17

Вот уже месяц я ночью и утром сидел в гостинице, а после обеда и вечером — в баре.

Я тщательно все проанализировал и пришел к заключению, что ошибался с самого начала, потому что перепутал чувства. Я принял за любовь то, что ею не являлось.

Взять, к примеру, родителей других учеников в день церемонии в Пансионате. Они испытывали не любовь, а что-то вроде жалости, разбавленной утешением. Это чувство можно назвать Утешающая жалость. Ее чувствуешь, когда перед тобой находится кто-то ниже тебя и жизнь его ущербна, и вдруг он получает то, что все хотели. Или возьмем человека, которому госпожа профессор отрезала половину тела, — представьте, что он участвовал в лотерее и выиграл главный приз, вот тогда остальные участники скажут: «Даже лучше, что бедняге тут повезло, у меня-то хотя бы обе ноги на месте». Им будет его жалко, но они найдут утешение в том, что не лишены половины тела. Такова Утешающая жалость.

В день церемонии в Пансионате, хотя я и набрал больше всех баллов, обставив их дорогих отпрысков, родители говорили себе: «Даже лучше, что отличился этот бедный мальчик, у моего сына хотя бы есть оба родителя».

Возьмем студентов факультета. Прежде всего меня окружали те, кто хотел, чтобы их заметили в моей компании или чтобы они могли сказать, что знают меня, — ведь я стал знаменитостью. Многие знаменитости ошибаются, полагая, что люди любят их, а люди всего лишь хотят засветиться в их компании или как-нибудь похвастаться, что знакомы с ними. Люди думают, что если их увидят с какой-то значимой персоной, они сами тоже станут «значимыми», такое желание можно было бы назвать Стремлением к значимости.

Другие студенты просто восхищались мной, кто-то восхищался и завидовал одновременно — это чувство можно было бы назвать Завистливое восхищение.

Существует бессчетное количество комбинаций чувств.

Господин Префект испытывал Удовлетворенное довольство. Он был доволен, потому что я находился под опекой Государства, а он представлял это Государство и был удовлетворен, потому что я не окажусь в тюрьме или на улице, как остальные.

Господин Декан чувствовал ко мне Нарциссическую привязанность: он любил меня исключительно потому, что любил себя и думал, что я похож на него.

Что касается моего учителя по биологии, я не мог с точностью сказать, любил он меня или жалел — возможно, и то и другое одновременно.

А Юлия?

Юлия заметила меня и улыбнулась мне до того, как я добился успеха. Но она обладает способностью выделять людей в беде. Любила ли она меня за это? На самом деле существовал простой способ это проверить: достаточно будет привести ее в бар.

В баре мое отчаяние не бросалось в глаза, оно смешивалось с отчаянием других. Так черноту бабочки не видно на почерневших от угля стволах деревьев. Что-то вроде маскировки. Я называю это Отчаяние бабочки.

Если Юлия переступит через порог бара, она не сможет больше видеть мое отчаяние и ее настоящие чувства ко мне раскроются.

Но я решил этого не делать. Не приводить Юлию в бар.

Во-первых, Юлия слишком утонченная для такого места. Ну а потом, что бы я делал, если бы понял, что она меня любит? Я больше не хотел быть врачом, у меня не было ни малейшего представления о том, чем я хочу заниматься в жизни, у меня не было ничего, и ко всему прочему я открыл в себе настоящую страсть к пиву.

Я привязался к Юлии, но недостаточно для того, чтобы причинить ей боль.

 

18

Когда я вернулся в гостиницу, чтобы в ней поселиться, я спросил у хозяина, в каком номере я спал, десятом или шестнадцатом. Мне просто надо было знать, но он так на меня зыркнул, будто подозревал за моим вопросом макиавеллевский заговор.

— Номер написан на двери, — сказал он, не спуская с меня глаз и силясь понять, что я скрываю.

— Я знаю, — ответил я, — но у меня не получилось разобрать, десять это или шестнадцать.

Он продолжал пристально смотреть на меня, словно пытаясь раскусить мои намерения.

— Шестнадцать, — изрек он наконец.

Я подумал о числах на дверях справа и слева от моей, они не подчинялись никакой математической логике.

— Почему числа не идут последовательно? — спросил я.

Он скрестил руки и приподнял бровь, показывая мне, что, каким бы ни был мой коварный план, я не смогу его воплотить.

— А для чего бы им быть последовательными? — произнес он так, словно это была фраза века, которая заткнет мне рот навсегда.

— Чтобы клиентам было проще отыскивать номера, — предположил я.

Он улыбнулся, слегка кивая головой, — будто понял, куда я гнул. Я спрашивал себя, что же он мог понять. Возможно, он просто блефовал.

— Если клиент хочет отыскать что-то в моей гостинице, ему просто нужно взглянуть сюда, — заявил он, ткнув указательным пальцем в бумажку, прилепленную скотчем к его столу.

Я взглянул на листок: это был нарисованный от руки план. Прямые линии означали коридоры этажей, и на каждой линии располагались маленькие прямоугольнички с вписанными цифрами. Я изучил последовательности чисел, ни одна не являлась логической.

Управляющий положил руку на план.

«Теперь он решит, что я зануда?»

Когда я поднимался по лестнице в свою комнату, то услышал его голос у себя за спиной:

— Я слежу за тобой, малыш.

 

19

Бар был настоящим маленьким городком внутри большого. Завсегдатаи бара были его жителями, захаживали и туристы. Этот город походил на все остальные: с честными горожанами и проходимцами, кодексами и законами; а главой города была Хозяйка.

Большинство жителей города отзывались на прозвища. Некоторым прозвища давались из-за особенностей внешности: вроде Хромого, который хромал, или Косого, который косил. Иногда клички несли обратный смысл: например, Толстяком называли человека, худого как спичка. У некоторых были ласковые прозвища, вроде Дурачка или Момо, братьев Дюкон: Дюкона с «Т» и Дюкона с «Д», а некоторые носили прозвища по своей профессии, вроде Почтальона, который служил почтальоном, или по профессии, связанной с их занятием, например, Пожарник на самом деле был огнеглотателем. Те, кого окрестить было не так просто, обладали сложными прозвищами, вроде Дрянного Поэта или Дерьмового Писателя. И наконец, «уважаемые» жители имели право на собственное имя, как Шарль или Мириам.

Даже сам бар, у которого не было названия, получил прозвище: Бар Никчемностей. Как-то Дрянной Поэт написал на двери туалета:

Под стихотворением стояла подпись «Карл Дезенски», а сразу под ним другим почерком было написано: «Если бы у меня было такое же дурацкое имя, я бы писал такие же дурацкие стихи!»

* * *

По вечерам бар ломился от народа. Приходилось протискиваться, и ты обязательно кого-нибудь толкал. После обеда было спокойнее.

Жители города проводили дни в ожидании, то есть ничего не делая, но каждый убивал время по-своему. Кто-то потягивал напиток, читая газету, кто-то играл в карты или шахматы, а кто-то просто сидел, обсуждая с приятелями всё и вся.

Я ждал вместе с Марко, двадцатипятилетним жителем города с напомаженными волосами, всегда идеально уложенными. (Не выбивалась ни одна прядка. Никогда.)

У нас с Марко был свой столик — это значит, что днем мы всегда сидели на одном и том же месте. На самом деле сначала это был его столик, но однажды он предложил мне присесть, и столик стал нашим.

Настоящее имя Марко было Марк. Он сказал, что «Марко» больше нравится женщинам.

— Так они думают, что я итальянец, — сказал он, — а девушки итальянцев обожают.

