Дигби сидел на кровати с наушниками от плеера на голове, подложив под спину ворох подушек, и что-то писал на дощечке, лежащей на коленях. Должно быть, на его листок упала тень, потому что он поднял глаза. На лице его отразилось удивление, сразу же сменившееся улыбкой.
— Кили!
Он отложил наушники и дощечку и встал. На нем оказались полинявшие трикотажные шорты — пара к той майке, что он одолжил ей. Длинные мускулистые ноги и грудь были покрыты золотистым пушком. Он подошел к ней, и глаза, горящие желанием, согрели ей лицо.
Он коснулся ее волос с нежностью, неожиданной для такой большой руки.
— Какая ты красивая!
— Нет, я... — Она знала, что мужчины находят ее привлекательной, но разговоры не смолкают, когда она входит в комнату.
— Ты отперла дверь, — сказал он.
— Я... Дигби, я...
Он взъерошил ей волосы.
— Ты пришла поговорить?
— Нет, — сказала она, вздохнув оттого, что его палец играл с мочкой ее уха. Она не хотела больше ни разговаривать, ни думать. Запрокинув голову, она посмотрела ему в глаза. — Я пришла не для разговоров.
Он улыбнулся, обнял ее и прижал к себе.
— Вот и славно.
Он поцеловал ее смелее, чем раньше. Его поцелуй требовал ее душу и тело. Кили подумала: наверно, это будет великолепно — испытать новую близость, новые прикосновения. Ее щекотали грубые волосы у него на груди, его колено вдавливалось в бедро, а большая, сильная рука согревала спину сквозь шелк кофточки.
Как хорошо! Хорошо оказаться наедине с мужчиной, чувствовать страсть, которую она в нем возбудила, и страсть, которую он возбуждает в ней. Хорошо ощущать себя женщиной, желанной и живой.
Кили прижалась к нему, будто желая раствориться и исчезнуть. Дигби окружал ее, как пуховое одеяло, согревая огнем, горевшим внутри.
Когда он нес ее на кровать, ей казалось, что она плывет на облаке. Он положил ее и сел рядом, любуясь ею перед тем, как дотронуться. Его пальцы убрали с лица волосы, спустились на шею, на плечо. Он с улыбкой развязал узкий шелковый поясок, потом провел рукой от плеча к нежному углублению под горлом.
Оттого, что руки были большие и сильные, их нежное касание казалось особенно эротичным.
Погладив его по лицу, она прошептала:
— Спасибо. За то, что спас. За то, что развлекал. За доброту и нежность. За страсть. За то, что она почувствовала себя желанной и испытала желание сама.
Он накрыл ее губы пальцем.
— Нельзя благодарить за то, что я тебя хочу, — сказал он. — Об этом позаботилась судьба.
Кили поняла, что он хотел сказать: то, что сейчас между ними происходит, — больше чем связь на одну ночь у отпускников. Она собралась было возразить, но его губы накрыли ей рот, и она снова отдалась поцелую. Она не хотела думать. Она хотела только чувствовать и наслаждаться.
И наслаждалась — большими опытными руками, забравшимися под шелковую одежду. Тем, как прикасалось к ней его тело, такое мужское, твердое и нежное, гладкое и бугристое. Тем, как ласкали и дразнили его губы. Его энергией. Его терпением. Стремительностью. Мощью. Щедростью. Его жаждой.
Он взял ее нежно, целиком заполнил собой, и они слились в согласном ритме. Он вел ее все выше и выше, на край небес, разбивая бездумную, всепожирающую тоску в груди, и когда наконец облако тоски вырвалось и перед ней открылся праздничный мир, сверкающий алмазами звезд, она вскрикнула от его великолепия...
Дигби перенес вес тела на локти, скатился с нее и лег рядом. Ее волосы разметались по его плечу, как пряди шелка. Его ребер касался мягкий холмик ее груди. Она была маленькой и хрупкой, и все же... поразительно, но она была более осязаемой, чем любая из женщин, которых Дигби приходилось держать в руках.
Он неохотно вынул руку у нее из-под головы.
— Мне надо... — он сделал жест рукой. Она понимающе кивнула.
