Работа набрала такой ход, что уже к концу сентября я устал выписывать накладные от руки. Отец практически отошел от такой работы, уже совершенно не вникая в систему цен и скидок. Учет усложнился, накладных стало больше — нужен был компьютер. Выросшие продажи потянули за собой и рост объема бартера. Куда его девать? «Пересвет» уже был загружен, «Пеликан» продавал слабо, оставался «Меркурий». В один из дней мы привезли товар в «Меркурий», отогнали «газель» на стоянку за складами, отец закурил и остался около машины, а я пошел на переговоры. Дверь кабинета Арсения Михайловича по обыкновению была распахнута настежь.

— Давай, заходи! — приглашая, махнул он мне рукой.

Арсений Михайлович — высокий мужчина под метр девяносто с хорошо развитой мускулатурой, угадывавшейся даже через пиджак, восседал за своим столом в тесной квадратной комнатке в шесть метров. Второй стол стоял встык напротив его, третий, загроможденный оргтехникой — у боковой стены. Разговор вышел короткий и содержательный. Я сразу намекнул на звонок Вовки. Арсений Михайлович выслушал меня, не перебивая и внимательно изучая. Его опытный взгляд заработал в режиме «свой-чужой». Вердикт был вынесен быстро и безошибочно.

— Да, поработаем, я думаю! — четко заявил Арсений Михайлович. — Надо будет определиться с группами товаров. Что вы можете возить регулярно? Потому что, ты сам понимаешь, если я начну брать у вас, то это должно быть регулярно и цену надо будет держать железно. По плохим ценам я брать не буду, мне проблемы не нужны.

— Цены у вас жестко отслеживают? — поддержал я завязавшийся разговор.

— Хох! Еще как! — Арсений Михайлович, слегка подпрыгнув на стуле, дернул шеей вперед, словно гусь и поправил руками пиджак. — У нас по городу бегают специальные люди, смотрят и переписывают цены на таких же базах. Хозяева все секут четко.

— Можно на «ты»? — уточнил я, чувствуя, что сделка у нас случится и, решив сразу похоронить между нами формальности.

— Да ради Бога! Можно, конечно! Можно просто Сеня, без всяких «Михайловичей» там! — расплылся тот улыбкой в два ряда ровных белых зубов.

«Вставные почти все, спереди точно», — отметил машинально я, улыбнулся следом:

— Ну, и хорошо!

Обсудив все нюансы работы, мы быстро пришли к согласию. Как работник, Сеня мне нравился все больше. Он определенно относился к тем людям, которые досконально знают свое дело, умеют его вести и того же требуют от других. К таким людям, обычно сложно притереться, но если уж случается, то работа идет в удовольствие. В завершение Сеня сказал, что через два часа скинет по факсу первый заказ.

Я вернулся на стоянку в прекрасном настроении. Отец прогуливался подле «газели» и курил, выслушав меня, обрадовался, произнес «О!» не вынимая сигареты изо рта, и сильнее затянулся. Нервное напряжение переговоров спало и мне захотелось есть. Тут же в ларьке заказали с отцом по стакану растворимого кофе и два шедевра фастфуда — сосиски в тесте. Желудок побаливал. Я надеялся унять боль едой. Не помогло. На десять минут боль почти ушла, но позже, едва мы поехали, желудок растрясся на дорожных ямах, и боль вернулась. Радость успеха в работе омрачилась тупой ноющей болью. Я дотерпел до стоянки и, идя домой, купил обезболивающий сироп и выпил пару ложек, боль отступила.

Под самый конец месяца мы, наконец-то, купили на склад новую тележку. Обошлась она в восемь тысяч восемьсот рублей. «Как мобильный телефон прям! Тяжелая какая», — подумал я, вынимая с отцом ее из кузова «газели» и закатывая под поддон.

Бизнес набирал обороты. В начале октября пришла вторая машина из «Люксхима». Свободные дни остались в прошлом, мы трудились ежедневно, радуясь работе, но и ощущая вечерами усталость все сильнее.

В эти же дни в гости пожаловал и субарендатор Андрей, так звали высокого, чуть выше меня, мужчину типично русской внешности с серыми живыми глазами и светлыми волосами. На вид ему было лет тридцать пять. Андрей занимался оптовой продажей мотоциклетных запчастей. Его открытое лицо с прямым носом, сбалансированными чертами и чуть сверх меры развитой нижней челюстью, производило приятное впечатление. С Андреем приехали трое — его жена, невысокая красивая девушка восточной внешности с большими выразительными карими глазами, копной черных волос и очаровательной открытой улыбкой и два работника. Гостей пригласили внутрь склада. Договорились быстро — Андрей осмотрел комнату и коптильные камеры, помещения и сумма арендной платы были приемлемы, и он решил заезжать. За нами осталось основное помещение с воротами. Весь следующий день мы занимались развозом, а Андрей завозил свой товар в склад.

Октябрь прошел спокойно. Андрей быстро прижился и обжился — забил коптильные камеры товаром, накидал на них сверху мотоциклетные шины и камеры, периметр комнаты обставил высокими стеллажами, заполнил их товаром, а посреди комнаты поставил стол со стулом, ноутбуком и принтером.

В конце октября мы окончательно рассчитались за чипсы, закончив с ними.

С началом ноября потянуло зимой. Световые дни быстро угасали. Мы возвращались домой с работы уже затемно. В свободное время заняться мне было совершенно нечем. В квартире постоянно висела гнетущая атмосфера. Едва с подачи матери начиналась очередная ругань, как в четырех стенах становилось невыносимо и хотелось бежать. Вразумления и мой спокойный тон провоцировал злобу матери еще сильнее, чем молчание. Я не понимал, что происходит, и не знал, что делать. Нервничал, пытался понять причины такого отношения матери к отцу и мне, не находил их и бежал в «Чистое небо». Я не заметил, как привык к этому клубу. Меня начало туда тянуть. Я с нетерпением ждал выходных, и каждый субботний вечер проводил там. Иногда и пятничный. Денег было мало. На субботу мне их хватало. А на пятницу уже не всегда. Я как-то умудрялся выжимать максимум из того, что мог себе позволить тратить. Как? Я пил лишь «отвертку» — пятьдесят грамм водки и сто пятьдесят грамм сока — самый дешевый алкогольный коктейль, какой только можно было придумать. «Отвертка» стоила тридцать рублей. На вечер я брал около трех сотен. Мне хватало за глаза. За вечер я выпивал шесть — семь «отверток», аккуратно оставляя не менее семидесяти рублей на такси.

В одну из суббот ноября, я так увлекся алкоголем, что у меня закончились деньги.

В десять вечера я уже стоял у барной стойки «Чистого неба», тянул из пластикового стакана через трубочку первую «отвертку» и наблюдал, как народ волнами стекается в клуб. «Через два часа будет битком», — прикинул я. Через два часа действительно стало битком и жарко. Я уже допивал третью «отвертку» и настраивался на четвертую.

— А может двойную!? — сказал бармен и показал поллитровый пластиковый стакан.

— Давай! Сколько!? — выпалил я.

— Шестьдесят!

