Темная ночь опустилась на Галатой, пригород Константинополя, отданный Василевсами под генуэзскую колонию, спал спокойным сном. Только в доме у подесты Алберто сидели несколько видных торговцев.

-Господа, начал свою речь Алберто, сегодня мне сообщили неприятную новость, а может приятную, это с какой точки зрения посмотреть. Говорят, что наши галеры хорошо пощипали этих заносчивых венецианцев, расползшихся из своего комариного болота. Я, к сожалению, ничего не могу сказать по этому поводу, известий от нашего маркграфа не было. Но на всякий случай я уже сегодня распорядился удвоить охрану наших кораблей и самой колонии. От вас же я со своей стороны потребую также усиления охраны имущества и складов. Венецианцы, скорее всего, попробуют испытать нас на прочность. Не знаю, получили ли они те же сведения, что и я, но лучше считать, что они все знают.

Возбужденные новостями купцы, еще час пытали вопросами своего подесту, но он ничего больше сказать не мог. Договорившись о совместных действиях, все собирались расходиться, когда их внимание привлекли отблески света из небольшого окна. Они все выбежали во двор и уставились на полыхающие здания главного склада, в котором находились практически все самые дорогие товары востока, подготовленные к погрузке.

Один из купцов, пожилой полный мужчина неожиданно схватился за сердце и упал на землю. Остальные с недоумением смотрели на него, пока еще один из них не упал, и в судорогах заскреб пальцами землю. Пока еще живые люди смотрели в панике друг на друга. Один из них с воплем:

-Отравитель! - кинулся на подесту. Подбежавшая стража начала растаскивать дерущихся, но те обмякли в их руках. Через пятнадцать минут в живых осталось только два купца.

-Взять их! - прозвучала команда начальника караула. Обоих несчастных грубо схватили, несмотря на их крики, что они просто не пили вино, поставленное на столе.

Между тем все население колонии собралось около горящих складов и угрюмо наблюдало, как гибнут в огне их надежды на богатую жизнь.

Мы с Иоанном вновь сидели у Василевса. Алексей с удовольствием смотрел на своего похудевшего сына.

-Вижу, пребывание у Константина пошло тебе на пользу сын.

-Да отец, я впервые узнал, что оказывается человек, может за день пробежать больше, чем лошадь и притом нести на себе все снаряжение. Когда я читал, про воинов Спарты, то думал, что легенды приукрашивают прошлое, но оказалось, что они еще не рассказывают всей правды.

-Ты не жалеешь времени, потраченного на изучение науки, которую преподает Константин?

-Отец, я только жалею, что он не появился здесь лет пятнадцать назад, чтобы я смог полностью овладеть этим искусством. Увы, оказывается, я уже слишком стар для этого.

Комнин повернулся ко мне

-Константин, я доволен твоими действиями. И я все-таки думаю, что твоими учителями были ромеи. Так стравить этих латинян, это дорогого стоит.

Кстати развей мое недоумение. Каким образом ты успел отравить всю верхушку генуэзской колонии?

-Увы, Василевс, это не моя заслуга. Мы только подожгли склады. А отрава, скорее всего, дело рук венецианцев. Но все равно, мне кажется, что получилось неплохо.

-Конечно, теперь я долго не увижу их наглых лиц у меня во дворце. Эх, если бы каким- то образом помириться с русами, северные воины неплохо сражаются и стоят недорого. Но этот Лже Диоген изрядно нас поссорил. А князь Владимир меня не раз выручал своими полками. К сожалению, сейчас он так и не отказался от своей идеи отобрать у меня придунайскую низменность. Так, что вскоре тебе Константин, видимо, придется подумать о решении проблемы князя, если он, конечно, не передумает воевать со мной. Мне бы хотелось решить проблемы с ним мирным путем.

Я сидел пьяный в дым, в своем доме в Константинополе. На столе стояло два полных кувшина с вином и два уже валялись пустыми.

Предметы перед моими глазами сходились и расходились в стороны. Когда Феодора заглянула в дверь и что-то сказала, я запустил туда кружкой. Глиняная кружка с треском разлетелась и я, взяв кувшин в руки, начал пить прямо из него.

Неожиданно кто-то мягко, но уверенно взял кувшин из моих рук. Я поднял голову, передо мной стоял Ираклий.

-А Ираклий, друг мой садись, выпьем, за нашего Василевса. Он хороший мужик, вот только я попал. Да ведь ты тоже попал. Ты, истинный картвели служишь Василевсу ромеев, а твоя родина борется с сельджуками.

Неожиданно мою щеку ожег удар. Я поднял слезящиеся глаза на собеседника.

-Вот и правильно, Ираклий, молодец, ударь меня еще раз, можешь вообще убить.

Ираклий поставил кувшин на стол и сел напротив.

-Константин, что с тобой, после визита во дворец ты сам не свой.

-Ираклий, а вот скажи, если тебя сейчас вызовет Василевс и скажет, чтобы ты убил вашего царя Давида Строителя, который мочит сельджуков по полной программе, что бы ты ему сказал?

-Я не знаю, что такое мочить по полной программе, это наверно какой-то ваш военный термин, а от приказа Василевса я бы отказался, я старый воин, долго живу и найду в себе силы закончить эту жизнь сам.

-А вот я промолчал, хотя может если бы Василевс прямо приказал мне убить Владимира Мономаха, я бы тоже отказался, но я даже не нашел в себе сил поговорить с ним об этом. Я - трус, и поэтому пью.

-Константин, Владимир Мономах-это князь русов? Но он же живет в Киеве, а ты рядом с варягами. Кто он тебе?

-Ты не понимаешь Ираклий, он для меня, примерно тоже, что для тебя царь Давид. Я не буду устранять его. Мне не претило прекратить его войну против империи, убив ее предателя, пусть я виновен в убийстве еще нескольких русских воевод, они шли на войну и должны быть готовы к смерти. Но только не князь, я русский и не собираюсь убивать наших героев. Я должен уехать, я должен сохранить ему жизнь. В конце концов, для чего-то я появился на этом свете! Ираклий, отдай кувшин, я еще хочу выпить! Ты наверняка теперь меня не уважаешь, я трус, а их никто не уважает.

-Константин, да уважаю, уважаю, ты уже почти спишь, пойдем, я провожу тебя до спальни.

Пока меня вели, окружающее куда-то постепенно уплывало, я рухнул в койку, и сознание ушло.

Утро пришло незаметно, голова гудела, как будто по ней колотили палками, во рту было гадостно. За окном уже слышался шум, и было совсем светло. Видимо пока я спал, меня переодели, на мне была простые холщовые порты и такая же рубаха навыпуск. Я посмотрелся в маленькое бронзовое зеркальце. На меня глядела помятая физиономия с всклокоченными волосами, и опухшим лицом. На столе стоял кувшин с огуречным рассолом. Когда я его захотел в первый раз никто даже не мог понять, что это такое, но теперь все с удовольствием хрумкали соленые огурцы, а я иногда пил рассол.

В дверь постучали.

-Ну что там?- крикнул я сердито.

-Это я,- в комнату робко, видимо помня вчерашнюю кружку, зашла Феодора.