Дигби спустил ноги на пол и обернулся посмотреть на Кили. Пусть дураки кидают кости в казино, ловя удачу; самая большая удача досталась ему, когда он встретил Кили Оуэне на пути в город. Наклонившись, он коротко поцеловал ее и протянул:
— Не вздумай никуда уходить.
— Не вздумаю, — пробормотала Кили, Она не хотела ни думать, ни двигаться, ни даже говорить. Она хотела... быть. Быть там, где она есть.
Но об этом тоже не хотелось думать. В нормальных обстоятельствах, в обычный день лечь в постель с едва знакомым человеком было бы немыслимо. Впрочем, это не самое скандальное из событий, случившихся за этот день.
Кили надела свою шелковую пижаму, поправила кровать, натянула простыни и улеглась обратно. Бескостная, как медуза, оцепенелая, как крокодил на солнышке, она закрыла глаза, утонув в гостиничных подушках. Она не имела права чувствовать себя так хорошо после худшего в ее жизни дня. Но любовные упражнения высосали последние остатки напряжения из тела.
Услышав шорох, она открыла глаза. Вернулся Дигби. Единственное, что на нем было надето, — это улыбка.
— На какой-то момент я подумал, что ты уже улизнула.
— Нет. Нет еще.
Он лег, вытянулся и положил руку ей под голову. Она слегка повернулась к нему, склонила голову ему на плечо, а руку положила на грудь.
Дигби поцеловал ее в макушку.
— Удобно?
— Угу. — Она вздохнула. Еще как удобно. О Господи, что она тут делает?
— Что-то ты притихла, — сказал Дигби.
— Ммм... — Кили совсем не хотелось говорить.
— У тебя был безумный день, — произнес Дигби после продолжительной паузы.
Кили слегка застонала.
— Я думала, мужчины не любят разговаривать после секса.
У нее над ухом раздался смешок.
— Я думал, женщины любят.
— Не всегда.
Последовало долгое молчание. Дигби глубоко вздохнул.
— Кили, ты... у тебя все в порядке?
— Ммм, — пробормотала она. — Я чувствую себя... в безопасности.
Дигби в этот момент испытывал много разных чувств, но среди них не было «безопасности». Скорее подошло бы «выбит из колеи». Он не мог припомнить случая, чтобы женщина за короткое время так перевернула его жизнь. Отпуск недурно начался! Не прошло и двенадцати часов его пребывания в Лас-Вегасе, а Дигби Барнес уже лежит в постели с красивой женщиной.
— Что будем делать... — Он собирался сказать «завтра», но увидел, что Кили Оуэне, убаюканная «безопасностью», крепко спит.
Дигби поднес ее руку к губам и поцеловал кончики пальцев, потом положил их себе на грудь и выключил свет. Улыбнувшись в, темноту, он тихо сказал:
— Уверен, мы что-нибудь придумаем. Кили вздохнула во сне и прижалась покрепче к его теплому плечу.
Дигби проснулся свежим и отдохнувшим. Кили лежала к нему спиной, он приподнял прядь ее волос, они пахли цветами. Кили вздохнула и повернулась во сне, и ее грудь угнездилась на его ребрах, нога вытянулась и легла рядом с его. Он подумал, что не прочь просыпаться с Кили Оуэне каждое утро, и усмехнулся своему безрассудству. Видно, давно у него не было женщины, а такой не было никогда.
Он нежно раздвинул волосы и тихонько куснул ее за шею. Она вздохнула, но не проснулась. Он подавил в себе желание разбудить ее и, высвободив руку, несколько раз согнул и разогнул ее, чтобы восстановить кровообращение, затем осторожно вылез из постели. Он примет душ, закажет завтрак и почитает утреннюю газету, а Спящая Красавица тем временем откроет глаза. А потом...
Кили подождала, пока не раздался шум льющейся воды, и ринулась к себе в комнату, благодаря свою счастливую звезду за то, что Дигби принимает душ по утрам. Ей нужно время, чтобы подумать и чтобы одеться, перед тем, как встретиться с ним лицом к лицу после всего, что случилось ночью. Одноразовая связь! Так низко она еще не опускалась. До Троя у нее вообще никого не было. Никого.
Потом — мужчина, которого она обожала.
И теперь — незнакомый человек. Чужой.
Нет же, неправда! После сегодняшней ночи он не чужой!
