Итан Стайн в своей мастерской в районе Кухня Дьявола наводил порядок на заляпанном краской рабочем столе. Аккуратно сложил репродукции картин, увеличенных на десять процентов для того, чтобы выглядели солиднее. И для зрителя не заметно. Жаль только, что его работы уже несколько лет как вышли из моды.

Как сказал коллекционер по телефону? Что он мои «давний поклонник»? Что-то вроде этого.

Итан был на седьмом небе. Эти слова звучали для него божественной музыкой. Давненько он не слышал подобных комплиментов. В последнее время коллекционеры и хранители музеев почему-то не выстраивались в очередь в его мастерскую.

Наверное, поэтому Итан не потрудился уточнить у него детали. Например, где этот человек видел его работы. В музее? У другого коллекционера? Впрочем, не важно. Важно то, что он где-то их видел и собирается посетить мастерскую «с намерением приобрести работы». Это Стайн слышал отчетливо.

Десять лет назад Итану Стайну было двадцать пять. Он являлся одним из модных молодых художников-радикалов на поприще постминималистского концептуального искусства и чертовски этим гордился. Но после его последней нью-йоркской выставки уже прошло шесть лет.

Подумать только, шесть долгих лет. Впрочем, все еще изменится, и скоро. Звонок коллекционера — хорошая примета. У меня есть что показать. Новые работы бесспорно хороши. Возможно, они не такие революционные, зато более искренние.

Итан выдавил на большую стеклянную палитру немного скипидара. Он не занимался живописью неделю, но хотел, чтобы в студии стоял соответствующий запах. Копаясь в компакт-дисках и подыскивая подходящую музыку — пожалуй, для его минималистских абстрактных картин лучше всего подойдет мягкий джаз, — он пытался вспомнить фамилию коллекционера.

Да и назвал ли вообще он свою фамилию? Вот на это надо бы обратить внимание. Очевидно, фамилия была какая-то иностранная. Коллекционер говорил с заметным акцентом.

Солнце село за старое здание «Макгро-Хилл». Итан Стайн обвел взглядом мастерскую, открыл небольшой холодильник, где охлаждалась бутылка белого вина «Сансере», удовлетворенно закрыл и быстро высыпал в тарелку чипсы «Терра». Затем уже в который раз поправил на столе стопку репродукций. Здание, в котором находилась мастерская, опустело, и Итан чувствовал себя немного неуютно, потому что редко задерживался здесь так поздно. В этом районе все дела заканчивались к пяти часам, и по вечерам Одиннадцатая авеню была совершенно пустынной. Но ради такого случая стоило посидеть и подольше.

Звякнул звонок домофона. Итан посмотрел на часы — ровно восемь. Коллекционер пришел вовремя.

Когда к Итану Стайну вернулось сознание, он тут же пожалел об этом, потому что не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, а каждый вдох требовал усилия. Голова отчаянно болела, а мысли в ней были перемешаны в бесформенный комок. Череп сдавило так сильно, что мозгам не хватало места.

Что случилось? Единственное, что он помнил, это как открыл дверь. А потом… да, да… вошедший поднес к его лицу руку… Итан почувствовал отвратительный запах какой-то химии… потом была короткая борьба, после чего все вокруг стало черным.

Итан прищурился. Перед глазами мелькнули ботинки «гостя» и исчезли. Он понял, что лежит на полу, прижавшись щекой к заляпанному краской дешевому линолеуму. В нос лезла пыль. «Гость» что-то насвистывал.

На секунду отравленное сознание Итана Стайна поразила ирония происходящего. Дело в том, что он был любителем грубого секса, но, разумеется, когда это игра, а не…

В нос ударил сильный запах эфира, и Итан подумал, что его сейчас вырвет.

— Успокойся, — произнес голос сверху.

Итан напрягся, пытаясь разглядеть что-нибудь, но не мог пошевелить головой.

«Гость» наклонился, его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от лица Итана, но все равно в глазах расплывалось.

— Подготовка займет некоторое время, так что расслабься и жди.

Погасив часть ламп, «гость» уселся на стул. Половина мастерской погрузилась в темноту.

— Наберись терпения, — сказал он.

В ушах Итана пульсировало сердце. Удары были глухие и тяжелые, как по теннисному мячу в дождь. Мяч мокрый, свинцовый. Плюх-плих, плюх-плих. По щекам непроизвольно потекли слезы. Еще никогда в жизни Итан не чувствовал себя таким беспомощным и обезумевшим от страха. Неожиданно стало холодно. Итан скосил глаза на грудь и увидел, что лежит совершенно голый. Его охватил ужас. Откуда-то из глубины горла доносились какие-то звуки, но сформировать их в слова он не мог. Язык и губы были толстыми и неподвижными.

Теперь «гость» устроился рядом с ним и, бормоча что-то под нос, начал разворачивать какую-то бумагу. Итан напрягся, пытаясь повернуть голову. Невозможно. Вот стали видны его руки, блеснула опасная бритва.

Нет! Но закричать Итац не мог. Слова вытекали из него тоненькой струйкой в виде негромкого бульканья.

— Я начну с ноги, — объявил «гость», хватая Итана за лодыжки и поднимая ноги вверх.

Он загнул их назад так, чтобы голая пятка Итана уперлась в стену между двумя его минималистскими белыми картинами. Теперь Итан висел вверх ногами, смотрел на «гостя», но ничего, кроме темного силуэта, рассмотреть не мог, потому что свет был направлен прямо в глаза. Последнее, что ему удалось увидеть, это как «гость», предварительно заглянув в бумагу, которую держал в руке, начал кромсать опасной бритвой его икру.

Итан отключился не от боли. Странно, но она была не такой уж острой. Нет, сознание не выдержало созерцания того, как «гость» работал бритвой. Засовывал ее под кожу, рассекал мышцы и сухожилия. В обшем, разделывал его как. курицу.