Иногда Марко настолько влезал в шкуру своего персонажа, что, когда его спрашивали, почему его не было в баре накануне вечером, он отвечал:

— Я был у Мамы! — и соединял большой и указательный пальцы.

— Ах, спагетти моей Мамы! — добавлял он, звонко целуя соединенные пальцы.

Это означало, что накануне Марко ел кислую капусту у своей мамы, потому что как-то он признался, что его семья — из Эльзаса.

Я часто проводил время и с Луи, еще одним «жителем». Это он нес меня на спине в первый вечер.

Когда я его поблагодарил, он сказал «не за что» и принялся играть бицепсами:

— Вот, потрогай-ка.

Я потрогал — жира у него было явно больше, чем мышц.

Луи был толстым, но считал себя крепким. Многие мужчины путают лишний вес и силу. Он также был лысым, и его голова походила на полную луну — этакий белый гладкий идеальный шар.

Луи у всех все время спрашивал, знают ли они высшую степень чего-то там.

— Что такое высшая степень невинности? — в первый раз спросил он у меня с усмешкой в глазах.

— Не знаю, — ответил я.

— Высшая степень, — ответил он торжественно, — это монашка, которая работает на заводе, выпускающем презервативы, и думает, что это спальные мешки для мышек!

* * *

Марко снимал квартирку на углу. Луи жил в другом квартале, но приходил в Бар Никчемностей каждый день. Он торчал там от открытия до закрытия. В конце концов я понял, что он влюблен в Хозяйку.

Марко и Луи оба были безработными, они жили за счет Помощи государства. Они были теми, кого люди называют Паразитами общества.

То же касалось Дерьмового Писателя.

У Дерьмового Писателя было особенное выражение лица: такое бывает у людей, которые тащат тяжеленный чемодан. Вот только его чемодан видел только он сам.

Это он научил меня играть в шахматы, мне они сразу понравились.

Моей любимой фигурой был конь.

Конь — единственная фигура, которая не блокируется остальными, потому что перемещается буквой «Г»: две клетки в одном направлении, затем одну в другом. Следовательно, конь очень полезен в закрытых позициях, и он позволяет создать «вилку», то есть угрожать сразу двум фигурам.

Однажды днем я сделал открытие — то, что называется Задачей о ходе коня.

Это логическая задача, у которой нет автора и единственного решения.

Конь путешествует по шахматной доске, посещая все шестьдесят четыре клетки по одному разу, а затем возвращается на изначальную позицию. Придумано тридцать тысяч решений и столько же возможных маршрутов. Что удивительно, некоторые из этих решений представляют собой симметричные квадраты, сумма из линий и колонок дает одно и то же число: 260.

Это называется Полу магический квадрат. Чтобы он стал «магическим», нужно сделать так, чтобы сумма диагоналей также была равна 260, но ни один математик пока не нашел путь коня, который создал бы Магический квадрат, его существование пока еще не доказано.

Автор неизвестен, решение не найдено. Стремление к совершенной форме, существование которой не доказано… «Если Бог — это порождение человека, — подумал я, — то я не удивлюсь, если его создал тот же тип, что придумал Задачу о ходе коня».

Когда я был в Пансионате, я прочел книгу о зороастризме, первой монотеистической религии, проповедуемой Заратустрой — полагают, что он появился за тысячу лет до Рождества Христова. И я отправился к Дерьмовому Писателю и попросил рассказать о происхождении шахмат. Я хотел понять, появились они раньше зороастризма или позже.

Дерьмовый Писатель сидел за столом с Братьями Дюкон, и Дюкон с «Т» сказал, что шахматы, без сомнения, изобрели лесбиянки-феминистки.

— Потому что, — объяснил он, — это подозрительно, что Королева защищает Короля, а еще более подозрительно то, что она может пойти куда захочет, а он может сделать только один шаг!

Дюкон с «Д», казалось, соглашался со своим братом и сидел с идиотской улыбкой, конечно же, вызванной словом «лесбиянки».

— Что за глупцы… — Дерьмовый Писатель схватился за голову.

Он объяснил мне, что происхождение шахмат так же таинственно, как происхождение человека, и рассказал легенду о Сиссе бен Дахире.

Это самая древняя легенда о шахматах. Она повествует о том, как индийский мудрец по имени Сисса изобрел шахматы. Он придумал эту игру для короля, который хотел обмануть своего врага. Король пожелал отблагодарить мудреца и предложил ему самому выбрать вознаграждение. Мудрец ответил, что он хочет пшеницы: зернышко на первую клетку шахматной доски, две на вторую, четыре на третью, и так до конца, удваивая количество зерен на каждой клетке. Король счел это желание вполне скромным, посмеялся над Сиссой и согласился. И так разорил свое королевство, потому что на последнюю клетку надо было положить более девяти квинтиллионов зерен, всего же получалось ровно восемнадцать квинтильонов зерен — этой пшеницей можно засыпать всю территорию Франции слоем в один метр.

— Когда возникла эта легенда? — спросил я Дерьмового Писателя.

— Она появилась за две тысячи лет до пригвожденного бородача… — сказал он.

— Заратустра основал зороастризм спустя тысячу лет! — воскликнул я. — На территории современного Туркменистана. Недалеко от Индии! Возможно, Заратустра играл в шахматы! И он придумал Бога благодаря Задаче о ходе коня!

Дерьмовый Писатель снова схватился за голову, а затем поднялся:

— Пойду возьму маленькое светлое. Мне надо немного забыться…

Так говорил Дерьмовый Писатель.

Я остался с братьями Дюкон.

— Может, индийский мудрец был педиком-феминистом, — предложил Дюкон с «Т».

«Сегодня Задачу Бога я не решу», — подумал я.

 

20

Настоящее имя Хозяйки было Доминика. Но все звали ее просто Хозяйка.

Она была очень мила со мной, позволяла мне оставаться с ней на кухне бара, пока готовила, и часто кормила меня бесплатно.

С ней я мог говорить о чем угодно, и она рассказывала удивительные вещи. Например, в тот день, когда я сказал, что бросил учебу, потому что обнаружил, что есть люди, которые ненавидят тебя из-за твоего успеха, она мне объяснила: что бы ты ни делал, всегда найдутся люди, которые будут тебя ненавидеть. Она сказала, что невозможно сделать так, чтобы тебя любили все.

— Ведь были же люди, которые терпеть не могли мать Терезу! — заключила она.

Благодаря Хозяйке я понял следующее: нужно принять тот факт, что некоторые люди тебя не любят.

Хозяйка жалела, что я бросил медицину.

— Уверена, ты был бы хорошим врачом, — сказала она.

Я и не сомневался — я имею в виду, технически. Из-за истории с высоким уровнем интеллекта я чуть было не наделал глупостей, благо что для этих глупостей нужно время на учебу. Но пока я просто решил не быть успешным ни в чем.

 

21

В баре ошивались не только безработные. Приходили еще и Люди искусства. В особенности музыканты и художники.

Сабрина была молодой художницей. Она все время таскала с собой огроменную сумку для рисунков и коробку красок. В волосах, на шее и на запястьях она носила платки всех цветов.

Сабрина вворачивала слова «зад» и «задница» в каждую фразу.

Когда что-либо впечатляло Сабрину, она говорила: «У меня сейчас еще одна дыра в заду появится!» А когда что-то впечатляло ее сильнее, она говорила: «Две дыры!» Затем счет шел на «три дыры» и так далее.

Максимальное количество «дыр», которое я помню, было объявлено, когда Луи сказал, что высшая степень высшей степени — это немой, который говорил глухому, что за ними шпионит слепой.

