С торговлей в новом отделе не ладилось. Киоски работали стабильно, подняв летом выручку в полтора раза. Надежда Петровна со сменщицей трудились по два дня каждая. Полина, отказавшись от напарницы, работала одна неделями с единственным выходным в воскресенье. Я понимал ее нужду. Невзрачную, некрасивую, сгорбленную Полину по-человечески было жаль. Оказалось, что хромота ее не от рождения, а следствие несчастного случая трехлетней давности. Полину сбила машина, сломав ударом бедро. Кости срослись, но криво. Полине дали положенную инвалидность и причитающееся ежемесячное крохотное пособие. Жила она в трехкомнатной квартире с матерью и дочкой. Старая мать, пенсионерка, не работала. Дочь еще училась. Полина была единственной добытчицей в семье. Каждое утро она, прихрамывая, открывала киоск, торговала весь день, как могла, вечером получала заработанные сто пятьдесят рублей и брела домой. В среднем сто пятьдесят. Иногда, редко, больше. И это летом. В зиму же она практически никогда не добирала выручку даже до ежедневного плана в две тысячи рублей, довольствуясь лишь минимумом оплаты в сто двадцать рублей. Тяжелая жизнь. Беспросветная. Тоска и безысходность сквозили в глазах Полины, она без конца курила и прикладывалась по выходным к алкоголю, оказываясь в киоске утром очередного понедельника с хорошо уловимым запахом.

Конкурент в торговом центре мешал нам сильно. К июню месяцу стали заметны его преимущества перед нами, которые раньше я записал в недостатки. Конкурент, весь бизнес которого держался всего на двух розничных точках, крайне щепетильно относился к формированию цен. На товарные позиции, по каким мы пересекались, он держал цены низкие, а на прочие — высокие. Мы же, занимаясь целыми днями оптовыми продажами, не имели возможности такого скрупулезного анализа цен в одной розничной точке. На это у меня совершенно не было времени. Отец же в принципе не интересовался такими нюансами. Я понимал, что конкурентную битву в торговом центре мы проигрываем. «Ничего, если следующий отдел заработает как надо, то спокойно прикроем отдел в этом центре и все», — думал я, листая газеты и журналы. К середине июня я нарыл нужное объявление и показал его отцу. Крупный одноэтажный магазин располагался очень удобно, в пяти минутах ходьбы от рынка с двумя нашими киосками.

— Ну что, место неплохое, давай, прокатимся, узнаем, — сказал отец.

На следующий день мы уже осматривали сдаваемую торговую площадь. На первый взгляд все выглядело неплохо — в основном помещении магазина работал большой продуктовый отдел, притягивая население окрестных домов. Два смежных помещения занимали аптека и фототовары с канцелярией, отдела бытовой химии не существовало. Нас смущал «Г-образный» узкий коридор метров в шесть, отделявший сдаваемое помещение от центрального входа. Получалось, что покупатель за изгибами коридора не видел помещение, что показалось мне недостатком.

— Да это ерунда! — махнул успокаивающе безмерно толстый владелец магазина, видя наши сомнения. — Люди ходят каждый день сюда за продуктами, быстро узнают, что ваш отдел заработал, и пойдут к вам.

— Тоже верно, — произнес я неуверенно, подсчитывая в голове стоимость ежемесячных затрат. «Аренда в десять тысяч и плюс зарплаты продавцам, двум. Все-таки десять тысяч это не семнадцать, даже при такой же небольшой выручке, как в центре отдел в магазине будет приносить прибыль», — прикинул я.

— У меня в подвале есть торговое оборудование в отличном состоянии, — добавил хозяин магазина, видя наши колебания. — Если у вас нет своего оборудования, то могу его бесплатно вам предоставить в пользование.

У нас своего не было. Мы взяли с отцом на обдумывание пару дней, а по истечении срока позвонили толстяку и согласились, решив с первого июля запустить отдел. Работа закипела. Дали объявление по поиску продавцов. Откликнулись две девушки возрастом чуть за двадцать, подружки. Одна мне не понравилась сразу — глаза глупые, холодные и вороватые. Вторую я так и не запомнил. Всю последнюю неделю июня урывками от основной работы мы бывали в магазине. Пару дней ушло на перенос торгового оборудования из подвала в отдел, установку его, монтаж и отмывку от толстого слоя пыли. Еще два дня завозили товар. Оставшиеся дни продавщицы расставляли товар, вешали ценники, приводили отдел в надлежащий вид. Неделя пролетела незаметно.

Первого июля, в четверг, мы открыли четвертую розничную точку.

Я был рад. Вечером того же дня, сняв первую выручку в четыреста рублей, я, сидя на улице на ограде небольшого палисадника перед магазином, курил и пребывал в состоянии абсолютного счастья. «Уже четыре розничные точки, растем», — думал я, неспешно затягиваясь и упражняясь в пускании колец сигаретного дыма. Я даже не чувствовал накопившейся усталости от совершаемой ежедневно большой физической работы, которая за последние два месяца почти удвоилась.

Июль прошел в постоянной нудной изматывающей работе. Целыми днями без отдыха мы колесили по городу — с утра завозили товар в розницу, после везли оптовые заказы по базам. Дома оказывались не раньше восьми часов, обычно в девять. Отец становился к плите готовить еду, я садился за компьютер и проводил текущие накладные. Часов в десять-одиннадцать мы ужинали, после чего я возвращался к компьютеру и готовил накладные на следующий день. В час засыпал, в восемь вставал. Время закрутилось с бешеной скоростью. Дни вылетали один за другим. Отношения с матерью лишь ухудшались, она замкнулась в себе, смотрела на нас враждебно. Стычки и перепалки случались регулярно раз-два в неделю. Я привык и уже с трудом вспоминал, что когда-то существовала другая, нормальная жизнь.

