Большой Гойлесбург, мир Мельмота, Око Ужаса

Входят ЧЕВАК и "ОТЕЦ"

Чевак сразу же ощутил зловоние порчи. Он вышел в переулок посреди урбанистического кошмара. Паутинный портал давно скрылся под другими, туземными сооружениями, которые и сами могли считаться древними, и представлял собой арку из битумного кирпича, сформированную тесными стенами переулка, сланцевой мостовой и мостиком на уровне первого этажа. Все вокруг поблескивало, как уголь, и на ощупь было жирным, словно сажа. На стенах переулка можно было увидеть грязные растрескавшиеся окна и крошечные ветхие балконы, упирающиеся друг в друга, что ясно говорило об ужасной тесноте, царящей в этих густонаселенных трущобах. Однако появление Чевака, сопровождаемое световым представлением портала, привлекло не слишком много внимания. Из некоторых открытых окон доносились стоны, порожденные долгими страданиями, а в засыпанных мусором канавах, по которым текли мутные ручейки, сидела группа оборванных бродяг. Стеклянистые потоки отходов мерцали маслянистой радугой, которая отбивала всякое желание к ним прикасаться, если такое и наличествовало.

Когда Чевак с парящим над плечом "Отцом" дошел до выхода из переулка, бродяги зашевелились. Над ними поднялось покрывало из пятнистых мух, питавшихся и откладывавших яйца. Одного из бездомных начало тошнить на других. Бродяги спали среди гниющих отбросов и пустых стеклянных бутылок, лежавших между плитами мостовой там, где их бросили. Тот, кого тошнило, не заметил Чевака. Не только потому, что он был слишком занят, избавляя своей желудок от зловонной смеси испорченной пищи и обжигающего рот джина, но и потому, что его шея и лицо были покрыты мешающими видеть раковыми опухолями, которые свисали, словно вялые, иссохшие, покрытые гнойниками мешки. Все бродяги, похоже, страдали тем же недугом, и Чевак быстро прошел мимо.

Переулок выходил на более широкую, но столь же запущенную улицу. Зловонные фонари, наполненные каким-то едким газом, освещали улицы, несмотря на тот факт, что на планете сейчас стоял день, если это можно было так назвать. С никотиново-бурого неба постоянно моросил дождь, похожий на капли смолы, медлительные, давящие облака касались вершин шатких многоквартирных домов из черного кирпича. Они как будто опирались друг на друга, подобно стопкам карт или костяшкам домино. Здания поднимались на много этажей вверх, возвышаясь над мостами и газопроводами, пересекающими улицу внизу. С крыш проливались струи грязной дождевой воды, канавы всюду были забиты, надо всем гудели мухи, которые как будто плыли, а не летели сквозь влажный липкий воздух.

Мухи питались в перерыве между сменами. В отдалении гудели призрачные трубы, и рабочие в плохо подогнанной потрепанной униформе и не подходящих по размеру фуражках медлительным потоком вытекали из дверей. На спецовках были видны обшарпанные бляхи, вшитые в грязный материал, и на каждом был символ, знакомый Чеваку. Из центра знака исходили три стрелы, стиснутых между тремя толстыми, раздутыми кругами. Символ Отца Нургла, Великого Владыки Разложения. Обитатели города выглядели полусонными и страдали от инфекций, как их бездомные сородичи. У каждого имелся какой-нибудь нарост или ужасный кожный недуг, разъедающий лицо и кожу головы.

Чевак следовал за ордами больных, взрослых и детей, которые двигались вниз по мощеным улицам, вдоль рядов зданий из битумного кирпича. Одна смена ушла, а другая вернулась и наполнила кабаки и уличные церкви, которые усеивали неровный каменистый лик трущоб. Пока одна часть населения пыталась забыть свои беды при помощи выпивки, другая пошла домой, чтобы гнить и плакать в одиночестве. Остальные столпились вокруг священников в высоких цилиндрах и слушали их лживые обещания. Эти шарлатаны, которые одновременно были знахарями и служителями культа, собирали огромные массы отчаявшихся людей, предлагая больным духовное исцеление и бутылки с тониками. Лекарство на вид ничем не отличалось от радужно-чернильной мути, которая текла по стокам. По всему городу чувствовалось осязаемое влияние Отца Нургла — в летаргии индустриального рабства, в усеянных оспинами заразных жителях ветхого мегаполиса и в их угасшей надежде, в желании жить и продолжать служение своему возлюбленному демоническому повелителю, сколь бы убога не была такая жизнь.

Высоко в небе висела призрачная луна Ауборон и боязливо проливала бледно-желтый свет на мир Мельмота. Чевак слышал, что Ауборон — диковина даже по меркам Ока Ужаса. Этот крошечный мирок и его несчастное население были целиком проглочены каким-то прожорливым варп-разломом или, возможно, пали жертвой некой демонической причуды, и их отбросило назад во времени. Хотя луна ясно виднелась в небесах Мельмота, высадиться и ходить по ней было невозможно, потому что это было видение пятидесятилетней давности, Ауборон, застрявший в собственном прошлом.