— Восемнадцать дыр! — не сдержалась Сабрина.

Сабрина часто меня спрашивала: «И когда же мы сунем свои задницы в постель?»

По причинам, спрятанным в недоступных папках, секс меня не привлекал. Меня это ничуть не беспокоило, я говорил себе, что однажды его захочу — так же, как когда-то захотел выпить пива. И даже, возможно, полюблю его больше, чем пиво.

А пока я вежливо отказывался от приглашений. Незлопамятная Сабрина пожимала плечами и заговаривала о своем творчестве. В ее огромной сумке лежали десятки набросков, все на одну и ту же тему: с лицами спящих людей. Сабрина писала только спящих людей.

Между двумя «задницами» она объяснила мне, что люди «возвращаются к невинности», когда спят. Она находила это очень милым. «Даже такая задница, как Гитлер, наверное, был милым, когда дрых», — заявила она.

Сабрина хотела написать и меня. Она собиралась прийти ко мне и дождаться, пока я усну.

Но я не понимал, как можно уснуть в таких условиях.

— Я ни за что не усну, зная, что надо, чтобы я уснул, — объяснил я.

— Тогда пойдем ко мне, — предложила она с плотоядным видом. — Я займусь твоей маленькой задницей, а утром встану пораньше, чтобы тебя написать.

— Я подумаю, — ответил я.

В конце концов однажды вечером я выпил столько пива, что уснул, сидя на табурете и положив голову на стойку, и Сабрина-таки меня нарисовала.

 

22

Если конечная цель живых организмов — дать потомство и продолжить род, то наиболее удачный вид называется Hylesia Urticans, или пепельная бабочка. Ее жизнь длится три дня — и все это время она не питается, а только размножается. Она рождается, производит потомство, а затем умирает.

Люди тоже производят потомство, и очень успешно: ежегодно рождаются сто двадцать восемь миллионов представителей вида. Вот только если цель некоторых видов состоит исключительно в том, чтобы дать потомство, человек должен еще и питаться; этим, конечно, он не отличается от других животных, но ему также приходится работать, платить налоги, менять масло в автомобиле, ходить на ужин к родителям мужа или жены и заполнять формуляры.

Если конечная цель всех видов — дать потомство и продолжить род, человек — наименее удачный вид.

Я поделился своей теорией с Марко.

— Что?! — воскликнул он. — Они рождаются, все три дня только и делают, что заводят шашни, а потом подыхают?! Какая прекрасная жизнь!

Была бы их воля, некоторые мужчины предпочли бы родиться пепельными бабочками; и я не уверен, что обратное утверждение верно.

 

23

В гостинице «Уголек», в комнате ровно под моей, жил господин Анри, старик, обитавший там как минимум с XVIII века.

В день моего переезда господин Анри забарабанил в мою дверь, но не для того, чтобы сказать мне «добро пожаловать» и угостить шоколадным тортом.

Его тело казалось телом ребенка — маленькое и худое, а его череп испещряли кровеносные сосуды. На нем был домашний халат подозрительного голубого цвета — нечто среднее между небесно-голубым и грязно-голубым.

Он посмотрел на меня своими крошечными глазками старого серого цвета и открыл ввалившийся беззубый рот.

— Возможно, я стар, но не глух! — заявил он.

Я не нашелся что ответить.

— Вы, молодые, — добавил он так, будто молодые — это что-то отвратительное, — вы любите слушать радио на всю громкость, а мне нужен покой!

— У меня нет радио, — сказал я.

Он явно не ожидал такого ответа и с удивлением поглядел на меня.

— Очень хорошо, — удовлетворенно заключил он.

И ушел.

Господин Анри завел привычку приходить и барабанить в мою дверь по меньшей мере раз в неделю, чтобы попросить приглушить радио.

— У меня нет радио, — говорил я.

— А я слышал! Не приснилось же мне! Пусть я и старый, но с головой-то у меня все в порядке!

Он хотел самолично проверить мою комнату, и я впускал его. Якобы инспектируя мое жилище, он очень быстро осматривал все углы — он знал, что у меня нет радио, но делал вид, что ищет.

— Очень хорошо, — наконец произносил он. — Возможно, звук доносился из другой комнаты.

Затем он просил разрешения остаться ненадолго, ему казалось, что у меня было уютнее, чем у него. Он усаживался на стул и начинал ворчать:

— Ваша комната очень мрачная!

Я не знал что ответить.

— Если бы я не боялся, что вы вор, — добавлял он, — я бы пригласил вас к себе, чтобы вы полюбовались моей красивой комнатой.

— Я не вор, — отвечал я.

— Все так говорят!

* * *

Кого вы никогда не встретите в гостинице «Уголек», так это тех, кого называют Секс-работницами.

— Здесь не проходной двор, — с самого начала предупредил меня хозяин. — Если захочешь снять шлюху, не смей приводить ее сюда!

Он говорил, что это одно из внутренних правил гостиницы.

Если Органы правопорядка заметят Секс-работниц в твоей гостинице, ты должен будешь заплатить штраф, а если Органы правопорядка заметят, что ты еще и берешь комиссию с Работниц, они могут закрыть твою гостиницу. Закон называет это Пассивным сутенерством. А сутенером быть хозяин не хотел. Он лично следил за тем, чтобы ни одна Секс-работница не проникла в его гостиницу. Он всегда спрашивал у мужчины, когда он видел, что входит пара:

— Это шлюха?

Единственной Секс-работницей, которую терпел хозяин гостиницы, была Госпожа Катрин, потому что она была на пенсии. Госпожа Катрин занимала комнату на первом этаже, и иногда, проходя мимо ее комнаты, можно было услышать ее плач. Потому что неправда, что время все лечит.

Кого никогда не было слышно, хотя они и составляли большую часть постояльцев, так это Бедных трудяг, то есть не просто бедняков, но еще и работающих. Бездельники в баре тоже не имели ни гроша за душой, но они по крайней мере позволяли себе роскошь не работать.

Я выходил из комнаты к полудню, возвращался после закрытия бара в 2 часа ночи и никогда не встречался с Бедными трудягами, которые вставали ни свет ни заря и ложились вечером.

Бедные трудяги занимаются Неблагодарным делом, то есть той работой, которую никто не хочет выполнять и никто не ценит: например, они встают на рассвете и меняют рулоны туалетной бумаги или отклеивают жвачки из-под столиков в кафе.

В больницах именно Бедные трудяги вытирают кровь, брызнувшую из перерезанной артерии. В Новый год сотни людей блюют, и именно Бедные трудяги убирают рвоту. Если женщина не сходила перед родами в туалет, она испражнится на родильный стол, выталкивая из себя ребенка; и первый запах, который чувствуют многие малыши в этом мире, — запах говна, которое затем уберут Бедные трудяги.

Бедные трудяги знают, что у них нет никакой надежды на лучшую жизнь. Они работают только для того, чтобы выжить. Да, это Инстинкт выживания: бороться за жизнь даже тогда, когда вся надежда потеряна.

 

24

Бар только что открылся.

В нем были только Хозяйка, Луи и я, мы ели приготовленные Хозяйкой сэндвичи. Ее сэндвичи с жареной курицей были лучшими в мире сэндвичами с жареной курицей, потому что, прежде чем положить курицу на хлеб, она немного поливала мякиш соком, оставшимся от жарки.

— Объедение! — сказал я.

Луи был согласен.

Когда мы поели, Хозяйка налила кофе.

Ее кофе был лучшим в мире, потому что она капала в него немного флердоранжа.