К середине июля стало ясно, что отдел в магазине торгует еще хуже, чем отдел в центре. Ежедневные выручки выходили мизерными, меньше тысячи — в среднем рублей восемьсот. Однажды я снял выручку в тысячу двести рублей и радовался ей как ребенок. «Кошмар какой-то», — нервно думал я всякий раз, снимая выручку. Продавщицы оказались натурами скользкими, нутром чувствовалось, что работают они как попало. «Может быть, даже воруют деньги», — появились в голове нехорошие мысли. «Что делать? Как быть? Стоять рядом весь день? А как же остальная работа? Нет, не вариант. Менять продавцов?» Нормальное и естественное решение, но мое желание что-то срочно предпринять по улучшению работы отдела в магазине разбилось о флегматичное равнодушие отца. Странное поведение. В тот момент я снова задумался о такой особенности отца. Нет, отец не противился активным действиям и моим предложениям по спасению четвертой точки. Он соглашался, поддерживал мои инициативы, но совершенно не выдвигал свои. Не выдвигал и не продвигал. Отец не лез вперед, не пытался взять инициативу на себя. Снова обсуждались лишь мои предложения. Открытие четвертой розничной точки оказалась тем моментом в нашей работе, когда мои физические и ментальные силы достигли предела. И вот тут отчетливо обнажилась деловая пассивность отца. Я, дойдя до предела, физически уже не успевал больше подумать, решить, сделать. Мне, как воздух, требовался активный деловой партнер, предлагающий решения, продвигающий их и выполняющий. Отец таким не являлся. Он качественно исполнял работу, дотошно обсуждал новые инициативы, вносил дельные поправки и улучшения. Иными словами, отец отлично понимал «как лучше сделать», но совершенно не высказывал инициатив и предложений на тему «что лучше сделать» и «куда нам двигаться». И снова в моем сознании его позиции, как лидера в нашем деле, пошатнулись. Старое восприятие отца, как человека знающего и умеющего все, дало еще большую трещину как раз в тот момент, когда моей неуемной молодой активности остро потребовался партнер, даже наставник, видящий далеко вперед перспективу нашего дела, умеющий правильно планировать развитие и ставить цели, а его не оказалось рядом. Вдруг рядом с собой вместо надежной опоры я почувствовал пустоту. «А ведь отец и вправду не лидер. Да, он хороший работник, исполнитель, но совсем не ведущий в нашей связке. Ведь за все время работы он ни разу не предложил никакого толкового дела, ни разу, не нашел ни одного поставщика и производителя. Он обдумывал и обсуждал только то, что предлагал я, а предлагал всегда лишь все я — куда поехать, с кем работать, куда звонить, где что закупить и куда и как продать», — вновь вернулись в мою голову крамольные мысли.

— Па, надо что-то делать с отделом в магазине, — выдал я, едва мы оказались дома и передохнули после очередного жаркого трудового дня. Я сидел на кухне и уплетал курицу с макаронами, запивая сладким чаем. Отец только вышел из душа и, с удовольствием отдуваясь, сел на стул рядом.

— А что с ним надо делать? — посмотрел он на меня, откинувшись на спинку.

— Да уже полмесяца выручки по пятьсот-восемьсот рублей, куда это годится?

— Ну да, маловато, — шумно выдохнул отец и почесал нос.

— Ну а смысл такой торговли? — уставился я на него.

— Да нет никакого смысла! Какой там смысл, — согласился отец.

— Ну, и что будем делать? — недоуменно смотрел я на него.

— А что надо делать? — сказал отец.

— Ну как что!? — растерялся я, пожав плечами. — Как-то решать этот вопрос. Я не знаю, продавцов менять, цены понизить, решать, в конце концов, будем мы арендовать дальше этот отдел или нет!? Как-то так…

— Придет время — решим вопрос, — закрыл глаза отец, откинулся на спинку стула полностью, застыл расслабившись.

— И когда это время придет? — сказал я, совершенно не улавливая конкретики в диалоге, что меня совсем обескураживало. — Как мы его решим? Закроем отдел?

— Если надо, закроем, — сказал отец, не меняя состояния.

Некоторое время я сидел в ступоре и смотрел на отца, осмысливая диалог. «О чем он был? Что мы решили?» Как разговор глухого с немым. Я ничего не понимал. «То ли ему все равно, то ли просто сейчас такое состояние у него, что не хочет думать о проблемах». Я запутался в неопределенных фразах отца, как в вязкой трясине.

— Ну, ладно, — буркнул я растерянно, доел и вышел из-за стола.

Минут через двадцать меня потянуло в сон. Превозмогая дневную усталость, я сел за компьютер и за час управился с текущими накладными и подготовил новые на следующий день — две в киоски и одну в «Пересвет». После я лег и мгновенно уснул.

Телефонный звонок в девять утра выдернул меня из дремы — звонил Алексей Семенович, интересовался, когда мы будем на складе. Я сказал, что в одиннадцать. Он всегда звонил перед тем, как везти нам очередную партию товара. Я хоть проснулся и выспался, но чувствовал, как налитое еще вчерашней усталостью тело гудело, не получив полноценного отдыха.

На складе мы были в половине одиннадцатого. Я снял замок, распахнул ворота и вошел внутрь. На меня пахнуло сильной прохладой, будто из дневной июльской жары я попал в октябрьскую ночь. Даже продрог в первую секунду. Я поежился, осмотрел плотно заставленный товаром склад и вернулся наружу. Тело тут же обволок тягучий зной, я мигом согрелся. Отец стоял снаружи в тени и курил, мечтательно задрав голову. Я взял накладные из кабины и, не дожидаясь отца, принялся собирать розницу. Это нудное занятие мне удалось для себя превратить в подобие игры. Зная, где лежит каждая пачка, каждый флакон, каждый пузырек, я собирал очередную накладную и старался отметить и запомнить сразу несколько позиций из тех, что находились рядом. Оптимизацией своих действий я вытравливал скуку и серость из наших рабочих будней, будил в себе азарт, стараясь довести время сбора каждой накладной до минимума. Эдакий трудовой перфекционизм. Моя тактика приносила плоды. Средние накладные в сорок позиций я собирал минут за двадцать. Быстрее уже не получалось. Как только я пытался еще ускорить сборку, начинал пропускать товарные позиции, не доносил их отцу к месту упаковки товара, и, как следствие, розничные точки снова недополучали товар. Отец тут же начинал недовольно ворчать и отчитывать меня за промахи.

