Ветер, цепляя прозрачными струями пыль, мусор и мелкий песок, гнал грязную серую массу в сторону Орти и рыбацких предместий Ортена. Вадим не вслушивался в крики ректора магической школы, вместо этого он отстранённо наблюдал за маленьким пыльным султанчиком, превратившимся под его взглядом в небольшой смерч, подхвативший с земли старую опавшую листву, которую неведомым образом занесло на каменное плато школьного полигона. Разноцветная листва кружилась в феерическом танце, то взмывая вверх, то медленно опадая вниз, чтобы в следующий момент быть вновь подхваченной спиралью рукотворного прообраза торнадо и взмыть в высоту.

— Вы меня, вообще, слушаете? — плеча Вадима коснулась рука ректора Валетта.

— А? — Белов потерял концентрацию. Смерч опал, листья, кружась, словно вытанцовывая вальс, разлетелись в разные стороны.

— Близнецы Всемогущие! Единый заступник! За что? За что? — взвыл ректор, зажав голову руками. От блестящей, словно отполированной бархоткой, лысины мага отразилось несколько солнечных зайчиков.

— ЧТО? ЭТО? БЫЛО? — ректор отвернулся от впавшего в прострацию Вадима, с интересом разглядывающего начальственную черепушку и решающего сложную задачу: можно ли смотреться в это блестящее чудо, как в зеркало? Между тем Валетт разъярённой гориллой навис над Сергеем Березиным и Валей Остапенко. Друзья нарушителя спокойствия были признаны им более вменяемыми.

— Я вас спрашиваю, что это было? — белугой проорал колдун, вперивая взгляд в земную молодёжь.

— Риктусемпра, — промямлила Валя, чиркнув для острастки ножкой.

— К-к-какая риктусемпра? — опешил ректор, бросив на магов недоумённый взгляд.

— Риктусемпра — от врагов, — пояснил Березин.

— О, Боги! За что? — повторил магистр сакральную фразу. — С вами никаких врагов не надо. Всё, с меня хватит, пусть с вами разбирается куратор. Вы слышите меня? НИКАКИХ ЭКСПЕРИМЕНТОВ! НИКАКИХ РЕКТУСЕМПР! Вам понятно? Понятно, я вас спрашиваю? — резко развернувшись, рявкнул ректор в лицо Белова.

— Понятно, — ответил он за всю гоп-компанию, продолжая индифферентно разглядывать груды щебня на школьном полигоне.

— Если понятно, то больше без наставника чтобы я вас на полигоне не видел! Зарубите себе на носу, что нельзя экспериментировать с нестабильными рунными схемами. Если вы неспособны запомнить прописные истины и плюёте на меры безопасности, то вам не место в школе. Я отказываюсь держать под боком нестабильное взрывное проклятье.

— Прошу прощения, мы всё поняли. Больше не повторится, — влез Сергей в патетический монолог.

— Верится с трудом, — ректор ещё раз суровым взглядом прошёлся по тройке нарушителей, обречённо махнул рукой и отправился в сторону портальной площадки. За первым лицом школы потянулась остальная свита, за всё время разноса не проронившая ни одного слова, но поддерживающая начальство морально. Белов, пожав плечами, тяжело опустился на нагретый солнышком валун, сил стоять на ногах у него не осталось. И как перед ректором не грохнулся? Вот это был бы номер:

— Короче, — сплюнув серую от пыли и песка слюну, Вадим кинул на Сергея и Валю такой взгляд, что тем моментально захотелось испариться, закопаться в землю, исчезнуть, лишь бы оказаться как можно дальше от разъярённого товарища. — Серый, ты мне должен, как земля колхозу. Без бутылки в кампусе лучше не появляйся, понял?

— Да ладно тебе, ничего страшного ведь не случилось. Всё пучком, чики-пуки!

— Помолчи, пожалуйста, я ещё не закончил, экспериментатор хренов. Ищите себе другую обезьянку для опытов. Я умываю руки. — Вадим грязно выругался, друзья удивлённо переглянулись, они ни разу не слышали от него матов. Матерящийся Белов — это нонсенс! До сегодняшнего дня они и представить себе не могли, что этот упёртый на учёбу тихоня знает такие слова.

— Березин, тебе сколько лет? — бушевал Вадим. — Скоро четвертак стукнет. Другие в твоём возрасте пятерых по полкам нянчат, а у тебя до сих пор детство в заднем проходе играет. И я с вами туда же. Ты хоть понял, что мы были на волосок от того, чтобы отбросить копыта?

— Да ладно, — легкомысленно отмахнулся Сергей. Он не стал поправлять коллегу по ремеслу, тем паче тот не на много-то и ошибся. «Четвертак» Березину исполнился три месяца назад.

— Какой «ладно», — Белов вскочил на ноги и буром попёр на старшего товарища, глаза парня превратились в бездонные колодцы. Березин попятился и закрылся силовым щитом. Валя отступила на пару шагов, радуясь, что разозлённый коллега — настоящий джентльмен и рук на девушек не поднимает, а вот Сергея ей было жалко. Того гляди конструктор заклинаний и рунных схем огребёт «горячих». Причём Вадим, потирающий в предвкушении кулаки, будет в своём праве. — Если бы я не догадался убрать из рунной схемы циклическую подпитку, то нас бы размолотило вместе с восточной стеной! Берёза, ты котелком своим хоть иногда думай. Кстати, моли Бога, что за нас не хилые денежки плачены, иначе бы мы уже летели отсюда и попёрдывали. Ректор бы нам быстро придал ускорение. Что молчишь? Я из своей зарплаты не собираюсь рассчитываться за твои грехи.

— Сознаю свою вину, меру, степень, глубину, — Сергей попробовал перевести ситуацию на шутливые рельсы.

— Сознаёт он, — буркнул Вадим, неожиданно успокоившись. Пнув ногой серый комок засохшей грязи, он примостился на прежнее место. — Придурок ты, Серый.

Березин плюхнулся рядом. Поёрзал сухопарым задом по нагретому камню и, оскалившись, выпалил:

— Классно получилось.

— Классно, — согласился Вадим, — только маны твоя лабуда жрёт море. Я весь резерв потратил на запитку.

— Валя, — улыбнувшись и радуясь, что гроза миновала, Березин подозвал девушку. — Планшетник дай.

— Сейчас, — ответила та, — держи.

— Белый, глянь, — Сергей вывел на экран компьютера сложную трёхмерную рунную схему. Разноцветные линии сопряжений и узловые силовые точки, окрашенные в разные цвета, издали складывались в некое подобие новогодней ёлочки, увешанной шарами. — Что посоветуешь?

— Э-э-э, — вглядываясь в модель, пробормотал «советчик», — убери циклическую накачку. Энергетический каркас надо проще сделать, а то я пока накачал его энергией чуть не сдох от истощения. Поработайте с Валюхой над общей конструкцией. Надо что-нибудь примитивней для запоминания и применения. Пока состряпаешь такую, тебя уже элементарно свинцом нашпигуют.

