Обратный путь был тяжелый — под проливным дождем и по ухабистой дороге. Даже в сухую погоду эта дорога никуда не годилась.
На следующий день они подъехали к усадьбе Нордладе в Гаульдалене, расположенной на склонах холма. Усадьба не очень понравилась им, но из труб шел дымок, там жили люди.
— Стоит ли подниматься туда? — спросила Мали. — В такой проливной дождь?
— Мы должны туда сходить, — ответил Андре. — Неужели после того, что произошло в Варгабю, ты стала бояться даже обычных живых людей?
— Мне повсюду мерещатся привидения, — мрачно ответила она.
— Да, я понял это в отеле сегодня утром, когда ты с такой подозрительностью смотрела на сидящую за соседним столиком даму, словно она вот-вот должна была взлететь и закукарекать!
— Да, но согласись, что лицо у нее было смертельно бледным!
— Какая чепуха! И будь добра, не называй наших предков привидениями!
— Лично я никогда их не считала привидениями, — вставила Нетта.
— Я тоже, — сказала Мали. — Я имела в виду то отвратительное существо, которое выползло из трясины. Почему он вцепился именно в меня? Почему он не тронул тебя, Андре? Связано ли это с тем, что я прикоснулась к изображению божества?
— Совершенно не связано, это всего лишь старые деревяшки. (К счастью для Андре его не слышали музейные работники!) Нет, он уцепился за твою ногу только потому, что ты родственница Хавгрима, тогда как я не являюсь его потомком. Но мне была уготована та же судьба, если бы не ты, Нетта, ведь ты все время держала в руках мандрагору, вместо того чтобы убежать.
— Такая мысль даже не приходила мне в голову.
— Мы представляем собой прекрасный триумвират, — сказала Мали, взяв за руки остальных на пути к дому.
— Ты всегда удивляешь меня, Мали, своим знакомством с необычными словами, — со вздохом произнес Андре.
— Человек не становится идиотом только потому, что его поместили в детский приют, — ответила она. — Я схватываю все на лету. Мне нравится узнавать что-то новое. Так что мужчины пусть говорят что угодно о куриных мозгах, годящихся только для постели! Это свидетельствует только об их ограниченности.
— Прошу прощения, — с нарочитым смирением произнес Андре. — Прошу прощения за то, что я всего лишь мужчина!
— То-то же! — с самодовольной усмешкой произнесла Мали.
Они подошли к двери. Стучать им не пришлось. На пороге стоял крестьянин в нижнем белье и мятых штанах, небритый, жирный, малопривлекательный на вид.
— Этот тип не является моим родственником, — негромко, но решительно произнесла Мали.
Он и не был ее родственником, хотя и носил фамилию Нордладе. В этой деревне несколько семей носили эту фамилию, и в этом не было ничего удивительного.
— Эрик Нордладе? — сказал он. — Это было очень давно… Им пришлось покинуть усадьбу, и мой дед купил ее. Таким образом, я представляю уже третье поколение.
Он явно гордился своей усадьбой, хотя она была запущена и неухожена.
— Нам хотелось бы узнать, были ли у Эрика Нордладе родственники, — сказал Андре. Глаза крестьянина загорелись.
— Мы приобрели усадьбу честным путем, — сказал он. — Здесь не может быть никакого наследственного права или прочих условий. Мы владеем усадьбой на протяжении трех поколений.
— Усадьба меня не интересует. Нас интересуют только люди. Разве у него не было двух дочерей?
— У Эрика Нордладе?
— Да, — ответил Андре, уже начиная терять терпение.
Крестьянин почесал в затылке, так что на плечи посыпалась, словно снег, перхоть.
— Почему же не было? — сказал он. — Но как их звали? Это была Доротея…
— Нет, так звали его жену.
— В самом деле. Так, так, дочери…
Может быть, кто-то еще знает его семью лучше? Крестьянин был явно задет этим вопросом. Ни у кого не было такой прекрасной памяти, как у него!
— Это была Эмма! И Петра!
— Похоже, что так оно и было, — осторожно заметил Андре, не желая больше раздражать крестьянина. — Вы знали их?
— Нет, они уехали из деревни. Петра вышла замуж за горожанина. Он был из Трондхейма. Думаю, его звали Свен. А Эмма…
— И что же? — спросил Андре, видя, что крестьянин затрудняется ответить. Всем не терпелось поскорее узнать об этом. Вспомнит ли он какие-то имена или нет? Если нет, то им будет очень трудно найти след этой неизвестной им Эммы и ее возможных потомков.
