Я с ужасом думал о нашем положении. Мы находились в Центральной Африке, в тысячах километров от цивилизованного мира, и, если бы с нами что-нибудь случилось, никто не пришел бы к нам на помощь — в случае надобности мы бы даже не смогли дать знать о себе. Как часто по ночам, подолгу не засыпая в этом безлюдном месте, думал я о том, что ожидает нас впереди, хотя знал, что ни Дхандас, ни Дхирендра с Чаном ни на мгновение не позволяют себе предаваться мрачным мыслям.

У нас было несколько больших мешков. Отобрав из них для перехода через пустыню четыре самых крепких, мы аккуратно сложили в них патроны, аптечку, немного посуды, провизию, знаменитый ящичек капитана Дхирендры со стеклянными глазами для чучел птиц и зверей, шкатулку с различными принадлежностями, с которой никогда не расставался Чан, и много других вещей, таких, как бинокль и компас, которые Дхирендра считал крайне необходимыми для нас. Записные книжки Шивнатха Джаухри должен был нести с собой Дхандас, карту — капитан Дхирендра, который взял на себя обязанности проводника, а жука-скарабея доверили мне. Кроме того, мы приготовили три бурдюка с водой, но мне, к сожалению, не дали нести ни один из них.

И вот однажды вечером наш отряд во главе с Дхирендрой выступил в опасный путь. Если бы вы увидели нас тогда, то, наверное, сравнили бы с вьючными животными.

Восход солнца застал нас еще в горах, и Дхирендра разрешил сделать привал, так как идти дальше под лучами солнца было бы неразумно. Закусив рисом, мы с позволения капитана выпили немного воды.

Едва настал вечер, как мы снова отправились в путь и часа за два до восхода солнца дошли до подножия горы, за которой начиналась пустыня.

Картину, которая предстала перед нами, мне не забыть никогда. На западе заходила круглая луна, и при лунном свете пустыня казалась огромным пылающим морем. А сзади нас занималась заря.

Обычно заря приносит с собой радость и надежду, но в то утро она вызвала у меня лишь новые тревожные мысли. На юг и запад, насколько хватал глаз, простиралась бескрайная песчаная равнина, в которой не было ни холмика, ни деревца, ни ручейка — ничего, кроме красного горячего песка.

Тщетно я вглядывался вперед — мне хотелось увидеть дорогу Сидящих Писцов, ведущую в город Митни-Хапи, а не это ужасное безбрежное море песка, которое представлялось мне страной отчаяния и смерти.

Мы подождали здесь до рассвета, потому что в темноте никак не могли найти место, где был зарыт первый мешок с водой. Лишь при свете восходящего солнца мы разыскали его, взяли с собой и спустились в овраг, куда не доставали солнечные лучи. Капитан Дхирендра разрешил нам немного попить, и вода, несмотря на то что была теплой, показалась нам очень приятной на вкус.

Вечером мы вступили в пустыню. При свете луны хорошо были видны следы, оставленные участниками двух предыдущих походов, и поэтому мы не боялись сбиться с пути.

Идти по пустыне было нелегко. Ноги увязали в песке по щиколотку. Изредка мы останавливались, чтобы перевести дыхание или переложить вещи с одного плеча на другое, и шли дальше, страдая от жажды: пить воду нам было строжайше запрещено. Песок так нагревался за день, что даже в полночь до него нельзя было дотронуться.

Мы легко отыскали место первой стоянки и, выкопав из-под холмика песка бурдюк с водой, выпили из него половину и легли, чтобы выспаться перед новым переходом.

Проснулись мы от горячих лучей солнца, спастись от которого не было возможности. Пустыня действительно напоминала нам теперь жарко натопленную печь. Я лежал усталый и разбитый и даже не пытался заснуть в такой невыносимый зной. К тому же песок кишел насекомыми, которые сильно досаждали нам.

Я закрыл глаза, стараясь хоть ненамного забыться, но солнце светило прямо в лицо, и казалось, что мне выжигают глаза раскаленным железом.

Дхирендра не давал нам воды, говоря, что до трех бурдюков, которые мы несли с собой, нельзя дотрагиваться до тех пор, пока мы не дойдем до последнего мешка с водой, зарытого в пустыне. Он не мог точно сказать, много ли еще осталось до этого места. Положение было настолько тяжелым, что я начал сомневаться в счастливом исходе нашего перехода через пустыню и все чаще задумывался над тем, удастся ли нам, преодолев все трудности, добраться живыми до огромных статуй и дороги Сидящих Писцов или написано нам на роду погибнуть в этих мертвых, ужасных песках.