Вместе с толпами больных рабочих инквизитор спустился в нижнюю часть города, которую тенью накрывала неизбывная туча смога. Трущобы начали сменяться фабриками, в закопченные небеса поднимались покрытые спекшейся сажей кирпичные трубы. По земле стлались густые зловонные миазмы, чей запах отдавал злобой варпа. Шаркающие ногами люди вокруг превратились в размытые силуэты, тонущие в мутном тумане.

Чевак моргнул и отступил, когда перед ним пронеслось что-то большое и явно не собирающееся останавливаться. Он тут же понял, что стоял на ржавых рельсах, пересекающих проспект, и все темные очертания вокруг застыли перед ними, словно в трансе. По железной дороге двигался караван колесных тележек, которые тянуло за собой какое-то уродливое паровое устройство, сплошь состоящее из грязных поршней и раскаленных труб. Одна из горожанок зацепилась за колесо локомотива, и ее затащило под машину. Происшествие не привлекло ни малейшего внимания толпы, так что Чевак предположил, что это здесь обычное дело, причем, возможно, произошло вовсе не случайно, а преднамеренно. Вагонетки везли уголь, отдельные куски которого постоянно выпадали на мостовую. Подняв один из них, Чевак рассмотрел его. Хотя уголь обладал тем же темным маслянистым блеском, как и все вокруг, высший инквизитор распознал зловещее мерцание варпа. Это было не просто топливо, и если его сжигали на фабриках, в печах и топках этого отсталого промышленного центра, то распространяемая им порча должна пропитывать все вокруг. Она пронизывала мостовую и здания, падала с черным дождем и являлась частью токсичного тумана, которым все здесь дышали.

Петляя по осыпающимся лестницам, под разрушенными арками, проходя переулками, Чевак следовал вдоль ржавых рельсов в том направлении, откуда приехал паровой поезд с загадочным грузом. Постоянно запоминая маршрут, он миновал нижнюю часть города и оказался в сети подземных железнодорожных туннелей, которые служили не только для перевозки угля. Там также ютились жутко искаженные существа, чьи поселения напоминали цирки уродов. Эти бывшие горожане лишились всего, что имели, и больше не нужны были ни городу, ни самим себе.

Рельсы вывели его на открытое пространство колоссальной черной ямы, обширного карьера, на краях которого возвышался шаткий город. Она была лишь одной из множества рваных ран в индустриальном ландшафте. Весь ее тошнотворный многоярусный простор был усыпан машинами: канатными экскаваторами со множеством труб, паровыми бурами и землечерпалками — и все они вырывали руду из чрева планеты. Чевак нашел заброшенную наблюдательную трубу и осмотрел темный кратер в подробностях. Кое-где яма была подтоплена, и над мутными озерцами дождевой воды, будто живые ураганы, роились пятнистые мухи, танцующие у темной глади. Тысячи больных рабочих, как оглушенные, бродили по изломанным дорожкам, выдолбленным в краях карьера. Глубокие звуки труб все еще дрожали по всему городу, объявляя новую смену, и рабочие, подхватив недавно брошенные пневматические лопаты, паровые молоты и дрели, принимались за дело.

Перекрестье в центре обзорной трубы Чевака вдруг наткнулось на структуру, которая выглядела здесь неуместной. Все, что инквизитор доселе видел на мире Мельмота, говорило о том, что технология здесь находится на примитивном уровне. Люди добывали руду вручную, а самыми продвинутыми устройствами здесь, судя по всему, были угольные топки и паровые двигатели. На фоне карьера, в месте, где не велись работы, отчетливо выделялся массивный изогнутый силуэт копья Геллера, созданного Темными Механикус и окруженного пентаграмматическими рамами для вивисекции. Из центральной точки устройства лучился яркий лазоревый свет, а вокруг на страже стояли воины в доспехах.

Чевак оставил трубу и подозвал "Отца". Сервочереп покорно подплыл к нему. Инквизитор взял дрона обеими руками и нажал защелку на затылке. Эпифани использовала пустое пространство внутри "Отца" для хранения вещей, которые, как она считала, могли ей понадобиться во время полевых операций. Там была запасная табакерка "призрака", тени для век, помада и множество пудр и румян для лица, маленькая трубчатая фляжка с водой и украшенный карманный автопистолет. Чевак высыпал содержимое черепа в пыль и вытащил из арлекинского плаща стазисное хранилище. Он отсоединил ручку от матово-черной бронированной оболочки, запер дверцу, просунул колоколообразный контейнер внутрь сервочерепа и снова закрыл его на защелку.

Напоследок Чевак решил ненадолго вернуться к трубе и отскочил, увидев прямо перед собой ротовую решетку и пылающие глаза рубрикатора. Он обернулся и увидел, что сзади подходят еще двое, нацелив болтеры на кричаще яркую фигуру инквизитора.

— Нехорошо, — с грустью признал Чевак. Потом, взмахнув арлекинским плащом, добавил: — Туда, правильно? Ну, хорошо, следуйте за мной.

