Твердолобость — штука страшная, но жизнь лечит ее настойчиво. Я будто бы сделал нужные выводы, забросил алкоголь и фастфуд и неделю после обострения честно пытался нормально питаться. Едва на следующее утро я проболтался о случившемся, мать тут же отбросила в сторону все семейные дрязги и принялась ревностно готовить для меня всяческие диетические супы, каши и прочее. Результат появился сразу, я оклемался, и к концу недели дискомфорт в желудке почти пропал. Обострение миновало. Дальше все вернулось на круги своя — я забросил режим питания, гася боли сиропом и таблетками.

Эдик неспешно затянулся, смакуя, выдохнул дым через окно на улицу и уставился на меня масляными глазами. Мы сидели в его машине у гостиницы после моего очередного вечера в «Чистом небе». До конца лета оставалось два дня.

— Ну, чего там у вас с Иннкой? Как проводил? — произнес он нетерпеливо.

— Да нормально. Сели в такси, доехали, пригласила домой, посидели, пообщались, попили чаю, да и домой пошел, — не считал нужным врать я, про желудок умолчал, неудобно, выдумал лишь чаепитие.

— Да ладно!? — уставился на меня Эдик. — Просто попили чай и пошел домой!?

— Ну да, — пожал я плечами.

— Чего-то бред какой-то, — Эдик аж растерялся.

— Да чё бред-то!? А что я должен был сразу на нее залезть что ли? — выпалил я в лоб, и пристально уставился ему в глаза. Эдик смутился. Чего я и добивался. Верный прием — выдаешь вопросом то, что человек хочет услышать и смотришь на него как на дурака. А никто не хочет выглядеть дураком, поэтому и затыкается. Работает безотказно.

— Да не, ну, не залезть, конечно, — озадачился Эдик. — Ну, не знаю, например…

— А вот остальное уже секрет! — расплылся я в улыбке.

Тоже подействовало.

— Ааа…! Вон как! — Эдик облегченно выдохнул и расслабился, получив желаемое. Раз секрет есть, значит, что-то все-таки было, о чем он мог узнать и чуть позже. Я, перехватив инициативу, предложил поехать. Мы тронулись.

— А мы с моей жениться собрались, — сказал вдруг Эдик.

— Да ладно!? — уставился уже я на него. — Она беременная что ли?

— Да почему беременная? Нет, — удивился Эдик.

— Ну, не знаю, мало ли, — я дипломатично замолчал. Не скажешь же приятелю, что не можешь найти в голове у себя ни одной разумной причины для женитьбы на такой девушке. А причины я не видел. Эдик свою девушку явно не любил. Она была тупа как пробка. Страшная. Тощая. Неряшливая. Я озадаченно глянул на Эдика.

— Ну, просто уже давно живем вместе, — продолжил тот, отвечая на мой взгляд. — Как-то привыкли друг к другу. Пора уже что-то решать.

— Да вы же там сретесь без конца по поводу и без, не? — сказал я, глядя в окно.

— Ну, бывает, ругаемся. А кто не ругается? А так… да меня, в принципе, она устраивает, — вяло оправдывался Эдик.

Мне было все равно. Я спрашивал на автомате, не мог понять такого выбора, но признавал право самого выбора за каждым. Выбор сделан — живи с ним, не плачь.

— И когда свадьба?

— Да вот, через неделю. Как раз, отгуляем и на море, свадебное путешествие, типа, — смутившись, Эдик зашкрябал пальцами по коротко стриженой голове.

— А жить-то где будете? Там же, на съемной?

— Да не. У меня есть своя однушка, от тетки досталась, в ней будем жить. Ремонт надо только сделать и можно заселяться.

— Блин! Класс! Своя квартира, круто! Поздравляю! — встрепенулся я, едва разговор зашел о чувствительном для меня моменте.

Свое жилье. Я задумался на долю секунды. «Когда уже у меня будет своя квартира? Не понятно. Денег нет. Вроде и зарабатывать начали с отцом сейчас, но это все равно копейки. Мне двадцать шесть лет, время еще терпит, вот бы к тридцати свое жилье купить! Если куплю, то буду самым счастливым человеком на свете! Обалдеть, своя квартира!», — думал я, провалившись сознанием в мечту.

— Спасибо, — вернул меня в реальность Эдик.

Мы заехали в мой двор. Тишина. В редких окнах бетонных коробок горел свет.

— Сколько с меня? — сказал я.

— Да как обычно! — Эдик рассмеялся. — Сколько не жалко.

Примерную таксу знали оба. Меньше я никогда не давал, часто чуть больше. Я расплатился, мы распрощались. Белая «семерка» поползла прочь, подпрыгивая на дырявом асфальте. Я посмотрел ей вслед и полез за ключами в карман. «К тридцати будет у меня своя квартира», — твердо решил я и нырнул в подъезд.

Лето кончилось. И словно в качестве компенсации в первые выходные сентября случился ежегодный День города. Праздное народное гуляние по центральным улицам города продолжалось весь день и плавно перешло к вечеру в алкогольное веселье. Молодежь, разгоряченная спиртным, запрудила центр, вытеснив окончательно прочие возрастные группы горожан. Все ждали салюта. Я знал, после него вся праздная лавина устремится в ночные заведения, создав у входа каждого столпотворение и давку. Ровно в 22:00, едва загрохотал салют, и зеваки кругом задрали головы вверх и одобрительно загудели, я спустился в «Чистое небо». Расчет мой оказался верным, клуб еще пустовал. Я пообщался с барменом, едва заказал двойную «отвертку», как счастливый ор снаружи стих вместе с выстрелами салюта, и толпа хлынула в клуб. Через десять минут внутри яблоку было негде упасть. Сплошная гудящая человеческая масса, густым желе заполнила каждый уголок клуба, принялась курить и требовать алкоголя. Танцпол загрохотал музыкой. Началось!

Безумный вечер! Через час на танцполе от духоты запотели все настенные зеркала. В тот вечер я ожидаемо встретил в «Чистом небе» всех завсегдатаев. Юля продолжала загадочную игру в улыбки, то флиртуя со мной в разговоре, то отстраняясь. Аня, вынырнувшая из водоворота тел, вдруг оказалась со своими подружками около меня. Я кивнул ей. Аня, как всегда чуть жеманно, принялась рассказывать окруживших ее подружек об успехах в личной жизни. Я потягивал алкоголь, курил и вынужденно слушал.

— Да, девченки, прикиньте, выхожу замуж через месяц! — донесся до меня ее голос.

Я смотрел на Аню — дурочка, она мне нравилась.

— Он весь такой фээсбешный! — сияла Аня широкой улыбкой.

Через секунду человеческая масса колыхнулась и разнесла меня и Аню друг от друга, ее радостный монолог заглушила музыка. Настроение тут же испортилось, мне стало тоскливо. И я, словно протестуя, заказал очередную двойную.

Через час из толпы на меня вывалился подвыпивший вспотевший и всклокоченный Саня, бывший парень Инны. Конопатое лицо Сани сияло чистым и ясным, почти детским взором и такой же открытой улыбкой. «Счастливый дурачок прям», — подумал я, глядя на долговязую покачивающуюся фигуру в распахнутой наполовину взмокшей рубашке. Саня мне обрадовался, пожал руку. Странная штука, вроде как дорогу не перебегаешь парню, не отбиваешь у того девушку, пара сама расходится, а все равно чувствуешь перед ним неловкость, будто действительно так поступил. Дурацкая ситуация. Саня продолжал по-детски улыбаться. «Угораздило же на него наткнуться».

— А ты один, без Инны? — выдал я в лоб, наблюдая за реакцией на вопрос.

— Да, один. Мы расстались! — ничуть не смутившись, продолжал улыбаться Саня.

