Панкратитаф, боевая баржа "Невозможная крепость", над Этиамнумом III

ХОР

Чевак испытал на себе муки нескольких адов.

Рабы с землистыми лицами тащили старое изломанное тело инквизитора по искаженным коридорам боевой баржи Тысячи Сынов. Чудовищный корабль служил операционной базой лорда Хаоса Аримана, и все свободное место использовалось для хранения плодов его стараний, трофеев с всегалактической охоты за темным знанием и магией. Однажды это чудовище надеялось открыть секреты нематериального бессмертия и стать богом Хаоса. Корабль предателей походил на летающий музей, полный всевозможных находок, демонического оружия, проклятых книг, колдовских текстов, чужацких изобретений и истощенных узников, которым сохраняли жизнь лишь ради информации, кроющейся в их истерзанных умах. Пока рабы волочили его по безумному переплетению комнат и коридоров, сломанные кости Чевака терлись друг о друга, раны заново открывались и кровоточили, оставляя позади багровую полосу. В проходах толпились культисты-маньяки, опьяневшие от чародейской силы и темных откровений, орды серолицых рабов, всюду лежали реликвии, отчего корабль походил на переполненный археорынок. В то же время в темных и тихих углах колдуны-командиры планировали дьявольские махинации, где-то крались демоны, а за всем этим со своих постов наблюдали рубрикаторы Аримана, бесстрастно и молчаливо несущие стражу с болтерами в руках.

То теряя сознание, то снова приходя в себя, Чевак наконец оказался в панкратитафе, огромном пирамидальном сооружении, которое возвышалось над корпусом боевой баржи. Здесь размещались наиболее ценные реликвии Аримана, кроме того, архитектурные особенности сооружения усиливали его собственную связь с варпом, поэтому именно отсюда демонический чародей руководил сложным механизмом своей галактической кампании террора.

Чевака приволокли в зал, находящийся под хрустальным центром пирамиды, и привязали к жертвенному пьедесталу, украшенному циклопическими узорами. Рядом с ним встала почетная стража лишенных смерти рубрикаторов, застывших в молчании.

Там, на алтаре, Чевак проводил день за днем, с перерывами на жестокие, но тщательно отмеренные физические пытки. Эти мучения, изобретенные множеством рас и цивилизаций иных миров, варварски терзали плоть Чевака, как жертву мясника. Мучительно долгие страдания были почти невыносимы, и все, что мог сделать инквизитор — это вообразить, что у него нет больше тела, которое может испытывать боль. Он превращался лишь в разум и душу. К несчастью, именно они были подлинной целью всех стараний Тысячи Сынов.

Ариман и Ксархос, снявшие броню и облачившиеся в причудливые коптские мантии, лично участвовали в психических аспектах допроса.

В то время как Ариман был архипрорицателем и мастером иллюзий, чьи умения помогли им схватить до сих пор неуловимого Чевака, Ксархос был телетезиаком и телепатом. Его работа состояла в том, чтобы, соединив разумы, вовлечь допрашивающего и пленника в ужасный духовный союз, на идеальный уровень понимания. Колдуны экспериментировали с вивамантией, превращающей человека в марионетку, эликсирами правды, промыванием разума песнями некулли, попытками вселить в тело демона, насилующей мозг псионикой, трансляцией мыслей через пентаграммы, нейробичами и глубоким сканированием души, помимо сотни других способов надругаться над сущностью Чевака.

Когда даже хваленое терпение темных волшебников начало постепенно подходить к концу, наполовину обезумевший Чевак начал спрашивать себя, как ему удается выносить столь ужасные пытки и манипуляции. В Черной Библиотеке Хаоса он узнал, что та, похоже, обладает собственной психической силой, способностью отторгать слабых и подверженных порче, не пуская их за свой порог. Это был один из многих ее способов обороны. В перерывах между страданиями и вторжениями мучителей в его разум Чевак задумывался, не переходит ли эта защита и на знание, связанное с определенными аспектами самой Черной Библиотеки. Могла ли информация о ее местоположении самостоятельно скрываться в измученном и наполненном ужасами разуме Чевака? Когда Ксархос и Ариман бомбардировали его проверочными вопросами о самых глубоких, самых постыдных тайнах, инквизитор изрыгал правдивые ответы, вырванные мириадами пыток.

— Что наполняет тебя стыдом, пешка Ложного Императора? — вопросил Ксархос, когда инквизитор, закусив губу, переборол всхлипы и стоны боли. — Какое воспоминание заставляет тебя чувствовать отвращение к себе?