— Согласен. Убойно, но тяжеловато в применении. Да, Валюха, тут мы переборщили, — пробубнил конструктор, водя пальцем по экрану и заставляя вращаться силовую проекцию магического плетения. — Жалко такую красоту портить.

Сзади блеснуло и раздался тихий хлопок сработавшего портала. Продавив серебристую субстанцию, на площадку вышел подполковник Тихомиров — куратор второй группы, в которую входили земные маги в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет включительно. Подполковник, невысокий полный мужчина с круглым добродушным лицом, внешне напоминал колобка, но случись народному герою в его лице встретиться с лисой, то не факт, что Патрикеевна съела бы бабкину круглую запеканку. Скорее всего, с вероятностью в сто процентов, рыжую бы саму пустили на шашлыки. За внешностью милого добряка скрывался зубастый монстр, умело маскирующийся под белого и пушистого котёнка.

— Ну, братцы-кролики, чего вы опять натворили?

— День добрый, Валерий Степанович! — поздоровалась Валя, парни молча кивнули в знак приветствия. Тихомиров жестом успел показать, чтобы они не вскакивали.

— Ага, и вам не хворать. Колитесь, из-за чего наш добрый ректор вырвал себе последние волосы?

— Как сказать, — начал Сергей, как самый старший в компании.

— Словами, Березин. Желательно русским языком, а где, кстати, стена, которую гномы построили для полосы препятствий, а?

— Понимаете, товарищ подполковник, — оглянувшись на кучу щебня, некогда именовавшегося стеной, сказал Сергей. На этом его красноречие исчерпало себя.

— Ага, понимаю. Березин, только не говорите мне, что эта груда щебня — это ваших рук дело.

— Хорошо, не буду.

— Так-так, насколько я понял из объяснений ректора Валетта, стена была магически зачарована от разрушений. Белов, вы ничего не хотите добавить к словам Березина?

— Вы правильно заметили, Валерий Степанович, ключевое слово тут — «была», но против разработки этих двух уникумов, — Вадим некультурно ткнул пальцем в сторону Вали и Сергея, — зачарованная стена оказалась хлипковата.

— Вижу, не слепой. Ладно, проехали. Орать, как ректор, я на вас не буду, но последний раз предупреждаю: ещё один залёт и пакуйте вещички. Не хотел повторяться, но придётся. Когда вы, наконец, запомните, что все сомнительные эксперименты вы должны согласовывать с куратором группы и наставником?

— Валерий Степанович, мы же не специально, — состроила плаксиво-виноватую рожицу Валя.

— Не специально американцы Хиросиму разбомбили, а вы меня в гроб вгоните раньше времени и тоже не специально. Ладно, с ректором я договорюсь о предоставлении вам другой площадки. В горах и подальше от людей. Схему и заклинание пронумеровать и зарегистрировать в реестре. В горах отработаете плетение досконально, в журнале должно быть детальное описание и ваши предложения по применению. Свободны.

— Есть!

Чтобы не нервировать «Колобка», студиозусы второй особой группы Ортенской школы магии быстренько ретировались с полигона. В глубине души каждый из них знал, что нагоняя от куратора не будет. Распекал их подполковник для «галочки». Командование, наоборот, поощряло инициативу и приветствовало разработку новых магических плетений. Единственным требованием куратора и руководства школы было обеспечение мер безопасности. Как раз с последним у земных конструкторов, обстояло не ахти. Не смотря на все достижения вычислительной техники вроде последних моделей планшетных компьютеров, собранных на базе оптических чипов, спёртых с Игрума, не всегда удавалось рассчитать мощность активированного плетения и его действие. Последнее иногда расходилось с расчётными моделями, а мощность целиком и полностью зависела от силы и мастерства мага.

Ректор Валетт тоже поорал бы, да успокоился, если бы стеночка осталась цела. Сооружение возводилось бригадой гномов, и должно было стать одним из элементов полосы препятствий для натаскивания магов-боевиков. Кто знал, что магически усиленная стена падёт от натиска землян, не догадывающихся о её магических свойствах. Ещё раз нашли своё подтверждение древние истины: «Заставь дурака Богу молиться и он лоб расшибёт» и «Против лома нет приёма». Ректору, магам Тантры и драконам было грех жаловаться. За полгода обучения земные маги, специализировавшиеся на рунной магии, досконально изучили вопрос составления плетений, а наличие у них мощных вычислительных центров, позволило науку составления магических конструкций поставить на новый уровень. Молодые энтузиасты оказались охочи до экспериментов. В группе Вадима очутилось пять человек, общавшихся с компьютером на «ты», двое из них были доками в программировании. Одним из «док» была Валентина Остапенко — миловидная, пышногрудая русоволосая особа восемнадцати лет от роду. Всё бы ничего, не фанатей Валечка от Джоан Роулинг и сказочек о Гарри Поттере. Не сказать, что у девушки капитально срывало крышу, но все её разработки были с дифферентом в сторону поттеровщины. Разработанным рунным схемам присваивались названия из книг о приключениях шрамоголового гриффиндорца. «Силенцио» — звуковой полог, отсекавший звук непосредственно вокруг того, против кого применялось плетение. «Протего» — активный щит, поглощавший магические атаки. Был ещё десяток заклинаний из Хогвартской школьной программы, нашедших применение на просторах Иланты. Валечке в меру сил и способностей помогал второй гений магии и программирования. Причиной «вспоможения» был глаз, тут Вадим не разбирался — левый или правый, или оба вместе, без разницы, но этот глаз или глаза Сергей Березин положил на юную магичку и больше не убирал. Березин быстро показал всем, что Валя находится под его защитой и протекцией. Первое время душевные порывы парня девушка принимала за чистую монету, но потом разобралась в побудительных мотивах помощника. Долго ли, коротко ли, но во вторую увольнительную на Землю пара отправилась вместе. Валя повезла ухажёра знакомиться с родителями.

Вадим, которому остро требовалась практика в освоении сложносоставных рунных схем и плетений, выступал у парочки конструкторов в роли силового агрегата и испытательного комплекса, благо внутренние хранилища маны у него были как бездонная бочка.

— Белый, ты жрать хочешь? — спросил Сергей, подходя к кампусу.

— Спрашиваешь.

— Предлагаю смотаться в город, хочу кикирейских птичек, местная стряпня мне уже осточертела. Ты как, поддерживаешь?

— Одобрямс, только бы морду лица умыть да переодеться.

— Договорились, встречаемся через, — Березин посмотрел на Валюшу и внёс коррективы в не озвученную фразу:

— Встречаемся через час у ворот. До отбоя и закрытия калитки четыре часа, успеем и пожрать, и погулять. Не опаздывай.