Не обращая внимания на шуточки инквизитора, громадные космические десантники начали подталкивать его своим оружием вниз по склону. Сервочереп послушно следовал за ним, держась на расстоянии. Спотыкаясь и скользя на камнях и крошеве запыленного угольного склона, Чевак подошел к рамам-пентаграммам, где его уже ждал круг часовых-рубрикаторов из Тысячи Сынов. Двое вышли вперед, схватили Чевака за плечи и заставили его опуститься на колени.

Подняв взгляд, высший инквизитор увидел, что еще один отряд рубрикаторов спускается по близлежащей осыпи. На плечах оживленные воины несли золотой пирамидальный паланкин, на котором сидел великан-гермафродит, облаченный в доспехи. То была мерцающая, покрытая узорами броня, говорящая о принадлежности к легиону-предателю, Тысяче Сынов. Существо встало с искаженного трона, вышло из паланкина и спустилось на землю, как будто по невидимым ступеням, созданным в воздухе силой телекинеза. Чудовище сложило на груди руки с когтями, разрисованными темными рунами, и алчно оглядело посвежевшее лицо и моложавое, атлетическое тело Чевака.

— Хорошо выглядишь, инквизитор, — сообщил Ксархос, чье лицо быстро менялось, поворачивалось и изгибалось, всякий раз приобретая новые формы. Наконец он остановился на пугающем отражении лица самого высшего инквизитора. — Куда лучше, чем когда я последний раз тебя видел. Видимо, эльдары обращались с тобой хорошо.

— Их гостеприимство превосходило твое, мразь варпа, — ответил Чевак колдуну.

— Или же, возможно, ты подвергся воздействию регенерационных способностей одного из колдовских артефактов, о которых так много читал в Черной Библиотеке, — предположил чародей.

— Будь ты проклят, Ксархос, — с улыбкой бросил Чевак.

— А ты начитанный человек, инквизитор. Неудивительно. Истинный мудрец не был бы так долго моей марионеткой, чьи нити вплетены в мою сеть интриг.

— Прибереги слова, любитель отродий, — парировал Чевак. — Я обрезал свои нити, когда увидел себя со стороны и понял, что превращаюсь в пешку.

— Сильно сомневаюсь.

— "Корпус Вивэкзорсекцио" и местоположения артефактов Даэкропсикум, которые ты использовал для массовых убийств по всему Оку, — сказал Чевак. — Ты даже заставил меня уничтожить последний из них и выпустить Маммошада из этой проклятой монеты, чтобы можно было воскресить его здесь.

— Прекрасно, инквизитор, но я думаю, что уже слишком поздно пытаться разгадывать мои замыслы.

— Все это, — Чевак кивнул на рамы для вивисекции, — просто декорации. Как и то, что ты оставил копию "Корпус Вивэкзорсекцио" в саркофаге на Арах-Сине, зная, куда она меня приведет. И эта конструкция — у тебя нет источника энергии, которого хватило бы для работы копья Геллера. Ты не будешь резать свою добычу на части, как Темные Механикус. Ты хочешь натравить Маммошада на галактику, освободить в обмен на вечное разрушительное служение Тысяче Сынов и подарить своему трусливому хозяину.

В кратере эхом отдались медленные аплодисменты Корбана Ксархоса.

— Теперь, как я понимаю, ты должен сделать то, ради чего прибыл. Уничтожить Маммошада и остановить меня.

Ксархос кивнул рубрикаторам, стоящим по обе стороны от пленника, и те потащили инквизитора по пыльному дну карьера к копью Геллера. Чевак осознал, что ошибся по крайней мере в одном. Искаженная машина была вовсе не копьем Геллера, хотя ее явно конструировали Темные Механикус. Эта вещь задействовала странные технологии ксеносов и являлась гауссовым дуговым буром — супрамагнетическим орудием чужаков, которое могло уничтожать даже самую толстую броню, сдирая ее слой за слоем. Ее воздвигли здесь, чтобы разорвать плодные оболочки рождающегося демона.

Рубрикаторы подтащили Чевака ближе к устройству, и инквизитор обнаружил, что его сапоги больше не скользят по жирной пыли, но волочатся по полированной мраморной поверхности. Пока космические десантники без всяких усилий тащили его по крапчатому и небесно-голубому гладкому камню, синее сияние разгоралось все ярче, пока они не оказались над краем рваной дыры. Очевидно, под зачумленной поверхностью Мельмота росло колоссальное яйцо, становясь все больше и реальнее, и теперь Чевак стоял на поверхности его скорлупы. Темный бур Ксархоса добрался до яйца и пробил его, подготавливая рождение демона. Разлом открывался уже долгое время. Маммошад рос в каменной утробе Мельмота и питался психическими воплями от бесчисленных катастроф, спланированных безумным гением Корбана Ксархоса и созданных смертоносными манипуляциями с артефактами Даэкропсикум, которые по иронии были созданы из частей Маммошада.