Костас, там к тебе пришел какой-то смешной купец с Русского двора. Очень хочет тебя видеть.

Я был в недоумении, интересно, какого хрена надо от меня купцу. Взял кувшин под мышку и как был, отправился на первый этаж.

Когда зашел в комнату со стула вскочил невысокий полный мужичок, заросший бородой по уши, с хитрыми маленькими глазками.

Он что-то хотел сказать, но, глядя на меня, застыл с открытым ртом.

Я буркнул ему:

-Ну, чо, язык проглотил, что ли, - и, вытащив кувшин, начал пить рассол крупными глотками.

Отпив пол кувшина, я с удовольствием вздохнул и поставил его на стол.

Купец все стоял, не сводя с меня глаз.

Я ничего не мог понять в его поведении.

Неожиданно он упал на колени и завопил:

- Признал, ей богу признал, сын, истинный сын, вот как рассолом опохмелялся, так ведь прямо, как батюшка после пира.

Потом он оглянулся и, увидев, что в комнате никого нет, начал шепотом говорить:

-купец Репа я, Глебушка. Прослышал твой батюшка пресветлый князь Владимир Мономах, что сын его вроде жив оказался, и в Константинополе у Базилевса служит, призвал он меня и сказал, езжай, мол, Репа в Царьград с товаром, и не забудь разыскать Константина этериота, а искать его говорит очень легко, роста он будет великого.

Когда же найдешь его, убедись, что муж сей, на меня похож, только тогда сообщишь ему все, что я тебе сейчас скажу. Так, я когда тебя увидел, прямо обомлел, ну, вылитый батюшка. Я тебя Глебушка видывал в десять лет, так ты тогда уже выше меня ростом был, вот только никогда не думал, что ты таким великаном вымахаешь.

Я громко крикнул, чтобы принесли вина. Налил себе полную кружку и такую же купцу. Я не собирался снова напиваться, но, то, что мне сообщил купец, без вина принять было нельзя. Выпив вина, я спросил купца, каким образом про меня вообще узнали.

-А сейчас я все тебе Глеб и поведаю.

Известил князя о тебе воевода Ратибор, который тебя мечному бою учил, они еще тогда с Павлом посадником тебя приметили, да все сомневались. Но все же Ратибор князю написал, вот так все и завертелось.

-Ну что же,- сказал я, понятная история, а почему же меня Константин тогда зовут.

-Так, а тут тоже ничего нету сложного. Волхв после беспамятства твоего, имя тебе назвал и все дела.

Я стоял и усиленно думал, после кружки вина я немного пришел себя и начал соображать.

Итак, что я имею, меня принимают за пропавшего сына князя Мономаха, Глеба, наверно я на него здорово похож, раз так все реагируют.

Так, а может, меня сейчас разрабатывает разведка Василевса, мало ли, решил уточнить мое происхождение?

-Репа, а скажи мне, когда ты последний раз в Царьграде бывал?

-Так, князь, я ужо и не помню, сейчас посчитаю.

И купец, подняв глаза к потолку, зашевелил губами.

-Так, вот годков шесть с того времени прошло. Я больше к Варяжскому морю хаживал.

-А сюда то давно пришли?

-Так, вот третьего дня только встали у причала. Вчерась ведь весь день бегал, искал, где этериота Константина найти.

-А тем, у кого спрашивал, что говорил?

-Да все одно и тоже, что родичи привет передают, да подарки надо отдать.

А, когда я до казармы вашей добрался, там меня и огорошили, что боярином тебя Басилевс сделал. Вот оно, как получается, кровь то княжеская все одно, знать себя дает.

Я нетерпеливо прервал говорливого купца:

-Ну ладно, я про это все и сам знаю, говори, что отец мой предполагаемый передать велел? Ведь не ехать мне сразу в Киев, приеду, а не признает меня Владимир князь, и что я делать буду. А здесь в Царьграде я прониар, то бишь боярин, с чего это я все богатство кину и поеду незнамо куда.

Репа, одобрительно глядя на меня, сказал:

-Вот, сразу обстоятельного человека видно, хоть и молод еще. Сказал, Владимир Всеволодович, что если признаешь сына моего, никого не тревожь, молчи. Если все похоже на правду, отправлюсь я сам в посольство великое в Царьград, с воеводами и боярами буду, чтобы на сына поглядеть. И войну в таком разе закончу, чтобы мир у нас вечный промеж двух держав православных был.

А ты говорит Репа, поспрошай у Константина, что он сам думает, а то приеду, может, даже и сыном признаю, а он в отказ пойдет. Хотя,- добавил Репа, хитро улыбаясь,- не знаю, кто бы отказался, чтобы его сыном князя признали.

-Так вот Репа я даже не знаю, что думать. Не помню я ничего, вот только в себя пришел, когда Ратибор меня разбудил, а уж третий год тому пошел. Вот ты сказал про отца, а ведь даже в памяти не пошевелилось нигде. Не знаю, может, увижу князя и вспомню чего?

-Да ты не менжуйся сокол наш ясный, я тебе в точности говорю. У меня глаз верный, сразу правду вижу, Глеб Владимирович ты, сомнения нет. Так и князь, увидит, сразу признает.

-Ну, ладно, поверю глазу твоему, и передай князю, что я вроде хоть и в сомнениях, но ежели он признает меня, брошу тут все и с ним уеду.

Мы еще немного поговорили, Репа сказал, что он сегодня же оптом продаст свои товары и завтра отправится домой.

-Вы ведь с князем Мономахом мои убытки возместите, что я понес, бескорыстно вам, служа? - он деловито произнес, как бы, между прочим.

-Ого, вот это купчина, на ходу подметки рвет, ничего не упустит,- подумал я.

-Репа, если все будет, так, как ты говоришь, возместим твои убытки. Прикинув, через сколько времени можно будет ожидать князя, мы расстались.

Я вышел во двор совсем в другом настроении, кажется, все начинало налаживаться, хотя, еще ничего конкретно не решилось.

Феодора, приученная не лезть в мои дела, не задала ни одного вопроса. Я же, поглядев по сторонам, свистнул и ко мне тут же подскочили Ильяс с Тирахом, парни на хорошей еде и постоянной физической нагрузке окрепли, отъелись, и уже ничем не напоминали тех тощих мальчишек, которыми они были не так давно. Они внимательно смотрели на меня, зная, что я просто так их не зову.

-Видели человека, который только, что вышел от меня.

-Да прониар.

-Сегодня и завтра смотреть за ним день и ночь, да, за ним может следить еще кто-нибудь. Не трогайте, но выясните, откуда эти люди. Завтра вечером мне доложите, все, куда ходил, с кем встречался. Если на него будет нападение, убить всех, но сначала допросить. Ну, короче, все, чему я вас учил.

Через несколько секунд оба печенега исчезли.

Я тяжело вздохнул и отправился приводить себя в порядок. Сегодня я собирался уезжать в пронию, надо было продолжать свою работу. Вместе с Иоанном была еще набрана команда из десяти человек, и хотя сейчас у меня было, кому их учить, все же надо было отправляться туда. Но вот из-за непредвиденного визита купца, придется задержаться.