Я кивнул, получил коктейль и, покуривая, за полчаса вытянул весь стакан. Мне сразу похорошело. Двести пятьдесят граммов водки в крови затребовали веселья. Я влился в людской поток, текущий к танцполу, и растворился в тесной массе разгоряченных тел. Танцпол дрыгался в едином ритме. Обе зеркальные стены запотели снизу на четверть. Я заразился общим весельем и скакал несколько минут в полном наслаждении, пока духота не взяла верх и не вытолкнула меня на улицу на свежий воздух. Прохладно. Вместе с прохладой в голову вернулась ясность. Я закурил. Никотин усилил состояние легкости и безмятежности. Ничего не хотелось. Просто быть таким и здесь. «Все хорошо. Да нет, все просто замечательно!» Я неторопливо прогуливался с сигаретой на зябком полуночном ноябрьском воздухе и разглядывал всех и вся вокруг. Продрог. Вернулся в душный подвал. Заказал двойную «отвертку». Через полчаса повторил. Хотелось еще. В кармане оставались жалкие тридцать рублей. «Отвертка»? Конечно! Ее я выпил быстро и понял, что хватил лишнего. Я был пьян. Захотелось обратно на улицу за глотком свежего воздуха и просто домой. До закрытия клуба оставался час. Я медленно побрел к выходу. Оделся в гардеробе и поднялся на улицу. Свежо! Два часа ночи. Я в центре города без копейки денег. Идти домой пешком? Это полтора часа по времени. Ноги гудели, хотелось спать. Я побрел по улице, закурив. «Больше всего таксистов около гостиницы, туда дойду, подышу свежим воздухом, может, кто и довезет так, а как приедем, я вынесу деньги из дома. Зачем все пропил? Жаль, что денег мало было, еще бы выпил. Набрался я нормально, все-таки шатаюсь, сейчас вертолётить будет в кровати, опять спать на животе. Может быть, выветрится хоть чуть-чуть, пока иду, неслабо напился», — думал я, идя пошатываясь по ночному городу.

— Ехать куда надо? — сразу несколько таксистов, стоявших группкой около своих машин, задали один вопрос.

— Да, надо, — я назвал район и улицу. Таксисты оживились, один шагнул навстречу.

— Это семьдесят рублей будет стоить. Едем? — спросил он.

— Денег с собой нет, — признался я заплетающимся языком. — На месте только смогу рассчитаться, вынесу.

— Ааа, не! — отрицательно покачали головами все таксисты и разом отвернулись от меня, потеряв интерес, лишь ближний пояснил: «Мы так не работаем. Знаем. Ученые».

Я понимающе кивнул и побрел дальше вдоль ряда из шести-семи машин. Ряд кончился. Прошел еще одну машину, габаритные огни не горели, в салоне никого не было. Следующая. Такая же. Следующая. Белая «пятерка» или «семерка», сзади было не разобрать — вместо стандартного прямоугольника задние фары машины горели двумя красными кругами. «Как ракетные двигатели прям», — подумал я и решил снова попытать счастья. Из приоткрытого окна с водительской стороны струйкой тянулся сигаретный дымок.

— Доброй ночи, — остановился я напротив.

— Доброй, — молодой парень лет двадцати коротко стриженый тощий брюнет чуть высунул голову наружу.

— Работаете? — сказал я односложно, понимая, что так язык не успеет заплестись.

— Да. Надо ехать куда?

— Да надо, — выдохнул я и через паузу продолжил. — Только денег у меня нет с собой, я все пропил в «Чистом небе». Если так довезете, то я вынесу.

Я замолк. Потекли секунды решения.

— Да поехали, чего уж там, — сказал парень и кивнул мне, чтоб садился.

— Сколько будет стоить? — уточнил я, сев рядом.

— Семьдесят.

— Хорошо, — кивнул я, и машина тронулась.

— Как же так получилось-то, что без денег остались? — поинтересовался парень.

— Да вот, не рассчитал. Мало взял с собой и много пил, — собрался с силами я, ответил и шумно выдохнул от неудобства.

— Эт бывает, — понимающе покачал головой тот.

Мы попетляли по дворам и остановились у дверей моего подъезда.

— Я ща, быстро, — бросил я, выбрался из нагретого сиденья и скрылся за дверями.

Когда я вернулся, парень стоял на улице около машины и курил.

— Спасибо, что выручил! — протянул я ему деньги, пожал руку.

— Да не за что, с кем не бывает, — сказал парень, сел в машину, в лице его мелькнуло легкое удивление. — Если что, я всегда там стою, обращайся.

— Так теперь же у меня есть к кому! — засмеялся я, внутренне улыбнулся его готовности к обману. — Стану постоянным клиентом!

Так я познакомился с Эдиком, студентом, подрабатывавшим частным извозом.

Без компьютера уже стало невмоготу. Вопрос назрел, его надо было решать. Тридцать пять-сорок тысяч стоил средний компьютер с лазерным принтером. Денег лишних не было — недавно же купили новую складскую тележку. Я предложил взять кредит, отец согласился. В то время потребительское кредитование находилось в самом зачатке. Торговые и производственные фирмы сами кредитованием и продажами в рассрочку еще не занимались, направляя покупателей в сторонние организации. В одну из таких мы и пришли. Условия кредитования нас устроили. Мы прикинули — за год расплатимся — заняли очередь. Перед нами было четверо, они сидели в ряд на стульях вдоль стенки в длинном гулком коридоре с протертым линолеумом и ждали своей участи. Дверь напротив периодически открывалась, выпуская предыдущего из комнаты со счастливым или грустным взглядом и проглатывая очередного. После часа ожидания, попали в комнату и мы. Женщина средних лет с незапоминающейся внешностью внимательно изучила наши документы и сразу вернула мой паспорт, пояснив, что безработным кредит не выдают. «Точно, я ж официально безработный, как-то и не думал об этом, работаю и работаю себе», — недоуменно осознал я и запихнул паспорт в карман. Женщина принялась за документы отца — военный пенсионер и индивидуальный предприниматель — глянула в компьютер, покопалась в документах и своих бумажках, после чего сгребла все в кучу и вышла в смежную комнату, прикрыв за собой дверь. Я занервничал, глянул на отца. Тот задрыгал ногой и заморгал глазами — тоже нервничал. Через пять минут из смежной комнаты к нам вышел мужчина. «Где-то я видел этого мужика», — пролетело в моей голове.

— Здравствуйте! — сказал тот.

Мы поздоровались. Мужчина развернулся и так же бесшумно ушел обратно.

«Блин, это ж наш сосед сверху», — дошло до меня. Тут же вернулась женщина, сказав, что служба безопасности одобрила выдачу кредита на имя отца, и мы можем оформлять покупку. Я обрадовался, с души, будто камень упал. И мне подумалось позже, что если б не сосед, то кредита мы могли и не увидеть.

Через два дня я уже распаковывал новенькие компьютер с принтером в своей комнате. Зв неделю я установил программу учета движения товаров, ввел туда наш ассортимент, и первые накладные бойко полезли из принтера наружу. Я был доволен. Отец тоже, его глаза растерянно смотрели на мои действия с компьютером. Каждый раз, подходя к компьютеру и наблюдая за моей работой, он смущенно кашлял, чесал в затылке и тихо уходил — компьютер был для отца «темным лесом». Я же засел за него с удовольствием и азартом. Теперь мое время стало делиться между работой, «Чистым небом» и компьютером. Мне нравилось.

— Ого! Растете! — воскликнул менеджер «Мангуста», увидев накладную, отпечатанную на принтере.

— Ну да! — расплылся я в довольной улыбке.

Менеджер написал в углу накладной привычное «принять», расписался, разрешая приемку товара, и протянул бумагу обратно мне. Выйдя на улицу, я пошел на склад. Под ногами скрипел снег, начался декабрь. В работе все шло хорошо — продажи росли у всех клиентов, мы сделали уже три завоза продукции «Люксхима», каждый следующий больше предыдущего. С «Кардом» и ростовским производителем пасты сотрудничество прекратилось, мы снова остались с единственным поставщиком. Я усвоил предыдущий опыт и решил, что как только заработаем достаточно денег, надо будет тут же увеличивать количество поставщиков, а пока предстояло пережить зиму на том, что есть.