Чевак уставился в пробоину в скорлупе, в нереальность внутри нее. В яйце под его ногами — яйце, которое невежественные нурглиты с мира Мельмота раскопали своими кирками и дрелями — возрождался демон Тзинча, Маммошад в своем великолепном истинном обличье. В первой своей инкарнации это было громадное, напоминающее феникса чудовище, полыхающее лазурным светом и окутанное изменчивыми огненными крыльями, с лапами рептилии и мощным массивным клювом с острыми зубами, из ноздрей которого вырывались потоки варп-пламени. Мир внутри яйца сиял, его духовное пространство пронизывали нити психической энергии, как кровеносные сосуды — желток. Они удерживали на месте недоразвитого, но уже невообразимо огромного монстра со скрюченными конечностями, сгорбленной спиной и раздутой головой. Спрятав клюв между неоперившимися крыльями, существо уставилось на инквизитора гигантским черным оком, полным безграничной ненависти.

— Маммошад готов, — прошипел сверху Ксархос. — Он только хочет еще одну жизнь. Ты должен быть польщен, Бронислав Чевак, ибо он попросил именно твою. Так делай то, для чего явился — уничтожь демона или сам будь уничтожен.

Чевак сглотнул. Все шло не по плану.

— Где твой ублюдочный хозяин-колдун? — спросил инквизитор, вглядываясь в глубину варповой бездны внизу. — Я думал, что он захочет посмотреть, чем закончится эта история.

Ксархос улыбнулся.

— Он наблюдает.

Лицо чародея пошло рябью и волнами, как поверхность тихого пруда, разбитая камешком. Морщинки разгладились, и лик снова стал неподвижен, но теперь он имел черты не Чевака, но предателя Азека Аримана. Полубог, излучающий лазурное величие, обратил взгляд на Чевака.

— Инквизитор, — с холодной вежливостью приветствовал его Ариман. — Смотрю, ты по-прежнему червь, извивающийся в гниющей плоти галактической скверны.

— Да, и так будет, пока тебя самого не пожрут черви, — ответил Чевак.

— В последнее время ты, похоже, несколько отвлекся, — равнодушное лицо Аримана ярко сияло. — Увязнув в бесплодной кампании, пытаясь не дать мне завладеть моими сокровищами, ты хранил величайшее из них у себя. Редкостный артефакт из Черной Библиотеки Хаоса. Древний фолиант, с которого ты, как говорят, никогда не спускаешь глаз. Атлас, который детально описывает запутанные тропы Паутины ксеносов, что ведут к бесчисленным варп-вратам и порталам по всей галактике, и указывает местоположение скрытого хранилища темных знаний эльдаров. "Атлас Преисподней".

Прежде чем Чевак успел ответить, чародей легко взмахнул двумя пальцами. Арлекинский плащ инквизитора внезапно вспыхнул. Зачарованное пламя объяло ткань и сжигало ее, не прикасаясь к телу, пока не остался лишь пепел, унесенный ветер, и хлам из карманов. Взглянув на кучки вещей, лежащие теперь по сторонам от инквизитора, Ариман сузил светящиеся глаза.

— Чтобы уберечь себя от лишней траты времени, а тебя — от очередных невыносимых страданий, я осмелюсь спросить, где "Атлас Преисподней"?

— Я не могу сказать… — начал Чевак.

— Я действительно не слишком заинтересован в том, чтобы снова входить в твой тесный, ограниченный разум, инквизитор… — голос Аримана заполнил все вокруг, отражаясь от стен карьера и резонируя в голове Чевака. Рубрикаторы крепко стиснули руки инквизитора, удерживая его под взглядом своего повелителя-чародея. — Но ты меня вынуждаешь.

Скорость и свирепость, с которой колдун набросился на душу Чевака, удивила даже самого инквизитора. Мысленный зонд вонзился в его разум, с легкостью преодолев слабые попытки сопротивления, и начал перебирать самые недавние воспоминания. Темный маг принялся один за другим вырывать образы из памяти, сминать и отбрасывать их, будто страницы книги. Чевак с Ксархосом. Рубрикаторы, берущие его в плен. Вивисекционные рамы в наблюдательной трубе. Сервочереп.

Сервочереп.

Чевак пришел в себя. Оскверняющее присутствие чародея Тысячи Сынов исчезло из его разума. Пылающие глаза Аримана осмотрели кратер, выискивая сервочереп, с которым Чевак что-то сделал. Совершенное зрение космического десантника заметило тусклые синие огни. Дрон смотрел на него сквозь стрелу неподвижного канатного экскаватора. Подняв когтистую руку, могущественный чародей легко потянул к себе "Отца", несмотря на то, что антигравитационный двигатель того жужжал, работая изо всех сил. Череп врезался в металлические прутья, затем его протащило сквозь стрелу и по воздуху прямо в раскрытую ладонь Аримана. Глаза "Отца" тревожно засверкали синим цветом, снизу потянулась лента пергамента, исписанная паническими каракулями. Ариман стиснул маленький сервочереп.