Она заперла за собой дверь, прислонилась к ней, закрыла лицо руками и застонала. Свет дня принес с собой порцию здравомыслия, которого она вчера, кажется, лишилась.
Не то, чтобы ей не было... ну, скажем, хорошо. Было.
Но стоит ли из-за этого усложнять себе жизнь? В том состоянии, в каком она была вчера, искать утешения простительно, но она вчера получила больше чем утешение. Этого невозможно отрицать.
Но ей нельзя долго размышлять на эту тему. Насколько она знает Дигби Барнеса, он начнет барабанить в дверь, как только обнаружит ее исчезновение. Кили заторопилась, позвонила вниз и попросила заказать ей билет на ближайший рейс, затем прошла в ванную и включила воду, чтобы не слышать стука в дверь. Она скребла себя мочалкой так, что кожа покраснела, а потом долго стояла под душем.
Наконец она вышла из ванной, растерлась досуха и обернулась полотенцем. Резкий, нетерпеливый стук нарушил тишину.
— Кили?
Кили поплотнее завернулась в полотенце, как будто он мог ее видеть.
— Я еще не одета.
Из-за двери раздался самодовольный мужской смешок.
— Я не в претензии.
— Я не могу!
— Ночью могла.
— Дигби...
— Надеюсь, ты любишь омлет? Я заказал завтрак.
— Я... — У Кили перехватило горло.
— Можешь одеться.
— Дигби, я... — Она облегченно вздохнула, услыхав телефонный звонок. — У меня звонит телефон.
Дигби прислонился спиной к двери и скрестил руки на груди.
— Я буду ждать, — проворчал он.
А, что еще ему остается? Он хмуро прислушивался, но все эти «хм» и «да» никак не проясняли суть столь несвоевременного телефонного разговора. Черт возьми, женщины непредсказуемы! Он никак не ожидал, что утром она сбежит.
— Да. Да. Беру. Спасибо. — Положила трубку. Слышно было, как Кили одевается.
Дигби невольно стал думать о том, как она хороша без одежды. Вспоминал ее тело. Представлял, как шелк скользит по гладкой коже...
Он с удовольствием посмотрел бы, как она одевается. Он с удовольствием раздел бы ее снова.
Разыгравшуюся фантазию прервала доставка заказа. Он впустил официанта с подносом, расписался и отослал, дав щедрые чаевые. Поднос украшала ваза с розовой гвоздикой и двумя ветками папоротника. Дигби вынул цветок и пошел к двери. Он уже поднял руку, чтобы постучать, но дверь отворилась.
Он и Кили одновременно ахнули. Дигби воспользовался заминкой и быстро поцеловал ее в губы. Потом вручил ей цветок жестом фокусника.
— Доброе утро.
— С-спасибо, — сказала она, еще не оправившись от неожиданности. Дрожащей рукой она взяла гвоздику и через силу улыбнулась.
Дигби оглядел ее с головы до пят.
— Я вижу, ты нарядилась к завтраку.
— Мне надо с тобой поговорить. Он жестом пригласил ее к столу.
— Поговорим за омлетом.
Она твердо кивнула и прошла мимо него к столу. Когда они сели, она тронула лист папоротника и усмехнулась.
— Так вот где ты с утра достаешь цветы. Дигби кивнул.
— Только для тебя.
Ее усмешка превратилась в нежную улыбку, осветившую лицо. С распущенными волосами, почти без косметики, она выглядела очаровательно — здоровой и свежей, но Дигби удержался от комплимента.
— Разреши? — Он протянул руку через стол и снял металлическую крышку с ее тарелки. — Еще горячий.
Кили расстелила на коленях салфетку и несколько печально сказала:
— Бабушка всегда по воскресеньям делала на завтрак омлет.
— Ты жила с бабушкой?
— Да. — Она колебалась, стоит ли продолжать. — Отец бросил маму беременной, и она вернулась к родителям. Больше замуж не выходила. Так я и выросла.
— Ты когда-нибудь встречалась с отцом?
— Нет. Он уехал куда-то далеко.
— Не могу себе этого представить. Мы с отцом всегда были друзьями.
— У меня был дедушка. — Она смотрела на гвоздику. — До двенадцати лет.
— Его больше нет?
Она кивнула, не поднимая глаз.