— Это лучший кофе в мире, — сказал я.

Луи снова согласился.

— Ну что же, — сказала Хозяйка, глядя мне в глаза, — ты очень мил, малыш, но когда ты все-таки возьмешься за ум и вернешься в школу?

— Я туда не вернусь, — ответил я, — я не создан для того, чтобы быть врачом.

Так как я уже смирился с тем, что не могу нравиться всем сразу, Хозяйка считала, что настала пора мне вернуться к учебе. Хотя у меня еще оставались вопросы, в одном я точно был уверен: медицина — это призвание, и не мое. Я не принадлежал к психопатам вроде госпожи профессора, которые становились медиками, чтобы на законных основаниях разрезать тела электрической пилой. Меня это не интересовало.

— Пф-ф-ф… — фыркнула Хозяйка. — А ты подумал обо всех тех людях, которых мог бы спасти?

— Конечно, — ответил я. — У меня нет призвания спасать людей. Я не стремлюсь стать Иисусом.

— Кто говорит о том, чтобы становиться Иисусом?!

— Я знаю одного медика, который хочет возвращать зрение слепым.

— А что плохого в заботе об этих беднягах?!

— Ничего, но это не мое призвание, вот и все.

— И каково же ваше призвание, сэр? — не отставала она, уперев руки в бока и качая головой.

— Пока не знаю, — ответил я.

— Кстати, о слепых, — сказал, усмехнувшись, Луи, — вы знаете, какая высшая степень слепоты?

— Пф-ф-ф, — фыркнула Хозяйка, покачивая головой и глядя на меня и Луи чуть ли не с жалостью.

— Высшая степень слепоты, — продолжил Луи, — это поход слепого в немое кино.

И пока он смеялся, тряся щеками, я думал о том, что это одновременно очень точно и бессмысленно, как и все его «высшие степени». Высшей степенью глупости для меня было поверить в то, что я создан для медицины, под предлогом того, что я мог бы стать хорошим врачом.

 

25

Существует теория, по которой люди нам нравятся не сами по себе (я говорю о людях, с которыми мы бы хотели переспать) — нас притягивает к ним Возможный ребенок, которого мы могли бы с ними иметь.

Это не означает, что мы хотели бы заводить детей со всеми людьми, к которым нас влечет, речь идет о бессознательном желании продолжить род. И так как эта теория не затрагивает сознательное желание иметь ребенка, она относится и к мужчинам, которым нравятся мужчины, и к женщинам, которым нравятся женщины.

Возможный ребенок — это абстрактное понятие, он не существует в действительности. Получается, люди занимаются любовью с целью продолжить род, но производят потомство два или три раза в жизни, а телесное удовольствие получают тысячи раз. На самом деле это телесное удовольствие — хитрость эволюции, созданная для того, чтобы особи совокуплялись и вид не исчезал.

Теория Возможного ребенка объяснила бы, почему популярнее всего красивые, сильные, талантливые, умные, очаровательные, харизматичные люди.

И на самом деле, почему мы хотим, чтобы наш ребенок был красивым, сильным, талантливым, умным, очаровательным или харизматичным? По причине Естественного отбора: мы же знаем, что красивые, сильные, талантливые, умные, очаровательные и харизматичные выживают лучше всех; они лучше всех приспосабливаются к окружающей среде. А привлекательность богатых людей объясняется только хорошими условиями для выживания, которые они могут дать своему Возможному ребенку.

Но тогда чем станут уродливые, тощие, бедные, тупые, бесталанные, не обладающие шармом и харизмой?

По счастливому стечению обстоятельств, возможны комбинации. Например, человек, лишенный таланта, но богатый, обязательно кому-то понравится, потому что этот кто-то увидит хорошие условия для выживания, которые этот человек может дать Возможному ребенку.

Существуют также тупые красавцы, уродливые умники, харизматичные слабаки, талантливые бедняки и так далее. Могут существовать различные комбинации трех и более характеристик: например, люди уродливые, богатые и умные будут иметь больший успех, чем люди просто уродливые и умные.

Количество комбинаций бесконечно.

По еще более счастливому стечению обстоятельств, нам даны возможности эволюции. Например, талантливый бедняк может благодаря своему таланту стать талантливым богачом. А если он еще и красив, очарователен или харизматичен, он станет тем, кого называют Звездой; а преимущество Звезды в том, что многие хотят с ней переспать — благодаря всему тому, что она может передать Возможному ребенку.

Оптимальная комбинация, само собой, состоит в обладании красотой, силой, талантом, умом, богатством, шармом и харизмой; такой человек покорит весь мир. А наихудшая — уродливый, слабый, тупой, бесталанный, лишенный шарма и харизмы бедняк; то есть Идеальный отчаявшийся.

* * *

Что касается меня, привлекательность моего Возможного ребенка, должно быть, потрясающе возросла в тот день, когда меня объявили лучшим студентом года, а затем напрочь исчезла, потому что я бросил медицину без видимых причин.

На самом деле вопрос, который я задавал себе, заключался в следующем: а чувство влюбленности тоже объясняется теорией Возможного ребенка?

Мы влюбляемся, потому что мы видим Возможного ребенка, которого хотели бы иметь, ребенка с его достоинствами и недостатками, его смехом и его взглядом, со всеми его маленькими несовершенствами?

Когда мы говорим кому-то: «Я тебя люблю», означает ли это: «Я люблю нашего Возможного ребенка»?

Я поговорил об этом с Марко, Сабриной и Луи.

— А может, перестать наконец забивать себе голову, а забить наконец мне в задницу? — спросила Сабрина.

— Это все чушь, — сказал Марко. — Я не хочу отпрысков. Если девчонка залетит, я ее сразу брошу!

— Наивысшая глупость для игрока в регби, — сказал Луи, покатываясь со смеху, — бросить женщину, когда мяч у нее!

Я очень продвинулся.

 

26

Когда я учился в Пансионате, в учебнике биологии я прочел удивительную историю: цикл жизни печеночного сосальщика.

Печеночный сосальщик, муравей и печень

Печеночный сосальщик — червь, который паразитирует в печени, например, барана, питаясь ее кровью и ее клетками. В конце своего развития сосальщик откладывает яйца, оплодотворяя себя сам, потому что он обладает мужскими и женскими половыми органами. Но личинки не могут вылупиться из яиц в печени барана. Им нужно ее покинуть естественным путем, то есть с калом.

Снаружи, после периода созревания, из яиц вылупляются крошечные личинки.

Маленькую личинку затем съедает улитка, и та начинает делиться внутри нового хозяина. Затем улитка выделит ее через слизь, которую производит. Эту влагу обожают муравьи, и так личинка печеночного сосальщика оказывается внутри муравья. Конечная цель этой личинки — вырасти и дать потомство, но для этого она должна попасть в печень барана. А что едят бараны? Траву, но не муравьев. Так как же личинка попадет в печень барана? А-а-а, она проникает в мозг муравья и меняет его поведение. Иначе говоря, управляет им.

Вечером, пока другие муравьи спят, муравей-зомби проснется и начнет движение, будто лунатик. Он поднимется на верхушку травинки — но не любой, а той, что любят бараны. И там будет неподвижно ждать, пока его не съедят.

Таким образом печеночный сосальщик попадает внутрь барана, и вот он уже может внедриться в печень, чтобы продолжить свой жизненный цикл.

Можно было бы сказать, что печеночный сосальщик — самое хитрое существо, когда-либо созданное Вселенной, но это принизило бы человечество…

Однажды днем мы с Марко сидели за нашим столиком, и тут появилась Сабрина — со своими платками, сумкой для рисунков и коробкой с красками. Вместе с ней вошла девушка.

