— Нола! — позвала Кейт, захлопнув за собой дверь.

Тишина. В коридоре было темно, но свет она не включила. Громко стуча каблуками, прошла в малую гостиную, где Нола вечерами смотрела телевизор. Никого. Сердце заколотилось сильнее. «Успокойся. Не взвинчивай себя по пустякам. Подумаешь, Дилан».

Что это? Какие-то странные звуки. Или показалось?

— Нола! Ты дома, дорогая?

Кейт заглянула в ее комнату. Никого.

«Успокойся. Что с ней может случиться? Наверное, пошла с д'Агостино выпить где-нибудь кофе. Скоро придет».

Кейт достала из сумочки мобильный, нажала кнопку. Телефон зазвонил где-то в квартире, и она почувствовала облегчение. Наверное, Нола на кухне, объедается печеньем.

— Нола!

Тишина.

В гостиной темно. Кейт щелкнула выключателем. По-прежнему темно. И какой-то звук, похожий на дыхание. Или это кровь пульсирует в ушах?

— Нола!

Кейт снова попыталась включить свет. Ничего. Глаза уже привыкли к темноте. Вон там, впереди, контуры двух диванов, перед ними столик. Сбоку еще по одному с лампами. Что такое со светом? Нужно позвонить привратнику. Наверное, опять сгорел главный предохранитель. Только сейчас Кейт заметила, что шторы на окнах задернуты. Странно. Лусилл этого сделать не могла.

Где Нола? Неужели заходила и ушла? Без мобильного телефона?

Кейт сделала несколько шагов, ударилась коленом о боковой столик. Потянулась к лампе, и вдруг под ногами что-то хрустнуло. Лампа не зажглась.

Она присела на корточки, пощупать, что это хрустит, и укололась.

Битое стекло.

— Черт!

Кейт сунула палец в рот и замерла.

Теперь она уже отчетливо слышала негромкие вздохи. Кейт обвела глазами комнату. Диваны, декоративные лампы, африканскую маску.

На трехметровой дубовой стойке, разделяющей гостиную и столовую, возвышалось что-то бесформенное и массивное. Оттуда исходили эти звуки.

Она подошла ближе, и все стало ясно. На стойке лежала Нола. Руки и ноги крепко обмотаны пленкой, рот залеплен. Над ней возвышался силуэт с ножом для разделки мяса в руке, взятом на кухне.

О Боже!

— Извини, но света пока не будет. Мне так легче. Лампочки тебе придется купить новые.

Кейт сделала еще шаг. Под подошвой снова хрустнуло стекло. Пистолет лежал в сумочке на плече.

— Мне нужно поговорить с тобой, — продолжил он.

Кейт задержала дыхание.

— Но я не вижу тебя.

— Это не важно. Главное, я тебя вижу.

— Ты не хочешь, чтобы я тебя видела?

— Просто так лучше. Давай поговорим.

— Давай.

— Ты хотела обмануть меня?

— Обмануть? Конечно, нет. Ни в коем случае. — «Думай, думай». — Почему ты решил, что я хотела тебя обмануть?

— А все эти полицейские там.

— Это от меня не зависело. Они мне не подчиняются. Но это я придумала устроить твою выставку. Надеялась, что тебе понравится. Понравилось?

— Да, было… было красиво. — Его голос осекся. — Но теперь их нет.

— Картин?

— Да.

— Но их видела я и еще много людей.

— Они смеялись?

— Нет. Напротив, восхищались. Хотели купить их.

— Зачем это им?

«Потому что они идиоты», — подумала Кейт.

— Потому что они им очень понравились. Но я решила, что ты не захочешь расставаться с ними. Но…

— Донна сказала, что это к лучшему.

— Она твой друг?

— Да.

— Хороший, я уверена.

— Самый лучший. — Он взмахнул ножом над животом Нолы, и Кейт стиснула зубы.

— Пожалуйста. Не надо.

— Пока ты разговариваешь со мной, я ничего ей не сделаю. Иногда люди не хотят со мной общаться по доброй воле.

— Конечно, я буду с тобой разговаривать. Сколько захочешь. — Она думала о пистолете, но пока было рано. Даже если выстрелить, он все равно успеет всадить нож в Нолу. — Мне сразу понравились твои картины.

