Моя жизнь начала меняться. Я остро чувствовал это, но самое странное было то, что мне казалось, я не ответственен за происходящее. Я имею в виду, что многие вещи я делал как бы машинально. Я ощущал себя зрителем, который сидит и просто наблюдает за происходящими вокруг него событиями.

Я знаю, что очень многое из того, что происходило, зависело от Черри Ноубл. После того как она полностью изменила внешний вид моей студии, почти моментально изменился и я сам. Мне уже казалось невозможно жить таким небритым чурбаном, и моя собственная непривлекательность стала раздражать меня.

Но это чисто физические изменения в моей жизни, на самом деле я дублировал ситуацию в своей новой книге под названием „Роман Томми-Муравья". Люси, его подружка, вычищает гнездо Томми, и до того как он осознает, что делает, он начинает купаться каждый день в дождевой воде и повязывать себе галстук.

Мои наиболее важные изменения не были заметны, поскольку они находились внутри меня. Что-то происходило, какие-то непонятные процессы, наверное, можно сказать так: то, что было замороженным столько лет, стало оттаивать. На самом деле это было не так уж приятно, не так уж безопасно. Я понимал, что происходит со мной, но не хотел противиться этому процессу.

Например, в те дни, когда Черри ко мне не приезжала, я звонил ей домой, и мы долго-долго разговаривали. Иногда у нас была тема для беседы, иногда мы просто трепались, но я всегда заканчивал разговор в хорошем настроении. А потом она опять показывалась у меня в доме, и я читал ей то, что написал про Томми-Муравья, про его любовь. Мы обсуждали кое-что, иногда даже спорили, у Черри было очень много отличных идей.

Не думаю, что в какой-то конкретный день я вдруг понял, что люблю эту женщину, это не было внезапным прозрением. Все получилось так, словно я постепенно начал понимать, как много она значила для меня и какой идиотской была без нее моя жизнь. То, что я испытал, то, что я понял, испугало меня.

На наш обычный ленч по четвергам приехал мой брат, и я сгорал от нетерпения рассказать ему все то, что чувствую. Однако я прекрасно понимал, что эта попытка ни к чему не приведет, потому что я не мог сформулировать в словах то, что я испытываю, и, кроме того, он хотел поговорить со мной о своих собственных проблемах.

Он сделал нам тройной бурбон в высоких стеклянных стаканах — мое новое приобретение, — и мы, сев за мой новый журнальный столик, начали поглощать салат и великолепные сандвичи со свежей жареной говядиной, которые принес мой брат.

— Я не хотел тебе говорить это, Чес… — начал он, не глядя на меня, — у тебя ведь свои собственные проблемы, но Марлен требует развода.

— Вот черт, — сказал я.

— Да, — кивнул он, — такой же была и моя реакция. Но если это все, что она хочет, я не собираюсь вставать у нее на пути.

Я прекратил есть и уставился на него. Он не выглядел счастливым и довольным. Его лицо было опухшее, глаза налились кровью, местами полопались сосуды, и он довольно сильно прибавил в весе — даже тот свитер, который был надет на нем в четверг и который всегда был ему велик, казался меньшего размера. У него уже начали отвисать щеки, становилась дряблой шея. К сожалению, мой младший братишка выглядел так, словно ему осталось всего пять лет до того момента, когда его печень выйдет из строя.

— Герм, ты просто задница, — сказал я ему. — Марлен — великолепная женщина. Если бы ты имел хоть половину мозгов, ты бы делал все, что угодно, лишь бы уговорить ее остаться. И потом, не забывай, что еще есть Таня.

— Я знаю, — с горечью произнес он, — но какой во всем этом прок? Я все равно не собираюсь изменяться.

— Ты можешь измениться, если захочешь. Тебе просто не хочется.

— Нет, я хочу, но не могу. У меня нет для этого как бы заряда.

— Козел вонючий, — выругался я. — Ты можешь пойти в общество анонимных алкоголиков или попытаться обратиться к хорошему врачу, занимающемуся этой проблемой, ты можешь перестать щипать всех курочек, которые встречаются на твоем пути. И это не значит, что тебе нужен заряд, вполне достаточно немного здравого смысла. Ты чертовски эгоистичен, мой дорогой.

— Вот в этом вопросе ты, как всегда, прав, брат!

Он по-идиотски подмигнул мне, но я видел, что он очень переживает. Вся моя ярость тут же испарилась, и я не смог ничего больше ему сказать. Мне было его ужасно жаль, я переживал за него. Помимо всего прочего, он ведь был моим братом, а это следовало принимать во внимание.

— Герм, окажи мне любезность.

— Какую?

— Сходи повидайся с доктором Черри Ноубл. Она помогла мне, думаю, сможет помочь и тебе.