Я отметил ручкой пять позиций, пошел вдоль полок, собирая в охапку товар: одного десять штук, другого пять, третьего снова десять, четвертого десять, пятого двадцать.

— Так, давай, что тут собирать? — произнес подошедший отец, разглядывая образовавшуюся моими трудами кучу товара. — Это укладывать?

— Да, — кивнул я. — Это собирай, упаковывай, то, что я собрал.

Отец взял пустую коробку и размеренно принялся ее наполнять. Я продолжал напряженно бегать по складу, принося отцу все новые товарные позиции.

— Не спеши, нормально собирай, чтоб ничего не пропустить, — сказал отец.

— Стараюсь не пропускать, вроде все отмечаю и собираю, — ответил я, принеся ему очередную охапку товара и услышав знакомое тарахтение приближающегося «газона».

В проеме показался Алексей Семенович, увидел нас и поднял приветственно правую руку: «Анатолий Васильевич, Рома, приветствую!»

— Привет, Алексей Семенович! — дружелюбно сказал я, пожимая ему крепко руку.

— Склад полный, это хорошо! — произнес деловито экспедитор, окинув взглядом весь наш товар. — Бизнес идет?

— Идет помаленьку, — сказал отец, закуривая и выходя наружу.

— Что новенького в «Оптторге», Алексей Семенович!? — весело спросил я, уже заранее смеясь с будущего ответа, догадываясь о его содержании.

— Ой! Да какие там дела! — отмахнулся раздраженно тот. — Сидят там, пррраститут-ки! Нихера не делают! Гонять их всех надо, пороть каждую!

Я рассмеялся в голос, Алексей Семенович был в своем репертуаре.

— Ну что, мне подъезжать!? — уточнил он, поправляя кепку на затылке.

— Да, подъезжай! — махнул я.

«Пепелац», беспрестанно скрежеча зубьями передач, сдал задом к складу.

— Хорош, Алексей Семенович! — Крикнул я, дал отмашку, и «газон» заглох.

Экспедитор выскочил из кабины, запрыгнул в будку и принялся подавать товар.

— Все, Алексей Семенович! — выдохнул я тяжело, едва мы закончили выгрузку, взял в руки накладные. — Сейчас проверю количество, но, вроде все сходится.

— Проверяй, поверяй! Я подожду! — тут же замахал руками тот, пряча в кулак обмотанные грязной тряпкой пальцы левой руки. — В таком деле нужна точность!

Экспедитор спрыгнул на землю с ловкостью двадцатилетнего и стал прогуливаться по складу. Я в который раз удивился про себя его двужильности.

— Алексей Семенович, а сколько ж тебе лет уже? — не удержался я.

Тот остановился, почесал затылок под кепкой, прищурил глаз, считая в уме.

— Да как и бате твоему! — Развел руками экспедитор. — Пятьдесят два в этом году будет, да, Васильич!?

Отец, сидя на упаковках с товаром, отдыхая, кивнул.

— Ого! Вы ровесники! Я и не знал! — удивился я. — Да на тебя весь «Оптторг» должен молиться, Алексей Семенович! Ты один половину их товара развозишь!

— Да ну их к чертям собачьим! — сорвав кепку с головы, отмахнулся ею экспедитор и вернул на место. — Сидят там… пррраститутки!

Я уже ждал его фирменное ругательство, тихо засмеялся.

— Все, Алексей Семенович! Все сходится, без недовоза, — сказал я, закончив с проверкой, расписался в накладной и протянул ее экспедитору. — На.

Тот взял бумагу, оглядел прищуром склад, произнес: «А склад-то уже маловат! Расширяться вам пора, склад побольше искать, Васильич!»

Отец, закряхтев, встал, заходил по складу, ответил: «Да пока и этого достаточно».

— Алексей Семенович, не переживай! — улыбнулся я. — Все у нас под контролем, склад новый мы уже присмотрели.

— Это который же!? — встрепенулся тот.

— А вон! — махнул я на улицу. — Пойдем, покажу.

Все трое вышли за ворота.

— Этот вот! — указал я пальцем на склад напротив на взгорке, тот самый, куда мы хотели попасть изначально.

— Во! Вот это я понимаю! — развел руками Алексей Семенович. — И побольше и повыше. — Он замер на секунду и засобирался. — Ладно, господа, поехал я дальше! Пока!

«Газон» издав стартером звук «ыыы», вздрогнул от старости и, натужно скрипя всей рамой, пополз вверх меж складами к проходной. Мы с отцом закурили.

— Надо будет снова с хозяевами завести разговор об аренде этого склада, — сказал я, кивнув в сторону взгорка.

— Зачем? — удивился отец. — Мы ж уже с ними разговаривали раз, нам отказали.

— Как зачем!? — удивился уже я. — Затем, что если нам нужен будет склад больше, то надо будет снова разговаривать об этом складе. Или ты собираешься тут сидеть!?

— Вот когда понадобится нам новый склад, тогда и будем думать, а сейчас нечего себе голову морочить! — изрек отец и глубоко затянулся. — Пошли товар собирать лучше.

— Пошли собирать, — буркнул я недовольно и щелчком запулил бычок в сторону предмета нашего спора. Мы вернулись в склад, закончили одну накладную и взялись загружать «газель» товаром для «Пересвета».

— Давай, я носить буду, а ты укладывай в кузове, — предложил я отцу.

— Хорошо, давай, — согласился он, кивнул и остался около «газели».

