Истина всегда конкретна, абстрактные лозунги пусты и вредны. Взятое само по себе требование сильного государства и лозунга государственности — есть пошлая и тупая долболобость не желающих думать болванов; это такая же вредная глупость, как требовать всегда солнца или всегда дождя. Первый вопрос, который надо сразу же задавать этим умникам: какое государство? чье государство? государство какого класса? А если в вашей стране государство прямо бандитское или церковно-инквизиторское, а если во главе государства Лжедмитрий, или государство в руках партии панков — и в этом случае вы скажете, что вы «государственники», что вы за сильное государство и за безусловное укрепление этого государства? Тогда как по-вашему должен был вести себя непатриот-негосударственник в фашистской Германии? Или вы полагаете, что любое государство, не ломая, можно превратить в народное, социальное и пригожее?

Самодержавию, помещикам, дворянам не нужна великая Советская Россия. Зачем монархистам-державникам сильная советская держава? Зачем рабам (крепостным крестьянам, наемным рабочим) сильное рабовладельческое (феодальное, капиталистическое) государство? Наоборот: угнетаемые всегда люто ненавидят силу своих угнетателей, и воспевать ее могут либо долболобы, либо ублюдки. Рабочие не имеют отечества — это значит, что классу трудящихся не нужно сильное полицейско-бюрократическое или буржуазно-демократическое государство. Оно защищает не нас, а наоборот, защищает правящие классы от нас. Оно прямо враждебно трудящимся, так же как и государство трудящихся будет враждебно бюрократии и капиталистам. Зачем сегодня трудящимся сильная полиция, не защищающая трудящихся, и сильная администрация, не подконтрольная гражданскому обществу? И рабочим, и буржуазии (поскольку они не у власти) совершенно не нужно и ненавистно это государство. Укрепление государства, поскольку оно не наше, укрепляет нашу несвободу. Все его успехи возможны только за наш счет и направлены против нас.

Что есть отечество? Государство, власть называет себя отечеством. Каждый сознающий себя класс готов ценой своей крови защищать собственное благополучие — свою власть, свою собственность, свой труд. Поэтому и рабочий класс вовсе не собирается защищать благополучие иных классов — ни капиталистов, ни бюрократии — именно благодаря которым он и не имеет собственного благополучия; тем более умирать за чужую собственность и чужую власть, которую власть называет отечеством. Это не наше, это их отечество: их власть и их собственность. Неужто, коль поменяла бюрократическая власть флаг и закон, то нашим солдатам стоит умирать за освященную новой конституцией и попами собственность спекулянтов и благополучие казнокрадов, называемое ныне отечеством?

Бытовое употребление слова государства как синонима державы, общества, страны, в которой мы живем — есть ошибка, приводящая к коренному заблуждению. Сильное государство сегодня — есть бесконтрольная власть налогинспекторов, милиции, администрации, министров, их помощников и замов, т. е. власть зажравшихся чиновников. Нашим лозунгом сильное государство станет только после (и никак не раньше) перехода политической власти в стране к представителям трудящихся, в лице выборных органов, для создания государства трудящихся. Даже в житейском разговоре смешивание понятий: страна, общество и государство — приводит к опасной логической ошибке: «мы живем в государстве» — а раз ясно, что не нужно разрушать то, где мы живем, значит не нужно разрушать это государство, — но это и означат оставить в покое весь существующий административно-бюрократический аппарат.

В условиях классовой борьбы «сильное» государство, может означать лишь «антивандальное» государство, как его самооборона для защиты от нападений со стороны ненависти народа. Хотя, разумеется, пропагандистское объяснение для этого — поддержание правопорядка. Государством содержится милиция — для защиты государства и собственности от народа, армия — для защиты того же государства и той же собственности от других государств; оба эти института служат народу лишь по остаточному принципу. Сильная буржуазия — есть всевластие денег; сильный рабочий класс — есть организованная армия труда, с которой вынуждены считаться и буржуазия, и администрация. «Сильное государство», строго говоря, это безответственная бюрократия, не подконтрольная народу, и коррупция.