— Не опоздаю. С тебя бутылка, не забывай.

Через час почистившие пёрышки экспериментаторы покинули пределы учебного заведения.

— Э-э, ребята, вы не знаете, что сегодня за праздник? — спросила Валентина, глядя на празднично разодетую публику.

Парни синхронно пожали плечами.

— Узнаем по дороге, — сказал Березин. — Идёмте, я жрать хочу. В Ортене вечно что-нибудь празднуют.

*****

Ортен праздновал День снятия осады и победы в прошедшей войне. Справедливости стоит уточнить, что официальный День Победы Тантра отмечает несколько позже, но горожане почитают именно этот день. День, в который в который четыре года назад тысячи защитников положили на алтарь свободы то единственное и дорогое, что у них ещё оставалось, свои жизни. Ритуал добровольной жертвенности позволил двум магам, жизни и смерти, исполнить древнее плетение огненного смерча. Бесчисленная орда «зеленух», диких зелёных орков из северных степей, в один миг превратилась в прах. Потом, были полчища лесных эльфов, потом были сражения на подступах к городу и на его стенах, потом была радость победы, но это было всё потом. Но именно этот день, величайшего массового самопожертвования ортенци считали вторым рождением для всех его жителей.

Людская река увлекла в своё медленное, цепкое течение земных студиозусов и вынесла к площади у Золотого моста. Медленный, несущий дань благодарности в своём скорбном молчании, людской поток огибал величественный памятный мемориал добровольцам. Каменное сердце, вырезанное из цельной глыбы красного гранита, пронзённое кинжалом, возвышалось над площадью. Монумент окутывала огненная корона. Земляне были ещё больше поражены, когда приблизившись, смогли рассмотреть, что пламя из пронзённого сердца состоит из тысяч и тысяч лиц людей, орков, эльфов. Все они стали благородным пламенем, очистившим землю Ортена от скверны. Земляне не учили историю Иланты и Тантры, но среди них не было ни одного, кто бы не знал об окончившейся несколько лет назад кровопролитной войне. Трудно было поверить, что цветущий город — Жемчужина Орти выдержал самую жестокую осаду в своей, более чем тысячелетней истории. Следы, правильнее — памятники войны встречались повсюду. Как-то земных магов вывезли на полевую практику. Лёгкие пассажирские левитационные платформы чуть покачиваясь скользили мимо яблоневых садов, неожиданно взору студиозусов на клочке выжженной земли, огороженной мерцающим защитным пологом, предстал саркофаг из прозрачного стекла с упокоенным одноруким зомби внутри. Не дожидаясь шквала вопросов, магистр гралл Леро, сказал, что в армии Тантры были подразделения добровольных зомби.

— Как это? — удивились многие ребята, озвучив вопросы вслух.

Оказывается, многие попавшие под неизлечимые и не снимаемые проклятия, а также воины, ставшие инвалидами из-за того, что вусмерть вымотавшиеся колдомедики не имели сил запустить у увечных регенерацию, добровольно отдавали себя в руки некромантам. Маги превращали добровольцев в зомби, формируя специальные команды. От простых неупокоенных добровольцы имели ряд отличий. Вследствие собственной прижизненной внутренней мотивации, зомбаки получались чрезвычайно подвижные и сообразительные, да и упокоить их было не в пример тяжелее обычных ходячих трупаков, ведь у них не было привязки и якорей на душе. Они понимали, на что шли. Подразделения зомби жестоко потрепали тумены «зеленух» и насмерть схлестнулись с ордами своих собратьев по недсмерти (звучит-то как), которых подняли шаманы орков из тысяч убиенных пленников. Отряды зомби выиграли немного времени для эвакуации крестьян и ремесленников за городские стены. Да, сурово. Парни и девушки вот вам урок настоящего героизма, на который вы начали поплёвывать сверху, забывая, что ваши деды не жалели живота на полях сражений самой страшной войны в истории Земли. Вы позабыли о беспримерном мужестве и самопожертвовании. Стыдно, когда вам об этом напоминает искалеченный боевым проклятием старенький преподаватель школы магии… Да-а, во всех мирах войны одинаковы — несут смерть и разрушения, на Иланте верят, что Близнецы не забывают героев, даруя им места на небесных чертогах. Ушедшие герои, как звёзды с небес, смотрят из пламени на живых с немым укором прошедшему и надеждой на будущее.

Сделав круг, река празднично одетых горожан растекалась на ручейки, расходилась по всей широкой площади над набережной. Друзья оказались у края площади, густо уставленного яркими, шатровыми навесами со столиками и ждущей посетителей ресторанной обслугой. Хозяева дорогих, но небольших ресторанов таким образом увеличивали число клиентов во время массовых народных гуляний.

Заняв ближний к выходу столик, изрядно проголодавшаяся троица получила вожделенный ужин. В животе удобно устроилась приятная тяжесть от съеденных кикириейских птичек, ароматного мясного салата и дорого выпитого вина. Необязательно быть гурманом и опытным самилье, что бы понять, хвалённые французские вина- это серая тень, жалкое подобие пред букетом и ароматом кроваво рубиновых, янтарных, нежно-розовых и чайных, благородных вин Горной Тантры. Виноделы сей юго-западной области заслуженно славились выращиваньем великолепных виноградников и искусством превращения солнечной ягоды в отменное вино. Совсем небольшая провинция с единственным, раскинувшимся в центре широкого горного плато, пятидесятитысячным городком славилась на всю Илланту десятками сортов винограда. Южные Скалистые Горы щедро дарили винной ягоде солнечное тепло, сладость и непередаваемый вкус. Трудолюбие и мастерство виноделов приносили провинции не только международное и межмировое признание, но и очень неплохой доход, лучше тирронских марок было только «Эльфийское игристое», но раскрученный за тысячелетия бренд доступен был совсем уж мажористой публике. Обычному студиозусу винишко длинноухих виноделов было не по карману.

Из пространных рассуждений, навеянных послевкусием выпитого и съеденного, Вадима вывел Березин:

— …как думаешь?! — откинувшись на спинку стула, закончил рассуждения Серёга.

— О чём? — не понял Вадим.

— Я о мемориале! Да ты не слушал? Витаешь где-то…

— …?

— В смысле, если без магии, чисто технически, ну там лазеры, например, чтоб лица в пламени?

Вадим глянул на товарища, перевёл взгляд на пустующее рядом с ним место:

— Брось Серёга, пустое это, а Валентина где?