Его улыбка начинала меня тихо выбешивать. Я не мог понять, он или был рад, что расстались, или ему было все равно, или он реально дурак и потому постоянно улыбается? «Пришибленный какой-то», — решил я про себя.

— Да я знаю, видел Инну, она мне сказала, — не стал темнить я.

— Ааа! — заулыбался тот сильней, смотря мне в глаза ясным открытым взором.

Возникла нелепая пауза. Надо мной нависала почти двухметровая детина и улыбалась. Я же не знал, куда от нее деться. Словно почуяв мое состояние, Саня распрощался, радостно заявил, что пойдет пить дальше и исчез в толпе. Едва он исчез, как я сообразил, что парень был пьян не слегка, а сильно. Все встало на свои места. Парень относился к тому типу людей, которые будучи сильно пьяными, внешне почти никак не проявляли опьянения, но при малейшем превышении дозы принятого алкоголя валились с ног и засыпали. Такие люди не пьянеют постепенно, а разом и как-то вдруг, когда доза уже зашкаливает, и нет никакого шанса остаться слегка выпившими. В Сане жил опасный признак потенциального алкоголика. Очнувшись от мыслей, я вдруг ощутил всю полноту царившей в клубе духоты, захотелось глотка свежего воздуха. Я устремился к выходу, толкнул дверь заведения и глубоким вдохом набрал полные легкие, огляделся. В паре метров слева стояла Аня в окружении «фрейлин».

— Тоже вышли подышать? — сказал я первое, что пришло на ум.

— Да, — чувственно произнесла Аня, оставила губы приоткрытыми и отработанно коснулась кончиком языка передних зубов. Глаза девушки ожили игривыми искорками.

Я вдруг понял, что в глубине души ревную ее к жениху. Продолжать общение и хотелось и не хотелось. Я начал даже немного злиться, все-таки Аня мне нравилась.

— Че, Анют, я слышал, ты замуж выходишь!? — раздался слева за спиной знакомый голос. Я обернулся — Артур стоял за углом входа в клуб, подпирал спиной раму меж больших окон и курил. Закончив фразу, он затянулся, прищурился, театрально красиво выдохнул дым вверх и щелчком отправил окурок в темноту проулка.

— Да, выхожу… — включила жеманность Аня и добавила весомость ответа поворотом головы, в котором читалось многое — от «вот так вот!» до «отдыхай, парниша!».

Артура задело. Самолюбие записного красавчика тут же натянуло на его лицо дежурную елейную улыбку, голова парня заработала, подбирая ответную колкость.

— Что ж там за жених такой, что смог тебе понравиться!? — воскликнул он.

— Смог… — тем же приемом парировала Аня.

— Красивый? — продолжал Артур щериться.

— Нормальный… — уклонилась девушка, начав заметно нервничать.

— Да причем здесь — красивый? — вступился я за Аню. — Может, у него других достоинств полно?

Артур одним движением глаз глянул на меня и закрутил в руках зажигалку.

— Может, он целуется хорошо! — добавил я шутливо, глянул на Артура. Тот завел руки за голову, будто решив потянуться, замер на секунду в такой позе, изучающе глядя на Аню, произнес: «Хорошо целуется, да, Анют?»

— Хорошо… — продолжала та держать жеманную дистанцию.

— Даже лучше меня!? — вдруг выдал Артур, опустил руки, заиграл зажигалкой.

Возникла неловкая пауза. Меня покоробила бестактность фразы, Аня неуютно задвигала плечами. Артур был доволен собой и продолжал елейно щериться.

— А что, вы…? — вопросительно закрутил я головой, переводя взгляд между ними.

— Дааа… — довольно протянул Артур, вновь задрав руки за голову. — Было дело…

— Есть и получше тебя целуются… — парировала девушка, слегка залилась краской, справилась со стыдом, улыбнулась.

— И кто же? — ехидно произнес Артур, ощерившись в улыбке еще больше и в этот раз действительно потянувшись.

— Ну… — Аня обвела взглядом окружающих, успокоилась, поняв, что из сторонних никто не прислушивается к разговору, решилась и выдала. — Лучше всех он целуется!

Взгляд девушки и кивок предназначался мне. Я на мгновение лишился дара речи, лишь удивленно повернув голову в сторону Артура. На лице красавчика в долю секунды случился калейдоскоп разных чувств — самодовольство слетело разом, удивление сменилось растерянностью, проступило недовольство, раздражение. Руки его повисли.

— Ооо! Вот это поворот! — зажал в стеснении я рот рукой, прыснул смехом и почувствовал, как заливаюсь по уши краской. — Я, пожалуй, пойду!

Воспользовавшись паузой, я шмыгнул за дверь внутрь клуба. Оставаться в той компании уже не хотелось, я лишь использовал повод. Сбежав вниз по лестнице и переведя дух, я понял, что злюсь на Аню. «Как она могла целоваться с этим…?» Я не подобрал нужного слова, мысленно запнулся. «Хотя… понятно же как», — вспомнил я лукавый прищур Артура.

Водоворот клуба крутил меня до трех часов ночи, отпустив лишь с закрытием. Центральные улицы города представляли собой ужасное зрелище. Почти сплошь ровным слоем лежал мусор: битые и целые стеклянные бутылки, пластмассовые «полторашки» из-под пива, жестяные пустые банки из-под коктейлей, рваные пакеты, бумажные упаковки из-под еды, мятые пустые сигаретные пачки и прочее. Содержимое всего этого было выпито, съедено, скурено. Коммунальные службы готовились к уборке, чтобы успеть к утру. Щетки на барабанах тракторов завертелись и принялись сгребать мусор к обочинам улиц. Эдика у гостиницы не оказалось, я поймал случайную машину и доехал домой. Долго не получалось уснуть, сознание крутило от выпитого и выкуренного. Через час стало легче, я провалился в сон и там целовался с какой-то девушкой до изнеможения, отметив про себя, что вкус ее губ, как у Ани.

Весь следующий день дико болела голова и мучила жажда. «С сигаретами вышел перебор», — решил я, вспоминая опустошенную за вечер пачку и принимая таблетку.

В самом конце сентября у той же тетки мы купили и второй киоск на рынке. Тетка сильно хлопотала за продавщицу, и мы ее оставили. При одном взгляде на Полину становилось ясно, почему за нее просили. Полина оказалась неряшливой невзрачной сутулой теткой невысокого роста и непонятного возраста, сильно прихрамывающей на одну ногу и, судя по лицу, иногда выпивающей. Она так жалобно смотрела в нашу сторону из-за прилавка киоска, что ее увольнение стало бы равносильным оставлению котенка на улице в зиму. Второй киоск достался нам дороже первого. Тетка запросила за него сорок тысяч и уступать отказалась наотрез. Ее можно было понять — последнюю собственность хотелось продать подороже. Надежда Петровна, исправно поставлявшая нам любую информацию с рынка, тут же во всех подробностях сообщила уровень выручки второго киоска. Тот торговал заметно хуже нашего. Если Надежда Петровна в среднем сдавала в день две-три тысячи рублей, то Полина никогда не сдавала больше двух, в среднем полторы. Но даже и такой киоск нам был нужен для прокачки бартерного товара. Мы с отцом, недолго совещаясь, выложили сорок тысяч. Вечером того же дня я посчитал, что в самом худшем случае второй киоск окупится за год. За первый киоск я вообще не волновался, к концу сентября он себя уже окупил.

