На берегу собралось много народу — провожали дочь Ласкук в дальнюю дорогу.

Таркун, молодой моторист, первый в посёлке музыкант неуверенно выводил мелодию «Подмосковных вечеров».

— Если бы знали вы, как мне дороги сахали-инские ве-че-ра-а-а, — тянул Таркун, лукаво подмигивая.

А сахалинский вечер действительно был чудесен. Небо в горячем огне, который выше, над головой, переходил в голубоватое струящееся пламя. Густая позолоченная вода спокойно и мерно колыхалась. Молодёжь пела песни. В их голосах слышалась светлая грусть. Всегда грустно провожать хорошего человека. Но это вместе с тем и радость всех жителей Чайво.

— Пусть ветры приносят в Ленинград запахи твоей родной земли. Пусть лебеди протянут воздушную дорогу от Ленинграда к Ых-мифу, — растроганно говорила старая рыбачка Ласкук, мать Гали.

— Не печалься, мама, я вернусь домой, — отвечала Галя. — Я вернусь.

Ветер играл её толстыми косами. Зарокотал мотор, и катер с девушкой на борту и провожающими отошёл от берега.

— Иди вперёд — и дорога обязательно приведёт тебя к дому, — негромко сказал дед Лузгин.

Колка, босой, закатал высоко брюки и полез в воду, словно хотел догнать сестру.