Капиталистам не может прийти в голову выступать за сильные рабочие организации, боевые и сплоченные трудовые коллективы, революционные стачкомы, единые по всей стране забастовочные комитеты, а также за сильную госадминистрацию. Чиновникам никогда не придет в голову требовать самостоятельной и независимой от них буржуазии, а также организованного рабочего движения. Только идиот может желать кнута над собой; только полному идиоту безразлично, «сильная рука» будет за него или против него. Капиталисты мечтают о сильном государстве капиталистов, чиновники — о сильном государстве бюрократии. Рабочие выставляют лозунг государства рабочих, государства трудящихся, делая основной акцент на слове трудящихся. Совершенно понятно, что «сильная рука» президента не народного государства, представителя и защитника бюрократии, народу тысячу лет не нужна; такой президент пусть лучше будет слабый и слюнтявый. Достоин презрения крепостной, который бы сказал, что «лучше государство крепостное, чем никакого; это государство плохое, но лучшего у нас нет — потому пусть остается это». Жалок был бы негр-раб, который ратовал бы за сильную власть и великое рабовладельческое государство, которое как раз и побивает его плетью. Поэтому все сегодняшние «государственники» — прямые враги народу, трудящимся и стране, или же наивные дураки (если сами не в госдолжности). Если кто говорит о себе: «я патриот, я националист, я державник» — и ставит на этом точку, полагая, что это вполне достаточная политическая позиция, мы говорим: это — долболоб и осел, не понимающий путей и необходимости борьбы за права трудового народа. Зато наоборот: когда восставший трудовой народ повыгоняет из Кремля мерзавцев, когда рабочий класс станет властью в стране, врагом будет считаться тот, кто скажет, что не патриот трудовой народной власти.

Поддерживать ли нам государственных патриотов в такой-то стране? — Это смотря по тому, какое там государство, в руках какого класса там политическая власть. Если власть у местной буржуазии или бюрократии, то народу, рабочему классу и коммунистам — и нашим, и ихним — такое государство враждебно. Если власть у партии трудящихся — такое государство будет поддержано рабочим классом всех стран.

Коммунисту быть «в теории» государственником или державником и активно защищать далекую будущую социалистическую государственность уже сегодня, т. е. в то время, когда у трудящихся нет своего, социалистического, государства и своей державы, — значит улететь из реальности, из практической жизни в фантазию. Быть государственником, не имея своего собственного государства, равнозначно требованиям коммунизма и демократии на Марсе. Реальная борьба означает активное принятие одной из сторон сегодняшних классовых сил в классовой борьбе. Нет смысла говорить об очередных задачах советской власти, не завоевав советской власти.

Патриотизм может пониматься только как приверженность к настоящему, существующему положению вещей в стране. Абсурден патриотизм к России прошлых или будущих веков; такой патриотизм политически бессмыслен. Потому лозунг государственного патриотизма, национально-государственной идеи на деле означает, что не надо долбать существующую власть, оставить нынешних госчиновников в покое, на своих местах, сохранить систему в целости. Что может быть более желаемого и радостного для бюрократии, чем тиражировать госпатриотизм? А мы говорим, что надо со всей ненавистью долбать любую административно-бюрократическую власть, даже маскирующуюся народностью и социальностью. Поэтому «государственная идея» сегодня, при власти номенклатуры, реакционна.

Народу, трудящимся враждебна любая не социалистическая власть, поэтому мы говорим, что бесполезны «хорошие» законы при ненародном государстве, что бесполезно менять чиновников местами, нужно разрушать и менять систему. Никакого «консерватизма», никакой «стабильности». Завтра организованный рабочий класс, партия трудящихся придет к власти (т. е. сама станет государством), и вот тогда — и только тогда — государственная идея в один момент станет прогрессивной, ибо будет означать государство трудящихся, власть народа. Вспомним слова Ленина: «Мы — оборонцы теперь, с 25 октября 1917 г., мы — за защиту отечества с этого дня» [Ленин, 35: 395]. Никаких противоречий, никакой лицемерно-конъюнктурной смены тактики: днем мы пуритане, ночью — распутники. Не понимать этой диалектики и уже сегодня, когда не трудящиеся, а чиновники являются государством, говорить о «государственном патриотизме» — значит объективно выступать добровольным защитником этой самой антинародной власти.