Я всегда старался облегчить отцу физический труд или хотя бы уменьшить его долю. Временами меня мучила совесть за то, что он таскает коробки наравне со мной. Я понимал, что мы не просто отец и сын, а и равноправные партнеры в бизнесе и нормально, если работа ложится на нас поровну. Но сыновние чувства во мне все равно брали верх. Я знал, укладка товара в кузове работа более легкая, нежели таскание коробок со всего склада к машине, потому старался подгадать работу так, чтобы как можно скорее отец оказался именно в кузове.

— Служил со мной один товарищ… — начал он очередной рассказ оттуда.

— И чего? — заинтересовался я. Молча работать на складе было совершенно скучно, мы всегда о чем-нибудь разговаривали. Отец любил рассказывать истории из своей военной жизни. Я любил слушать. Правда со временем он начинал повторяться и рассказывать одни и те же истории по нескольку раз. Слушать повторы, скажу я вам, нелегкая задача.

— Так вот, один раз мы вместе также укладывали какой-то груз в машину, — донесся голос отца из кузова. — И сказал он, что со мной бизнес стал бы делать точно.

— Эт почему это? — заинтересовался я новой историей, принес две коробки в кузов.

— Г оворит, вижу, как Анатолий коробки укладывает, аккуратно, одна к одной, — сказал отец с довольным выражением лица, сидя на корточках. — Значит, говорит, и ко всей работе он так относится, основательно и аккуратно.

— Ааа… — произнес я, пошел вглубь склада. — Ну да, ты такой, любишь порядок во всем.

— А разве это плохо? — донеслось со спины.

— Хорошо, я ж не сказал, что плохо, — добавил я, снова взял пару коробок и понес к машине. — Просто ты такой, хорошие качества для бизнеса.

— Очень хорошие, — самодовольно резюмировал отец.

— Ну да, — пожал я плечами, кладя в кузов коробки. — А где он теперь тот товарищ? Почему не начали дело вместе?

— Да он к отцу своему пошел в уже действующий бизнес, — смутился вдруг отец.

— Ааа… — снова протянул я. — Жаль, могли бы замутить вместе что-нибудь серьезное, а то вот тут толчемся, таскаем эти дурацкие коробки.

Отец ничего не ответил, накладную догрузили молча.

— Все! — выдохнул я. — «Пересвет» уложили, последняя осталась накладная и едем.

Отец спрыгнул с кузова на землю, произнес: «Перекурим, давай».

— Давай, — согласился я, вышел на улицу, сел на табуретку, закурил, оглядел окружающий пейзаж, спросил отца: «А сколько у нас налички дома?»

— Тысяч сорок примерно, я думаю, — произнес тот.

— Неплохо! — искренне удивился я цифре, думая, что не больше десятки. — И точки вроде все загружены и товара на складе полно и долгов нет лишних и, все равно, деньги дома уже начали накапливаться…

Отец задумчиво молчал.

— Товар нам нужен еще, какой-нибудь новый, а то деньги уже скапливаются просто так, — сказал я, чувствуя, что пора делать следующий шаг в бизнесе.

Отец снова промолчал, докурил, отбросил бычок, хлопнул себя руками по бедрам, выпалил: «Пошли дальше собирать! А то ехать еще в «Пересвет» на левый берег, не хочется там до ночи торчать».

— Сейчас быстро соберем, там осталась-то всего одна накладная, — сказал я, возвращаясь в склад.

— Только давай без этого твоего «быстро», а то вечно ты чего-нибудь не докладываешь, — заявил отец.

— Почему я «вечно» чего-нибудь не докладываю!? — завелся я. — Иногда бывает, когда сильно торопимся, когда время поджимает.

— Дааа… у тебя всегда так! — отмахнулся отец. — Ты постоянно куда-то торопишься.

— Да никуда я не тороплюсь, просто так собираю, я не могу медленно собирать, усну сразу! — развел руками я чуть раздраженно. — Можешь сам собирать, если что не нравится! Я тебе уже сто раз это говорил!

— Не надо умничать мне тут! — жестко произнес отец. — Начал собирать, собирай!

Но собирай как надо, а не так!

— Я собираю нормально, как могу! — разозлился я сильнее. — Ты в сто раз хуже собираешь, вообще три часа одну накладную и не факт, что без ошибок соберешь! Не нравится — собирай сам!

— Все! Давай, собирай! — отмахнулся отец. — Нам ехать пора.

Мне хотелось ответить резко, так и вертелись на языке острые и конфликтные слова. Внутри все завелось и кипело. Отец все чаще проявлял менторские замашки, а мне все меньше хотелось их терпеть. Но я сдержался, смолчал и погасил в себе возмущение, буркнул только: «Ладно, давай собирать, а то так до вечера будем препираться».

Через час мы выехали, без четверти два были на рынке у киосков. Выгрузили товар и в два покатили дальше. Сорок минут по пышущему зноем асфальту, и мы на месте. Въехали в «Пересвет», словно в улей. Люди и машины сновали туда-сюда по территории базы беспрестанно. Одни разгружались, другие загружались, третьи бегали между складами и торговым залом. Шум, гам, суета, грохот двигателей, жарища.

Отец притормозил напротив офиса, я выскочил из кабины с накладными и пошел внутрь здания. Через пять минут я вернулся, наша «газель» стояла чуть в стороне от разгрузочной рампы. Отец сидел за рулем, утирая лицо от пота.

— Нет мест? — поинтересовался я, глянув на рампу, плотно занятую машинами.

— Нет, — сказал отец, кивнул в сторону белой «Волги». — Мы вторые, вон, за ним.

Я пошел на склад. Вдоль рампы стояло шесть машин — две у склада химии, остальные загружались из соседнего пивом. Я поднялся на рампу, лавируя между поддонами с пивом, прошел до конца к распахнутой двери склада. Кладовщица Галя, приятная и симпатичная, чуть полноватая женщина лет сорока, сидела на лавке и устало курила.

— Привет, Ром! — сказала она дружелюбно. — Привез чего?