Березин кивнул в сторону компании студентов Академии, расположившихся через два столика от них. Там же была о чём-то выспрашивающая, неугомонная, любопытная «сорока» Валя. Страстно желающая узнать подробнее, что за монумент установлен у Золотого моста. Наивная, простодушная Валя. Кто ж знал, что под мантиями студентов, не отличимых на первый взгляд от крыжопольской родни и сватов рязанских, окажутся отпрыски знатных аристократических родов. Подпив хмельного, они, видимо, уже не могли тщательно скрывать эмоции. Без сомнения, аристократы признали в соседях землян. Да и не признать было бы трудно. Другие манеры, раскрепощённость в общении, запредельное, нескрываемое любопытство, опять же стиль одежды. В общем, выделялись наши «белые вороны» на фоне местных радикально, потому и не вписались в общий «курятник».

Что они там говорили Валентине, за общим шумом Вадим не слышал, но, даже не являясь аховым менталистом и разумником, ощутил такую волну «помоев», накрывшую его с головой, что нестерпимо захотел под тугие струи душа. Не медля, смыть с себя нечистоты брезгливости и презрения. До чёса в пятках свербело желание пришлёпнуть засранцев, всех и разом.

Волевым усилием подавив приступ чёрного гнева, Вадим выложил на столик деньги за ужин и, тоном, не терпящим возражений буркнул Сергею:

— Забирай Валентину, и пойдём отсюда!

Вадим вышел первым, следом Серёга тащил ничего не понимающую жену, тараторившую один вопрос за другим, скоростью, не допускающей ответов:

— А почему мы так быстро? А зачем? Что случилось? А мы теперь в общагу, или куда?

Последний вопрос всё же удостоился ворчливого ответа:

— Да хоть вон туда, — Вадим указал в сторону широкой, каменной лестницы, ведущей вниз к набережной, — там скамейки и народу меньше.

Спустившись, друзья устроились на первой, свободной скамье. Возмущённая Валя наотрез отказалась садиться рядом с бякой Беловым и устроилась на другом конце скамьи. Муж виновато посмотрел на друга.

— Чего вылупился? Проваливай к своей ненаглядной, молодожён! — с явно наигранным упрёком отпустил Вадим.

Теперь «голубки» о чём-то заговорщически шептались, выясняя, какая стервь посмела цапнуть Белова за причинное место. Али, ничай, отравился, болезный, кикирейскими птичками? Несчастненький. Можа, какое противоядие ему вколоть?

Пытаясь успокоиться, Вадим вытянул ноги и, удобно устроив голову на округлой, внушительной спинке скамьи, уставился в ночное небо. Ах, что это было за небо!!! Взгляд, буквально, утонул и растворился в бездонном, звёздном океане. Не бывает на Земле такого яркого, объёмного и цветного ночного неба, разве что высоко в горах, где к звёздам ближе. Видение восторгала близость радужных туманностей, причудливо расплывшихся силуэтами мифических существ, свитые спиралевидные галактики, такие далёкие и такие близкие одновременно, будоражащие воображение скопления миллионов маленьких и больших «солнц» собирались в неизвестные созвездия. Лепота! Прекраснейший мир, необычный, загадочный и…

Блин! Мысль о людях сломала всю возвышенность созерцания небесной феерии. Да-а, прекрасный распрекрасный мир и люди здесь чуткие, добрые, прямо лапочки… Вадим зябко повел плечами и нехотя оторвался от созерцания звёзд, рассредоточенным взглядом окинул набережную. Ничего особенного, прогуливались парочки и небольшие компании с виду вполне обычных людей. Чёрт, чехарда мыслей и событий последних месяцев завертелась в его мозгу дикой каруселью. Сознание выхватывало из хаоса мельтешащих пазлов нужные и собирало общую картину. Этой, не располагающей к умозаключениям, праздничной для города ночью на Белова обрушилось понимание, почему его седалищный нерв постоянно искал на себя любимого приключений. Настроение, из заоблачно возвышенного в один миг рухнуло, пробив мостовую и застряв где-то ниже городского коллектора. На душе было неимоверно гадко. Сегодняшний ментальный инцидент в ресторане единым, жирным мазком сделал картину узнаваемой.

Люди, люди! Скажите, как в такой обстановке не заработать комплекс неполноценности? Когда чувствуешь нечто, а понять это нечто не можешь. О себе любимом думалось почему-то в третьем лице. Может это мудрая психика щадит рассудок?

Он тут который месяц сворачивал мозги в поисках ответов, а истина вот она, болтается на поверхности простым, тем самым, что никогда не тонет. И просто всё, как то самое, пришельцев считали людьми второго сорта.

Отдельный учебный корпус, отдельные кампусы, свой, ограниченно изолированный мирок.

Этот мирок — кокон ненадолго открывался внешнему пространству на редких, совместных с илантскими студентами лекциях и практикумах. Именно тогда Вадим чувствовал себя очень странно. Малый объём и поверхностность преподавания земным студентам дисциплин магии жизни и колдомедицины не позволяли толком разобраться в своих ощущениях, не позволяли влиять на состояние своего организма. Бурлящие гормоны, с неумолимостью лавового потока, напирали на психику, вызывая приступы раздражительности, резкие перепады настроения и малообоснованные, неосознанные, потому с большим трудом сдерживаемые, припадки гнева и тупой ярости. Всю неприглядность состояния окутывал липкий, навязчивый туман сексуальной неудовлетворённости. Непонимание причин всег8о этого страшно угнетало. Пытаясь как-то сосредоточиться, собраться Вадим костерил себя последними словами, совестил за мнимое слабоволие. Та же совесть, что родня медведю, либо спит, либо грызёт, не позволяла ему просто, ради физиологической потребности, переспать с какой — нибудь понравившейся, смазливой девчонкой. Были и томные взгляды, и недвусмысленные намёки. Не столько любовь, скорее верность Ирине останавливала его.

Теперь всё логично и объяснимо. Это снисходительно покровительственное, вроде как к детям малым, как к недоумкам каким, отношение большинства преподавателей, Вежливо холодное общение со студентами, особенно дворянского рода. В открытую никто не унижает и не провоцирует, явного высокомерия и пренебрежения тоже нет.

Улыбаются, лестно отзываясь о способностях и силе землян.

Скалят зубки, сушат дёсны в притворных улыбках. Прямо филиал японского дип корпуса — тридцать три улыбки на все случаи жизни и виды переговоров. А что же схоронилось в сознании, наглухо закрытом ментальными щитами? Там, скорее всего, осознанная уверенность, что до настоящей магической мощи землянам ой как далеко. Это как выставить на поединок груду накаченных мышц неандертальца, вооружённого узловатой дубиной против реакции и практики гибкого и подвижного испанского фехтовальщика. Мощь и всесокрушающая, неподъёмная для обычного человека дубина — страшное оружие в свалке боя. Махнул направо — улица, налево — переулочек. В единоборстве выступают иные критерии — скорость, маневр, обман, расчёт. Инертная дубина и реактивная шпага — результат предсказуем.