— Вам там факс пришел, бизмисмены! — сказала презрительно мать, едва мы с отцом вернулись очередным вечером домой, и удалилась в свою комнату.

Я взял со стола факсимильный лист и пробежал по нему глазами.

«Уважаемые партнеры… понятно… для повышения уровня продаж, предлагаем вам взять на себя обязательства на 2003 год по выполнению объемов продаж продукции ООО «Люксхим» на сумму 1 млн. 600 тыс. рублей. При выполнении и превышении вами вышеозначенных обязательств, гарантируем по окончании 2003 года выплату вознаграждения денежными средствами в размере 5 % от действительной суммы объемов продаж. С уважением, директор ООО… понятно».

— На, почитай! — протянул я лист отцу. — Какое нам предложение прислали!

Отец, взяв бумагу, полез за очками. Чувство голода повело меня на кухню. Я заглянул в холодильник — пусто. Огляделся кругом, посмотрел на плиту — пусто. В хлебнице лежала ржаная корка.

— Па, ну, у нас ничего нет из еды! — выпалил я злясь.

На кухню вошла мать.

— Ма, чего еды нет!? Что ты не приготовила ничего? — уставился я на нее.

— А из чего готовить? Ничего нет! — вызывающе резко ответила та.

— Ма, ну, сходила бы в магазин, купила! В чем проблема-то!?

— Вот сам и сходи! Бери своего папаню дорогого и идите! Я здесь причем!? — мать зыркнула на меня с вызовом, повернулась спиной.

«Началось, не прошло и недели с прошлой ругани, опять за свое», — понял я все:

— А ты не можешь сходить, да!? Целый день дома была! Мы же только с работы пришли!

— Это не твое дело, где я была и чем занималась, понял!? — резко обернулась мать и пошла прочь из кухни, кинув через плечо. — Вон, руки в ноги и вперед! В магазин!

— Так я не понял, а еду готовить ты будешь или нет!? — чувство голода не оставляло мне сил злиться.

— Может быть, буду, а может, и нет! — донеслось из коридора. — Я подумаю!

— Понятно, — сказал я, но уже больше себе, чем ей.

На кухню вошел отец. В очках и с бумажкой.

— Да, интересное предложение! — глянул он на меня поверх очков, почесал под носом. — Мда! Что думаешь по этому поводу?

— Да ничего я не думаю! — бросил я, чувствуя, что на взводе. — Есть хочу! Еды нет!

В холодильнике пусто! Матери все до лампочки! В магазин идти надо, вот что я думаю!

Отец уставил на меня удивленный взгляд.

— Хочешь, вместе пойдем в магазин, заодно по дороге и обсудим эту бумажку!? — смягчился я. — Могу и сам сходить! Смотри, как хочешь!

— Да нет, в магазин идти надо, — отец снял очки. — Сейчас, идем. Идем вместе.

По пути в магазин и обратно мы решили, что беря на себя обязательства, ни чем не рискуем: выполним — получим бонус, не выполним — ну и ладно. Попытаться стоило. Мы принесли два пакета еды и забили ею холодильник. Едва отец взялся готовить ужин, как на кухне объявилась мать и с недовольным видом сказала, что сейчас сама все приготовит. «Сама, так сама, не будем мешать», — подумал я и вышел прочь.

Отец весь вечер просидел над расчетами, что-то писал на бумаге, тыкал пальцами в калькулятор, а на утро разбудил меня фразой: «Смотри, я все посчитал. Не спишь?»

— Теперь уже не сплю, — сказал я.

Отец причмокнул и закряхтел — готовился начать говорить.

— Вот смотри, я посчитал все позиции, какие мы берем у «Люксхима» и примерный объем продаж. Просчитал его на год вперед, с учетом сезонов на синьку и все остальное и с учетом того, что Асланбек обещал начать выпуск новой продукции весной…

— Какой новой продукции? — спросонья удивился я, вспомнил. — А, да! Было дело.

— Я предлагаю подписать такое соглашение! — будто официально заявил отец.

— А кто против? — сказал я. — Я — за. Давай, подпишемся под эти объемы, все равно ничем не рискуем, а если выполним, так восемьдесят тысяч нам не помешают.

В тот же день мы отправили в «Люксхим» очередной заказ. Отец в телефонном разговоре дал Эдуарду Дмитриевичу согласие по объемам продаж на следующий год, тот, в свою очередь, пообещал приехать лично и привезти экземпляры соглашения.

С погодой в декабре везло, всю первую половину месяца температура держалась до пяти градусов ниже нуля при полном безветрии и ясном небе. День, когда должен был приехать дряхлый «МАЗ» из Краснодара, мы с отцом освободили от работ, были дома и целенаправленно ждали грузовик к полудню. Но в дороге случилась мелкая поломка, и в шесть вечера «МАЗ» находился в двух часах езды от города. «К восьми вечера приедут, часа три выгружать, ничего, до полуночи выгрузим, или оставим ночевать, а с утра начнем выгружать», — прикинул я, недовольный перспективой поздней выгрузки.

В семь мы с отцом выехали на склад. Погода начала резко меняться. Ясное ночное небо заволокло снежными тучами, и сверху мелкими зернами пенопласта пошел снег. Я смотрел сквозь лобовое стекло на эту падающую из чернильного неба красоту и думал о приближающемся Новом годе. Еще через полчаса, едва мы подъехали к складу, снег повалил густо, и поднялся легкий ветер. Он закрутил падающий снег вихрями и погнал поземку. Я кожей лица ощутил легкое похолодание. «Г де-то минус десять, терпимо, лишь бы холодней не стало», — подумал я, ныряя в склад погреться. Минут двадцать мы с отцом коротали ожидание за разговорами. Я вышел на улицу. Снег валил стеной! Его уже нападало по щиколотку. «Кажется, еще холоднее стало», — подумал я, чувствуя мороз быстро подмерзшими щеками. Температура явно опустилась ниже минус десяти.

— Не звонили? — сказал я, вернувшись внутрь.

Отец отрицательно покачал головой.

Следующие полчаса прошли в тягостном молчании и мерном расхаживании по складу между поддонами с товаром. Снаружи послышался гул и лязг работающей техники. Я вышел. Снег валил еще сильней! Лицо сразу схватило морозом. Звук доносился со стороны главной дороги базы. Я юркнул в узкий проход и, утопая в снегу по колено, вышел на звук. Открывшаяся картина впечатлила — с неба сплошной белой пеленой валил снег. То тут, то там буксовали в сугробах или стояли, уже застряв, машины. Между ними и по главной дороге сновал трактор, ковшом расчищая все подряд. Отвалы снега от его ковша росли вдоль складских стен все выше и выше. «Такими темпами уже через час на расчищенном месте будет то же самое, что и было до чистки», — понял я, задрав голову в небо. Вокруг нашего склада снег лежал по колено сплошным одеялом.

— Звонили!? — выпалил я нетерпеливо, заскочив в склад, обсыпанный снегом.

— Пока не звонили, — ответил отец раздраженно.

— Там снег валит с жуткой силой! Перед складом по колено! Надо чистить, а то ворота не откроем! — выдал я и взялся за подмерзшую мочку уха. — И холодает там быстро.

— Придется чистить! — еще раздраженнее сказал отец.

— Давай, позвони им! — предложил я. — Узнай, где они там!?

