Когда Акин пришел в себя, он обнаружил, что лежит связанный по рукам и ногам в деревянной клетке, в которую господа время от времени сажали своих рабов и других пленников. Раньше, когда он под надзором своего хозяина и надсмотрщика тащил на себе готовый к продаже сахар в складской сарай возле доков, Акин изредка смотрел на эту клетку и представлял, как должны были чувствовать себя эти достойные жалости люди, сидящие внутри клетки. Связанные, исполосованные плеткой или раскаленным тавром, без капли воды, выставленные на палящую полуденную жару, они терпели унижения и оскорбления от каждого, кто мог остановиться там, насмехаться над ними, плевать в них или бросать камни, чем регулярно и в достаточной мере пользовались прохожие.

В этот день, однако, все было по-другому. Он не знал, сколько часов пролежал без сознания и означает ли приглушенный свет наступление вечера или же приближение урагана. Впрочем, сейчас это уже не играло никакой роли, потому что такая страшная непогода, казалось, предвещала наступление конца света. Ветер шумел, выл и вздымал все кверху, что было не закреплено или было недостаточно тяжелым, чтобы лежать на земле. Никто не останавливался перед клеткой, лишь несколько солдат бегали вокруг, видимо, в тщетной попытке собраться в группу, в то время как какой-то офицер пытался командовать ими. Все остальные исчезли, вероятно, отправились маршем вперед, чтобы остановить наступавших англичан. Может быть, именно сейчас в предместье города идет решающая битва между войсками Кромвеля и освободительной армией острова.

Акин, кашляя, с огромным трудом перевернулся и встал на колени. Его лицо и тело было покрыто коркой из засохшей крови, и если он не ошибался, то не только нос, но и как минимум один из пальцев были сломаны. Однако не все еще было потеряно. Он по-прежнему мог сражаться. Если бы ему только удалось с достаточной силой броситься на прутья решетки, то, возможно, она поддалась бы ему. Но тогда ему каким-то образом нужно перерезать свои путы. Вот если бы у него был нож, мачете… Он огляделся по сторонам. И встретился взглядом со своим хозяином. В глазах Данмора горела ненависть, его челюсти нервно двигались, словно перемалывая что-то. Его сопровождали два человека. Какое-то отребье. Это были не долговые работники, а бродяги с заспанными лицами, которых он, наверное, подцепил в порту и заплатил за то, чтобы они выполняли любые его приказы.

— Принеси мне сюда масло для ламп! — крикнул Данмор, обращаясь к одному из подручных, а второй в это время занимался тем, что раскладывал вокруг клетки куски досок, части балок, обломившиеся сучья — все, что стало жатвой урагана, вой которого все время усиливался.

Акин с гортанным криком бросился на прутья решетки, и Данмор отпрыгнул на шаг назад, но при этом засмеялся. Он собственноручно помогал мужчинам собирать дрова и все, что могло гореть, а когда ураганный ветер хотел унести какую-нибудь доску или сучок, Данмор лично заботился о том, чтобы все оставалось на месте. С разметавшимися на ветру черными волосами и трепещущими полами камзола Гарольд походил на растрепанного ураганом черного ворона с распростертыми крыльями. Злорадно ухмыляясь, он облил маслом для ламп собранные вокруг клетки дрова и довольно посмотрел на результат своих усилий.