— Мамма миа, — прошептал Марко уголком рта. — Ты только посмотри.

Девушка была довольно высокая, с идеальными формами, джинсы сидели на ней словно вторая кожа. Светлые длинные волосы — их цвет вряд ли был натуральным, — кроваво-красный рот, чуть вылезающие из орбит голубые глаза. Голубизна ее глаз тоже вряд ли была натуральной.

Девушки направились к нам, и Марко поднялся, выпячивая грудь.

— Привет, засранцы! — бросила Сабрина.

Мы тоже с ней поздоровались, и она познакомила нас со своей подругой. Ее звали Стелла.

Сабрина представила нас как Эльзасского итальянца и Девственника-дегенерата, и Стелла прижалась ртом сначала к щекам Марко, затем к моим.

— Упс! Я вас всех измазала помадой!

И она смочила слюной палец и принялась оттирать наши щеки. В глазах Марко будто летали сотни бабочек.

Сабрина объяснила нам, что Стелла — комедиантка и что они вдвоем собираются устроить художественный перформанс: Стелла должна будет войти в состояние спящего человека, она доведет свою игру до того, что станет таким человеком, то есть уснет по-настоящему. А затем Сабрина сможет написать ее «возвращение к невинности».

— Ну как? — спросила Сабрина, сияя от гордости. — Вам рвет задницу, правда же?

Ассоциации вроде «Стелла — спать, спать — кровать, Стелла — кровать» захватили Марко, и он облизывал губы.

— Это будет сенсация! — произнес он.

Я отнесся к их задумке более скептично. Как можно вызвать у самого себя сон? Это психологически невозможно, это как пытаться остановить свое сердце.

— Мы можем заняться этим у тебя, маленький засранец? — спросила Сабрина у Марко. — Я обожаю свет в твоей хате.

Кровь прихлынула к щекам и ушам Марко, его глаза округлились.

— В моей кровати? — сказал он.

— Ну конечно, не в твоей же заднице! — ответила Сабрина.

Марко сглотнул и быстро начал кивать, будто отбойный молоток:

— О’кей, о’кей, без проблем. Без проблем, о’кей.

— Мы можем пойти туда прямо сейчас? — спросила Сабрина. — Сегодня отличная погода, надо этим воспользоваться!

— Прямо сейчас, о’кей, без проблем, о’кей.

— Хотите пойти с нами? — спросила Стелла, глядя на нас — на меня и Марко. — Когда у меня есть публика, я играю лучше.

Она не успела и фразы закончить, а Марко уже вскочил, вытащив ключи от своей хаты.

Я тоже хотел пойти, чтобы поглядеть, как эта девушка сможет заставить себя уснуть.

* * *

Квартира Марко состояла из одной комнаты с узким диваном, низким столиком и толстым матрасом на двоих, брошенным прямо на паркет и занимающим половину комнаты. На одной из стен висел небольшой флаг Италии; туалет был на кухне, которая находилась в ванной.

Единственное, что было хорошего в квартире Марко, — свет, то есть последний этаж и большое окно. Агентства недвижимости называют такие квартиры «солнечными», в них светло даже тогда, когда нет солнца.

Мы подвинули диванчик так, чтобы он находился ровно напротив матраса, Сабрина села на низкий столик, достала из папки большой лист бумаги и открыла коробку с красками, откуда извлекла баночки и множество кисточек. Она положила картонную папку на колени и прикрепила к ней лист скрепками.

Все это время Стелла сидела на матрасе. Она сказала, что должна немного сконцентрироваться перед началом, и она концентрировалась так, будто это была главная роль в ее жизни. Мы с Марко сели на диванчик, открыли по пиву и ждали, пока Стелла закончит концентрироваться.

— Я готова, — объявила она наконец.

Она растянулась на матрасе, лежа на спине, и начала глубоко дышать, уставившись в потолок. Ее грудь мерно поднималась и опускалась. Марко не спускал с нее глаз.

Затем она сменила положение, повернувшись на бок, закрыла глаза, и — это случилось. Она спала.

Марко повернулся ко мне и посмотрел на меня, будто говоря: «Вау, ты это видел?!» А затем занял исходное положение.

Сабрина начала рисовать, ее глаза быстро перескакивали со Стеллы на лист и с листа на Стеллу.

Я не верил ни секунды. Я не сомневался, что эта девушка просто притворяется, что спит.

Должен признать, притворялась она очень хорошо, ее рот был слегка приоткрыт. Вот только если бы она по-настоящему спала, ее рот не открылся бы сразу же, поскольку это движение обусловлено расслаблением мышц тела, а расслабление наступает только на третьей фазе сна, а не в самом начале. Именно на этом этапе мы полностью оторваны от мира, наши мускулы расслабляются, наше дыхание становится регулярным и медленным, температура тела снижается.

Следующим этапом является Парадоксальный сон, он — настоящий парадокс: мускулы кажутся полностью расслабленными, как на третьей фазе, в то время как деятельность мозга очень активна. Именно на этой фазе нам беспрерывно снятся сны, глаза совершают быстрые движения под веками, у мужчин наступает полная или частичная эрекция, клитор женщин увеличивается в объеме.

Поскольку Стелла очень хорошо играла мускульное расслабление и медленное и регулярное дыхание, единственным способом доказать, что она притворяется, было измерить ее температуру или проверить, увеличился ли в объеме ее клитор. Иначе говоря, кроме меня никто не поймет, что Стелла — обманщица.

Зачем она это делала?

Возможно, ради удовольствия от игры, так же, как некоторые любят лгать.

* * *

У меня закончилось пиво.

Я слегка толкнул Марко локтем, чтобы сказать ему об этом. Он повернулся, взглянул на меня и приложил палец к губам.

Я показал ему пустую бутылку, чтобы он понял, что я хочу еще. Он отрицательно помотал головой и указал на Стеллу, которая лежала на матрасе и все еще делала вид, что спит.

Мне пришлось не только терпеть этот спектакль, но и оставаться трезвым.

Это длилось целую вечность. В какой-то момент я чуть не заснул по-настоящему. Потом Стелла пошевелила ногой, и Марко подскочил, как будто должно было произойти что-то важное.

Я смотрел на Сабрину, которая не переставала двигать кисточкой. Можно сказать, что она верила, что рисует невинность…

«Ну когда же ты остановишься? — подумал я. — И почему я не спросил тебя, сколько времени займет этот художественный перформанс?»

Я задержал дыхание, когда увидел, что Сабрина держит кисточку вертикально. Я смог наконец выдохнуть; когда она взглянула на меня и Марко, ее лицо выражало удовлетворение.

Ткнув в сторону Стеллы указательным пальцем, Марко вопросительно поднял брови, а затем беззвучно произнес: «Разбудить?» Сабрина утвердительно кивнула.

Это молчание уже сводило меня с ума.

Если бы существовала номинация «Оскар» за лучшее пробуждение, Стелла бы совершенно точно получила статуэтку.

После того как Марко присел рядом с ней и с бесконечной нежностью ее потряс, она медленно подняла веки. Она изобразила, что не понимает, где находится и что происходит, — это длилось одну или две секунды, но было очень правдоподобно.

Ее взгляд остановился на Марко, она якобы узнала его, ее лицо расслабилось, она ему улыбнулась.

Гвоздем спектакля было потрясающее кошачье потягивание, сопровождаемое легким зевком и слегка нахмуренными бровями; затем Стелла закончила свой номер, глядя на нас и как бы спрашивая: «Ну и как это было?»