Отец позвонил. «МАЗ» уже тащился по левому берегу города.

— Ну, минут через сорок будут тут! — прикинул я вслух. — Пошли чистить снег, а то завалит совсем!

Мы взяли лопаты, и вышли на улицу. Снег под ногами азартно заскрипел. Изо рта повалил пар. «Да уже и все пятнадцать точно», — озадачился я, чтоб не замерзнуть заработал лопатой. Минут двадцать мы откидывали снег от склада и расчищали площадку под машину. Дорогу, ведущую к нашему складу, замело тоже. Я прошелся по ней, утопая по колено. «Не пройдет, и мы почистить не сможем», — понял я и вернулся к отцу.

— Он там не проедет, сядет точно, — сказал я.

Отец молчал, тяжело дышал, стоя опираясь на лопату.

— Нужен трактор, без него никак, — добавил я.

Зазвонил телефон.

Отец полез в карман, ответил на звонок, поговорил — машина подъехала и стояла снаружи у ворот базы. Мы оставили лопаты, и пошли туда. Знакомый «МАЗ» стоял на обочине. «Хорошо, хоть без прицепа», — мелькнуло в моей голове. Пассажирская дверь открылась, и из кабины вывалился Эдуард Дмитриевич в светло-коричневой дубленке, сером костюме и легких туфлях. Ноги его сразу ушли по колено в сугроб.

— Ох, ничего себе! Ё-мое!!! — выпучил глаза Эдуард Дмитриевич, став в тот момент для меня просто «Эдиком». — Вот это у вас погода, Рома!

— Так зима же, Эдик! — сказал я, рассмеявшись его реакции. — А как ты хотел!?

— Так у нас тоже зима! — обменялся тот рукопожатием со мной и отцом. — В Краснодаре сейчас плюс семь, а в Сочи вообще плюс шестнадцать!

Эдик выбрался из сугроба на ближайшее притоптанное место и начал дрыгать ногами, вытряхивая снег из туфель.

— Да я и вижу, приехал в летних туфельках и костюмчике легком! Хорошо хоть дубленку догадался одеть! — подшутил я.

— Да вот, Эдик, погода испортилась буквально пару часов назад, до этого тепло было, всего минус пять и без ветра. Очень тепло, — сказал отец.

— Да этот костюм мне подарили, двести долларов стоит! — в шутку, но явно хвалился Эдик. — Ну, что, Рома… Анатолий Васильевич, разгружаться надо.

— Да надо, — отец замялся и вздохнул, смутился, как обычно. — Только непонятно, проедете вы там или нет.

Эдик, втянув голову в поднятый воротник дубленки, стоял и смотрел то на отца, то на меня. Я уже сам начал подмерзать, он тем более.

Я предложил простое решение — сначала «МАЗ» заезжает на базу на любое уже расчищенное место, трактор чистит дорогу к нашему складу, и затем грузовик по очищенному подъезжает на выгрузку.

— Хорошо, давай так, — буркнул озябший Эдик и полез обратно в кабину греться.

Мы с отцом вернулись на базу, ее центральная дорога была уже свободна от снега.

Через пять минут «МАЗ» заехал на базу, я побежал к складу. Отец был там, откидывал лопатой снег. Трактор тарахтел где-то поблизости за соседним зданием. Лицо отца стало красным от мороза, будто покрылось неподвижной коркой. «Я, наверное, такой же сейчас», — подумал я и побежал на звук трактора. Неожиданно тот вынырнул из-за угла соседнего здания, и, пыжась от натуги, прогреб ковшом метров двадцать, сделав отвал снега. Отъехал назад, дал газу и пронесся по дороге, ведшей к нашему складу, разом расчистив ее, унесся прочь. Я обрадовался, схватил лопату и вместе с отцом быстро расчистил проезд от дороги к воротам нашего склада.

— Сколько времени? — произнес я с трудом, преодолевая замерзшую корку лица.

— Без десяти десять, — сказал отец.

— Сколько же сейчас градусов!? — удивился я. — Все двадцать!?

— Да, похоже на то, — отец смотрел на меня красным, как у вареного рака лицом. — Облаков совсем нет. Небо ясное. Будет еще холодать.

Я задрал голову вверх. Небо высыпало огромными звездами. «Точно к морозу, блин», — понял я, отгоняя мысли о теплой ванне и кровати. Снег почти перестал идти.

Через полчаса «МАЗ» уже стоял у нашего склада, раскрыв задние двери «сарая». Приступили к выгрузке. Я знал Эдика чуть больше трех месяцев, но уже понял главные особенности его характера — настырность, жуликоватость, хитрость и лень. Мороз имеет одно хорошее свойство — в холод начинают трудиться даже самые отъявленные лентяи. Едва я забрался в кузов, чтобы подавать коробки к краю, как Эдик тут же присоединился к отцу, схватил ближайшую коробку и поставил ее на поддон. Работа закипела и начала согревать. База затихла и опустела. Водитель, выдержав минут двадцать в остывающей кабине, присоединился к нам.

Эдик, пританцовывая со скрипом в тоненьких туфлях, выведал у меня, где можно купить сигареты и почти бегом скрылся в узком проходе меж складами. Я замер, втянул носом воздух — температура явно продолжала падать.

— Сколько же сейчас градусов? — посмотрел я на отца и водителя.

— Больше двадцати точно, — ответил отец клубами пара и шмыгнул носом.

— А времени сколько!? — выкрикнул я изнутри «сарая» не останавливаясь в работе.

— Полдвенадцатого, — глянул отец в окошко телефона, достал сигареты.

— Перекур? — сказал я.

Отец кивнул. Я полез за своими. Достал одну, предложил водителю.

— Не, я не курю! — замотал тот головой отчаянно.

— Счастливый! — затянулся я, выдохнул дым с паром. — Я тоже когда-нибудь брошу.

— Ты!? — отец замер в вопросительной позе. — Не бросишь!

— Чего это я и не брошу!? — удивленно задрал я брови. — Я курю мало, всего-то пять-десять сигарет в день. Это ты вот не бросишь! Куришь потому что по пачке за день!

— Вот посмотришь! — заявил решительно отец. — Лет через пять брошу!

— Через пять? — прищурился я, прикидывая в уме. — Это сейчас конец две тыщи второго года, значит в конце две тыщи седьмого, ну, округлим до первого января восьмого, ты бросишь, да!?

— Вот увидишь! — выдохнул отец дым затяжки, презрительно глянул на сигарету. — Нечего делать брошу!

— Ну, ну! — ухмыльнулся я скептически. — Посмотрим, посмотрим, кто еще бросит!

Из черноты узкого прохода, поеживаясь и куря на ходу, прискрипел Эдик. Работа возобновилась. Мы выгружали коробки быстро, почти в полной тишине, желая побыстрей закончить, скорость спасала — мы согревались.

Через двадцать минут Эдик снова ушел в направлении торговых павильонов. Мы продолжали работу, мороз не давал нам спуску. Отец снаружи не справлялся один, я спрыгнул к нему. Эдик вернулся вразвалочку, глаза его весело блестели, на лице красовалась глуповатая улыбка.

— Ты чего там, принял что ли!? — внутренне веселясь, сказал я.

— Не, не, не! — Эдик замотал руками. — Рома, как можно! Что ты говоришь такое!?

— Давай, лезь в кузов, там поможешь! — заулыбался я.

Кряхтя и прицельно задирая ногу, ища опору, Эдик с трудом вполз внутрь «сарая». «Да он же и первый раз ходил не только за сигаретами», — осознал я, глядя на кульбиты. Тишина закончилась, алкоголь развязал Эдику язык.