— Да?

— Очень.

— Я хороший художник, правда?

— Хороший.

— Последние картины я писал для тебя. Рад, что они тебе понравились. — В голове завертелись рекламные слоганы: «Тефаль, ты думаешь о нас…», «Выпей колы, не дай себе засохнуть!..» Он прижал руку к затылку. — Перестань!

— Что?

— Ты видела свое имя?

— Да, на краях картин. Спасибо. Я очень польщена. Но можно спросить почему? Почему ты написал картины для меня?

— Потому что ты исцелила меня.

— Как? — Ладонь Кейт, сжимавшая сотовый телефон, который она не выключила после звонка Ноле, вспотела. Кончики пальцев нащупывали кнопки. Но какой телефон Брауна?

У него в ушах продолжался шум.

— Перестаньте! Пожалуйста!

— Что — перестаньте?

— Да эта реклама «Кодака». Я ненавижу ее. — Он заморгал. — А зон та картина голубая?

— Какая картина? Я ничего не вижу, но уверена, что ты прав.

— Шутишь?

— Ни в коем случае.

— Правильно. Не советую. — Неожиданно он запел: — «Каждый твой вздох»…

— Я знаю эту песню. Она мне нравится.

— Нравится?

— Да. А тебе?

— Нет. Ей нравилась.

— Кому — ей?

— Ей. Ну, той. И остальным, таким, как она.

— Каким остальным?

— Другим, понимаешь? Тем, кто помогал мне видеть. Я должен был с ними это сделать. Чтобы увидеть.

Понятно, убитые им проститутки. Доктор Шиллер говорила, что он надеется с помощью убийств увидеть цвет.

— Но зачем ты убил Бойда Уэртера?

— Я не собирался. Вначале. Просто хотел, чтобы он помог мне. Не получилось. — Он снова запел. — «Каждый твой вздох»…

— Ты же сказал, что эта песня тебе не нравится.

— Мне — нет, но Бренде нравится. А она хороший друг.

— Бренда здесь? Сейчас?

— Конечно.

— Тебе повезло, что ты завел таких хороших друзей… — После нескольких секунд колебаний Кейт добавила: — И Тони.

— Почему ты о нем вспомнила?

— Знаешь, мне раньше казалось, что Тони — твое имя.

Он громко рассмеялся.

— Это смешно, верно, Тони?

Кейт тоже рассмеялась.

— Привет, Тони. Я не знала, что ты тоже здесь. Это здор-р-рово.

— Слышал, Тони? Что я тебе говорил? Она все понимает.

— Да, понимаю. — «Продолжай вот так отвлекать его, а сама лезь за пистолетом». — Как тебя зовут?

— У меня нет имени.

— У каждого есть имя.

— Она звала меня Джаспер.

— Тогда и я тоже буду так звать тебя. Хорошо?

Он задумался.

— Хорошо. Потому что… так звали художника Джаспера Джонса.

— Тебе он нравится?

— Это один из моих идолов. Такое же имя, и… он был тоже болен. Как и я.

— Он был болен?

— Да. Но мне теперь стало лучше, и я хочу, чтобы Джасперу Джонсу тоже стало лучше. Может, ты поможешь и ему.

— Конечно. — Кейт подвинула руку чуть ближе к сумке. — Я очень огорчилась, узнав, что ты погиб.

— Это был не я. — Он коротко рассмеялся. — Я всех обманул.

— Какой ты умный. Так одурачить копов. Как же ты это сделал?

— Просто. Заплатил одному уличному бродяге. Потом убил копов, тех, что на улице, и послал его в галерею. Все сделал как надо, заставил надеть темные очки и все такое. Они очень обрадовались. Решили, что поймали меня. Но я появился чуть позже. Спокойно вошел через пару минут, они ничего не ожидали. А я — хлоп-хлоп, и ты мертвец. Не ты, конечно, а они. Те, в машине, уже давно были мертвые. Хлоп-хлоп. Мне нравится, какой звук издает пистолет с глушителем, хлоп-хлоп. — Он нацелился ножом, как пистолетом, и Кейт прикидывала, успеет ли сделать быстрый рывок и схватить его. Нет, нож по-прежнему находился очень близко от Нолы. — Они даже не успели испугаться. Хлоп-хлоп, пук-пук, бзз-бзз. Я ведь умею становиться невидимым.