— Привет, Галь, да, привет, вот, — ответил я и протянул накладную.

— Туда, — взмахнула та рукой. — Наверх отнеси, на стол положи.

— Хорошо, — сказал я и двинулся к лестнице на второй этаж.

— А ты ж не первый, знаешь, на разгрузку? — добавила Галя.

— Ну да, вот за той «Волгой», — махнул я в сторону ряда машин.

— А перед ним еще двое, эти вот, — Галя указала на две кучи коробок на рампе.

— Да пусть выгружаются, я не против! — улыбнулся я, пожав плечами.

— Ну, пошли тогда наверх! — Галя пульнула бычок в урну, медленно встала.

Два пролета бетонной лестницы и мы в складе бытовой химии. Стеллажи, стеллажи, металлические стеллажи на всю глубину склада и в два человеческих роста. Я положил накладные на рабочий стол кладовщиц и двинулся обратно к лестнице.

— Привет, Ром! — раздался со спины голос второй кладовщицы.

— Привет, Кать! — крикнул, не оглядываясь, я и сбежал вниз, пробрался обратно через пивные поддоны и направился к «газели».

— Пошли есть! — сказал я отцу, заглянув в кабину.

От жары некуда было деться, единственное спасение — шиферный навес над рампой. Под ним мы и спрятались с отцом, неся с собой несколько бутербродов и пару бутылок холодного лимонада. Я постелил на стопку поддонов чистый кусок картона, соорудил импровизированный стол. Желудок уже полчаса как урчал. Я затолкал в себя бутерброд, запил лимонадом. Началась легкая изжога. Я понимал, что такое бестолковое питание до добра не доведет, но смотрел на ситуацию с фатальным безразличием. Поев, я закурил и, свесив ноги, уселся на «стол». Отец устроился с сигаретой на пустующей лавке, закинул ногу на ногу и затянулся. Кругом висело марево. Шорты, футболка, шлепанцы — я обливался потом даже в таком минимуме одежды. Хотелось снять с себя даже кожу. От жары страдали все. Экспедиторы, мокрые от пота, выгружали привезенный товар из машин. Грузчик пыхтел, таская товар на второй этаж по ступенькам лестницы и тут же обратно спуская заказы покупателей. Толкотня.

Через полчаса освободилось место у рампы. Отец подогнал к ней задом «газель», я нырнул в кузов под тент. Жарища!!! Под тентом была настоящая баня! Дыша раскаленным воздухом, я начал выставлять коробки, потея сильнее прежнего. Десять минут работы, и на рампе выросла очередная куча уже из наших коробок. Я вылез наружу весь мокрый. Сел на «стол» и следующие десять минут просто отдыхал. Очередь двигалась медленно. Мы числились уже третьими. Сверху, устало щелкая по голым пяткам шлепанцами, спустились Галя и Катя и устроили перекур, плюхнувшись вдвоем на лавку. Курили молча. Я сидел на поддонах, удобно устроившись на гладком картоне, и не спеша тянул остатки уже теплого лимонада.

— Вот этот товар, давай, поднимай сейчас! — встав с лавки, сказала Галя грузчику.

Кладовщицы ушли наверх. Грузчик обреченно потащился за ними, прихватив с собой две коробки с товаром. Пятнадцать минут и еще один поставщик уехал. Грузчик, не останавливаясь, принялся за следующую кучу товара. Подошел отец.

— Ты где был? — поинтересовался я.

— В торговый зал на витрину ходил, — сказал он.

— Пойду тоже схожу, — сказал я, спрыгнул с поддонов, вынырнул из-под тени крыши склада, пробежал двадцать метров раскаленного асфальта, потянул тяжелую дверь и оказался в спасительной прохладе торгового зала.

Я давно уяснил, что самую достоверную и нужную информацию о состоянии рынка можно получить не в теоретических анализах безликих цифр статистики, а в практической работе — ошиваясь на складах и витринах торговых организаций, наблюдательно подмечая все изменения и, тем самым, держа руку на пульсе событий. И я использовал такую возможность всякий раз, выкраивая буквально минуты в интенсивной работе, чтобы собрать свежую информацию.

В очередной раз я внимательно прошелся вдоль витрин. Мною владела все та же единственная мысль — надо найти одного или двух хороших производителей. Но как их найти, если все известные раскрученные производители уже работали с другими более крупными организациями? Новых интересных товаров на рынке не появлялось. Я анализировал витрины и склады, впитывал окружающую информацию — все зря, решение не приходило. И в этот раз я, просмотрев витрины «Пересвета», вышел разочарованно на уличное пекло и поплелся обратно к складу. Очередь сократилась на одного. Грузчик все так же нехотя таскал коробки. Я прошел мимо отца, сидящего на лавке с очередной сигаретой, и от скуки пошел на второй этаж к кладовщицам. В складе царила та же атмосфера ленивого зноя. Покупателей не было, поставщиков осталось двое, новые не подъезжали. Катя обедала в подсобке, Галя принимала товар.

— Че, Ром, скучно там? К нам пришел? — раздался со спины голос Кати.

Я обернулся:

— Да, Кать, там жарища жуткая, духота. У вас попрохладнее вроде.

— Это только кажется, — вышла из подсобки и махнула рукой та, крупная тетка моего роста и раза в два меня шире, и зашаркала к столу с бумагами. — Это что ли твоя накладная? Принять товар?

— Кать, да грузчик все равно один, а старший больше не дает, все заняты на других складах, — отмахнулся я обреченно. — Так что поднимать товар все равно некому.

— Ну! — выдохнула кладовщица, смахнув рукой пот со лба и верхней губы. — Тогда ничем помочь не могу! Стой, жди!

— Буду ждать, куда деваться, — философски согласился я.