— Обмочился в мантию… на стрельбище в Схола Библус.

— Да, — настойчиво прошипел Ксархос.

— Болтпистолет заело, он взорвался, — Чевак сглотнул. — Я подумал, что умер.

— Еще?

— Мой разум остер, — выдавил Чевак, — но прожил больше положенного. Я — уставшая душа, запертая в умирающем теле.

— Тебе противно собственное тело?

— Уже много лет…

— Отвращение к самому себе, — протянул Ксархос. — Тебе не хватает отваги, чтобы прервать свою жизнь, и ты надеешься, что кто-то другой сделает это вместо тебя. Прославленный Бронислав Чевак не боится никого… кроме себя.

— Да, — Чевак закашлялся, отплевываясь кровью и слизью.

— И еще, — продолжил Ксархос. — Глубокий стыд.

— Я страдаю из-за женщины, которая не может быть моей, — признался Чевак. Слезы текли по его избитому лицу. Великан-андрогин посмаковал болезненную честность ответа. Его лик стал лицом озабоченной матери, потом он превратился в исповедника с кардинальского мира с вытатуированными на коже молитвами и поучениями.

— Извращенец Чевак, — сказал Ксархос.

— Она вызывает у меня и омерзение, и восторг.

— Продолжай, — подтолкнул Ксархос, подобно губке впитывая мучительные признания инквизитора. — Кто она? Ксенос? Ребенок? Мутант?

— Она пьет кровь, — ответил Чевак. — Но меня не поэтому влечет к ней.

— Влечет? — повторил колдун. Вытягивая потаенные знания из пленника, он подготавливал того к извлечению новых, более значительных истин. — Ты любишь ее. Но издалека. Почему не возьмешь ее?

— Я не могу осквернить живую святую Имперской Веры.

— Почему бы и нет? — игриво повторил чародей.

— Она должна быть чиста. Ее разум справедлив. Она святая, во имя Трона. И живет лишь по Его воле. Она принадлежит Ему, и Он распоряжается ею.

— А что бы ты сделал? — спросил Ксархос и поднял взгляд на своего хозяина. От возбуждения лицо колдуна стремительно менялось. Скоро они сломают инквизитора.

Ариман посмотрел сверху вниз с безразличием божества. К еще большему стыду Чевака, он рассказал им.

Допросы продолжались. Под воздействием вскрывающих разум инструментов чародея Чевак ответил даже на вопросы о внутренних делах Инквизиции, о деталях своих трудов и расследований — вопросы, которым он был натренирован сопротивляться даже под пыткой. И все же, когда Ксархос потребовал ответ о порядке рун, отпирающих эльдарские варп-врата на Этиамнуме III, инквизитор нашел в себе необъяснимую силу, которая могла противостоять чудовищному вторжению в его личность и душу.

Помимо силы воли, унаследованной от Черной Библиотеки и ее систем защиты, у Чевака были и собственные карты в рукаве. Воздух вокруг Ксархоса пропитался безумием и настойчивостью. Под холодным сапфировым взглядом своего господина он выискивал деталь за деталью, рыская по извилистым коридорам взломанного ума инквизитора.

— Повелитель, — сказал Ксархос. — Наши силы уже на планете. Мордант Гекс у варп-врат. Давайте покончим с этим, заберем у этой особи то, что нужно, и шагнем в вечность. Черная Библиотека будет наша, а за ней и вся галактика.

Вместо того, чтобы выдать подробный рассказ о тех нескольких вещах, которые были так необходимы Тысяче Сынов, Чевак начал скармливать Ариману небольшие порции информации на многие темы, в которых тот не нуждался. Давно утраченные подробности и секреты, скрытые в сердце Черной Библиотеки и выведанные самим Чеваком в ходе исследований: заклинания, скрытые артефакты, истинные имена демонов, затерянные народы чужаков, еретические технологии, темные гримуары, легенды и описания мест. Хаос и темная сила во всех их формах. Колдун жаждал деталей и от одной частицы информации сразу переходил к другой. Темный астартес дни напролет выкачивал из инквизитора редкое и драгоценное знание, не обращая внимания на истинную цель его пленения и допроса.