Удвоение рабочей нагрузки почувствовалось сразу. Теперь через день я получал и обрабатывал на компьютере две заявки, вместо одной. Товарные запасы на складе для двух розничных точек увеличились. По утрам тратилось в два раза больше времени на сборку товара для киосков. Темп работы вынужденно возрос, и тут сильнее стали видны особенности наших с отцом характеров, из-за которых на меня легли функции кладовщика, а на отца — грузчика. Рассудительному и спокойному отцу требовалось много времени для принятия любого решения. Каждое свое действие он тщательно обдумывал. Неплохое качество, но не для быстрой работы. У нас же, с появлением второго киоска, времени для сборки накладных не стало больше, по-прежнему нужно было уложиться в час-полтора и выезжать со склада. Иначе, задержавшись, мы уже везде начинали опаздывать. Моя природная расторопность решала все за двоих. Я, желая сделать любую работу быстрее, автоматически брал почти каждое принятие решения на себя. Я выдавал предложение или готовое решение, отец просто соглашался и все. Так мы двигались дальше. Размещением и движением товара на складе занимался я. Весь товар мы таскали вдвоем, но куда и что класть говорил я. Отец лишь машинально носил и клал коробки туда, куда я указывал. Из-за этого он не запоминал где и что лежит, собирать товар приходилось тоже мне. Не мог отец запомнить или не хотел, я не знаю. Но он путался в товаре сильно. Если я его просил принести что-то, он некоторое время стоял молча, а после спрашивал где же товар находится на складе? Я стал конкретно говорить какой товар, в каком количестве и откуда надо принести. Отец шел и приносил. Пока он выполнял очередную просьбу и приносил одну товарную позицию, я успевал собрать их три или четыре. После чего все повторялось. Из-за темпа набора товара я иногда ошибался в количестве или пропускал в накладных одну-две позиции. Недостача выявлялась обычно уже вечером при закрытии киосков и снятии выручки, о ней нам сообщали продавщицы. Отец делал недовольное лицо и начинал мне нудно выговаривать, что я опять плохо собрал товар, снова спешил и вот результат — киоски остались без товара, и мы не досчитали каких-то ста рублей выручки. Я возмущался его претензиям, мы ругались. Наши мелкие стычки с ростом объемов работы участились, выросла и напряженность. Первое время я терпел обвинительные реплики отца, позже начал огрызаться. Бесконечные претензии отца по любому поводу незаметно подтачивали мое терпение.

В понедельник 29 сентября приключился детектив.

Утро началось привычно — мы подъехали к складу на погрузку.

— Так, что у нас там загружать? — сказал отец, стоя рядом уже в надетых на руки рабочих перчатках. Я привык работать голыми руками и никогда не пользовался такими перчатками. Лишь зимой, когда руки мерзли, я надевал их.

— Сейчас закинем «Меркурий», за ним «Арбалет» и в конце киоски, — озвучил я по памяти.

Мы начали. Загрузили по накладным все, кроме хозяйственного мыла. Оно лежало стопками тяжелых упаковок на поддонах в самом низу у задней стены склада. Пыхтя и ругаясь про себя, я успел вытянуть из разных стопок и отдать отцу несколько упаковок, прежде чем увидел пробивающийся сквозь стену снаружи внутрь полутемного склада тонкий лучик света. «Странно, раньше я его не замечал», — задумался я и присмотрелся.

— Ого! — сказал я громко и добавил не оборачиваясь. — Хочешь, прикол покажу!?

Сзади раздалось тяжелое дыхание отца, подошедшего за очередной коробкой.

— Ну, чего там, — отец присел, вглядываясь в глубину ниши стеллажа.

— У нас гости! — сказал я, разглядывая стену.

Тонкий пробивающийся луч был венцом проделанной работы. Сомнений быть не могло, снаружи готовился лаз через заднюю стену склада. От дырки в стене, размером с горошину, расходились трещины. По соседству с ними на кирпичной кладке виднелись свежие сколы. Характерные сколы, возникающие от ударов снаружи. В доли секунды я все понял, опыт пробивания кувалдой кирпичной кладки не пропал даром.

— Какие гости!? — кряхтел позади отец, все еще не понимая о чем я.

— Стену снаружи долбили, вот посмотри! — я встал и отошел в сторону.

Отец присел. Несколько секунд из-под стеллажа доносилось кряхтение и сопение.

— Нда… ты знаешь, так и есть, — раздалось снизу. — Ты прав.

— Да понятное дело, что прав! Только слепой этого не поймет, — заволновался я.

«Кто копал, зачем, хотя понятно, мы же въехали недавно, пока узнали про нас, пока разнюхали, решили сделать дыру и ночью вынести склад, какие-то мелкие жулики. А если не мелкие? Надо осмотреть дыру снаружи», — заплясали в моей голове мысли.

— Надо с той стороны посмотреть, что там и к чему! — произнес я.

— Да, надо, — отец, отдуваясь, встал. — Надо же, хм, как интересно. Ну, пойдем.

Мы вышли из склада, продрались через поросший кустами пролом в заборе и оказались снаружи заводской территории, осмотрелись. Вниз к реке уходили, заросшие дикой травой, бывшие заводские поля. Вдоль забора шла хорошо натоптанная тропинка. Пошли по ней. Приблизительное место нашли сразу, ориентируясь по секциям складской крыши. Мешал густо растущий плющ. За время упадка завода он так густо разросся по задней стене всего складского здания, что скрывал ее наполовину, а стену нашей секции полностью.

— А неплохо замаскировали, а!? — сказал я, раздвигая жгуты плюща.

В стене красовалась выбоина с полметра диаметром. Свежая кирпичная крошка заметно припорошила землю и траву под ней.

— Сегодня ночью долбили! — сказал я. — Вчера дыры в стене не было.

— С чего ты решил? — отец присел и стал осматривать в место работы.

— Сегодня понедельник, в пятницу мы привозили как раз мыло на склад, и я его там укладывал, помнишь? Дыры там не было, я бы заметил. Значит, долбили как раз на выходных. В субботу и воскресенье. Как раз, два дня. Очень удобно. Нас нет, можно долбить не спеша две ночи. Не знаю, вряд ли хотели и продолбить, и вынести за один раз. Поэтому и пробили только до маленькой дырочки, поняли, что прошли стену и оставили до следующего раза. А долбить дальше пробитую уже стену очень легко! Я долбил же там, на том складе, очень легко, главное пробить первую дыру насквозь. Что они и сделали…

— Ну да, похоже, так и было, — отец задумчиво мял подбородок ладонью. — Значит, воровать собирались.

— Значит, воровать собирались на следующих выходных, ну, самое позднее, через выходные! Ведь дыру мы можем заметить и тогда все. Так что, на следующих выходных и собирались выбить дыру окончательно и вынести товар. Много бы не унесли, конечно, но что-то бы вынесли. Интересно кто это? — я посмотрел по сторонам. Почему-то было ощущение, что те, кто покушались на наше добро, сидели где-то недалеко в кустах или в ближайшем леске и внимательно за нами наблюдали. Я посмотрел в обе стороны тропинки и добавил: «Кто здесь шастает регулярно, тот и мог присмотреть наш склад. Хотя, он может быть только наводчиком. Да, без разницы! Надо плющ весь срезать и все! Стена будет голая, а на открытой стене не решатся дальше долбить!

Я тут же представил ночь и заднюю стену нашего склада уже без плюща. На фоне светло-серой силикатной кирпичной кладки копошатся двое. Почему двое, не знаю, одному же страшно и скучно. Они озираются, их видно издалека. Один подельник пролезает через дыру внутрь склада, второй стоит на шухере. Когда первый полностью скрывается внутри, на второго из ближайшего леска начинается облава. По полю бегут к стене склада милиционеры. Силуэт второго подельника мечется в ночи вдоль светлой стены, его ловят такие же силуэты милиционеров. Все происходит с криками, воплями. Когда один из воров скручен и лежит на земле со связанными за спиной руками, милиционеры начинают вести переговоры со вторым, оказавшимся в западне.

— Да, надо расчищать, — сказал отец, спугнув из моей головы криминальный сюжет.