— Эмма, да… — наконец произнес он. — Она тоже вышла замуж. Муж ее был хорошим малым, тоже из города.
— У нее были дети?
— У Эммы?
— Да.
Немного подумав, он сказал:
— Нет, этого я не помню. Тогда я сам был еще ребенком.
— А не помните ли Вы имя того, за кого Эмма вышла замуж?
— Да, и у той, и у другой был ребенок.
У них получался диалог по принципу: «Добрый день — старый пень». Андре понял, что крестьянин ответил на его предыдущий вопрос.
— Значит, у Петры и Эммы было по ребенку?
— Да. Я слышал, что у каждой из них только по одному ребенку. Странно, правда? У нас, например, тринадцать детей!
— И… имена этих детей Вы, конечно, не помните? Ведь прошло так много времени…
Крестьянин воспринял это как вызов. Он выпрямился, переступил с ноги на ногу, пошире приоткрыл дверь.
— Конечно же я помню это! — сказал он. — У Петры родилась девочка, которую назвали Герд. А у Эммы… Да, ее мальчика звали Кнут!
Вот так-то! А то они уже подумали, что у него память хромает!
— Великолепно! — с восхищением произнес Андре, и дамы, стоящие под дождем, одобрительно пробормотали что-то. Крестьянин даже не пригласил их войти. Возможно, в доме было грязно и неприбрано. Но и у них не было особого желания входить туда, им хотелось поскорее услышать его ответы и вернуться в Трондхейм.
— А как звали их мужей?
Крестьянин изумленно уставился на него. Когда же они, наконец, отстанут от него, эти проходимцы, застрявшие возле его дома?
— Но я ведь уже сказал: его звали Свеном.
— Это муж Петры. А мужа Эммы? Отца Кнута? Крестьянин сдвинул брови, задумался, потом сказал:
— Имя у него было странное. Его звали Бромсом. Да, Бромс! Шорник.
— Большое спасибо, Вы оказали нам неоценимую помощь! Если бы еще знать его фамилию, было бы совсем замечательно.
Крестьянин опять нахмурился.
— Но я ведь уже сказал: его звали Свен! Заметив, что он опять отвечает не на тот вопрос, Андре спросил:
— Значит, мужа Петры звали Свен Бромс?
— Да, — ответил крестьянин таким тоном, словно имел дело с идиотом.
Андре уже боялся у него что-то спрашивать, но ему все же пришлось это сделать.
— А как звали мужа Эммы? У вас такая замечательная память!
— Мужа Эммы?.. Да, как же его звали? Мальчика звали Кнут… А мужа… Да! Скогсруд! Эрлинг Скогсруд!
— Сердечно вам благодарен, — искренне произнес Андре.
Достав кошелек, он порылся в нем.
— Вы оказали нам такую неоценимую помощь, что мы… с удовольствием…
— Нет, мне ничего не нужно за это, — сказал крестьянин, держа, тем не менее, руку наготове. Андре положил ему в ладонь монету, поблагодарил его, и они пошли под дождем обратно к автомобилю.
Андре предложил женщинам снять мокрую одежду и сам заботливо укутал Нетту в дорожный плед. Она была одновременно тронута этим и чувствовала себя дряхлой старухой. Сняв с себя косынку, она вытерла ею волосы Андре — в качестве компенсации (или в качестве мести).
У Мали же вид был юным и свежим, несколько капель дождя ей ничуть не повредили.
Но, укутывая Нетту, Андре случайно коснулся ее затылка, и она не смогла удержаться от стона. Замерев на месте, он спросил:
— Нетта, что с твоей головой?
— «С больной головой, но с добрым сердцем», — процитировала она Рунеберга. — Нет? Если говорить серьезно, мне стало лучше. Голова больше не кружится, у меня просто шишка на затылке.
Пожав ее руку с торопливой, нежной улыбкой, он сказал:
— Мы знаем, что у тебя доброе сердце, Нетта.
Эти слова согревали ей душу во время всей поездки под дождем в Трондхейм.
Решив больше не ночевать в дороге, они поздно вечером въехали в затихший Трондхейм. Мали решила переночевать у Нетты, поскольку одной оставаться ей было небезопасно, нападение могло повториться.