— Неужели?

— Да. Но не сейчас. — Он сгорбился, нож задрожал в его руке. — Потом мне стало грустно. Я долго смотрел на свои картины на стенах галереи, там… — Его голос снова пресекся. — Но иногда приходится чем-то жертвовать, верно?

— Да. — Рука еще на несколько сантиметров придвинулась к сумке.

— Ты считаешь, я поступил правильно?

— Конечно. Ты очень храбрый.

— Я храбрый, крепкий, как гвоздь. Твердый, как сталь. Могу спрыгнуть с любого высокого здания!

— Супермен?

— Ага! Правильно. А ты Лоис Лейн.

— Я?

— Нет. — Он засмеялся. — Я знаю, кто ты. Не запутывай меня.

— Я не собиралась тебя запутывать.

— Люди постоянно пытаются сбить меня с толку. И обидеть.

— Жаль.

— Конечно, жаль. Но ты вылечила меня.

— Объясни как.

— Сделала так, что я вижу цвета. Это чудо.

— Покажи.

— Что значит — покажи?

— Я хочу убедиться, чтобы радоваться вместе с тобой. Покажи, чему ты научился, как я вылечила тебя. — Кейт сделала шаг вперед, хрустнуло стекло.

— Пожалуйста, оставайся на месте. Я не хочу делать тебе больно и не хочу, чтобы ты делала мне больно. Потому что…

— Я не собираюсь причинять тебе боль.

— Знаешь, что они делали со мной?

— Кто?

— Ну, доктора. Там. Моя голова до сих пор…

Кейт знала, что это электрошоковая терапия, о которой рассказывала доктор Шиллер.

Он взмахнул ножом, и Нола застонала.

— Не надо. Пожалуйста.

— Почему ты меня не узнаешь? Я думал, это будет легко по рисункам, которые я поместил на картинах.

— Каким рисункам?

— Ну, лица… с заклеенными ртами.

— Да. Я видела их, но…

— Я думал, это поможет тебе вспомнить.

— Мне хотелось бы. Но… ты просто скажи.

Он сделал несколько взмахов ножом над Нолой. Туда-сюда.

— Пожалуйста, покажи мне, как ты теперь видишь цвета.

— Но ведь здесь…

— Позади тебя, в столовой, есть еще лампы. Выключатель на стене, слева. Света много не будет, не беспокойся.

— Я и сейчас хорошо все вижу.

— А я — нет. И поэтому не смогу определить, правильно ли ты называешь цвета.

— Ладно. Я включу на минутку. Только чтобы показать тебе.

— Здор-р-рово! — сказала Кейт.

— Не надо смеяться над Тони.

— Я не смеялась. Думала, Тони это понравится.

— С ним никогда не знаешь, что понравится, а что нет.

Выключатель находился в двух метрах от того места, где он стоял. Может, хватит времени достать пистолет.

Он сделал рывок вбок, включил свет и быстро прыгнул назад, остановив нож в нескольких сантиметрах от живота Нолы. Нет, времени не хватило.

Бра осветило комнату мягким рассеянным светом, и теперь наконец Кейт увидела его. Красивое, немного кукольное лицо, гладкие щеки, светло-каштановые волосы, прекрасные печальные глаза. Не верилось, что этот славный юноша — маньяк, зверски убивший стольких невинных людей. Какой ужас!

— Теперь ты покажешь мне… как вылечила тебя? Давай поиграем.

— Зачем? Я устал от игр. — Он отчаянно заморгал. В голове завертелось: «Удвой удовольствие… у микрофона Кейси Касем со своим радиошоу… у микрофона Вольфганг Джек…» — Нет! Заткнитесь! Заткнитесь! Заткнитесь! — На этот раз нож опустился так низко, что задел блузку Нолы.

О Боже!

— Послушай меня. Послушай. — Кейт сделала еще шаг вперед. Его можно было уже схватить. Но если не получится, Ноле крышка. — Давай поговорим. Расскажи, как я тебя спасла.

Он на секунду закрыл глаза, и Кейт просунула пальцы в сумку.

— Что ты делаешь?

— Ничего. — Она показала ему пустую ладонь. — Видишь, ничего.