— Что это такое? — запричитал он, прижимая к животу коробку, обхватив ее и ступая враскоряку по скользкому металлическому полу кузова. — Двести долларов! Костююм! Подааарок! Только неделю назад подарил мне…

Эдик икнул и чуть не выронил коробку, но донес ее и поставил на край кузова. Я улыбался, отец тоже. Водитель, как подчиненный Эдика, сдерживал улыбку, но выходило плохо. Эдик выпрямился, отдышался, поправил сползшую на глаза шапку и расплылся розовым лицом в счастливой улыбке.

— Я вам помогаю, Анатолий Васильевич! Вы заметили? — драматично поднял он указательный палец вверх, икнул, развернулся и так же враскоряку потопал вглубь кузова. — Двести долларов! Костююм! Подааарок!

— Я все понимаю, — первый раз за весь вечер выдал фразу молчаливый водитель. — Вы все тут деньги зарабатываете. Холодно или не холодно, но вы зарабатываете, таская эти коробки. Но мне-то за что все эти мучения?

Мы рассмеялись на неожиданное заявление водителя, на пару минут прервавшее пьяные стенания Эдика. «А ведь он прав», — промелькнуло в моем промерзшем сознании.

Минут через десять все затихли. Эдик продолжал бурчать, чаще нечленораздельно, но тоже уже не веселился. Все устали и работали механически. Мороз делал свое дело. Я промерз почти насквозь. Работа спасала мышцы, им было горячо, но костям уже давно стало холодно. Эдика развезло совсем, каждый раз, когда он нес очередную коробку, я смотрел на его расползающиеся ноги и думал только об одном, чтоб коммерческий директор «Люксхима» не упал в кузове или не вывалился наружу в костюме за двести долларов.

Закончили в час ночи.

На базе стояла звенящая тишина. Даже собак не видно было. «Двадцать пять градусов минимум, а может и все тридцать», — подумал я, закрывая склад, и идя, устав от холода, к «газели». Мы распрощались с краснодарцами, те сразу полезли в кабину «МАЗа». Водитель покрутил стартер, дизель схватился и бодро застучал. Настала наша очередь. Отец включил зажигание, вытянул заслонку, мы посидели с минуту так. Отец крутанул ключ, стартер бодро принялся за работу. Десять секунд. Никакого толка. Ни один цилиндр не схватился. Отец вывернул ключ на себя и подкачал бензин.

— Смотри не перекачай, а то зальешь, — сказал я, сидя неподвижно, пытаясь так согреться.

Отец бросил качать, сунул руки меж ногами и сидением, замер.

Прошло пару минут.

— Ну чего, попробуешь еще? — произнес я, даже не поворачивая головы, смотря от усталости апатично перед собой. Спать не хотелось вовсе. Каждая клетка меня думала о тепле: «Сначала согреться, а потом… а потом что угодно, но сначала согреться».

Отец повторил. Стартер почти также бодро начал, но быстрее замедлился.

— Этого еще не хватало, — озвучил отец нашу общую тревогу.

— Сейчас заведется. Давай посидим подольше, — подбодрил я его, начиная рисовать в голове картину, как мы оставляем «газель» на базе, а сами топаем до Окружной дороги, по которой ночью мало кто ездит, и пытаемся поймать машину в полвторого ночи.

Третья попытка. Стартер три раза бодро крутанул вал, почти сдох на четвертом, и — о, чудо! — один цилиндр выстрелил раз, и двигатель замер.

— Есть! Сейчас заведется! — приободрился я, отец тоже.

Четвертая попытка. Двигатель схватил сразу и зарычал, что есть силы в ночной тиши, обволакивая «газель» густыми клубами выхлопных газов. Отец приоткрыл заслонку, двигатель хватанул ледяного воздуха и заглох. Но уже было неважно. «Раз схватился, значит, точно заведется», — самоободряюще подумал я.

Через сорок минут мы были дома — пока завели и прогрели машину, пока доехали по заваленным снегом дорогам, пока загнали «газель» на стоянку, вот уже и два часа ночи. От стоянки шли, чуть ли не вприпрыжку. Я размахивал руками, старался согреться, но тело не реагировало, подавая лишь сигналы о желании тепла. Дома я мигом набрал ванну горячей воды и залез в нее по шею. Я сидел несколько минут, но меня не переставая колотил внутренний холод. Набранная вода остыла, а я не согрелся. Открыл кран, кипяток потёк в ванну. Не помогало. Холод будто засел в моих костях. Тепло воды лишь прогревало мышцы, не в силах проникнуть глубже. Я просидел минут двадцать, но нужно было освобождать ванну. Я вылез из воды, оделся во все теплое — толстые носки, военное зимнее нижнее белье и поверх спортивные штаны с легким свитером. Все равно холодно. Меня трясло. Я выпил чаю, сидя на кухне и прижимаясь попеременно ногами и руками к огненной батарее. Подействовало, холод изнутри ушел, я перестал трястись. Сразу навалилась усталость, потянуло в сон. Я пошел в свою комнату, залез, как был под пуховое одеяло и, изредка вздрагивая остатками холода, уснул.

Соглашение, которое привез с собой Эдик, мы подписали на следующий день и отправили почтой в Краснодар.

Остаток декабря прошел спокойно. Товар продавался хорошо. Вечера я проводил за компьютерными играми, а по выходным тусил в «Чистом небе». Я даже Новый год хотел встретить там, но вышло все буднично и бестолково. Меня на праздник в компанию пригласила девушка, в которой я знал только ее. Праздничная ночь вышла ужасной. Мой желудок и так уже давал регулярные сбои, а тут еще я наелся соленой рыбы и выпил отвратительного дешевого вина. Сразу, за пару часов до полуночи, у меня случился жесточайший приступ изжоги. Все аптеки, как водится, не работали, в квартире не оказалось даже соды. Я, не подавая вида, промучился до рассвета. Все внутренности жгло, тяжесть в желудке мешала дышать. Время будто остановилось. Меня едва не вырвало посреди ночи. С рассветом и первыми автобусами, совершенно измученный, я поехал домой выпил соды — изжога отступила. Меня вырвало в унитаз. Первое января я проходил по квартире зеленый, питаясь манной кашей, заботливо приготовленной матерью. Мне полегчало, и в субботу четвертого января я поперся в клуб.

— Ну чо, как сходил!? — уставился на меня веселым взглядом черных глаз Эдик.

Я ввалился к нему в машину с привычным запахом водки, виноградного сока и отличным настроением. Вечер удался. Его не омрачили даже легкие ноющие боли в желудке, которые я залил изрядным количеством алкоголя.

— Нааармальна сходил! — сказал я в ответ, устраиваясь на соседнем сидении. — Народу битком, как обычно! На танцполе не пролезть, парилка! Прикинь, аж зеркала запотели до середины! Как в бане!

Я тяжело дышал от выпитого и выкуренного. Домой пока не хотелось, хотелось протрезветь. Клиентов у Эдика в тот вечер было мало, и мы завели в машине разговор ни о чем. Оказалось, что он таксовал уже второй год, с самого начала отношений со своей девушкой. Квартиру они снимали. Эдик был студентом, а девушка его работала. «Семейная жизнь», со слов Эдика, ему нравилась, только ругались они с девушкой часто.

— А чего ругаетесь-то!? — уставился я на него. — Ты ее любишь хоть?

— Люблю, конечно, — кивнул Эдик, удивленно глянул на меня из-за вопроса.