— Думаю, что завтра я пойду на работу, — сказала она, когда они расставались. — Я чувствую себя достаточно сильной, и у меня нет желания лишиться службы.
— Тогда я зайду к тебе в контору завтра утром, — сказал Андре.
— Я тоже, — сказала Мали. — Часов в десять? И мы продолжим поиски остальных представителей рода Людей Льда.
— Договорились, — сказал Андре. — Спасибо за участие в поездке!
— И тебе спасибо! — поблагодарили его женщины и отправились домой.
Андре поехал в отель, напряженно обдумывая что-то. У него были свои заботы.
Что он должен был делать с бездомной Мали?
То, что всегда делали Люди Льда? Ведь они брали несчастных к себе домой, на Липовую аллею!
Он размышлял об этом.
А что делать с Неттой? Собственно говоря, он не имел никакого отношения к ее жизни, но она была такой… одинокой, такой покинутой…
Нет, мысли его шли явно не туда. Проезжая мимо часовой мастерской, он взглянул на большие, выставленные в витрине часы. Уже половина четвертого! Что подумает о нем портье?
И Андре решил, что пусть портье думает, что хочет.
Ему очень хотелось завалиться на кровать в одежде и в ботинках, но он все же заставил себя раздеться. Поездка была такой утомительной! Он сидел за рулем целых девятнадцать часов!
Он проспал встречу с Неттой в ее конторе. Но, хотя и с опозданием, он все же пришел — и там его уже ждала Мали.
— Ну и вид у тебя, — сказала она. — По-моему, ты не успел ни как следует одеться, ни даже выпить кофе.
— Так оно и есть, — улыбнулся он. — Я проспал.
— Это можно простить, — сказала Нетта. — А мы тем временем провели кое-какие расследования.
Он почувствовал себя чуть ли не обиженным оттого, что его обошли. Как будто дело касалось только его самого! Ведь в той же мере это касалось и Мали. Да и Нетта испытала столько передряг, что с полным правом могла теперь вести расследование самостоятельно.
— И что же вы обнаружили? — с несколько напряженной улыбкой произнес он.
— Оказалось, что многие по-прежнему помнят мастерскую шорника Бромса, — сказала Нетта. — Она находилась неподалеку отсюда. И у него в самом деле была одна дочь, Герд.
— Моя бабушка, — с гордостью произнесла Мали. — И у нее было двое детей, один из них рано умер, а у ее дочери родилась я, если не считать того мертворожденного ребенка.
— Прекрасно, — заключил Андре. — Значит, все стало на свои места по твоей линии, Мали. Теперь осталось только восстановить линию Эммы. Она вышла замуж за Эрлинга Скогсруда. Он был из Трондхейма. Их сына звали Кнут. Остальное нам придется выяснить.
— Контора окружного священника сегодня открыта, — сообщила Нетта. — Поэтому туда можно сходить и все разузнать.
— Нет, теперь моя очередь делать открытия, — не без зависти произнес он. — А вы оставайтесь здесь. И ты, Мали, тоже!
«Мое поведение просто смехотворно, — думал он, уходя. — Я похож на обиженного мальчика!»
В конторе окружного священника его приняли очень любезно, но результат оказался удручающим.
В самом деле, Эрлинг Скогсруд и его жена, Эмма Эриксдаттер Нордладе, жили в Трондхейме. У них был сын, Кнут Скогсруд. Эрлинг умер в 1876 году, а Эмма — в 1880 году. Сын их родился в 1850 году и покинул Трондхейм в 1870 году.
Куда же он уехал?
Он уехал на юг, в Кристианию, но его местожительство осталось неизвестно. Адрес его родителей в Трондхейме тоже был неизвестен.
След его потерялся. Он покинул Трондхейм в двадцатилетнем возрасте, никаких сведений о его женитьбе не имелось.
Так что сведения о нем повисали в воздухе: Кнут Скогсруд, в последний раз о нем слышали в 1870 году, проживает в Южной Норвегии, предположительно в Кристиании.
И он был из рода Людей Льда.
Вернувшись, Андре рассказал об этом дамам. Поиски откладывались на неопределенное время.
Они удрученно смотрели друг на друга.
— Но это совсем другое дело, — сказал Андре.
