Фелисия миновала теплицы, и после того никто во всем Венхауге не видел ее. Те из работников, которые уходили на воскресенье домой, смогли объяснить, где они были, и подкрепить свои слова свидетельскими показаниями, заподозрить их в чем-либо было невозможно. Все заканчивалось на борозде, оставленной в снегу, кровавыми следами в ней и плеском воды в полынье, черневшей в замерзшем и заснеженном Нумедалслогене.

Тот, кого она встретила, должно быть, знал, что она придет, знал он и о полынье. Больше им ничего не было известно.

Около шести утра Юлия и Эрлинг сидели в темной гостиной. Они услыхали шаги на втором этаже и прислушались — это Ян вышел из своей комнаты. Спускаясь вниз, он зажигал лампу за лампой. Неожиданно их ослепил яркий свет. Ян прошел через комнату, не глядя на них. В руке он держал бутылку и поставил ее рядом со своим креслом. Потом посмотрел на большие фотографии Харалда и Бьёрна, братьев Фелисии, убитых немцами. Лица его Юлия и Эрлинг не видели. Несколько раз он приложился к бутылке. Минут через пятнадцать он встал и ногой отшвырнул бутылку. Содержимое потекло на пол, и по комнате разлился резкий запах коньяка.

— За них она отомстила, — сказал Ян тихо, но внятно.

По пути наверх он гасил лампу за лампой, Эрлинг и Юлия слышали щелканье выключателей, пока он не дошел до своей комнаты. Дом снова погрузился во тьму. Эрлинг зажег настольную лампу. Юлия обхватила его за шею и прижалась к нему. Лицо ее распухло от слез. Из угла на них бесстрастно смотрел мужчина с овчаркой. Эрлинг снова погасил свет и сказал:

— Он пообещал им отомстить за нее. Для Яна это вопрос жизни и смерти.

Юлия всхлипнула:

— А для тебя, Эрлинг?

— Не знаю.