Иногда поставщики сами заносили свой товар в склад, когда товара было мало или из-за спешки. Мы же привезли много, к тому же я и так натаскался за день достаточно, чтоб еще и работу грузчиков выполнять. Устал. Нет уж. Спасибо. И я продолжил слоняться по складу, меряя его шагами и пялясь на стеллажи и поддоны, заваленные товаром. И тут все было по-прежнему, ничего нового. Грузчик носил товар, туда-сюда, вверх-вниз. Галя проверяла принесенные коробки и отмечала в накладной, каждый раз утираясь от пота. Мимо меня снова прошла Катя, шаркая шлепанцами по затертому до дыр линолеуму.

— Скучаешь? — сказала она.

— Кать, чего бы вам такого еще привезти, а? — выдал вдруг я вопрос.

— В смысле, чего бы привезти!? — уставилась на меня удивленно та, остановившись.

— Ну, товар какой вам привезти, чтоб и стоил подороже и продавался хорошо!? — уточнил я и обвел руками склад. — Что вот из всего этого хорошо продается? Не тяжелое чтоб и денежное. Вот сейчас что хорошо продается?

— Ну, не знаю, — пожала плечами Катя, сделала пару шагов, замерла, задумалась.

— Дихлофосы привези, Рома! — выкрикнула из-за стеллажей Галя.

— Дихлофосы!??? — удивился я. — А почему дихлофосы?

— Кстати, да! — развернулась Катя. — Вези дихлофосы! Влёт сейчас уходят! Вон вчера поставщик привез десять коробок арбалетовского дихлофоса, за день все забрали!

— Ничего себе! — приподнял брови я. «В коробке сорок восемь штук по двадцать рублей примерно, это коробка около тысячи стоит, на десять тысяч рублей за день продалось, ого!», — быстро обсчитали информацию мои мозги. Сумма вышла приличная. В среднем в неделю с «Пересвета» мы получали под двадцать тысяч рублей. А это десять за день! Я озадаченно произнес: «Это чего спрос такой большой на дихлофосы сейчас!?»

— Так сезон же, Ром! — донесся голос Гали.

— Сезон же, — сказала Катя, подойдя вплотную.

— А почему сезон? Когда он у дихлофосов? — продолжил я задавать вопросы.

— Так жара же, мухи кругом, — Катя замотала в воздухе руками, изображая борьбу с мухами. — Все лето сезон, да, Галь!? С мая и до сентября.

— Да, все лето! — крикнула из глубины склада Галя. — С апреля даже.

— И весь сезон такие продажи!? — все удивлялся я.

— Да не, — отмахнулась Катя. — Весной так себе продажи по чуть-чуть, а потом больше и больше и вот сейчас очень хорошие продажи.

Я задумался.

— Так что, вези, — кивнула Катя.

— Так, все, закончила я с этим! — сказала, выйдя из-за стеллажей Галя, смахнула пот со лба и бросила накладную на стол. — Сейчас тебя будем принимать, перекурим только! Хорошо, Ром?

— Галь, да я не против, отдохните, конечно, — развел руками я.

— Или Катю, вот, попроси, — предложила та.

— Ой, да приму я! — оживилась Катя, протянула руку. — Где твоя накладная?

— Там! — махнул я в направлении стола у входа.

— Тут она, Кать, на! — протянула Галя бумагу напарнице. — Все, пошла я курить.

— И грузчику скажи, пусть начинает носить его товар! — выкрикнула вдогонку Катя.

— Хорошо! — раздалось гулко с нижнего пролета лестницы.

— Слушай, Кать, так сколько дихлофосов везти и каких!? — загорелся я мыслью.

— Арбалетовские лучше всего продаются, их вези! — сказала та. — А вообще, любые вези, все уйдут, их сейчас прям метут покупатели!

— И сколько же везти их? — уточнил я.

— Ну, коробок по двадцать пару видов можешь смело везти, а можешь и больше, по тридцать, — уверенно махнула рукой Катя. — Все равно продастся.

Снизу со стороны лестницы послышались мерные шаги, показался грузчик, он нес первые наши коробки. Катя пошла принимать товар. Я же будто выпал из происходящего — все мои мысли заняла идея поставки дихлофосов в «Пересвет». Дело выглядело срочным. Я спустился на рампу, оставил сдачу товара на отца, а сам вновь оказался в торговом зале. На стеклянной полке одной из витрин сиротливо стояло всего два баллончика. Других не было. Сердце учащенно забилось, учуяв жирную и пустующую товарную нишу. Я записал цены и выскочил на улицу, вернулся в склад. Товар сдали за полчаса. Распрощались с кладовщицами и в половине пятого выехали из «Пересвета».

— Домой, наверное, поехали, да? — посоветовался отец, глядя на часы. — Выручку еще рано снимать в рознице. Поедем домой, обмоемся, примем душ, а то я весь липкий. Поужинаем и тогда уже прогуляемся за выручкой, я так думаю. Да?

— Да, нормально! — кивнул я, снимая майку в кабине уже на ходу и оставшись лишь в шортах. — Как раз немного отдохнем.

Я прибывал в легкой эйфории, голову заполнил рой мыслей.

— Слышал, что мне Катя с Галей сказали!? — не выдержал я, едва «газель» остановилась на первом же светофоре.

— Нет, а что они сказали? — уставился на меня отец.

Я пересказал весь диалог.

— О! Это интересно, — протянул задумчиво отец.

«Г азель» тронулась.

— Вопрос, где взять столько дихлофосов!? — возбужденно замахал руками я. — Даже двадцать коробок это двадцать тысяч рублей! Бартер на такую сумму? Хм, раз сможем взять, а потом не дадут, залезем ведь в долг! Завтра позвоню с утра в «Арбалет» и в «Сашу», больше дихлофосы никто не возит! Только у них можно взять!

— Позвони! — согласился отец оживленно и тут же закурил.

Оставшуюся часть пути до дома мы активно муссировали новую тему. Пока поставили машину на стоянку, пока дошли домой — под прохладные струи душа я попал в половине шестого. Душ сбил с тела дневную жару и, остудив голову, вернул ясность мысли.