Я умылся, оделся в более подобающую прониару одежду и решил пройтись по городу.

Я шел по шумным улицам Константинополя и ловил себя на мысли, что собственно ничего не изменится здесь за следующие девятьсот лет. Если только закрыть глаза, так сразу можно представить себя на улице Стамбула. Были в моей жизни пара поездок в этот мусульманский город. Правда, времени на рассматривание его красот, не было. Надо было успокоить одну небольшую группировку, следы которой вели к нам на Кавказ. Все уже было практически сделано, до нашего приезда вычислены адреса и все подробности жизни этих объектов. В этот же вечер мы с напарником отработали свои цели, и на следующий день, позагорав на пляже, спокойно улетели домой. Разве думал тогда, что вновь буду ходить по этим улицам, когда про османов еще никто даже не слышал.

Я шел, наслаждаясь редкой возможностью ничего не делания. Каким-то образом ноги принесли меня к собору Святой Софии. Он почти ничем не напоминал ту мечеть, которую я видел в первой своей жизни. Я смотрел и размышлял, неужели и это все же случится и вначале крестоносцы, а потом толпы турок османов разграбят этот почти вечный город. Пока я размышлял, из входа в храм показалась девичья фигурка, в белой столе, с богатой вышивкой, ее лицо, было закрыто прозрачной тканью. Она изящно уселась в паланкин, ожидавший ее у входа, четыре здоровых негра подняли его, и пошли вдоль улицы. Сразу за ними, шло человек двадцать этериотов.

-Интересно, - подумал я,- видимо кто-то из семьи Василевса посетил храм. Кто бы это мог быть. Анна практически не ходит одна в храм, Евдокия тоже не пойдет. Неужели Варвара, я ее и не видел никогда, но мои сослуживцы говорили, что она очень красивая девушка. Заинтригованный я медленно шел по краю дороги, идущие сразу за паланкином этериоты меня, конечно, узнали, несколько из них приветственно махнули мне рукой. Я шел немного быстрее, чем они и вскоре оказался почти у паланкина. Мы приближались к узкому перекрестку, когда я кинул взгляд налево, с пересекающейся улицы ехала огромная повозка, мой машинальный взгляд направо увидел такую же повозку с другой стороны.

В голове застучали молоточки, и я кинулся вперед, и успел проскочить прямо перед повозкой, но меня все-таки зацепило торчавшей осью колеса. Когда я, буквально через секунду чертыхаясь, вскочил на ноги, паланкин лежал на земле, около него лежали негры с торчавшими из них арбалетными болтами.

Четыре замотанных в плащи фигуры, выскочившие из повозок, возились рядом с ними. Вот один из них кинул девушку на плечо, и они побежали в ближайший проулок. Когда они заворачивали туда, я уже развил первую скорость, стараясь бежать, как можно тише, что в моей мягкой обуви было нетрудно. Только завернув за угол краем уха услышал треск досок и материи на телегах, это этериоты наконец прорвались через заграждение. Подивившись про себя, как все было рассчитано у похитителей, прибавил скорость. Догнав бегущих, я остановился на долю секунды, выхватил метательные ножи и два похитителя упали. Один из оставшихся в живых обернулся и, увидев меня, остановился и спокойно ожидал меня. Я на ходу метнул нож, но противник легко ушел в сторону. И также легко ушел от первых моих ударов. Его тряпки слетели, и он остался в одной набедренной повязке, Молодой жилистый парень восточного типа ничего не мог противопоставить мне, кроме ловкости, но я терял время, И все же я его подловил, от моего удара в переносицу он без звука упал на землю. Я побежал дальше. Влетев на улицу ведущую к заливу, я увидел, как оставшийся в живых похититель бережно укладывает девушку в лодку и пытается распутать цепь, которой лодка привязана к бревну на берегу.

-Ха, думали здесь уже не надо торопиться, вот была бы веревка, так ты сучок от меня ушел,- думал я прыгая сверху на похитителя. Когда мои сто десять килограмм упали к нему на плечи, он заорал от боли и упал на дно лодки и я вместе с ним. Когда повернул его лицом к себе, он был жив, но руки и ноги безжизненно лежали, раскинутые в стороны.

-Вот же блин, перелом шеи, не повезло, никаких свидетелей. Я плеснул водой ему в лицо. Поднялись веки и на меня смотрели темные глаза семита.

-Еврей или араб? - подумал я,- да, нет, что тут евреи забыли, наверняка это арабы.

И что-то довольно ловкие, пожалуй, почти такие же, как мои парни сейчас.

Я наклонился к нему, и на своем хреновом арабском языке, выученном еще на спецкурсе начал допрос. Парень был стойкий, но и я не пальцем деланный и, в конце концов я услышал слова федаи и Ибн-Саббах. Я содрогнулся - это был настоящий противник, и вот теперь мне придется крепко и хорошо подумать. Единственное Хасан ибн Саббах даже не подозревает, насколько много, я про него знаю,

Когда, в свое время, я перешел в отдел планирования специальных операций, мне пришлось узнать много нового. Нашему руководителю нужны были люди с широким кругозором. Из-за чего мы все частенько сидели в библиотеках и готовили рефераты по интересующим его темам. Вот и мне пришлось пару месяцев сидеть в библиотеке, и изучать деяния Хасана ибн Саббаха - старца горы, создателя одной из самых эффективных тайных разведок мира. Он много лет, как паук сидел в своей крепости в горах, но с помощью своих фанатиков федаинов, мог влиять на судьбы многих держав и царств того времени. Я же сейчас знал про него, наверно больше любого человека в мире, кроме его самого. Я даже знал план его горной крепости Аламут, и практически все подходы к ней.

Все это быстро промелькнуло в моей голове, сразу, как федай испустил последний вздох.

Наконец, мне удалось заняться девушкой. Я знал, что она жива, когда открыл ее лицо, у нее на губах лежала губка с каким-то специфическим запахом, откинув ее в сторону, посмотрел на ее лицо. И тут меня, как стукнуло, она была так прекрасна, что я даже перестал дышать. Не знаю, меня, пожалуй, с юности так не впечатляла женская красота. Я осторожно побрызгал на девушку морской водой. Та, медленно, открыла глаза и посмотрела на меня необычными для ромеев голубыми глазами. Неожиданно она села, посмотрела на меня внимательней и ее щеки заалели.

-Ты ведь этериот Константин, не так ли?- спросила она робко.

-Да, это я, а ты - Варвара, дочь Василевса, а откуда ты меня знаешь?

-Знаю, - шепотом ответила девушка и еще больше покраснела.

Тут до нее дошло, где мы находимся, она попыталась встать и наверно бы упала, если бы я не подхватил ее. Мы стояли в неудобной позе, в качающейся на волне лодке и мне совсем не хотелось отпускать эту девушку, которая так прижалась ко мне, касаясь меня маленькими грудками. От нее пахло розовым маслом и благовониями, и моя бедная голова закружилась, похоже, теперь я попал по настоящему. Я до ужаса, до безумия захотел, чтобы эта девушка была моей.