— Сердце. Так мы и остались — три курицы без петуха: мама, бабушка и я. — Странная улыбка скользнула у нее по губам. — У бабушки на все находилась пословица или прибаутка.
— Она еще... — Дигби остановился на полуслове. Как спросить, жива ли она?
Кили поняла.
— О да. Она с нами.
— Каждый раз, когда ты ее вспоминаешь, у тебя светлеет лицо.
— Нравом я удалась в нее. Мама так и не оправилась от своего несчастья, ну и... — Кили оборвала себя, глубоко вдохнула и медленно выдохнула. — Я пришла сюда не для того, чтобы надоедать тебе историей своей жизни.
— А для чего? — Чувственный блеск в глазах показывал, что он не слишком занят беседой.
Кили выпрямилась и собрала волю в кулак, чтобы противостоять искушению, которым сочился его голос.
— Чтобы сказать «спасибо». Ты... — Она кашлянула и произнесла: — Я уезжаю. Домой. Самолет в десять тридцать.
— В десять тридцать? Вечера? — Все в нем: разворот плеч, нахмуренное лицо, старательный контроль за голосом — выказывало недовольство. — Через два часа?
Кили нерешительно кивнула.
— А я надеялся, у нас еще будет время получше узнать друг друга.
Их глаза встретились, и Кили покраснела: в их молчание вклинилось воспоминание о недавней близости.
— Мне пора возвращаться во Флориду, — сказала она. — Надо освободить квартиру Троя. Найти место, собрать вещи... — Заново осмыслить будущее... перестроить жизнь, продолжила Кили мысленно.
— Но пара дней...
— Нет. Надо ехать сегодня. Чем скорее я начну, тем лучше.
Чем скорее я уеду, подумала она, тем скорее оставлю в прошлом минувшую ночь. Вчерашний день. Свадьбу, которой не было, и случайный секс, который был. Случайный секс, который не кажется случайным, с чужим человеком, который не кажется чужим.
— Я подвезу тебя в аэропорт.
— Далековато, чтобы тащить на спине, ты не находишь?
— Я, правда, подумал о такси, но для тебя и спины не пожалею.
— Каждые двадцать минут ходит маршрутка, — сказала она, игнорируя его намек. — Я успеваю на восемь сорок пять.
— Зато такси имеет сентиментальную ценность. В такси мы провели бы время с пользой.
В этом Кили не сомневалась. Но она опасалась, что он уговорит ее остаться в Лас-Вегасе еще на несколько дней. Нет, ей нужно побыть одной.
— Не стоит тебе тратить попусту полдня из своего отпуска.
Он через стол накрыл ее руку своей ладонью, требуя внимания.
— Попусту? Для меня ценна каждая проведенная с тобой минута.
Его настойчивость смущала Кили. Больше всего ее ужасало то, что она разделяла его чувства. Разделяла бы, если бы позволила себе это.
— Может, ты просто проводишь меня в вестибюль и вместе со мной подождешь маршрутку? — предложила она. — Заодно поднесешь и мой чемодан.
— Ну конечно! Выходит, я для тебя всего лишь гора мускулов...
— Это не так! — Она ужаснулась, что Дигби мог так подумать. — Я очень ценю... — Она запнулась: до нее с запозданием дошло, что он дразнит ее.
— Все вы, женщины, таковы, — продолжал он тем же ироническим тоном. — Спите с мужчиной, используете его, а потом уходите, не оглядываясь. — Мелодраматичным жестом он прижал руку ко лбу и воскликнул фальцетом: — Я чувствую себя дешевкой!
Его маленький скетч выводил наружу то, в чем Кили обвиняла себя, но ей было не до смеха. Она резко встала.
— У меня всего несколько минут на сборы. Кили застегивала косметичку, когда раздался тихий стук. Выйдя из ванной, она увидела, что Дигби стоит в дверях, ожидая приглашения.
— Появилась блестящая идея, — сказал он. Она выжидательно смотрела.
— У меня есть еще несколько дней отпуска и никаких планов. Я могу поехать с тобой во Флориду.
— Нет!
Дигби пожал плечами.
— Ничего особенного. Небольшой скачок. Ты достала билет утром — значит, места в самолете есть.
— Этот вопрос не обсуждается. У меня дома миллион дел.