В мрачных глазах Аримана инквизитор видел яркий жар лихорадки, источником которой был сам Чевак. Неутолимая жажда знаний. Мемовирус. Чевак плюнул колдуну в глаза лишь для того, чтобы заразить его болезнью, которая превратила и без того ненасытное желание Аримана во всепоглощающую одержимость. Она-то и не давала Ариману добраться до цели. Чевак выдал чародею Хаоса тысячу опасных, но отнимающих время деталей, чтобы не поведать ему единственную тайну апокалипсического масштаба. Противоидущее Сердце, Черный Соверен Сьерры Санграаль, "Корпус Вивэкзорсекцио", местонахождение Обсидокулуса, фрагменты посоха Индиги. Сотни темных секретов, ставших непреодолимыми препятствиями на пути к Черной Библиотеке. Ксархос начал понимать, что дело пошло не так, как надо, когда его обычно отстраненный господин начал сам руководить допросом. Вопросы и ответы свободно текли один за другим, а Ксархос превратился в безмолвного наблюдателя. Ответы приносили передышку, и сломленный инквизитор начал заново набираться сил. Ариман выглядел, словно сам не свой, как больной лихорадкой, а не холодное, властное божество, контролирующее все и вся. В сравнении с прежним отстраненным всемогуществом жажда знаний и ответов казалась простым человеческим голодом.

— Повелитель, — обратился Ксархос к своему хозяину, — все эти мелкие секреты и многие другие станут вашими, когда вы завладеете Черной Библиотекой. Там, в древнем чужацком святилище знаний, вы сможете испить полную чашу тайн галактики и поглотить слабые надежды всего, что ходит или ползает по земле. Там тот, кто больше, чем человек, может стать богом!

Ариман прервал поток вопросов. От сияющей сапфировой кожи с шипением пошел пар. Это сверхъестественное свечение не было результатом случайной мутации, которых Чевак немало повидал среди служителей Хаоса. То была могучая сила варпа, текущая по жилам своего избранного вместилища. Ариман был проводником внушающей ужас нематериальной мощи, ходячей прорехой в границе между варпом и реальным миром, через которую они сливались друг с другом. Этот пар не был паром, что ученик Аримана прекрасно знал. В зале повисло молчание. Все это время на них смотрели пустые доспехи десантников Рубрики — безмолвные, бесстрастные, немыслящие. Когда Ариман, наконец, заговорил, в его спокойных словах послышался легчайший оттенок гнева.

— Ты пытаешься говорить мне, что можно делать, а что нет, ученик?

— Я живу, чтобы служить вам. Но вы сейчас — не вы, повелитель, — возразил Корбан Ксархос, снова приняв облик великана-гермафродита. — Боюсь, этот смертный обманул вас или отравил каким-то подлым способом.

Предположение достигло цели, как и намеревался коварный чародей. Ариман успокоился и замер в раздумьях, словно статуя. Волшебник Тысячи Сынов не потерпел бы, чтобы им манипулировало какое-то низшее существо. Когда нетипичный для него гнев утих и варп внутри перестал бушевать, исчез и пар, поднимающийся от сапфировой кожи. По его лицу потекли бусины пота — свидетельство лихорадки, которая незаметно терзала его тело. Полубог с молчаливым недоверием посмотрел на сломленного, бессильного Чевака, распростертого на алтаре.

Сорвав когтистой рукой коптскую мантию и обнажив увядающую выпуклость древней, но все еще мускулистой груди, Ариман начал шевелить пальцами, будто вытягивая что-то. Через какое-то время на груди начали проступать мелкие капли, сливаться и собираться вместе на белых волосках, а затем потянулись к гипнотически движущейся руке. Вытянув последние остатки жидкости из наполненного магией тела, Ариман расслабился и поднял руку над разбитым телом Чевака. Липкая волокнистая влага брызнула между костяшек пальцев, когда древний астартес стиснул могучий кулак. Чевак не сомневался, что темный чародей воспользовался своими способностями, чтобы изгнать прожорливый мемовирус из организма. Когда волшебник заговорил снова, голос вновь стал ледяным.

— Люди вроде тебя, — сказал Ариман, — или меня, когда я еще был человеком, — это личинки в разлагающейся плоти Ложного Императора. Вы ползаете, выискивая порчу и питаясь гнилью, ради собственных нужд и ради того, чтоб гнилой труп Империума продолжал ковылять дальше. Ты упорен, но это упорство червя, и я вижу, что оно тщетно.

— Девушка? — спросил Ксархос. Ариману не нужно было отвечать.