Обе дамы вопросительно уставились на него, и не успел он объяснить им, в чем дело, как вошел полицейский, уже знакомый им, и прервал их беседу.
— Я вижу, фрекен Микальсруд уже на работе, — проворчал он. — Как прошла поездка?
— Спасибо, превосходно, — ответила Нетта, и это было правдой.
— И вы оба тоже здесь, — продолжал полицейский. — Тогда мы сразу приступим к делу. Мы изучали обстоятельства нападения на фрекен Микальсруд и не нашли никаких следов. У Вас есть какие-нибудь враги?
Бросив взгляд на Мали, Нетта подумала: рассказать или нет?
Но тут вмешался Андре:
— Фактически я собирался сам поговорить с дамами об этом нападении, но тут вошли Вы. Мы обсуждали это во время нашей поездки и пришли кое к какому результату.
— Вот как? Хотелось бы послушать! Помедлив, Андре пояснил:
— Но это строго конфиденциально…
— Понимаю. Здесь нас могут услышать. Фрекен Микальсруд, где мы могли бы поговорить без помех?
— Там есть небольшая внутренняя комната, — сказала она, — но там очень тесно.
— Гм… Не спуститься ли нам в полицейский участок?
— Я сейчас отпрошусь. Они прекрасно справятся и без меня, если понадобится.
Последнее время Нетта Микальсруд стала очень легкомысленной. А ведь она была самой исполнительной во всей конторе!
Вскоре все трое сидели в полицейском участке. Шеф полиции был хорошим парнем, здоровяком от природы. Он с пониманием относился к человеческим слабостям. Но когда дело касалось злостных правонарушений, он бывал суров.
— Ну?
После некоторой паузы Мали сказала:
— Собственно говоря, все это произошло из-за меня.
— Меня это не удивляет, — пробормотал полицейский. — Мы уже не раз встречались с тобой.
— На этот раз речь идет не об уличных беспорядках и демонстрациях, — сказала Мали. — Речь идет о моем происхождении.
Откинувшись на стуле, полицейский выжидающе, с оттенком агрессивности, смотрел на нее. Видно было, что он привык ожидать от Мали всего чего угодно.
Но тут в разговор вмешался Андре.
— Вся эта история начиналась с меня, — сказал он. — Я искал своих родственников и нашел Мали или, вернее, ее младшего брата или сестру. И мне захотелось узнать, кто родители ребенка.
— Я понимаю, — сказал полицейский, хотя, судя по его виду, он ничего не понимал.
— Я знал, что матерью ребенка является Петра Ольсдаттер. Дело в том, что второй ее ребенок, мертворожденный брат или сестра Мали, был из нашего рода. Об этом свидетельствовали определенные приметы. И для нас очень важно знать обо всех наших родственниках, которых, кстати, очень мало.
— Речь идет о наследстве?
— Можно сказать и так… Кстати, мы ездили в Эльвдален как раз затем, чтобы найти дальних родственников Петры.
— И вы нашли их?
— Да, — сухо ответил Андре. — Но перед тем, как мы уехали, Нетта Микальсруд отправила пару писем — отцам обоих детей Петры.
Полицейский наморщил лоб.
— Подождите-ка немного! Я помню эту историю о Петре Ольсдаттер, которая покончила с собой на берегу много лет назад. Это твоя мать, Мали?
— Наверняка, — ответила она. — И все об этом знают!
— Не думаю, — сердито ответил полицейский, и в голосе его послышалась издевка. — Ты стала известной персоной только в последние месяцы.
— Да, ведь до этого я была всего лишь анонимным ребенком из приюта, — с горечью произнесла она. Андре продолжал:
— Моя троюродная сестра нашла Петру на берегу и попыталась спасти ее и ребенка. Таким образом и было обнаружено сходство между мертвым ребенком и представителями нашего рода. Речь идет о некоторых отличительных особенностях.
Глядя в окно, полицейский сказал:
— Да, это была необычайно красивая девушка… Ее звали Таня?
— Ванья. И она умерла много лет назад.
— Жаль, — вздохнул полицейский. — Но почему вы именно сейчас решили найти своих родственников?
— Мы обнаружили пару вещиц среди вещей, оставленных Ваньей, и это из-за них я приехал сюда, а потом в Эльвдален.
— Ясно. Ну так на чем же мы остановились? Фрекен Микальсруд послала письма обоим отцам. Насколько я понял, речь идет об отцах мертворожденного ребенка и Мали?