После захода солнца нам было разрешено допить воду из начатого бурдюка, и, хотя вода к тому времени сильно нагрелась, она все же немного утоляла жажду. Дхирендра предупредил нас, что сегодня ночью нам предстоит совершить длинный переход, который потребует от нас максимум усилий и выдержки.

Когда дневной зной немного спал, наш отряд выступил в путь. Мы шли гуськом: впереди всех — Дхирендра, потом Дхандас, за Дхандасом — я и самым последним — Чан. Я делал невероятные усилия, чтобы не отставать от товарищей. Дхирендра, сверяясь со следами, шел широким шагом и несколько раз даже затягивал какую-то песню. Но мне было не до пения — слушать его и то было очень тяжело. Мне часто казалось, что вот-вот силы оставят меня и я упаду в горячий песок, и мной овладевало чувство страха за свою судьбу.

Но я решил не выказывать своей слабости: я знал, что главное в нашем положении — это воля к победе.

В одиннадцать ночи мы дошли до следующего бурдюка с водой. Я надеялся на отдых, как вдруг с ужасом услышал распоряжение капитана двигаться дальше без всякого привала.

Теперь к тем трем бурдюкам с водой, которые мы несли с самого начала, у нас прибавился еще один, и капитан Дхирендра решил взять его себе. Хотя я очень ослабел и чувствовал себя весьма неважно, я не мог допустить, чтобы Дхирендра взвалил на себя еще одну ношу: ведь у всех, кроме меня, уже было по одному бурдюку.

Но я не рассчитал своих сил. Пройдя не более получаса, несмотря на сравнительно прохладную ночь, я стал шататься из стороны в сторону, как пьяный. Наверху надо мной заплясали звезды, а высокую фигуру Дхирендры застлала туманная дымка.

Я готов был в изнеможении упасть на землю и, пожелав товарищам счастливого пути, попросить их оставить меня здесь, раз уж все равно суждено мне погибнуть в этой пустыне, как вдруг почувствовал, что кто-то снял с моего плеча бурдюк.

 — Простите, профессор, — услышал я голос Чана, — вы очень устали, и потому эту воду понесу я. Выкиньте из головы дурные мысли, думайте только о том, что рано или поздно мы все же достигнем своей цели, и смело идите вперед. Главное сейчас — выдержка, и победа будет за нами.

Я не в силах был возражать и позволил ему взять мой груз. Мы оба понимали, что, поступая так, он спасает меня от смерти.

Солнце взошло, а мы все еще продолжали идти. Теперь Дхирендра вел нас лишь по своим следам. Нам просто повезло, что в те дни стояла тихая, безветренная погода: стоило подуть хотя бы небольшому ветерку, и песок тотчас же замел бы следы, без которых мы рисковали сбиться с пути.

Наконец мы дошли до четвертого, и последнего, зарытого в пустыне бурдюка. Солнце стояло высоко в небе и нещадно палило. Получив разрешение Дхирендры, мы набросились, как голодные волки, на бурдюк, спеша утолить жажду.

Этот день прошел точно так же, как и предыдущий. Насекомые, жажда, мучительная бессонница и ужасное солнце, которое начинало сводить нас с ума… Приложив руку к глазам, я долго смотрел на юго-запад, тщетно пытаясь различить вдали очертания горы. Впереди ничего не было, кроме однообразной песчаной равнины, и я с надеждой и страхом задумался о завтрашнем дне. Если мы и после следующего перехода не увидим горы, то это будет для нас смертным приговором.

Судя по карте, мы проделали уже полпути. Однако пустыня могла быть вычерчена и не точно в масштабе, подобно некоторым другим местам на карте Шивнатха Джаухри, и тогда нас ожидала верная смерть. Высоко над нами в безоблачном небе кружил ястреб — единственный признак жизни в этих местах. Неизменный спутник смерти предвкушал скорую добычу.

Несомненно, Дхирендра поступил очень предусмотрительно, разрешив нам поспать несколько часов после захода солнца. Днем мы никак не могли заснуть из-за страшного зноя, и если бы капитан не дал нам отдохнуть перед новым переходом, то я не прошел бы и получаса. Сон подкрепил наши силы, и мы, выпив из бурдюка остатки воды, в час ночи двинулись дальше.

Я позволил Чану забрать у меня весь груз: в моем положении было бы глупо противиться этому. У нас оставалось четыре бурдюка с водой, а мы даже не знали, сколько еще нам предстоит пройти. Все это походило на отчаянную игру, в которой мы ставили на карту свою жизнь, но когда я заглядывал в лицо Дхирендры, то видел по его глазам, что такие испытания ему по вкусу. Он был из тех, кто всю жизнь играет со смертью и опасностями, как фокусник — с кинжалом и шпагой.

