должен принимать внутрь микстуру. Она очищает кровь. Я поеду с тобой в Элистранд и определю для тебя режим на ближайшие дни. Хочу также проверить, не заразился и еще кто-нибудь.

– Не думаю. Я как только обнаружил это, не выходил из комнаты.

– Разумно.

Тристан шмыгнул носом, вытер его и вместе с Маттиасом вышел из комнаты. Огромное бремя спало с плеч подростка.

Поздно вечером того же дня, убедившись, что все уже легли спать, он вытащил полученные им лекарства. Проглотил солидную дозу микстуры, а затем смазал наиболее пострадавшие места смолой и чудодейственной мазью Людей Льда. Сжал зубы от жгучей боли и позволил слезам свободно литься.

Потом он упал на колени возле кровати и стал искренне и усердно молить Господа помочь ему и простить великий грех.

Христианская вера и языческие мази. Юный Тристан заботился о том, чтобы защитить себя полностью.