— Я мог бы помочь. Я большой и сильный, буду таскать тебе ящики.
Сильный — да. Еще какой сильный. Настоящий мужчина. Сейчас она со всем этим разобраться не в состоянии. Нужно время.
— Я даже не знаю, где буду жить.
— Я помогу тебе подыскать жилье.
— Нет, — отчеканила Кили еще раз. Она не даст ему совать нос — или другую часть своей анатомии — в дело поиска новой квартиры.
— Не отвергай помощи опытного человека, — сказал он. — Я переезжал сто раз и собаку съел на этом деле.
Она вздохнула, плечи ее опустились.
— Довольно, Дигби. Предложение великодушное, но идея неудачная.
— Прошлой ночью...
— Прошлая ночь не имеет к этому никакого отношения, — отрезала она. — Забудь прошлую ночь.
— Извини, душечка, — сказал Дигби, постаравшись, чтобы его насмешливая нежность прозвучала ласково и интимно, — я не могу забыть такое невероятное событие.
— Прошлая ночь была случайностью!
— Зато какой! — ответил он. — Мы оба знаем, что следующая ночь могла бы стать еще невероятнее, а следующая за ней...
— Мне надо было запереть дверь и сделать вид, что я не слышу стука, — прошипела она и скрестила руки на груди.
— Почему? — требовательно спросил Дигби. — Ты что, хочешь улизнуть и сделать вид, что мы с тобой не спали прошлой ночью?
— Нет, просто я не хочу этого разговора. Я к нему не готова. — Нахмурившись, она призналась: — Я даже не знаю, как об этом говорить. У меня впервые случилась... одноразовая связь.
— Одноразовая! Эту беду легко поправить.
— Как? Устроить курортный загул?
— Чтобы решить, как, надо провести вместе побольше времени.
— Дигби, прошлая ночь... я тоже ее не забуду. Hо вчера к тебе вошла другая женщина, не я. Испуганная, смущенная, у которой рухнул весь ее мир. Она...
— Может быть, в мою кровать пришла такая женщина, но ночь я провел не с ней. Кили, дело вовсе не в сексе.
Он молчал, ожидая ее ответа. Она будет отрицать? Соглашаться? Спорить?
— Ты меня пугаешь, — сказала она.
— Это тебя правда пугает. То, что было ночью, пугает.
— Нет! — Надо, чтобы он понял, что ей нужно побыть одной. — Только ты. Мне лестно, что ты хочешь провести со мной отпуск, но желание следовать за мной домой — это... навязчивая идея.
Дигби хмыкнул.
— Это называется совсем не так.
— Может быть, но нельзя же гнаться за мной через всю страну, как за... дичью.
— Вот оно что! — воскликнул он, воздев руки к небу. — Забудь, что я предлагал. — Он потряс головой и, показав на чемодан, резко спросил: — Готов?
Кили кивнула, и он взял его.
— Тогда пошли. Успеешь на маршрутку.
Кили схватила косметичку и сумочку и торопливо пошла за ним, не поспевая за его широким шагом. Он уже нажал кнопку вызова лифта, и целую минуту они стояли рядом, исподтишка поглядывая друг на друга. Кили не выдержала. Она не хотела задеть его чувства.
— Когда я приеду домой, первое и главное, что мне надо будет сделать, — это постараться, как можно дальше отойти от всей этой истории. В одиночестве.
Дигби переступил с ноги на ногу.
— Ты высказалась очень ясно. Подъехал лифт, они зашли в него.
— На самом деле я вовсе не считаю себя дичью, — мягко сказала Кили, когда лифт тронулся.
— Женщины всегда жалуются, что мужчины переспят с ними и исчезают. А как только мужчина попытается...
Лифт со стуком остановился, и двери открылись. Пока Кили ходила рассчитываться, Дигби отнес ее чемодан к ограде. Кили вышла.
— Маршрутка будет с минуты на минуту, — сообщил он. Взяв под локоть, он провел ее в небольшое углубление позади горки валунов, утыканных кактусами, призванной изображать пустыню. — Мы можем подождать здесь.
Они стояли лицом друг к другу, и вдруг, в предчувствии конца, Кили поразилась, как много связывает ее с этим человеком, который пришел ей на помощь в несчастье. Как она могла думать, что у него суровое лицо? У него выразительные глаза, он смотрит так, что в ней трепещет каждая жилка.