Рано утром Дхирендра разрешил остановиться на привал. Слегка утолив жажду, мы улеглись на песок, крепко заснули и проспали несколько часов, а потом опять наступила невыносимая жара, и об отдыхе нечего было и думать.

Вечером мы двинулись дальше и прошли за ночь десять-пятнадцать километров. В три часа ночи мы сделали новый привал, чтобы успеть хоть немного поспать и отдохнуть до тех пор, пока солнце не поднимется высоко в небе. В то утро мы допили воду из бурдюка, который Чан забрал у меня. Я видел, что Чану пришлось нелегко. Он сильно похудел за эти дни, в глазах уже не было прежнего веселого огонька, а под глазами появились круги.

Следующие три дня не принесли ничего нового. По-прежнему всю ночь и часть утра мы шли, и, поскольку Дхирендра давал нам совсем мало воды, от сильной жажды у меня никогда не прекращалось ощущение покалывания во рту.

Чем дальше мы углублялись в пустыню, тем солнце становилось все невыносимей. Сперва мы выпили воду из бурдюка Чана, потом — Дхандаса, и на шестой день у нас остался последний бурдюк, тот, который нес капитан Дхирендра. Опорожненные бурдюки мы бросали на песок, и они оставались лежать там, как вехи пройденного нами пути.

Теперь, собрав остатки сил, мы должны были сделать последнее, отчаянное усилие. В три часа дня, несмотря на немилосердно палящее солнце, мы двинулись дальше. Ослабевшие и мокрые от пота, шли мы друг за другом по страшной пустыне. Каждый шаг требовал от нас огромного напряжения воли.

После захода солнца Дхирендра дал нам по полстакана почти горячей воды. Мы хотели отдохнуть, но наш суровый начальник запретил, сказав, что привал означает для нас неминуемую смерть, и велел идти дальше.

Ночью с юга подул теплый, но влажный ветер, поднявший тучи песка, который попадал нам в глаза, в нос и противно хрустел на зубах.

Не помню, сколько часов мы шли без отдыха. Я брел по песку как безумный, не чувствуя своего тела и ни о чем не думая. Я двигался, как заведенный автомат, и мне казалось, что какая-то сила неустанно толкает меня вперед.

На востоке занималась заря, и едва только Дхирендра разрешил нам остановиться, мы сбросили мешки и ружья и в изнеможении упали на горячий песок.

Мне никогда не забыть восхода солнца в то утро. Вокруг нас лежала все та же лишенная всякой растительности, безжизненная песчаная пустыня. По-прежнему дул южный ветер, взметавший метра на полтора над землей мелкую песчаную пыль. Но наверху, над этой плотной туманной завесой, воздух был чист и прозрачен, и, когда совсем рассвело, мы вдруг увидели на юго-западе высокую стену плато. Измученные и выбившиеся из сил, мы все же не смогли удержаться от радостного крика: ведь это был конец пустыни, к которому мы так стремились.

Но смерть еще витала над нами: ветер постепенно крепчал, и над пустыней показалось темное облако, движущееся по направлению к нам.

Едва мы успели выпить по глотку воды, как небо померкло и началась песчаная буря.

Песок бил в глаза, набивался в рот, едва мы пытались заговорить, и попадал в уши — на время мы оказались в положении глухонемослепых. Мы легли, тесно прижавшись друг к другу, и пролежали так весь день.

Буря продолжалась тридцать шесть часов, и за это время мы выпили почти всю воду. Когда мы снова выступили в путь, наши вещи стали в полтора раза тяжелее: в них набился песок.

Восход солнца застал нас совсем близко от горы. До нее оставалось всего лишь несколько километров, но силы наши уже подошли к концу. Дхирендра, который поддерживал своим примером даже такого человека, как я, сам был похож на скелет. От полноты Чана не осталось и следа. А что касается Дхандаса, то он в последнее время вел себя как безумный. Глаза у него вылезали из орбит, и он подолгу смотрел страшным, казалось ничего не видящим взором куда-то вперед, плотно сжав тонкие губы. Вот и теперь, не обращая на нас ни малейшего внимания, он глядел на стену гор, стоявшую перед нами, и упорно шагал вперед, изогнувшись, как ястреб. Он так спешил, словно убегал от чего-то.