Марко показал большой палец, отвечая: «Супер!», Сабрина кивнула, чтобы дать понять, что все прошло хорошо.

— Так может, начнем говорить? — сказал я.

Все трое зыркнули на меня так, будто я только что разрушил священную гармонию или нечто подобное.

Марко покачал головой, сетуя, что я ничегошеньки не понимаю, а Сабрина бросила на меня взгляд, который ясно говорил: «Может, тебе надо время от времени драть задницу?»

С гордостью и смущением Сабрина подняла лист и показала нам картину.

Она скорее удалась: на ней была изображена Стелла, которая делает вид, что спит.

* * *

Спустя два дня после этой истории я стоял у стойки с Хозяйкой, Луи и кем-то из жителей бара, и тут вошел Марко, с выпяченной грудью и светящимся лицом.

Он бодро поздоровался с нами и облокотился на стойку.

— Моя очередь! — заявил он.

Казалось, он хочет поделиться с нами своим счастьем.

— Чего хорошего ты приготовила сегодня? — спросил он у Хозяйки. — Я голоден как волк!

— Сэндвич с жареной курицей, — ответила Хозяйка.

— Э-э! — возмутился он. — И почему тут никогда не подают пасту! Человеку необходима паста!

Мы все знали, чему обязано странное настроение Марко, — накануне вечером никто не пропустил спектакль с Марко и Стеллой в главных ролях: они пожирали лица друг друга, прижавшись к стенке, и все видели, что они ушли вместе.

Марко похлопал меня по спине.

— Хорошо быть мужчиной! — заявил он.

В его глазах порхали уже не сотни, а тысячи бабочек.

— Пф-ф-ф, — фыркнула Хозяйка. — Вы только и умеете, что одуревать, когда смогли стрельнуть…

— Ничего подобного! — вспыхнул Марко. — Между мной и Стеллой все не просто так. Она даже отправилась за вещами, она собирается жить у меня!

Эта новость вызвала легкий одобрительный гул среди жителей города.

— А вы не слишком спешите? — заметила Хозяйка, приподняв бровь.

— Стеллу выставят из квартиры через несколько дней, — сообщил Марко. — Это все ускорило, но мы бы в любом случае в конце концов стали жить вместе!

Была осень. Если у арендодателя случается съемщик-Неплательщик — и если он хочет его выгнать, он должен это сделать до конца осени, иначе выселить Неплательщика можно будет уже только в первый день весны. Это Закон. И это причина, по которой популяция так называемых Бездомных значительно увеличивается накануне зимы — и эта популяция увеличится еще тремя месяцами позже, во время Весенних изгнаний.

Вот так Стелла начала жить с Марко.

* * *

С начала совместной жизни молодой пары прошло несколько дней. Было утро, я лежал на кровати в своей комнате, когда кто-то постучал в мою дверь.

Марко держал в руке чемодан, и казалось, что он в очень хорошем настроении.

— Угадай, кто теперь будет с тобой жить? — спросил он.

Очевидно, речь шла о нем.

— Тебя выгнали из квартиры?

— Нет, — ответил он с улыбкой, — Стелла готовится к новому художественному перформансу на тему одиночества, ей нужен покой.

И он добавил с многозначительным взглядом:

— А когда я с ней, все не очень спокойно.

Вот так Марко, которого общество считало паразитом, сам стал жертвой паразита.

Он стал героем потрясающей истории о печеночном сосальщике, муравье и печени.

 

27

Драка между двумя Отчаявшимися — событие, заслуживающее внимания. Потому что двум Отчаявшимся нечего терять.

В общем, драку можно было бы сравнить с химической реакцией: взаимодействие между двумя веществами, в результате которого оба изменяются.

В химии Катализатором называется вещество, которое увеличивает скорость реакции, не участвуя в ней непосредственно.

Вещество № 1: Люк.

В баре Люка воспринимали как туриста, потому что у него была работа. Люк был художником, но не как Сабрина: он создавал здания. Люк не снимал квартиру, он выплачивал за нее кредит; это означало, что однажды, лет через двадцать, он станет Счастливым домовладельцем. Кроме бычьей походки и маленького нервного рта, у Люка не было никаких особых примет.

Катализатор: Консьержка.

Консьержка был жителем бара. Его называли Консьержкой потому, что он часто начинал свою речь так: «Я знаю, что меня это не касается», — а потом говорил о чем-то, что его не касалось. Помимо любопытного взгляда, у Консьержки не было никаких особых примет.

Задача катализатора: позаботиться, чтобы вещество № 1 встретилось с веществом № 2…

День близился к вечеру, бар еще не наполнился, в нем торчали только жители и несколько туристов.

Я сидел с Марко за нашим столиком. Тот рассказывал мне, как какой-то старик из гостиницы пришел к нему и попросил уменьшить звук радио. Но радио в комнате вообще не было. Старик не захотел этому верить и решил проверить сам, он вошел в комнату, все осмотрел, и когда увидел, что радио действительно нет, спросил у Марко, не может ли он ненадолго остаться, поскольку у него слишком жарко. Старик уселся, а затем бросил Марко: «Ваша прическа нелепа!»

Марко ощупывал череп, будто проверял, всё ли на месте, когда к нам подсел Консьержка.

— Я знаю, меня это не касается, — произнес он, глядя на Марко, — но говорят, что твоя большая блондинка собирается свалить с Люком. Кажется даже, они встречаются в квартире, которую ты ей оставил.

Очевидно, Консьержка специально рассказал это именно тогда, когда Люк был в баре.

— Откуда ты знаешь? — нахмурился Марко.

— Люди говорят, — ответил Консьержка. — Ты же знаешь, врать не стану.

Марко бросил взгляд на Люка, тот сидел на табурете у стойки. Марко шмыгнул носом, поднялся и направился к нему.

Он уселся рядом с Люком и постучал двумя пальцами по его плечу. Люк даже не утрудил себя повернуть голову, он так и глядел в стакан.

— Чего надо? — проворчал Люк.

— Похоже, ты путаешься с моей женщиной!

— Твоей женщиной… — усмехнулся Люк.

— Да! С моей женщиной! — начал кипятиться Марко.

— Ты с ней уже даже не спишь, — сказал Люк, не шелохнувшись. — Это я сплю со Стеллой, и она собирается переехать ко мне.

Это заявление вызвало бурную реакцию.

Гул пронесся по городу. Те, кто еще читали газету, сложили ее и убрали; те, кто находился рядом с Люком и Марко, отошли подальше со своими стаканами и уселись по возможности лучше, чтобы ничего не упустить.

Хозяйка произнесла: «Пф-ф-ф!» — и ушла на кухню.

Челюсти Марко сжались, заходили желваки, ноздри раздулись, кровь окрасила уши, кулаки сжались и мышцы правой руки напряглись.

Обычно, когда два мужчины собираются драться, их пытаются отговорить; хотя бы пытаются это сделать, разводят подальше друг от друга. Но никогда не стоит лезть к Отчаявшимся — это может быть очень опасно. Кроме того, такая идея никогда бы не пришла в головы прочих Отчаявшихся: зачастую драка была единственным спектаклем, на котором они могли присутствовать, ведь на нее не надо покупать билеты.

— Посмотри мне в глаза и скажи мне это в лицо! — сказал Марко.

Люк оторвался от своего стакана и уставился на Марко:

— Это-я-сплю-со-Стеллой-и-она-собирается-переехать-ко-мне.

В этот момент и был нанесен первый удар.

Потрясающий правый удар Марко — сухой и точный — ровно в центр маленького нервного рта Люка.