Лозунг государственности и его вариации всегда принадлежит господствующей власти, правящему аппарату, в чьих интересах туман в мозгах его потенциальных ниспровергателей. Нашим этот лозунг станет тогда, когда организованный рабочий класс сам станет государством. Патриотизм и национализм сразу же станут первоочередной задачей, когда будет ликвидирован антагонизм классов, когда народ будет жить в своей стране без врагов. Коммунисты, рабочие, все трудящиеся мгновенно станут государственниками на следующий день после истинно русской коммунистической революции — начав строить свое, рабочее национальное коммунистическое государство, защищая свою власть, свои экономические интересы, свое государство, стоящее на защите их семей, их детей. Наше государство — это наши суды против бывших чиновников и рвущихся к власти спекулянтов. Это церковники пускай говорят, что всякая, абсолютно всякая власть от бога. Но ведь мы называем себя коммунистами, — коммунистам следует мыслить диалектически.

Летом 17-го года Ленин снял лозунг «Вся власть Советов» именно потому, что Советы были в руках меньшевиков и эсеров. И много позднее, когда Советы стали послушным органом советской бюрократии, этот лозунг также перестал отвечать интересам рабочего класса. Нет и не может быть вечных лозунгов, как бы красивы они ни казались. Как во времена самодержавия большевикам нелепо было выступать за «сильное государство», ибо то государство их вешало, так и сегодня коммунисты не должны выдвигать вчерашних лозунгов.

Когда чиновник говорит о любви к народу, это понятно — свою паразитическую сущность он вынужден маскировать словами о патриотизме, справедливости, социальности и т. д. Но когда простой человек, не имеющей ни госдолжности, ни капитала говорит о своей любви к «своему государству» (или к своему начальству) — не может быть ничего более мерзостного подобной безграмотности, интеллектуальной беспомощности и рабской сущности. Под понятием государства «подразумевая» страну, державу, и нашу Россию, люди сами подставляют голову своим палачам, ожидая увидеть в них своих спасителей. Именно потому марксисты во все времена говорили, что главный враг народа — тьма, безграмотность, бескультурье, мракобесие, черносотенство и поповство.

Разве не понятно, кому выгодно оболванивание народа кроссвордами, бульварным чтивом, гороскопами, телесериалами, поп-культурой и пошлой эстрадой? Это — не безобидная безвкусица, не злой умысел каких-то лиц, которых «бес попутал». Оглупление народа — это самозащита эксплуататорских классов. Каждодневная, непрерывная потребность власти и буржуазии — всеми доступными мерами, звонкими погремушками заглушать классовую борьбу в обществе: яркими фантиками патриотизма, национализма, футбольного или любого другого фанатизма, религией и т. п. отвлечь людей от реальных в обществе противоречий — противоречий классовых. Правительство, государство, радуясь нашей марксистской безграмотности, вместе с нашими горе-патриотами готово вместе кричать: «да здравствует патриотизм».

Нам нужно ясно понимать, что и «патриотический национализм», и «националистический патриотизм» — есть мерзость не сами по себе, а являются таковыми, поскольку отвлекают, сбивают действительно боевой и ударный ориентир, уводят от реальности в сторону дискуссий и фантазий, от прямых организационных задач к шаганию на месте, маханию руками и бесконечным словам.

Обложив удивленного еврея матом, назвав его «жыдовской мордой», невозможно решить национальный вопрос; самыми ультрапатриотическими криками и программами невозможно ни на грамм поколебать эксплуататорскую сущность государства и капитала, — самая бешеная энергия безопасно для всех уйдет в гудок. Выстраивать национально-освободительную борьбу народа нужно не национальной, а классовой пропагандой. Кто может приветствовать подмену реального строительства разговорами о «граде солнца»? — Только противники этого самого строительства. Истинным патриотизмом, истинным лозунгом русского народа может быть лишь лозунг классовой борьбы: борьбы рабочего человека за свои политические и экономические требования. Не достаточно ощущать собственное рабство — нужно ясно видеть пути своего освобождения. Политика — это борьба; необходимо понимать не только между кем и кем идет эта борьба, но и какими — конкретными, ясными — методами вести эту борьбу.