Не знаю долго бы мы с ней так стояли, но меня вывел из транса звук быстрых шагов. Я разомкнул свои объятья и хотел отпустить Варвару, но та, по-прежнему, обнимала меня, уткнувшись лицом в грудь. Пришлось мягко отстранить ее, помочь вылезти из лодки, и вовремя. С обрыва посыпался песок, и ко мне спрыгнуло несколько этериотов. Впереди бежал знакомый десятник сакс Семунт. Он остановился, не доходя до меня несколько шагов, аккуратно положил секиру на песок, и с мечом на вытянутых руках встал на колени.

-Августа Варвара, убейте меня, я виновен.

Девушка в волнении оглянулась на меня, но я равнодушно смотрел в сторону. Она явно переживала, на глазах появились слезы.

-Встань Семунт , я тебя прощаю, я видела, что вы ничего не успевали сделать.

Но сакс упрямо стоял, на коленях опустив голову вниз. Тогда девушка взяла меч у него из рук и провела им по шее, на которой появилась красная полоска крови.

-Все Семунт, вставай. Ты прощен.

Сакс встал с колен, и с мрачным видом начал отдавать распоряжения подчиненным.

Проходя мимо меня, он шепнул:

-Спасибо Костас, сегодня ты спас моих родичей, думаю, что Василевс не будет так милостив, как его дочь, но, по крайней мере, за все отвечу только я.

Через двадцать минут здесь был паланкин с новыми носильщиками, и Варвара уселась в него, кинув мне на прощание признательный взгляд. Теперь паланкин шел уже в сопровождении ста человек, окруживших его со всех сторон. Прохожих, имевших несчастье вовремя не убраться с дороги, угощали ударами плоской стороной секир. Этериоты сейчас были очень злы.

Снова я сидел в кабинете Василевса, под задумчивым взглядом Комнина.

-Константин, - после продолжительного молчания, наконец, начал он,- я даже не знаю, что и говорить. Все произошло, так, как будто ты спланировал сам это покушение и спасение моей дочери. Но вот тут у меня доклад эпарха Константинополя. И он меня не радует. Все в действительности произошло так, как ты рассказал. Зачем ибн Саббаху моя дочь, ты можешь мне ответить?

-Нет Василевс, я также, как и ты, совершенно не понимаю цели этого похищения. И как все остальные могу только предполагать.

-Константин, я ведь не могу оставить спасителя моей дочери без награды.

Тут Комнин подсел ко мне, как к своему близкому другу и начал проникновенно говорить.

-Послушай, я понимаю, что ты и Горный старец, совершенно разные по значимости фигуры, ты еще только начал организацию своей службы теней, а у него она самая большая в известной ойкумене. Честно говоря, когда ты рассказывал о организации тайной службы в первый раз, мне просто захотелось развлечься. Я совершенно не ожидал, что от тебя будет хоть какая- то польза. Но сейчас - ты, пожалуй единственный кому по плечу будет тайная война с федаинами. Константин, я всегда старался не ссориться с этим фанатиком- исмаилитом. Но почему-то он поссорился со мной. А ведь, по сути, мы союзники. Нам обоим мешают сельджуки. Надо, чтобы ты донес до него эту мысль.

Моя награда будет истинной наградой Василевса.

-Ага, подумал я, - золотые гвоздики в крышку гроба, если останется, что хоронить.

-А сейчас,- продолжил Василевс,- с тобой очень хочет повидаться женская половина моей семьи.

Он позвонил в колокольчик и вскоре в комнату вошли две женщины. Жена Комнина, Ирина Дукиня высокая женщина с мрачным, сердитым выражением лица, и моя красавица Варвара, стеснительно спрятавшаяся за мать.

Я вскочил со стула и со словами:

- приветствую вас Августы,- склонился в низком поклоне. А затем, ловко взяв холодную ладонь Ирины, прикоснулся к ней губами. Неожиданно мрачность исчезла с лица Василессы.

-Алексей, а он точно варвар?- спросила она, повернувшись к мужу,- эти вонючие франки - рыцари крестоносцы, по сравнению с ним, просто быдло.

Комнин улыбнулся:

-Ты знаешь дорогая, я сам вот уже, сколько времени мучаюсь над этой загадкой, и все никак не могу ее разгадать. Константин просто кладезь неожиданных знаний и талантов.

-Тут из-за спины Дукини вышла Варвара и, запинаясь, начала говорить мне слова благодарности, все больше и больше заливаясь румянцем. Ее мать, сначала с улыбкой встретившая слова дочери, начала смотреть на нее все более задумчиво, иногда кидая взгляды на меня. Отец через пару минут тоже заподозрил что-то неладное и после окончанию ее речи, Варвара была отправлена восвояси.

Сразу после ее ухода Ирина подошла почти вплотную ко мне и, задрав голову вверх, сказала:

-Только рядом с тобой можно понять, какой ты огромный. Константин, мне не нравится, как Варвара смотрела на тебя, но еще больше не понравилось, как смотрел на нее ты. Надеюсь, ты понимаешь свое место.

-Ирина,- вступился за меня Василевс,- Константин мужчина, он не может по-другому смотреть на красивую девушку, даже если она Августа. А место свое он прекрасно понимает,- и подмигнул мне

С прозрачного неба с синеватым оттенком, который бывает только в горах, палило ослепительное солнце, в лучах которого сверкали ярко белым цветом вечные снега отрогов центрального Эльбруса. По пыльной дороге, поднимающейся к крепости Аламут, ползли нагруженные арбы, изредка, на конях проносились воины, закованные в железо, и шло множество прочего люда, направляясь в крепость исмаилитов.

Среди этой толпы, резко выделялся огромный истощенный дервиш, его хирка (одежда), была грязная и вся в дырках, лицо, заросшее нечесаной бородой, практически было не разглядеть, настолько оно было грязным. Он шел босиком, шепча слова молитвы.

Идущие навстречу уважительно кланялись суфию, он же погруженный в свои размышления, почти не обращал внимания на окружающих. Когда он подошел к караван-сараю, и у входа требовательно раскрыл свою сумку, откуда остро завоняло перепревшим овечьим сыром, хозяин с поклонами, быстро подбежал и сунул в эту сумку пару лепешек и кусок свежей брынзы, с которой еще капал солевой раствор. Дервиш с королевским видом благословил хозяина и отошел в сторону. Собравшиеся у караван-сарая с почтением наблюдали, как дервиш, саморучно достав из глубокого колодца немного воды, уселся прямо на землю, прошептал слова молитвы и принялся за трапезу, неторопливо откусывая лепешку с брынзой, запивая небольшими глотками воды. Наблюдавшим хорошо были видны его ступни совершенно черные и заскорузлые, несколько человек тихо заспорили, может ли святой также ходить по снегу и углям, но после нескольких косых взглядов, резко заткнулись.