Когда подошло время снимать в рознице выручку, мы разделились — отец пошел прогулочным шагом в сторону рынка и отдела в магазине, я же через час направился в противоположную сторону и через десять минут был в торговом центре. Покупателей уже не было, продавщица в отделе сидела на стуле и скучала. Я снял выручку в одну тысячу девятьсот рублей и пошел обратно. «Да уж, третий месяц отдел работает, а все болтается на уровне рентабельности», — грустно подумал я. Про отдел в магазине не хотелось даже думать. Неприятная мысль о том, что его придется закрывать, все настойчивее вертелась в голове. Сильнее угнетало лишь то, что оба отдела мы, открыв, пустили на самотек. Ни я, ни отец ими не занимались. Я понимал, что если и заниматься обоими отделами, то все равно толку большого не будет, да и оптовая торговля не оставляла ни минуты лишнего времени. «Нанять человека? Бессмысленно. Даже если его работа и случится эффективной, вся дополнительная прибыль уйдет на оплату работы этого же человека. Да и то, если работник попадется толковый. Что вряд ли. Самим уделять больше внимания розничным точкам, наняв водителя-экспедитора для развоза товаров, освободив, таким образом, себя от ежедневной рутины? Так себе идея». Нанять без машины и посадить на нашу «газель», означало полностью угробить за год машину. Я видел такие «газели» после эксплуатации их наемными работниками — кусок битого во всех местах громыхающего железа. «Нанять водителя-экспедитора с машиной? Дорого. Его зарплата сожрет половину прибыли. Это еще полбеды». Мне казалось важным то, что я при этом перестану чувствовать «пульс» торговли. Перестану быть на складах, а значит своевременно реагировать на все изменения рынка. В крупных компаниях с полным штатом сотрудников и налаженным сбытом такое смешение функций отсутствовало. Нам же, мелким торговцам, приходилось крутиться, совмещая все функции и задачи в одном-двух лицах. Я вертел ситуацию в поисках выхода, но не находил решения, которое позволило бы нам сохранить и развить два отдела. Тупик. Расчет на увеличение розницы, как на локомотив развития, не сбывался. Оставался единственный избитый вариант — резкое увеличение оборота в опте. Нам нужен был хотя бы один хороший поставщик-производитель. Мы застряли и раскорячились между двумя разными ступенями бизнеса, самой нижней и следующей. Я злился. Шел домой и злился. Двадцать минут я накручивал себя мыслями о нашей системной проблеме и близящихся непростых решениях. Все так хорошо шло, развивалось, и вот, надвигался момент отступления, регресса.

Я вернулся домой в полдевятого. Отец уже сидел за кухонным столом с недовольным лицом, закинув ногу на ногу, и ужинал, размеренно жуя котлету.

— Ну, какие там дела!? — нетерпеливо спросил я с порога. — Сколько наторговали?

Отец дожевал, зыркнул на меня внимательно, пару раз нервно дрыгнул ногой.

— Надежда Петровна — три сто, Полина — две сто, а там — тысяча двести, — сказал он.

— О! Полина аж две сто, неплохо! — воскликнул я слегка удивленно, вошел в кухню. — И в магазине снова за тысячу! Хоть не закрывай отдел!

Отец неопределенно пожал плечами и принялся жевать очередной кусок котлеты.

— Надежда Петровна — молодец! Как пулемет! — хлопнул я довольно в ладоши. — Зимой меньше двух не бывает, а летом меньше двух с половиной, вот бабка торгует!

Отец молча жевал и пристально смотрел на меня.

— Чего ты так смотришь!? — удивился я и принялся наливать себе чай.

— Ничего, — буркнул отец.

Я сел напротив с кружкой чая, прихватив кусок хлеба и котлету.

— В центре обыкновенно, тысячу девятьсот получил, — отмахнулся я. — Как-то в одной поре они там торгуют, народу никого, вообще тишина, мда.

Из коридора донеслись шаги, зашла мать, посмотрела на нас испепеляющим взглядом, налила себе кофе и ушла. Отец покончил с едой, принялся за чай.

— Надежда Петровна тебе опять написала, — произнес он сдержанно.

— О!? А что ж я там не доложил!? — удивился я, понимая, что мог и упустить что-то.

— У Надежды Петровны три позиции и у Полины одну, — сказал отец, поднося кружку к губам. — Записки у тебя на столе лежат около компьютера.

Я вскочил, прошел в дальнюю комнату с балконом, взял оба листа. На одном, ровным крупным прилежным ученическим почерком Надежды Петровны были выведены три строчки. В записке от Полины, криво пополам оборванном и замусоленном тетрадном листе, имелась всего одна строчка. Я вернулся с записками на кухню.

— Мда, жаль! Прозевал я где-то, вроде все положил, но, проглядел, значит, — почесал я в затылке, неловко осознавая свою оплошность. — Надо будет довезти завтра.

— Это все твоя спешка! — сказал отец. — Я тебе сколько раз говорил — не спеши, собирай внимательно!? Все без толку!

— Да я и так нормально всегда собираю! — опешил я, удивившись смене тона разговора и оставшись стоять посреди кухни. — Я по-другому не умею!

— А я тебе говорю, что собирать надо нормально! — с давление в голосе произнес отец. — А не так, чтоб без конца недовозы были!

— Я нормально собираю! Собираю, как могу! — завелся я. — Не нравится, давай, поменяемся местами, ты будешь собирать, а я укладывать!? Я тебе уже это говорил!

— Это проще всего свалить работу на другого! — выпалил отец.

— Я не сваливаю! Я еще раз говорю, собираю, как могу! — громко продолжал я. — Я не могу, как ты, собирать по часу одну накладную, мы так до вечера будем торчать на складе и никуда не уедем! Собирай сам, какие проблемы!? А я буду укладывать и в машину носить!

— Нет, ты будешь собирать, как надо! Понял!? — зло уставился на меня отец и ткнул себя пальцем в грудь. — Это я тебе говорю!