Люк и его табурет оказались на полу. Марко принялся подпрыгивать на месте, все еще с раздутыми ноздрями, горящими ушами и сжатыми кулаками.

— Поднимайся, если ты мужик, — произнес он голосом, изменившимся от ярости. — Поднимайся!

Бить лежачего означает признать свою трусость, а смелость — единственное, что остается у многих Отчаявшихся.

Изо рта Люка потекла кровь. Она стекла по подбородку, а затем капнула на пол. Этот момент высоко оценили зрители.

Люк провел двумя пальцами по верхней губе и взглянул на свою кровь. А затем поднялся.

Техника Люка отличалась от манеры Марко, ее можно было бы назвать Техникой толчка. У Марко даже не было времени поднять кулак: как только Люк оказался на ногах, он, словно бык, бросился на противника, тот потерял равновесие — и оба упали, Люк поверх Марко. Глухой стук, с которым голова Марко ударилась о пол, исказил не одно лицо.

Люк поднялся; Марко, похоже, хорошо звезданулся. Тогда Люк показал высший класс: зажег сигарету, ожидая, пока соперник поднимется. Некоторые покивали головами: «Да, это высший класс».

И тогда Люк совершил то, что превосходит высший класс: он схватил свой стакан, который все еще стоял на стойке, и выпил его залпом. Зрители переглянулись: «Мы согласны. Да, это выше высшего класса».

Пока Люк с окровавленным ртом затягивался сигаретой так, будто ничего не произошло, Марко приходил в сознание.

Он открыл глаза, но что-то ему мешало: прядь волос упала на лоб. Тогда он разъярился так же, как Люк, увидевший свою кровь. Он поднялся и тоже применил Технику толчка, заставив сигарету Люка вылететь, а самого Люка — потерять равновесие. Вот только когда Марко очутился на Люке, который лежал на полу, он не стал вставать и дожидаться, пока тот поднимется, а прижал его руки коленями к полу. Смелость иногда обязана только пряди волос.

Теперь лицо Люка было открыто Марко. Он занес руку и так на миг замер, как бы говоря: «Посмотри, что тебя ждет». И удар последовал — прямиком в глаз.

Звук удара вызвал у зрителей новые гримасы. Марко снова поднял руку, но в этот раз не успел ударить, потому что в этот момент случилось удивительное. Сюрприз, от которого перехватило дыхание у всех зрителей: объект ссоры, Стелла собственной персоной, вошла в бар…

За ней стоял Консьержка; он сбежал из бара, чтобы рассказать ей — хотя его это не касается, — что Марко и Люк дерутся. Стоит отметить, что перед тем, как объявить Марко, что его блондинка спит с другим, Консьержка, похоже, удостоверился в том, что Стелла в тот вечер находилась в квартире Марко.

— Отпусти его! — рявкнула Стелла, ее глаза вылезли из орбит еще больше, чем обычно. Их цвет был карим, а не голубым; наверное, у нее не хватило времени, чтобы надеть цветные линзы.

Когда Марко услышал ее голос и понял, что она защищает Люка, он опустил руку и повернулся к Стелле.

— Значит, это правда, — медленно произнес он; казалось, он все еще не терял надежды, что это не так.

Стелла скрестила руки со страшным видом, который я за ней еще не наблюдал. Возможно, она просто перестала ломать комедию.

— Да, правда! — с вызовом сказала она. — Я собиралась сказать тебе в ближайшие дни. Я тебя бросаю, я ухожу к Люку.

Зрители затаили дыхание.

Марко поднялся, пришибленный.

— Что ты в нем нашла? — сказал он, и его глаза внезапно потемнели.

— У НЕГО хотя бы есть работа! — крикнула Стелла.

Марко не шелохнулся.

— И в его квартире, — добавила она, — срут и готовят в разных комнатах!

Она только что нанесла ему последний удар, который был хуже всех кулачных ударов в мире.

Марко стоял неподвижно. Стелла подошла, чтобы помочь Люку, державшемуся за глаз, подняться, и они покинули бар.

Через несколько секунд медленно вышел и Марко.

В баре, после короткого молчания, все снова расселись по своим местам, а Хозяйка вернулась с кухни, держа в руках ведро с водой.

На улице Марко уселся на тротуар. Он закрыл лицо руками.

— Путана, — рыдал он, — путана…

Я сел рядом, и я тоже страдал.

Это было особенное страдание, но не совсем новое, я уже испытывал его раньше. В тот момент я об этом не помнил, но я чувствовал абсолютно то же самое, когда узнал, что Том был с господином Франком М.

 

28

Уже прошла неделя, как Стелла бросила Марко, и уже неделю Хозяйка готовила на обед пасту.

В тот день она подавала равиоли с сыром.

— Я хочу уехать, — сказал Марко. — Я, наверное, вернусь на родину.

— В Италию? — спросил я.

— Нет, в Эльзас.

— Я чувствую себя виноватой, — встряла Сабрина. — Это же я тебя познакомила с голозадой курицей.

— Пф-ф-ф… — фыркнула Хозяйка, глядя на Марко. — Виноватый у него между ног!

Луи собирался что-то добавить, но вдруг в бар вошел владелец гостиницы. С ним был Исса, Бедный ночной трудяга.

— Быстро! — крикнул управляющий. — Там господин Анри!

Пока все мы неслись к гостинице, Исса объяснил, что господин Анри постучал в его дверь, чтобы попросить приглушить радио, и что он держался за грудь, а потом рухнул на пол.

* * *

Господин Анри лежал на полу. И я понял, что делать.

— Позвоните в скорую! — сказал я.

Я присел рядом.

— Господин Анри, — четко произнес я, легко его встряхивая, — вы меня слышите?

Он не шевельнулся. Я попытался измерить ему пульс, но его не было. Я осторожно откинул его голову назад, приблизил свое лицо к его, чтобы почувствовать его дыхание на своей щеке: его тоже не было, и его живот и грудь совсем не двигались.

Господин Анри, очевидно, стал жертвой сердечного приступа.

А мое собственное сердце, почему оно бьется так быстро?

Сердечный приступ: мозг больше не получает кислорода, жертва рискует умереть. Нужно провести СЛР, сердечно-легочную реанимацию.

А мои руки? Почему мои руки трясутся?

Сначала искусственная вентиляция, затем нажатие на грудную клетку. Я вдохнул воздух ртом, открыл рот господина Анри и выдохнул.

Давление воздуха наполнило легкие, произошли обмены газами, жертва пассивно выдохнула: легкие сдувались под весом грудной клетки и внутренностей.

Вдыхаемый им воздух беден кислородом, но он его еще содержит. Кровь на уровне легких, набравшись кислорода, должна теперь двигаться по телу при помощи сжатия грудины: надо надавить на центр грудной клетки.

Я поставил руки в нужную позицию.

Для взрослого: тридцать нажатий без остановки, чтобы кровь начала двигаться по всему телу. Цикл нажатие/расслабление должен длиться шестую часть секунды.

Считать вслух, чтобы поддерживать ритм и быть уверенным в том, что делаешь верное количество нажатий.

— Один-и-два-и-три…

Мой голос, почему он срывается?

Сделать два вдоха после тридцати нажатий, затем начать заново. Таким образом, один цикл длится около двадцати четырех секунд.

Контролировать дыхание жертвы каждую минуту. Если она начнет самостоятельно дышать, перевернуть ее в Боковую страховочную позицию, оптимальную для освобождения воздушных путей, рот направлен вниз, руки и ноги служат опорой и стабилизируют тело.

