Однажды Лёшка застал Аркашу за странным занятием: тот сидел на валуне и не отрываясь смотрел на часы.

— Сын Солнца боится прозевать обед? — поинтересовался Лёшка.

— Погоди… ещё немножко… — Аркаша впился глазами в циферблат, потом встал и высокопарно провозгласил: — Исполнилось ровно полтора месяца с того мгновения, как терзаемый любопытством сын Луны, в миру Алексей Лазарев, вжал свой преступный палец в кнопку древнелёта. Приветствую тебя, о Поун, в эту знаменательную минуту!

— Что ж, юбилей, — согласился Лёшка, присаживаясь. — Как будем отмечать, товарищ колдун? Предлагаю заколоть на шашлык мамонта и приготовить рагу из носорога. Голосуем: кто «за»?

Аркаша вздохнул и сел на валун. Непринятая шутка повисла в воздухе.

— Скучаешь? — догадался Лёшка.

Аркаша кивнул.

— Знаешь, иногда просыпаюсь и места себе не нахожу! — признался он. — Нам-то что, а родители… Через две недели ребята в девятый класс пойдут… Все, что угодно, отдал бы за книги… Может, ещё разок древнелёт попробуем?

Аркаша говорил прерывисто и бессвязно. Лёшка молчал.

— Прости, — сказал Аркаша, вставая. — Размагнитился немножко. Пройдёт.

— Садись, — предложил Лёшка и с любовью посмотрел на друга.

Аркаша сильно изменился и мало чем напоминал прежнего тихоню, вечно погруженного в свои возвышенные мысли о прошлом человечества. Он вырос, сильно загорел и окреп: его руки обросли мускулами, в движениях появилась решительность, а в глазах — воля. От Аркашиной одежды остались переделанные из брюк шорты, которые тоже дышали на ладан, и жалкие остатки куртки. К ступням Аркаша привязал два куска невыделанной оленьей кожи — ходить босиком он так и не научился.

Лёшка выглядел ещё более экстравагантно — разумеется, с точки зрения современного франта: все его обмундирование состояло из набедренной повязки и бутсов. Правда, в рюкзаке хранилась заветная динамовская форма, но её Лёшка берег. Он тоже заметно вытянулся и раздался в плечах. Аркаша определил, что если его друг будет года два расти такими темпами, он наверняка догонит Нува.

— Да, размагничиваться в нашем положении вредно, — сказал Лёшка. — Чем падать духом, лучше падать носом, как батя говорил. Все равно, братишка, нам деваться некуда. Давай не мечтать, а просто вспоминать Москву, как сказку, ладно?

— Хорошо, — согласился Аркаша.

— А древнелёт попробуем, — продолжал Лёшка. — Но в последний раз, чтобы не мучить себя несбыточными надеждами. А то в Маниловых превратимся. Руку?

Друзья обнялись.

Новые попытки запустить древнелёт ничего не дали, и ребята решили его разобрать. Единственным подходящим инструментом оказалась отвёртка в Лёшкином ноже — к счастью, добротно сделанная из закалённой стали. Два дня с утра до вечера, сменяя друг друга, ребята отвинчивали сотни больших и малых болтиков, выдёргивали заклёпки, разрушая чудесную машину — гордость Чудака.

По становищу быстро пролетела волнующая весть: «Лан и Поун остаются с племенем навсегда!» Древнелёт, почитаемый и священный, до сих пор беспокоил кванов, как бельмо на глазу, — все помнили, как он когда-то растворился в воздухе, унося с собой Лана и его высокого тощего спутника. Вождь запретил соплеменникам задавать Лану и Поуну вопросы о древнелёте, чтобы не натолкнуть колдунов на мысль вновь улететь. И теперь радостно взволнованные кваны смотрели, как один за другим, обнажая остов древнелёта, слетают сверкающие алюминиевые листы.

Древнелёт разбирали бережно: до появления металла пройдут ещё тысячелетия, и все могло, как говорил Лёшка, «пригодиться в хозяйстве». Десятки алюминиевых листов, стальных трубок, мотки проводов, полупроводники и прочее богатство было тщательно сложено в пещере и прикрыто шкурами. К удивлению Лёшки, в стенках древнелёта оказались два мощных аккумулятора, вполне пригодных для использования.

— Эх, нашлись бы лампочки, — вздыхал Лёшка. — На весь первобытный мир иллюминацию бы устроили!

К вечеру второго дня от древнелёта на месте его посадки осталась лишь прямоугольная вмятина. Все пути к возвращению были отрезаны.