— А она тебя? — продолжал я.

— Ну, любит, я думаю, иначе б не жила со мной, — ухмыльнулся тот.

— А раз любите друг друга, чего ругаетесь-то? — заулыбался я.

— Да все ругаются, — Эдик задумался. — Иногда она меня просто бесит, так тупит. Я ей говорю, зачем так делаешь? А она не понимает, делает все по-своему. Так мозг выносит. Постоянно ноет «вот, ты не мужик, денег нет, деньги не зарабатываешь»! А откуда у меня деньги!? Я студент! Едь, говорит, таксуй, зарабатывай деньги! Ну, я и сажусь в машину и вот, катаюсь по городу…

— Не понимаю я ничего в ваших отношениях, — сказал я, осознав, что ответы парня не внесли ясности в вопрос полов. — Но, если живете вместе, значит, все устраивает?

Я принялся выпытывать у Эдика описание внешности его девушки.

— Красивая? — задал я откровенно тупой вопрос, будто найдется в мире мужчина, который скажет про свою девушку, что та страшная.

— Само собой! — сказал машинально Эдик, осознал наглость моего вопроса, уставился на меня удивленно, но следующий мой вопрос был уже тут как тут.

— А фигура, ну, внешне, в теле или стройная? — поинтересовался я деликатно.

— Да как я вот, — Эдик ткнул руками себе в грудь и засмеялся сильнее.

— Да ты-то тощий, как скелет, — засмеялся и я.

— Ну, не такая прям… стройная…

— А, ну это другое дело, — я театрально перевел дух и сказал, что мне нравится другой женский типаж — фигуристые смуглые девушки с заметными формами.

— О! Губа не дура! Всем такие нравятся! — оживленно заерзал в кресле Эдик, задумался на секунду, закурил и сказал, что есть у него такая знакомая. Сказал, что девушка та умная, разборчивая, снимает вдвоем с отцом-дальнобойщиком квартиру где-то в моем районе и как раз сейчас находится в поиске нормального парня, а то отношения с нынешним ее не устраивают.

Я удивился наличию у девушки парня, раз она находится в поиске. Эдик успокоил, сказав, что тот парень несерьезный, разгильдяй и ей не пара.

— Просто сходим куда-нибудь вместе, компанией, посидим, познакомитесь, а там видно будет, — подытожил он, вопросительно уставился на меня, добавил. — Да вот на праздники, на Рождество можно, в тоже «Чистое небо» сходить, например.

— Давай! — махнул я азартно рукой и продиктовал Эдику номер своего мобильника.

— Ну че, домой? — сказал тот.

— Да, давай! — ответил я весело. — И музон какой-нибудь бодрый вруби!

Машина тронулась. Я немного протрезвел. Мысль о знакомстве с красивой смуглой брюнеткой с четвертым размером груди приятно повысила мой адреналин.

Как решили, так и вышло, на Рождественские праздники в среду 8 января компанией собрались в «Чистом небе». Я пришел последним. Эдик со своей девушкой и «красивая смуглая брюнетка с четвертым размером груди» с парнем уже сидели за столиком. Я подошел, поздоровался со всеми, Эдик меня представил.

— Инна, — сказала девушка, и я пожал красивую, но крепкую женскую руку.

— Саня! — сказал ее парень, долговязый худой молодой шатен лет двадцати двух с ниспадающими на глаза кучерявыми вихрами, конопатым носом и счастливым по-детски улыбчивым и беззаботным лицом.

Я пожал его длинную «клешню».

Последней представилась девушка Эдика — некрасивая угловатая брюнетка, с пустыми стеклянными глазами, жидкими длинными прядями волос и недовольным заостренным лицом. «Какая страшная, ну, если это красивая, то у Эдика в голове гайки вместо мозгов», — подумал я и сел пятым к столику.

Общение в незнакомой компании всегда складывается одинаково — формальные натянутые разговоры на общие темы и неявное изучение новых лиц. С девушкой Эдика все стало ясно сразу. Ее манеры общения и характер оказались под стать внешности — визгливая дерганая истеричка. Саня продолжал улыбаться. Общение с ним завязалось живое, но до жути примитивное. «Сознание, не отягченное интеллектом», — вынес я вердикт, и Саня принялся разливать водку. Я не хотел пить чистую водку. Зачем люди пьют водку? Ведь у нее нет вкуса. Но сразу выбиваться из компании не хотелось, и я кивнул утвердительно на предложение Сани. Рюмки быстро наполнились, глаза Сани заблестели. Мы выпили по первой. К этому моменту Инна устала сверлить меня изучающим взглядом, и я смог украдкой ее разглядеть. Высокая, выше метра семидесяти, крепкая, плотная девушка с широкими плечами, развитыми бедрами и тонкой талией. Фигура ее была женственна, но не той слабой и слащавой женственностью, отдающей жеманностью и бесполезностью, а энергичной сильной женственностью, той, что вызывает в мужчинах и желание, и уверенность в жизненной силе ее обладательницы. Смуглая. Смоляные прямые волосы в каре. Никаких украшений на длинных красивых тонких пальцах с плотными здоровыми чистыми короткими ногтями без лака. Чуть тонковатые плотно сжатые губы и цепкий взгляд черных внимательных глаз, выдавали в Инне девушку прагматичную, знающую, что такое житейские трудности.

Музыка загрохотала, избавив всю компанию от натужных разговоров. Клуб ожил. На танцпол выскочило несколько человек, Саня быстро налил всем по второй рюмке. «Отработанное движение», — отметил я про себя, уловив в суетливости Сани и горящих глазах непреодолимое желание выпить. Едва был сказан тост, и все подняли рюмки, как тот в долю секунды запрокинул голову и выплеснул в рот свою рюмку. Все выпили следом. От запаха водки меня передернуло, я принялся за салат. Инна откровенно пялилась на меня.

Я глянул на улыбающегося Саню и, больше от неловкости под прицельным взглядом девушки, решил завести с ней беседу. Глаза Инны ясно говорили о том, что она посвящена в скрытый смысл вечера. Девушка Эдика флегматично жевала зелень. Саня улыбался и вожделенно трогал начатую бутылку водки. Вялое общение продолжалось еще минут десять, после чего Инна встала во весь свой размер груди и пошла танцевать. Она была одета во все черное и обтягивающее — юбка выше колен, тонкий свитер и туфли на десятисантиметровой шпильке.

На танцполе стало густо. Я перебрасывался вялыми фразами с Эдиком и поглядывал в сторону Инны. Танцевала девушка пластично, ощущая музыку и отзываясь на ритм энергичными движениями тела. Пару раз махнула призывно в нашу сторону. Саня сидел спиной к танцполу и разливал водку, бутылка опустела. Пить мне не хотелось. Я встал из-за стола и двинулся к Инне. Подбадриваемый сальными взглядами Эдика, я поймал ритм и задвигался ему в такт напротив Инны. Та улыбнулась рядами крепких ровных зубов и сверкнула чернотой глаз. Движения ее фигуры тут же стали активнее, грудь призывно заколыхалась. Я глянул в сторону столика — Саня выпивал, Эдик посматривал в нашу сторону. Мой взгляд упал на грудь Инны. Та заметила, улыбнулась ярче, взяла мою руку в свою и задвигалась энергичнее. «Фарс какой-то. Девушка при своем парне явно заигрывает с другим», — озадачился я, впервые оказавшись в такой ситуации.

