Причиной, по которой я полнею, является то, что я несчастлива. Именно так я и сказала доктору Ноубл, на что она ответила:

— Гм.

Но это действительно так. Я знаю, что, когда я выходила замуж, у меня был шестой размер, а теперь я ношу двенадцатый. Это говорит о чем-то, не правда ли? Когда вы несчастливы, вы постоянно что-нибудь жуете, а это не может не отразиться на вашем весе.

Конечно, я не уродливая толстуха, пока еще нет, но все-таки гораздо полнее, чем мне хотелось бы. Я знаю, что мои бедра, ягодицы и грудь слишком большие. Пока все это еще терпимо, но все равно не может не действовать мне на нервы.

Я привыкла к тому, что у меня всегда была фантастическая фигура. Каждый, кто знал меня раньше, может это подтвердить. В то время я могла носить совсем крошечные бикини. Но, насколько я понимаю, все это уже в прошлом. Теперь когда я надеваю купальник, то он больше закрывает, чем открывает, а это жутко противно. Да, я превратилась в типичную домохозяйку, у которой холодильник битком набит замороженными полуфабрикатами. В основном макароны и сыр. Вот почему поведение Германа Тодда заставило меня встряхнуться и кое о чем задуматься. Зная, что он жуткий бабник, я чувствовала еще большее возбуждение оттого, что мужчина, который так много имеет, мог напасть на меня. Я ощущала потребность получить от жизни что-нибудь еще, кроме тяжелого дыхания моего мужа.

Однажды утром, когда Марлен и Грег уехали на работу, а дети играли на улице, Герман зашел ко мне на чашку кофе. Я сварила две порции кофе, выложила на блюдо печенье, и мы уселись на кухне поболтать.

— Что с тобой? — спросила я его. — Ты выглядишь подавленным.

— Так, разные мысли, — ответил он, вздыхая. — Мы с Марлен сильно повздорили прошлой ночью.

— В самом деле? И из-за чего?

— Я забыл, что вчера была годовщина нашей свадьбы. Марлен приготовила праздничный ужин и купила бутылку вина, а я пришел домой поздно, ну, она и устроила скандал.

— Она успокоится.

— Вряд ли, она говорит, что хочет разводиться.

— А вот это дерьмово, — сказала я.

— Да. Сегодня утром мы тоже говорили об этом, но она настроена категорично и не собирается отступать. Она уехала повидаться с адвокатом.

— Мне очень жаль, Герм.

— Да, мне тоже. Послушай, Мейбл, я надеюсь, что ты никому об этом не расскажешь, даже Грегу.

— Конечно, не расскажу. И что ты собираешься делать?

— Даже и не знаю. Я думаю, пока снять номер в какой-нибудь гостинице. Может быть, если я не буду постоянно маячить у нее перед глазами, она успокоится и изменит свое решение.

— Возможно, — согласилась я.

Допив кофе, я встала и начала складывать в раковину посуду. На мне была старая рубаха, волосы накручены на бигуди, но казалось, что Германа это совсем не смущает. Он поднялся и подошел ко мне так близко, что я почти коснулась его руки. Он ослабил ремень на моих брюках и расстегнул их. На мне были белые хлопчатобумажные трусики.

— Ты необыкновенная женщина, Мейбл, — проговорил он. — Мы обязательно сделаем друг друга счастливыми.

Герман наклонился и начал по очереди целовать мои соски, потом поднял глаза вверх и взглянул мне в лицо.

— Если я все-таки решу организовать это место в отеле, ты меня навестишь?

Я промолчала, и он снова стал целовать меня. У него был просто потрясающий язык.

— Навестишь? — повторил он.

— Хорошо.

Я ответила, абсолютно не думая о том, что я говорю. Я сказала „хорошо", поскольку это было то, о чем я думала в течение последнего времени. Но это была не единственная причина, был еще один момент, который повлиял на мое решение: я считаю, это был его язык.

Однако когда он ушел, я подумала обо всем этом еще раз и поняла, что боюсь. Мне вдруг пришло в голову, что, если Марлен хочет развода, она вполне может нанять частного детектива, который будет следить за Германом для сбора улик. И, связавшись с ним, я буду фигурировать в суде как „другая женщина". Это предположение сразило меня напрочь, особенно когда я представила, что об этом станет известно Грегу и Честеру.

Я не могла избавиться от этих мыслей и весь день грызла медовое печенье. Я не подумала заранее о том, что приготовить сегодня на ужин, поэтому просто сварила большую порцию спагетти и достала из заморозки мясные шарики, а затем сделала какой-то примитивный овощной салат.