Чевак протестующе задергался в руках рубрикаторов, но бессмертные воины продолжали крепко удерживать его. Непроницаемое, отчужденное лицо Аримана нависло над сопротивляющимся инквизитором, выражая лишь всезнание и всеведение бога. Чародей надавил на защелку и открыл хранилище внутри дрона. В подставленную руку выпал колокообразный стазисный сосуд. Чародей нахмурился от удивления и выпустил сервочереп. "Отец" тут же умчался подальше, волоча за собой свиток.

— Нет! — взревел Чевак. Неуверенность Аримана переросла в гнев.

— Это он? Что это? — потребовал чародей. Чевак задергался, прожигаемый сверкающими синими глазами полубога. Подняв хранилище двумя пальцами, Ариман телекинезом сорвал с него матово-черную защитную оболочку, открыв сам колокол и эмбрион внутри. Освободив парию омега-минус во всей ее отрицательной псионической мощи.

Чевак прекратил фальшивые потуги вырваться и расслабился, удовлетворенный результатом. Его притворства хватило, чтобы раздразнить неутолимую жажду знаний чародея. Теперь инквизитор хотел вкусить страдания своего врага и посмаковать уготованный тому сюрприз.

— Наслаждайся, поганое порождение варпа, — сплюнул он.

Обжигающая душу боль, источаемая крошечным существом, была так сильна, что Ариман не мог разжать сведенную спазмом руку. Чистое, безжалостное нулевое поле пронизывало саму сущность псайкера и причиняло страдания в десять тысяч раз ужаснее тех, что это чудовище заставило испытывать Чевака. Но даже перед лицом такой опустошительной мощи псайкер не был бессилен. Искаженное, как бушующий омут, лицо Аримана начало меняться еще быстрее. Превращение как будто перематывали назад, морщины снова волнами прошли по его коже, и прежде чем Чеваку удалось до конца насладиться агонией своего заклятого врага, вместо него оказался настоящий хозяин тела — Корбан Ксархос.

На лице гермафродита совершенно неописуемым образом отразились шок и жестокая мука. Эмбрион омега-минус омывал псайкера мертвенным нематериальным полем. Ксархос сопротивлялся, пока мог, и из его ушей, глаз и ноздрей потоками лилась кровь. Колдун вскинул голову и взревел в небеса от боли. Чевак смотрел, как монстр содрогнулся в своих силовых доспехах, а потом из его рта брызнул фонтан из крови и мозга, как будто ему выстрелили в затылок. Залитый телесными жидкостями, колдун Тысячи Сынов повалился грудой безжизненного керамита. Сосуд-колокол выпал из мертвой когтистой руки и покатился по каменистому склону.

Рубрикаторы рядом с Чеваком неподвижно замерли. Без чародеев, которые ими командовали, лишенные собственного разума космические десантники немедленно впали в транс. Выскользнув из хватки воинов-изваяний, Чевак в одной заляпанной сажей рубашке кинулся за эмбрионом, скользя по каменной крошке. Нутром он ощущал, что земля дрожит. Возможно, Корбан Ксархос стал последним жертвоприношением для демона, или же Маммошад ощутил ударную волну, исходящую от парии, и почувствовал себя уязвимым. Так или иначе, взбешенный пленением демон начал биться в разлом над собой, чтобы, наконец, родиться. Пальцы Чевака коснулись хранилища-колокола. Даже он при этом ощутил отвращение, хотя и не был псайкером. Это существо создавало столь негативное поле, что в его присутствии даже латентный псионический потенциал инквизитора обжигал его изнутри. Желудок резко скрутило, даже мыслить было больно. Подавляя рвотные позывы и желание свернуться клубком и умереть, инквизитор совершил немыслимое: разбил контейнер о каменистое дно карьера. Хранилище треснуло и разлетелось на части. Амниотическая стазисная жидкость хлынула на землю. Не в состоянии даже смотреть на эмбрион, Чевак вслепую швырнул остатки сосуда вместе с ничем не сдерживаемой парией в дыру, в центр яйца.

Времени наблюдать за мучениями Маммошада не было. Чевак думал лишь о том, как уползти и спасти свою жизнь. Мимо выжженного трупа Корбана Ксархоса. Мимо неподвижных рубрикаторов. Мимо раскопанной земли и паровых горнодобывающих машин.

Чевак вскочил на ноги и побежал. Без успокаивающего радужного сияния арлекинского плаща ему стало как-то не по себе, и он ощутил странное чувство уязвимости. Однако его ноги были быстрыми, крепкими и полными молодости и жизни, поэтому он легко мчался по земле, которая начала шевелиться. По краям карьера начали осыпаться камни, выбитые судорожной дрожью земли. Чевак с трудом мог представить, что творится у него под ногами. Грубая, отрицательная, аннулирующая мощь против внушающей ужас демонической силы имматериума. Чевак рискнул оглянуться и увидел чудовищное зрелище: тварь пыталась родиться. Присутствие омега-минус серьезно повредило варп-разлом, но демон все еще пробивался в реальность. Массивная птичья голова Маммошада выглядела пародией даже на его искаженный демонический облик. Колоссальный клюв, вырвавшийся из-под земли, был перекошен и объят пламенем, а с одной стороны головы лазурные перья монстра сплавились воедино с плотью. Одного глаза не было — на него наехал клюв, другой же, черный как полночь, пылал яростью циклопа. Темный провал рассек дно кратера, и из него вырвалась уродливая, конвульсивно дергающаяся конечность. Несмотря на то, что она выглядела атрофированной, эта помесь руки и крыла была настолько огромна, что едва не дотянулась до убегающего Чевака.