— Посмотри на меня.

— Я смотрю.

— Это был я. Неужели не можешь вспомнить? Смотри.

— Но…

— Я хочу, чтобы ты узнала меня, — произнес он очень грустно.

— Но как?

— Ты спасла меня. А теперь вот не можешь вспомнить. — В его голосе слышались слезы.

— Я пытаюсь вспомнить, но…

— Думай!

Кейт казалось, что он бредит.

— Я думаю, думаю. Но ты помоги. Мне тоже нужна помощь.

— Зачем?

Кейт ответила не сразу.

— Потому что мне тоже больно. Очень, очень больно. Погиб мой муж. Его убили. И мне больно. Так, что хочется плакать. Все время.

— Мне очень жаль тебя.

— А теперь скажи, что я должна вспомнить. Пожалуйста.

— Того человека. Ну, из тех. Одного из многих. Понимаешь? Которому она продала меня. Он связывал нас и фотографировал. Меня… и другого мальчика.

О Боже! Вот, значит, что означали эти лица на краях его последней картины, с заклеенными пленкой ртами. Конечно. Кейт только сейчас поняла. Лонг-Айленд-Сити. Они с Лиз выследили детского порнографа, Малколма Громли. Обнаружили в его логове двоих несчастных мальчиков, Денни Клингмана и еще одного. Связанные, голые, с заклеенными ртами. Она тогда этого Громли чуть не убила, после того как Лиз увезла ребят в участок.

— Когда я увидел тебя по телевизору, а потом вспомнил, я знал, что ты снова спасешь меня. И ты спасла. Теперь я вылечился. А тогда… зачем ты отдала меня ей, Саре Джейн? Зачем? Моей… матери… она продала меня Змею. Но потом я с ней разобрался… и с такими, как она.

Понятно, понятно, все понятно. Его мать была проституткой. Совсем юная, сама еще ребенок. Он убил ее. И потом выбирал для своих экспериментов с цветом тоже шлюх.

Кейт попыталась вспомнить, как выглядела Сара Джейн, но ей не удалось.

— Это от меня не зависело, — сказала она. — Я бы никогда не позволила, но тебя передали в другой отдел полиции. Жаль, что так получилось.

— Жаль?

— Да.

— Все всегда жалеют, когда уже поздно. Только и слышишь — извините, не туда попал. Извините! Извините! Извините! — Его лицо задергалось, руки задрожали, нож для разделки мяса закачался над огромным животом беременной Нолы, задевая кончиком блузку.

Девушка издала приглушенный стон, и Кейт наконец встретилась с ней взглядом. «Я спасу тебя», — показывала она глазами. Все будет в порядке. Хотя, видит Бог, она совсем не была уверена в этом. Нужно достать пистолет.

— Она продала меня. Продавала. Много раз. Змею. Другим. Дайте мне это — то, что справа, такое большое, крепкое, заткнись, заткнись. Сегодня переменная облачность, временами осадки с… где мясо? Заткнись, заткнись, заткнись…

Теперь уже трудно было понять, когда он бредит, а когда говорит осмысленно. Если войдет в транс, то спасти Нолу не удастся. Глаза Кейт наткнулись на флакончик с таблетками амбьен, который она оставила вчера на стойке. Возможно, это выход. Надо попытаться.

— Я знаю, это было ужасно. Ты столько пережил. — Кейт вспомнила миловидного мальчика с пухлыми губами, который не переставая плакал. — Пожалуйста, позволь мне теперь помочь тебе.

— Помоги, помоги мне, — забормотал он, прикрыв глаза. — Помоги мне. Помоги мне. Помоги мне.

Кейт полезла за пистолетом, но он мгновенно очнулся.

— Перестань! Что ты делаешь? Хочешь обидеть меня?

— Нет. Я… я… — Кейт вытащила руку из сумки. — Ты вспомнил, как я спасла тебя, забрала у того злодея. Но потом сказал, что я спасла тебя снова. Как?

— Чудо. Чудесный крем. Похожий на сливки, снимки, обрывки, проститутки. Мать, перемать, как снимать! Ребенка… ребенка… ребенка! — Он моргал и бешено вращал глазами. Сверкали белки. Рука с ножом дрожала, готовая в любую секунду опуститься.