Какое-то время он, не глядя на меня, молча продолжал доедать свой сандвич, а затем произнес:

— Я уже повидался с ней. Один раз. Мы поговорили немного, и она сказала, что даст мне знать, если сможет мне помочь. Но затем я поразмышлял на эту тему и решил, что, во-первых, могу все сделать сам, а во-вторых, что я не собираюсь меняться.

— Послушай, ты нездоров.

— Похоже на то, но, в конце концов, это моя жизнь и мой выбор. И если я хочу лететь в тартарары, то я это сделаю. Главное, что я решаю все сам.

У меня появилось ощущение, что я могу сейчас расплакаться.

Герм посмотрел на часы:

— Ого, мне уже пора возвращаться в контору. Послушай, я могу быть абсолютным дерьмом, но пока что я функционирующий алкоголик. Береги себя, ты слышишь?

Он налил себе немножко виски, залпом выпил его и направился к двери. Затем повернулся и опять подошел ко мне.

— Мы ведь братья? — спросил он.

— Конечно, — хрипло ответил я.

Когда он ушел, я продолжал неподвижно сидеть. Я поймал себя на мысли об одном парне, который служил под моим началом во Вьетнаме. Когда он начинал стрелять, то стрелял, пока не расстреливал все патроны, и никогда не мог остановиться. Он объяснял это тем, что знает, что когда-нибудь застрелят его. Поэтому он хотел застрелить как можно больше людей до того момента. Конечно, у него были и другие причины, чтобы так поступать, и я понимал это.

Но я никогда не мог понять моего брата. У него был великолепный дом в Южной Флориде, хорошая работа, любящая жена, изумительная дочка. Однако он постоянно разрушал себя, подставляясь, как подставлялся тот парень во Вьетнаме. Что же происходит с людьми, которые делают такие вещи? Почему они так не ценят свою собственную жизнь?

Я знал, что мне следовало что-то предпринять в отношении Германа. Может быть, мне ничего и не удалось бы, но, тем не менее, это был мой долг. Я подумал, что самое лучшее было бы посоветоваться с доктором Черри. Если Герман разговаривал с ней, возможно, он оставил какие-то „ключи", для того чтобы она смогла понять его.

Когда мой телефон зазвонил, я быстро подъехал к нему на своей каталке, надеясь, что это она, и намереваясь попросить ее приехать сегодня вечером. Но это была Таня. Я испытал некоторое разочарование.

— Привет, дорогая, — сказал я, — ты хорошо проводишь каникулы?

— Да, хорошо, — ответила она очень серьёзным голосом.

Я всегда улыбался, когда слышал этот серьезный тон.

— Дядя Чес, ты по-прежнему согласен дать мне в долг те сто долларов?

— Ну, конечно, дорогая. Они лежат в специальном конверте, помеченном твоим именем, именно так, как я и обещал. Таня, ты и твой мальчик не передумали насчет того, чтобы убежать?

Она хихикнула:

— Ну, он не вполне мой мальчик, и мы не передумали. Сначала мы поедем в „Диснейуорлд", а потом на Аляску, поэтому мы сейчас нуждаемся в деньгах.

— Гм, — сказал я. — Дорогая, ты ведь понимаешь, что твои родители будут очень сильно переживать, если ты уйдешь из дому. Бьюсь об заклад, они станут плакать.

— Может быть, мама станет, но не папа.

— Ну, почему же не папа?

— Потому что он меня не любит.

У меня перехватило дыхание.

— Таня, я не думаю, что это правда. Я считаю, что твой отец любит тебя.

— Нет, не любит, — настаивала она. — Если бы любил, разве стал бы он делать все эти ужасные вещи? Дядя Чес, мне пора идти, я собираюсь помочь Чету собрать вещи, он абсолютно не умеет этого делать.

— Собрать вещи? — переспросил я. — Так вы скоро отправляетесь?

— Да, скоро, перед началом школьного года. Пока.

Расстроенный и озадаченный, я медленно положил телефонную трубку. В голову пришла дикая мысль позвонить Герману и рассказать ему, что его дочка собирается убежать. Это могло привести его в состояние шока и заставить изменить свою жизнь. Но я понял, что не имею права рисковать, это означало бы потерять Танино доверие и, возможно, убедить ее в том, что не только отец не любит ее, но и дядя.

Я позвонил Черри на работу, что делал крайне редко. Секретарь ответила, что доктор Ноубл в данный момент занята, но пообещала передать ей про мой звонок. Я тупо смотрел на экран моего компьютера и терпеливо ждал. Прошло больше двадцати минут, прежде чем Черри перезвонила.

— Ты не смогла бы ко мне приехать? — спросил я.

— Чес, что-нибудь случилось?

— Ты нужна мне, — ответил я.