Я дернул за ближайший сноп плюща, тот с шелестом оторвался от крыши и упал на землю. За десять минут очистили стену. Плющ у корней подрубили и откинули от стены за тропинку на пару метров. Начатая дыра теперь зияла на всю окрестность.

— Все! Пошли! — сказал я. — Теперь не полезут.

— Думаешь, не полезут? — отец задумчиво застыл.

— Не полезут, конечно! Придут ночью, а скорее всего даже днем проходить будут мимо, увидят, что стена голая, поймут, что лаз заметили хозяева склада, и не сунутся. Вообще-то надо быть кончеными идиотами, чтоб после такого полезть в склад! А вдруг засада!? Они ж не знают. Не, не полезут! В тюрьму никому не охота! Пошли! — я развернулся и зашагал по тропинке к пролому. — Сейчас изнутри еще закроем дыру и все, можно не беспокоиться!

Я дошел до пролома, обернулся. Отец все еще возился около дыры с какой-то бумажкой в руках. Я вспомнил о железных решетках, пылившихся у нас на складе — решение было найдено, я нырнул в пролом. Решеток таких было с десяток, все, кроме двух пригодились при сборе стеллажей как полки. Я раскидал упаковки с мылом, освободив пространство напротив недоделанной дыры, и прислонил к стене решетку. Теперь луч, пробивавшийся снаружи, светил точно по центру решетки. Я нашел два куска отличной толстой проволоки, прикрутил ими решетку к вертикальным столбам стеллажей. Дернул за решетку, проверил. Держалась она крепко. Я завалил обратно стеллаж мылом, подперев на всякий случай тяжелыми коробками саму решетку. «Если решатся долбить дальше, раздолбят дырку, а там железные пруты решетки, сюрприз будет, их уже пилить надо, а это долго, а за решеткой еще и мыло навалено, в общем, работы на несколько дней, даже если решатся, но не должны, не совсем же дебилы», — думал я, стоя напротив решетки.

— О! Классно как! — раздался сзади голос отца. — Крепко держится?

— Намертво! — отрезал я.

— Отлично.

— А чего ты там ковырялся-то так долго?

— Письмо писал!

— Кому!? — я обернулся удивленно и уставился на отца.

— Гостям нашим, — ухмыльнулся отец.

— И где письмо оставил, там что ли прям!?

— Ну да, положил прям напротив дыры, камнем придавил, так чтоб сразу заметить можно было, — обстоятельно рассказал отец.

Я заулыбался его врожденной основательности, спросил: «А чего написал-то?»

— «На воле лучше», — сказал отец.

Я рассмеялся.

Мы пошли грузить «газель» дальше. Больше к нам никто не наведывался.

Начался октябрь. Зима еще не чувствовалась, но летнее тепло безвозвратно осталось в сентябре. Световой день сокращался, беззаботное летнее настроение замещалось легкой хандрой. В работе наступил период интенсивной монотонности. Новых событий не происходило. Вся торговля была отлажена, оставалось лишь без устали перекидывать коробки с товаром и зарабатывать деньги. Киоски заметно повысили общую прибыль. Но самое важное, к осени 2003 года я уже ясно почувствовал — к нам привыкли, с нами считались, с нами общались и вели дела более-менее на равных. Мы прошли важный этап становления и признания в кругу себе подобных, мы выжили.

Едва я вышел из офисного здания «Пеликана», как на мои плечи сзади с разбегу запрыгнул Вовка, повис и, оттолкнувшись руками, отскочил вбок, пошел рядом.

— Вот ты чучело! — сказал я по заведенной нами традиции грубого юмора.

— Хы-хы-хы! — защерился тот, довольный своей выходкой, и тут же гаркнул чуть ли не в ухо мне. — Какие дела, буржуи!?

— Нормальные дела! Разгружаться надо, вот! — махнул я перед его носом накладной.

— А ну, че привезли-то!? — Вовка цапнул бумажку из моих рук, внимательно изучил за долю секунды и тут же сунул мне ее обратно. — Как всегда, говно всякое!

Я промолчал, улыбнулся, понимая и принимая корявые шутки Вовки.

— Ладно, пошли, побуду с вами, пока выгрузите свое говно в склад! — подтянул тот отвисшие джинсы. — А то скучно в офисе, делать нехер, всю жопу отсидел! Пошли!

За полчаса мы выгрузились. Рабочий день заканчивался. Пока отец докуривал, мы привычно терлись с Вовкой подле «газели».

— Слушай, а куда ты там вечно ходишь!? Как эта дыра называется? — Выпалил он.

— Какая это тебе дыра!? Самое лучшее заведение города! «Чистое небо»!

— Название-то, блять, дурацкое какое-то, «Чистое небо», «Небеса» какие-то! Значит, туда ты ходишь!? Все с вами понятно, молодой человек! Девок, значит, там сымаете и трахаете, да!? — Вовка изобразил нравственную строгость, заломив взлетевшие вверх брови.

— Фу, Владимир! Вы говорите как животное! Где ваша мораль!? — дурачился и я.

— Хы-хы-хы… — засипел смехом тот. — Кароче! Я намерен посетить это, как его там, это ебучее «Чистое небо» и самолично убедиться что там и как!

— Ты потусить что ли собрался!? — удивился я.

— Рамзес, ты на редкость сообразительный молодой человек! — воскликнул Вовка.

— Ладно, ладно, так уж и быть, свожу я тебя туда, проведу экскурсию! — засобирался я, едва отец докурил. — Ботинки начисть и трусы не забудь чистые надеть!

— Ого! А чего, там в грязных трусах не пускают!? — выкатил глаза Вовка.

— Фейсконтроль! Слышал про такое? Там с ним очень строго! — я открыл дверь «газели», сел на свое место. — Таких как ты проверяют серьезно.

— Ну чо, когда пойдем-то в твой этот сраный кабак!? — схватился Вовка за дверь машины, и начал ей несильно мотать туда-сюда.

— Да оставь ты дверь в покое! — хлопнул я его по руке. — Домой придешь, откроешь входную дверь, станешь на площадке и мотыляй ей хоть до утра!

— Хы-хы-хы… — понравилась Вовке шутка.

Мы с отцом собрались уезжать.

— Ты меня не сбивай с мысли! Когда пойдем, я спрашиваю? — не отставал Вовка.

— Да без разницы, Вов! Там пятница и суббота самые жирные дни! Можно в пятницу, можно в субботу. Выбирай! — сказал я.

Машина завелась.

— Так, когда лучше-то? Я чего-то не пойму, кто из нас профессиональный тусовщик, я или ты? — развел руки в стороны Вовка и сделал брови удивленным «домиком». — Я только развелся недавно, семейный человек, можно сказать!

— Был, — уточнил я, подняв указательный палец руки.

— Был, — поправился он.

— Ну, давай, в субботу сходим. Я тебе позвоню в обед и на вечер договоримся.

Вовка задумался.

— Все! Иди, давай! Работай! — отпихнул я его по-дружески и захлопнул дверь.

— Не, лучше в пятницу, — сказал Вовка.

— Хорошо, позвоню в пятницу, часов в шесть, — подытожил я. — Давай, пока.

— Поехали? — раздался голос отца слева.

Я кивнул. Машина тронулась. Я поднял руку, прощаясь с Вовкой. Тот тоже. Мы проехали несколько метров, и я привычно глянул в боковое трясущееся зеркало.

— В пятницу!!! — заорал Вовка вдогонку.

Я кивнул в зеркало.

В пятницу третьего октября в девять вечера Вовка уже косолапо прохаживался на остановке у гостиницы, когда я вышел из автобуса. Он был в той же одежде, в какой ходил на работу — бесформенная толстовка цвета хаки, темно-синие затертые джинсы и стоптанные пыльные коричневые туфли.