История не знает иных действенных средств борьбы народа против угнетения, кроме самой жесткой классовой борьбы организованных трудящихся. Святая ярость и свирепая ненависть должны быть направлены не в пустоту, а быть обрушены в заранее продуманное русло, на ясные цели, на конкретных врагов. Абстрактно-бесклассовый патриотизм и национализм конкретных врагов указать не может. Сегодня коммунистом может называть себя только тот, кто открыто объявляет джихад и полицейскому государству, и капиталу. На агрессию против нашей страны со стороны авторитарного государства и буржуазии рабочий класс должен ответить ответным ударом. Единственное оружие рабочих — организация.

Товарищи рабочие! Объединяйтесь по трудовым коллективам! Становитесь коммунистами! Единственная наша защита — рабочая партия. Иначе нельзя!

Врага нужно знать. Марксистское классовое понимание собственных интересов — есть половина победы. Криком нужно кричать о том, что интересы нашего народа, интересы нашей великой России, державы и интересы государства различны — противоположны и непримиримы. Государство — это не есть страна. Государство — это не наши просторы, леса, реки, не наша культура, наука, спорт. Государство вообще не имеет площади, а наоборот: страна — это территория, контролируемая государством. Государство — это группа лиц, как и любой класс, это только администрация, прокуратура, суды, милиция и армия. Государство — это не народ, а его насильник. Вся государственная пропаганда нацелена на смешение классовых ориентиров. Весь центристский язык нужно переводить классовым пониманием. Потому, по правилу, все государственное — как минимум не-народное, а в большинстве прямо анти-народное.

На языке центристов государственное — означает священное; на языке коммунистов государственное — значит административночиновничье, не больше. Что такое «государственный суверенитет»? — Это чиновничий аппарат, контролирующий страну в территориальных рамках, и признаваемый такими же соседними аппаратами, государствами. Что такое «объединение государств»? — Это не объединение народов, территорий, экономик, законодательств (единый паспорт, отсутствие таможни, беспошлинная торговля, единая конституция); это — объединение чиновничьих аппаратов.

Отбрасывая добрые, но пустые патриотические словеса, объединение России и Белоруссии может означать объединение бюрократических аппаратов — парламентов, правительств, президентов — в один, под единое начало, как объединение партий и блоков — есть объединение их лидеров и оргструктур. Создание Союза России и Белоруссии на нынешнем этапе — есть образование общих единых законодательного и исполнительного органов, слияние одних соответствующих министерств и подчинение других министерств общему центру — т. е. понижение на ступень статусов действующих бюрократических структур. Если бы возникло стремление к этому всего правящего класса (чиновничества), т. е. его экономическая заинтересованность, гарантирующая прямую выгоду, — объединение превратилось бы в простую формальность. Так же, как беловежские соглашения сулили прямую выгоду национальным республиканским бюрократиям и буржуазии, безотносительно с мнениями народов. Только класс трудящихся, став правящим, сможет проявить такое стремление к объединению. Только политическая власть народа (трудящихся) воссоединит единство народа.

Вопрос о едином Союзе, тем более советской союзе, может возникнуть (возникнуть реально, политически встав на повестку дня), когда налицо будут советские, социалистические республики. Только завоевание народом советской формы правления в этих странах будет означать начало, первый шаг к единой державе, социалистической империи. Любые иные разговоры о «восстановлении Союза Советских Социалистических Республик» — при реальном отсутствии и социалистических республик, и Советов как формы самоуправления трудящихся в них — есть лишь слова самоутешения безвозвратно далеко посланных.