Чевак заморгал, глядя вверх, на кристаллическое средоточие в вершине пирамиды. За ним простиралась тьма на много световых лет вокруг, по которой тянулись гнилостные щупальца Ока Ужаса. Под потолком через весь зал тянулась почерневшая цепь. Чевак попытался повернуть шею, сведенную спазмом, с выбитыми позвонками. Ксархос надавил ладонью на причудливый изгиб стены панкратитафа. По залу пронеслась волна нестерпимого жара, когда Ксархос телекинетическим усилием воли распахнул тяжелую дверь, за которой находилась какая-то огромная печь. В печи полыхало до боли реальное адское пламя. Инквизитор практически ощущал вкус прометия. Закопченная цепь сдвинулась с места и побежала над алтарем, и что-то появилось из слепящего огня. Это был подвешенный к цепи, скованный кандалами за запястья скелет, который болтался и крутился, пока Корбан Ксархос подманивал его все ближе.

Когда обгоревшие, покрытые сажей кости повернулись к Чеваку, тот застонал — не от боли или шока, но от глубокого отчаяния. Он сразу опознал эти блестящие, вставленные в череп адамантиевые клыки, фирменный знак культа смерти Багряного Пути.

Дернув пальцем, колдун остановил качающийся скелет, вынуждая Чевака смотреть на отвратительное и невероятное действо, что последовало за этим. Кости побелели и выпустили из себя запутанную сеть вен, артерий и капилляров, которые расползлись по всему скелету. Начали нарастать мышцы, как грибок на поваленном дереве, сосуды тут же утонули в них. Вращающаяся грудная клетка наполнилась органами, теснящими друг друга: вокруг печени и почек обвился кишечник, появились и раздулись легкие, сердце размером с кулак начало биться и трепетать. Ужасное зрелище скрылось под красными сухожилиями и голой плотью, за ними последовала блестящая гладкая темная кожа, покрывшая спину и ягодицы. Мелкие, туго скрученные локоны водопадом обрушились на ее плечи, и она выгнула шею, чтобы оглянуться. Чевак видел ее божественные полные губы и большие карие глаза. Жоакхин Возрождающаяся, живая святая Имперской Веры снова вернулась из мертвых.

— Жоакхин… — прошептал Чевак. Идолопоклонница взглянула на него. Последние штрихи мучительной регенерации завершились, и по ее идеальной щеке вниз стекла единственная слеза.

— Я кое-что знаю об этом, инквизитор, — сказал Ариман. — Об уничтожении того, что любишь. Что ты пытался сделать? Завладеть секретом воскрешения? Она знала, что в конце концов ее ждет лаборатория? Что ее дары предназначены для Трупа-Императора, который ты тщетно надеешься однажды оживить?

Чевак как будто не слышал его. Сердце старика оборвалось. Страдания, которые он испытал, муки, которым его враги подвергли Жоакхин, пытки, которые были им обоим еще уготованы — все это безжалостно калечило его душу. Ариман продолжал:

— Разве не поэтому ты связался с чужаками-эльдарами, чтобы украсть их технологии перемещения души?

Святая и инквизитор смотрели друг на друга умоляющими взглядами, безмолвно желая свободы, в которой им было навечно отказано. Цепь начала двигаться обратно.

— Нет! — взревел Чевак, тщетно пытаясь вырваться. Ксархос протянул над ним руки, танцующими жестами подталкивая дергающееся тело Жоакхин к раскрытой двери печи.

— Чевак! — закричала она. Пламя вспыхнуло вновь, волна адского жара прокатилась по панкратитафу. Тело Идолопоклонницы поглотил огонь, дверь захлопнулась за ней, но Чевак все еще слышал ее вопли. Она умирала, медленно сгорая заживо и умоляя о быстрой смерти. Но Тысяча Сынов никогда бы не позволила ей умереть.

— Выпустите ее! — взвыл Чевак. — Выпустите ее! Сейчас же!

Он увидел над собой перевернутое, сияющее лазурью лицо Аримана, возвышающегося над алтарем. Схватив Чевака когтями за голову, чародей Хаоса с непреодолимой силой прижал ее к каменной поверхности постамента.

— Что такое жертва, инквизитор, если тебе нечего терять? Что такое потеря без любви? Братской, отеческой любви? Любви астартес к своему легиону? Любви подданного к Императору? Или мужчины к женщине? — вопрошал Ариман, всемогущий, вездесущий. — Я прошу тебя, инквизитор. Во всем этом нет необходимости. Дай мне рунические коды для варп-врат Этиамнума III, и я прекращу эти бессмысленные страдания.