— Ну чо, показывай, где этот твой бордель!? — выпалил требовательно Вовка.

— Там, — махнул я рукой через дорогу, и мы побрели к пешеходному переходу. — Интересно, Эдик сегодня работает или нет?

— Чо за Эдик!? Сутенер какой-нибудь!? — в предвкушении потер руки Вовка.

— Да не, таксист, — я всматривался в ряд машин, выискивая знакомую машину, ее не было. — Студент, подрабатывает извозом, вон там все время стоит на своем тарантасе.

— А чо у него за тачка? — Вовка семенил рядом по пешеходному переходу, не поспевая за моими шагами, и шарил глазами по ряду припаркованных машин.

— Белая «семерка», — сказал я, переходя на тротуар.

— А зачем он тебе?

— Да возит он меня домой все время после клуба.

— Ниче се, ты буржуй!! Личного водителя уже завел! — почти заорал Вовка, выпучив глаза. — Вы гляньте на него! Буржуй!! Продает какую-то херню и гребет деньги лопатой.

— Да хорош тебе! Какой водитель? — удивился я воплям, испытывая неловкость. — Мы с ним случайно познакомились, теперь и езжу с ним всегда домой, так удобнее, чем каждый раз ловить нового.

Дурацкая привычка Вовки громко разговаривать, почти орать, привлекла внимание нескольких прохожих. Я к ней уже почти привык. Издержки воспитания.

— Вы гляньте на него! — продолжал тот. — Познакомился с мальчиком, каким-то Эдиком! Нормальные мужики знакомятся с девками, а этот с таксистом.

— Да хорош тебе, Вов! У меня денег просто не было, а он выручил, — раздраженный дискомфортом, ответил я. — Орешь как потерпевший, вон, народ оборачивается уже.

Вовка вмиг стушевался, заморгал часто и глупо глазами, залился краской, вжал голову в плечи, виновато зажал рот рукой и, наконец, заткнулся.

— Вот ты олень, — сказал я тихо, с сарказмом глядя на друга.

— Хы-хы-хы… — засмеялся тот.

— О! Чис-то-е не-е-бо-о! — прочитал нарочито по слогам и с видом умственно отсталого Вовка, едва оказался перед вывеской кафе. — Это и есть что ли твои «Небеса»!? Сейчас зайдем, посмотрим! Давай, веди! Ты тут уже свой в доску!

— Привет! — сказал я и пожал руку Артуру, тот стоял на улице у входа и курил.

— Какие люди! Здарова! — Артур привычно расплылся в обаятельной искусственной улыбке, пожимая мне и Вовке руки. — Сегодня там нормально, есть красивые девочки.

— Тогда мы идем к вам! — спародировал я известную рекламу и потянул входную дверь на себя, нырнул внутрь, Вовка за мной.

— Блять, тяжелая какая, сука, эта дверь! — раздался позади его сдавленный голос.

Мы спустились по ступенькам. Со мной поздоровалась девушка-администратор, два охранника пожали руку. Заплатив за вход, мы прошли дальше.

— Слушай, тебя реально здесь все знают! — произнес ошарашенный Вовка.

— Ну да. А чего тут такого? Ты бы тут столько зависал и тебя бы все знали, — сказал я, осматривая поверх голов публику в поиске знакомых лиц.

— Добрый вечер, — раздалось снизу. Пожилая уборщица прошла мимо со шваброй и тряпкой. Я поздоровался в ответ.

— Блять, тебя даже уборщица знает! — уставился на уходящую спину женщины Вовка и прыснул в кулак от смеха.

— Крутая бабка, между прочим! — засмеялся и я. — Она тут народ, знаешь, как гоняет своей шваброй! Бабка в авторитете, так что не гони.

— А че это за охранник был? Модный такой, — продолжал сзади наседать Вовка.

Мы подошли к большой стойке. Клуб еще наполовину пустовал. Я пожал руку бармену, кивнул парочке суетившихся официанток. Вовка, бормоча приветствия себе под нос, сделал то же самое. Мы пошли дальше.

— Это Артур, охранник. Хитрожопый тип, — ответил я.

— Да, заметно! Рожа хитрая! Улыбается такой во весь рот! — Вовка неуютно крутился рядом, оглядывался в незнакомой обстановке. — Лапу такой тянет, уважает тебя, видать!

— Это видимость, Вов. Не уважает. Такой при первом удобном случае сам же и воткнет нож в спину. Ты ему, смотри, лишнее не болтай. А то он любит уши погреть.

— Да не, я чо! — Вовка закрутился ужом и принялся чесать в затылке. — Мне на него насрать, какой-то охранник сраный. О чем мне с ним разговаривать, я его даже не знаю.

— Да это я так, на будущее… — пояснил я.

— Ну, давай, бухать что ли!? — освоился, наконец, Вовка. — Давай, показывай, где тут у вас у буржуев заказывают выпить, я сейчас закажу! И че вы тут пьете, мажоры!?

— Скромно пьем, водку с соком. На большее пока не заработали, — развел я руками и тут же поддел Вовку. — «Пеликан» мало продает, как с такими клиентами разбогатеть?

— Ох, вы, буржуи, и прибедняться горазды! — погрозил тот пальцем, сощурив и без того маленькие глазки, приблизил лицо к моему, словно следователь. — Да?

— Да, да, иди, давай! — пихнул я Вовку к дальней стойке. — Много языком болтаешь!

Тот захыхыкал и облокотился о стойку.

Я поздоровался с барменом. Тот флегматично пожал руки мне и Вовке. Я заказал две двойных «отвертки», достал сигарету.

— И мне, — Вовка потянулся к пачке сигарет.

Закурили вдвоем. Подоспел и алкоголь. Мы взяли по стакану.

— А я и не знал, что ты куришь, — удивился я.

— Да так, покуриваю, — Вовка затянулся, скривился будто ребенок, впервые попробовавший лимон. — Я бросал, потом с этим разводом опять закурил. А там чего?

— Танцпол, — ответил я. — Сейчас там пока народу мало, вот через пару часов будет битком. Пошли, посмотрим, может, кого знакомых увижу…

— Блять, Рамзес, да тебя тут каждая собака знает! — чуть не поперхнулся Вовка. — Я первые полчаса только и делаю, что здороваюсь! У меня уже рука отваливается нахуй, и голова кивать устала.

— Вов, отъебись, а!?

— Хы-хы-хы.

Мы зашли в темноту танцпола. Юля со своей тощей, стеснительной и некрасивой подружкой сидела на дальних барных стульях. Я не помнил, как звали ее подружку. Лишние имена никогда не запоминаются. Мы подошли, поздоровались. Я представил Вовку, Юля подружку. Я снова упустил ее имя. Юля смотрела на меня и лукаво приторно улыбалась. «Все играет, артистка», — подумал я, подыгрывая ей плотоядной улыбкой. Через некоторое время у меня закончилась «отвертка», под благовидным предлогом мы с Вовкой вновь очутились около бармена.

— Че это за баба? — тут же выпалил Вовка, светясь пошлым любопытством.

— Да так… — начал я. — Познакомились тут, уже и не помню когда, может с год назад.

— Повторить? — произнес бармен.

Я кивнул и глянул на Вовкин стакан, еще наполовину полный.

— Ты чего так медленно пьешь!?

— Ну, я не могу быстрей! Нет такого опыта, — возмутился наигранно тот. — Это вы тут, гламурные, хлестаете пойло ведрами, а мы, крестьяне, как умеем.

— Да ладно, не прибедняйся.

— Ну, и че она? — Вовка кивнул в сторону Юли.

— А чего она. Ничего, — пожал я плечами.

— А она к тебе клеится! — глазки Вовки вновь заблестели.