Инквизитор откатился в сторону, три тощих деформированных пальца прочертили борозды на камне, на котором он стоял за секунду до этого. Конечность убралась назад, и Чевак ощутил ветер, вызванный искривленными перьями, которые материализовались из костей чудовища и образовали что-то вроде паруса на его предплечье. Чевак перепрыгнул оставленные когтями борозды и побежал вдоль вагонов грузового поезда. Изрыгая дым, машина волокла в подземные туннели вагоны с битумом. Еще раз рискнув бросить взгляд назад, Чевак увидел, что убогое подобие конечности снова движется к нему. Демон пытался вытащить себя из земли в больную реальность Мельмота. Когда Мамошад потянулся с большей силой, начали рваться сухожилия, а кости раскалывались и протыкали демоническую плоть. Остальные пальцы руки бесполезными отростками торчали из предплечья и локтя, растопырившись, как крылья, и редкие короткие перья на них горели сверхъестественным огнем.

В отчаянии пытаясь убраться подальше от гиганта, Чевак разбежался и запрыгнул на паровой вагон. Черное минеральное топливо, которое с рабским усердием выкапывали нурглиты, захрустело под его телом. Нога инквизитора опасно свесилась с вагона, но ему удалось подобрать ее за считанные мгновения до того, как поезд въехал в туннель. Чевак оглянулся на Маммошада, который попытался схватить последний вагон и промахнулся, но тут же сжал и стиснул рельсы двумя тонкими когтями. Рельсы начали сходиться, и три задних вагона начали угрожающе скрипеть. Чевак сжал голову руками. Вагоны сорвались с рельс, переворачиваясь колесами вверх и раскидывая уголь. Повернув голову, Чевак видел, как они крутятся, падают и остаются позади быстро мчащегося поезда.

Каким-то образом Маммошаду удалось вытащить свое огромное, искаженное, пробитое костями туловище из дыры на плоское дно кратера. Второе крыло демона материализовалось внутри его тела, и то, что должно было выглядеть как узкие бедра и мускулистые грудь и живот, превратилось в кошмарное месиво костей, торчащих из пламенеющего тела гигантской твари, будто спицы зонта. Вторая рука полностью срослась со сломанной спиной, делая передвижение еще более мучительным. Чудовищный деформированный клюв лег на дно карьера, птичья ноздря дернулась и расширилась, и поток сапфирового пламени хлынул из нее в туннель.

Огонь варпа помчался за вагонами, изгибаясь и опаляя стены и потолок, и пожрал вагоны, которые оторвались и остались позади. Чевак выбрался из кучи черного топлива и прыгнул на вагон впереди. Несомненно, в извращенный план Корбана Ксархоса входил и этот обман: заставить нурглитов, населяющих город, выкапывать уголь вокруг растущего демонического яйца. Сущность варпа изливалась из чудовища и впитывалась в окружающий его камень, придавая черному углю колдовской отблеск. Нурглиты сжигали его на своих фабриках и медленно отравляли себя воздействием мощных искажающих сил. Об успешности плана колдуна ясно говорили живущие в тоннелях уроды, которые с трудом влачили жалкое, полное отчаяния существование, ибо были слишком неприглядны даже для заросших паршой и больных горожан.

Чевак перескочил на следующий вагон, едва не врезавшись головой в одну из поддерживающих потолок туннеля деревянных балок. Варп-пламя продолжало мчаться следом, сжигая визжащих чудовищ на своем пути, и объяло последний вагон. Содержимое контейнера взорвалось. Битум и так неплохо горел, но взрыв был вызван поблескивающим веществом варпа, которое нитями пронизывало черный материал. Огненный вал покатился дальше по туннелю, преследуя уносящийся поезд, поджег и разнес на куски второй и третий вагон. Чевак прыгал все дальше и дальше, с трудом удерживаясь на вагонах во время резких поворотов. Варп-пламя вдруг угасло, и Чевак возблагодарил Императора за то, что поток исчерпал силу. На самом деле это случилось из-за того, что многочисленные взрывы обрушили железнодорожный туннель. Сверху начали валиться тонны камня и земли, которые затушили нематериальное пламя, но грозили засыпать сам паровой поезд. Несколько вагонов горели, но еще не взорвались, и Чевак перебрался к месту, где они соединялись с остальным составом, и выдернул штырь. Горящие вагоны отстали, их тут же поглотил рушащийся туннель. Чевак остался в последнем вагоне и вылетел из осыпающегося устья подземной дороги.