— Изверг! — взревел Чевак. — Ты живешь страданиями!

— Жоакхин живет и продолжает мучиться, инквизитор. Дай мне коды, — прошептал колдун, словно произнося молитву. Тихий гром его слов прошел сквозь жертву, алтарь и палубу, неся с собой психическую ударную волну, настолько мощную, что камень под Чеваком раскололся. Из ушей и носа инквизитора потекла кровь, багровая пена пошла из уголков рта, сползая вниз по щекам. Время для него замедлилось. Мысли приносили боль. Он видел только дверь печи. Слышал только крики Жоакхин, запертой внутри. Он потянулся к двери и открыл ее. Жар обрушился на него, словно мощный удар, воспламенил волосы, поджег изорванную одежду, содрал кожу с древней плоти. Он с трудом двинулся сквозь пекло, шаря обожженными руками в пламени, ища Жоакхин… и тут все исчезло. Ни огня, ни Жоакхин, ни печи. Только дверь, но не простая дверь. То была Демиарка Сегментия с Бел-Этиамнума. Он упал на колени перед темным провалом портала в Паутину. Врата были открыты, и это он их отворил.

— Господин? — спросил Корбан Ксархос. Какое-то время инквизитор и чародей всматривались друг другу в глаза. Все вокруг наполняли глухие крики Идолопоклонницы. Ариман перевел взгляд с опустошенного лица Чевака на своего ученика.

— Я завладел руническими кодами, — спокойно, с чувством триумфа ответил Ариман.

— Значит, Паутина наша, — сказал Ксархос.

— Облачайся в боевой доспех, ученик мой, — повелел Ариман, поднявшись над побежденным Чеваком и возложив огромную когтистую руку на плечо Ксархоса. — Пусть наши войска готовятся к вторжению сквозь измерения.

— Эльдары будут сопротивляться, — лицо Ксархоса приобрело бледные черты чужака-провидца.

— Ксеносы попытаются… Пусть Мордант Гекс завершит ритуал. Я скоро прибуду с руническими кодами, — Ариман оглянулся на инквизитора, все еще лежащего на разбитом алтаре. — И местоположением Черной Библиотеки.

Корбан Ксархос вышел из комнаты, призывая своих измученных слуг принести доспехи. В помещении снова повисла тишина.

— Прости, инквизитор. Мне нужно все…

Сила выплеснулась из Азека Аримана, как из переполненного канала, размывая берега, вырывается вода. Энергия варпа ударила из его ладоней, захлестнула обмякшее тело Чевака и сдавила его. Плечи инквизитора оторвались от холодной каменной поверхности. Его тело перевернулось, взлетело в воздух, увлекаемое варп-потоками, и оказалось в руках чародея. Удерживая сломленную жертву за лохмотья и грудки, Ариман поднял его к хрустальному острию пирамиды. Его лазурное лицо исказилось, как лик разгневанного бога, превратившись в сплошные глаза, клыки и ярость. Психическая ударная волна врезалась в разум Чевака и с жадной настойчивостью хлынула сквозь воспоминания, надежды и страхи, в самые глубины его существа. Черная Библиотека Хаоса пряталась посреди бури, забивалась в трещины сознания, жаждала остаться непознанной. Разум инквизитора превратился в ментальную пустошь, по которой рыскал охотящийся за знанием Ариман.

И тут волшебнику показалось, что он что-то увидел. Его сознание пролистывало воспоминания инквизитора, но глаза при этом смотрели в космическую пустоту наверху. Там, в кристаллическом пирамидальном потолке панкратитафа, Ариман разглядел фальшь, иллюзию. Наверху не было неба. По едва заметной дрожи звездного света и движениям туманностей, словно щупальца, тянущихся из Ока, лорд Хаоса догадался, что смотрит на ложные небеса, на технологический маскарад, слишком сложный для человеческого мастерства. Над "Невозможной крепостью" завис корабль чужаков, скрытый неким устройством-имитатором. Кто-то высадился на боевую баржу Тысячи Сынов.

Азек Ариман попытался заглянуть в свое будущее, но прежде чем он успел это сделать, к нему уже пришло настоящее. Колдун бросил практически лишившегося сознания Чевака к своим ногам и позвал слуг с доспехами и оружием. Но нарушители оказались быстрее.