Нет, уверенность в превосходстве не главное, основное, тщательно скрываемое это банальнейший страх, завуалированный в скрытом сознании брезгливостью, неприятием и презрением. Неофициальная молва, заговорщически передававшаяся шепотком из уст в уста, относила землян к дикарям, варварам. Необузданных, неуправляемых варваров боялись и от того ненавидели везде и всегда, тихо и скрытно, но от этого было ещё более мерзко, противно и обидно.

Чем руководствовались спецслужбы обеих, заключивших сделку, сторон, используя соотечественников в какой — то своей, большой и не понятной игре практически вслепую, но результата они добились. Это же бомба замедленного действия. Конкретики нет, отношения — сплошная иллюзия. Чёрт их разберёт совсем. Тут ещё миуры эти, собак бешенных им на хвосты, достали своим ненавязчивым, до неимоверности раздражающим, вниманием. Что ни говори, как себя не успокаивай, а человеком второго сорта ощущать себя хреново. Злость берёт и руки чешутся пришибить кого-нибудь из снобов «местного пошиба»…

— Ой!

Внимание мгновенно переключилось на летящий через его ноги «снаряд». Ещё мгновение и сильные руки Вадима подхватили падающее тельце у самой земли. Белов не ожидал от себя такой молниеносной реакции, спасшей ребёнка от неминуемой встречи с шершавой брусчаткой.

— Ой! — без тени страха, скорее с удивлением, на Белова смотрели огромные синие глаза.

Это была маленькая, лет четырёх, девчушка с белокурыми волосами. Придав девочке вертикальное положение и отряхивая мантию, Вадим иронично заметил:

— Замечательный стиль ныряния «рыбкой», вот только для мостовой не совсем годится!

— А ты кто!? — девчушка запрокинула свою белокурую с серебристо снежным отливом головку, глядя снизу вверх на немаленького собеседника своими синими глазищами.

— А ты кто!? — в тон любопытной пигалице, присаживаясь на скамейку, поддержал разговор Белов. Синие глазки мигом уставились на лакированные симпатичные босоножки, украшенные серебряными застёжечками.

— Кто же ты, милое дитя? — улыбаясь, весело спросил Белов, машинально проговаривая слово «дитя» на русском.

— Вовсе я не милое дитя! — возмутилась девчушка, без запинки выпалив незнакомое слово, — я девочка, Тсуи!

При этом она грозно, как ей казалось, топнула ножкой. Дорогое, пышное платьице, белые, с помпончиками, гольфики, дорогие босоножки — её смело можно было отнести к знатному сословию. Острое ушко, вынырнувшее из серебристых локонов, капризно, но очень мило изогнутые пухлые губки и правильные, почти кукольные черты миленького личика выдавали в ней наличие эльфийской крови. Интуиция подсказывала, что это непоседливое, милое чудо не потерялось, а само сбежало от нянек, или родителей.

— Замечательное уточнение! Тсуи — это твоё имя?

Девочка посмотрела на него, как на недоумка, но всё же ответила, возмущаясь непониманию:

— Мама зовёт меня Тсуэль, а эти клыкастые баки — Тсуи, Тсуи, — явно копируя сюсюкающую манеру обращения тех самых баков, смешно передразнила малышка, — они на куриц похожи.

Мимолётная пауза и, негодующее возмущение сменилось интересом к персоне собеседника:

— А ты не бака? Ты такой большой, как тебя называют? Ой, очень на баку похож!

Неожиданно, мелкая бестия вплотную приблизилась к сидящему Вадиму. Маленькие пальчики, цепко и проворно вцепились в его нижнюю губу.

— Открой рот, показывай клыки!

Обалдевший от такого напора, Вадим автоматически открыл рот.

— Хм, — удивилась любопытная пигалица, — такой здоровенный, а клыков нет!

Ещё сильнее оттянув губу, чтобы громче шлёпнула, юный стоматолог безапелляционно заявила:

— Не-а, ты не бака. Ой! — пискнула девчонка, приседая. Видимо заметила кого-то за спиной у нового знакомца. — Спрячь меня быстрее, а то Лагра найдёт и в угол поставит!

Белокурый вихрь, не спрашивая разрешения, мигом юркнул под ученическую мантию Белова. С противоположной стороны скамьи за уморительной сценкой наблюдали притихшие Березины. Плечи супругов содрогались от сдерживаемого хохота, Сергей тихо похрюкивал в плечо нежной половины, Валя прикрыла рот руками, булькая носом. Вадим оглянулся на аллейку, ведущую к набережной и выделил взглядом из праздно прогуливающихся горожан, двух, явно озабоченных, спешно лавирующих между медленно фланирующими, женщин. Высокая, серокожая орчанка, придерживая перевязь с саблей, размашистой походкой приближалась к набережной. Более грациозно, но от того не менее спешно, за ней следовала рау. Сходство маленькой собеседницы и озадаченно осматривающейся молодой женщины со снежно белыми волосами и гордой осанкой было столь очевидно, что Вадим не сомневаясь, помахал рукой, привлекая внимание дам. Продолжая озорно улыбаться, он взглядом показал на мантию, под которой скрывалась беглянка. Орчанка понимающе кивнула, повела бровью и оскалилась в предвкушении развязки. Рау благодарно улыбнулась Белову и придержала телохранительницу под локоток, что-то нашёптывая той на ухо. Клыкастая понимающе кивнула.

Женщины, с полминуты изображая поиски, покрутились около Вадима, горестно-расстроено посетовали на судьбу и уселись на скамью. Эльфийка демонстративно вздохнула:

— Что же теперь делать?!

— Госпожа, не переживайте вы так, — успокаивала её орчанка, — Тсуэль уже большая девочка, сама знает дорогу домой. Захочет кушать и придёт.

Мантия подозрительно зашевелилась, чуткий слух Вадима уловил бурчание, доносившееся из желудка мелкой разбойницы, орчанка улыбнулась. Сверкнули острые клычки.

— Да, Лагра, Тсуэль взрослая и дорогу домой знает, вот только Ания и Керр расстроятся. Что мы им скажем? Они ведь с подарками прилетели.

Договорить она не успела. Мантию будто воздушным потоком подбросило, и под ноги вставшей напротив Вадима орчанки выстрелил реактивный снаряд, едва не сшибив телохранительницу.

— Дядя Керр приехал, дядя Керр приехал! — звонко и восторженно завизжала маленькая юла, кружась и приплясывая.

— Тсуэль!

— А какие подарки они привезли?

— Тсуэль!!

— А Тыйгу тоже приехала?

— Тсуэль!!! — рау поймала девочку за руку.

— Я больше не буду, мамочка! — нисколько не раскаиваясь, пообещала проказница.

— Тсуэль! — женщина добавила в голос суровости и укоризны, — Как вы себя ведёте, молодая леди?! Дома вас ждёт серьёзный разговор с папой, не надейтесь на заступничество Логры и Ании.