— Именно так.
— Но какое отношение ко всему этому имеет отец Мали? Он ведь не может быть в числе исконных родственников?
В разговор вступила Нетта:
— Да, но в тот момент мы ничего не знали о происхождении Петры. И мне хотелось узнать, не рассказывала ли она этим мужчинам о себе. Это было, конечно, глупо с моей стороны, но…
— Но вы-то сами как влипли в эту историю? Вместо нее ответил Андре:
— Я обратился к фрекен Микальсруд. И она пришла мне на помощь. Она оказала мне крайне ценные услуги (Нетта покраснела. Сердце ее сжалось от непонятной печали). Благодаря ей я нашел Мали…
— Я тоже из рода Людей Льда, — с гордостью вставила Мали. — Моя мать происходит из этого рода.
— Из рода Людей Льда? — спросил полицейский, пристально глядя на обоих.
— Да, наш род называется так, — как бы извиняясь, ответил Андре.
— Но где же я встречал это название: Люди Льда?..
— В течение нескольких столетий они жили в Южном Тренделаге.
— Конечно! — просиял он. — Я встречал это название в старинных протоколах!
— Там о нас тоже упоминается, — согласился Андре.
— Я читал одну историю о человеке, предавшем вас.
— О Хеминге, убийце Фогда?
— Да, кажется, его так звали. Историю о том, как кнехты убили вас всех.
— Всех, за исключением одной маленькой семьи. Это и были мои прародители.
Полицейский весело сверкнул глазами и спросил:
— Разве все они не были ведьмами и колдунами?
— Не все. Но видели бы вы мою мать! — с ядовитой усмешкой добавил Андре. — Она кое-что унаследовала от них!
— Во всяком случае, в наши дни ей не грозит сожжение на костре, — заметил полицейский. — Но что же, фрекен Микальсруд, вы написали в своих письмах?
Порывшись в своей сумочке, она сказала:
— Кажется, у меня остался… Да, нашла! Черновик. Вот, пожалуйста!
Взяв небольшой листок из блокнота, полицейский прочитал:
— «Занимаясь расследованием происхождения Петры Ольсдаттер, прошу вас оказать мне в этом посильное содействие. Дело это сохранится, разумеется, в тайне, расследование веду я сама. Мой клиент ничего об этом не знает…»
Полицейский вопросительно посмотрел на нее. Нетта торопливо сказала:
— Андре… я имею в виду господина Бринка, не знал о том, что я написала эти письма, и мне казалось, что так надежнее. Для получателей писем.
— Надежнее? — пробормотал полицейский. — Да, конечно, для получателей так надежнее! Но для Вас, фрекен Микальсруд, это просто взрывоопасно.
— Да, господин Бринк сказал мне то же самое. Полицейский стал читать дальше:
— «Мне хотелось бы знать все то, что Петра Ольсдаттер могла рассказывать вам о своем происхождении. Речь идет о наследстве и…»
Он торопливо прочитал дальше, комкая слова и перескакивая через строчки. Потом снова принялся читать вслух с оттенком тревоги в голосе:
— «Прежде чем навестить вас в конторе или дома, я предпочитаю написать вам. Тактичность для меня — дело чести. Надеюсь на скорый ответ. С почтением Антонетта Микальсруд». Как же это глупо! — воскликнул он чистосердечно. — Вы сами напросились на покушение!
Видя подавленность Нетты, он спросил уже несколько более сдержанно:
— И вот вы нашли обоих отцов. Кто же из них мог оказаться бандитом?
Пытаясь снова принять облик сдержанной, корректной служащей конторы, она ответила:
— Отец нерожденного ребенка известен. Другой же, отец Мали… О нем говорить трудно. Я узнала, кто он такой, от тех немногих, кому известно было его имя.
Полицейский тут же взял ручку и приготовился
писать.
— Могу я узнать его имя? — спросил он.
— Отца нерожденного ребенка звали Эгиль Холмсен.
Полицейский записал.
— Да, это имя я уже слышал. Возможно, в связи с делом о смерти Петры. Как же зовут другого? Нетта медлила с ответом. Наклонившись вперед, Мали сказала:
— Мне бы тоже хотелось узнать это! Полицейский быстро посмотрел на Мали, потом на Нетту.