Из ниоткуда возникла женщина-арлекин в полумаске, которую Чевак и Клют когда-то встретили в святилище Каэла Менша на Дарктуре. Сверкнув клинками и шипом в кулаке, она бросилась на чародея, как смертоносный арахнид. При виде воина-поэта Ариман равнодушно улыбнулся. На небесно-синем лице не отразилось и следа тревоги. В проходе в задней части панкратитафа появился раб с ввалившимися глазами, несущий древний Черный Посох чародея. Сузив глаза, Ариман призвал свое психосиловое оружие. Вырвавшись из хватки раба, посох превратился в длинный шип с набалдашником в виде рогатого черепа и, словно гигантская стрела, понесся к колдуну, метя в спину размытому цветовому пятну — приближающемуся арлекину. Когда острие приблизилось к ней, эльдарка выгнулась, прыгнула и крутанулась в воздухе, прижав колени к груди и выставив оружие, будто стабилизаторы. Черный Посох пролетел под ней, она приземлилась и ринулась вслед призванному оружию.

Как только посох оказался в руках своего хозяина, женщина-арлекин бросилась на Аримана с такой скоростью, что клинки и кулачный шип размылись в сплошную полосу. Полетели сверхъестественные искры — эльдарское оружие столкнулось с Черным Посохом, которым Астартес умело парировал яростную атаку смертоносного чужака. Несмотря на напряжение битвы, сияющее лазурью лицо чародея сохраняло хладнокровное выражение. Он ударил противника в полумаску концом Черного Посоха и повернул к ней рогатый череп, держа посох, как огнестрельное оружие, и извергая через него разряды энергии имматериума. Уворачиваясь, эльдарка прыгала и приземлялась на кончики пальцев, как кошка, и хотя гибельные молнии били почти в упор, ни одна так и не нашла свою цель.

Бормоча тихие проклятья и заклинания, Ариман поднял магический посох и отточенным движением раскрутил его над собой. Вихрь варп-пламени поднялся из пола, разошелся по сторонам и окружил чародея и распростертое тело Чевака. Радужная стена движущегося огня хлынула к арлекину, как адское цунами, но она перекувырнулась назад, почти коснувшись подошвами ладоней, и исчезла.

Тут же тени изрыгнули в реальность скелетоподобного, облаченного в панцирь Шута Смерти, чья визжащая пушка тут же начала плеваться тяжелыми сюрикенами в Аримана. Чародей взмахнул рукой, первый снаряд замедлился, и его нагнали второй, третий и четвертый. Сбившись в кучу и столкнувшись, снаряды срикошетили в разных направлениях и упали рядом с Ариманом, не навредив ему. Почетная стража Аримана, облаченные в лазоревые доспехи рубрикаторы, ожили и начали маршировать вперед, синхронно топая тяжелыми ботинками по палубе. Огонь десантников был таким же скоординированным и смертоносно точным, несмотря на предсказуемость. Не успел шквал инферно-снарядов обрушиться на Шута Смерти, как тот растворился в тенях. Через миг рев болтеров одновременно прекратился.

С треском материализации Шут поднялся из палубы позади космических десантников Хаоса. Первый рубрикатор развернулся и увидел перед собой длинный ствол визжащей пушки. Выстрел в упор сбил его с ног, и хотя снаряду не удалось пробить силовые доспехи, мощи хватило, чтобы монстр отлетел назад, запрокинув ноги в тяжелых ботинках. Прежде чем остальные рубрикаторы успели тяжело развернуться, Шут Смерти изящно погрузил косообразный клинок на конце ствола в несколько бронированных тел. На тех же, кто успел повернуться, набросилась, сверкая клинками и шипом, женщина-арлекин в полумаске, которая атлетическим прыжком выскочила в реальность позади них. Под смертоносными взмахами косы Шута Смерти спереди, ударами расщепляющих клинков и "Поцелуем Арлекина", который вонзался в шлемы и пробивал керамитовые нагрудники, живые доспехи начали падать и разрушаться. Печати на силовой броне были сломаны, Рубрика Аримана нарушена, и бестелесные духи древних воинов-астартес вырывались из доспехов призрачными потоками пепла, пыли и эфирных воплей.

Во время побоища в панкратитаф вбежала вереница перепуганных рабов-культистов, несущих различные части силовых доспехов своего ужасного господина: латные перчатки, наплечники, даже шлем "Крестоносец" с вычурно изогнутыми рогами. Арчатая дверь впустила рабов и закрылась за их спинами, и тогда Шут Смерти повернулся и один за другим выпустил в толпу прислужников гибельные визжащие снаряды.

