Я лгунья. Я лгала всю мою жизнь, но не потому, что мне нравилось лгать, а потому, что должна была это делать, чтобы выжить. Давайте я приведу вам пример. Я сказала Мервину Макхортлу, что мне двадцать один год, в то время как на самом деле мне уже двадцать шесть. Благодарение Богу, с моей фигурой можно выкидывать такие номера. Кроме того, мужчины абсолютные болваны там, где вопрос касается женского возраста. Если вы попросите их отгадать, будьте уверены, что они ошибутся лет на пять в ту или иную сторону.

Зачем я врала мистеру Макхортлу? Затем, чтобы казаться ему более привлекательной. Я прекрасно знала, что трахать двадцатиоднолетнюю сучку весьма приятно для старого эгоиста, и это действительно сработало. Кроме того, я называю его „папочка", и это ему нравится.

Если бы у меня было хорошее образование или я имела бы специальность, например работала на компьютере или была хорошей медсестрой, может быть, я никогда и не стала бы заниматься враньем.

Но находить для Мервина время несколько раз в неделю означало иметь возможность покупать хорошие колготки в хорошем магазине. К тому же дом был оформлен на мое имя, и я знала, что старик никогда не сможет отнять его у меня. И я получала зарплату, как все служащие, поэтому у меня не было причин для жалоб.

Мервин подобрал меня в баре одного отеля. Он никогда не спрашивал, что я там делала. На самом деле я как раз выискивала какого-нибудь толстяка, подобного ему.

Но позвольте мне сообщить вам следующее: после того как „папочка" поселил меня в этом городе, я ни разу ему не изменила. И это не вранье.

Я прожила в моем доме около шести месяцев, когда однажды к моей двери подошел незнакомый мужчина и заявил, что хочет поговорить со мной. Он был прекрасно одет и все такое, и его серебряный „Инфинити-Кью-45" был припаркован возле бордюра. Но я сразу поняла, что он мошенник, и, уж поверьте мне, я не ошиблась, поскольку перевидала их на своем веку великое множество. У них особая холодная манера поведения, твердый взгляд, а кроме того, они никогда не моргают — это всегда выводило меня из себя.

— Что вам надо? — спросила я у него. — Вы что-нибудь продаете?

Он передал мне свою карточку. Звался он Вильям К. Бревурт или что-то вроде того. Ни названия его компании, ни адреса — только фамилия и телефонный номер.

— Отлично, — сказала я, — теперь я знаю, как вы себя называете, и мне известен ваш номер телефона. Но вы так и не ответили на мой вопрос.

— Я хочу поговорить с тобой о „гадюшнике".

Я вздохнула. „Гадюшник" — это место в Майами, где танцуют голыми и где я проработала около года. Я ушла оттуда после того, как меня арестовали в четвертый раз. Именно тогда я и встретила мистера Макхортла.

— Это интересно, Вильям К. Бревурт. Что за игру вы затеяли? Хотите вытрясти из меня денежки?

— Далеко от этого. Не ты будешь платить мне — я буду платить тебе.

Этот мужик с длинным носом и впрямь казался скользким типом, но он не походил на сумасшедшего, садиста, маньяка или кого-нибудь в этом роде, поэтому я пригласила его в дом. Мы сели в гостиной, он огляделся.

— Отлично.

— Это то, о чем вы хотели поговорить со мной? Как обставлена моя гостиная?

Он вытащил записную книжку из кармана своего пиджака и, перелистывая страницы, стал громко читать:

— Джессика Мэй Фиддлер, родилась в Мейконе, Джорджия. Отец умер, когда тебе было шесть лет. Один брат. Служил в армии, погиб во время боев на море. Мать умерла от рака. Воспитывалась теткой Матильдой. Из высшей школы была исключена за неподобающее поведение. Наркотики и самогон. Наврала про свой возраст. Вышла замуж за Боби Ли Стерджена, инженера-газовика. Брак был аннулирован. Перебралась в Атланту. Привлекалась к судебной ответственности за проституцию, но тюрьмы избежала. Затем перебралась в Майами. Арестовывалась вместе с другими девочками из „гадюшника". К суду не привлекалась. Теперь ты живешь в прекрасном доме, платит за него Мервин Макхортл, владелец лаборатории „Макхортл". Пока я излагаю все верно?

— Почти. Вы забыли сказать, что я была оштрафована за парковку в неположенном месте. Как много времени вам потребовалось, чтобы собрать все это?

— Не очень, — ответил он, — это довольно просто, когда знаешь, как взяться за дело.

— Ну и в чем проблема?