— С чего ты решил? Не клеится она, это игра такая. Ей просто нравится флиртовать, а я так, подыгрываю.

— Ааа! Мозги значит засирает!?

— Типа того.

— А подружка у нее страшненькая.

— Да, не очень… Ты хоть запомнил, как ее зовут?

Вовка впал в ступор.

— Неа, — рассмеялся он через мгновение. — А как ее зовут?

— Я сам не помню.

Мы засмеялись вместе. Я достал сигареты, Вовка снова стрельнул одну. Закурили. Народ повалил в клуб. Я глянул на часы, 23:10.

— О, народ прям, глянь, все больше и больше! Девок сколько! — растерялся Вовка, не зная, что ему делать: пить алкоголь, курить или крутить головой по сторонам.

— Сейчас начнется! — кивнул я.

— Слушай! — Вовка повернулся ко мне. — Я тебе официально заявляю, мне это место нравится! Как там оно называется, «Чистое небо», да!? Короче, я теперь тут постоянный клиент!

— Я ж тебе говорил, — расплылся я в улыбке. — Плохого не посоветую.

Я обернулся. В общем потоке людей в проходе показалась Аня с двумя подружками. Ее лицо выражало вселенскую грусть и отрешенность. Девушка пыталась изображать веселье, тужилась в улыбке, но глаза не искрились. Я почему-то сразу подумал о не случившейся свадьбе.

— О! Аня пришла! — сказал я Вовке, глядя на девушку. Мы встретились с ней глазами и кивнули друг другу.

— Вот это сиськи!!! — чуть не заорал мне в ухо Вовка, схватил меня за руку и начал нервно дергать за нее. — Смотри!! Смотри!! Смотри!!

Мне стало жутко неудобно за вопли друга, я почувствовал, как заливаюсь краской от шеи и по самые уши. Аня приближалась, не слыша Вовкиных эмоций в грохоте клуба.

— Да видел я ее сто раз, что ты орешь-то? — я раздраженно отдернул руку. — Сисек что ли не видел никогда?

— Рамзес, да ты глянь у нее какие! — лезли из орбит Вовкины глаза.

— Вов, да хорош тебе! — не сдержал я раздражение. Фраза возымела действие, Вовка заткнулся, продолжая страдальчески дергать меня за рукав. Мы пялились на Аню, как два кота на вязанку сосисек, разве что только не облизывались. Та остановилась в двух шагах от нас. К ней подошли еще две девушки и, как по команде, все четыре «фрейлины» окружили Аню и стали наперебой галдеть. Я тянул коктейль через трубочку и исподлобья наблюдал. Аня старательно не смотрела в мою сторону. Я же пялился на нее в открытую. Рядом нервно кряхтел Вовка.

— Пошли на танцпол, — сказал я ему.

Вовка кивнул, мы стали пробираться меж людей, приближаясь к Ане.

— Привет, Ань! — сказал я, поравнявшись с девушкой.

— О, привет! — натянуто изобразила та улыбку и радость встречи.

— Как свадьба? — вдруг вырвалось у меня.

— Не было свадьбы, — нервно произнесла девушка.

Магия ее обаятельности вдруг вмиг исчезла в моих глазах, мой интерес к Ане угас.

— Понятно, — бросил я в ответ. Движущийся поток людей подхватил меня и через несколько секунд унес в темное и душное пространство танцпола. Вовка не отставал.

Время перевалило за полночь. Клуб ходил ходуном. Мы с Вовкой уничтожали двойные «отвертки» одну за другой. Его глаза ошалело вращались от происходящего. К двум часам ночи накал схлынул, посетители начали расходиться. Еще через полчаса в клубе оставались лишь самые стойкие.

— В три закрытие, уйдем без пятнадцати, а то потом на выходе толпа будет, не люблю толпу, — сказал я Вовке, тот кивнул.

Через десять минут мы, слегка пьяные и счастливые, вышли на улицу.

— Прохладненько уже, — сказал я, поежившись.

— Блять, да, не лето! — рявкнул Вовка.

— Лето кончилось, даже не заметил его, пока таскал эти сраные коробки, — с сожале-ниием произнес я. — Ты хоть купался в этом году, загорал?

— Да было как-то раз, — отмахнулся Вовка.

— Я тоже купался всего один раз, даже не загорел, — кисло произнес я. — Так и жизнь пройдет, не заметим ее, как и это лето…

Мы перешли дорогу по пешеходному переходу к кинотеатру.

— Ну че, давай, такси что ли ловить!? — предложил Вовка.

— Не, давай, дойдем до гостиницы, вдруг Эдик все-таки приехал и стоит там, — махнул я вдоль улицы рукой, указывая направление. — На нем тогда и поедем.

— Какой полезный у тебя знакомый, на нем можно ездить! — сумничал Вовка и закончил фразу своим хитрым смехом.

— Тебе б только на ком-нибудь проехать! — засмеялся и я.

Через десять минут мы вывернули из-за угла, и я, увидев знакомые круглые огни задних фар, радостно сказал: «О! Эдик на месте!»

— Сейчас поедем на Эдике! — засмеялся Вовка.

— Да, бедный Эдик! — закивал я.

Мы прибавили шаг и через минуту ввалились на задние сидения «семерки».

— Здарова, бродяга!! — гаркнул я на ухо расслабленно курящему за рулем Эдику, в машине тихо играла музыка. — Какие дела!?

— О! Какие люди! — оживился тот, обернулся.

— Это Вован! — резюмировал я.

Парни пожали друг другу руки.

— Ну, че где были? Как обычно? — Эдик повернулся в полоборота.

— В этом, как его, в самом развратном и грязном заведении города были! — заорал Вовка, дергаясь сидя, будто танцуя.

— Че, в «Небе» были? — Эдик посмотрел на меня.

— Да а где ж еще нам быть! Вот, — я кивнул на дергающегося Вовку. — Водил гражданина, знакомил с заведением, с местными обычаями, так сказать! Видишь!? Ему все понравилось.

— Сейчас я расскажу, как было на самом деле! — выкрикнул Вовка, замер, выдержал драматическую паузу и начал. — Подходим такие, смотрю, дверь. Вообще, одна дверь и все! Заходим! А там — подвал! Представляешь! Народу тьма, не протолкнешься! Поссать сходить невозможно! Толчок на втором этаже, к нему лестница ведет крутая, если там пиздануться с нее, то это все, хана! Шею свернешь к хуям собачьим!

Вовку несло. Салон машины заполнился сплошным ором. Эдик ошалело переводил взгляд с меня на Вовку и обратно. Через несколько минут вопли кончились, Вовка выдохся и угомонился.

— Куда едем? — тут же ввернул Эдик.

— Тебе куда, балда? — глянул я на Вовку, поняв, что не знаю, где тот живет.

Тот гаркнул, выкрикнув адрес.

— Блять, где это!? — недоуменно скривился я.

— Да я знаю, где это, — сказал Эдик и завел машину. — А потом куда?

— Вот мне туда, пожалуйста, — добавил Вовка.

— А потом меня закинешь по Окружной, — зевнул я. Меня сильно клонило в сон.

— Бля, Рамзес, утомил ты меня, спать хочу, сил нет, — сказал Вовка, зевнул следом и принялся тереть глаза ладонями.

Машина тронулась и через двадцать минут притормозила на Т-образном перекрестке, примыкающая дорога которого уходила в темноту дворов.

— Это што ли твоя улица? — сказал я, всматриваясь вглубь очертаний домов.

— Ага, — раздался голос Эдика.

— А ты где живешь-то тут? — спросил я Вовку, неуклюже ворочавшегося у двери и примерявшегося выйти. — Сам дойдешь?

— Может, его к дому подвезти? — добавил Эдик.