После ужина Честер опять убежал на улицу. Грег, как обычно, заперся в своей лаборатории, а я посмотрела двухчасовой фильм о путешествиях на Тибет. Интересно, живут ли там сейчас яки?

Честер, вернувшись домой, сразу отправился спать. Я убрала кухню и поднялась наверх, чтобы принять душ. Мне очень нравится эта процедура. Вытираясь полотенцем, я рассматривала себя в большое зеркало и удивлялась: неужели я смогла бы сделать то, что собиралась. Придирчивым взглядом я окинула свою фигуру. Вот здесь неплохо бы убрать. Например, на ляжках, на животе и, может быть, немножко с боков. Такие способы существуют. Врачи выкачивают жир из всех ваших отложений вакуумным способом — по телевизору как-то показывали передачу об этом.

Я как раз заканчивала маникюр, когда в спальню вошел Грег.

— Ты все запер? — спросила я.

— И двери, и окна — все безопасно.

Мы обменивались этими долбанными фразами перед каждой долбанной ночью.

Мне вдруг пришло в голову надеть то неглиже, которое я недавно купила у Лауры. Я вовсе не собиралась в нем спать, просто подумала, что, может быть, оно всколыхнет фантазию Грега, если вы понимаете, о чем я. Я подождала немного, надеясь, что он обратит на меня внимание, но Грег, даже не взглянув в мою сторону, направился в ванную, чтобы тоже принять душ. Вскоре он вернулся, облаченный в свою дурацкую пижаму. Не знаю почему, но когда мой муж надевает пижаму, штаны и куртку, мне кажется, что на нем официальный костюм.

Я встала как фотомодель.

— Тебе это нравится? — поинтересовалась я.

Грег уставился на прозрачное кружево.

— Очень здорово, — произнес он, направляясь к кровати и выключая свет.

— Предполагается, что это сексуально, — напомнила я своему мужу.

Грег снова посмотрел на меня.

— Очень привлекательно, — сказал он без всякого возбуждения, затем забрался в кровать и до подбородка накрыл себя простыней. Я обошла кровать и присела с его края.

— Ты знаешь, я чувствую желание заняться сексом, — объявила я ему. — Пожалуйста, не говори, что у тебя головная боль.

Это вызвало у него улыбку. Затем я выключила весь свет и, сняв свой наряд, скользнула к нему в постель. Я взяла его руку и опустила ее на свою грудь.

— Посмотри, какой большой я становлюсь.

— Я заметил.

— Это ведь здорово, не правда ли? Я имею в виду, у тебя нет никаких возражений?

Впервые за долгое время я услышала, как он смеется. Это не был в самом деле громкий смех, скорее всего, просто смешок, но все-таки хоть что-то.

— Ты очень горячая, — сказал он низким голосом.

— Намного горячее, чем ты думаешь! Ты помнишь, что должно следовать за этим?

Он опять засмеялся. На этот раз чуть громче и дольше.

— Это похоже на то, как ехать на велосипеде, — с улыбкой проговорил он. — Невозможно забыть.

— Почему бы тебе не снять свой официальный костюм? — предложила я. — И начать педалировать.

Он вылез из постели, разделся и снова лег, а я смотрела на него и думала о том, как хороша его фигура.

Я обняла его и сказала:

— Эй, что мы здесь имеем? Привет, привет, давно не виделись.

В течение некоторого времени он целовал меня. Вполне нормально, но ничего такого, о чем стоило бы написать в письме. Я скинула с нас простыню и, обняв руками его голову, начала легко толкать ее вниз к моему пупку и ниже. Мне очень хотелось, чтобы он начал делать кое-что языком.

— Попробуй это, — проговорила я. — Это намного вкуснее, чем спагетти или котлеты.

Затем я перестала проявлять инициативу. Он делал все, что должен был делать мужчина. Я имею в виду, он знал хорошо все движения и, если даже и не сходил с ума от страсти, все было технично и приятно. Он был очень методичен, совсем как если бы работал в своей лаборатории.

Тем не менее я завелась. Я не деревянная, знаете ли, и мне не хотелось быть неблагодарной, видя все его старания.

— Я не слишком тяжел для тебя? — прервал мои ощущения Грег.

Вы знаете, в этот момент мне стало его жаль. Я имею в виду, он действительно пытался, но когда дело доходило до того, чтобы сделать женщину счастливой, он был таким прозаичным.