Сам дервиш, между тем, поев, расстелил небольшую грязную кошму и, повернувшись в сторону Мекки, опустился на колени, и начал возносить неурочную молитву, окружающие не посмели стоять просто так и, все присоединились к этому. Молился дервиш долго, слова молитвы становились все громче и громче. В какой-то момент он вскочил и начал припрыгивая, выкрикивать невнятные слова, которые постепенно переходи в бессвязные выкрики, рев,

Неожиданно он закрутился юлой, складки его одежды поднялись, распространяя зловоние давно не мытого тела, из его рта разлетались пена. Наконец он остановился и, выкрикнув хвалу Аллаху, упал на свою кошму.

Пока дервиш молился, быстро потемнело, на безоблачном небе высыпали яркие звезды. Прочувствовавшиеся нечастым здесь зрелищем, зрители медленно расходились. Среди них было два молодых парня по виду местные крестьяне, приехали они сюда на верблюдах, таких молодых парней, живущие здесь, каждый год встречали сотнями. Эти сотни молодых исмаилитов шли в крепость Аламут, и каждый надеялся, что взгляд Хасана ибн Саббаха упадет на него, и ему суждено стать мечом пророка и умереть за веру и потом в раю нежиться среди прекрасных гурий. Парни, ни с кем не общались, их скуластые лица ничего не выражали, и когда привычный ко всему хозяин караван сарая хотел прикрикнуть на них, от взгляда одного из них у него по спине поползли мурашки.

-Да ну их,- подумал он про себя,- с такими свяжись, зарежут, не моргнув. Очень хороший материал. Надо будет завтра же сообщить святому, чтобы эту парочку проверили без очереди.

Вскоре караван сарай задремал, вокруг царила тишина, прерываемая верблюдами, которые жевали жвачку, и редким ржанием лошадей. Со стен крепости доносилась перекличка часовых.

Около полуночи гости караван сарая были разбужены диким воплем, когда, полусонные, они выскочили на улицу, то при тусклом свете фонаря, который вынес хозяин, увидели, как очнувшийся дервиш громко произносит слова ночной молитвы Иши.

Проклиная про себя набожного суфия, все приступили к этой же молитве. После нее все поторопились зайти вовнутрь и заснуть, улегшись на блохастые подстилки. Вот только двух парней, в караван-сарае уже не было. Они, убедившись, что все спят, лихорадочно распаковывали тюк, который был у них с собой. Дервиш, тем временем быстро раздевался, взяв чистую тряпицу, которую ему кинули парни, обтирал свое тело, использую воду, которую он вечером достал из колодца. Парни извлекли из тюка, черную одежду, мягкую кожаную обувь и небольшую заплечную сумку, перевязи с метательными ножами и сюрикенами. Когда дервиш тихо подал им знак, они подскочили к нему и начали помогать надеть всю эту сбрую на себя. Спустя пять минут рядом с парнями возвышалась черная фигура, ее голова была также закрыта черным колпаком, лишь из небольшой прорези неясно поблескивали глаза. А еще через пару минут она исчезла во тьме. Парни аккуратно придали оставшемуся хламу вид спящего человека и бесшумно зашли в караван сарай.

Я неслышно бежал по каменистой дороге, было жутко темно, но все же зрение уже немного адаптировалось, и кое-что было видно. Постепенно передо мной вырастали стены Аламута. Я притормозил , начал тихо подкрадываться к ним. Метрах в пятидесяти улегся и приступил к наблюдению. Вскоре на фоне стены углядел неподвижное темное пятно и начал медленно двигаться к нему. Оно казалось обманом зрения, просто, камнем, но я знал, что это не так. И вот все-таки это пятно шевельнулось, на миг, я увидел даже лицо также, как и мое зачерненное углем. Я взял в руки черный сюрикен, сосредоточился, промахнуться было нельзя. Взмах, шелест воздуха и темная тень сползает по стене.

Подскочив к трупу, я выдернул у него из глазницы сюрикен, обтер об одежду трупа и сунул на место. Как могу, поправляю тело и придаю ему вид спящего. Из сумки достаю крюк с веревкой, взмах и крюк на стене. В миг взлетаю по веревке наверх. После похудания почти на десять килограмм, чувствую себя пушинкой. Сматываю веревку, укладываю в сумку и спрыгиваю в темноту. Почти сразу слышу над головой шаги, по стене прошел очередной часовой. Постояв, и в очередной раз, воскресив в памяти чертеж крепости, двинулся в сторону покоев ибн Саббаха.

Хасан ибн Саббах проснулся раньше, чем обычно, от какой-то суеты, за дверями. Он встал , накинул халат и хотел выйти из спальни, но тут его внимание привлек необычный предмет. Рядом с его подушкой был воткнут кинжал, прибивший к полу небольшую записку. Ибн Саббах вновь уселся рядом с кинжалом , внимательно рассмотрел рукоятку, погладил ее кончиками пальцев, и затем резко выдернул его из подстилки.

Взяв в руки записку, он обнаружил, что она написана по-арабски:

Достопочтенный Хасан ибн Саббах, надеюсь, ты понимаешь, что в следующий раз такой же кинжал будет, воткнут не в пол.

Я не знаю, зачем ты попытался похитить мою дочь. В этот раз, учитывая, что мы с тобой оба являемся врагами сельджуков, я оставляю тебе жизнь. Ведь враг моего врага - мой друг. Надеюсь, что в дальнейшем мы останемся если не друзьями, то хотя бы союзниками.

Алексей Комнин.

Хасан ибн Саббах, в последние годы, чувствовал себя очень спокойно, Выверенная система подготовки смертников, работала, как часы, Он забыл, что такое слово нет. Восточные султаны и западные короли, графы и герцоги трепетали, только узнав, что они чем-то провинились перед ним. И вот сейчас, вся сложившаяся картина мироздания, как будто обрушилась ему на голову.

Он, кряхтя, поднялся и, спрятав кинжал, подошел к дверям. Открыв их, он обнаружил, что на него виновато смотрит начальник его охраны, а два телохранителя стоявшие у дверей,

только, что о чем-то удивленно переговаривались.

-Что случилось Фархад?- спокойно спросил он.

Начальник охраны замялся, потом, собравшись с духом, выпалил:

-Повелитель, у нас погиб Муса. Он ночью стоял во внешней охране стен. Когда пришли его менять, он был уже холодный.

-Отчего он погиб.

- Повелитель мы не знаем, очень, похоже, что его убили ножом, но рана все равно какая-то не такая. Притом следов схватки нет вообще.

-Фархад, насколько я знаю, Муса прошел высшую ступень посвящения.

-Да учитель, у вас очень хорошая память, вы помните всех ваших учеников.

-Как же так получается, что нашего федая, прошедшего все ступени мастерства просто убили ножом?

-Мы не знаем учитель. Сейчас все свободные от службы воины обыскивают окрестности.

Хасан, замолчал, обдумывая сказанное.

-Что еще обнаружили,- подумав, сказал он.

-Учитель еще обнаружено, что куст роз расположенный у стены, сломан, как будто кто-то спрыгнул оттуда. Но как можно спрыгнуть с такой высоты? Даже наши подготовленные воины сломают себе ноги.

У Хасана прошел холодок по коже.

-Какой же шайтан или див, пробрался к нему, кого послал к нему коварный владыка ромеев? И главное зачем? Он не знал, ни про какую похищенную дочь Базилевса.