Девочка спряталась за орчанку.

— Керр очень обиделся, что вы не встретили его!

— Я попрошу у дяди Керра прощения! Я больше не буду!

Будет, ещё как будет, вон, озорные чёртики скачут в синих глазках. «Свежо предание…», а как же, а пошалить? Оторва и актриса растёт на радость родителям и на горе прислуге и наставникам.

— Графиня тег гралл Сото, — нарушая все нормы этикета, представилась эльфийка, обратившись к Белову, — разрешите принести извинения за поведение моей дочери.

— Белов Вадим, моё почтение, — Вадим встал со скамейки и поклонился по всем правилам этикета. Эльфийка скромно улыбнулась. — Право, не стоит извинений, леди Сото! Ваша дочь, очаровательный, весёлый ребёнок, а маленькое происшествие доставило мне массу приятных впечатлений. Было весело.

Перекинувшись несколькими, ни к чему не обязывающими и не выходящими за рамки этикета фразами, леди попрощались с Вадимом. Орчанка взяла девочку на руки и женщины отправились к лестнице, ведущей на площадь. Девочка, глядя через плечо орчанки, помахала рукой, прощаясь с новым знакомым.

Вадим, с грустью в глазах, проводил взглядом случайных знакомых. Сколько себя помнил, он мечтал о младшей сестрёнке. Тсуэль идеально подходила под образ, который он когда-то придумал. Постояв застывшей статуей несколько минут, парень ухмыльнулся уголками губ — попьёт девочка кровушки с родителей и наставников. Если в таком нежном возрасте бунтарский дух из неё так и хлещет, что же будет, когда она подрастёт? Туши свет, бросай гранату. Орчанка не представляет, какую бомбу она держит на руках — оружие массового поражения. Или, наоборот, очень хорошо представляет. Вадим улыбнулся ещё раз, поискав глазами высокую воительницу, но той уже след простыл.

— Кхе-кхе, — ехидно откашлялась Валентина, — Упасть не встать, бака Белов влюбился! — Валя оттянула Сергею нижнюю губу, раздался смачный шлепок. — Теперь я знаю, как привлечь его внимание! Буду продавать секрет девчонкам. Милый, какую таксу заломить?

— Дура ты, Валюха, и мужик у тебя дурак, что ржёте, как лошади? У меня овса нет, — лениво отмахнулся Вадим.

— Белый, ты не мажься, какие твои годы, отправим тебя годика на три на Землю. Глазом моргнуть не успеешь, как потоки времени нивелируют разницу. Представь, как она оттянет тебе губу через три года! Ч-ч-п-О-к!

— Придурки!

— Да ладно тебе, не парься. Прям пошутить нельзя.

— Мальчики, — Валя взгромоздилась на колени мужа, — я танцевать хочу! Что мы как присохли к этой скамье.

— Кто ж тебе не даёт? — Вадим стрельнул глазами в сторону эстрады у самого берега пруда.

— У-у-м, Серёжа… Серёжа-а-а, дорого-о-ой, ум-м, я устала сидеть.

— Ага, разомнись, Берёза, скоро корни в землю пустишь. Иди, покажи аборигенам почём фунт украинского сала, порви их на британский флаг, — поддел Вадим.

— Пуся, ты как? — укусив жену за мочку правого уха, спросил Сергей. — порвём засранцев?

— Мусенька, ты — бэст! Давай пасадобль?

— Ладно, я быстро! Пуся, не тормози! — лёгкий шлепок по упругим ягодицам, направил девушку на эстраду.

Что это было? Вадим впал в прострацию, что он не знает о своих друзьях? Ребятки спелись и решили отжечь по полной? Похоже на то. Пасадобль, Белов нахмурился, вспоминая подробности. Кроме того, что это латиноамериканский танец в голову ему ничего не приходило, тем паче будет интересно посмотреть на реакцию местной публики на зажигательный ритм.

Сергей вьюном просочился к музыкантам, на пальцах объяснив последним, что с них требуется, покивал, сунул главному заправиле звонкий гонорар и вышел к партнёрше, застывшей посреди эстрады. Посетители ресторации, предчувствуя представление, покинули танцевальную площадку. Заткнулись за своим столиком школяры. Пара танцоров застыла друг напротив друга. Зазвенели бубенцы, сначала тихо, потом громче, ударил бубен, пальцы троих музыкантов пробежались по струнам инструментов, так похожих на родные гитары. Миг, и над прудами поплыл настоящий испанский мотив с прищёлкиванием и кастаньетами.

Застывшая посреди площадки пара пришла в движение. Это были страсть и поединок взглядов, бой быка и матадора. С каждым полушагом Сергей и Валя всё больше и больше вливались в образы и навязывали музыкантам ритм, которые сами включились в действо, завороженно следя за парой на эстраде. Тореро грациозно управлял мулетой, вившейся вокруг него и под конец танца вырвавшейся из рук и превратившейся в грозного быка. На последних аккордах бык пал к ногам тореадора, сражённый острой сталью. Смолкла музыка, застыли танцоры, Вадиму казалось, что он оглох от навалившейся на набережную тишины, но стоило ему хлопнуть в ладоши, как собравшаяся публика взорвалась аплодисментами. Валя и Сергей, взявшись за руки, грациозно поклонились восторженным зрителям.

— Ну, вы, блин, даёте!

— А то! — улыбка Вали сверкала ярче вспышки фотоаппарата.

— Жжёте, ребята! Не знал, что вы занимались бальными танцами.

— Так получилось, — состроив скромную овечку, ответил Сергей, — Я хотел на карате, а мама мечтала о танцах. Пришлось совмещать.

— А я не хотела на карате, и мне повезло, что ты ходил на танцы.

— Да, Берёза, яйца тебе не мешают!

— Фу-у, Белый, как вульгарно. Какие будут дальнейшие планы? Ты не расстроишься, если мы тебя покинем?

Вадим повёл бровью, рассматривая раскрасневшиеся лица танцоров, окунувшихся в страсть. Неудивительно, что их потянуло на продолжение огненной Самбы. Судя по взглядам, бросаемым молодожёнами друг на друга, танцевать они мечтают не на эстраде, а где-нибудь в тихом месте и с отсутствием советчиков.

— Не маленький, не потеряюсь. Вы это, к завтрашнему вечеру вернитесь.

— Не боись, солдат ребёнка не обидит! Му-у-ся, ты меня лю?

Подхватив со скамейки мантию, Вадим прогулочным шагом пошёл вдоль пруда. Тихий, неспешный променад, без осмысленного маршрута и без особой цели, просто, чтобы насладиться царящей атмосферой праздника. Хватит с него чёрной меланхолии и тяжёлых дум.

Опоздать к закрытию ворот школы он не боялся. Чёрт с ним, ночи нынче тёплые — не замёрзнет, к тому же ресторации, в честь праздника, открыты до пяти утра, всегда можно согреться горячим чаем с нежнейшими булочками или взбодриться отваром бодросила.