— Не знаю, следует ли мне говорить это… — тихо произнесла Нетта.
— Давайте лучше я скажу, — предложил Андре. — Это избавит фрекен Микальсруд от опасности поплатиться за свой язык. Его имя Теодор Брандстендт.
— Что? — воскликнул полицейский и выронил перо.
— Что ты сказал? — вырвалось у Мали. — Этот надменный хлыщ? И он мой отец? Этот грязный юбочник!
— Ну, ну, — властно перебил ее полицейский, но по выражению его лица было видно, что он, в принципе, согласен с ней.
— Брандстедт? — продолжал он. — Наш будущий бургомистр? Вы его имеете в виду?
Вид у Нетты был жалкий.
Взявшись рукой за подбородок, полицейский сказал:
— Да, в свое время он был известным обольстителем женщин. Но потом его прелестная жена запустила в него когти и выдрессировала его как следует. Но если речь идет о четырнадцатилетней девочке… Это же… преступление! За это полагается наказание. И после этого он еще женился!
— Это будет стоить ему должности бургомистра, — лаконично заметил Андре. Полицейский кивнул.
— Но что же с Эгилем Холмсеном? — спросил он.
— Его следует расспросить обо всем, — сказал Андре. — Но он боится, что его жена узнает об этой истории.
— Ммм. Придется мне вызвать его на допрос… Но, скорее всего, мне придется заняться Брандстедтом. Подумать только, что скажет его жена, узнав об этом! А должность бургомистра… Прелюбодеяние…
Он погрузился в тягостные мысли.
— Мне не хочется иметь в качестве отца убийцу, — чуть не плача, произнесла Мали. — Может катиться ко всем чертям, я не собираюсь иметь с ним никакого дела! Проклятый старый боров!
На этот раз никто ее не перебивал.
— Где можно застать Брандстедта? — неохотно спросил полицейский.
— Скорее всего, он теперь в своей конторе, — сказала Нетта. — Сегодня у него присутственный день. Полицейский вздохнул.
— Если бы я мог послать к нему кого-то другого! — сказал он. — Но они с полицмейстером партнеры по бриджу. Он никогда не пойдет на это!
— Разве вы не можете позвать этого дьявольского выродка сюда? — едва сдерживая плач, сказала Мали. — Пусть узнает, кто он такой!
— Да, это было бы занятно! А что если он невиновен? И тогда все узнают об одном полицейском, который распускает вздорные слухи, а также об одной конторской служащей.
— Вряд ли, — сказал Нетта.
Опершись на письменный стол, он тяжело поднялся. Казалось, на его плечи навалилась вся тяжесть мира.
— Идемте! Прямо в ратушу! А по дороге обдумаем, что нам делать. Может быть, нам следует начать все-таки с Эгиля Холмсена? — с надеждой спросил он.
И они поспешили в здание административного совета. По дороге они встретили Эгиля Холмсена. Лицо у него было мрачнее тучи.
Увидев их, он помахал Нетте письмом.
— Наконец-то я вас увидел! — воскликнул он. — Я хожу сюда каждый день. Это вы послали мне письмо? А это тот самый «клиент», если я не ошибаюсь?
Он свирепо посмотрел на Андре.
Все в ожидании остановились.
— Да, — ответила Нетта, стараясь сохранить самообладание, но, судя по ее дрожи, ей это не удавалось.
— В таком случае я должен сказать вам, чтобы вы впредь не посылали мне домой таких писем! К счастью, мне удалось перехватить его раньше, чем оно попало в руки моей жены. Хотя она и знает о Петре, все равно это было бы ей неприятно. А этого она не заслужила!
Немного успокоившись, он обратился к Андре:
— Ну, как обстоит дело с наследством? Что мне причитается?
— К сожалению, ничего, — ответил Андре, ничуть не сожалея об этом. — Наследницей является Петра, нам удалось проследить родственные связи.
Эгиль Холмсен рассердился.
— Так я и поверил! — воскликнул он. — Все это сплошное надувательство! Зачем же вам тогда понадобилось это письмо? Проклятые снобы!
С этими словами он ушел, и никто не задерживал его.
— Да, во всяком случае, он не налетчик, — констатировал полицейский. — Он играет в открытую.
Теперь оставался только Теодор Брандстедт. И полицейский еще не знал, как ему быть в сложившейся ситуации.
Вид у него был подавленный.