И он действительно бежал, бежал от смерти, от страшной, мучительной смерти, чье горячее дыхание мы уже ощущали на себе, изнемогая от жажды. Мы знали, что в любой момент силы могут оставить нас, и тогда, уже у самой цели, мы упадем на горячий песок, чтобы навсегда остаться здесь, в этой страшной и никому не известной стране.

Дхирендра разделил оставшуюся воду. Я не могу вспоминать без слез благородство этого человека. Каждый раз, деля воду, он отдавал нам часть своей порции, хотя и страдал от жажды не меньше нашего. Дхирендра всегда был готов на самоотверженный поступок, ничего не боясь, — это был настоящий вожак!

Наш отряд двигался очень медленно. Мы с Чаном отстали от Дхирендры и Дхандаса, который шел теперь впереди. Нам казалось, что в Дхандаса вселился дьявол. Он спотыкался, падал, снова поднимался и, расшвыривая ногами песок, упорно шагал вперед, ни разу даже не обернувшись, чтобы посмотреть, идем ли мы за ним.

В полдень я потерял сознание и упал на песок.

Я пришел в себя, когда господин Чан пытался поднять меня. Наконец ему это удалось, но он не пронес меня и двадцати шагов, как сам лишился чувств.

Теперь мы оба лежали рядом в песке, закрыв глаза и не подавая никаких признаков жизни. Высоко над нами светило солнце, обжигавшее нас своими горячими лучами. От жажды у меня горело в горле, а язык распух и доставлял мне невыносимые мучения. Глаза воспалились и покраснели от песка, было больно смотреть. Солнце так сожгло мои руки, что малейшее прикосновение к ним вызывало острую боль.

Я даже не пытался встать, понимая, что это ни к чему не приведет, и молча лежал в ожидании смерти. Вдруг кто-то поднял меня. Я открыл глаза и увидел капитана Дхирендру. Он вернулся за мной и теперь нес меня на руках. Поблагодарить его я был не в силах, но из глаз моих текли слезы, которые были красноречивее всяких слов. Я знал, что никогда не забуду этого поступка и всю жизнь буду вспоминать о капитане с чувством глубокой благодарности.

Оглядевшись, я увидел позади нас Чана, а далеко впереди — Дхандаса, который по-прежнему шел, как безумный. Взгляд его был устремлен на статуи, высеченные в скале высотой в пятьдесят метров и обращенные лицом к пустыне.

Я был так слаб, что даже не удивился при виде их. Дхирендра и Чан, так же как и я, молча смотрели на огромные статуи и медленно шли к ним.

Я знал эти старые скульптурные изображения. Слева высилась статуя древнеегипетского бога Тота с головой священного ибиса, а справа стоял бог загробного царства Анубис с головой шакала. Воздух был такой чистый, что мы отчетливо видели эти необыкновенные памятники древнего искусства, хотя расстояние, разделявшее нас, было не менее полутора километров.

Но вот и капитан Дхирендра не выдержал и упал на землю. Подошедший сзади Чан с большим трудом помог ему встать. Я понимал, что если не попытаюсь пойти сам, то Дхирендра и Чан понесут меня на руках, но, истратив последние силы, упадут, и тогда уже ничто не спасет нас. Огромным усилием воли я заставил себя подняться, и, поддерживая друг друга, с низко опущенными головами, мы пошли по горячему песку, совсем позабыв про Дхандаса, который был в это время уже у статуй.

И вдруг мы услышали впереди глухой крик. Оторвав взоры от земли, мы взглянули туда и увидели, как Дхандас, подняв руки высоко над головой, грохнулся на землю.

Мы не успели подойти, как он поднялся сам, швырнул в сторону мешок и ружье и, шатаясь, как пьяный, и не оглядываясь на нас, пошел дальше.

У подножия горы он снова свалился, но на этот раз не смог встать и пополз на четвереньках. Мы подошли к тому месту, где валялись вещи Дхандаса, легли на землю и с испугом смотрели, как Дхандас карабкался по ступенькам, выдолбленным в горе.

Он исчез и не показывался около часа. И вот впервые за двое суток мы услышали громкий голос. Дхандас кричал нам сверху:

 — Вода! Я нашел воду! Мы спасены!

Дхирендра встал, с нечеловеческими усилиями дошел до лестницы и поднялся на гору. Мы с Чаном пошли за ним, кое-как добрались до подножия горы и свалились. Вскоре вернулся Дхирендра с кружкой воды. Холодная вода показалась нам вкуснее, чем напиток богов, и вселила в нас жизнь, надежды, силу и мужество. Мы преодолели страшную пустыню, и какие бы трудности ни встретились впереди, нас уже ничто не могло остановить.