Гуляя по вымощенным дорожкам, он не заметил, как ноги, отключенные от разума, привели его к площади около моста. Стрелки на часах показывали половину четвёртого ночи, улицы, парк и ресторации давно опустели, многие заведения, несмотря на объявленный график, погасили огни и закрылись до следующего дня. Всё правильно, завтра у мастеровых, ошибочка, уже сегодня — наступит новый рабочий день, гулять, как он, им непозволительно. Поражаясь безмолвию, царящему в центре города, хотя два часа назад здесь можно было оглохнуть от гвалта, даже местные родственники сверчков, обычно яростно играющие на «скрипках», закруглили концерт и забились по щелям, Вадим направил стопы к мемориалу.

Осторожно коснувшись каменного сердца, Вадим отдёрнул руку. Светящийся мрамор обдал его жаром. Вырвавшийся из глубин камня огненный протуберанец распался на множество язычков, сложившихся в буквы и слова.

— Огонь души сильнее холода Хель, — завороженно глядя на пламенные буквы, прочитал Вадим. — Они умерли, желая жить.

Огонь погас, слова рассыпались искрами. Затухающие красные точки упали на плитку мостовой, превратившись в серый дымок, потянувшийся вверх тонкими серыми струйками, которые постепенно наливались красным, сливаясь вместе, пока не вспыхнули ярким пламенем, обратившись в пышущего жаром феникса.

— Пламя ушедших возродится в сердцах оставшихся, — исторгло сердце очередную эпитафию.

— Мир не меняется, — прошептал Вадим, — везде всё одинаково. Везде.

Он посмотрел на иллюзорные лики, плывущие над мемориалом.

— Вы уже сгорели, а наша топка только раскочегаривается. Мы тоже сгорим…

— Если будете покорны судьбе и как тупые бараны позволите перерезать себе глотки!

Белов резко развернулся. Он не почувствовал приближение человека и сейчас его «сонар» видел «слепую кляксу», за глаза лицезрели высокую, пожилую орчанку. Одежда и вид орчанки порвали очередной шаблон в разуме парня. Светлый цвет кожи, мягкие черты лица, испещрённого тонкими морщинами, бежевое приталенное платье, украшенное вязью апликаций, также воротник украшало полтора десятка хвостов горностая, на подоле и широких рукавах меховые опушки. Седые волосы орчанка увязала в тугой шар, став похожей на каноническую Минерву Макгонагалл из приснопамятной поттерианы.

— Сгорают люди здесь, — удивительно тёплый палец орчанки коснулся центра лба Вадима. — Перегоревшие теряют волю…

— Всю жизнь думал, что они теряют себя, миледи! — не зная, как правильно себя вести с клыкастой, Вадим выбрал беспроигрышный вариант земного обращения, с дури ввернув слова про теряемое. Надо же хоть как-то поддержать беседу и перевести дух от внезапного появления женщины. Старая кошёлка, а если бы он «пригрел» её «плетью»? То-то королевские дознаватели повесились, слушая, что здоровенный мужик прихлопнул бабу от испуга.

Мысленно успокоившись, Вадим неслышно выдохнул через плотно сжатые зубы, за пазухой у него в полной готовности сверкало гранями несколько атакующих плетений и «Редукто» было не самым сильным из них. Перехватывая инициативу и подхватив руку орчанки, поражаясь нежной, можно сказать девичьей коже, он коснулся тыльной стороны ладони старухи. Или не старухи? Лик орчанки постоянно изменялся, словно был сделан из воды.

За внешней бравадой и уверенностью парень старался скрыть шок и растерянность. Престарелая дочь степей подкралась незаметно, обманув, как думал Белов, все его сверхчувствительные органы чувств. Он-то заслуженно гордился способностями сенсора, помогающими держать в поле зрения невидимых и неуловимых миур. Постоянно держать себя в напряжении было утомительно, но радиус в пятнадцать шагов контролировался подсознательно. И тут такой конфуз. Тем обиднее был чувствительный щелчок по носу. И от кого, скажите? От орчанки! Горечь рухнувшего вниз и разбившегося вдребезги самомнения подслащивали татуировки на шее и руках седовласой нарушительницы охранного периметра. Цветная вязь наколотых рисунков проглядывала из-под мехового ворота и длинных рукавов платья, да наборный пояс, который охватывал талию рослой женщины. Символы на руках и поясе имели право носить только жрицы оркской богини-матери, причём отнюдь не простые послушницы. Судя по поясу и по тем крупицам знаний, которые были известны Вадиму, жрица занимала не последнее место в табели о рангах среди служителей богини. Горбатым лебедем вставал вопрос — что клыкастая потеряла в Ортене? Искала новых послушниц? Вряд ли, сомнительно сие. В большинстве своём местные орки впитали верования людей и поклонялись либо Близнецам, либо Единому. Лишь немногие северные переселенцы сохранили веру предков и возносили молитвы Хыраду, да прочим персонам из оркского пантеона богов. Тайли-матерь почитали белые орки Степи, а также их серокожие соплеменники, захватившие широкие прерии за Мраморным Кряжем. О «зеленухах» речи не было. Последних основательно выбили и проредили все стороны недавнего военного конфликта. Беженцы, перебравшиеся за горы, не нашли «земли обетованной» по ту сторону хребта. Передравшиеся вожди зеленух стали лёгкой добычей для тяжёлой конницы коленных ханов Степи и экспедиционных корпусов Риммы, усиленных миурами и драконами.

«Тайли-матерь», — вспомнил Вадим имя божественной сущности клыкастого племени.

— Хм, трудно потерять то, чего нет, — хмыкнула жрица, окатив парня взглядом тёмно-карих, шоколадного цвета глаз. Взор клыкастой не оставлял сомнений в личности «ненайдёныша», которому нечего терять, ведь ещё ничего не найдено.

Вадим опешил, слова, готовые сорваться с языка, застряли в горле. Кашлянув, он процедил:

— Миледи, извините, но не кажется ли вам, что…, — язвительным тоном, с чуть обозначенной издёвкой, начал Вадим, но был перебит собеседницей.

— Не кажется, — сказала, как отрезала, орчанка.

Странный разговор. Впав в некую прострацию, Белов гадал и терялся в предположениях, какого ляда жрице надо от него? Ага, старушка, страдая от бессонницы, вышла побродить по ночному городу, изливая маразм на головы встречным землянам. Делать ей не фиг, вот и компостирует неокрепшие мозги юных хумансов. Загадочная старушка. Хотя в чём-то она права…, чёрт её задери.

— Пойдёшь со мной? — нарушила неловкое молчание жрица.

— Э-э-э, — завис окончательно деморализованный Белов.

— Э-э-э, куда? — промямлил он враз пересохшим горлом.