Тяжелые сюрикены легко находили цель, разрывали тела культистов и выпускали быстродействующий генетический токсин. В тот же миг органы и ткани слуг начали взрываться, застилая пирамидальный зал кровавой дымкой и усыпая все вокруг кусками раздувающейся плоти. Доспехи Аримана с грохотом попадали на пол и раскатились по сторонам. Шут Смерти и его подруга в полумаске повернулись к чародею Хаоса, который уже читал заклинание. Десантники Рубрики поднимались на ноги, разрывы и проколы в их броне закрывались и сливались. Восстановившись, доспехи втянули обратно кричащие духи освободившихся воинов, снова заточая их в темнице из адамантия, и пустые глазницы шлемов вновь загорелись ярким синим светом. Под новым залпом инферно-снарядов пара арлекинов была вынуждена снова пропасть из реальности.

Ариман возвышался над изломанным телом Чевака, будто статуя колосса. Темный маг завертел перед собой Черным Посохом, выставив его как щит и оглядываясь в поисках новой угрозы. Повернувшись, он обнаружил прямо перед собой одинаковые, как близнецы, и тонкие, как ива, плазменные пистолеты Великого Арлекина. Эльдар появился рядом с Ариманом, но на безмятежном лице того не отразилось и толики изумления. Нижним концом Черного Посоха он сбил прицел врага вверх и отшвырнул его самого назад. Шлем-горгулья оскалился на колдуна, высокий розовый гребень заметался в стороны, когда чужак отлетел, перекувырнулся и грациозным движением откатился, как гимнаст. Припав к палубе, предводитель труппы снова вскинул пистолеты, и во тьме зияющих стволов засияло солнечное пламя, предвещающее выстрелы.

Стиснув посох одной рукой, Ариман взмахнул ладонью в сторону Великого Арлекина. Пистолеты вдруг взорвались, емкости с боезапасом сдетонировали, превратив все вокруг в шар раскаленного звездного огня. Несмотря на попытку Аримана уклониться, яростное белое пламя подожгло его мантию и опалило небесно-синюю кожу на кончике носа и в нескольких местах на лице. Колдун поднес когтистую руку к обнаженным сухожилиям и обожженным мышцам и сорвал горящее одеяние с древнего мускулистого тела. Когда пузырь разрушительной плазмы исчез, стало ясно, что Великий Арлекин просто исчез.

В панкратитафе все совершенно затихло. Чевак истекал кровью. Ариман излучал энергию сквозь плоть, которая одновременно была его телом и связью с варпом. Рубрикаторы застыли, как в спячке. Потом… воздух зажужжал от фазового поля.

Арлекины выпрыгнули в реальность вокруг чародея. Коса Шута Смерти описала над ним дугу, у лица мелькнули расщепляющие клинки, тонкое, острое как бритва лезвие силового меча чуть было не вонзилось в живот. Пропуская через себя и психосиловой посох темные силы варпа, Ариман с невероятной скоростью и уверенностью отбил в сторону все удары. На миг открывшись смертельному танцу арлекинов, он поднял рогатый череп Черного Посоха к вершине хрустальной пирамиды на потолке. Темно-красный луч энергии варпа ударил в кристалл, отразился и распался на сотни более слабых лучей, которые упали обратно на пол, преломленные, будто в призме.

Вдруг все заполнилось Ариманами, всюду в густой дымке иллюзий возвышались обнаженные по пояс лазурные гиганты, сжимая одинаковые Черные Посохи. Не дожидаясь нападения, Ариманы бросились на арлекинов, нанося удары остриями посохов, метая пламя варпа и обстреливая чужаков темными молниями, хлещущими из глазниц рогатых черепов. Рубрикаторы, наконец, отреагировали. Громоздкие ходячие доспехи обрушили яростную бурю инферно-снарядов на уворачивающихся воинов-эльдаров. Арлекины двигались среди хаоса в поэтическом танце битвы, ускользали от огня, уходили от ударов копий и исчезали с пути смертоносных потоков варп-скверны. Их собственное оружие сверкало и металось между фантазмами Аримана, не в силах найти настоящего чародея.