— Да не, не надо! Я тут близко живу, тут по переулку метров сто прямо и мой дом, — Вовка закряхтел, борясь с мешающим животом, и оказался снаружи.

— Надо будет как-нибудь к тебе в гости зайти, — сказал я.

— Рамзес! — развел руками Вовка. — Какие проблемы!? Заходи!

— Уговорил, зайду. Давай, иди спать, на работе увидимся, — кивнул я.

Вовка распрощался с нами, хлопнул дверью и косолапо зашагал в темноту старых дворов кирпичных «хрущевок». Через пятнадцать минут был дома и я.

Поздняя осень всегда одинаково уныла. 2003 год не стал исключением. Октябрь и ноябрь запомнились однообразием дел. В ноябре наступил период самых низких продаж в году. Ноябрь и февраль — два месяца с самой худшей торговлей. Ранняя темнота ноября, наваливающаяся на людей взамен резко убывающего светового дня, приводила к общей апатии. Только первый настоящий зимний снег выводил людей из осеннего ступора. Обычно он случался в первую неделю декабря, иногда чуть раньше, переводя сознания горожан от осточертевшей темной холодной осени в белоснежную зиму. Продажи сразу подскакивали вполовину, увеличивая и прибыль.

Мы подвели промежуточные итоги своей работы — два киоска торговали исправно, принося нам ежемесячную прибыль. Складские запасы товара для киосков позволяли нам запустить еще одну розничную точку в любой момент. С деньгами тоже был порядок — мы располагали избыточной суммой денег примерно в пятьдесят тысяч, которая уже не требовалась в текущей работе. Деньги следовало либо изъять из оборота, либо пустить в дело. Мы выбрали второе. Я озвучил отцу предложение запустить третью розничную точку, он поддержал. Мне хотелось уже чего-то чуть более значимого, чем примитивные киоски на рынке. Хотелось следующего уровня в рознице. Решено было арендовать отдел в большом торговом центре. Все действующие торговые центры были заняты, а потому я засел за газеты и журналы в поисках строящегося нового торгового центра. Через несколько дней я наткнулся на искомое — строящийся торговый центр планировался к открытию в конце текущего года, приглашались арендаторы. Располагался центр удачно — в довольно бойком месте нашего жилого района.

На следующий день мы посетили офис компании-застройщика. Встретила нас в кабинете крупная, высокая лет под пятьдесят женщина в очках и с химией на голове в крупную завитушку. «Монументальная тетка, не иначе как жена какого-нибудь чиновника», — отметил про себя я. Разговор вышел долгий и не самый приятный. Тетка подтвердила, что открытие центра планируется к концу года, и показала нам план торгового зала.

— А почем же у вас метр? — поинтересовался я.

— Метр у нас по тысяче рублей сейчас, — самодовольно откинулась та назад в кресле. — Пока по тысяче, а там неизвестно. Возможно с Нового года, с открытием и по тысяче двести будет, так что думайте, пока по тысяче.

Самых маленьких отделов площадью по семнадцать метров оказалось два. Я поинтересовался, свободны ли они.

— Пока свободны, — изрекла тетка, бегая глазами между мной и отцом.

— Давай, мы, наверное, подумаем и тогда уж решим, да? — посмотрел я на отца.

— Да, надо обмозговать все это дело, — кивнул он, шумно выдохнул, пару раз кашлянул в руку, причмокнул. — И тогда уже решим.

Тетка напряженно молчала. Я повернулся к ней.

— Спасибо вам большое, мы тогда подумаем над всем этим и, как надумаем, а я думаю, надумаем, заедем к вам снова, — сказал я и заерзал на стуле, собираясь на выход.

— Думайте, — небрежно бросила тетка и с пафосом добавила. — Только учтите, желающих много, а мест свободных, как сами видите, осталось совсем мало. С Нового года мы запускаемся. Кстати, мы проводили исследование перед началом строительства, могу сказать, что жители окрестных домов очень ждут открытие нашего торгового центра. Согласно исследованию, все они готовы посещать наш центр, так что проходимость его ожидается очень высокая.

— Ну что, пошли? — сказал отец, хлопнув себя руками по коленкам.

Я кивнул. Мы распрощались и вышли в коридор.

— Вот жаба! — вырвалось у меня, едва мы отошли от кабинета.

— Да, тетя суровая, — согласился отец, идя позади по петляющему коридору.

Мы вышли на улицу. По пути к «газели» я успел продрогнуть и с удовольствием забрался в кабину. Отец запустил двигатель, включил печку. За несколько минут кабина наполнилась уютным теплом. Приоткрыв окна, оба закурили. Из кабины строящийся торговый центр виделся как на ладони.

— Как это они хотят успеть открыться к Новому году? — удивился я.

— Не похоже, что успеют до Нового года, — поддержал отец.

Я курил и рассматривал стройку, взятую в периметр бетонного забора. Одноэтажное вытянутое прямоугольное здание метров в сто длиной и тридцать шириной производило смешанное, скорее негативное впечатление. Кирпичная коробка без изысков.

— Дурацкая какая-то конструкция! — озвучил я мысль, явно витавшую в обеих головах. — Два входа каких-то неудобных, между ними стена сплошная без единого окна, а окна как раз по бокам от входов, там-то они зачем? И почему построили всего один этаж? Как будто размазали здание по земле. Глупо не построить еще хотя бы пару этажей. И этот колпак стеклянный сверху, вообще идиотизм. Асфальта еще нет вокруг. Когда они собираются асфальт-то класть!? Со дня на день снег пойдет! Что, они в декабре его класть будут что ли? Хотя у нас могут. Но это будет бред какой-то прям тогда!

— До снега если асфальт не положат, то в зиму и класть не будут, — сказал отец.

— Что она врет, что ли получается? — вытаращился я на него. — Блин, вот тетка напыщенная какая, не иначе жена чья-нибудь, какого-нибудь чинуши из администрации, тот строит этот центр, а она тут рулит. Туповатая какая-то, но гонора дохрена!

— А что ей еще остается. Ее посадили в это кресло, в строительстве она ни в зуб ногой, но марку держит, — отец удрученно выдохнул. — Мда… торговый центр.

Я докурил, пульнул бычок за окно, продолжая вглядываться в унылую картину ноябрьской стройки, подумал: «Как-то глупо расположен этот центр, за дорогой, дома жилые по эту сторону, а он с другой стороны дороги, неужели туда народ будет ходить?»

— Ты докурил? — посмотрел я на отца, хотелось уже домой.

— Сейчас, — отец в две жадные затяжки, так, что аж дым пошел носом, вытянул остатки сигареты в себя и швырнул бычок на улицу. — Поехали.

— Да, поехали домой, там всё не спеша обдумаем, — кивнул я и поднял стекло.

Через пятнадцать минут я пил дома сладкий горячий чай.

С одной стороны, арендные ставки в новом торговом центре были ниже, чем в действующих. В тех цена за метр начиналась от полутора тысяч. С другой стороны, дата открытия казалась нереальной, но внутренне мы были готовы на задержку в месяц-два.

Еще один минус — расположение торгового центра через дорогу от жилого массива, оно виделось проигрышным. Но центр на тот момент был единственным строящимся и не имел поблизости других подобных крупных конкурентов. Минусы и плюсы застыли в моей голове на воображаемых весах в равновесии. Желание заполучить свой первый торговый отдел в приличном торговом центре сыграло решающую роль. Мы с отцом посовещались и решили совершить этот шаг.

Под конец последней недели ноября, мы снова оказались на приеме у «монументальной тетки» и согласились подписать договор аренды на отдел площадью в семнадцать метров. Тетка зашевелилась, распечатала документ. Отец подписал его под ободряющие слова тетки об открытии центра под Новый год. На его вопрос об укладке асфальта, она безапелляционно заявила, что с понедельника следующей недели работы начнутся, и дней за десять все будет сделано. По календарю на понедельник следующей недели пришлось начало зимы, и выпал первый снег.