Мы протанцевали две песни. Я аккуратно балансировал на грани безобидного приятельского поведения. Инна веселилась и открыто меня клеила. Мне надоело чувство неловкости, я вернулся за столик. Водка кончилась, Саня загрустил. Мне требовалась передышка. Я встал и отправился к барной стойке, заказал двойную «отвертку», остался трепаться с барменом, ощущая на спине внимательный взгляд Инны. «Цепкая подруга, а Саня тряпка, чего она с ним трется, от безвыходности что ли? Они явно не пара, она умная, он бестолочь, непонятно», — плавали в моей голове мысли. Я решил не переходить в тот вечер грани приличия. Тем более, всегда был равнодушен к несвободным девушкам.

Остаток вечера прошел также. Танцы, парочка медленных композиций, во время которых Инна сознательно прижималась ко мне грудью, я поддерживал ее за талию чуть сильнее, чем просто формально. Медленный танец, как ничто другое передает энергетику партнерши — под твоей рукой либо спина и поясница рыхлого и безвольного тела, либо как у Инны, твоя рука ощущает живое пыщущее энергией тело, ощущает упругое движение каждого мускула. Инна плавила мою руку своим телом с грациозностью и силой пантеры. Черная ловкая цепкая пластичная сильная и умная. Опасный коктейль.

Слегка за полночь мы покинули клуб. Инна держала счастливого Саню под руку и многозначительно улыбалась. Распрощались на выходе. Я поймал машину и через полчаса был дома. «Не надо с ней вязаться, сегодня улыбается мне, держа парня под руку, завтра следующему», — решил я и мысленно отложил красивую смуглую брюнетку с четвертым размером груди в раздел «ненужное».

Праздники кончились, и работа закрутилась с новой силой. Едва мы успели загрузить клиентов товаром, как ударили «Крещенские морозы», температура в два дня упала ниже двадцати пяти градусов и держалась неделю. Каждый рабочий день превратился в отдельную битву на выживание. «Газель», первые два дня еще заводившаяся, на третий на потуги стартера ответила молчанием. Мы сняли аккумулятор и понесли домой, устроив себе вынужденный выходной. На следующее утро мы принесли аккумулятор, поставили на место под капот. На улице минус двадцать семь. Отец включил зажигание, повернул ключ — стартер едва провернул застывшее масло первый раз, быстрее провернул во второй, на третий, уже почти выдохшись, запустил двигатель. «Газель» зарычала как ненормальная, выпуская из-под себя клубы белого дыма и предвещая начало рабочего дня. Переждать морозы не получалось — заказы шли регулярно и в большом количестве. Пока машина рычала, нагоняя жар в двигатель, я очищал скребком насквозь промерзшие стекла. На такую возню ежедневно мы тратили по часу. Помогала жаркая печка, быстро прогревая салон изнутри. Едва мы трогались с места, как встречный ледяной ветер накидывался на стекла, быстро отвоевывая у печки прогретое пространство — стекла вновь затягивались морозным узором. Отец тут же включал печку на всю, а я хватался за скребок, орудуя им изнутри во время движения. Работа на морозе была не меньшим испытанием. Грузились быстро, подгоняли «газель» к складу, выскакивали из нее, бегом закидывали товар в кузов и, промерзнув до костей за полчаса, ныряли в спасительное тепло кабины. Два рейса в день — обычная норма. Вечером аккумулятор несли домой. В квартире стало прохладно, температура понизилась до «плюс» пятнадцати. После работы я отогревался по часу в ванне, после натягивал на себя теплые вещи, ужинал, готовил накладные на следующий день и ложился в одежде спать.

К концу января терпение кончилось, я возненавидел морозы всей душой, как вдруг небо заволокло тяжелыми влажными тучами, резко потеплело до «минус» пяти, и пошел крупный мягкий снег.

— Рамзееес!!! — привычно заорал мне в ухо из мобильника Вовкин голос. Восьмое февраля, суббота, я играл дома на компьютере, отдернул инстинктивно голову в сторону.

— Че ты орешь, как потерпевший, Вован!? — рявкнул я в ответ.

— А че, ору, да!? — сконфузился Вовка. — Ну ладно, это, здарова, короче!

— Привет, балда, — расплылся я в улыбке. — Че ты хотел?

— Слушай, у тебя «двойка» на ходу? — выпалил тот.

Вовке требовалась моя помощь — нужно было встретить тещу на железнодорожном вокзале. Я согласился. Вовка дежурил в «Пеликане» до пяти вечера, договорились, что я подъеду к нему на работу в шесть и вместе поедем на вокзал.

За окном валил снег. Деревья стояли согнувшись под его тяжестью и объемом. Люди пробирались по нечищеным тротуарам и протаптывали дорожки в толстой, до колен, толще снега. Машины с трудом ползали по дорогам, буксуя и застревая в скользких ямах. А снег все шел и шел…

В пять я был на стоянке, очистил «двойку» от снега, прогрел и выехал к Вовке. Машины колесами мяли на дорогах белую кашу, прикрывавшую собой отполированный лед. Оказавшись в общем потоке, я сообразил, что «двойка» на летней резине. Машина ехала неуверенно, я, поняв свою оплошность, старался вести ее плавно. Без десяти шесть я подъехал к «Пеликану» на стоянку.

— Здарова, Рамзес!!! — запрыгнул в машину и заорал припорошенный снегом Вовка.

— Я с тобой оглохну когда-нибудь, Вов, — поморщился я. — Ты че такой счастливый?

— Как чего!? — закряхтел и заворочался тот, принялся неуклюже отряхиваться в машине. — Снега намело, просто жопа какая-то!

— Зашибись, — сказал я, глядя на летящие от Вовки во все стороны белые хлопья.

— Дежурство закончилось! Тещу любимую еду встречать! — произнес с явным сарказмом тот. — Вот поэтому и счастливый!

Я смотрел на Вовку удивленно. Тот защерился во все лицо, задрал руку, и из-под рукава дубленки показались наручные часы: «Десять минут седьмого! Нормально! Ну че, поехали, буржуй!?»

— Ща, — сказал я, воткнул первую передачу и плавно тронулся. — Дорога ужас, снега навалило, все ползают как коровы на льду.

Мы проехали метров двадцать от стоянки, я притормозил перед выездом на дорогу. Место было там тихое и спокойное, дорога, ведшая мимо «Пеликана», вечерами всегда пустовала. Я глянул влево. Никого. Ткнул поворотник вправо, дал чуть газу и отпустил сцепление. «Двойка» поползла по снежной каше и, вильнув тяжелой задницей, поехала по прикатанному и отполированному дорожному льду. Через двадцать метров дорога перпендикулярно уходила влево и дальше шла метров двести прямо до перекрестка.

Я чуть добавил газу, перед самым поворотом включил вторую и отпустил сцепление. Машина пошла с той же скоростью, но плавнее и на меньших оборотах. Поворот. Я решил снять ногу с педали газа и спокойно пройти его по инерции. Потащил правую ногу на себя, зимний толстый ботинок крупным выступающим рантом сразу же за что-то зацепился внизу. Я потянул его сильнее. Не идет. Машина вошла в поворот. Я потянул ботинок снова, никакого эффекта. Что-то держало его. Я разозлился и дернул ногу на себя. Это была ошибка. Нога освободилась, успев носком ботинка, самым краешком, нажал педаль газа. Двигатель взревел, «двойка», словно мыло, крутанулась в повороте пару раз, перед глазами все завертелось, я инстинктивно сжался, надавил на педаль сцепления и тормоза. Секунду я вертел рулем в стороны, противоположные юзу, те успели смениться два-три раза, и машина вылетела задом с дороги. Удар! Багажник лязгнул, я несильно ткнулся затылком в подголовник. Все затихло.