Социалистический реванш возможен не в идеологических словесных перепалках, а в борьбе: класса на класс. Рабочий класс потерял Советский Союз, все соцзавоевания потому, что отказался фактически, а затем и формально, от лозунга диктатуры пролетариата в пользу «общенародного государства», т. е. общего и бюрократии, и рабочего класса. Рабочие потеряли власть именно потому, что советская бюрократия выдвигала лозунг просто государственности, просто патриотизма — без их классового определения. Крайне опасны ошибочные лозунги и сегодня. Если в советские времена лозунг общеклассовой (или бесклассовой) государственности и народовластия был верен на 50 %, т. к. рабочий класс пусть наполовину был у власти, то сейчас лозунг государственности на 100 % не верен. Нельзя цепляться за лозунги вчерашнего дня, как бы красивы и дороги ни были они вчера.

Нетрудно выяснить, откуда среди нас это заблуждение, откуда идет этот лозунг. Во-1-х, общее затуманивание мозгов самой ныне существующей государственной властью, подменяющей интересы всего народа своими, государственно-административными. Во-2-х, прежнее представление с «манифестовских» времен о том, что все, что во вред буржуазии — автоматически на пользу рабочих. В-З-х, тоска по империи, но без классового анализа: чья это империя. Русские рабочие — за социалистическую империю; любой иной российской империи мы враги. В-4-х, воспоминания о советском авторитетном государстве приводят к наивной мысли, что и любое другое государство, любая власть всегда стремится к социальной защите людей.

Сильное государство в нашем понимании — где центральная власть сильна не наемной армией и полицией, держащей до времени в повиновении население, а сильна поддержкой благоденствующего народа, организовывающего (сами, из себя) свою народную армию и милицию для защиты своей власти, своего достатка, своей жизни от возможного произвола чиновников или спекулянтов. Чью сладкую жизнь защищает сегодня милиция и армия? — В любом случае, не свою и не нашу. Охрана чьего благополучия лицемерно называется «защитой отечества»? Нет в мipe более справедливой идеи, чем цель государства трудящихся, где рабочие, т. е. весь народ, будет работать прямо на себя: т. е. не только за зарплату, а за непосредственное улучшение своей жизни в стране — без посредничества капиталистов и чиновничьего государства. Вот тогда защита своего отечества действительно станет почетной и всем народом уважаемой миссией.

Как в социалистическом патриотизме — патриотизме рабочих — нет места любви к капиталистам, так и в «государственном патриотизме» — патриотизме бюрократии — не может быть места любви к народу. Патриотизм — это любовь к своей родине. У рабочих — к социалистической, у капиталистов — к капиталистической, у чиновников-государственников — к своей, полицейской. У каждого своя родина. Нет и не может быть общей родины у всех классов. У хозяина и раба, у помещика и крестьянина общей родины нет. Только поп безуспешно пытается примирить всех. Сегодня у рабочего класса нет социалистической родины. Политически родина — понятие классовое. Любое неклассовое понимание родины никакого отношения к политике не имеет, как и «неклассовые партии» (партия любителей родины, партия политиков). Патриотизм чиновников — это их собственное благополучие; хотя на словах они — прямо пионеры на переднем фланге в борьбе за народное дело. Только отныне никто уже не поверит, что они и в самом деле все как один мальчиши-кибальчиши.

Патриотизм — категория классовая. Быть патриотом — значит защищать в т. ч. и свои экономические интересы. Патриоты объединены общими экономическими интересами, защищать которые выгодно. В этом случае анти-патриоты объединены также своими экономическими побудительными мотивами. Глубокая и вредная ошибка — пробовать объяснять патриотизм-антипатриотизм только некими нравственными критериями или любыми другими, кроме классовых, кроме экономических. Патриотизм равен желанию счастья себе и своим соплеменникам; но этого не достаточно, нужно уметь за него воевать. Этому учит марксизм.

В любом обществе главный конфликт — классовый — сознательно маскируется эксплуататорскими классами под национальные, религиозные, «идеологические» и иные с целью скрыть истинную сущность антинародной власти и лишить рабочий класс возможности докопаться до действительно эффективного метода борьбы. Неоценимую помощь напускателям тумана оказывает и безграмотность тех горе-коммунистов среди нас, весь «коммунизм и патриотизм» которых сводится к некоей былинной духовной категории и крутится вокруг портретика Сталина. Кому нужен духовный патриот, если он обходится без активной организации единомышленников для борьбы за экономические интересы своего трудового коллектива и за политические требования всего трудового народа? Дела делаются молча, а духовность требует болтовни. Общие пафосные и глупые лозунги, вроде державности, народничества, духовной верности России и т. п. — без связи их с классовым содержанием — есть болтовня и никчемность. Взятые как самостоятельные, они ни к кому не обращены и никуда не ведут.