Пистолет. Но страшно пробовать, он снова может очнуться.

— Джаспер. Джаспер. — Кейт мягко произнесла имя, и это, видимо, вернуло его к реальности. Он посмотрел на нее. — Послушай меня. Давай решим кое-что. Ты и я. Вместе. Хорошо? Ты слушаешь меня?

— Слушаю. — Его лицо опять задергалось.

— Расскажи мне о чуде.

— Сейчас все прекрасно. Все… восстановилось. — Он улыбнулся и вдруг стал почти нормальным. Даже не моргал. — Я знал, что если увижу тебя, поговорю с тобой, то все будет в порядке. И чудо останется навсегда. Так и есть. Я теперь вижу все цвета.

— Замечательно. Я рада. Но тогда тебе больше не нужно никого обижать.

— Может быть… — Он окинул взглядом комнату и снова заморгал. — Вот эти картины, ковер. Они такие красивые. Смотри. — Он использовал нож как указку. — Вон, на той картине. Верх весь зеленый. Это хвоя. Верно? — На самом деле верх картины был темно-синий. Кейт не знала, чего он хочет. Чтобы она лгала или говорила правду. — А здесь… — он показал ножом на ковер, — пурпур, фуксин и… да, да, ярко-лимонный. — Ковер был желтовато-коричневый с примесью серого. — А твои глаза. — Он улыбнулся ей. — Твои красивые глаза. Они голубые, верно?

— Ага, — пробормотала Кейт.

— Ты не будешь мне лгать, да? Пожалуйста, не надо. Только не ты. — Он занес нож прямо над сердцем Нолы.

Кейт сдержала крик.

— Нет. Я не буду тебе лгать. Никогда. Но ты не сделаешь этого. Пожалуйста, не надо.

— Хорошо. — Он улыбнулся, перегнувшись через огромный живот Нолы.

— Я скажу тебе правду, Джаспер. — Кейт вздохнула. — Цвет моих глаз зеленый.

— Они голубые.

— Мне жаль, но они зеленые.

— Этого не может быть. — На его висках вздулись жилы.

О Боже! Неужели она неправильно рассчитала? Но выбора не было.

— Они должны быть голубые, — завопил он, и лицо его перекосилось. — Неужели ты не понимаешь? Неужели не видишь? Должны быть! Голубые пахнут голубым. Коснись меня там, нет, там, нет, там, здесь, там, везде! — Нож находился в нескольких сантиметрах от сердца Нолы, готовый вонзиться в любой момент.

— Нет, Джаспер, послушай меня. — Она отчаянно пыталась удержать его внимание. — Я помогу тебе увидеть, что мои глаза зеленые, картина синяя, а ковер коричневый и серый.

— Нет! — Он поднял нож над животом Нолы. — Ты ошибаешься. Я докажу тебе!

— Остановись! — Сердце Кейт бешено колотилось. — Подожди. Ничего не делай. Посмотри на меня. Посмотри. Я помогу тебе. Послушай меня. Я уже спасала тебя, верно? Позволь мне сделать это еще раз. — Она пыталась заглянуть в его дергающиеся глаза. — Позволь мне спасти тебя. Пожалуйста.

— Пожалуйста, обними меня, подразни меня. Подразни меня. Доставь удовольствие. Прикоснись ко мне. Оближи меня. Трахни меня.

— Джаспер, — резко оборвала его Кейт. — Перестань сейчас же. И слушай меня. Понял?

Он застыл с полуоткрытым ртом, продолжая моргать. Ее спокойный уверенный тон вернул его к реальности. По крайней мере на какое-то время.

— Но я должен это сделать. Как ты не понимаешь? Это же для меня единственный способ увидеть цвет. — Он ухватился второй рукой за рукоятку ножа и слегка покачнулся. — Единственный способ.

— Нет, не единственный. Я знаю другой.

— Другой?

— Да. Вон там, рядом с тобой. Таблетки. Видишь их? — Он перевел взгляд на флакончик с амбьеном. — Я тоже болела, не различала цвета. Начала принимать таблетки, и все в порядке. Вижу замечательно.

Он быстро взглянул на нее.

— Они тоже давали мне таблетки. Там. Но я дурачил их.