Сквозь лязг поезда, несущегося в направлении черных кирпичных заводов, инквизитор услышал громовой вопль Маммошада, разрывающий туман. Горожане больше не могли слышать глубокий басовый рев гудка, извещающего о новой смене. Теперь весь мегаполис звенел от птичьих криков истерзанного демона. Огромная изуродованная тварь уже поднялась на ноги, понял инквизитор. Она выбралась из карьера и неуклюже пробивалась через усеянный трубами промышленный ландшафт. Даже сквозь вихрящийся туман, встревоженный могучими движениями смертельно раненной бестии, Чевак мог разглядеть, что искаженное тело порождения ада все еще горит и с легкостью поджигает битумные кирпичи окружающих зданий.

Фабрики, между которыми мчался поезд, уже полыхали. Чевак пригнулся, чтобы защититься от огня, и пинками выбрасывал горящие обломки, когда они падали в его вагон. Однако топливо в передних контейнерах вспыхнуло, и, не желая оставаться в грозящем взорваться поезде, Чевак выдернул штырь перед собой. Его контейнер начал замедляться, а локомотив и остальные вагоны умчались вперед, к мощеным улицам, что пересекали железную дорогу. Нурглиты, спасающиеся от разрушающего их город демона, бежали прямо по рельсам. Один за другим они врезались в паровой двигатель и трубы и падали под колеса. После четвертого или пятого тела локомотив сорвался с рельс и въехал в стену фабрики, объятой пожаром.

На глазах Чевака когтистая нога, похожая на лапу громадной хищной птицы, обрушилась сверху на потерпевший крушение поезд. Смог скрывал от взгляда изуродованные туловище и голову монстра. Чевак скатился с замедлившегося вагона и уже с земли увидел, как чешуйчатая культя второй ноги демона, прихрамывая, опустилась на перекресток впереди. Повсюду вокруг Маммошада горели и падали хрупкие здания и покосившиеся трубы. Поднявшись на ноги, Чевак решил, что надо добраться до паутинного портала, прежде чем Маммошад растопчет и превратит в преисподнюю всю эту пороховую бочку размером с город. Он уже собирался побежать вверх по склону, когда его внимание привлекло тошнотворное зрелище. После того, как мимо протопали ноги демона, казалось, следовало ожидать его хвост. Хвост и появился — рваная масса перьев, вросших в узловатый, чешуйчатый, мускулистый отросток, но на этом кошмар не закончился. Адская тварь волочила за собой по развалинам еще одну искаженную массу плоти, мертвый груз своего нерожденного близнеца — лысый, не до конца сформировавшийся эмбрион, который слепо моргал, источая в мир свое имматериальное страдание.

Чевак повернулся, взбежал по крутым растрескавшимся ступеням и чуть не врезался в парящий череп. "Отец" вернулся, как преданный пес, и его синие бионические глаза светились, ожидая приказов. Чевак мог дать ему только одну команду.

— За мной, сюда!

Прыгая по лестницам и пробегая кривыми переулками, Чевак прикрывал лицо рукавами рубашки, пытаясь защититься от пламени недавно загоревшихся зданий. Он проталкивался сквозь толпы орущих нурглитов, выбитых из своей привычной апатии и едва понимающих, что вообще происходит. "Отец" летел позади, огибая, перескакивая рабочих и иногда проскальзывая между их опухшими ногами.

Туман наверху ярко сиял от пожаров и потоков нематериального пламени, которыми обезумевший демон без разбору поливал крыши трущоб. Ноги Чевака начали гореть от напряжения, в груди появились хрипы от усталости и дыма, наполняющего легкие. Инквизитор влетел в толпу обитателей города. Изумленные нурглиты высыпали на главную улицу из кабаков и церквей целителей вдоль улицы и пялились на то, как их город разрушают чудовищные предсмертные конвульсии демона, с трудом стоящего на ногах. Они глядели на рушащиеся здания и странные огни, которые жадно пожирали трущобы. Чевак начал пробиваться между больными горожанами и — всего на миг — среди толпы ему почудилась полумаска одного из арлекинов, охотящихся на него. Инквизитор замедлился и покачал головой.

— Нет, не сейчас, — услышал он собственный голос и побежал дальше, расталкивая грязные тела пораженных прохожих. Адреналин прибавил ему скорости, и он мчался вверх по проспекту с "Отцом", летящим позади. Выше по улице он заметил таинственный блеск на одном из балконов — там, свесив обутые в сапоги ноги, сидел предводитель труппы в маске горгульи. В спину Чеваку врезалась распахнувшаяся дверь здания напротив, из которой высыпали спасающиеся жители, и он увидел, как Великий Арлекин медленно кивнул, качнув розовым гребнем навстречу инквизитору. Фасад здания вдруг взорвался, когда сквозь него прошла лапа Маммошада. Чевак инстинктивно отступил назад в дверь, где съежились и другие люди в поисках укрытия. Когда лапа с когтями шагнула выше, оставляя хаос на своем пути, пыль разрушенного здания развеялась, но арлекина там уже не было.