Это такая же вредная глупость, как и взятый сам по себе лозунг о «диктатуре закона». А если закон направлен против рабочих? — а в эксплуататорском обществе вся правовая система направлена против рабочих, — тогда «диктатура закона» прямо означает диктатуру против рабочих. Есть диктатура государства над народом, и есть диктатура народа над государством. Диктатура — это не обязательно пиночетовцы с автоматами: государственная диктатура — это «легальное», законодательное закрепление бесправия народа и возможность государственного класса «легально» грабить и навязывать свою волю.

Диктатура восставших рабочих — это непосредственно власть народа поверх законов. Воля народа — есть закон. Право — понятие классовое. Внеисторическое, внеклассовое или «надклассовое» «право вообще» — это пустая абстракция. Марксист всегда спрашивает: кто реальный источник права? Какому классу в стране принадлежит право принятия, толкования и проведения в жизнь законодательства? Несоответствие конституции и реальности коммунисты должны трактовать в пользу рабочих, в свою пользу. Коммунист знает одно священное право — право рабочих на свою власть.

Почему наемные работники, трудящееся большинство народа бесправны? — Потому, что партия, стоящая за их интересы, не у власти. Чем бюрократическое эксплуататорское государство оправдывает свое верховенство над народом и обществом? — Тем же, чем рабовладельческое государство оправдывало бесправие раба: существующим законодательством. Но это само законодательство создано самим же эксплуататором в своих интересах.

До тех пор, пока народ считает свое угнетенное положение естественным, легитимным и постоянным, пока винит в этом кого угодно, но не государство и не капитал, — чиновники могут спать спокойно. Но стоит только обществу усомниться в «вечности» и «естественности» этого рабства — можно отсчитывать время до скорого краха всей системы угнетения. Поэтому там, где поднимается красный флаг — флаг трудящихся, флаг коммунистов — там бьется сердце борьбы за свободу.

Марксизм, как идея свободы, говорит рабочим: полицейское, буржуазное или церковное право не священно, но реально. И народ никогда не должен забывать, что есть более высокое право, по-настоящему святое и священное, — это право рабочего класса на свою власть. Абстрактное понятие демократии как «право народа на власть» — без классового содержания пусто. «Демократическое государство» — такой же абсурд, как и безоружная армия. Есть буржуазная демократия, есть демократия бюрократически-командно-централизованная, а есть социалистическая демократия. Коммунисты выступают воинственно против любого партийно-государственного устроения и «укрепления» демократии.

Партия рабочего класса — самая законопослушная партия, иначе антинародная госвласть ее давно уничтожила бы совершенно легально.

Но — внимание!! — законопослушным рабочий класс является до тех пор, пока государственная полицейская власть не применит к рабочим оружия и сама не преступит закон, сама не поставит себя тем вне закона — существующего и революционного.

Диктатура закона? — Да. Какого закона? Закона, навязанного полицейщиной и бюрократией обществу? — Нет. А закона, выработанного самими трудящимися в интересах трудящихся. Этот закон должна проводить власть рабочих, осуществляющая диктатуру своего закона — над бюрократией, над буржуазией, над всеми. Другого разговора, кроме колючей удавки у них на горле, эцилоппы не понимают. Кнутом и ошейником для коррупции может быть только организованная партия рабочих — власть трудящихся — диктатура пролетариата — наша диктатура! — социалистическое государство. Это — ужас для бюрократии. История классовой борьбы не знает других примеров.

Диктатура пролетариата — это диктатура большинства над меньшинством, именно: диктатура прежде угнетаемого большинства (народа) над прежде угнетающим народ меньшинством. Революционный закон рабочего класса карает государство за узурпацию власти у народа. Разрешение вопроса трудящихся — в организации, в установлении своей диктатуры — диктатуры трудящихся, подавлении своей утвержденной властью и бюрократии, и капитала. Диктатура пролетариата — наша диктатура! Это то оружие, которое рабочие могут создать только своей организацией, организацией коммунистической партии рабочих.