Я опешил. Стоял и растерянно смотрел на отца, понимая, что вижу в нем что-то новое. Таких замашек с его стороны я раньше не наблюдал. Были стычки, но не такие. Упертый на характер отец, раньше достаточно легко шел на компромисс, даже часто принимал другую сторону. А тут… Мы никогда не выясняли с ним, кто в нашем бизнесе главный. Да и как выяснять? Да и зачем? Это же глупо. Начали вместе, с нуля. Все поровну. Но в тот момент я стоял перед отцом на кухне, совсем как на картине «Петр I допрашивает царевича Алексея», и мой нараставший гнев смешался с растерянностью. Что-то промелькнуло в словах отца. Едва уловимое. «Дзинь», издало мое сознание тихий внутренний сигнал, будто рыбацкий колокольчик. «Дзинь». И тишина.

И тут же внутри меня накатил гнев, я едва сдержался. Захотелось взорваться и возразить, но я огромным усилием затолкал свою уязвленную гордость в дальний уголок души и ответил лишь: «Ладно, давай, не будем».

Я отмахнулся от разговора и вышел из кухни. Настроение испортилось вмиг. В коридоре миновал удивленную мать, услышавшую громкие голоса на кухне, учуявшую запах скандала и уже спешившую на кухню с интересом.

— Что случилось? — бросила она мне вдогонку.

Я не ответил, сел на балконный диванчик, закурил и уставился на улицу.

— Вот так ты все делаешь! — раздался позади голос отца.

— Как «так» я все делаю? — удивленно обернувшись и вновь закипая, сказал я.

— Работаешь тяп-ляп, спустя рукава, а потом нам приходится за тобой исправлять ошибки! — зашел на балкон отец, вытянул сигарету из пачки, закурил. — Постоянно не докладываешь в киоски товар!

— Слушай! Я не пойму! — меня понесло. — Тебе чего не нравится!? Не нравится, как я собираю!? Я тебе уже говорил, собирай сам! Не можешь или не хочешь!? Это твои проблемы, значит, не мешай мне собирать, буду собирать, как умею! Тебе чего не нравится-то!? Чего ты мне указываешь вечно!? За собой следи!

Отец на долю секунды опешил и тут же налился гневом.

— Я твой отец!! — выпалил он, сверля меня прищуром жесткого взгляда. — Ты!! Сопляк!!! И если я тебе говорю, как надо делать, значит так и надо делать!

Я растерялся, точно не был уверен, но мне показалось, что отец впервые за время нашей деятельности опустился до прямого оскорбления. Отец перешел незримую черту.

— Знаешь что, если тебя что-то не устраивает в совместной работе, мы можем разделиться! — Обозлился я, кипя гневом. — Распродадим товар, продадим «газель», поделим деньги и разбежимся! Каждый в свою сторону! Какие проблемы!?

— Ничего мы делить не будем! «Газель» вообще куплена на мои деньги с книжки, так что она моя! — безапелляционно заявил отец, да так быстро, будто вопрос принадлежности общей машины обдумывался и решался и решен им про себя уже давно.

— Ну, — запнулся я. — Да почему она твоя? Хотя…

— Потому, что я сюда вносил свои личные деньги с книжки! — продолжил давить меня отец. — Сначала восемьдесят тысяч снял, принес в том году и при покупке снимал и докладывал свои тридцать, забыл!?

— Почему забыл? — сказал я уже без энтузиазма, понимая, что против правды не попрешь, да и не имея такого желания, а имея убеждение, что любые прочные отношения могут быть основаны лишь на честности и порядочности. — Все я помню.

Мне не хотелось продолжать препирания. И не потому, что отец меня прижал. Это для меня не имело значения. Мне противной казалась сама тема спора. Мелкая никчемная дележка между отцом и сыном — как же это отвратительно. Я обмяк и отступил.

— Ну, а раз помнишь, то и закрой рот и сиди, помалкивай! — торжествовал отец.

Я докурил, встал с диванчика. Нестерпимо захотелось уйти из дома.

— Хорошо, давай, оставим эту тему, — буркнул я и вышел с балкона, столкнувшись снова с матерью, кружившей рядышком подле скандала.

Внутри стало гадко и неуютно. Я чувствовал — случилось что-то важное и неприятное. Что именно, я еще не осознавал, оттого тяжесть в груди казалась больше. Хотелось уйти подальше, остаться одному или выговориться. Я позвонил Вовке.

— Привет, чего делаешь? — негромко, стараясь держать нейтральный тон, сказал я.

— Здарова, Рамзес!!! — заорал тот в трубку, чавкая. — Жру на кухне, только с работы пришел!

— Пошли в «Небеса», — предложил я.

— Блин, Рамзес! — засопел Вовка в трубку. — Чо-та устал я, ноги отваливаются, голова болит. Не смогу, наверное, Рамзес! Давай, в другой раз, на выходные, например!?

— Блин, жаль, — выдохнул я. — Ну, ладно, давай, в выходные. Отдыхай уж, лентяй!

Я несколько секунд смотрел в окно в зале и, пока отец не вернулся с балкона, взял немного денег, обулся и вышел из квартиры. В совершенно гадком состоянии я с час прослонялся по центру города, выпил два алкогольных коктейля и, в уже приподнятом настроении, спустился в «Чистое небо». Внутри во всю грохотала музыка. Я простоял два часа у барной стойки, поглощая подряд двойные «отвертки». Клубок нехороших мыслей в голове никак не расплетался. Я раздраженно утопил его в алкоголе вместе с начавшейся от нервов резью в желудке. К часу ночи я напился. Желудок мутило. Я проблевался снаружи заведения за самым дальним темным углом и кривой походкой пошел к гостинице, где ввалился в машину к Эдику, и тот отвез меня домой. Заснул я не сразу, меня крутило на кровати, я держался за края, чтоб не свалиться на пол, два раза блевал в туалете, после чего уснул мгновенно, провалившись в уже хорошо знакомую черноту.