Мое сердце уже практически перестало биться, когда, под конец шестого цикла, я почувствовал дыхание господина Анри у своей щеки.

— Он дышит! — закричал я. — Он дышит!

Но не перевернул его в Боковую страховочную позицию. Я предпочел для подстраховки продолжить массаж.

И почему я плачу?

Я продолжал, пока не услышал со спины мужской голос: «Отойдите, мы уже здесь!»

Я упал на пол.

Я задыхался, обливался потом, в горле у меня так стучало, что казалось, мое сердце сейчас выскочит.

Я не знал, что ощущение того, что ты жив, может причинять боль.

Я поднял голову, у всех в глазах стояли слезы: у Хозяйки, Луи, Марко, Сабрины, Иссы и даже у управляющего.

* * *

Несколькими днями позже, в гостинице, я услышал короткие отрывистые удары в свою дверь.

Это был господин Анри, а в руках у него было радио.

— Это мое радио, — сказал он, — оно, возможно, старое, но еще работает!

— Здравствуйте, господин Анри! — сказал я ему с улыбкой. — Как вы себя чувствуете?

— Очень хорошо. А вы?

— У меня все нормально.

— Послушайте, — продолжил он, — я не очень часто им пользуюсь, поэтому подумал, что мог бы вам его оставить на некоторое время.

— Но вы не обязаны…

— Я знаю, — отрезал он.

Он сунул радио мне в руки.

— Но я вас предупреждаю, — добавил он, — только потому, что вы спасли мне жизнь, вы не можете слушать его слишком громко!

— Согласен, — ответил я. — Спасибо, господин Анри.

— Не за что.

— Не хотите ли зайти и послушать радио вместе со мной? — спросил я.

— Отлично. Но только станцию выбираю я.

 

29

Я всегда любил тот короткий момент после пробуждения, когда ты находишься в каком-то забытьи. И мне кажется, что в пиве я больше всего люблю — помимо его способности быть одновременно прохладительным напитком и согревать — то, что, если выпить его много, короткий момент амнезии после пробуждения длится дольше.

Но когда пробуждение происходит в постели, которую ты не узнаешь, ощущение забытья переходит из приятного в ужасающее.

Я узнал Сабрину, которая спала рядом, и сообразил, что я лежал без рубашки, мне захотелось провалиться сквозь землю.

Я закрыл глаза. Я постарался вспомнить. Ничего.

Я почувствовал тепло под веками. Они увлажнились. Я схватил руку зубами и укусил ее. Лучший способ плакать беззвучно.

Я взглянул на Сабрину. В моей груди раздувалась какая-то сила. Что-то жестокое, что хотело разорвать девушку на куски. Я укусил руку еще сильнее. Чтобы не причинить Сабрине вред.

Появилась кровь. Металлический вкус вызвал тошноту. Я поднялся. Огляделся вокруг. Я никак не мог найти свою рубашку. Я должен был уйти. Я поднял с пола футболку и ушел.

Я почти бежал. С кем-то столкнулся. Лил дождь. Я несся на желтый и красный. Я шел все прямо и прямо.

Я поздоровался с хозяином. Не взглянув на него. Он что-то сказал. Задал какой-то вопрос, содержавший слово «педик».

Я закрылся в своей комнате. Я стянул футболку. Упал в кровать.

А затем завыл, все так же кусая руку — не из-за шума, а чтобы было не так больно.

* * *

Я так и лежал, не двигаясь, пока не услышал стук в дверь и голос Марко.

— Это я, — сказал он.

— Проваливай! — крикнул я. — Оставь меня в покое!

— Хе, успокойся, товарищ. Открой, я только что говорил с Сабриной, ничего не произошло.

— Заткнись! Я не хочу тебя больше видеть! Никого больше не хочу видеть!

Я орал, наплевав на все гостиничные правила.

— Дружище… Да не злись ты из-за этого… Это все бухло. Со мной тоже было, что девка привела меня к себе и я отрубился прямо в ее гнездышке! Это из-за бухла, но это не значит, что ты не мужик!

Я поднялся.

— Как ты говоришь? — спросил я через дверь.

— Ну, я не знаю… Как-то так. Когда сильно напиваешься, хочется спать, а не целоваться…

Он начал смеяться:

— Некоторые даже блюют, лежа сверху!

Тут он рассмеялся еще сильнее:

— Со мной тоже такое было, и я блевал сверху. Вот это подстава!

Я открыл ему. Он улыбнулся и начал объяснять, что Сабрина меня не хотела, а затем остановился, увидев мою руку.

Я тоже взглянул: выглядело не очень красиво. И так как внутренняя боль уже начала проходить, я почувствовал боль в руке, адскую боль.

— Сейчас вернусь! — сказал он. — У меня есть то, что нужно!

Я ждал, застыв на месте. Он вернулся с ватой, пластырем, дезинфицирующим средством и двумя упаковками пива.

Он был весь мокрый.

— Говорю тебе, это настоящий потоп! — выдохнул он. — Взгляни на мою шевелюру!

И он провел руками по волосам, чтобы привести их в порядок.

— У тебя нет геля? — спросил он.

— Нет, — ответил я.

— Э-э! — воскликнул он. — Гель — это самое важное!

Марко смочил ватку дезинфицирующим средством и смазал мою руку. Он приклеил пластырь и открыл мне пиво.

— Я как настоящая медсестра, а? Мне только сисек не хватает!

Он чокнулся со мной.

— За груди медсестер! — пошутил он.

Мы сидели и пили. Марко крутил сигареты, говоря, что надо экономить деньги, чтобы отправиться следующим летом в Италию. Он хотел поехать в Милан, в Мировую столицу класса, но я предпочитал Неаполь, там море. В конце концов мы сошлись на Риме. Мы еще не знали, на чем собираемся экономить, но пока это было неважно.

Он показал мне, как надо ходить в Италии, чтобы привлекать женщин и вызывать уважение мужчин. Он выпячивал грудь и крутил плечами.

— Достаточно, чтобы люди поверили, что мир принадлежит тебе, и — хоп! — он тебе принадлежит!

Он попросил меня пройтись так же, и я попробовал, но он сказал, что у меня пока не очень получается, но еще есть время потренироваться.

* * *

Марко посмотрел в окно, все еще шел дождь.

Когда льет вот так, — сказал он, — мой патер говорит, что это ангелы пьют ведрами!

Он поднял пиво, как бы чокаясь с ангелами.

Иногда мне хочется иметь отца, — сказал я. А мне иногда хочется, чтобы у меня его не было!

Я разрыдался, просто так. Я знал, что это не очень по-мужски, но я же не смог даже пройтись по-итальянски, и это уже было не страшно. Марко сел со мной рядом.

Что с тобой происходит, дружище? Я уверен, что Сабрина уже забыла. Не бойся, она рассказала только мне! Давай, выпей глоток!

Он улыбнулся.

— Ты знаешь, почему бутылка пива лучше девчонки?! Потому что ее не надо тащить в ресторан — там уже есть! К тому же ты можешь ее взять публично, сидя за столиком!

Он рассмеялся, я тоже; а затем я снова разрыдался.

— У меня нет отца, — вырвалось у меня, — у меня вообще нет семьи!

Марко обнял меня одной рукой.

— Скажи себе, что ты сын божий! Когда я был маленьким, нам говорили, что мы все дети божьи! Это означает, что и я тоже. А значит, мы с тобой братья, а брат — это уже семья!

Он поднял пиво, я чокнулся с ним. А затем он посмотрел наверх и поднял бутылку к небу, и мы чокнулись с ангелами.