— Еще раз спасибо за то, что спас меня. Он твердо смотрел на нее.
— Пожалуйста. Я спасал тебя с удовольствием. — Дигби говорил это с явным подтекстом, и щеки Кили вспыхнули. После длинной паузы он сказал: — Я думаю, нет смысла отговаривать тебя от отъезда?
Кили молча покачала головой: голос мог выдать, что она почти готова пропустить свой самолет. Перспектива провести с ним отпуск была неизмеримо привлекательнее судорожных поисков жилья. Но если она останется с Дигби в Лас-Вегасе, впереди вырастет куда более серьезная проблема. Ночь близости прочно связала их. Не надо обманывать себя: он не только влечет ее физически, но и будоражит ее чувства. А это опасно. Ей нужен надежный человек, прочно стоящий на земле. Не фантазер и не... жестянщик.
Он обхватил ее за плечи своими ручищами. — Я не прощаюсь.
— Мне будет тебя не хватать, — вырвалось у нее.
— Я... — Он остановился, потом прорычал: — О, черт! — Крепко держа ее за плечи, он наклонился и, раньше, чем она успела сообразить, поцеловал.
Они были так захвачены поцелуем, что не заметили прибытия автобуса. Дежурный подошел к ним и кашлянул. Они оторвались друг от друга и уставились на человека в униформе; тот сделал непроницаемое лицо и сказал:
— Извините, автобус пришел. Грузить ваш багаж?
Дигби, как и дежурный, ждал ответа. Кили глубоко вздохнула.
— Да, да. Конечно. Я сейчас приду. Дежурный сдержанно кивнул и отошел.
— На какой-то момент мне показалось, что ты передумала, — сказал Дигби.
Кили еще не совсем пришла в себя после поцелуя. Она промямлила: «Я... я...» — и махнула рукой в сторону автобуса, стоящего у ограды.
Дигби кивнул и отвел ее к автобусу. Тот был почти полон. Пожилая женщина у окна подобрала широкую пеструю юбку, освобождая место для Кили.
Пока шофер загружал багаж, Дигби стоял в дверях.
— У меня нет твоего телефона.
— Телефона у меня не будет, пока я не найду квартиру.
— Я дам тебе свой номер. — Он сунул руку в несуществующий карман шорт и расстроено «вынул» ее. — Нет ручки!
— Возьмите, — сказала соседка и протянула ему ручку.
Кили поспешно вырвала листок из записной книжки. Водитель сел на свое место и собрался закрывать дверь. Дигби левой рукой взял у Кили листок, а правой удержал водителя.
— Я закрываю, — проворчал водитель. — У моих пассажиров свои планы.
— Тридцать секунд, — взмолился Дигби, царапая номер на бумажке. — О'кей. Готово, — он сунул бумажку в руку Кили и, когда дверь уже закрылась, прокричал: — Если меня не будет, оставь сообщение! Оставь свой номер!
Кили кивнула. Она не была уверена, что он это видел, как не была уверена, что воспользуется зажатой в кулаке бумажкой.
— Какой рослый молодой человек, — сказала соседка.
— Да, большой, — согласилась Кили.
— Внучка сказала бы, что он охотник.
— Мы... э-э... только что познакомились. В Лас-Вегасе. Он... очень милый.
— Похоже, он увлекся вами. Кили взвесила ее слова.
— Он живет в Индиане, а я во Флориде. Не думаю, что... — Она вздохнула.
— Кто знает, — сказала женщина. — Иногда...
Кили воспользовалась заминкой и спросила:
— Вы первый раз в Вегасе?
— О, я не туристка, я здесь живу. Просто в отеле приятнее завтракать, чем в аэропорту. Я лечу в Хьюстон к дочери посмотреть на нового внука.
— Нового внука? — Кили с облегчением подхватила безопасную тему. Лишь бы не думать о Дигби. Или о Трое. С ними она разберется, когда приземлится в Орландо. А пока...
А пока у нее нет ни прошлого, ни будущего.
— У вас есть фотография малыша? — спросила она и оставшуюся часть дороги ахала и охала, разглядывая нового внука соседки.