В последнюю субботу ноября я крепко напился в «Чистом небе» и полвечера провел в компании Юли и ее страшненькой безымянной подружки. Мы сидели на барных стульях танцпола, курили и о чем-то пьяно общались. Некурящая и непьющая подружка Юли весь вечер глупо деликатно улыбалась, делая вид, что наш с Юлей пьяный разговор ее интересен. Обсуждалась женская меркантильность, набиравшая обороты в нашем обществе с огромной скоростью. Юля по-кошачьи улыбалась, иногда намеренно выпуская дым мне в лицо, смеялась. Алкоголь освободил во мне безжалостного циника, и я стал ответно отпускать Юле едкие фразы, стараясь зацепить ее за живое. Юля держалась отменно, оставалась внешне спокойной, даже чуть надменной. Ее подружка, наоборот, мялась, глупо хихикала и переливалась в лице всеми оттенками красного. «И чего ты такая страшненькая? А так вроде порядочная девушка, а водишься с Юлей. Я б с такой подругой не водился, хотя, если больше не с кем, многие страшненькие так делают, дружат с красивыми девушками, так и им перепадает мужское внимание. А вот стояла бы ты сейчас одна, такая страшненькая в клубе, никто бы на тебя и не глянул, только если уж выпить много, когда уже все равно», — бродили в моей голове все более пьяные мысли. Незаметно я сильно запьянел. С «отверткой» всегда так, вроде пьешь сок, а напиваешься водкой.

В два часа ночи я захотел спать, оторвал задницу от стула и понял, насколько сильно пьян. Юля, встав, закачалась не меньше моего и пошла кривой походкой к выходу. Страшная подружка продолжала виновато улыбаться. «И что ты делаешь в таком месте, раз такая примерная? Спала бы сейчас дома, нет, носит тебя по всяким клубам. Что за радость глазеть на пьяные рожи трезвой, не пойму?», смотрел я на нее, забирая куртку из гардероба и тупо ухмыляясь. Мы грузно под ручку с Юлей преодолели ступеньки вверх, победили тяжелую входную дверь и оказались на бодрящем почти зимнем ветерке.

— Такси надо ловить, — сказала Юля, глядя на меня.

— Не надо. Есть телефон? — я пьяно смотрел на нее.

Юля кивнула, полезла в сумку, выудила мобильник. Я продиктовал номер Эдика по памяти. Она набрала и сунула трубку мне. Через пять минут белая «семерка» подлетела к «Чистому небу». Все трое забрались в салон, жаркий от включенной печки.

— Куда? — произнес Эдик, глядя на меня.

— Вам куда? — обернулся я к задним сидениям.

Юля назвала улицу и номер дома.

— Это же левый берег, — буркнул я и вперился в нее.

— Ну да, — уставилась Юля на меня мутноватым алкогольным взглядом.

— И как вас угораздило в такую даль забраться? — я покачал головой, сел прямо. — А я живу в совершенно противоположном районе.

— Далеко будет на свидания ездить, да? — съязвила Юля.

Страшненькая подружка незаметно хихикнула.

— И не говори, — выдохнул я, неуклюже ворочаясь на сиденье.

Мы поехали. Центральный проспект, вправо вниз на светофоре крутой спуск к набережной, мост на левый берег. Дома тут же сменились с интересных с оригинальной архитектурой в центре на окраинные однотипные послевоенные двухэтажные. Чуть погодя и те сменились на сплошные базы и заводы. Промышленный район. Эдик притормозил, колеса машины мерно отстучали по железнодорожному переезду. Поворот влево во дворы, сто метров, приехали. Я всмотрелся через лобовое стекло в пейзаж снаружи. Мрачный район. Таких в городе было несколько. Преступность в них была на порядок выше из-за местного населения — сплошь рабочие заводов, фабрик и их последующие поколения. С развалом Советского Союза культурный уровень таких районов стремительно деградировал почти до состояния гетто. «Нда, наверное, фигово живется им тут», — подумал я, обернулся, добавил, как можно дружелюбнее: «Тут, значит, вы живете!? Буду теперь знать!»

— Теперь знай! — сказала желчно Юля. — Так что придется покупать машину, жених!

— Машины нет, и не знаю, когда куплю, — ответил я тем же тоном. — Так что, Юля, жених я не завидный, денег мало, машины и квартиры нет.

— Эх, Рома, огорчил ты меня, а я уж думала, замуж за тебя выйти! — добавила желчи та. — Придется мне за другого, более состоятельного замуж выходить.

Обстановка враз натянулась, мы с Юлей уже открыто пикировались словами.

— Конечно, придется! За деньги все придется, — хмыкнул я. — Любишь же деньги?

— Да!!! Люблю!!! Люблю деньги!!! — вмиг словно сорвалась с цепи Юля, ее прорвало, девушка начала орать, почти истерично. — Очень люблю!!! И не хочу жить в нищете!!! Хочу жить нормально, чтоб все было!!! Чтоб машина была хорошая, чтоб денег была куча!!! И мне все равно, кто меня будет трахать, пусть даже дед семидесятилетний, лишь бы у него денег было много, и мне давал столько, сколько надо!!!

Тишина. В машине повисла гробовая тишина. Юля замолкла так же резко, как и ударилась в крик. Эдик растерянно таращил глаза то на меня, то на Юлю, неловко ухмылялся, пытаясь изобразить, будто услышал шутку, но не получалось. Это была не шутка. Подружка Юли сидела в своем углу тише мыши. Со мной началось нечто странное. Как только я осознал смысл сказанного, меня физически затошнило. Начало мутить. Дико захотелось открыть дверь и тут же блевануть на асфальт. Липкое ощущение мерзости, чего-то отвратительного поползло у меня по спине, заползло в живот и превратилось в рвотные позывы. Мне стало дурно от услышанных слов. Отвратительно. То, что я услышал, было мне абсолютно отвратительно. За долю секунды устоявшийся в моем сознании образ Юли сломался, исчез, как оседает в клубах дыма взорванное здание. В одно мгновение. Раз и человек для меня перестал существовать! Вообще! Минуту назад был, а теперь нет. Лишь бесформенная жалкая противная вонючая слизь вместо Юли находилась в моем представлении на заднем сидении машины. Я не мог обернуться. Сидел, уставившись вперед в ночную тьму, и молчал. Все молчали. Прошла минута.

— Я пошутила! — Юля толкнула меня сзади игриво в плечо.

Мне стало еще противнее.

— Да я пошутила же, Ром! — Юля еще раз пхнула меня в плечо, неловко рассмеялась.

— Да понял я, понял, — выдавил я из себя, сделал натужную попытку рассмеяться.

Страшненькая подружка хихикнула.

— Хы, — донеслось облегченно со стороны Эдика.

Я надел на лицо дежурную улыбку и обернулся: «Ну, чего вы там? Выходите».

— Ром, ну я пошутила. — Юля положила руку на мое предплечье, сжала его.

— Да понял я, Юль, понял, — снова насильно улыбнулся я.

Прощание вышло скомканным.

— Поехали, — облегченно сказал я Эдику, едва хлопнули задние двери машины.

Через минуту колеса «семерки» снова отстучали по железнодорожному переезду.

По сторонам замелькали базы, склады. Светофор. Свернули налево. Пейзаж сменился на двухэтажные старые дома.

— Да уж, — произнес Эдик.

— Да пиздец! — выматерился я.

Через несколько минут мы катили уже по мосту на правый берег. Я тупо смотрел в окно и вдруг понял, что совершенно трезв. До моего дома доехали молча. Я думал о том, как легко человек может разрушить свой образ в голове другого всего одной фразой.