Товарищи рабочие, соединяйтесь! Соединяйтесь по предприятиям, по профсоюзам, по гражданским и общественным организациям. Соединяйтесь в рабочую партию! Особая осторожность — к «коммунистическим» чиновникам в наших рядах. Особая осторожность — к т. н. «губернаторам-коммунистам».

Время развеяло труху пустого агитпропа брежневских времен: диктатура пролетариата — это не фраза из книжки, не сухарь; диктатура пролетариата — есть применение законов шариата к классовым врагам трудящихся, к попыткам сопротивления прежде эксплуататорских классов. Законов' бескомпромиссных и волчьежестких. Никакую государственно-бюрократическую власть не напугать ни фашизмом, ни расизмом. Для власти бюрократии страшна, как смертельно опасная, только идеология коммунизма — как единое рабочее движение в стране, как угроза. Диктатура власти трудящихся — это намордник для бюрократии и чиновников.

Государство в России отвыкло от классовой угрозы со стороны пролетариата. Мы хорошо видим, как государство воспользовалось этим временем классового мира. Теперь, с нарастанием классовой борьбы, власть начнет обещать трудящимся (народу) социальные блага в обмен на возврат к классовому миру. Но марксизм учит видеть в истории урок, — и ставит под сомнение легитимность чиновников как обладателей политической власти.

Эксплуататорское государство и чиновники, его составляющие, довольны своим положением и стремятся к всеобщей любви и покою; они за консерватизм и стабильность. Эксплуатируемый народ полон ненависти к угнетателям, стремится к революции и не сложит оружия до тех пор, пока вся система угнетения не будет разломана.

Коммунисты всегда за стремление народа к свободе. Но мы против стихийности революции, мы против революции, если нет организованности рабочего класса, нет сети стачечных комитетов, нет ведущей партии и т. д. И вслед за сладкой для центристов фразы о том, что мы «против революции», нужно сразу уточнять: мы не против революции, а за партийную организацию рабочих.

Власть молится: если уж волнения или бунт неизбежны, то пускай они будут без идеологии или с любой неклассовой идеологией. Если восставший народ требует идеологию, то пускай-де она будет националистической, «патриотической», какой угодно, лишь бы не красной, не коммунистической, не марксистской, не классовой. Госвласти не страшна никакая неклассовая оппозиционная идеология. Для государственного самодержавия много страшнее даже небольшое выступление народа с политическими требованиями, чем серьезные волнения с требованиями экономическими. А уж хулиганские и стихийные бунты вообще никак не сотрясают политическую власть.

Идеология коммунистов простая: борьба трудящихся за свои права, диктатура рабочих против диктатуры бюрократии, классовая война против войны государства против народа. Диктатура пролетариата — это не самоцель ортодоксов, а единственное оружие рабочих, способное заменить собой диктатуру бюрократии, самодержавие чиновничества, всевластие государства. Трудящиеся не завоюют свободы, пока понятия Сталин, патриотизм, духовность не наполнятся ясным классовым содержанием и лозунгом не станут Маркс, Революция, Коммунизм.

Революционность — означает то, что рабочий класс не желает и не будет мириться с существующим произволом. Революционный класс не остановится ни перед чем — ни перед властью, ни перед кровью, ни перед попом — для завоевания своих прав. Нас не должно останавливать, что из ряс повылазят святые отцы при слове революция. Буржуазия и ее лакеи, государство, его идеология и его прихвостни говорят о любви и мире между угнетаемыми и угнетателями, о межклассовом примирении, на деле угнетая народ. Мы же открыто говорим, что сознательно сеем ненависть: ненависть к нашему угнетению и угнетателям. Не мир приносим, но меч. Рабочие — единственный класс, кого не пугает революция: нам нечего в ней терять. И вот этот лозунг у рабочих не «перехватит» ни центристская социал-демократия, ни один, даже самый коммунистический, «губернатор-коммунист».

Революция — праздник для угнетенных.