Когда несколько лет назад Василий Георгиевич Костев, директор совхоза «Волышево», принял бразды правления, он обратил внимание на два нелепых, по его мнению, обстоятельства: с одной стороны, в совхозе имелись свободные рабочие руки, а с другой — выбракованные лошади.

— Бесхозяйственность, — констатировал директор.

— Исправим, — пообещал старожил. — Лишних рабочих сократим, а лошадей кому-нибудь продадим.

— За четверть цены? — возразил директор. — Убыток. А что, если мы из этого убытка сделаем прибыль?

— Хорошо бы, — мечтательно сказал старожил. — Лично я согласен.

— Вот и отлично, — удовлетворенно сказал директор. — Значит, будем разводить песцов.

Старожил не поверил своим ушам.

— Кого? — треснутым голосом переспросил он.

— Песцов, — повторил директор. — Зверьки, знаете ли, такие, с голубыми шкурками. Видели воротники? Красиво.

Старожил округлил глаза и выгнул дугой грудь.

— Деды наши без песцов жили, отцы наши без...

— А у вашего деда был телевизор? — ласково перебил директор.

— Не-ет...

— А у вас есть? Как же так, обижаете предка. Дед жил без телевизора, значит, и вы должны свой вынести в чулан. Ну, так как решим — насчет песцов? Рабочие есть, корм — выбракованные лошади — тоже...

Волышево хохотало и утирало слезы смеха. Но с течением времени хохот становился все тише, потом перешел в неуверенные смешки и наконец прекратился.

Шутка ли сказать, за каждую сданную шкурку государство заплатило по семьдесят рублей!

— И как это тебе, Василий Георгиевич, в голову пришла такая шальная мысль? — поражались коллеги.

Костев пожимал плечами:

— А что? На дороге валялись деньги, и я их подобрал. Если закажут — начну разводить жирафа.

Но пока на жирафа заказов не поступало, и Костев ограничился песцами. Тем более что и с ними хлопот хватает. Немало горя хлебнул директор, пока не обучил кадры, не преодолел законное недоверие бывших свинарей и доярок к диковинному северному зверю. Зато теперь на звероферме визжат и лают две с половиной тысячи будущих воротников. Окрестные мальчишки бешено завидуют волышевским, которым подвалило такое неслыханное счастье — каждый день, сколько влезет, смотреть на песцов!

Конечно, и мы не могли отказать себе в таком удовольствии. Тем более что раньше мне не удалось лично познакомиться с песцами — во время путешествия по Северу я видел лишь их следы. Из рассказов попутчиков я уяснил, что песцы обычно бродят за медведями и питаются крохами с августейшего стола. После этого разъяснения погоня за песцами как-то потеряла для меня свою прелесть.

Зато здесь, на звероферме, я с лихвой наверстал упущенное. В прямоугольных сетчатых клетках, возвышавшихся на высоких ножках, резвились серовато-бурые зверьки, ростом с шакалов. Летом их прославленные шкурки выглядят весьма потрепанными, но к зиме песцы начинают прихорашиваться и постепенно становятся серо-голубыми — как раз тот случай, когда красота приносит сплошные неприятности. Сомнительное удовольствие — расставаться с собственной шкурой только потому, что на мировом рынке эта самая шкура высоко ценится за прочность и красоту.

Взрослые песцы отличаются склочным и неуживчивым характером, и поэтому их расселили в отдельные квартиры. Зато щенки живут парами, причем подбирают их не по взаимной симпатии и духовным интересам, а по аппетиту: если один щенок съедает свою порцию быстрее другого, он немедленно бросается помогать приятелю, и начинается убыточная для совхоза драка, ибо могут пострадать шкуры. Поэтому неисправимых драчунов время от времени изолируют от порядочного общества.

— Например, вот этого. — Василий Георгиевич кивнул на клетку. — Отъявленный дебошир!

Мы подошли к наказанному. Щенок лежал в клетке такой трогательно-беспомощный, такой обиженный, что сердобольный Малыш расчувствовался, просунул в клетку палец и доверчиво погладил бедняжку по головке. Щелк! Юный хулиган не без сожаления проводил взглядом быстро отвернутый палец, облизнулся и вновь улегся — в той же трогательно-беспомощной позе.

Директор рассчитывает получить от зверофермы тысяч шестьдесят рублей чистого дохода — большие деньги, и даются они нелегко. Песцы — народ капризный, избалованный вниманием; если их не устраивает меню или не нравится уход, они могут учинить форменный скандал. Летом они требуют, чтобы их перенесли в тенек, осенью — чтобы им расчесывали линяющие шкуры, и каждый день — тщательной уборки помещения. Словом, у обслуживающего персонала забот не меньше, чем у горничных в гостинице, когда приезжают интуристы.