— Ты не хочешь предложить мне вылить?

— Сначала выкладывай, что у тебя в башке. Я знаю, ты не связан с законом — у тебя слишком элегантный костюм.

— Да, — кивнул он, поглаживая лацканы. — Итальянский габардин. Тебе нравится?

— Кончай вонять, — был мой ответ, — и вываливай все свое дерьмо. Если это шантаж, тебе лучше обратиться к Макхортлу.

Он покачал головой:

— Нет, это не шантаж. Не мой стиль. Я покупаю и продаю информацию. Покупаю у людей, которые знают, и продаю людям, которые хотят знать.

— Ну и что, какое это имеет отношение ко мне?

— Скажи, Макхортл когда-нибудь разговаривает с тобой о своем бизнесе?

— Разумеется.

— И о новых продуктах, которые производятся в его лаборатории?

— Да. Иногда он говорит и об этом.

Бревурт уставился на меня:

— Да ну?

— Хочешь выпить? — предложила я.

Вот как все началось.

И с этого момента, когда Макхортл рассказывал о новом проекте или приносил мне образец косметики, я всегда звонила Вилли — мошеннику, который приезжал, выслушивал и забирал. Он платил только наличными и, должна отметить, не скупился.

Я не знала, где находился офис Вилли и был ли он у него вообще. Я никогда не спрашивала, кто его хозяева. Я считала, что, чем меньше знаю, тем лучше для меня. В случае, например, если его арестуют за экономический шпионаж. Понимаете?

Я не думала, что он был связан с Россией или что-нибудь подобное. Возможно, его клиентами были просто конкуренты, и они платили ему за информацию о лаборатории „Макхортл". Мне кажется, что он получал очень много денег. Я тоже получала их от него достаточно.

Итак, у меня имелся дом, я была оплачиваемым работником с номером социального страхования, платила все полагающиеся налоги и плюс ко всему имела свой депозитный счет, который медленно и верно пополнялся.

В этот понедельник, после того как Макхортл уехал от меня, я, выждав примерно полчаса, чтобы убедиться, что он не захочет вернуться, возжелав повторения наших прыжков в сене, позвонила Вилли. Обычно, набрав его номер, я натыкалась на автоответчик, но на этот раз он сам взял трубку. Я сказала ему, что у меня для него есть кое-что новенькое, он ответил, что тут же подъедет. Через пятнадцать минут раздался стук в дверь. Это означает, что его дом или офис находится где-то рядом, не правда ли?

Он, как всегда, выглядел потрясающе. Я сказала ему об этом. Вилли никогда не делал никаких попыток сблизиться со мной. Конечно, он мог оказаться голубым, но я так не считала. Я чувствовала, что он ничего не хочет, потому что это дало бы мне превосходство в наших отношениях. А он хотел сохранить их сугубо в рамках бизнеса. И те тысячедолларовые бумажки, которые падали в мой карман, были очень славные. Моя жизнь мне нравилась.

Вилли пил содовую, я потягивала мартини и рассказывала ему о большом исследовательском контракте, который правительство заключило с лабораторией Макхортла: создать пилюлю, могущую, как предполагалось, сделать солдат агрессивными.

— Отлично, — сказал Бревурт (его любимое словечко). — Он упоминал какие-нибудь ингредиенты?

— Тесто… и что-то там еще.

— Тестостерон?

— Да, именно так. Они называют это ЖАВ-таблетка.

— Ага, — сказал он. — Продолжай расспрашивать его об этом, Джесс. Это великолепно. Если они в самом деле создадут ЖАВ и ты сможешь достать образец, то получишь за это очень большие „бабки".

— Однако это важно, не так ли? — улыбнулась я.

— Ты даже не представляешь, насколько важно, — ответил он.

После того как этот проныра уехал, я сделала себе новый коктейль, села и стала думать, не совершаю ли я ошибку. Вдруг он действительно продает мою информацию России или какой-нибудь другой стране? Хотя какого черта меня должно это волновать?

Все это связано с проблемой выживания, а выживание означает деньги. Я отлично поняла это, когда мне было четыре. И, поверьте, только те люди, у которых есть деньги, могут позволить себе думать о морали. Все остальные, грязные, опустошенные, униженные, такие, какой была я, воспринимают мораль как пустую шутку. Чтобы выжить, вы должны царапаться, кусаться и рыть землю ногтями.

Я ничего не имела против Мервина Макхортла. Он получал то, что хотел. И я получала то, что хотела. Это был жестокий бизнес. Такой, какой у меня был с Вилли-пронырой.