— Да, дурачил. И правильно. Но эти таблетки другие. Специальные. — Кейт вспомнила, что говорил Митч Фримен о действии гипнотика. — Они помогут тебе увидеть. Обещаю.

Он задумался. Затем снял одну руку с рукоятки ножа и бросил ей флакончик.

— Сначала ты прими одну.

«Смогу ли я сопротивляться действию лекарства? Ведь таблетка замедлит рефлексы, возможно, даже вызовет галлюцинации. Но на него она подействует точно так же. В любом случае успокоит».

Кейт отвинтила крышку, положила таблетку на язык. Там оставалось еще четыре — достаточно, чтобы выключить его.

— Не прячь таблетку, — приказал он. — Я так делал. Когда их дурачил. Я хочу видеть, как ты проглотишь ее.

В горле было сухо, и таблетка на мгновение застряла. Но все же ее удалось проглотить. Она кинула флакончик обратно, он приземлился на стойке рядом с Нолой.

— Ой, как вокруг все стало красиво!

— Что, так быстро подействовало?

— Это потому, что я давно уже принимаю их. А вообще, чем больше таблеток принимаешь, тем скорее действует.

— Не врешь?

— Я тебе никогда не врала… и не буду.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— И ты меня не обидишь?

— Нет, не обижу.

— Клянешься?

Теперь он был очень похож на того беспомощного мальчика, которого она спасла от рук педофила.

— Да. Таблетки помогают. Ты будешь видеть цвет. Поверь мне.

Он отвинтил крышку одной рукой, вытряхнул все таблетки в рот и проглотил.

Тишина. Нож по-прежнему был занесен над животом Нолы. Пальцы так крепко сжимали рукоятку, что побелели костяшки.

— В первый раз это занимает минут десять. Так что подожди. — Кейт затаила дыхание.

Джаспер продолжал моргать, щуриться. Бормотал обрывки рекламных слоганов, песенок, радиопередач.

— Потерпи. — Кейт взглянула на часы.

Прошло пять минут, а ей казалось, что два часа. Но зато было время подумать и вспомнить, что номер Брауна находится на пятой кнопке ее телефона. Она запрограммировала его по числу букв в фамилии. Верно. Кончики пальцев осторожно прошлись по маленьким рельефным кружочкам, отсчитывая. Наконец нажала одну, надеясь, что это пятая.

Джаспер все еще моргал, но уже в замедленном темпе. Значит, таблетки начали действовать. Он облизнул губы, качнул головой. Ссутулился. Перестал бормотать.

— Я вижу. Цвета. Настоящие цвета.

— Конечно. А теперь посмотри на меня. Мои глаза зеленые?

Он медленно перевел на нее сонный взгляд.

— Да.

Кейт не знала, придумывает он или лекарство вызвало галлюцинации. Она тоже чувствовала легкое головокружение. Веки отяжелели.

— Они очень красивые… цвета морской волны, — произнес он, едва ворочая языком.

— Да. Теперь посмотри вон на ту картину. Видишь, что небо темно-голубое?

Он пристально вгляделся в картину, чуть подрагивая веками.

— Да… темно-синее.

— Правильно, темно-синее. Прекрасно. — Он что, действительно видит? — Теперь смотри ниже. Под синим очень красивый цвет. Оранжевый. — Она сунула руку в сумку. — Видишь?

— Да… оранжевый…

Он все еще сжимал в руке нож, но веки были наполовину прикрыты. Пальцы Кейт коснулись рукоятки пистолета, и в этот момент из телефона раздался негромкий скрипучий голос. Она замерла.

— Что это? — Он раскрыл глаза и заморгал.

— Я ничего не слышала, — сказала Кейт. — Ничего.

— Это опять… шум, — пробормотал он. — Всегда один и тот же шум…

— Все в порядке. — Кейт говорила медленно, отчетливо произнося каждое слово, чтобы было понятно на том конце линии. — Тебе здесь, со мной, ничего не угрожает, в моей квартире у Центрального парка. И больше незачем никого обижать. Положи нож. И ничего не говори. — Последнюю фразу она адресовала не Джасперу, а тому, кто был на другом конце линии. — Понял? Не говори.

Джаспер склонил голову набок, прислушался. Голоса в голове замерли.

— Я так… устал.