Чевак застыл. Он не знал, бежать ему или прятаться. Арлекины были повсюду, они поджидали его на пути к спасению в паутинном портале. Инквизитор подумал, что их здесь могло и не быть, просто он сходит с ума. Если они действительно были здесь, среди разоренного демоном города, то это еще хуже. Над засыпавшими проспект обломками жилого дома Чевак заметил костяную маску и панцирь Шута Смерти, прислонившегося к черной кирпичной стене в своем длинном темном плаще. Он держал визжащую пушку так же легко, как жнец с сельского мира держит свою косу.

Струя жидкого пламени варпа подожгла крыши над улицей и бурным потоком обрушилась на развалины и мостовую. Чеваку пришлось выбежать на открытое пространство, спасаясь от капающего с крыш огня. Поняв, что Шут Смерти тоже исчез, инквизитор помчался по обожженным камням. Мучительные вопли раненого демона высоко наверху стали больше похожи на плач отчаяния. Чудовище больше не могло держаться за реальность, поединок с парией омега-минус смертельно искалечил его, и оно начало шататься и заваливаться в сторону.

Чевак изо всех сил стремился к переулку, через который он проник в адскую реальность мира Мельмота. Он завернул за угол, бросился в глубины замусоренной улочки, мимо все еще спящих бродяг, и лицом к лицу встретился с самим собой — со своим отражением в зеркальной маске Провидца Теней. Чародей стоял между Чеваком и убежищем в Паутине. Варп-врата уже потрескивали энергией измерений, указывая на то, что арлекины последовали за ним через этот проход. В разуме Чевака вихрем заметался темный ужас, который наполнял его лишь в присутствии псайкера-арлекина. Заберут ли его, чтобы навечно заточить в Черной Библиотеке? Может, какой-то провидец увидел, что его судьба теперь бесполезна для эльдаров, и арлекины пришли уничтожить его?

Похожий на булаву хвост Маммошада и отвратительный уродец, которого тот волочил за собой, врезались в стену переулка и пробили ее, обрушив вниз огромную волну битумных кирпичей. Зажатый между внушающим страх Провидцем Теней и лавиной, сулящей верную смерть, Чевак побежал к арлекину. Позади дождем сыпались и разбивались кирпичи. Арлекин сдвинулся в сторону, преграждая путь инквизитору. Разрушенная демоном стена падала слишком быстро для них обоих и угрожала похоронить под собой весь переулок. Чевак знал, что ему ни за что не опередить стремительного эльдара, и, вместо того, чтобы попытаться обогнуть Провидца, Чевак бросился прямо на него. Плечо инквизитора врезалось в грудь чародея, пойманного врасплох. В тот же миг Чевак ощутил то, что до этого чувствовал лишь однажды — отдающуюся в животе дрожь фазового перемещения.

Оба снова выпали в реальность в нескольких широких шагах от уцелевшего конца переулка и при этом оказались порознь: Чевак упал на землю рядом с паутинным порталом, а арлекин отшатнулся от удара и рухнул на спину. Перебирая руками, Чевак пополз к искрящимся вратам. Подтянувшись вплотную к черным кирпичам, прикрывающим арку из призрачной кости, он оглянулся и увидел, что Провидец Теней одним прыжком оказался на ногах и обнажил длинный листообразный колдовской клинок. Темный, иррациональный ужас захлестнул инквизитора, заставив его застыть на месте. Однако проецируемый на него страх быстро исчез, когда концентрацию псайкера нарушило что-то, налетевшее сзади. Чародей пригнулся, и над ним промчался "Отец". Зеркальная маска снова поднялась как раз тогда, когда сервочереп исчез в портале.

Переулок внезапно поглотила тьма. Колоссальное тело демона Маммошада — Царя Царей, Поработителя Малодушных Миров и Хранителя Склепа Бездны — в последний раз пошатнулось и начало падать на улицу. Вновь застигнутый врасплох, на сей раз нависшим над ним гигантским птицеподобным трупом, арлекин бросился к вратам, зная, что не успеет. Он сделал лишь два шага, когда уродливый монстр рухнул, превращая в крошево оставшиеся вокруг здания. В ту же секунду Чевак проскользнул сквозь арку портала. Провидец Теней исчез под невообразимой громадой искаженного трупа Маммошада. Инквизитор вновь оказался в безопасности, в протянутом меж измерениями туннеле Паутины, и увидел легчайшее облачко каменной пыли позади себя. Портал был наглухо закрыт. Поскольку он не запечатал проход рунами, Чевак рассудил, что врата с той стороны, как и псайкер-арлекин, должны быть раздавлены трупом порождения варпа.

От изнеможения и переизбытка адреналина инквизитор рухнул под холодным взглядом оптики "Отца", смея лишь надеяться на такую удачу.

Guardian-Scribes — стражи-писцы