— Приехали! — сказал я бодро, уже оглядевшись и поняв, что мы легко отделались.

— Да уж, — выдавил из себя Вовка и засопел.

Я вылез из машины в сугроб и осмотрелся. Машина вылетела на обочину и задом ударилась в бетонный столб. Кругом ни души, дорога пустовала в оба конца. «Хоть с этим повезло, а то б сейчас сгребли еще пару машин», — подумал я и пошел к багажнику. Удар гранью квадратного столба пришелся почти в середину заднего бампера.

— Ну, че там? — спросила Вовкина голова, показавшаяся над крышей машины.

— Ерунда! — махнул небрежно я рукой. — Повезло, там фаркоп же сзади, вот им и ударились, даже почти не погнулся. Машина целая. Поехали!

Мы сели в машину, тронулись и аккуратно выползли на дорогу. У меня начался легкий отходняк. Мысли забегали в голове и не думали успокаиваться. Вовка притих, нахохлился, нервно крутил головой, изредка ерзал в сидении и лупал глазами.

— Че, как там у тебя семейная жизнь, нормально? — прервал я давящую тишину.

— Да так, — сказал Вовка после небольшой паузы. — Как-то непонятно. Живем вроде.

Одни тревожные мысли заменили другие. Я замолк. Некоторое время ехали молча.

На улице кромешная темень, ничего не видно, впереди габаритные огни одних машин, позади в зеркалах огни фар других, и все.

— Тесть сам бывший военный же, — неожиданно продолжил Вовка. — С ним у нас нормальные отношения. С тещей так себе. Пилит меня постоянно.

— Ну, тещи они все такие! — включилась моя мужская солидарность.

Остановились на светофоре. Снег все падал и падал и все гуще и гуще.

— Ну да, — Вовка снял шапку, почесал темечко, нахлобучил шапку обратно.

— А с женой как? Она у тебя ничего, хорошенькая! — вспомнил я первую и единственную встречу с ней летом на пляже. — Вроде и характер неплохой.

— Да тоже непонятно все, — вздохнул Вовка и досадливо отмахнулся рукой.

Красный сигнал светофора спрыгнул вниз на два уровня, став зеленым. Машины

впереди окутались клубами дыма и медленно поползли вперед. Мы тронулись.

— У вас там че, как с бизнесом то? — сменил тему Вовка.

— Да нормально вроде все. Работаем. Февраль вот пережить, дохлое время, а там, на синьку сезон начнется, должны подзаработать немного, — сказал я.

— С «Меркурием» работаете?

— Да, нормально! — улыбнулся я, вспомнив хитрые глаза коммерческого директора «Меркурия». — Сеня — молоток! Свою работу делает четко, раз в неделю заказ!

— Отслюнявливаете, значит, ему! — оживился и задрыгался Вовка. — Вот жулики!

Вот так у нас в стране и делается весь бизнес, на лапу дал, и все, ты уже поставщик!

Я улыбался, мы подъехали к светофору, красный, остановились в правом ряду.

— И сколько ж Сене платите!? — задал Вовка самый волнующий его вопрос.

— Да три процента, как я тебе и говорил тогда, а тебе пять! Так что, все в порядке, тебе больше! — я посмотрел на Вовку и засмеялся, тот тоже.

— Смотрите у меня! — Вовка погрозил шутливо пальцем, глянул на меня с прищуром, защерился довольно и захыхыкал.

Зеленый. Все три ряда тронулись медленно разом. Наш ряд пошел быстрее, машины поворачивали направо. Впереди идущая машина, пропуская пешеходов, чуть притормозила после поворота, я выжал сцепление и нажал на тормоз. Педаль с шипением ушла в пол. Тормоза! Я все понял.

— Блять! — вырвалось у меня. Я воткнул первую передачу и отпустил сцепление. Машина сразу же заурчала и затормозилась двигателем. Сопротивление снежной каши под колесами неожиданно начало приносить пользу. Машина встала как вкопанная на приемлемом расстоянии от заднего бампера предыдущей.

— Что случилось? — Вовка нервно зыркнул вниз в сторону педалей.

— Да пиздец, Вов, тормоза пропали! — я был зол от досады, что в кои-то веки Вовка попросил меня об услуге, и тут случилась такая ерунда. — Педаль провалилась совсем!

Я пошарил ногой внизу. Так и есть, педаль оставалась утопленной в пол после нажатия и не выходила обратно. Я потянул ее носком ботинка на себя. Глянул вперед, повезло, пешеходы повалили толпой по скрытой под снегом «зебре», машины стояли, время заняться педалью было. Трудно, но я вытянул ее на себя в нормальное положение.

— Че, вообще што ли пропали или плохо, но тормозят!? — всматривался Вовка в темноту под моими ногами.

— Ща, Вов, погоди! — я нажал педаль снова. То же самое. С шипением педаль легко упала вниз. — Все, пиздец, воздух попал в тормоза! Бля, надо было проверить тормозуху, она ушла, наверное, столько времени машина стояла, и вот, на тебе!

— Че делать будем? — Вовка глянул часы.

Пешеходы кончились, машины тронулись. Я воткнул первую и пополз вперед, увеличив предусмотрительно расстояние до впереди идущей машины.

— Че там со временем!? — сказал я, стараясь ехать так медленно, чтоб соблюдать приличную дистанцию, и достаточно быстро, чтоб в образовавшийся разрыв не влез кто-нибудь. Погода помогала, в таком снегопаде и снеговой каше на всей дороге никто не пытался лихачить, маневрировали все крайне осторожно и медленно.

— Двадцать минут седьмого, — в голосе Вовки слышалось волнение.

— Нормально, успеем, — сказал я.

— Так мы что, блять, поедем на вокзал!??? — Вовка вытаращился на меня.

— Ну да, а че такого? Потихоньку доедем, я двигателем торможу, нормально.

Следующий светофор горел зеленым. Не останавливаясь, машины с обеих полос преодолели мост. Вовка молчал, то ли мой ответ его озадачил, то ли согласился со мной. Перевалив верхнюю точку моста и пойдя на спуск, я заранее сразу начал притормаживать, отпуская педаль газа. Двигатель, урча, боролся с колесами, замедляя машину. Большой перекресток. Нам прямо. Снова зеленый сигнал. Мы сползли с моста, миновали перекресток, оказались в центре города.

— Рамзес, слушай, ну ее нахуй такую езду! — заголосил Вовка. — Мы щас, блять, врежемся в кого-нибудь!

— Да не врежемся, че ты ссышь-то!? — сказал я, не отрывая глаз от дороги. — Нормально едем! Тут все так ползут, снега по яйца, ща тещу твою заберем и отвезем!

— Рамзес, она если узнает, что тормозов нет, она обосрется от страха прям в машине! — выдал Вовка и заржал над собственными словами, я за ним.

— Ладно-ладно, ща, вон на той стороне остановлю тебе! — кивнул я, воткнул первую, прополз перекресток и остановил машину в сугробе у обочины.

— Вован, ну извини, ради Бога, что такая херня случилась! Машину, видишь, с лета не брали! — начал я извиняться, неловко чувствуя себя перед другом.

— Да ладно, Рамзес, тут недалеко, сам доеду, ща такси поймаю, отвезу тещу! — Вовка, кряхтя, вылез в сугроб, махнул мне рукой. — Давай, Рамзес, пока!

Домой я добрался без приключений, загнал «двойку» на стоянку, увязая в сугробах по колено, добежал домой, навел горячего чаю и засел в кресло за компьютерную игру.