— Искать себя.

— Искать себя?

— О, Великая Тайли! Я, что, с глухим разговариваю?

— Миледи, я не совсем вас понимаю.

— Мне нравится это слово, — орчанка улыбнулась, — не знаю его значения, но улавливаю смысл. «Миледи» — звучит красиво. Разрешаю звать меня так. Миледи…, а ты совсем не понял сказанного. Жаль, я думала, что молодое поколение здраво умом.

Вадим закатил глаза, мелкими шажками отступая от эксцентричной и явно полоумной женщины. Чур, его, чур! Ему для полного счастья только сумасшедших старух не хватало, будь они хоть трижды жрицы с сакральными знаниями, хоть послушницы с ветром в голове. Дурдом на выезде, одним словом и пока тебя не записали в пациенты, надо делать ноги.

— Извините меня, миледи, но мне пора. Приятно было познакомиться, — изобразив поклон, Вадим стремительно развернулся к орчанке спиной и остался стоять на месте, пригвождённый фразой старой жрицы:

— И ты бросишь мечту стать целителем? Выкинешь в мусорную кучу стихии?

— Что? — замерев, Вадим полуобернулся и посмотрел в глаза жрице.

— Я вижу переданный дар, ещё немного и он умрёт окончательно. Твоя тёмная сторона перевесит на весах равновесия и останется некромант-убийца, способный отбирать жизнь и потерявший возможность её дарить. Тебя это устраивает, быть одноруким калекой? Получить дар и загубить его, мальчик, мне жаль тебя.

Второй раз за вечер на Вадима напал ступор. Оценивая слова старухи, он поник головой. Как это ни горестно, было больно признавать её правоту. Чёртова бабка — наотмашь била по самому слабому месту. Как она угадывала его болевые точки? И что она к нему прицепилась? Хуже репейника — не оторвёшь. Главное, слова сумасшедшей запали в душу и больно жгли опалённое ненавистью нутро. Надо обладать недужим талантом, чтобы в пять минут вынести мозг до основания и вроде двумя-тремя словами перевернуть всё с ног на голову. Орчанка таковым талантом обладала и, несомненно, виртуозно его применяла. Вроде сказано всего ничего, пара тычков пальцем в небо и ты, разинув рот, уже стоишь перед привокзальной цыганкой, обчищающей твоё бабло.

— Выбор или его отсутствие определяют бытиё всех разумных существ, — несколько нешироких шагов позволили жрице вновь оказаться рядом с Вадимом. — Есть третий вариант — иллюзия выбора. Что ты предпочитаешь?

— А что вы предлагаете? — в Вадиме умер одессит.

— Я предлагаю выбор, но первый шаг должен сделать ты сам.

— Выбор…, — молодой высокий парень и пожилая, не менее высокая женщина со стройной мускулистой фигурой, скрытой свободным белым платьем, с высоты Лайлата смотрели на рукотворные магические огни, заливающие тёплым светом территорию школы магии и российского представительства, занимавшего здоровенное здание, построенное в готическом стиле, что притулилось рядом с привратной площадью.

— Я не заставляю тебя отказаться от клятв, — сказала женщина, — но обязуюсь передать знания и помогу обрести себя. Ты сейчас потерян, как щепка в реке. Никак не прибьешься ни к одному берегу и сам осознаешь свою беспомощность, душевно терзаясь опутавшей тебя паутиной долга. Сделай выбор…

— У нас говорят, как говно в проруби.

— Тоже верное утверждение, — ухмыльнулась орчанка.

— Предлагаете сделать финт ушами?

— А что, мне нравится, как это звучит.

— Смогу ли я вернуться?

— Глупый вопрос. Кто тебя остановит, скажи мне. Я никого не собираюсь держать силком. Уйдёшь, когда придёт время или почувствуешь, что пора оставить ученичество. Не бойся стать сильнее. Вашим ханам и князьям нужны сильные бойцы, твоим близким потребуется защита. Они, — палец орчанки ткнул в сторону школы, — превращают вас в крибоких калек. Я достаточно долго наблюдаю за твоими соотечественниками. Вы чужие здесь и сами осознаёте ущербность навязанного обучения. Ты не первый иноземец, у которого я вижу проявленный дар. Удивительное племя…, — в руках орчанки будто сами собой возникли нефритовые чётки, щёлкнула первая бусина. — У вас дар передаётся из поколения в поколение. Скажи, в вашем мире же нет магии?

Вадим кивнул, молча переваривая откровенности, льющиеся из уст жрицы.

— Откуда вы знаете о передающемся даре?

Жрица искоса посмотрела на молодого человека, бусины чёток застучали с удвоенной скоростью.

— Я и говорю — удивительное племя. Вы сами понимаете природу дара? Вижу — нет.

— Вам нравится тыкать меня в дерьмо? — съязвил Вадим.

— Не стоит принимать близко к сердцу обычную констатацию фактов, ничего личного.

— Ответьте на один вопрос, почему я?

— Орки жили на Иланте задолго до прихода драконов и прочих разумных. В незапамятные времена магии в нынешнем виде, как таковой, не существовало. Но даже тогда шаманы общались с духами предков и природы, взывали к стихиям и богам, прося дождя, силы, приплода или удачи. Орки обращались к другим силам, не черпая ману из окружающего мира. Не так просто было стать посредником между мирами духов и людьми, только владеющая даром могла стать шаманом. Почему благость богов падала на одних и обходила стороной других, я не знаю, но лишь у жриц Тайли дар передавался по наследству. От матери к дочери. С приходом драконов дар стал просыпаться у мужчин. Они становились магами и колдунами, но не могли поддерживать связь с духами предков — этот дар оставался прерогативой жриц Тайли-матери. По твоим глазам вижу, что ты начал догадываться…. Да, ты первый мужчина, у которого я зрю яркий наследственный дар Матери Богов. У твоего народа много мужей, отмеченных дланью Богини, но твой огонь полыхает ярче.

— Понятно…, а все жрицы богини умеют скрадывать своё присутствие?

— Тайли с тобой, если бы искусство тени было таким лёгким, оркам не было бы равных. Нужно быть первой жрицей храма, чтобы овладеть им, но я научу тебя, — последнее прозвучала так, что парень непроизвольно вздрогнул. Орчанка словно обещала вечные муки. Если бы Вадим знал….

«Ира, прости», — подумал Вадим, поворачиваясь спиной к школе и выставляя левый локоток.

— Миледи? — он принял решение, сделав финт ушами.

— Мне нравится это слово, — сверкнула белозубой улыбкой орчанка, подхватывая руку молодого человека. — О кошках не беспокойся….

— Кошках? — не понял Вадим, орчанка стрельнула глазами в сторону парковой зоны, откуда к площади приближалась пятёрка «клякс».

— Кошках, как их ещё называть?