-Фархад, продолжайте обыскивать окрестности, убийца не мог далеко уйти, и еще, мне нужны сведения из Кустантыныя, когда они появятся немедленно сообщи мне.

-Да повелитель, слушаю и повинуюсь, - с этим словами начальник охраны удалился.

С утра в караван-сарае царила суета, все собирались в дорогу. Кое-кто торопливо глотал еду, запивая вчерашние лепешки кислым козьим молоком. Дервиш, всю ночь спавший холодной ночью на тонкой кошме, без покрывала, уже усердно молился, не обращая внимания на окружающее. Неожиданно к этой толпе собиравшихся в дорогу людей подъехали десяток конных воинов. Один из них спешился и подбежал к хозяину и что-то зашептал ему на ухо. В ответ тот отрицательно качнул головой. Когда они прошли на хозяйскую половину, хозяин закричал еще громче:

-Фархад, ты, что совсем с ума сошел, Иблис тебя возьми. Ты не веришь мне, своему товарищу. Но если ты не веришь моим словам, мы больше не друзья.

Я еще не сошел с ума, ты же знаешь, я остановился в шаге от последней ступени посвящения.

И могу сказать тебе совершенно точно, здесь не было человека, который бы мог справиться с Мусой. Ну, вот тут ночевали два парнишки, похоже, их кто-то из наших уже натаскивал, но, во-первых, они всю ночь были здесь, я сам тому свидетель, а во-вторых, им еще учиться и учиться, чтобы достичь мастерства необходимого для убийства посвященного. Для того, чтобы определить это, не надо быть очень умным. Я бы посоветовал тебе поспешить на перевал, если убийца уже прошел, вы его никогда не найдете.

Фархад слушал слова своего приятеля с кривой усмешкой.

-Ты Джалиль, тоже умерь свой пыл, меня совсем за глупца держишь. Ишаком то паршивым меня не считай. Первым делом на перевал отряд выслан о двуконь, они уже там должны быть.

Хозяин караван-сарая уже спокойнее сказал:

-Ну, вот так бы сразу и говорил. Но учти, если убийца был конным - это все бесполезно.

Фархад тяжело вздохнул:

-Да знаю я, посидим там сутки, если никого не будет, придется возвращаться. Ты знаешь, все как-то странно, повелитель совсем не гневался, и мне показалось, что он был совсем не удивлен моим сообщением.

Джалиль нахмурился:

-Фархад, не наше дело обсуждать повелителя и учителя, он говорит - мы повинуемся.

-Конечно, конечно, - торопливо подтвердил Фархад и, распрощавшись, вышел из караван-сарая, вскочил на коня, и отряд понесся по дороге, вздымая клубы пыли.

Я лежал в своем доме, в Константинополе и наслаждался, впервые за три месяца, можно было расслабиться, и лежать, бессмысленно глядя в потолок. Вчера провел в термах почти целый день. Пожилой банщик, отмывавший меня, наверно чертовски устал, оттирая мои мозоли на пятках. Но зато, когда я вышел из термы, и спускался по мраморным ступеням - это был такой кайф, что просто не описать словами.

-Наконец то я чистый!- звучала мысль в моей голове, - три месяца не мыться, не стричь ногти и бороду, это было что-то. А мои бедные ноги. Как только они выдержали такое издевательство.

Когда больше трех месяцев назад я вышел от Василевса, моя голова уже лихорадочно вычисляла самый логичный вариант действий. И конечно я решил действовать, так же, как мои будущие противники. Если они, считают для себя возможным притворяться христианами, то мне еще легче заделаться ревностным мусульманином. А лучше всего дервишем, притом одним из самых повернутых сект. Я набрал кучу литературы по этому поводу в библиотеке Комнина, и в этот же день мы уехали в пронию. Там моим первым действием было снять обувь, и ходить только босиком. Господи! Как это было больно! Но к моему удивлению, кожа на ступнях быстро огрубела, и к моменту нашего отправления я ходил по обычной почве без труда. Когда пришло время ступить на палубу дромона, на меня уже оглядывались на улице, потому что вид был жутковатый, даже для привыкших ко всему жителей Константинополя. На дромоне, для нас выделили клетушку, в которой мы сидели большую часть времени. Капитан судна знал о нас только то, что ему надо высадить нас незаметно на берегу будущей Сирии, и больше ничего.

Путешествие было спокойным, немногочисленные любители попробовать нас на слабо, прыскали по сторонам, как мухи, когда видели на носу дромона огромный бронзовый сифон, который многозначительно поворачивался в сторону любопытных кораблей, никому не хотелось знакомиться с греческим огнем. Вот только запомнился громкий звон била по большому бронзовому диску, в который отбивался ритм гребли. Но все же, наконец, настал момент, когда ко мне в каюту зашел капитан и, морща нос, сообщил, что рейс закончен и нам можно выметаться с корабля.

Мы сели в лодку и матросы в момент высадили нас на тихий песчаный берег. Началось месячное путешествие по великому шелковому пути. Разве я, когда когда-нибудь думал, что буду идти пешком сотни километров, босиком, в драной одежде, вознося молитвы аллаху. Мы сразу в ближайшем поселении реквизировали себе пару верблюдов, а в скором времени Ильяс и Тирах пристроились охранниками к каравану персидского купца, с которым можно было добраться почти до нужного нам места, вначале это было что-то вроде испытательного срока, но по мере того, как мы уходили от того места, где караван с нами встретился, купец становился все щедрее. Видимо вначале он сомневался не подосланы ли эти воины, местными разбойниками. Но если парням, можно было вести себя, как обычным людям, то мне приходилось тащиться вслед за караваном, устраивать спектакли с верчением, пеной изо рта и падениями без чувств, вести религиозные диспуты с собратьями по ремеслу, хорошо хоть, что большинство дервишей были малообразованны и наши диспуты заканчивались довольно быстро. Но иногда находился какой-нибудь знаток и толкователь корана, для которого моих знаний, сформированных в конце двадцатого века, не хватало. Но тогда все решала простая физическая сила, и под довольное ржание охраны, я доказывал своему оппоненту, что он не прав, подняв его за ноги, и тряся, как грушу. Но эти диспуты даром для меня прошли, пока мы добирались до цели, я узнал очень много нового, и смог значительно укрепить свою легенду.

Обратная дорога прошла для нас гораздо быстрее, потому, что я, как только это стало возможно, вновь из дервиша перевоплотился в простого смертного, и мы втроем устроили забег на верблюдах до Средиземного моря. Дорога нам теперь была знакома, на переходы старались прибиваться к большим караванам, несмотря на постоянные военные разборки в этих местах, караванные пути охраняли все, потому, как понимали, что будет, если купцы выберут другой путь. Конечно, от нападения это полностью не гарантировало, но все же было относительно безопасней, чем где-либо в другом месте. Прибыв на побережье, мы избавились от всего добра и первым же попутным кораблем отправились в Константинополь.

Вновь я сидел в кабинете у Василевса. После моего рассказа, который он слушал, затаив дыхание, конечно, появились вопросы. Их было много. И основным вопросом было то, каким образом, я могу доказать, что все, что я рассказал - правда.