— Пора отдохнуть, — сказала Кейт, надеясь, что Браун слышит ее. — Ты прекрасно видишь цвета. Значит, действительно вылечился.

— Но… — Он вгляделся в Кейт. — Мне кажется, они… пропадают.

— Это потому, что ты устал. — Теперь ей наконец удалось крепко ухватиться за рукоятку пистолета. Она могла выстрелить немедленно. Это было не трудно. Он уже не успеет среагировать. Кейт прижала палец к курку.

— Нож, Джаспер. Положи. Осторожно.

Он несколько секунд с удивлением рассматривал нож в своей руке, затем медленно положил его на стойку. Кейт, затаив дыхание, наблюдала за ним.

— Вот так. Ты хороший мальчик. Чудесный мальчик. Умный, талантливый мальчик.

Он положил нож и посмотрел на нее. Его полузакрытые глаза наполнились слезами.

— Оставь нож там и иди ко мне. Я позабочусь о тебе.

Не отпуская рукоятку пистолета, она положила мобильный телефон на столик и протянула ему руку.

Он смотрел на нее, медленно моргая, затем подался вперед и приник к ней. Кейт быстро схватила нож, разрезала пленку, освободив руки и ноги Нолы, и тихо бросила:

— Иди.

Та выбежала из комнаты.

Кейт обняла его за талию и повела к дивану. Уложила. Он тут же начал снова бредить, но теперь уже шепотом.

— Ты… действительно… хочешь… обидеть меня… иногда я… чувствую себя таким… молодым… удвой… удовольствие… удвой…

Она начала гладить его, продолжая сжимать другой рукой пистолет. Вдруг он раскрыл покрасневшие глаза.

— Расскажи мне… о них. О цветах. Сделай так, чтобы… я снова увидел их.

— Закрой глаза. — Кейт крепко прижала пальцами его веки. — Теперь представь себе цветок.

— Какой… цветок? Я не знаю никаких цветков.

— Ш-ш-ш… Успокойся. Я выберу для тебя цветок, хорошо?

— Да. — Он снова прижался к ней, обжигая дыханием шею.

— Это мой любимый цветок, — сказала Кейт. — Маленький, размером примерно с серебряный доллар. Можешь представить?

— Да.

— Называется анютины глазки. Растет небольшими пучками, как группа друзей.

— Друзей, — повторил он.

— Правильно. У каждого цветка несколько лепестков, окрашенных в прекрасные цвета. Такие насыщенные и разнообразные. Индиго, синевато-фиолетовый и пурпурный. Представил?

— Да. Пурпурный и… синевато-фиолетовый. Я представил.

— Анютины глазки похожи на лица, прекрасные лица. Там есть еще яркий розовый цвет и…

Он с усилием поднял голову.

— И… ослепительный?

— Да, ослепительный тоже.

Он снова уронил голову ей на плечо, закрыл глаза.

— Я могу… видеть их. Могу. Они… такие… красивые.

Его веки еще немного подергались, а затем он затих.

— Это хорошо, очень хорошо, — прошептала она, забыв, что перед ней монстр, кровавый маньяк, загубивший больше десятка жизней.

Кейт и Ники Перлмуттер наблюдали, как двое дюжих полицейских выводят Джаспера из ее квартиры. В наручниках, волоча ногами по полу, он напоминал тряпичную куклу. Рядом стояли Флойд Браун и медик из команды «скорой помощи».

— Я знаю, вы думаете, что я должна была пристрелить его, когда представилась возможность, — сказала она, напрягаясь, чтобы держать глаза открытыми.

— Почему вы не сделали этого?

— Прежде всего, потому, что не было необходимости. Лекарство подействовало. Он отключился. — Кейт сдержала зевок. — Я рискнула, решила сыграть в русскую рулетку, надеялась, что справлюсь с ним.

— Опасная игра.

— Но у меня был пистолет.

— Что он принял? — спросил медик.

— Снотворные таблетки. Тридцать миллиграмм амбьена.

— И совсем не похож на убийцу, — пробормотал Перлмуттер.

— Да, — согласилась Кейт, — совсем не похож.

В гостиную заглянул другой медик.

— С девушкой все в порядке, но начали отходить воды.

— Что? — Кейт встрепенулась. — О Боже!