В разгар битвы Чевак ощутил, что его куда-то тащат, будто обреченную душу, уносимую хаосом. Его обмякшее, похожее на труп тело, подняли телекинезом — пальцы ног едва задевали палубу — и осторожно понесли в темный угол, где находилась дверь-арка. Он вплыл в темноту, где грохот болтеров и лязг оружия стал тише, и завис в воздухе, поддерживаемый незримой силой. Потом из теней вырисовался Ариман. Сверхчеловек возвышался над инквизитором, мускулистое лазурное тело как будто шло волнами от проклятых энергий варпа, текущих под кожей. Обожженное плазмой лицо казалось спокойным и мирным.

— Пойдем, инквизитор, — с холодной уверенностью сказал чародей. — Я предвижу, что вскоре этих чужаков ждет сюрприз в Паутине.

Ариман резко вдавил штифт на двери, та медленно поднялась, и за ней оказался арлекин — Провидец Теней. Безразличное сапфировое лицо отразилось в зеркальной маске арлекина. Колдовские одеяния эльдара были сотканы из чистого смятения, от каждого его шага реальность дрожала, угрожая распасться. Длинный листовидный клинок запел, ринувшись к Ариману, и вынудил того отступить. Колдун Тысячи Сынов едва успевал отбивать Черным Посохом сокрушительные удары меча. Псайкеры схлестнулись в битве, и энергии имматериума хлынули из их оружия. Ариман отступал все дальше. Мысленный натиск Провидца Теней заставил дверь снова обрушиться и оплавил стены "Невозможной крепости", так что жидкий металл стек вниз и запечатал собой дверь. Теперь чародей был заперт в панкратитафе вместе со своими врагами.

Ариман сосредоточился на незваном госте, и левитирующее тело Чевака рухнуло наземь. Инквизитор смотрел снизу вверх, как колдовской клинок и психосиловой посох сталкиваются как в физической реальности, так и в имматериуме. Там, где они соприкасались, рвалась ткань реальности. Атаки Провидца Теней были так выверены, грациозны и яростны, что он мог бы рассечь пополам жаждущего крови демона Кхорна. Но Ариман был способен на большее, нежели просто бездумное разрушение всего и вся. Чародей из Тысячи Сынов был не только опытным и грозным воином, но и одним из наиболее одаренных псайкеров галактики. Наиболее важным из всего этого было невероятное, ничем не сдерживаемое честолюбие, текущее в жилах чародея. Он был невозможностью, которая обрела плоть.

Отступая, чародей наткнулся ногой на искалеченное тело Чевака, на миг потерял равновесие, и этого секундного замешательства Провидцу Теней хватило, чтобы с непреодолимой силой атаковать разум Азека Аримана. Семя мгновенного сомнения расцвело подобно взрыву, наполнив космического десантника незнакомым чувством страха. Этого было достаточно, чтобы он не просто замешкался, но и упал на палубу. Провидец Теней перешагнул через Чевака, продолжая наступать и пользоваться своим преимуществом. Колдовской клинок прочертил апокалиптическую дугу над зеркальным шлемом арлекина. Ариман, лежащий теперь на полу рядом с инквизитором, тут же вскинул древко Черного Посоха, чтобы защититься.

Но Провидец так и не завершил удар. Из гущи битвы выпрыгнул Великий Арлекин, оставляя за собой шлейф всевозможных оттенков. Худой, как палка, эльдар склонился набок и плавно приземлился на локоть и колено. Блестящий плащ легко проскользнул по полированному полу, и арлекин оказался рядом с Чеваком. Инквизитор почувствовал, как его схватили длинные руки, а затем израненное тело наполнилось неописуемым ощущением фазовой телепортации. Он все еще слышал отдаленные хриплые крики Жоакхин и с трудом потянулся изломанными, выкрученными руками, пытаясь вернуться к ней.

— Нет! — закричал инквизитор с тщетной решимостью. Несмотря на боль, которую они оба испытали в этом проклятом месте, он отчаянно не желал навечно оставить ее в качестве игрушки для Аримана. Возвышающийся над Чеваком Провидец Теней вместо того, чтобы разрубить колдовским клинком психосиловой посох и его владельца, тоже исчез, выпрыгнув из реальности. Шут Смерти и его напарница растворились в воздухе, резко, хоть и элегантно, оборвав свой гибельный танец.

Переходя из одной реальности в другую, Чевак успел встретиться взглядом с Азеком Ариманом. Все еще отчаянно сжимающий в когтях Черный Посох, Ариман — чародей из Тысячи Сынов, полубог — сорвал с себя безразличную маску божества и ревел от неистового, бессильного гнева, осознав, что самая драгоценная добыча украдена у него прямо на глазах.

Уходит