-Василевс, я, к сожалению, не могу тебе рассказать, какая у Саббаха была мебель, какие ковры. Но я отдаю тебе одну вещь, если у тебя, когда-нибудь появится живой, пленный федаин, ты покажешь эту вещь ему, и посмотришь, как он на нее отреагирует.

И с этими словами, я протянул Василевсу причудливо вырезанные четки, в некоторых местах, протертые пальцами от частого употребления.

-Это четки Саббаха?- с дрожью в голосе, спросил Комнин.

В ответ я только кивнул головой.

Когда я выходил от Василевса, то краем глаза зацепил, тоненькую фигурку, спрятавшись за пологом штор, она наблюдала за мной. Мое сердце екнуло. На меня смотрела Варвара. Обнаружив, что ее заметили, она повернулась и скрылась в полутемном коридоре. По пути к выходу я шел и фантазировал, как я украду эту девушку, и мы будем жить долго и счастливо где-нибудь далеко, далеко.

-Приди в себя друг дорогой,- сказал я сам себе,- ни хрена ты ее не украдешь. Ты помнишь, что тебе далеко не столько лет, насколько ты выглядишь. А подпрыгиваешь как мальчишка, давай-ка рассуждать ближе к реальности. Ну а все же, почему бы мне не потребовать ее в жены, когда приедет Мономах, кому от этого будет хуже.

Но голос реальности говорил:

- А кто ты такой, ты будешь далеко не старший сын и впереди целая очередь желающих на такую женитьбу.

Но, тем не менее, я начал бояться за себя, потому, что в присутствии этой девушки мне натурально сносило голову, а ведь в первой жизни у меня такого и близко не было.

-А может потому, что просто не было такой девушки,- мелькнула холодная рассудочная мысль.

На выходе меня ожидал Великий логофет Василий.

-Костас, приветствую тебя, насколько я знаю, твое путешествие прошло удачно,- тихо произнес он.

- Господь меня хранил, - так же лицемерно вздохнул я в ответ.

-У меня срочное дело,- с озабоченным видом продолжил Василий, - у тебя больше всех опыта по федаинам. Сегодня мне эпарх Константинополя сообщил об интересном событии, в пригороде Константинополя нашли дом, в котором около пятнадцати убитых. Сейчас я еду туда, желательно, чтобы ты поехал со мной, посмотрим вдвоем, подумаем, что бы это могло быть.

Ехали мы не очень долго и вскоре остановились около деревянных ворот, у которых стояли двое охранников. Мы зашли вовнутрь. Это был с виду обычный дом, каких полно в предместьях Константинополя. Сейчас он был окружен стражей. Мы прошли во двор, здесь тоже на первый взгляд не было ничего особенного, но я сразу заметил специфические снаряды для тренировок, хотя для не знающего человека, они могли показаться просто беспорядочной кучей бревен досок и камней.

-Вот, такие дела,- мелькнуло в голове,- исмаилиты устроили гнездо под боком у Василевса.

В доме, куда мы зашли, царил порядок, все вещи были на своих местах, но на первом этаже дома, где было нечто вроде казармы, лежали на войлочных подстилках двенадцать мертвецов. Их лица хранили спокойное выражение лица, как будто они видят приятные сны. В комнате стоял, какой то отдаленно знакомый, горьковатый запах. Я огляделся, да, действительно в углу комнаты оставался пепел, как будто здесь что-то сгорело.

-Интересно, похоже, траванули вас ребята,- мелькнула мысль. Местный префект, наверно, принявший меня за телохранителя логофета, недовольно смотрел, как я шарюсь по комнате. Потом он вкратце объяснил, что тревогу подняли торговцы, у которых жильцы этого дома покупали еду. Самый любопытный зашел в приоткрытую дверь и, обнаружив трупы, вызвал стражу. Префект также первым делом подумал об отравлении и поэтому решил передать дело в более высокие инстанции. И до их прибытия решил, на всякий случай, дальнейших действий не предпринимать. Поэтому наверху еще никто из стражи не был. Мы поднялись на второй этаж. Около широко распахнутых дверей лежали еще два трупа, но причина их смерти была совершенно ясна - раны от метательных ножей ни с чем не спутать.

В комнате за столом сидел, уткнувшись головой в стол, еще один труп. Когда я поднял его голову, то увидел выпученные глаза и распухший вылезший изо рта фиолетовый язык. На шее у мертвеца был туго затянутый, зеленый шелковый шнурок.

Под головой трупа лежал небольшой конверт с надписью. Василий буквально выхватил его из-под моей руки и впился глазами в текст. Прочитав его, он с плохо скрываемым сожалением покосился на меня и префекта. На конверте было написано несколько слов: “Василевсу Алексею Комнину в руки”. Было видно, что Василию до смерти хочется открыть конверт. Но на его несчастье рядом находятся два свидетеля, и если в конверте, что-то по настоящему важное, смерть, действительно, не заставит себя ждать.

Смотреть здесь было больше нечего, и мы уехали, оставив префекта организовывать вывозку и захоронение погибших.

В компании с великим Логофетом мы попали к Василевсу не в пример быстрее, чем это удавалось мне одному.

Даже без моего предупреждения, Комнин осторожно вскрывал конверт в перчатках, но там ничего не было кроме согнутого вдвое листка рисовой бумаги.

Василевс быстро прочитал написанное, и несколько минут сидел в размышлениях, а затем протянул листок нам.

Записка гласила: “Я согласен, пока сельджуки угрожают нам - мы союзники, виновные в похищении наказаны, заказчик-шах Масуд”.

Когда записку прочитал Василий, он понятливо посмотрел на Василевса.

-Масуд не утерпел, когда змее вырвали жало, она все также хочет укусить, - сказал он,- Ему мало убийства своего дяди, сначала ослепленного, а потом удушенного, он хотел еще и унизить Василевса, разбившего их войска.

Тут и до меня дошло, что все произошедшее - это следствие недавней победы Василевса. Когда я еще тренировал свою молодежь, он - пожилой и больной человек с подагрой и сердечными отеками вывел свою армию на бой с румийским султаном Маликом и разбил его войска при Филомелионе .

Воспользовавшись этим событием, племянник Малика -Масуд, давно жаждущий власти, захватил его в плен вначале ослепил, а затем приказал задушить. Но видимо ему настолько хотелось унизить Василевса, что он даже пошел на контакт со своими смертельными врагами исмаилитами, а те, польстившись на золото, подстроили похищение дочери Василевса. Скорее всего, если бы не моя поездка Хасан ибн Саббах никогда не узнал о самодеятельности своих подчиненных, но сегодняшнее зрелище наглядно говорило, как он решает вопросы неподчинения, или самодеятельности.

Я же по настоящему начал восхищаться старцем горы. Пока мы возвращались в Константинополь, его федаи успели получить все сведения, наказать виновных и выяснить, для кого те устраивали похищение.

Василевс сидел в задумчивости.

-Я не вижу пока смысла в устранении Масуда,- наконец сказал он,- не исключено, что после него к власти придете, кто-то более решительный и умный. Пока трогать его не надо. Сделаем это, когда придет время.

До Киева, наконец, добралось лето. В открытые окна высокого княжеского терема задувал теплый ветерок, принося запах цветущих трав и деревьев.

В большом зале, где по традиции проходил прием послов, князей, решалось множество вопросов, сегодня было малолюдно. Высокий княжеский престол пустовал. Сам Владимир Всеволодович сидел за общим столом, где кроме него сидели, его сыновья Мстислав Ярополк и Георгий (Юрий Долгорукий). Кроме них за столом сидел воевода Ратибор, совсем недавно приплывший в Киев, ему надоела, как он сказал, дурная возня новгородских бояр, хотелось новых приключений, да и по семье соскучился.

На столе стояли меды и множество закусок, но никто пока не притрагивался к еде. Сыновья были озадачены требованием отца, приехать в Киев, особенно переживал Мстислав, у которого были проблемы с боярами, отец совсем недавно перевел его в Белгород, поближе к Киеву, и он еще не успел там стать своим, и ему совсем не к месту, была эта поездка.

Владимир Всеволодович встал из-за стола, и начал ходить за спинами сидящих, это было не солидно, но он ничего не мог с собой поделать, ему так гораздо легче думалось, кроме того, такая манера вести переговоры, расстраивала концентрацию собеседников, что во многих случаях было немаловажно.

-Дети мои, - наконец, начал он,- много я думал о земле нашей русской многострадальной, сами видите, тянут ее князья в разные стороны по кусочкам, Стараюсь я изо всех сил своих единство сохранить, чтобы не разметали нас орды половецкие. Вот и сейчас собрал я вас, чтобы несколько дел порешать.

Первое, Мстислав, ты старший наследник стола великого, с тобой все это решено уже давно. А вот сейчас обговорим мы порядню, что в случае ежели, не дай Господь, что с тобой приключится, стол великий Ярополку отойдет. А уж потом писцы мои все запишут и скреплю я все княжеской печатью.

-Владимир Всеволодович,- подал свой голос Ратибор,- а как же князь волынский Ярослав Святополчич, он ведь по старшинству на стол великий должен будет сесть.

Мономах усмехнулся:

-А мне насрать, что Ярослав Святополчич скажет, как мы решим, так и будет. Сыновья пораженно смотрели на отца. На их памяти сквернословил он крайне редко. Видимо действительно допекли их батюшку склоки и раздоры.

Он сел во главе стола и налил себе в кубок заморского вина, это послужило сигналом, и все дружно накинулись на еду. Вооружившись ножами, князья резали куски мяса, и кидали их в рот, запивая проглоченные медами и вином. Через полчаса, когда все слегка осоловели, Владимир встал снова.

-Дети мои,- сказал он торжественно, - еще хочу обрадовать вас радостью великой.

Братья оторвали головы от тарелок и внимательно смотрели на отца.

-Дошла до меня весть, что жив ваш брат Глеб Владимирович.

Раздался металлический звук - это Мстислав уронил нож на пол.

-Батюшка, - раздался успокаивающий голос Георгия,- ну подумай, какой Глеб, уж больше десяти лет прошли с той поры несчастливой, манит тебя, наверно, кто-то, выгоды своей ищет.

Ратибор, сидевший рядом с будущим Долгоруким, побагровел, но не сказал ни слова.

- Нет, Георгий, донесли мне это люди, которым верю я, которым от этого никакого прибытку нет. И в лицо они его в точности узнали. Да вот и сам Глеб, не очень верит, что сын мне, память он потерял. Ежели манили, так уверял бы, что так все и есть.

-Ну, и где же этот наш брат предполагаемый живет?- вновь раздался скептический голос Георгия.

-А живет он в Царьграде, и в почете у Басилевса Алексея.

-Точно, манят тебя батюшка,- дружно закричали все три брата,- Басилевс и манит.

Владимир улыбнулся:

-Вот, как в воду глядел, знал, что вы так скажете, но дело, как раз в том, что не знает Базилевс про него ничего. Решил я сыны мои, что иду я вскоре в Царьград. Хочу я на Глеба посмотреть, самолично убедиться сын это мой или нет. И с Базилевсом замирюсь. Негоже двух державам христианским между собой враждовать.

Посему, пока меня не будет, оставляю я за себя на Киеве воеводу Ратибора, а вы все смотрите, чтобы никакого раздора между вами в мое отсутствие не было. А ты Гюрги особо смотри, знаю я тебя, чтобы с братьями не ссорился. Мне что, опять, как в детстве веник перед вами ломать? Братья молчали, пристыжено опустив голову. Владимир мысленно вздохнул:

-Хорошо хоть его дети и ревниво относятся к успехам друг друга, но пока не режут друг друга. А он еще одного собирается привезти? Нет, надо точно перед отплытием митрополита посетить, поговорить, в грехах покаяться и причаститься. Да скорее всего Никифор с ним напросится в поход, уже десять лет, как на родине не бывал.

Вслух он, конечно, ничего не сказал. Молодые князья молчали, они хорошо знали, когда можно спорить с отцом, а когда нет.

Но потихоньку все вновь разговорились, и теперь захмелевшие князья обсуждали, какой может быть их, еще не вполне признанный младший брат, про которого они больше десяти лет вспоминали только в церкви, когда ставили свечку за пропавшего в неизвестности мальчишку. Но все сходились во мнении, что Басилевс дурака к себе не приблизит, а значит ума у этого Константина, как он сам себя называл, вполне хватает.

Я занимался будничными делами, работы у меня хватало. После то, как Басилевс, понял, что моя служба достаточно эффективна, поручения следовали одно, за одним. Сам я уже почти не принимал участие в разрабатываемых операциях, да в этом уже не было нужды, мои воспитанники первого призыва быстро набирали опыт. Единственное, что я пока оставался мозговым центром всех разработок, из моих парней аналитики были слабоваты.

Обещанная награда Комнина, оказалась званием стратилата, но что мне было с этого звания. Все равно для всех окружающих я оставался просто обычным прониаром, которых в империи пруд пруди. Знали об этом только несколько чиновников, отвечавшие за выдачу жалования, которое, надо сказать стало очень даже неплохое.

В первой жизни такой зарплаты у меня не было.

Но вот в один прекрасный день в нашем доме появился запыленный гонец. Переданное мне послание гласило, что надо срочно явиться к великому логофету. Пришлось срочно собираться и ехать, думая, что случилось на этот раз.

На следующий день я входил в покои логофета Василия.

Я зашел к нему, как обычно, с низким поклоном и стоял у дверей, пока его секретарь не вышел из кабинета. Высокомерное выражение лица у Василия сразу исчезло, и он предложил мне присесть.

-Константин, хочу сообщить тебе, что в Константинополь вскоре прибудет великое посольство Руси, его глава сам великий князь Владимир Мономах. Надо сказать, что это решение князя было для нас неожиданным, еще весной, как нам сообщали наши источники, готовились полки для похода на Дунай. И вот такой неожиданный поступок. Базилевс озабочен, мы не понимаем, что послужило причиной такого изменения. Надеемся, что ты сможешь узнать эти причины, раньше, чем Василевс примет князя